Текст книги "Смерть по расчету"
Автор книги: Николай Леонов
Жанр: Крутой детектив, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Больница далеко у вас тут?
– У нас фельдшер через два дома живет.
– Звони, а лучше скажи адрес, привезу сейчас. Плохо Пироговой, сахар упал, а у нее диабет.
Дежурный вытащил в ответ белые таблетки из кармана:
– Глюкоза, пускай рассасывает пока. У сына такая же проблема, я всегда с собой таскаю. Пускай рассосет парочку, я сейчас организую фельдшерицу. – Полицейский опасливо взглянул на дверь кабинета: наедине с полуобморочной старухой ему оставаться совсем не хотелось.
Лев махнул ему в проеме двери – действуй, а сам уже выламывал из обертки пару белых кружков для тяжело дышащей женщины.
Через несколько минут в кабинете началась суета: фельдшер измеряла давление и уровень сахара, дежурный бегал с чашками, наливая еще чай, парочка с паспортом с любопытством заглядывала через щель в кабинет, источая запах перегара.
От «Скорой» и больницы старуха отказалась, ей стало лучше после таблеток. Она основательно уселась на стуле и буркнула:
– Ну все, отлегло. Давайте освобождайте помещение, а то набежали, как куры на зерно.
Когда в маленьком кабинете воцарилась тишина, Пирогова вздохнула, наклонила голову и, не поднимая глаз, начала говорить:
– Муж всю жизнь пил и бил, это деревня, здесь все так живут. Ради детей терпела все, крутилась как могла. Школа, ферма, огород, корова, куры. Иногда закрадывалась мыслишка, что, может, бросить все и уехать с детьми, да страшно, кому я нужна. Ни образования, ни профессии, только и умею, что коров доить да за поросятами убирать. Некогда было профессии получать, я детей поднимала как могла, с пяти утра всех накормлю и на работу бегом, вечером в огороде возилась. Пыталась накопить на переезд, но куда там, каждая копейка на счету. Муж со свекровью все из дома выносили, все пропивали, что могли найти. Гриша мне всегда помогал, как только на ножках научился стоять. Сам еле ходит, а тащит огромную лейку, чтобы огурцы поливать. Гешка не такой был, серьезный. Он в школу как уйдет утром, так до вечера там сидит или в библиотеке, да и что ему дома делать – на пьяного отца и бабку любоваться?
– Геша, это ваш старший сын?
– Да. – Женщина еле заметно кивнула. – Гешей его Гриша маленький называл, не мог выговорить все буквы, а он же Гришке заместо отца и матери был. Кормил, пеленал, играл, в сад в соседнюю деревню таскал при любой погоде. Я на работе постоянно, отец с бабкой не просыхают, так что они у меня с младенчества самостоятельные. Я однажды с работы прибежала пораньше, хотела для Гешки пирог на день рождения испечь. А дома тишина, только возле печки Гриша скулит жалобно, как щенок…
Старуха ссутулилась, лицо потемнело от воспоминаний.
– Заглянула в дом, а папашка пьяный вусмерть валяется, бабка рядом; лежат на летней кухне в темноте, любили они там в холодке беленькую весь день пить. Закуску в кастрюле поставят на печке, чтобы не остывала, пьют, песни орут, дерутся, горланят, дымят… Гриша ко мне бросился, кричит, плачет, тянет к бане. А там в бане, в крови весь, Геша, Гриша его тряпками обложил, чтобы кровь остановить. Я сына в одеяло завернула и бегом через лес на железку, в товарняк запрыгнула и через пятнадцать минут была на станции. Туда же «Скорую» вызвали, увезли нас в больницу, там врачи меня выгнали из палаты. А Геша всю дорогу до станции в сознании был, я его успокаивала, разговаривала с ним. А он смотрит на меня, лицо белое-белое, но молчит, ни звука не издал. В глазах ни слезинки. С тех пор я Гешу больше не видела никогда, а лицо его до сих пор каждую ночь снится. Как смотрит он, глаза сухие, губы сжаты в одну полоску. Как я домой пешком пятьдесят километров отмахала и не помню, домой зашла, ко мне опять Гриша бросился. Рассказал, что это отец так с бабкой Гешку избили за то, что он споткнулся и бутылку с самогонкой разбил случайно. Я Гришу к соседке отвела, в сенки пихнула и велела сидеть там тихо, пока все не проснутся. Полено взяла и пошла на летнюю кухню, решила: будь что будет, а терпеть больше такого нельзя. Только светать уже начало, я зашла и обомлела. Все в кровавых брызгах. Пока эти пьянчуги спали, им кто-то головешки разнес. А кто мог? Гришка не мог, он плакал, когда я куриц резала, отказывался мясо есть. А вот у Гешки рука бы не дрогнула, он сам и курицу, и свинью мог порешить, видать, и на отца с бабкой рука поднялась. Только в этом вины его нет… В таком аду жили мы, а я никак не решалась детей своих из этого ада вытащить. Вот он сам за полено схватился и от мучителей избавился.
– Каким образом? Если он так избит был, что вы его на руках тащили в больницу? – удивился Гуров. – И неужели вы не заметили, что они мертвы?
– Не заметила, начальник, – помотала головой старуха. – Какое там! За ребятишек испугалась! А как убить мог? Гешка – он всегда мужиком был, даже когда под лавку пешком ходил. Гришку защищал, за меня пытался вступаться перед отцом, как подрос малость. А тут, видать, не выдержал ребятенок – схватил бревно, да и… Много ли пьяным в дымину надо?..
– Зачем вы взяли вину на себя? Он ведь ребенок, а с учетом всех обстоятельств квалифицировали бы как самооборону или убийство в состоянии аффекта. Вы бы остались на свободе и смогли заботиться о своих детях. – Лев с огромным вниманием слушал каждое слово из рассказа старой жен-щины.
А та сидела с довольным выражением лица, глаза сияли, в них светилась гордость за сына:
– Я, взрослая баба, побоялась, а он смог! Освободил нас от мучителей, потому что с рождения такой. Железный характер! Он меня спас и Гришу, если бы не Гешка, то мучились бы дальше, кто его знает, что бы эти звери сотворили в пьяном угаре. Это должна была я сделать! Моя вина, моя судьба! А сыночек всего лишь помог мне, так что отвечать тоже мне. С ребенка какой спрос, да и затравят потом в деревне, всю жизнь бы ему припоминали этот поступок, а так только я виновата в том, что из-за своего мягкого характера всех погубила. Пускай меня убийцей считают, зато у сына жизнь не испорчена, не аукнется ему та ночь.
Старуха Пирогова подняла на Льва мутные глаза, в них горело торжество. Через секунду взгляд погас, а в голосе зазвучала тоска:
– Поленом я мертвяков хорошенько по головам простучала, чтобы и на том свете вспоминали о своем пьянстве и бесчинстве, а дальше к участковому пошла. Пока милиция трупы осматривала, я написала чистосердечное признание, что полено взяла, да и поразбивала им бошки спящим. Меня сразу под замок, потом в психушку возили на экспертизу, потом суд, потом зона. Мальчишек тетка двоюродная забрала к себе на воспитание, увезла из деревни, чтобы пальцем не показывали. Попросила отказную на них написать, чтобы денег больше платили как сиротам, да и они сами рады были поменять фамилию и забыть про отца-урода и мать-убийцу. Гришка меня не забывал, все пятнадцать лет писал. Когда я вышла из тюрьмы, даже пару раз приезжал, денег пытался дать, но я не беру. Мне на этом свете уже ничего не надо, да и должна я сыновьям своим всегда буду, что выросли без любви и заботы матери, в чужом доме. Жизнь себе и им испоганила, поскорее бы сдохнуть да не быть обузой никому. А Геша не простил меня, и правильно. С той ночи я не слышала о нем, не видела, умерла я для него.
– А что, собственно, он вам не простил? Если он убил? – озадаченно спросил Гуров. Все-таки странная логика у его собеседницы!
– Так то и не простил, что пришлось ему за себя и брата постоять. А мать взяла – и уехала на двадцать лет. Ему неважно, что я на себя вину взяла, что не на курортах отдыхала, а на зоне лямку тянула, – взмахнула руками Пирогова. – Мать не защитила, а потом бросила – вот и не смог простить. Не тюрьма мне наказанием была, а испорченная жизнь детей. Я себя уже давно мертвой считаю, одна упаковка для души еще таскает ноги по свету. Так что ты меня ни конфетками не заманишь, ни тюрьмой не напугаешь, я своего сына не сдам и глотку буду за него грызть до последнего вздоха.
– А если ваш сын убийца, девчонок пачками в тираж отправлял?
– Это мой грех, – сурово заявила старуха и поджала губы. – Если зло и творит кто из них, это я виновата, что не дала любви и заботы, не научила, как жить правильно. Я за свои ошибки ответить готова хоть тысячу раз и на том свете перед богом отвечу, а дети не виноваты, что мать их такая слабохарактерная оказалась, что не защитила перед уродами. Меня и судите, а их не дам тронуть.
– А в чем вина девчонок, которые только жить начали? – повысил голос Гуров. – Они-то в чем ошиблись? Что доверились вашему сыну?
Старуха молчала.
– Они оба Пироговы были до смены фамилии? Отчество какое? Вашего мужа Николаем звали, если не ошибаюсь? Григорий Николаевич, получается?
Но старуха снова превратилась в немую черную фигуру.
– Что насчет квартиры в Москве? Откуда у вас квартира? – поинтересовался сыщик. Ответом ему была все та же тишина.
Гуров попытался разъяснить последствия ее молчания:
– Вы же сами сталкивались с законом и знаете, что лучше со следствием сотрудничать. У нас есть необходимые доказательства, чтобы надолго засадить Григория, но если он сдастся добровольно и напишет чистосердечное признание, то это станет смягчающим обстоятельством на суде.
Женщина молчала в ответ, на ее лице не отражалось ни единой эмоции.
– Если вы хотите позаботиться о своем сыне, то помогите нам разобраться. Может, и не он преступник? Скрываясь, он ставит под подозрения прежде всего себя! Когда он даст показания, мы сможем разобраться и найти, кто организатор всех преступлений.
Но старуха замерла немой статуей. Еще полчаса Гуров приводил один довод за другим, но все его слова разбивались о каменную стену молчания.
Он вернулся к окошку дежурного и приказал:
– Отпускай Пирогову. Только участковому накажи, чтобы каждый день к ней заходил, проверял, нет ли гостей. Кто там участковый, где его можно найти для разговора?
– Так все по деревням катаются, – развел руками полицейский. – Облаву начали, ищут за вознаграждение беглеца.
– Дай номер его телефона, сам поговорю. – Лев был раздосадован безрезультатной беседой с матерью Григория, он понимал, что ему не хватает совсем чуть-чуть информации, чтобы разобраться с этим делом.
В опустевшем кабинете Лев позвонил Орлову, и тот подтвердил, что заявление о кражах в особо крупных размерах из банка поступило, а полковник Гуров назначен куратором от столицы при проведении оперативных действий по банковскому делу, и можно теперь проводить следствие дальше на официальной основе.
– Крячко высылаю на подмогу? У тебя там эпизодов куча, и хищения с гибелью девушек надо связывать. Свидетелей искать, опрашивать, работы гора.
– Пока не надо, пускай местные опера побегают по городу. Мне сейчас важно подозреваемого выманить из логова, второй день как отыскать его не можем.
Оперативник подробно отчитался начальнику о событиях последних дней, рассказал о мероприятиях по поимке Головина.
– По полям бегать не твоя работа, Лев Иванович. Ты у нас головой всегда работаешь, вот пока покопайся в архивах этого райцентра, чтобы вся картина ясна была. Как звали, на какую фамилию поменяли и как теперь зовут всю семейку. Найдется этот программист, а ты уже и доказательную базу собрал, только останется следователю передать. Расследование важное, теперь под присмотром Москвы, так что ты не как частный сыщик действуешь, а как оперуполномоченный по особо важным делам. В общем, распоряжайся там на свое усмотрение.
Гуров попросил у дежурного еще одну чашку чая, чтобы за душистым напитком собраться с мыслями. Хорошо, а если найдется Головин, но он не даст признательных показаний, что ему можно предъявить? Знакомство и общение с погибшими девушками? Этому свидетелей пока нет. Доказательства из дневника Эльмиры, что в момент кражи Григорий всегда отвлекал сотрудниц? Это можно и как совпадение трактовать.
Хорошим ходом будет, если свести на очную ставку Головина и Алену Лесник. На тридцать первое декабря алиби у Григория нет, а машина у него есть. Точнее, была. Так что мог доехать до столицы за три часа, встретиться там с девушкой, похитить ее и увезти в тайное убежище, потому что она, как и остальные жертвы, заключила договор на обслуживание ячейки в банке, посетила банк, но выжила, то есть она единственная свидетельница. Чего-то. Может быть, слышала или видела то, что не следует? Или и впрямь девчонок в качестве подсадных уток при хищениях использовали, а потом убивали?
Когда Алена будет уверена, что убийца захвачен и угрозы больше нет, то и разговаривать станет охотнее. После похищения она, видимо, из-за возможной опасности ушла в глухое молчание. И с подобным опытный оперативник сталкивался часто: пока преступник на свободе, свидетели молчат из страха, что преступник сможет добраться до них и отомстить за сведения о преступлении.
А в этом деле завязан на редкость нахальный и жестокий тип – он убил нескольких девушек, замаскировав убийства под несчастные случаи или самоубийства, похитил Алену. Если это Григорий, то его наглость поражает: после нескольких преступлений жил себе дальше абсолютно спокойно, не скрываясь и не боясь последствий своих действий. Даже на беседу с Гуровым явился в банк, но сбежал, возможно, решив, что оперативник вышел на след, нашел ниточку, которая связывала системного администратора с погибшими девушками.
В общем, необходимо подобрать доказательную базу. А как поймают Головина, надо бы Алену попытаться разговорить: вдруг даст показания против него, ведь иначе он и дальше натворит много чего, оставшись на свободе.
Если он все-таки выбрался с территории районного центра, добыл новые документы, то сейчас пытается уехать подальше, скорее всего в крупный город, где затеряться легче всего. Гуров созвонился с Круповым и убедился, что помимо поисков на местной территории, объявлен план «Перехват», фотографии и приметы беглеца разосланы по вокзалам, к пунктам ГИБДД.
А пока действительно стоит разобраться с местными архивами, так можно выйти на родного брата Григория, может быть, парень после побега скрывается у него.
Лев вышел из кабинета и толкнул дверь паспортного стола, но та оказалась заперта.
– А Людмила Николаевна домой ушла, – сообщил из окошка сотрудник отделения. – У нее же выходные до десятого января, паспортный стол не работает. Это вы ее сегодня случайно поймали, потому что она на минутку забежала по личным делам.
– А какой у нее адрес? – уточнил Гуров. До встречи с Эльмирой еще оставалось время, и он решил попросить у паспортистки ключ от архива, чтобы покопаться в документах и найти свидетельства о смене фамилии детей Пироговой.
– Да отсюда недалеко, минут десять пешком. На соседней улице, дом такой большой с красной крышей.
Лев покинул отделение полиции и отправился пешком, решил передохнуть от напряженного общения с матерью Григория. Улицы села были пустыми, лишь двое дошкольников возили друг друга по очереди на санках вдоль высоких сугробов. Нужный дом он нашел быстро. На стук в высокие ворота во дворе гулко залаяла собака. Калитка приоткрылась, и показался молодой мужчина, по схожим чертам лица Гуров определил: сын паспортистки.
– День добрый. Я к Людмиле Николаевне, – кивнул Лев, представляться и показывать служебное удостоверение не стал, наверняка дежурный уже предупредил звонком о его визите.
– А ее нет, – заявил сын женщины и потянул калитку, чтобы закрыть.
– Далеко она ушла? – Гуров выставил в проем ногу, не давая закрыть калитку, и подался корпусом вперед. – Необходимо с ней побеседовать в рамках расследования уголовного дела.
– В город уехала до десятого числа. – Мужчина нетерпеливо перехватил угол железной калитки другой рукой.
– Скажите номер ее сотового, чтобы с ней в городе связаться и побеседовать. – Лев достал телефон и вопросительно посмотрел на мужчину.
Сын паспортистки замешкался, но, решив избавиться от навязчивого визитера, продиктовал номер телефона, и как только он назвал последнюю цифру, Гуров, набиравший номер, нажал на кнопку вызова. Со стороны дома раздались мелодичные сигналы телефона. Парень с силой дернул калитку и постарался выпихнуть Гурова из проема двери, но тот перехватил его руку.
– Значит, так, или без всяких фокусов Людмила Николаевна со мной сейчас идет на работу и общается, или я вызываю дежурного для задержания на двадцать четыре часа до выяснения обстоятельств.
– Так ее нет, – упрямо твердил мужчина, все дергая и дергая калитку.
– А я не о ней говорю, а о вас. Статья двести девяносто четыре Уголовного кодекса Российской Федерации, воспрепятствование производству предварительного расследования, наказание – арест до шести месяцев.
– Не трогай Лешку! – раздался из окна крик и показалась сама Людмила Николаевна. Женщина выбежала во двор в наспех накинутой куртке. – Сейчас приду, отстань ты от сына!
Она завела машину и нырнула в салон, сын послушно открыл ворота, и женщина пронеслась мимо сыщика по улице, повернув в сторону отдела полиции. Гуров не спеша вернулся туда же. Паспортистка нетерпеливо переминалась на крыльце:
– Ну? Что хотели? У меня законный выходной.
Но сыщик специально молчал, чтобы женщина оставалась в неведении, по какому поводу он хочет с ней побеседовать. Страх самый худший помощник преступника и лучший для оперативника: от страха люди начинают путаться в показаниях и всплывает так тщательно скрываемая правда.
Гуров подошел к двери паспортного стола и кивнул:
– Открывайте.
– Зачем? – сдвинула брови Людмила Николаевна, руку она держала в кармане куртки, и Лев видел, как в кармане она нервно сжимала и разжимала кулак.
– Есть необходимость в рамках уголовного расследования.
Паспортистка с неохотой отперла замок в свой кабинет, прошла вперед:
– Ну?
Сыщик прикрыл за собой дверь, отгораживаясь от любопытных ушей дежурного.
– Мне необходимо просмотреть архив заявлений о смене имен и фамилий.
– В сейфе все закрыто, – буркнула несговорчивая женщина.
– Вы мне дайте ключ, я как закончу, верну вам. Могу домой занести, чтобы вам тут не сидеть.
– Так не положено, – снова раздался резкий отказ. – Вы напишите запрос, а я найду нужную вам информацию и отвечу на фирменном бланке.
– Послушайте, речь идет о серьезных преступлениях! Сами понимаете, у меня есть необходимые полномочия. Мне нужно просмотреть архивы сейчас. – Лев протянул ладонь. – Давайте ключ, покажите, в каком из шкафов документы.
– А я ключ дома забыла. – Женщина судорожно сглотнула.
У Гурова закралось подозрение, что паспортистка что-то скрывает, так как у нее находилась причина за причиной, чтобы не пускать его к документам.
– Поехали к вам домой, – предложил он. – Заберем ключ, я при вас открою сейф с документами. Хотите, со мной в кабинете будете присутствовать.
– Ой, что-то давно им не пользовалась. Сразу и не найду, где он лежит.
– Пускай ваш сын принесет, здесь же рядом, десять минут идти. Чего вас гонять туда-сюда.
– Вспомнила, потерялся же ключ. Еще перед Новым годом, а я не нашла в городе мастера, чтобы открыть сейф.
– А начальству писали докладную записку?
– Да какая записка, – махнула рукой женщина, она по-прежнему сжимала и разжимала в кармане кулак. – Перед Новым годом у меня отчет за отчетом, не до ключа было.
– Где запасной ключ?
– А его и не было никогда, я тут сколько работаю, никогда второго ключа не имелось.
– А вы понимаете, что это уголовная ответственность? Утрата государственного имущества, небрежное отношение к профессиональным обязанностям – это как минимум.
– Да что вы прицепились с этим ключом? – перешла на повышенный тон паспортистка. – Что там такого важного в этих бумажках? Вы спросите, я про кого хотите все расскажу. Я тут выросла и про всех все знаю.
– Расскажите про детей Марии Пироговой, – сдался Гуров. Впрочем, отметил для себя: надо бы выяснить, что там с этим сейфом происходит. Просто документы не в порядке или дамочку придется и впрямь к уголовной ответственности привлекать за какую-нибудь незаконную деятельность?
– Да эту историю все знают, Деревяшка грохнула мужа и свекровь. На детей отказную написала, а опекунство тетка взяла из соседнего села, Бородинского. Выросли и уехали отсюда ее дети, к мамаше носу не кажут после ее освобождения.
– Фамилию детям тетка поменяла?
– Вроде меняла, столько лет прошло. Я и не помню.
– Вы же обо всех знаете. Какую фамилию им дали при смене документов?
– Не помню я. – Паспортистка нервничала все сильнее, по лицу у нее стекали крупные капли пота.
– Да как не помните, если вся деревня Григория Головина ищет. На каждом столбе объявление, а у вас отделение полиции под боком. Какая у детей была новая фамилия, Головины?
– Не помню! – уже взвизгнула женщина, глаза у нее метались, лицо перекосило от испуга.
– Тогда приготовьте паспорт. Сейчас приглашу свидетелей и напишу протокол, что вы препятствуете ведению следствия, отказываетесь открывать сейф. – Гуров сделал шаг к двери кабинета. – Сразу и служебку на вас оформим по причине халатного отношения к хранению документов.
Но паспортистка его опередила, она рванула из кабинета, прижалась к окошечку дежурного и захрипела:
– Сердце, сердце схватило! «Скорую» вызывай мне!
Сотрудник отделения полиции выбежал из-за перегородки:
– Николавна, ты что? Сердце прихватило? Я сейчас, валидол поищу в аптечке. Звоню, звоню в «Скорую». Ты садись, садись, не стой.
Мужчина посадил паспортистку прямо на пол, оперев о стену; расстегнул ей куртку и, бросив на Гурова укоризненный взгляд, мол, ты чего, москвич, довел женщину до сердечного приступа, набрал номер «Скорой». Лев же спокойно взял запястье женщины и начал считать пульс, так как Людмила Николаевна совсем не походила на страдающую от сердечного приступа даму: цвет лица розовый, даже красноватый, пульс в норме, да и давление, судя по всему, как у космонавта, а весь спектакль устроен, чтобы не открывать злополучный сейф с документами, где женщина скрывает какую-то тайну. На крики и топот дежурного из служебного помещения вышла парочка рядовых полицейских, которые забежали погреться и выпить чаю между поисками беглеца Головина. Они подняли еще большую суматоху, попеременно таская из кабинета то стул для женщины, то тулуп, чтобы устроить ее поудобнее. Паспортистка же лежала, запрокинув голову, держалась левой рукой за грудь и стонала:
– Воздуха не хватает, дышать тяжело.
– Может, ее на улицу вытащить?
– Ты идиот, да мы ее не сможем сдвинуть. Я лучше окно сейчас открою. – Второй полицейский принялся трясти накрепко закрытые рамы. – Никак, слиплись от краски.
– Ты что творишь, сейчас стекла повылетают, – рявкнул дежурный и оттащил коллегу от дребезжащих от его напора окон. – Вот таблетку под язык, Людмила Николаевна. Очистите помещение, ей нужен свежий воздух. А вы тут галдите, дышите.
– Отдайте ключ, Людмила Николаевна. Я вскрою сейф без вас, – решительно заявил Гуров.
Но та в ответ застонала и картинно закатила глаза. В помещение уже забежала фельдшер с медицинской сумкой, она коротко приказала полицейским:
– Помогите ей дойти до машины, поедем по трассе навстречу карете «Скорой помощи».
Лев отошел в сторонку от суетящейся свиты, наблюдая со стороны, как женщину осторожно выводят из помещения и отправляют в срочном порядке в больницу. Он испытывал досаду, сначала не получилось разговорить старуху Пирогову, а теперь паспортистка разыграла целый спектакль, лишь бы не отдать ему ключи от сейфа.
– Что тут у вас творится? – пробормотал он себе под нос. Устраивать разборок не стал по одной-единственной причине: если вдруг здесь действительно что-то незаконное делается, в чем практически и не осталось сомнений, ворошить осиное гнездо Гурову не хотелось. Надо доказательства искать, а там – как пойдет.
Лев посидел в кабинете, подумал и решил, что если в сейфе лежит что-то важное, то паспортистка сегодня же попытается уничтожить улики. Воспользовавшись общей суматохой, что все вышли на улицу, чтобы усадить женщину в автомобиль, он шагнул в кабинет, открыл затвор пластикового окна и снова вышел. Теперь ему останется только изобразить свой поспешный отъезд, а как стемнеет, можно толкнуть оконную створку, залезть со стороны улицы незаметно в кабинет и устроить засаду на того, кто придет сюда срочно прятать улику из сейфа. В принципе с бо-ольшой натяжкой он имеет право на применение подобных методов. Устраивать засаду в открытую, предупредив местных сотрудников, ему не хотелось, так как сарафанное радио работало в селе отлично, а односельчане всегда готовы предупредить друг друга о ловушке, которую приготовил заезжий опер.
Дождавшись возвращения сотрудников, Лев Иванович вежливо распрощался, хотя теперь местные ребята смотрели на него волком, ограничившись в ответ лишь кивком.
Лев отогнал машину на трассу, там съехал в небольшую ложбинку и терпеливо стал дожидаться сумерек. Позвонил во время ожидания Эльмире и предложил встретиться завтра в местном РОВД, та в ответ лишь фыркнула:
– Вот вы все, мужчины, такие не надежные! Никому нельзя верить.
Гуров в ответ лишь молча покрутил головой, бедный парень, кому достанется такая жена.
Потом созвонился с Круповым и тот со вздохом подтвердил: да, начали силами службы безопасности опрашивать владельцев ячеек, и уже нашелся очередной потерпевший. Клиент банка просрочил договор и, согласно закону, при свидетелях ячейку вскрыли, а та оказалась абсолютно пуста. С трудом нашли его контакты, мужчина два года назад переехал в другую страну и в сборах забыл о своей ячейке в хранилище банка. Хранил он там не очень ценные с точки зрения возможной прибыли, но важные для его семьи реликвии: фото дедушки с бабушкой, обручальные кольца родителей, дневник своего прадеда и тому подобное, так как собирал материал для написания биографии деда – известного ученого. Узнав о факте пропажи, был очень удивлен, так как перед отъездом как раз отнес в банк и положил в ячейку пухлую пачку своих черновиков, чтобы все материалы хранились вместе.
– По срокам совпадает, девушка арендовала ячейку, а клиент относил свои черновики где-то через неделю после заключения договора между банком и Верой, – поделился информацией Крупов. – По поиску Головина пока глухо, звонят многие, но все ошибочно. То похожего парня видели, то жаждущие получить вознаграждение звонят, готовы кого угодно подсунуть, даже не подходящего под описание. Парочка алкашей притащила своего приятеля сдавать, чтобы собрать на бутылку.
– Послушай, Федор Василич, но зачем кому-то дневники и тому подобная ерунда? Вроде как брали у вас в банке деньги? А тут – залезли, увидели, что ничего ценного, и положили бы обратно. Ну кольца бы забрали…
– Лев Иваныч, да если б я знал… Как вариант: выгребли все подчистую в надежде, что в банковских ячейках барахло хранить не будут. А уж потом, в безопасном месте, проверили да и выбросили на помойку.
– Вариант, – хмыкнул Гуров.
Был еще звонок от Крячко:
– Ну что, готовь хлеб-соль. Выезжаю завтра в Ярославль, Орлов меня в командировку отправляет, так как по твоему расследованию работы вагон и маленькая тележка. Ты ночь продержись, товарищ полковник, а там в пару дней разрулим дело. Отвезу тебя обратно к жене домой, вернешься к столичной жизни.
– Захвати пирогов Натальиных, у меня тут и с хлебом, и с солью туго, – обрадовался сыщик помощи в лице приятеля.
Лев переоделся в удобную объемную куртку, которая всегда лежала у него в багажнике машины, чтобы удобно было лезть в окно; приготовил пистолет и наручники. По узкой тропинке он прошел вдоль села, свернул за ближайший дом – на улицах по-прежнему царила тишина. Даже окна некоторых домов уже не горели, только собаки, почуяв чужака, залились лаем. Гуров тихо прошелся по темной улице, свернул к зданию отделения полиции, осмотрел улицу – никого, он быстро перешел открытое пространство и оказался у торца здания. Сыщик толкнул раму, окно бесшумно распахнулось, и он, подтянувшись на руках, влез в темный кабинет.
Затворив окно, на ощупь прошел по кабинету к узким шкафам: из-за закрытых жалюзи на окне в помещении была глухая чернота, но Лев помнил расположение мебели. Он устроился на стуле в ожидании визита ночного гостя. Уже через час рядом с дверью раздались голоса, Лев скользнул в проем между массивными шкафами и замер.
– Я на минутку, мать отправила за паспортом и полисом. Выронила в кабинете, когда ей плохо стало.
«Угу, уже привлечь можно, – хмыкнул про себя сыщик. – Допуск в служебное помещение посторонних лиц. Если руководствоваться правилами, в кабинет паспортистки должен зайти сам дежурный, а никак не сын сотрудницы…»
– Как сейчас-то Людмила Николаевна себя чувствует? – зазвучал знакомый голос дежурного.
– Да полегче стало, – отозвался сын паспортистки. – Спасибо, что не бросили в беде, в больницу отправили. Довел ее московский хлыщ, срочно ему бумажки из архива подавай. Совсем озверели в этой столице.
– Да сегодня дурдом с утра творится в отделении и прямо в мое дежурство, – пожаловался сотрудник полиции. – То старухе поплохело, то мать твою в больницу пришлось отправлять. Ох, не люблю я этих гостей из столицы.
Гуров усмехнулся, сейчас дежурного ждет очередной сюрприз, эту смену он будет помнить всю жизнь.
Раздался скрежет ключа в замке, мужчина вошел в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь и включил свет. Гуров вжался в стену, старясь не выдать себя ни единым звуком. Сын паспортистки вытянул из кармана связку ключей, открыл дверцу металлического сейфа и вздрогнул от резкого приказа за спиной:
– Медленно убираем руки, отходим от сейфа!
На громкий звук в кабинет заглянул любопытный дежурный и с видом потрясенного человека уставился на происходящее. Лев стоял посередине кабинета, в руках он держал наручники, а односельчанин дежурного стоял с разинутым ртом у распахнутого сейфа. Секунда, и в московского опера полетел увесистый полиэтиленовый пакет, а мужчина, протаранив дежурного в дверях, помчался по сельской улице. Грузный полицейский с криком бросился за сбежавшим визитером:
– Стой, стой! – На крыльце он махнул рукой и снова вбежал в помещение паспортного стола.
– Отправляй за ним ППС и сюда мне двух свидетелей на выемку вещдоков, – приказал полковник Гуров.
Он с нетерпением перебирал ключи, пока дежурный бегал по зданию, звонил начальству и собирал дежурную бригаду. Лев Иванович в порыве любопытства даже заглянул в черный пакет. Как он и предполагал, в нем были пачки денег и паспортов – вполне возможно, что сотрудница занималась выдачей фальшивок или поддельных документов за деньги, поэтому так нервничала и любым способом попыталась избавиться от подозрительных документов на рабочем месте. Даже прислала сына с ключами, чтобы под благовидным предлогом забрать улики ее махинаций. Но сыщику было важно другое, как только появилась парочка свидетелей, он усадил дежурного писать протокол и опись улик из пакета. Сам же принялся методично проверять документы из огромных шкафов: папку за папкой, отделение за отделением. В глубинах одного из архивных шкафов наконец-то нашлось искомое: заявление от опекунши Григория на смену его фамилии Пирогова на фамилию Горин. Лев крепко задумался, ему не мешали ни следственная бригада в кабинете, которая опрашивала свидетелей, ни вопросы следователя, который писал протокол осмотра места происшествия. Гуров проверил документы архива до конца, но больше свидетельств о смене фамилий Григорием Гориным не было. Почему же тогда в паспорте у главного подозреваемого третья фамилия – Головин? Когда и зачем Пирогов, потом Горин снова сменил фамилию? И где документы об изменении данных, почему служба безопасности банка не смогла отследить этот факт. Ведь существует база данных для фиксации такого рода изменений, а паспорт Головина был выдан именно в этом паспортном столе, причем чуть больше трех лет назад. Но никаких документов, заявлений на замену документа и смену фамилии в архивах нет. От размышлений его отвлекло восклицание следователя, молодая женщина закончила пересчитывать пачки денег из пакета и не удержалась от удивленного замечания:
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?