Текст книги "Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра"

По лезвию бритвы

Выходные, наступившие в Миссии, мало чем отличались от будней. Перенос срока отправки эшелона в Советский Союз добавил работы всем сотрудникам. Матвеев провел выходные за изучением дел на репатриантов и формированием команд по вагонам. Понедельник не принес неожиданных сюрпризов. Утро началось с рутинного совещания, а день закончился на железнодорожной станции. После отправки эшелона с репатриантами на родину – СССР – в работе Миссии и Бюро наступило временное затишье. Изредка его нарушали телефонные звонки и курьеры, доставлявшие почту. Лонгле, испугавшись своих откровений, избегал личных встреч и старался как можно меньше напоминать о себе. Это лишний раз убеждало Матвеева в том, что угроза, исходившая от Ренаты, Гофре и Роя, не являлась пьяной болтовней главы Бюро.

К этой угрозе добавилась еще одна, и не менее серьезная. Оговорки и неосторожно оброненные фразы Лонгле и его заместителя Коха наводили опытного контрразведчика Матвеева на мысль, что среди его подчиненных действует агент французской спецслужбы и, возможно, не один. В состав Миссии входило 17 человек. Двенадцать являлись боевыми офицерами и солдатами Советской армии. Все они достойно проявили себя в боях, прошли серьезную проверку в Смерше и вряд ли могли быть завербованы французской спецслужбой. Другое дело обслуживающий персонал: завхоз, официантка, повар, садовник и дворник, в условиях тотальной безработицы в Тюбингене достойная зарплата в Миссии являлась пределом мечтаний для местного населения. Прием на работу зависел не только от Матвеева, но в значительной степени от местной власти и полиции. Они находились под полным контролем французской оккупационной администрации. В ней в этих вопросах первую скрипку играли сотрудники спецслужбы Гофре и Рой. Поэтому, как полагал Матвеев, они, более чем вероятно, использовали сложившуюся ситуацию, чтобы внедрить своего агента в Миссию.

В этих условиях, когда управление Смерш с его оперативными и техническими возможностями находилось далеко, Матвееву приходилось рассчитывать только на свой профессиональный опыт и интуицию. Занимаясь поиском французского агента, он внимательно наблюдал за поведением обслуживающего персонала и по отдельным признакам составлял его психологический портрет. Под эту модель попадали двое: официантка Гертруда Вольф и повар Вальтер Шток. Чтобы вывести их на чистую воду, Матвеев решил разыграть перед ними небольшой спектакль. В разговоре с Борисовым в их присутствии он намеревался поделиться своими подозрениями о принадлежности репатрианта Гарбуза к ГФП – тайной полевой полиции – и его участии в карательных акциях гитлеровцев против советских партизан и мирного населения на Западной Украине.

Такого рода информация представляла несомненный интерес для французской спецслужбы, активно рекрутировавшей в ряды диверсантов, террористов и шпионов бывших пособников фашистов. Как полагал Матвеев, Гофре и Рой должны были среагировать на информацию по Гарбузу, взять его под свое крыло, перевести в специальный лагерь, где активно велась вербовочная обработка. Свой замысел Матвеев намеревался осуществить в ближайшие выходные, во время выезда на пикник. Первым он решил подвергнуть проверке Штока, но его планам помешали изменившиеся обстоятельства.

В четверг от Командующего союзными оккупационными войсками в Баварии генерала Де Кюна поступило приглашение посетить его штаб-квартиру и принять участие в торжественном вечере. Мероприятие было намечено на субботу. В короткой программе, доставленной курьером, помимо протокольных мероприятий, значились: просмотр документального фильма, снятого западными операторами и посвященного окончанию войны, концерт и фуршет. Официальность мероприятия, казалось, исключала возможность для провокации со стороны французской спецслужбы, и Матвеев принял приглашение.

Наступила суббота. Завершив текущие дела, он вместе с сотрудниками Миссии, оставив на месте дежурного и помощника, после обеда выехал на встречу. В штаб-квартире Командующего, к своему изумлению, Матвеев увидел в свите Де Кюна не кого-нибудь, а Ренату Лонге. Пьяные откровения Лонгле оказались не пустым сотрясением воздуха. Немке занять должность переводчика, да еще при Командующем, без участия французской спецслужбы – такое было невозможно представить. Подозрения, что Рената ведет двойную игру, нашли еще одно подтверждение. От хорошего настроения Матвеева не осталось и следа. Он напрягся в ожидании грязной провокации. На эти мысли его наводило присутствие на церемонии группы журналистов из ряда известных французских газет и изданий.

После взаимного представления сторон Де Кюн выступил с короткой приветственной речью. Он с пафосом говорил о совместной с Советским Союзом победе над фашизмом, об огромных жертвах, понесенных во время войны, и необходимости построения в Германии свободного от тоталитаризма демократического общества.

Ответное слово взял Матвеев. Его упоминание об отважных французских летчиках эскадрильи «Нормандия – Неман», воевавших против люфтваффе крыло к крылу с советскими асами, заставило расчувствоваться сурового Де Кюна и вызвало дружные аплодисменты у присутствующих. После завершения официальной части сотрудники российской Миссии и штаб-квартиры обменялись сувенирами, прослушали концерт, а затем прошли в банкетный зал. За фуршетом разговоры приобрели более непринужденный характер, официальность постепенно уступила месту живому общению.

В какой-то момент Матвеев почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Холодный, ускользающий, он принадлежал высокому французу с тонкой ниточкой усов под крючковатым носом. Де Кюн представил его как господина Гофре, исполняющего обязанности координатора Центрального бюро по вопросам репатриации. Несмотря на строгий гражданский костюм, выправка выдавала в Гофре военного человека. Матвеев напрягся, с этой минуты ощущение опасности не покидало. Оно еще больше усилилось, когда Де Кюн пригласил участников встречи пройти в кинозал.

В качестве почетного гостя Матвеев занял место в одном ряду с генералом. Их разделяла Рената. За ними, за спиной сел Гофре. Слева, в ложе расположились журналисты. Они постреливали любопытными взглядами на сотрудников советской Миссии, и, как казалось Матвееву, в фокусе их внимания находится он. В разыгравшемся воображении все происходящее представлялось ему коварным сценарием французской спецслужбы, который должен завершиться громким международным скандалом. На глазах журналистов Ренате Лонге предстояло разоблачить Матвеева как сотрудника Смерша.

Прошла минута, другая. Суета в зале улеглась. Наступила тишина. Светильники погасли. Луч света прорезал сгустившуюся темноту и упал на экран. Зазвучала величественная мелодия, перед глазами зрителей замелькали кадры кинохроники военных лет. Матвеев с облегчением вздохнул – провокация, видимо, отменялась – и сосредоточился на фильме. Высадка союзников в Нормандии, бои в Арденнах, прохождение воинских колонн торжественным маршем по улицам освобожденного от гитлеровцев Мюнхена… Эти кадры скорее выглядели рекламной постановкой, чем кинохроникой. Новенькая, поблескивающая свежей краской военная техника, сменяющие друг друга бравые летчики, моряки и танкисты в чистенькой, наглаженной форме были на одно лицо – лицо знаменитого голливудского актера Марлона Брандо.

Матвеев терял интерес к фильму. И здесь на своей руке он ощутил легкое, подобно дуновению ветерка, прикосновение пальцев Ренаты.

«Вот оно?!.. Началось!.. Провокация!..» – напрягся Матвеев.

Бумажный комочек упал ему в ладонь и, подобно угольку, жег кожу. В его разыгравшемся воображении рисовались фотовспышки, торжествующие физиономии журналистов и Гофре. Прошла секунда-другая. В зале по-прежнему царил полумрак, тишину нарушал монотонный голос диктора, а на экране продолжали мелькать кадры кинохроники.

«Спокойно, Саша! Возьми себя в руки! Хватить себя накручивать! Надо рисковать! Рената дает сигнал, она готова к выполнению задания… А если это провокация французской спецслужбы?.. Надо подстраховаться. Но как?» – вихрем пронеслось в голове Матвеева.

Поерзав по стулу, он опустил руку, засунул записку в ботинок и оставшиеся до конца сеанса минуты провел как на иголках. После завершения сеанса Де Кюн пригласил участников встречи на ужин. Он затянулся на несколько часов. Боевым советским и французским офицерам было что вспомнить и о чем поговорить. Поздним вечером сотрудники Миссии покинули штаб-квартиру Командующего, заняли места в машинах и выехали в Тюбинген.

Свежий ветерок овевал разгоряченное лицо Матвеева. Он в полную грудь вдыхал бодрящий вечерний воздух, в котором смешались запахи трав и полевых цветов, и не замечал ничего вокруг. Его душа пела, а голова кружилась от радости. Подозрения о двурушничестве Ренаты, мутившие ему душу, остались в прошлом. Она не предала и осталась верна своему слову. Он сгорал от нетерпения прочесть ее записку и уже предвосхищал будущие результаты работы с Ренатой. Ее близость к генералу Де Кюну позволяла советской разведке находиться в курсе планов командования оккупационных войск не только Франции, но и США и Великобритании. Не меньший оперативный интерес представляла связь Ренаты с Гофре. С ее помощью, как полагал Матвеев, у него появлялась возможность вскрыть разведывательную сеть французских спецслужб из числа репатриантов, созданную в Советском Союзе.

Он бросал нетерпеливые взгляды на часы. Водитель Николай Муравлев без слов понимал его и выжимал из машины все что можно. Серая лента шоссе с тихим шипением стремительно исчезала под колесами. Придорожный кустарник слился в сплошную зеленую линию. За ним мелькали ухоженные дома бюргеров и расчерченные, словно по линейке, поля. Война обошла стороной Баварию, все вокруг напоминало пасторальные пейзажи с полотен Ахенбаха и Ширмера.

Впереди, наконец, показались окраины Тюбингена, через несколько минут машины въехали во внутренний двор Миссии. Муравлев не успел остановиться, как Матвеев выскочил из машины и, срываясь на бег, поднялся в кабинет, закрыл дверь на ключ, достал записку Ренаты и глазами впился в текст:

«За Вами следят, будьте осторожны. Готова помочь, но не знаю, как с Вами встретиться незаметно. Особенно обратите внимание на Гофре и Роя. Эти лица мне известны как сотрудники французской разведки. Опасайтесь Штока».

Матвеев снова и снова перечитывал записку, и каждый раз натыкался на фразы: «За Вами следят, будьте осторожны. … Опасайтесь Штока». Слежка со стороны французской спецслужбы его не страшила. На связь с агентами Беспаловым и Мустафаевым он не выходил, а значит, опасность их расшифровки исключалась. Она не грозила и будущим агентам. В вербовочном плане со своими контактами среди немцев и французов Матвеев еще не определился. В личном плане он не испытывал страха перед Гофре и Роем. Что касается их агента в Миссии, то им, судя по записке Ренаты, являлся Шток. Он, действительно, представлял серьезную опасность. На его глазах проходила вся внутренняя жизнь Миссии.

«Значит, все-таки Шток! – размышлял Матвеев. – Похоже, что так и есть. Из всей обслуги ты наиболее уязвим.

…Содержать трех дочерей, одна из которых тяжело больна, трудно и сложно… Сам инвалид… Слов нет, повар ты отличный. Но при той безработице, что в Тюбингене, на твое место найдется десяток претендентов.

…Выходит, ты и есть агент Гофре!» – склонялся к такому выводу Матвеев.

Подтверждение тому он находил в поведении и действиях Штока. Он под различными предлогами пытался задержаться в столовой, когда в ней находились офицеры, был излишне услужлив, не один раз пытался по своей инициативе принести обед и ужин в их кабинеты. Обращал на себя внимание и тот факт, что его отлучки из Миссии по времени совпадали с провокациями, которые у ее стен устраивали украинские и прибалтийские националисты. Чтобы окончательно утвердиться в своих подозрениях, Матвеев решил с помощью Борисова провести незатейливую оперативную комбинацию и посмотреть на ее результат. Откладывать дело в долгий ящик он не стал.

Наступило воскресенье, и весь состав Миссии, за исключением дежурного и его помощника, выехал на пикник. Вместе с ними отправился Шток и там поймался на наживку с бывшим карателем Гарбузом. Реакция французской спецслужбы последовала незамедлительно. Не прошло и четырех дней после разговора-мистификации Матвеева с Борисовым, как Гарбуз бесследно исчез из лагеря для перемещенных лиц. Теперь Матвееву осталось найти убедительный предлог, чтобы избавиться от Штока. Его увольнение лишь на время снимало проблему, но не решало ее. Сомнений в том, что Гофре быстро найдет замену провалившемуся агенту, у Матвеева не возникало. Выход из положения он видел в том, чтобы навязать французской спецслужбе свою игру – перевербовать Штока.

С того дня Матвеев приступил к его обработке: несколько раз предоставлял машину для хозяйственных нужд, увеличил размер премии и помогал с лекарствами для больной дочери – Марты. А когда ее состояние резко ухудшалось, оплатил услуги врача. Все это не могло не тронуть сердца несчастного инвалида войны и многодетного, с кучей проблем отца. Штоку становилось все труднее скрывать свои чувства, они были написаны на его лице. Однако Матвеев не форсировал событий и терпеливо ждал своего часа. Однажды он наступил.

Очередной рабочий день в Миссии начался с совещания. После него Матвеев поднялся к себе в кабинет и занялся изучением дел на репатриантов. За работой не заметил, как пролетело время и к концу подошел обеденный час. Сложив дела в сейф и закрыв на ключ, он спустился в столовую. Обедать пришлось в одиночестве.

Шток подал борщ. Над тарелкой вился ароматный парок. Матвеев наклонился и, причмокнув, произнес:

– Как пахнет! Будто дома побывал. Молодец, Вальтер!

– Благодарю, господин подполковник, – поблагодарил Шток и, польщенный похвалой, склонился в поклоне.

– Вальтер, если так дальше пойдет, то вам самое место в лучшем московском ресторане.

– Благодарю, господин подполковник.

– Присаживайтесь, Вальтер! Как у нас говорят, в ногах нет правды, – пригласил к столу Матвеев.

– Извините, господин подполковник, я не могу себе такое позволить. Кто я, и кто вы. Нет! Нет! – отнекивался Шток.

– Вальтер, бросьте эти буржуазные замашки! Присаживайтесь!

– Нет! Нет, господин подполковник.

– Вальтер, вы где работаете?

– Э… э… в советской миссии.

– Вот именно, советской! А у нас все равны! Присаживайтесь!

– Благодарю, господин подполковник.

– Товарищ, – поправил Матвеев и кивнул на стул перед собой.

Шток бочком присел и не знал, куда девать свои большие, натруженные руки. Матвеев неторопливо ел борщ, нахваливал и, расспрашивая о положении дел в семье, поинтересовался:

– Как чувствует себя Марта?

– Пока непонятно, господин, извините, товарищ подполковник, прошло еще мало времени, – печально обронил Шток.

– Не отчаивайтесь, Вальтер! Мне обещали прислать из Берлина самое лучшее лекарство. Оно обязательно поможет.

– Я вам так благодарен, товарищ подполковник. Но… – нервные спазмы перехватили горло Штока, и он просипел: – Я… я виноват перед вами. Очень виноват.

– В чем, Вальтер?

– Это все они… Это… – Шток осекся и судорожно глотал воздух.

– Вам плохо, Вальтер?! – Матвеев подхватил его под руку и вывел в сад.

Весна уже смело заявила о своих правах. Теплые ветры, повеявшие с Атлантики, очистили небо от свинцово-сизых туч. Оно налилось густой синевой. В нем беззаботно плескалось солнце. Под его яркими лучами природа стремительно пробуждалась к новой жизни. Изумрудная зелень травы покрыла лужайки. Обочины дорожек полыхали жаром одуванчиков. Кроны деревьев гудели от гомона птиц.

Матвеев провел Штока в беседку и усадил на лавку. Бедняга медленно приходил в себя. Краски постепенно возвращались на лицо. Несмотря на прохладу, на его лбу выступила обильная испарина. Матвеев с сочувствием смотрел на Штока. Под его участливым взгляд бедолага не находил себе места, в конце концов, не выдержал и, глотая слова, срывающимся голосом, взмолился:

– П… остите м… я. Простите.

– За что, Вальтер? Вы отличный поварю. У меня нет к вам претензий, – заверил Матвеев.

– Я… я перед вами очень виноват, господин подполковник. Они заставили меня делать это.

– Кто – они?

– Гофре! Рой!

Матвеев сделал вид, что не понимает, о ком идет речь, и продолжил игру.

– Первый раз о них слышу. Кого они представляют?

– Э… э, французскую разведку. Они угрожали мне.

– Угрожали?

– Да! Да! Гофре грозил, если я не стану выполнять, что он говорит, то сообщит вам, господин подполковник, как я служил на Восточном фронте. Но я не воевал против вас! Я никого не убивал. Я повар. Это правда! Правда!

– Успокойтесь, Вальтер! Успокойтесь! Я ни в чем вас не обвиняю.

– Это все Гофре. Он заставил меня делать это!

– Что именно?

– Следить за вами.

– Следить?! Но зачем? Я и мои сотрудники не делаем ничего противозаконного. Мы помогаем советским гражданам возвратиться на родину. Вы это сами видите.

– Гофре утверждал, что вы не тот, за кого себя выдаете.

– Не тот?! – не мог скрыть удивления Матвеев.

– Он говорил, что вы страшный человек.

– Я страшный?! Но почему?

– Гофре не сказал. Он требовал, чтобы я сообщал, с кем вы встречаетесь и о чем говорите. Все! Я не буду делать этого! С меня хватит! Хватит! – сорвался на крик Шток.

– Тише! Тише, Вальтер! – успокаивал его Матвеев.

Штока била нервная дрожь, а с губ срывалось:

– Так как мне быть?.. Как, господин подполковник?.. Они не пожалеют мою семью. Бедная Марта. Бедная Марта…

Глухие рыдания сотрясали Штока. На лице застыла страдальческая гримаса. Волей обстоятельств он стал еще одной несчастной жертвой тайной войны спецслужб. Но Матвеев не имел права на слабость, она могла обернуться слишком тяжелыми последствиями для дела и самого Штока. Французские спецслужбы не простили бы ему отказа от сотрудничества. Наступил решающий момент, когда надо было принимать решение, и Матвеев предложил:

– Вальтер, давайте поступим так: вы продолжите выполнять поручения Гофре. Но…

– Как?!.. Зачем?! – опешил Шток.

– Вы хотите помочь мне разобраться, какие цели преследует Гофре?

– Да! Да! Говорите, что надо делать!

– Первое – успокоиться и никому не рассказывать о нашем разговоре.

– Да! Да! Конечно! – энергично кивал Шток и торопил: – Так что делать, товарищ подполковник?

– Ничего сверхъестественного. Сообщать мне все, что поручит вам Гофре. Ясно?

– Да, конечно, – подтвердил Шток и, помявшись, признался: – Он платит мне за каждое сообщение. Как быть с деньгами?

– Не отказываться, брать, чтобы не вызвать подозрений.

– Понял.

– Вот и договорились, – завершил разговор Матвеев и предложил: – А теперь сделаем так: все, что от вас требовал Гофре, изложите мне письменно. Это будет ваша страховка от шантажа.

– Да, конечно, товарищ подполковник! Я готов! – заверил Шток.

– Не сейчас, вечером, когда ваши земляки покинут Миссию. Поднимитесь ко мне в кабинет, но постарайтесь сделать это незаметно.

– Понял. Я принесу вам ужин, не возражаете?

– Конечно, нет. Итак, до вечера, – завершил разговор-вербовку Матвеев и согрел несчастного повара теплой улыбкой.

Шток встрепенулся, на его лицо возвратилось привычное добродушное выражение, и он бодрым шагом направился к подъезду. Матвеев вздохнул с облегчением, и яркий румянец появился на щеках. Его рискованный замысел по перевербовке агента французской спецслужбы удался. Он испытывал одновременно облегчение и радость. У него, наконец, появился первый негласный помощник, и не просто помощник, а агент противника. С легким сердцем Матвеев поднялся к себе в кабинет и взялся за текущие дела. Они легко и быстро спорились.

Незаметно к концу подошел рабочий день. Приближалось время ужина, когда в дверь осторожно постучали, это был Шток. В его руках был поднос, а под салфеткой ужин. В тот вечер он и Матвеев засиделись допоздна. История вербовки и сотрудничества Штока с французской разведкой ничем не отличалась от историй других ее агентов из числа немцев. Гофре сыграл на его отцовских чувствах и тяжелом материальном состоянии семьи. Об этом Шток откровенно написал в своем отчете и затем подробно изложил задания, которые получал от французской спецслужбы. Они касались не только Матвеева, но и других сотрудников Миссии. Отчет Штока стал первым документом, который лег в дело агента Смерш Друга.

Имея в его лице помощника, а не противника, Матвеев сосредоточился на главном – организации работы с Ренатой. Основным препятствием на пути к ней являлась слежка французской спецслужбы. Избавиться от нее он решил с помощью все того же Штока. Для этого им пришлось разыграть небольшой спектакль перед Гофре и Роем. Во французской спецслужбе знали о страстном увлечении Матвеева рыбалкой. Этим он решил воспользоваться, чтобы избавиться от слежки и провести встречу с Ренатой. Невольным актером в этом спектакле предстояло стать приятелю Штока – Минке. Хозяин небольшого озера, он посчитал для себя за честь принять руководителя советской Миссии и разрешил рыбачить в «удобное для господина подполковника время».

Матвеев не замедлил воспользоваться предложением Минке и в первый же выходной вместе со Штоком отправился на рыбалку. По пути на озеро он не обнаружил за собой слежки. Это обстоятельство и бешеный клев подняли настроение. Он едва успевал менять наживку на крючках. Прошло два часа, и садок был наполовину заполнен карасями и карпами. Главный же итог рыбалки состоял в том, что Гофре, положившись на Штока, снял с Матвеева наружное наблюдение. В результате он получил в свое распоряжение почти три часа, но не спешил назначать явку Ренате. Во время следующей поездки на озеро Матвеев провел разведку местности. Оставив Штока рыбачить, он проехал в сторону Шварцвальда, где жили ее родители, и выбрал место встречи – на 74-м километре шоссе, в лесу. После этого ему оставалось определиться со способом связи с Ренатой. Перебрав все возможные варианты, Матвеев остановился на том, что использовала она, – на обмене записками.

Наступил четверг. Отправляясь в Бюро, он заблаговременно подготовил свое обращение к Ренате. Оно содержало двусмысленный характер и, если бы попало в руки Гофре, то скорее вызвало бы подозрение в любовной, чем шпионской связи.

«Можем встретиться на полпути к Вашим родителям, шоссе № 85 на 74 км, в начале Шварцвальда, поворот вправо, 300 метров. Желательно в воскресный день. Возможно ли это? Напишите».

Спрятав записку в материалы на репатриантов, Матвеев выехал в Бюро. Там он уже чувствовал себя как дома и уверенно направился к кабинету Ренаты. И надо же такому случиться, что на его пути появился Лонгле. Он пребывал в хорошем настроении и после обмена любезностями вызвался лично оказать помощь в работе над делами репатриантов. Записка для Ренаты выдавала Матвеева с головой. Все решали мгновения. Лонгле открыл дверь к себе в кабинет и склонил голову в поклоне. Этого Матвееву хватило, чтобы вытащить записку из дела и спрятать в карман.

Лонгле ничего не заметил. Заняв место за столом, он надел очки и занялся просмотром дел. Рутинная процедура уточнения и согласования данных на репатриантов затягивалась. Матвеев проклинал Лонгле за его инициативу и искал предлог, как отлучиться из кабинета и передать записку Ренате. Она опередила его. Телефонный звонок нарушил шуршание бумаги. Лонгле снял трубку. По его репликам можно было понять, что возникла запутанная история с делами репатриантов. Отодвинув трубку в сторону, он обратился к Матвееву.

– Извините, Николай, Лонге обнаружила несоответствие наших данных с вашими на репатриантов Петренко и Калинина.

– Каких именно? – уточнил Матвеев.

– У Петренко по месту рождения, а у Калинина по году рождения.

– Разберемся. Что еще?

Лонгле снова вернулся к разговору с Ренатой.

– Что-что?.. Непонятные сокращения в анкете на Горохова. Какие именно?

– Эдуард, давайте не будем играть в испорченный телефон, – вмешался в их разговор Матвеев и предложил: – Может, я пройду к Лонге, и мы на месте разберемся?

– Да, конечно, – согласился Лонгле.

Матвеев прошел в кабинет к Ренате. Она была одна. Но он не стал пренебрегать конспирацией и, уточняя неясности в анкетах на Петренко, Калинина и Горохова, указал Ренате на свою записку. Он поняла все без слов и, внося поправки в документы репатриантов, на обратной стороне записки написала:

«Согласна. Время могу сообщить через день-два, место знакомое. Ждите звонка».

Разобравшись с делами на репатриантов, Матвеев возвратился к Лонгле и после короткого разговора покинул Бюро. Приехав в Миссию, он занялся текущими делами и с нетерпением ждал сигнала от Ренаты.

Прошло два дня с их разговора. Она хранила молчание. Наступила пятница, когда, наконец, раздался долгожданный звонок. Рената сообщила, что материалы на очередную партию репатриантов готовы, и их можно забрать. В обед Матвеев заехал в Бюро. На этот раз, избежав встречи с Лонгле – тот находился в отъезде, – он прошел в кабинет Ренаты. Она оказалась не одна, и снова им пришлось прибегнуть к хитрости. Прежде чем передать документы, Рената дала пояснения по своим пометкам и жестом обратила внимание Матвеева на закладку в одном из дел на репатриантов. Он перевернул страницу и увидел короткую запись.

«Завтра в 11 часов буду ждать. Мое авто «фольксфаген» НА 34–25 серого цвета».

Продолжая только им одним понятную игру, Матвеев попросил чистый лист бумаги и пояснил:

– Рената, я дам еще несколько фамилий. По ним требуется уточнить, есть ли они в ваших лагерях. Ответ желательно дать письменно.

– Одну минуту, – она подала ему чистый лист бумаги.

Он написал фамилии репатриантов, подозреваемых в связях с фашистами, и в конце дописал: «Желательно с подробностями».

Рената ответила ему многозначительным взглядом и заверила:

– Я постараюсь выполнить вашу просьбу в кратчайшие сроки.

– Спасибо, – поблагодарил Матвеев, пожелал Ренате и ее коллегам приятных выходных, покинул Бюро и возвратился в Миссию.

До конца рабочего дня он занимался текущими делами, а из головы не шли мысли о предстоящей встрече с Ренатой. В чистом поле они представляли идеальную мишень для любой провокации со стороны французской спецслужбы. Малейшая ошибка с его стороны несла смертельную угрозу смелой девушке. Матвеев настойчиво искал варианты подстраховки, но ни один из них не гарантировал ее безопасность. Положившись на удачу, он ждал сигнала от Ренаты.

Наступила суббота. Ранним утром, сложив в машину рыболовные снасти, Матвеев и Шток выехали на озеро. Прибыв на место, они разошлись по насиженным местам. Клев не радовал. Поплавки лениво поплясывали на воде. Матвеев больше обращал внимание не на поклевку, а на часы. Стрелки, как ему казалось, мучительно медленно ползли по циферблату и, наконец, показали 10:00. Пришло время для действий. Он выбрался из кустов, сел в машину и выехал на встречу с Ренатой. Несмотря на то, что Шток находился на подстраховке, а слежка отсутствовала, на душе было тревожно. Явка проводилась без прикрытия, да еще на территории противника. В этих условиях он и Рената представляли идеальную мишень для провокаций французской спецслужбы. Страхуясь, Матвеев взял с собой трофейный парабеллум и гранату.

Приехав на место, он осмотрелся, следов засады не обнаружил и успокоился. Дурманящий запах цветущих ландышей кружил голову. Он спустился к ручью – белоснежный ковер из цветов устилал землю, собрал букетик и возвратился к машине. В 11 часов со стороны дороги донесся шум автомобильного двигателя. За деревьями мелькнул «фольксфаген» и через минуту въехал на поляну.

Из машины вышла Рената. Она словно возникла из солнечных лучей и пьянящего голову весеннего воздуха. Ее движения были исполнены необыкновенной грациозности. Элегантный брючный костюм подчеркивал достоинства точеной фигуры. Опасность придавала девушке особое, ни с чем не сравнимое очарование. Матвеев не мог скрыть восхищенного взгляда, его сердце встрепенулось. Они шагнули навстречу и, поддавшись порыву, обнялись. Каждой клеточкой своего сильного молодого тела он ощущал зов ее плоти. Усилием воли ему удалось совладать с могучим влечением к прекрасной земной фее. Он отстранился. Какое-то время они не могли произнести слова.

– Я… я так рад, Рената! – первым заговорил Матвеев.

– Я тоже, – призналась она и зарделась.

Смущаясь, он подал букет.

– Какая прелесть! Как замечательно пахнут! – воскликнула Рената и, лукаво улыбнувшись, спросила: – Александр, вы правда рады меня видеть?

– А вы, что, сомневаетесь?

– Да, были некоторые сомнения.

– Это когда же?

– На приеме у генерала Де Кюна.

– А почему?

– У вас, Александр, был такой вид, будто увидели не меня, а Медузу Горгону.

Матвеев рассмеялся и признался:

– Сознаюсь, в первый момент я потерял дар речи, но, заметьте, не окаменел.

Рената расхохоталась, а затем подмигнула и спросила:

– Александр, ну согласитесь, что я не Горгона и меня бояться не следует.

– Сейчас вы мне больше напоминаете прекрасную лесную фею. Но осторожность нам не помешает, Гофре и Рой – опасные противники, – напомнил Матвеев.

Улыбка исчезла с лица Ренаты, и в голосе появилась тревога.

– Да, да, Александр! Эти негодяи замышляют против вас какую-то грязную провокацию.

– Провокацию?! Какую? С какой целью?

– Этого я не знаю. Мне известны только фамилии провокаторов, это немцы: Фогель, Шварц и Гросс. Берегитесь, Александр!

– Предупрежден – значит вооружен. Спасибо, Рената, – поблагодарил Матвеев и перешел к разведывательному заданию. – Рената, вам удалось выяснить, кого из репатриантов Гофре и Рой готовят на вербовку?

– Сейчас, одну минуту, – Лонге открыла дамскую сумочку, достала из нее тюбик с губной помадой и пояснила: – В нем я спрятала списки репатриантов, с которыми они ведут индивидуальную работу. И еще, у Гофре есть информатор в вашей Миссии.

– Шток?

– Не только.

– Кто еще?

– Он из ваших, русских. Его имя мне неизвестно, но я постараюсь узнать.

– Это очень важно! Очень! Только будьте осторожны, Рената, не проявляйте излишнюю активность! – предостерег Матвеев и уточнил: – Насколько вам доверяет Гофре?

– Полагаю, больше чем остальным переводчикам, – подумав, ответила Рената.

– А почему?

– По нескольким причинам. Первая – это моя молодость. И, как он полагает, моя неискушенность.

– Не будьте так наивны, Рената, это спецслужба, – напомнил Матвеев.

– Я понимаю. Есть и другая причина, почему Гофре доверяет мне. В нем и во мне течет одна кровь, моя мама наполовину француженка.

– О, это существенное обстоятельство.

– И еще, он взял с меня подписку о неразглашении. Я строго соблюдаю обязательства.

– Правильно, так и поступайте дальше, – одобрил Матвеев и, завершая встречу, поинтересовался: – Это место вас устраивает?