Текст книги "Анри Картье-Брессон. Момент истины. Маленькие рассказы о большом успехе"

42. Три года неволи

Вероятно, режим в концентрационном лагере, в котором отбывал заключение Картье-Брессон, был довольно мягким. Во всяком случае, у него появилась возможность бежать. Анри этой возможностью воспользовался, но… неудачно.

Он не был расстрелян или замучен. Но режим наверняка был ужесточён. Достоверно об этом неизвестно ровным счётом ничего, поэтому мы можем лишь строить предположения, опираясь на косвенные свидетельства.

Через некоторое время он повторил попытку побега и… снова был схвачен. На этот раз его приговорили к заключению в одиночке. Работать на воле, под конвоем, он уже не мог. И реальная возможность побега, таким образом, исключалась.

Но все же он выжил. Вытерпел эти 35 месяцев унизительной неволи, лелея в душе мечту о мести.

О том, что он чувствовал, находясь в одиночной камере в военной тюрьме (по некоторым сведениям, располагавшейся в городе Тур), легко представить. Отчаяние, безысходность и невероятное стремление бежать. Ему было всего лишь 35 лет. Он ещё ничего не успел сделать и… очень хотел жить.

Ещё один, последний шанс подвернулся в мае 1943 года. Картье-Брессона отправили в тюремный хозблок для работы на кухне. Анри удалось забраться в кузов грузовика, вывозившего за пределы тюрьмы картофельные очистки и прочие отходы. Оказавшись на свалке, Анри незаметно для водителя спрыгнул в кучу мусора и, дождавшись, когда грузовик уехал, со всех ног бросился бежать.

43. Побег

Ближе к ночи, отмахав добрый десяток километров по полям и садам Турени, Анри постучал в окно одинокой фермы. Выглянул заспанный хозяин, подозрительно оглядел Картье-Брессона и… открыл дверь.

Анри прожил на ферме целый месяц. Днём прятался на сеновале, на ночь хозяин приводил его в дом – чтобы хозяйка покормила «солдатика». Поначалу Анри не осмеливался покидать ферму – в округе рыскали отряды нацистов, разыскивающих бежавших военнопленных. Но потом немного улеглось, и Картье-Брессон стал просить фермера раздобыть какие-нибудь документы. Немногословный, вечно насупленный крестьянин крепко задумался. А потом на несколько дней исчез. Оказалось – ездил в Тур, где смог связаться с нужными людьми. И привёз Анри «почти настоящий» паспорт на имя несуществующего (а может, и умершего) человека.

Документы были, конечно, подделкой. Но подделкой мастерской, превосходной. С такими бумагами Анри мог не просто открыто жить в Париже, но и… путешествовать по Франции.

В конце июня 1943 года Картье-Брессон распрощался с семьёй, давшей ему приют и рисковавшей ради его спасения собственным благополучием. И отправился в Тур. Здесь он без особого труда сошелся с подпольщиками французского Сопротивления.

И наступило время мести – за поруганную родину, за свою честь, за погибших товарищей. Анри не пришлось брать в руки оружие. Его оружием была старая «Лейка».

44. И снова старая добрая «Лейка»

Первым делом Картье-Брессон отправился разыскивать место своего пленения. Это поле, поросшее сорной травой, выглядело вполне мирным. Окопы затянулись, бревна блиндажей превратились в труху.

Он всё же разыскал нужное дерево. Нашёл старый схрон. Руками раскопал землю и… с волнением ощутил там, в высохшей земле, завернутую в полусгнившую тряпку камеру. Вытащил её. Стряхнул пыль. Раскрыл волглый кожаный футляр. И дрожащими руками стал оттирать зеленые разводы на латунной верхней панели фотоаппарата. Попробовал затвор. Фотоаппарат работал.

За фотоаппарат оккупационные власти могли приговорить Картье-Брессона к расстрелу. Но он уже ничего не боялся. Вернулся в Тур, попросил товарищей достать хоть немного фотоплёнки. И, когда ему передали коробку с великолепной немецкой плёнкой, украденной с военного авиационного склада, отправился на прогулку по старинному городу, ставшему ему за эти дни почти родным.

Он снимал французов – их суровые лица, которые при виде человека с фотоаппаратом – своего! – расплывались в улыбке. Снимал детей и тополиный пух, витающий в солнечных лучах. Он снимал войну, которая должна была остаться в памяти поколений, чтобы никогда более не повториться.

А вскоре Анри предложил товарищам по Сопротивлению отпустить его в Париж, где у Картье-Брессона было полно знакомых и где он мог бы принести больше пользы, чем здесь, в Туре.

45. Сопротивление

Дома, в Париже, Анри Картье-Брессон возобновил работу для французских газет. Но это была внешняя сторона его жизни, прикрытие для основной работы – на Сопротивление. По заданию подпольщиков он разъезжал по Франции, снимая преступления нацистов и свидетельства непокорности французского народа. Снимал роскошные виллы сотрудничающих с оккупационными властями богачей и аресты членов подполья. Снимал расположение немецких войск и лица офицеров – эти снимки затем использовались подпольщиками в ходе вооружённых акций возмездия.

Картье-Брессон восстановил довоенные связи с издателями газет, журналистами, богатыми людьми и уцелевшими политиками. Разыскивал и вербовал сочувствующих Сопротивлению чиновников, которые соглашались помогать военнопленным бежать из лагерей – как недавно бежал из заключения сам Картье-Брессон. Фальшивые документы, офицерская форма, оружие – он доставал все, что было в его силах.

Его жизнь в 1943—1944 годах напоминала ходьбу по лезвию бритвы. Он рисковал своей жизнью – в мирное-то время человек с фотоаппаратом в руках рядом с военными объектами вызывает подозрение. А в оккупированной Франции с её ограниченными гражданскими свободами, подозрительной полицией и зверствами гестапо? Но дело стоило того. На кону была свобода Франции. И – собственная честь.

В конце концов, Картье-Брессон понял, что бороться на своём репортёрском фронте в одиночку невозможно. И он взялся за новое дело – создал в рамках подполья собственное фотоподразделение.

46. Организатор

Следует заметить, что фотоаппарат для немцев в то время был не только символом успеха, но и любимым увлечением. Воинские уставы не запрещали солдатам брать на фронт камеры, не говоря уже об офицерском корпусе. И это облегчало подпольщикам проблему оснащения фотоаппаратурой. По просьбе Анри, подпольщики передавали ему добытые в ходе налётов солдатские и офицерские «Лейки», а также фотоматериалы. А Картье-Брессон подбирал кадры для своего неформального подразделения. Он подыскивал людей, умеющих и любящих фотографировать, раздавал им трофейные камеры и призывал фотографировать всё, что привлекает внимание – бесчинства немцев, примеры мужества французов, обыденную жизнь в оккупации, следы разрушений.

За полтора года действия подпольного фотоподразделения Картье-Брессона был собран огромный архив неопровержимых свидетельств преступлений нацизма.

Но Анри пошел дальше. Он основал подпольную фотолабораторию, занимавшуюся обработкой негативов и фотопечатью. Здесь же находились фонды тайного архива. Фотографы Сопротивления рисковали жизнью. И Анри старался сделать так, чтобы их жертвы не были напрасными.

А потом наступило 6 июня 1944 года – день высадки союзнических войск в Нормандии. Война покатилась на юг, к Парижу. И навстречу английским, американским и канадским солдатам вышли подпольщики французского Сопротивления. И вместе с ними – репортёры Картье-Брессона.

47. Кинорежиссёр

В 1945 году, когда война уже близилась к концу, Картье-Брессон пробился на приём к командиру Управления военной информации армии США. Он попросил разрешения снять фильм о возвращении на родину людей, вынужденных бежать от войны. И получил разрешение и соответствующие документы. Снимать пришлось в местах боевых действий, в том числе и там, где находиться было ещё опасно. К тому же Анри остро нуждался в современной аппаратуре и киноплёнке. Все это он получил в избытке – в том числе и массу разрешительных бумаг, пропусков, писем, удостоверений.

И началась работа, которая так захватила Анри, что он забыл о собственной безопасности. С небольшой съемочной группой, в которую входили оператор и помощник режиссёра, Картье-Брессон объездил всю Францию – самые пострадавшие от военных действий районы. Снимал разрушенные фермы, сожжённые немцами деревни, изуродованные виноградники.

Фильм «Возвращение» получился шокирующим и в то же время печальным – как свидетельство человеческого безумия. Работа над картиной заняла два года. В окончательном варианте она вышла на экраны американских кинотеатров весной 1947 года.

Но это ещё не всё о единственном фильме Анри Картье-Брессона. Дело в том, что картина вызвала волну интереса к личности автора фильма. Анри удалось объединить в этом фильме свои открытия в области фотоискусства и очень тонкое чувство сути кинематографа – как средства отображения реальной жизни.

Критики и кинопродюсеры бросились разыскивать автора шедевра. И тут выяснилось, что Картье-Брессон… погиб!

48. Возвращение с небес

Эту историю можно отнести к байкам про испорченный телефон.

В начале 1947 года кто-то из друзей Картье-Брессона, возможно, Дэвид Сеймур, решил разыскать старого товарища. Послал запрос парижским журналистам, благо репортёрское сообщество в годы войны хоть и сильно поредело, но сохранило сплочённость и взаимовыручку. Парижане попытались разыскать Анри. Да какое там.

И тут нашёлся человек, который «собственными глазами видел», как Картье-Брессон пал от немецкой пули в битве за Париж. А как же фильм «Возвращение»? А фильм был снят незадолго до его гибели. И смонтирован безутешными коллегами Картье-Брессона.

Сеймур не успокоился и принялся «бомбить» запросами командование союзнических войск. Из Управления военной информации ответили – да погиб. Погиб? Точно? Кажется… точно.

Друзья Анри пришли в полное отчаяние. Как же так?! Потом принялись готовить мемориальную ретроспективу работ Картье-Брессона – в Музее современного искусства в Нью-Йорке.

Экспозиция открылась в мае 1947 года показом фильма «Возвращение». Затем на сцену вышли друзья Картье-Брессона и со слезами на глазах рассказали, какой это был чудесный человек. За ними выступили Линкольн Кирстейн и Бомон Ньюхолл, авторы текста «последней» (и первой одновременно) книги Анри, которая называлась «Фотографии Анри Картье-Брессона». Они понятия не имели, что Анри погиб…

В конце концов, на подиум поднялся… сам Картье-Брессон. И не смог вымолвить ни слова. Зал – сотни людей – зарыдал. От радости.

49. Идея агентства

Чудесное «воскрешение» Анри Картье-Брессона взбудоражило всю журналистскую общественность. Анри приветствовали, как героя. Прямо на улице к нему подходили совершенно незнакомые люди, обнимали, хлопали по спине и говорили: «Анри, старина, как я рад, что ты жив!» А Картье-Брессон и понять не мог, чем так прославился. И чувствовал себя ужасно неловко.

В конце концов, он сказал своим друзьям Сеймуру и Капе: «Хватит вам, ребята, по „Америкам“ ошиваться. Пора возвращаться домой». И они, действительно, отправились в Париж…

Каждый занялся своим делом. Но количество газет, уцелевших после войны, было невелико. И жить за счёт военных снимков уже было невозможно. Газеты требовали новых материалов.

Хуже всего пришлось Сеймуру, который уже семь лет не занимался фотожурналистикой. Чим чувствовал себя не в своей тарелке, бродил по Парижу с фотоаппаратом и возвращался… ни с чем.

Картье-Брессон снимал – как всегда с удовольствием, много и много публиковался. Правда, это были не репортажи, а любимая Анри «композиционная» фотография.

А Капа метался по послевоенной Европе в поисках сюжетов. Приезжал вымотанный, возбуждённый, полный впечатлений.

Однажды Капа собрал друзей и сказал:

– Есть отличная идея – основать собственное агентство. Мы будем ездить по миру и снимать репортажи. А наше агентство будет продавать снимки редакциям газет и журналов, устраивать выгодные контракты. У нас появится своя лаборатория и офис… Как вы на это смотрите?

Сеймур пожал плечами:

– По-моему неплохо.

А Картье-Брессон улыбнулся и… промолчал. И все поняли, что ему эта идея тоже понравилась.

50. Бутылка шампанского

12 ноября 1947 года четверо закадычных друзей – Анри Картье-Брессон, Роберт Капа, Дэвид «Чим» Сеймур и Джордж Роджерс – сидели в парижском кафе и о чём-то увлеченно разговаривали. Солировал, конечно, Капа. Его темперамент был подобен гейзеру – Капа без конца вскакивал, возбуждённо описывал вокруг стола круг и снова садился. Чим недоверчиво покачивал головой. Роджерс беспрестанно курил. Анри загадочно улыбался и помалкивал.

Затем Капа выдохся. Взмахнул рукой, подзывая официанта, чтобы заказать шампанское. Тот принёс покрытую паутиной бутылку старого вина.

– А как мы назовём свое агентство? – спросил Картье-Брессон.

Капа на секунду замер. Потом взглянул на этикетку старого «Магнума». И воскликнул:

– Конечно же – Магнум!

Так появилось первое в мире независимое фотоагентство «Магнум», знаменитое, легендарное и до сих пор процветающее.

Первый офис агентства был открыт в Париже. Затем появились офисы в Нью-Йорке, в Лондоне и Токио. Первым директором «Магнума» был избран деятельный Роберт Капа. А первыми сотрудниками стали… несколько секретарш, в обязанности которых входили телефонные переговоры с редакциями газет.

В первое время приходилось очень туго. И Капа даже играл на скачках, чтобы добыть немного денег. Не себе – на жалование секретаршам. Сами основатели «Магнума» обходились случайными заработками.

51. «Магнум»

Сегодня агентство «Магнум» известно, как самое мощное творческое объединение фотографов, работающих на десятки газет и журналов планеты. А тогда, в самом начале, четвёрке основателей агентства приходилось сводить концы с концами.

Верховодил, как всегда, Роберт Капа. Анри Картье-Брессон вспоминал: «Когда я, вернувшись с Востока, пришел к нему (к Капе) за полагающимся мне гонораром, он мне сказал: „Возьми-ка ты лучше аппарат и принимайся за работу. Твои деньги я вынужден был использовать, потому что нам грозило банкротство“. Меня это, конечно, расстроило и рассердило, но делать было нечего: он был прав. Он подсказал мне мест десять, куда можно было поехать. Пять-шесть из них не стоило доброго слова, два были отличными, а одно – потрясающим».

И Картье-Брессон, толком не отдохнув, снова взял сумку с фотоаппаратом и укатил в Юго-восточную Азию.

Таковы были их будни. Девизом магнумовцы взяли лозунг «Долой войну». А основным местом съёмок выбирали «горячие точки».

Вскоре штат репортёров «Магнума» пополнился двумя талантливыми фотографами – Вернером Бишофом из Швейцарии и Эрнстом Хаасом из Австрии. Оба были высокими профессионалами и оба испытывали колоссальные проблемы с пристраиванием своих работ в редакции газет и журналов. Уставшие от войны газеты неохотно брали военные репортажи. И «Магнуму» стоило больших усилий изменить мнение редакторов в свою пользу.

52. Весь мир у их ног

Они поделили весь мир на «зоны влияния». Джордж Роджер, оставивший ради «Магнума» родной Лондон и журнал «Лайф», взял Африку и Ближний Восток. Чиму, как знатоку сразу нескольких языков – польского, немецкого, отчасти русского и чешского, не считая английского и французского, досталась старушка Европа. Картье-Брессона отправился в Индию и Китай – это решение было принято на основании того, что женой Анри была индонезийка индийского происхождения.

Присоединился к основателям «Магнума» Уильям Вандиверт, вместе с Роджером работавший в журнале «Лайф», и взял на себя обе Америки. Капа, как основатель и главный идеолог агентства, оставил себе право быть в «свободном полёте», выбирая места командировок самостоятельно.

Директором парижского офиса была назначена Мария Эйснер, а в нью-йоркский офис (он был открыт почти одновременно с парижским) отправилась супруга Вандиверта – Рита. Она же – Рита Вандиверт стала первым президентом «Магнума», когда агентство из неформальной группы энтузиастов превратилось в солидную контору.

Первым капиталом «Магнума» стали личные накопления его основателей. Проблема заключалась в том, что у магнумовцев… не было никаких капиталов. Только фотоаппараты, собственный талант и огромное желание работать.

В свои первые поездки члены «Магнума» отправлялись без командировочных, на деньги, которые удавалось заработать в пути.

53. Роберт Капа

Можно не сомневаться – если бы ни Роберт Капа, Картье-Брессон вряд ли занялся бы фоторепортажем, но в любом случае состоялся бы как фотохудожник. Дело в том, что они придерживались совершенно противоположных подходов к фотографии. Капа был «сюжетным» фотографом, а это для репортёра бесценное качество. В основе фоторепортажа лежит рассказ о каком-либо событии. Сюжету подчинено все, в том числе и изобразительные средства, которыми пользуется репортёр.

Картье-Брессон был фотографом композиционным. Его не столько интересовало (заметим, только поначалу) событие, сколько красота самой картинки. Сюжет тоже очень важен, но он должен вписываться в общий строй композиции.

Влияние Капы на Анри было благотворным не только для самого Картье-Брессона, но и для жанра фоторепортажа. Картье-Брессону удалось соединить репортажность и прекрасную композицию – то есть объединить подход Капы со своим талантом художника. И получился фоторепортаж на уровне высокого искусства.

Но влияние Капы можно проследить не только на творчестве Картье-Брессона, но и на его личностных качествах. Именно Роберт Капа приучил своих друзей оставаться всегда незаметными, в тени, избегать славы, которая работе репортёра лишь мешает. Сам Капа жил под своим настоящим именем, а фотографии подписывал псевдонимом. И это очень осложняло работу редакторов, которые просто не могли разыскать Капу. Встречая незнакомых людей Капа представлялся… своим собственным лаборантом Андре Фридманом. И мало кто знал, что это один и тот же человек.

54. Дэвид Сеймур

Может показаться, что Дэвид Сеймур остался в тени экспансивного, энергичного Капы. Но это не так. Яркий талант этого человека был совершенно равноценен одарённости его знаменитых друзей и коллег по «Магнуму».

Вернувшись в профессию после семилетнего перерыва, Чим сделал потрясающий фоторепортаж о детях-беженцах – обездоленных войной сиротах. Этот репортаж моментально вознёс его на вершину репортёрского мастерства. Чим не только подтвердил свой статус репортёра-профессионала, но и убедительно доказал, что его творческий потенциал далеко не раскрыт.

О творчестве Сеймура принято судить по его репортажам с фронтов испанской войны. Как и Капа, Чим был абсолютно бесстрашен. Он спокойно относился к обстрелам, не кланялся каждой пуле. Как и все магнумовцы принципиально не пользовался оружием, считая, что репортёр не имеет права принимать участие в боевых действиях. Его оружием была «Лейка».

После гибели Капы Сеймур стал вторым директором «Магнума». И в этой должности ему работалось легче, чем его предшественнику – «Магнум» уже был всемирно известным агентством, которое могло выбирать сотрудников, устраивая сложные конкурсы. Попасть в «Магнум» было очень трудно. Но работа с такими мастерами, как Сеймур и Картье-Брессон означала состоявшуюся судьбу и отсутствие каких-либо проблем, кроме, разумеется, творческих.

55. На пульсе времени

Основной миссией участники «Магнума» считали освещение жизни человечества во всех его проявлениях. Когда Капу или Картье-Брессона спрашивали, зачем они направляются в горячие точки планеты и рискуют своей жизнью, они отвечали – «чтобы держать руку на пульсе времени». И это были не «красивые слова», а истинная правда.

С самого начала магнумовцы выстроили свою работу так, что сообща разрабатывали одну из выбранных тем. Так в конце 40-х – начале 50-х годов были реализованы программы «Жизнь людей», «Молодёжь мира», «Женщина и мир ребёнка». Эти программы обсуждались на общих собраниях участников агентства, затем фотографы разъезжались по «своим» странам и принимались за работу. А технические сотрудники агентства получали и обрабатывали отснятый материал, чтобы затем предложить его редакциям газет и журналов.

К 1952 году штат «Магнума» пополнился выдающимися молодыми фотографами. Магнумовцами стали Ева Арнольд, Берт Глинн, Эрих Хартман, Эрих Лессинг, Марк Рибо, Деннис Сток и Крин Таконис. Вместе с основателями – Капой, Картье-Брессоном, Сеймуром и Роджерсом – и первыми «волонтёрами» – Вандивертом, Бишофом, Хаасом – молодые фотохудожники составили лучшую в мире команду фоторепортёров, соревноваться с которой не мог никто. Ни одно агентство мира, которых после успеха «Магнума» появилось великое множество, даже не приближалось по творческому уровню к команде Роберта Капы. Это было содружество высоких профессионалов.