Текст книги "Чарльз Дарвин. Происхождение человека. Маленькие рассказы о большом успехе"

42. Маврикий, Кейптаун, Азоры

Покинув Кокосовые острова, «Бигль» направился к Маврикию – к месту, где некогда жила истреблённая людьми нелетающая птица до-до. Дарвин втайне мечтал найти хотя бы один её экземпляр, но… увы.

На Маврикии Дарвин снова столкнулся с эндемиками – животными, обитающими только здесь и нигде более. И снова увидел видовые различия, объяснения которым еще предстояло отыскать.

А потом была большая остановка в Кейптауне, на южной оконечности Африканского континента. И это был совершенно иной мир, чем тот, в котором недавно побывал Дарвин. Другие растения, другие животные, другие люди…

Его коллекция пополнялась новыми экспонатами. Трюмы корабля были забиты ящиками с препаратами, гербариями, минералами. Всё, что Дарвин видел нового, он записывал в дневник путешествия, который разросся до гигантских размеров – сотни и сотни листов.

Неделя шла за неделей, месяц за месяцем, год за годом. Оставив гостеприимный Кейптаун «Бигль» вошёл в воды Атлантики и взял курс на север. Впереди были две длительные остановки – повторная на островах Зелёного Мыса и на Азорских островах.

Если острова Зелёного Мыса представлялись местом знакомым и для моряков, пять лет не видевшим Англии, почти «родным», то Азоры стали настоящим открытием. Старая испанская колония жила своей замкнутой жизнью, тесно связанной с морем. Благоприятный климат, обилие рыбы, размеренный, неспешный ритм жизни.

Дарвин с волнением предвкушал встречу с Англией – на Азорских островах он почувствовал… дыхание Европы.

43. Дневник Чарльза

Как бы плохо себя Дарвин ни чувствовал – а морская болезнь за пять лет плавания по Мировому океану так и не отступила – он старался каждый день садиться за стол, открывать свою тетрадь и записывать в неё впечатления минувшего дня. Исключения составляли только те дни, когда корабль мотало по океанским волнам во время штормов. Тогда Дарвин просто ложился на койку, отворачивался лицом к стене и старался ничем не выдавать своего недомогания.

Фицрой, человек суровый и физически сильный, относился к Дарвину с немного насмешливым уважением. Уже после плавания он как-то признался, что в первый момент решил отказать Дарвину от места. Фицрою, увлекавшемуся физиогномической теорией Лафатера, показалось, что человек с таким носом, как у Чарльза, не обладает решимостью, смелостью, энергией, которые необходимы для столь трудного путешествия. К счастью, капитан не отверг кандидатуру Дарвина (впрочем, другой и не было). И вскоре смог убедиться, что Чарльз человек вполне достойный.

Капитану нравилась целеустремлённость бортового натуралиста, его любознательность и работоспособность. Дарвин трудился по часам. Даже если совсем не хотелось, он с утра и до полудня должен был высидеть за столом и написать то, что запланировал. Позже Дарвин говорил: «Если я сталкивался с новым наблюдением, или мыслью, которая противоречила моим общим выводам, я обязательно и не откладывая делал короткую запись о них, ибо как я убедился на опыте, такого рода факты или мысли обычно ускользают из памяти гораздо скорее, чем благоприятные для тебя».

44. Отчёт о путешествии

Ещё до остановки на Азорах Фицрой взялся за официальный отчёт о кругосветном путешествии. Работа огромная – плавание заняло почти пять лет. Но капитан Фицрой был человеком обязательным, а потому отверг любые отговорки и засел за работу.

Дело двигалось очень медленно – слишком уж много было материала. А дневниковых записей (кроме, разумеется, судового журнала) Фицрой не вёл. Пришлось вспоминать кучу самых разных подробностей, рискуя что-то упустить.

И тут Чарльз предложил капитану прочитать несколько страниц из его заметок. Фицрой согласился, начал читать, увлёкся, попросил одну тетрадь, другую. А потом предложил включить дневник Дарвина в текст общего отчёта. Получилась грандиозная книга, в которой гидрографические и географические данные перемежались результатами геологических и биологических исследований.

И ещё… Понимая, что в кругосветном плавании может случиться что угодно, Дарвин из каждого крупного порта пересылал домой две копии своих записей – одну родным, одну коллегам в Кембридж. Когда Чарльз вернулся в Лондон, часть его материалов уже была обработана, часть находилась в активной разработке. Дарвин вовсе не накладывал каких-то ограничений на использование результатов своих наблюдений. И это, безусловно, расположило к нему большинство английских учёных, которым так или иначе не хватало подобных материалов. Так начиналась великая дружба великих людей – Дарвина и выдающихся деятелей европейской науки.

45. Заклятые друзья

Фицрой, с которым Дарвину пришлось прожить в одной каюте пять лет, оказался отличным капитаном. Великодушный, смелый, волевой человек, который по словам Дарвина «был искренним другом всем, кто находился под его началом», Роберт Фицрой, тем не менее, обладал «несносным» нравом. Главным недостатком Фицроя были нетерпимость и несдержанность в спорах. Он был заядлым спорщиком, который совсем не умел проигрывать и признавать свою неправоту. В спорах Фицрой быстро переходил на личности, смертельно обижался и начинал на оппонента кричать, обрушивая на него свой гнев.

Можно лишь представить, как тяжко приходилось миролюбивому, уживчивому Чарльзу, если несколько раз за этот долгий поход они ругались до такой степени, что становились настоящими врагами. Только терпение Дарвина и его добродушие низводили ссору до обычной недомолвки, а потом и вовсе стирали из памяти её следы.

Главными предметами были взгляды капитана Фицроя и его натуралиста Дарвина на политику и эволюцию живой природы. Фицрой был отъявленным консерватором, сторонником колониализма, рабства и империалистических устремлений английского правительства. В Дарвине его возмущало отношение к «дикарям», как к «обычным» людям. При этом сам Фицрой не позволял себе относиться к аборигенам оскорбительно. А приняв на борт огнеземельцев, он заботился о них, как о членах собственной команды.

46. Спор длиной в жизнь

Капитан Фицрой был крайне религиозным человеком. И сомнения в неизменности видов, созданных богом раз и навсегда, которые высказывал в беседах Дарвин, капитана ввергали в недоумение. Фицрой был слепым последователем церковной догмы, любые сомнения считал ересью и при этом всю жизнь имел некоторое отношение к науке (на данном этапе жизни – как капитан научно-исследовательского корабля). «Гремучая смесь» знаний и веры сыграли с Робертом Фицроем злую шутку. Он был способен принимать новое лишь до тех пор, пока это новое не вступало в противоречие с его убеждениями. Таким образом, Фицрой был готов отрицать очевидное, свидетелем чего был сам.

После возвращения в Англию Фицрой и Дарвин виделись лишь несколько раз, а после переезда Чарльза с семьёй в Даун (пригород Лондона) их встречи прекратились вовсе. Наверное, они всё-таки очень устали друг от друга, чтобы продолжать приятельские отношения. Однако, Дарвин много раз вспоминал в своих книгах капитана Фицроя – преимущественно добрым словом (при этом описывая и их споры, но стараясь не давать оценок). Вспоминал Чарльза и Фицрой. Поначалу он отзывался о Дарвине только с положительной стороны. Но когда в свет вышел главный труд Чарльза «Происхождение видов…», Фицрой взорвался и публично высказал негодование тем, что бывший участник его кругосветной экспедиции «издал столь кощунственную книгу».

47. Возвращение

В конце сентября 1936 года «Бигль» направился от Азорских островов в сторону Англии. В Плимут он прибыл 2 октября 1936 года. Кругосветное путешествие славного корабля и его команды завершилось.

Они очень соскучились по родным и Англии. И возвращение в Плимут для членов экспедиции было одним из самых ярких праздников всей жизни.

Если пять лет назад в путешествие на «Бигле» отправился совсем ещё мальчик, едва закончивший обучение и толком не решивший, кем же он будет во взрослой жизни, то теперь на английский берег ступил совсем другой Дарвин. Повзрослевший и возмужавший 27-летний учёный, твердо знающий свою цель, получивший бесценный жизненный опыт и такие знания, которых Чарльзу хватило на всю жизнь.

Да, всю жизнь до самой кончины – а Дарвин прожил 73 года – он обрабатывал полученные в кругосветном путешествии материалы. Более того, он никогда больше не отправлялся в какие-либо экспедиции. И после переезда из Лондона в пригород своего дома не покидал. Его кругосветка была тем источником знаний, который дал Чарльзу толчок на создание многочисленных трудов. Она же была источником сомнений, двигавшим его мысль…

По возвращению в Англию Дарвин посетил Кембридж, встретился со старыми друзьями и коллегами. Приём был потрясающий – Чарльза встречали, как героя науки, как подвижника, как блистательного исследователя. А должность-то его на «Бигле» официально именовалась… лаборант!

48. Секретарь геологического общества

Около месяца Чарльз отдыхал от морской качки и многотрудного путешествия. Он с трудом привыкал к своей просторной комнате отцовского дома, к привычной английской пище, в которой совсем не было опротивевшей солонины и ужасного влажного серого хлеба, который выпекал корабельный кок. Чарльз наслаждался уже изрядно подзабытой обстановкой, вниманием сестёр и… гордостью отца (сэр Роберт к возвращению младшего сына стал совершенно необъятным – он растолстел до невероятных размеров). Чарльз отдыхал… Отдыхал, но не бездельничал! В начале 1837 года он взялся за ведение ежедневных дневниковых записей, в которые вносил свои наблюдения о сортах культурных сельскохозяйственных растений, породах домашних животных и… естественном отборе. Это были первые попытки систематизировать полученные в путешествии материалы, связав их в единую стройную теорию.

Он действовал очень осторожно. И это была вовсе не леность. В эти первые после путешествия годы друзьям Дарвина стало совершенно ясно – Чарльз великий труженик. То, что раньше выглядело тугодумием, на поверку оказалось основательной, очень глубокой работой творческой мысли. То, что выглядело леностью души и тела, было напряженной умственной работой, глубоким осмыслением без какой бы то ни было торопливости.

В конце октября 1836 года Дарвин по настоянию Генслоу, собравшего группу учёных для обработки результатов экспедиции, оставил отчий дом и переехал в Кембридж. В середине декабря Чарльз снял в Кембридже жильё. 4 января 1837 года прочитал первый доклад на заседании Лондонского геологического общества. А в марте 1838 года он стал секретарём геологического общества, проработав в этой должности до 1841 года.

49. Палеонтологическая сенсация

Сразу по переезду в Кембридж Дарвин развил активную деятельность. Он читал доклады, предавал различным научным организациям ископаемые останки вымерших животных, устраивал гербарии, многочисленные коллекции, участвовал в работе над большой книгой, в которую должны были войти основные результаты экспедиции.

Отныне у Дарвина были деньги, которые он мог потратить на исследования – основным инвестором стал отец Чарльза Роберт Дарвин. Не скупились на расходы и научные общества – геологическое и зоологическое. На Дарвина хлынул поток наград и всякого рода премий. Его коллекции вызывали у учёных восхищение, а доклады, сделанные по материалам исследований – глубокий интерес и огромное уважение. О Дарвине говорили, как о серьёзном учёном. О молодом, быстро прогрессирующем, но уже опытном исследователе-практике, слово которого не вызывало сомнений, поскольку Чарльз говорил лишь о том, что видел сам, что дотошно задокументировал и что мог показать сомневающимся.

Огромный интерес вызвали палеонтологические находки Дарвина, которые Чарльз передал Ричарду Оуэну, анатому Королевского колледжа хирургов. И это были останки не только мегатерия, но и неизвестного вымершего млекопитающего, которое Оуэн назвал сцелидотериумом, токсодона (гигантского грызуна, по всей видимости, предка капибары, но размером с бегемота), фрагменты фоссилизированного (окаменевшего) скелета гигантского броненосца. Всё это Дарвин привёз из Патагонии.

50. Выводы зоологов

Свою часть дарвиновского «урожая» получили и зоологи. 4 января 1837 года, сразу после доклада в Лондонском геологическом обществе, Дарвин передал большую коллекцию млекопитающих и птиц (чучел и описаний к ним) зоологическому обществу. И вскоре орнитолог Джон Гульд объявил, что Дарвином открыты 12 новых видов галапагосских вьюрков, которые Чарльз ошибочно принимал за три других вида птиц.

Открытие следовало за открытием. И учёный мир Англии не скупился на достойные оценки трудов Дарвина. 17 февраля на заседании Географического общества Роберт Оуэн выступил с докладом о первых результатах исследования палеонтологических находок Дарвина, привезённых им из Патагонии. И Чарльз тут же был избран в Совет Географического общества (этой чести удостаивались немногие, а Чарльзу, вспомним, было всего 27 лет).

В начале марта 1837 года Дарвин оставил Кембридж и перебрался в Лондон, чтобы быть ближе к научным обществам, членом которых он был избран. Он занялся поисками объяснений изменчивости видов, с которой Чарльз столкнулся на Галапагосах. Во-первых, он отверг влияние каких-либо чудесных воздействий извне, настаивая, что любые изменения являются результатами действия законов природы (об этом Дарвин писал в письме Джону Гершелю). Во-вторых, он выразил сомнения о возможности превращения одного вида в другой, настаивая на эволюционных изменениях. И это были первые, ещё очень общие наброски будущей эволюционной теории, на разработку которой у Дарвина уйдёт… 22 года жизни.

51. Чарльз Лайель и Джозеф Гукер

Резонный вопрос – а были ли у Дарвина в учёном мире близкие друзья? Он же был малоподвижным человеком, который никуда из своего дома не выбирался (после переезда в пригород в 1842 году)? Были и довольно много. Среди самых близких – уже упомянутый нами Джон Генслоу, «добрый ангел-хранитель» Чарльза Дарвина, основатель современной геологии Чарльз Лайель и ботаник Джозеф Гукер. Каждый из этих великих людей оказал судьбоносное влияние на Дарвина. Они, в частности, убедили Чарльза опубликовать его главный труд «Происхождение видов…», сохранив тем самым приоритет открытия эволюционной теории за Дарвином.

Первая встреча Дарвина с Лайелем состоялась 29 октября 1836 года – Лайель был вторым после Генслоу учёным, с которым Чарльз поспешил встретиться по возвращению из кругосветки. В своём письме Генслоу Чарльз просил организовать эту встречу. Чарльзу хотелось выразить благодарность Лайелю за его «Основы геологии», ставшие для Дарвина настоящим учебником. Лайель с радостью согласился, ему было любопытно познакомиться с молодым учёным, о котором уже писали в газетах, и говорила вся Англия. Так началась дружба между двумя великими людьми.

К слову – влияние двух учёных было взаимным. После опубликования «Происхождения видов…» Лайель во многом изменил свои взгляды, пусть не сразу (он кратко изложил идею эволюции видов лишь в 10-м издании «Основ геологии», вышедшем в 1859 году), пусть с оговорками, но поддержав эволюционную теорию Дарвина.

А с Гукером Дарвин познакомился много позже – осенью 1843 года. Это отдельная история. Пока же отметим, что этот человек, Джозеф Гукер, был не только другом и единомышленником Дарвина, но и соавтором некоторых его открытий. Гукер систематизировал гербарий, привезённый Чарльзом с Галапагосских островов.

52. Жениться?

Архивы Дарвина сохранились в полном виде. Чарльз не уничтожал ни одной черновой записи, ни одного письма, ни одной пометки, даже если она была сделана на случайном клочке бумаги. До сих пор архивы Дарвина находятся в работе – они исследуются, систематизируются и публикуются. И конца этой работы не видно.

После возвращения из кругосветного путешествия перед Дарвином встал вопрос о будущем. Он понимал, что должен обзавестись семьёй – на этом настаивал отец (а после путешествия между Чарльзом и отцом установилось взаимопонимание). Этого хотел он и сам. На ком – вопрос второй. Главное – жениться или… всё-таки воздержаться?

Дарвин взял лист бумаги, разделил его на две части. На левой записал, что может произойти в случае женитьбы, на провой – в случае, ели он останется холостяком. На обороте записал свой вывод. Вот содержание этого прелюбопытнейшего документа.

«Жениться.

Дети (если даст бог) – постоянный спутник (друг в старости), который будет испытывать общие с тобой интересы, иметь совместные удовольствия и будет объектом твоей любви – во всяком случае, лучше, чем собака. – Семья и кто-то, заботящийся о доме. – Удовольствия, доставляемые музыкой и женской болтовней. Все это хорошо для здоровья. Буду вынужден делать визиты и принимать родственников. Но ужасная потеря времени.

Бог мой, невыносимо думать, что всю жизнь проведешь подобно бесполой пчеле, работая, работая, и в конце концов ничего. – Нет, нет, это не годится. Вообразить себе жизнь в одиночестве день за днем в прокоптелом, грязном лондонском доме. – [И] только представить себе: милая, нежная жена на диване, огонь в камине, и книги, и, быть может, музыка – [и] сравнить это видение с тусклой реальностью [дома на] Грейт-Марлборо-стрит. Жениться, жениться, жениться».

53. Или не жениться?

Почерк у Чарльза был просто чудовищный. Разбирать его каракули сущее мучение. Но разве дело в почерке? Помимо бесценных научных наблюдений в архиве Дарвина содержится множество блистательных крупинок, которые он частично использовал в своих книгах – а Дарвин был замечательным писателем (вы не знали?) – либо просто записывал на память. Эта забавная письменная попытка прояснить для себя все выгоды и недостатки брака – одна из таких крупинок, проливающая свет на личность этого выдающегося мыслителя…

Продолжаем.

«Не жениться.

Ни детей (ни повторения себя в потомстве), никого, кто позаботился бы о тебе в старости. – Что за польза от работы без сочувствия со стороны близких и дорогих друзей? – Кто, если не родные, самые близкие и дорогие друзья для старика?

[Но зато возможность] свободно ходить, куда захочется, выбирать себе общество и [притом] малочисленное. Беседовать с умными людьми в клубах.

Не буду вынужден посещать родственников и подчиняться всяким мелочам, [буду свободен от] бремени расходов и забот о детях – быть может, [и от] ссор. [Если жениться] потеря времени – не смогу читать по вечерам – ожирение и безделье – заботы и ответственность – мало денег на книги и пр. – если много детей, быть вынужденным зарабатывать на хлеб. (Ведь очень вредно для здоровья работать слишком много.)

Быть может, моя жена не будет любить Лондон; тогда [я буду] осужден на ссылку [в деревню] и на деградацию [с превращением] в ленивого, праздного дурака».

54. Всё-таки жениться!

А на обратной стороне листа – вывод

«[Итак], доказано, что необходимо жениться. Когда же – тотчас же или позже? Отец говорит – поскорее, иначе плохо, если иметь детей, [и кроме того] у одного [человека] характер более уступчивый, у другого чувства более живые, и если не жениться немедленно, можешь упустить много хорошего, чистого счастья.

Но тогда, если я женюсь завтра, возникло бы бесконечное множество хлопот и расходов на приобретение и оборудование дома, – споры из-за отсутствия общества – утренние визиты – неловкость – ежедневная потеря времени (разве что твоя жена окажется ангелом и будет побуждать тебя прилежно заниматься). – Затем, как я смогу управляться со всеми моими делами, если я буду вынужден ежедневно гулять с женой? – Увы! Я никогда не изучу французского языка – и не побываю на континенте [т.е. в Европе] – и не поеду в Америку – и не подымусь на воздушном шаре – и не предприму одинокой прогулки по Уэльсу, – бедный раб, тебе будет хуже, чем негру. – И затем, ужасная бедность (разве что твоя жена будет добрее ангела и будет обладать деньгами). – Пустяки, мой мальчик! Не унывай! Невозможно вести жизнь в одиночестве, с болезненной старостью [впереди], без друзей, без участия, без детей, смотрящих тебе прямо в лицо, на котором уже появляются морщины. Не унывай, уповай на случай – пристально посмотри вокруг себя – есть много счастливых рабов…».

55. Эмма

Любопытно, что в этой личной записке нет имени будущей супруги Дарвина. Он не оценивал какую-то конкретную женщину. Он рассматривал саму возможность женитьбы.

А кандидатуры были – дочери профессора Эдинбургского университета Леонарда Хорнера. Это была хорошая партия – на одной из дочерей Хорнера был женат Чарльз Лайель, близкий друг Дарвина, а в то время его кумир.

Но любая из этих девушек как нельзя лучше подходила под рубрику «не жениться». Вздорные, избалованные, не особенно умные. К тому же Дарвин боялся пустого блеска, трескотни вокруг слишком именитой семьи. Светские рауты, приёмы, ненужные встречи – всего этого Чарльз терпеть не мог…

Он сделал предложение девушке, которую знал с детства. Это была его двоюродная сестра Эмма Уэджвуд, дочь дорогого дядюшки Джозайи. Все были удивлены этим выбором – и Эмма больше всех. Предложение прозвучало совершенно неожиданно… И она его приняла!

29 января 1839 года, через полгода после того, как Дарвин сделал Эмме предложение, Чарльз и его кузина стали супругами. Венчание прошло в небольшой церковке, расположенной в имении Уэджвудов.

А потом молодые супруги отправились в Лондон. Поселились в холостяцком доме Дарвина, который он здесь снимал. И стали строить планы на будущее.

Женитьба решила множество проблем Чарльза. Прежде всего, отступила постоянно висящая над ним подобно дамоклову мечу угроза бедности. Дядюшка Джозайя дал Эмме хорошее приданное, а папаша Роберт перевёл на банковский счёт сына приличную сумму. Этих денег при рачительности Эммы и расчётливости Дарвина, умеющего вложить средства в выгодное дело, хватило на всю жизнь.