Электронная библиотека » Николай Некрасов » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Три страны света"


  • Текст добавлен: 7 июня 2017, 18:33


Автор книги: Николай Некрасов


Жанр: Русская классика, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 54 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Телега, телега! – радостно кричали дети, подбегая к окну.

Полинька побледнела и закрыла лицо руками: В комнате было страшное молчание. Привязанный колокольчик уныло позванивал, когда коренная встряхивала головою. Безобразная Розка злилась и лаяла на телегу и особенно на ямщика, который дразнил ее кнутом. Карл Иваныч, дрожа всем телом, смотрел то на Полиньку, то на Каютина, стоявшего неподвижно среди комнаты с испуганным лицом.

– Шампанского! давайте пить и веселиться! – вдруг вскрикнул он и снова запел и завертелся по комнате.

– Где же вино? – спросила Полинька.

– В колодце у Доможирова… ла, ла, ла! – отвечал Каютин, напевая вальс Вебера и грациозно вальсируя с кисетом, который он держал за снурки, будто даму.

Все засмеялись.

– Зачем вы его туда кинули? – спросил Карл Иваныч.

– Ха, ха, ха! вот мило! как кинул? деньги заплатил, да кинуть! нет-с, я не такой! я его опустил, чтобы оно холоднее было.

– Я сбегаю принесу его.

Карл Иваныч побежал за бутылкой.

– Пока уложили бы чемодан и вещи в телегу, – заметила Надежда Сергеевна.

– Успеем, – беспечно отвечал Каютин, будто оставалось еще очень много времени, и, обратясь к Полиньке, тихо прибавил:

– Ну, Полинька, я уез…

И, не окончив своей фразы, он громко запел:

 
Вот мчится тройка удалая
Вдоль по дороге столбовой!
 

Но и песни своей он не кончил, а снова обратился к Полиньке:

– Палагея Ивановна, спойте мне что-нибудь.

– Вот что вздумали! я стану петь!

– Отчего же и нет? Ну, пожалуй, если не хотите петь, так давайте пить; вот и Карл Иваныч… а, спасибо! холодно ли?

– Вот вам! – ставя на стол бутылку, сказал Карл Иваныч.

– А бокалы? – спросил Каютин.

– Какие бокалы! вот стаканы! – отвечала Полинька.

– Ах, бокалы бы лучше! ну, да нечего делать, давайте хоть стаканы.

И Каютин с наслаждением начал обивать смолу. Все смотрели с любопытством и все жались ближе.

– Тише, не разбейте, – заметила Ольга Александровна.

– Не бойтесь! – гордо ответил Каютин, обрезывая проволоку. – Ну, господа, стаканы!

– Вот, вот!

И ему подали на маленьком подносе несколько стаканов. Медленно начал Каютин вытаскивать пробку.

– Не нужно ли штопора? – наивно спросил Карл Иваныч.

Каютин залился смехом… Пробка сама выскочила с треском и ударила в потолок. Все отскочили с визгом и криком: каждый боялся пробки, как ракеты. Каютин так растерялся, что отчаянным голосом закричал:

– Стаканов, стаканов!

Несколько рук протянулось к нему; шипя и искрясь, полилась влага в стаканы.

– Ах, уйдет! уйдет квас! – закричали дети, увидав, как высоко поднялась пена.

Разлив вино по числу присутствующих, Каютин взял стакан и сказал:

– Господа, за здоровье Палагеи Ивановны!

– Нет, нет, за ваше скорое возвращение! – сказала Полинька краснея.

– Да, правда! – сказали все остальные.

– Желаю вам счастливого пути! – сказала Надежда Сергеевна.

– Желаю вам денег, – подходя к Каютину, сказала Ольга Александровна.

– Желаю вам… – и Карл Иваныч остановился, пристально посмотрел на Полиньку и договорил: – желаю вам воротиться к зиме.

Полинька взглядом поблагодарила доброго Карла Иваныча за такое великодушное желание.

– Ха, ха, ха! скоро, очень скоро! – заметил Каютин.

Полинька подошла к Каютину.

– Желаю вам, – сказала она нетвердым голосом, – веселой дороги и успеха во всех ваших предприятиях… чтоб вы были здоровы и веселы и не заб…

Полинька запила остальное. Каютин жадно слушал очаровательный и грустный голос своей невесты, которого предстояло ему не слышать, может быть, многие годы. Он обвел стаканом присутствующих, прощаясь со всеми и благодаря; глаза его остановились на Полиньке.

– Я сам себе желаю, – сказал он: – ну, да не скажу, чего я желаю…

И, выразительно посмотрев на Полиньку, он залпом выпил стакан до капли. Чтоб скрыть свое смущение, Карл Иваныч поднял пробку с полу и старался ее вставить снова в бутылку, удивляясь, что пробка так дурна.

– Уж смеркается, – заметила Надежда Сергеевна.

Все затихли и глядели друг на друга; казалось, ни у кого недоставало духу сказать: пора ехать. Каютин подошел к окну, заглянул в него и, обратясь к детям, сидевшим на окне, сказал дрожащим голосом:

– Ну, что? хотите ехать со мною, а? так собирайтесь: пора!

– Хотим, хотим! – радостно отвечали дети и, соскочив с окна, подбежали к матери, крича:

– Мы с дядей поедем!

– Полноте, он пошутил, – отвечала мать и обратилась к Каютину:

– В самом деле, не пора ли ехать?

– Надо сперва всем сесть! – заметила Надежда Сергеевна.

– Да, надо сесть! – повторил Каютин стараясь придать веселость своему голосу.

Полинька ничего не говорила; бледная, как смерть, она смотрела кругом в молчаливой тоске и машинально подражала движениям других. Все уселись. Каютину было так тяжело, что он через секунду же вскочил; все, крестясь, сделали то же.

– Ну…

И Каютин собрался с силами, подошел к руке Надежды Сергеевны и сказал умоляющим голосом;

– Прощайте, не оставьте Палагею Ивановну! Кирпичова успокаивала его и обещала как можно чаще навещать Полиньку.

Каютин подошел также к руке Ольги Александровны и, прощаясь, тоже просил о Полиньке.

– Прощай, дядя, прощай! – цепляясь за пальто Каютина, кричали дети и протягивали ему губы. И Каютин, приподняв каждого из них, крепко поцеловал детей: ему было невыносимо грустно расставаться со всем, что любила Полинька.

– Карл Иваныч, прощайте! – сказал Каютин, голос которого все больше и больше слабел.

Карл Иваныч стоял с узлами, которые готовился уложить в телегу.

– Прощайте! – отвечал он и не знал, как подать руку: обе его руки были заняты.

Каютин обнял его, крепко поцеловал и шепнул ему на ухо:

– Ради бога, не уезжайте с этой квартиры, не оставляйте ее одну.

– Как можно! как это можно!

И Карл Иванович побледнел при одной мысли переехать на другую квартиру.

Время настало проститься с Полинькой, которая с каким-то странным равнодушием глядела на прощанье; она, казалось, не верила своим глазам и ушам.

– Палагея Ивановна, проща…

Но у Каютина опять недостало голоса. Он нагнулся поцеловать ее руку; слезы брызнули из его глаз, и он долго, долго, не отрывал своих губ от руки Полиньки. Сначала Полинька вспыхнула, потом снова побледнела, глаза ее наполнились слезами, она нагнулась ему на плечо и тихо зарыдала. Каютин начал ее целовать, они его: они все забыли; слезы их смешались; ни клятв, ни слов не было; одни взгляды, но они так страшны были, что все прослезились, а Карл Иваныч, весь бледный, тяжело дыша, бросив узлы и не помня себя, ходил около прощающихся. Вдруг Полинька опомнилась, отскочила от Каютина, покраснела и, вытирая слезы, с принужденной улыбкой сказала:

– Пишите… не забудьте ваш адрес прислать.

Каютин был страшно расстроен; он расстегнул пальто, снова застегнул его.

– Слышали? адреса не забудьте! – повторила Полинька.

– Не забуду; вы, пожалуй, будете просить, чтоб я вашего адреса не забыл, – смеясь сквозь слезы, сказал Каютин и пошел к дверям; все за ним последовали… В телеге все уже было уложено Карлом Иванычем, Хозяйка, подбоченясь, стояла у ворот и радостно смотрела на печальное лицо Полиньки.

– Прощайте, Василиса Ивановна! – сказал Каютин. – Не обижайте Палагею Ивановну: я вам подарочек привезу.

– Благодарю, – отвечала хозяйка, – я не такая, чтоб кого обидеть!

– Ну, хорошо ли вам? – спросил Карл Иваныч, когда Каютин, еще раз перецеловав всех без церемонии в губы, влез в телегу.

– Славно! точно в кабриолете.

– Кисет взяли? – спросила Полинька.

– Взял: вот он!

И Каютин подкинул кисет, висевший на пуговице его пальто.

– Все ли взяли! не забыли ли чего? – спросила Надежда Сергеевна.

– Кажется, все! – отвечал Каютин.

– Прощайте! – вдруг закричал Доможиров, высунув свою голову в белом колпаке из форточки. – Поздно едете; засиделись, пора, пора!

– Да, пора, прощайте!

Каютин протянул руку Полиньке и, пожав ее, тихо сказал:

– Полинька, дай мне еще раз поцеловать тебя…

– Ах, как можно – на улице!

И она отскочила от телеги, опасаясь, чтоб Каютин не исполнил своего желания.

– Ну, пошел! – гаркнул Доможиров из окна.

Ямщик ударил кнутом, и телега покатилась. Все это сделалось так неожиданно, что все закричали: «стой!», а Каютин упал и барахтался в сене. Доможиров хохотал, как сумасшедший. Из окон соседних домов повысунулись головы и с любопытством смотрели… Полинька и Карл Иваныч побежали за телегой, крича: «стой, стой!» Телега остановилась, и Каютин, весь в сене, снова сидел на чемодане. Его опять все окружили и начали по-прежнему прощаться.

– Ну, Полинька, не плачь; давай смеяться, а то я все буду думать, что я тебя в слезах оставил, – говорил Каютин, перевесившись из телеги и отрывая ее руки от лица.

– Ну, хорошо, я не буду! – И Полинька вытерла слезы и, обмахиваясь платком, улыбалась.

– Прощайте, Карл Иваныч, не забудьте, о чем я вас просил.

– Все помню, все…

– Прощайте, Надежда Сергеевна! прощайте, Ольга Александровна! дети, прощайте! Ну, пошел! – скомандовал Каютин ямщику и отчаянным голосом закричал: – Полинька, прощай!

Стук телеги заглушил его крик. Полинька побежала было за телегой, но силы ее оставили; она тоскливо глядела на Каютина, который повернувшись к ним, махал платком и что-то кричал. Пыль, сливаясь, застилала его; стук становился все тише и тише и, наконец, смолк. Полинька все еще глядела и махала платком; но когда телега превратилась в едва заметную точку, Полинька кинулась на плечо Надежды Сергеевны и горько заплакала. Никакие утешения не могли остановить ее тоскливых рыданий. Наплакавшись, она пошла домой в сопровождении своих гостей. Печальна была их беседа; какой бы разговор ни начинали они, все не клеилось; наконец Надежда Сергеевна собралась домой и уговаривала Полиньку итти к ней ночевать, но Полинька отказалась: ей хотелось плакать на свободе. Оставшись одна, она кинулась на диван и дала волю своим слезам, ночь провела она без сна и все плакала. Карл Иваныч также не спал: он сидел под своим окном, с глазами, неподвижно устремленными на одну точку, и лицо его то покрывалось смертной бледностью, то вспыхивало. Он отчаянно жал свою голову в руках, иногда тихо начинал свою обычную песню; но слезы мешали ему, и, склонив голову на окно, он громко рыдал. Стало рассветать; утренний воздух освежил его бледное лицо; он запер окно и скрылся. Солнце ярко светило в комнату Полиньки, а она еще спала; проснувшись она осмотрела свою комнату, будто припоминая что-то, потом подошла к окну, подняла стору, но вдруг быстро опустила ее, увидев на окне квартиры Каютина билет: «Отдается комната с отоплением». Полинька небрежно оделась – не так, как прежде! – взяла свою работу с окна и села к нему спиной. Она стала шить, но слезы мешали ей… и, облокотясь на стол, Полинька тихо плакала.

Часть вторая

Глава I
Неожиданный гость

Пять часов вечера. Девица Кривоногова, неизменно рыжая и краснощекая, сидит в своей кухне перед кипящим, ярко вычищенным самоваром и усердно потчует чаем своего желанного гостя Афанасия Петровича Доможирова и его любезного сына. Катя и Федя притаились в углу и жадно наблюдают, как красноухий Митя, тоже в халате, как его родитель, раздвинув ноги и нагнувшись к столу, с шумом втягивает в себя горячий чай с блюдечка. Лицо хозяйки сияет удовольствием. Она посматривает то на Доможирова, то на Митю с такой лукавой улыбкой, что, не будь она так полна, ее можно бы сравнить с русалкой. Но простодушный Доможиров ничего не подозревает: он спешит утолить жажду, возбужденную послеобеденным сном, и оканчивает уже шестую чашку вприкуску.

– Уж что ни говорите, Афанасий Петрович, – говорит девица Кривоногова, – а ваша квартира околдована! Ну, на что похоже? с неделю как билет прибит, сколько перебывало народу, а ни с кем не сошлись.

– Никто такой цены не дает, матушка Василиса Ивановна, а знаете, как-то не хочется спустить.

– Вот то-то дело холостое! Право, Афанасий Петрович, вам бы пора хоть для сынка в доме порядок завести. Да и вы, – хозяйка бросает на своего гостя кокетливый, взгляд, – какой же вы старик? посмотрите на себя.

Доможиров улыбнулся и случайно взглянул на самовар: на выпуклой, лоснившейся поверхности его отражалась такая безобразная фигура, что Доможиров скорчил гримасу, чтоб увериться, точно ли то было его отражение; к ужасу его, и безобразная фигура сделала такую же гримасу. Доможиров отвернулся и плюнул.

– Ну, какой я жених? – сказал он с досадой. – Куда мне думать о хозяйке?

– Эк, заладил одно: стар да стар! Кому же, как не старику, и нужна хозяйка?

– Моя Мавра все сможет сделать, – заметил Доможиров и с умышленным стуком опрокинул чашку; но разгоряченная хозяйка не заметила, что гостю следует налить еще.

– А, небось, квартиру не сумеет отдать? – возразила она с презрительной гримасой.

– Да разве кто может отдать квартиру, когда жильцы не дают настоящей цены?

– Да я, например, – гордо отвечала хозяйка.

Доможиров с удивлением посмотрел на нее.

– Почем ходила квартира сначала? – спросила она,

– Девятнадцать рублей в месяц, – проворно отвечал Доможиров.

– А потом?

– Двадцать пять.

– Ну-с, а когда вы набавили?

– Повздорил сначала; а дал.

– А знаете ли, почему вам дали так дорого?

– Потому что квартира хорошая.

– Скверная! – с жаром возразила хозяйка. – Да, сердитесь не сердитесь, мне все равно. Я люблю правду, Афанасий Петрович! Не будь моей красотки, так ваша квартира никогда бы больше девятнадцати рублей не ходила… Так и быть, я вас научу…

– Научите, матушка Василиса Ивановна.

– Вы сбавьте цены сначала да отдайте холостому… слышите: холостому, а не женатому! Станет торчать у окна, как прежний, так и набавьте! Сердечко заноет, так все даст.

Доможиров с благоговением слушал хозяйку.

– А что вы думаете, – сказал он радостно, – и вправду так!.. Она такая красивая: жаль только: похудела, как женишок уехал.

– Похудеешь! – злобно возразила хозяйка, лицо которой в одну минуту покрылось синими пятнами. – Похудеешь, как бросил, да еще в таком положении, что стыдно будет в люди показаться!

– Эх нехорошо про честную девушку так говорить! – заметил недовольным голосом Доможиров.

– Честная! честная! – запальчиво подхватила Кривоногова: – небось, одного успела спровадить, того и гляди другой явится. Что, я слепа, что ли? не вижу, как башмачник то и дело к ней бегает, шьет ей такие фокусные башмачки… с боку надевать, что ли, их нужно? Я увидала, да и спроси: «Кому это?», покраснел и говорит: «На заказ». Я себе думаю: постой, немчура, погляжу… В воскресенье она пошла к обедне, глядь: ноги точно щепки, и фокусные башмаки надеты; а… это что?

И хозяйка, подбоченясь, вопросительно глядела на Доможирова.

– Ну, что же?.. она ему заказала,

– За-ка-за-ла? – протяжно повторила хозяйка. – Нет-с, Афанасий Петрович, я не мужчина; смазливая девчонка меня не проведет. Она готова обобрать всякого. Суньтесь-ка!

– Что вы? я стар, она на меня и не посмотрит! – сказал Доможиров и улыбнулся при мысли: что, если б он в самом деле понравился Полиньке?

Девица Кривоногова, видно, догадалась, какие преступные ощущения шевельнулись в его душе и озарили довольной улыбкой его некрасивое, серое лицо; она затряслась и, едва удерживая бешенство, спросила:

– Пожалуй, и вы уж не хотите ли жениться на ней? ха, ха, ха! вот была бы хорошая хозяйка! вишь, на губах еще молоко не обсохло а уж как умеет всех приманивать!

И хозяйка, отодвинув с сердцем свою чашку, положила локоть на стол.

– Небось, – говорила она, будто рассуждая сама с собою, – когда я была молода, женихов не было же столько! честные девушки не сами себе женихов ловят, а кто посватается, только и есть… У ней так счету нет… На заказ! Нет, я все вижу, – продолжала хозяйка, обращаясь к Доможирову, – да молчу, а уж как выйду из терпенья!

И она стучала кулаком по столу и яростно глядела на Доможирова, который в смущении покачивал ногой. А сын его, пользуясь случаем, воровал сахар и делал разгоряченной хозяйке уродливые гримасы.

Стук в дверь прекратил ревнивые крики девицы Кривоноговой, к величайшей радости Доможирова.

– Кто там? – грозно окликнула хозяйка.

Низенькая фигура горбуна показалась в дверях. быстро окинул своими блестящими глазами комнату приложив руку к шляпе, вежливо спросил:

– Палагея Ивановна Климова здесь проживает?

– Здесь, – отвечала хозяйка, вылезая из-за стола. – А вам ее нужно? – нагло спросила она, подойдя к горбуну.

– Да-с.

– Извольте, – небрежно сказала хозяйка, видимо рассерженная таким кротким ответом: – из сеней направо, вверх; одна дверь всего.

– Благодарю-с!

И горбун вышел. Хозяйка крикнула:

– Эй, Федя! проводи чужого дядю наверх!

Брат и сестра побежали за горбуном.

– Вот недавно уехал, а уж и начали таскаться, проворчала хозяйка, садясь на свое место.

Доможиров захохотал.

– Неопасно, – сказал он, – ха, ха, ха! Горбун! видали, что ли?

– Велика важность, что горбун!

– Ну, все-таки с горбом… ха, ха, ха!

Доможиров принужденно смеялся: ему хотелось веселить хозяйку, чтоб она снова занялась чаем и предложила ему чашечку.

– Лишь бы женился, она не посмотрит, что горбун, сама всякому готова на шею вешаться.

– Эх, Василиса Ивановна! – с упреком заметил Доможиров, – нехорошо чернить сироту: ведь я вижу, как она живет. Нас с вами сковороду лизать заставят.

– Так я лгу, что ли, по-вашему? а?

И хозяйка вытянулась во весь рост и, дрожа от злости, кричала:

– Так я лгунья? И все из-за скверной девчонки! Спасибо вам, спасибо, Афанасий Петрович! Вот, делай добро людям!

– Полноте, Василиса Ивановна, разве я вам что-нибудь обидное сказал?

– А, так вам кажется, еще мало вы меня обругали? так я буду сковороду лизать? а? Небось, вы ее хвалите, горой за нее, а я ведь тоже сирота!

И хозяйка заревела.

Доможиров подмигнул сыну и в минуту самых жестоких упреков девицы Кривоноговой незаметно удалился. Но и в своей комнате он долго еще слышал, не без сердечного трепета, язвительные крики о том, что грех сироту обижать.

Полинька сидела за работой, не подозревая, что за нее происходит внизу жаркая ссора. Она немного похудела и побледнела; лицо ее, прежде веселое и беззаботное, теперь стало задумчиво. Услышав шаги на лестнице, она приподнялась, думая встретить Карла Иваныча, и очень удивилась, когда перед ней очутился горбун.

С приветливой улыбкой развязно подошел он к руке Полиньки.

– Извините, не обеспокоил ли я вас?

– Ничего-с, сделайте одолжение… Не угодно ли садиться?

Она подвинула стул. Борис Антоныч тотчас же воспользовался им. Сидя, он казался еще меньше; горб его стал заметнее, ноги не доставали до полу. Но он ловко уселся и начал так:

– Як вам, Палагея Ивановна, с маленькой просьбой…

– Очень приятно, – перебила Полинька, успокоенная развязным видом горбуна. – Что вам угодно?

– Если вы только не заняты, я вас попрошу сшить мне халат… из тармаламы; я, знаете, люблю хорошие вещи.

Полинька покраснела и замялась.

– Извините меня… я никогда не шила халатов: слишком велика работа… у меня места мало.

– Мой халат немного места займет, – заметил горбун с тихим, добродушным смехом.

Он смеялся на собственный счет.

– Все равно… да я никогда не шила!

– Что делать, что делать! Не шили, так и толковать нечего… Вот еще я хотел было просить вас обрубить мне платочки и меточку кстати положить, – говорил горбун, вынимая из кармана сверток. – Я, знаете, человек холостой, одинокий, судьба невзлюбила меня и обрекла…

Он не договорил и тяжело вздохнул. Лицо его омрачилось. Полинька была расположена к участию и теперь, больше чем когда-нибудь, сочувствовала всякому горю, особенно одиночеству. Ей живо представилось положение человека, лишенного возможности нравиться женщине, обреченного вечному одиночеству.

– Извольте, – ласково сказала она, принимая платки. – Платки я могу обрубить. Завтра же будут готовы.

– Вы сами изволите занести работу? – равнодушно спросил горбун.

– Я? нет-с! Я никогда своей работы не отношу.

– Как же? неужели все к вам ходят за нею? – с язвительной усмешкой спросил горбун. А,

– Нет, я мужчинам не отношу сама, – быстро отвечала смущенная Полинька.

– А, а, а! так вы боитесь ко мне… хе, хе, хе!

И горбун с наслаждением любовался вспыхнувшим лицом Полиньки.

– Как можно! – возразила она обиженным тоном.

– Как же вы всем сами относите работу, а мне не хотите…

– Я никогда не шила мужчинам… впрочем, я вам пришлю.

– Нет, не надо, – с испугом сказал горбун. – Не беспокойтесь, – продолжал он спокойнее. – Я лучше сам зайду, если только вы позволите.

Он встал со стула, поклонился и снова сел.

– Очень хорошо-с; они завтра будут готовы.

– Не спешите: я подожду, вот мне халат нужнее был: дело немолодое, согреться иногда хочется… хе, хе, хе!.. Полинька готовилась оправдаться, но горбун легким наклонением головы дал ей знать, что совершенно покоряется невозможности, и круто спросил:

– Вы одни изволите жить?

– Одна-с, – отвечала Полинька, обрадовавшись перемене разговора.

– Что изволите платить?

– Двадцать рублей.

– С дровами?

– С дровами.

– Дорого-с, – положительно сказал горбун, осматривая комнату. – А хозяйка хорошая? знаете, иногда потому платишь дороже.

– Да… – отвечала Полинька, не спеша похвалить свою хозяйку.

– Впрочем, знаете, оно, с одной стороны, и недорого, – заметил горбун, продолжая рассматривать комнату. – Жильцов, кроме вас, нет?

– Нет, я одна. Ах, да! еще внизу башмачник живет.

– Непьющий?

– О, как можно! – с живостью возразила Полинька и покраснела, спохватившись, что горбун совсем не знал Карла Иваныча.

Горбун нахмурил брови и пристально посмотрел на нее.

– Вы, может быть, знакомы с ним? – спросил он.

– Да, я его очень давно знаю! – свободно отвечала Полинька.

– Хорошо, что так, а то, знаете, мастеровой народ такой грубый… ругается, дерется.

– Нет…

– Я понимаю, – перебил горбун, – что если он человек хороший, так не станет буйствовать. А то, к слову, я знавал, уж правда давненько, одну старушку, которая жила на квартире, вот как и вы. Раз ночью слышит она, копошится что-то близехонько; повернула голову, глядь – у кровати стоит мужик с огромным ножом и смотрит на нее. Старушка вскрикнула; он зажал ей рот и поднес нож к самому горлу, да и говорит: «Ну, старуха, скорей говори, где у тебя спрятаны деньги?» Она молчит; он опять: «Говори, а не то молись…» и занес нож.

– Ах! – вскрикнула Полинька.

– Он занес нож, а старуха хоть бы пикнула, и даже не шевельнулась…

– Верно, умерла? – торопливо спросила Полинька.

– Позвольте… Как хотите, но когда нож у горла, какой человек не закричит! Даже и мужику показалось чудно, что старуха молчит; нагнулся к ней: она не дышит.

– А как он забрался к ней? верно, она жила внизу?

– Нет, во втором, как и вы.

– Впрочем, я тоже невысоко живу, – сказала Полинька и невольно измерила расстояние.

Горбун продолжал:

– Утром хозяйка постучалась к старушке: не подает голосу. Ей стало страшно, думает человек старый, долго ли до беды? сегодня на ногах, а завтра на столе! Вот она кинулась за доктором, за полицией… Сломали дверь: старуха лежит без языка, глаза налились кровью, – и все на дверь смотрит. Так она пролежала двои сутки. Все стонет, на дверь указывает; слезы так и катятся по желтому лицу. Жаль ее стало доктору! – Надо, – говорит, – посмотреть, чего ей хочется, – и пошел к двери. Старушка чуть не соскочила с кровати, замычала, как зверь, и начала биться. Доктор спросил: – Кто живет за дверью? – «Сапожник, батюшка!» – отвечала хозяйка. – Смирный ли человек? – «Очень, батюшка; около масляницы год будет, как живет, – никаких кляузов нет за ним». Доктор подумал, подумал, да и велел привести сапожника. Долго ждали его, наконец пришел. Доктор сел у кровати больной и позвал сапожника; тот не подходит; доктор прикрикнул: нечего делать, подошел, только все стыдится, точно ребенок. Доктор перевернул старушку, чтобы она могла видеть сапожника. Увидела – да как затрясется, замычит, забьется, – просто со страху все вздрогнули! Сапожник побледнел, покачнулся. Доктор ударил его по плечу, да и сказал: «Душегубец!..» Сапожник так и присел и завыл: «Виноват! окаянный попутал меня, грешного. Всего беленькую ассигнацию нашел!» – Да что тебе за охота пришла красть? – спросил доктор. «А, – говорит, – и сам не знаю; услышал как-то от хозяйки, что старуха деньги копит, меня и начало мучить: украдь да украдь! Так вот, покою ни днем ни ночью нет, работа не спорится. Я, – говорит, – ночи напролет простаивал у дверей: все слушал, спит она или нет. А в одну ночь так, – говорит, – пришло тяжело, словно кто душит; я, – говорит, – и решился, нож взял только постращать…» Все рассказал сапожник у кровати старушки, а старушка тут же богу душу отдала.

– Как страшно! – сказала Полинька. Лицо ее было угрюмо, брови нахмурены.

– Да-с, не всегда хорошо иметь жильца, – заметил горбун, довольный впечатлением, которое произвел на нее, – и долго он смотрел на задумчивое личико Полиньки; наконец его огненные, проницательные взгляды начали конфузить ее.

– Извините: засиделся! – сказал он и встал.

Полинька с радостью встала тоже.

– Я завтра пришлю вам платки.

– Зачем же, зачем? я сам приду, если позволите. А вы извините, что засиделся; я, знаете, человек одинокий: рад, с кем случится поболтать. Прощайте, извините!

И горбун учтиво подошел к руке Полиньки.

Полинька не очень охотно подала ее и поспешно выдернула, почувствовав прикосновение его губ. Запирая за собою дверь, он бросил на нее такой проницательный, долгий и странный взгляд, что она испугалась, но скоро сама улыбнулась своему пустому страху и занялась платками горбуна.

Тихо, как кошка, вошел горбун в кухню к хозяйке, Не замечая его прихода, девица Кривоногова продолжала мыть чашки и ворчать: «Чего доброго, и он посватается; да нет, не бывать этому!..» И она стукнула чашкой по столу, отчего Катя и Федя, торопливо допивавшие холодный чай свой, оба разом вздрогнули.

– Позвольте узнать, нет ли у вас комнаты внаймы? – громко и резко спросил горбун.

Незнакомый, неожиданный голос так испугал хозяйку, что она пошатнулась, а потом начала креститься.

Она, кажется, совсем забыла о горбуне и смотрела на него с изумлением.

– Нет ли комнаты внаймы? – повторил он.

– Все заняты! вы разве видели билет на воротах? – с сердцем отвечала хозяйка.

– Так-с… я мимоходом спросил… славные комнаты, и дешево.

– А вы почем знаете? – спросила хозяйка несколько мягче.

– Я сейчас был у вашей жилицы: так она сказывала…

– А вы изволите ее знать? она вам знакома?

– Не ваши ли деточки? какие хорошенькие! – заметил горбун, не отвечая на вопрос.

– Нет-с, на хлебах держу, за такую малость, что, право, не стоит и возиться; да, знаете, сердце у меня такое доброе.

И хозяйка просияла; она готовила своему сердцу страшные похвалы в виде упреков; но горбун помешал ей вопросом:

– Не вашего ли супруга я имел удовольствие видеть за чаем?

Лишенное возможности бледнеть, лицо девицы Кривоноговой покрылось фиолетовыми пятнами.

– Нет-с, – отвечала она с презрением, – это поручик, мой сосед… я девица.

Горбун пристально посмотрел на девицу и, не сводя с нее глаз, спросил:

– От маменьки домик достался?

Девица Кривоногова немного смешалась, но скоро оправилась и смело отвечала:

– Нет-с; я, знаете, трудилась в молодости, и, можно сказать, трудовой копейкой приобрела дом.

– Гм! – произнес протяжно горбун и, придав своему лицу равнодушное выражение, как будто мимоходом спросил: – А жильцы у вас давно живут?

– Какие-с?

– Башмачник?

– Как бы сказать, не солгать, дай бог память… да, точно: другой год пошел.

– Хороший жилец?

– Ничего, платит аккуратно… да ведь немец, – прибавила хозяйка, давая заметить, что аккуратность платежа не есть в нем достоинство.

– А, а! так он немец?

– Да.

– А жилица хорошо платит?

Хозяйка слегка вздрогнула. Ревнивая злость снова проснулась в ней, – она не знала, что отвечать.

– Разумеется! – я ведь потачки не дам, гулять не позволю, дом свой не осрамлю, – сейчас вон, чуть что увижу!

И хозяйка грозно качала головой.

– А давно живет?

– Тоже год с небольшим, – я это помню хорошо. Она прежде переехала, башмачник потом. Он, знаете, прибавил мне на квартиру; а прежде в ней жил какой-то дворянин, не служащий, бедный такой, больной и азартный; я давно зла на него была и говорю ему, что мне нужна самой квартира. Он ну кричать, браниться: я, говорит, больной, в полицию пожалуюсь, доктор мне велит дома сидеть. А мне-то что за дело? сами посудите.

– Разумеется, – отвечал горбун.

– Ну, я ни дров, ни воды; стала прижимать его. Известно, как хозяин жильца сживает.

И хозяйка одушевилась; ее лицо при этом приятном воспоминании все просияло.

– Вот я его-таки сжила. Он, знаете, сердился, искал себе квартиру и все… а только переехал, на другой день и умер.

Горбун тихо засмеялся.

– Да, умер! ей-богу, на другой же день умер! Уж как я рада была, что его выжила: ну, как бы у меня на квартире протянулся, – поди возись, человек одинокий., да и жильцы обегают квартиру после покойника.

– Известно, невесело… Ну-с, за сим прощайте! И горбун повернулся.

– Позвольте узнать, далеко ли живете? – крикнула хозяйка, испугавшись, что забыла расспросить его.

– Далеко-с.

– Вы… – и хозяйка замялась, – вы, – продолжала она, придав своему лицу приятное выражение, – по какому делу изволили быть у девицы Климовой.

– По делу, по делу! – отрывисто отвечал горбун.

– Она шьет прекрасно, – заметила хозяйка, пробуя со всех сторон неразговорчивого горбуна.

– Не знаю, хорошо ли шьет, – отвечал горбун.

– Кажись, все на важных особ работает. Да теперь заленилась немного; жених уехал, так горюет,

– Давно? – с живостью спросил горбун, но тотчас с совершенным равнодушием прибавил: – немудрено, девица молодая, долго ли влюбиться!

– И, какая любовь! я думаю, скоро забудет.

– Разумеется… молода… хе, хе, хе! Прощайте!

И горбун поклонился. Но хозяйка не заметила его поклона, она вслух думала:

– Да-с, еще молода, забудет своего жениха; упряма, а то…

Девица Кривоногова значительно улыбнулась. Лицо горбуна, внимательно наблюдавшего за ней, тоже вдруг исказилось, и он отвечал ей такой же улыбкой. Будто узнав в нем своего поля ягоду, хозяйка радостно засмеялась, он тоже, – и, не говоря ни слова, они с минуту заливались зловещим, страшным смехом.

– Так она упряма?

– Да, уж я пробовала; нет, хитра: не поддается!

– А теперь?

– Пуще, чем прежде.

– Не может быть! хе, хе, хе!

И горбун пошел к двери.

– Не зайдете ли еще? может, и приготовлю…

– Что? – быстро спросил горбун.

– Комнату… ха, ха, ха!

– Хорошо, хорошо… хе, хе, хе!

Они опять посмеялись и разошлись.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации