Текст книги "Разбойничья Слуда. Книга 1. Река"

***

Пароход «Н.В.Гоголь» шёл вверх по реке и от того было ощущение, что волны от него были чуть больше нежели несколько суток назад, когда он плыл с Вологды. Казалось, что еще вчера он впервые приплыл в Архангельск, сверкающий белоснежными боками и начищенными до блеска судовыми механизмами. Но вот уж и четвертый сезон пошел как он здесь. И сколько их еще будет впереди. Сколько народу разного он повидает, сколько воды мимо него утечет.

А сейчас он душевно шлепал своими колесами. То там, то тут раздавались гудки мимо проплывающих катеров, буксиров и других всевозможных суденышек. Короткие и протяжные, пронзительные и строгие, вперемешку с криками чаек, они напоминали какой-то волшебный речной оркестр без дирижера. Оркестр, который сегодня играл для тех, кто был на пароходе.

Вода еще не спала, а потому «колесник» шёл уверенно, не боясь наскочить на мель, как порой случалось в середине лета. С конца июня, как спадет вода, до Вологды он ходить, конечно же, не будет. Мелко там станет. Только до Великого Устюга, а потом и совсем лишь до Котласа.

Вечерело. На улице стояла летняя погода и по верхней палубе прогуливались барышни с зонтиками и малыми детишками. Мужская часть населения из кают первого и второго класса в основном перекидывались в «Дурачка», сидя тут же на палубе за квадратными столиками. Другие, громко смеясь, травили анекдоты или развлекали молодых барышень веселыми историями.

В корме нижней палубы с весельем и развлечениями было по хуже. А вернее, отсутствовали совсем. Мужики, что сели тоже в Архангельске, дымили самокрутками или грызли семечки, и разнообразить свой досуг не торопились.

– В Троице дожжик ешо был, а тут солнце, хоть маленько и отъехали, – крепко затянувшись самокруткой, молодой мужчина, лет двадцати пяти в серой косоворотке и накинутом поверх черном пиджаке, закашлялся и замолчал.

– Ты, Семен, чем о погоде говрить, шел бы Матрене помог чем. Может вещи к выходу подготовить. До Верхней Тоймы-то уж не так долго и осталось ехать. Котомок-то набрал, будто переезжаешь в дом новый, – буркнул тот, что стоял рядом и выглядел чуть старше своего попутчика. – Сидит баба на них уж сутки, как кура на яйцах. Хорошо полицейские на пароходе нынче, быват твои пожитки и не украдут.

– Что-то полиции нынче много, – Семен, будто не слышал, что говорит Федор. – Может и едут куда сами, а может, и важное что охраняют. Знамо дело, не наши же пожитки.

Рядом с ними облокотившись о перила, стояли и другие мужики, тоже севшие в Архангельске. О чем-то тихо переговариваясь, они глядели на высокий берег, мимо которого шёл пароход. Видно было, что едут впервые – смотрели на речные берега и снующие суденышки будто на диво какое.

Сверху послышались звуки духового оркестра. Сначала еле слышно, а затем все громче и громче. Да так, что слышно стало не только на пароходе, но, наверное, и по берегам Двины.

– Видать буфет-ресторан наверху открыли, – заметил один из них, слегка улыбнулся и плюнул за борт.– У меня барин там бывал, и сказывал, что шибко скусно кормят. Под музыку, будто еда-то скуснее становится.

– Нее, они там от такого оглохнут. Оркестр над нами играет, а в буфете пианина лишь стоит. Оркестр всегда у них на заду парохода, на верхней палубе, – проявил свои знания Семен.

Буфет, как называла команда «Гоголя» свой ресторан, и библиотека на пароходе, были, что называется его визитной карточкой. В буфете готовили вкусно, и подавали с таким шиком, будто посетители пришли в «Метрополь» или «Асторию».

И совсем не потому, что того требовал этикет подобных заведений на речном транспорте. А потому, что того очень хотел и требовал от своих подчиненных Глеб Измайлов, его шеф-повар. Он до того несколько лет и на самом деле отработал в московском ресторане «Метрополь». Поговаривали, что он доводится родственником мужу сестры капитана, но так это или нет, никто не был уверен.

В одна тысяча девятьсот одиннадцатом году, как раз в год спуска на воду парохода, во время демонстрации блюда Измайлов ненароком что-то пролил на платье супруги крупного московского чиновника. За что и был уволен хозяином ресторана. В тот день как раз в ресторане пел Шаляпин, и повар завороженный его мощным басом, и допустил подобный казус.

За большим круглым столом у окна, рядом со старинным немецким «C. Bechstein», расположилось трое мужчин в одинаковых черных английских костюмах. Рядом с ними сидела девушка лет 18 в небольшой шляпке и легком белом платье с высоким стоячим воротником. Мужчины о чем-то не спеша говорили, а девушка, почти не слушала их, сидя в пол-оборота к столу. Ей было немного скучно сидеть здесь, и она, чтобы отвлечься, пыталась наблюдать и за тем, что происходит на палубе.

– Петр Петрович, ты еще вчера хотел нам рассказать об этом красавце, – Митрий указал на сверкающее чистотой пианино.

– И правда, Петр Петрович… – Мария сделала просящее выражение лица. У пианино «C. Bechstein» наверняка должна быть удивительная история.

– Ну, хорошо, хорошо, – Краснов промокнул уголки рта белым платком. – Но только буквально самую суть. Сплетнями и домыслами не занимаюсь.

Он облокотился локтями о стол и, наклонившись вперед, проговорил, понизив голос:

– Шеф-повар этого буфета заприметил пианино в фойе Вологодского театра. Туда он захаживал вечерами, будучи уже уволенным из «Метрополя» и, находясь в гостях у своего закадычного друга. При трудоустройстве на пароход он был убедителен не только в своем профессиональном мастерстве, но и доводах об обустройстве ресторана, и вскоре пианино перекочевало из театра в буфет. Вот и всё.

– Ну, как-то уж все у вас просто и незатейливо, – проговорил Виктор. – Уж прибавили бы чего для интриги.

– Вот, я Виктор, – на французский манер ставя ударение на последнем слоге в имени, произнес один из сидящих за столом, – я никак не пойму, зачем ты в Вологду едешь, если в Архангельске с лесом получше будет. В Вологде, конечно, лес тоже хороший, но с Онеги сосны, будто аккурат для судостроения растут, – Краснов, внешне самый неприметный из всей троицы, попытался перевести разговор на другую тему. – И чем Машенька в этой Вологде заниматься будет, провинция та ещё.

– А ты не переживай за нас, Петр Петрович, свадьбу мы и в Вологде сыграем. Митенька, вон в отличие от вас, уважаемый, кушает молча, аппетит разговорами не портит.

Митрий, сидевший до того смирно, аккуратненько отхлебывая уху из голов семужьих, услышав имя своё, поднял глаза и уставился на Петра Петровича.

– Господа, оставьте ваши умные беседы на потом, давайте покушаем красиво. Красиво кушать – удовольствие большое. А до дел ваших у меня, сейчас никакого интереса нет. Да, и Машеньке за разговорами о делах скучно. Другое дело о пианино поговорить. Или хотя бы вон о тех мишках. Не так ли Мария Михайловна? – и он указал на большую картину с медведями.

– Виктор, проводите меня до каюты. Душно тут, – Мария, встала из-за стола и, не дожидаясь ответа, направилась к выходу.

В буфете кроме сидевшего за столом у входа помощника станового пристава, более никого не было. Обычно народ собирался ближе к часам восьми вечера. Потому сейчас в зале было тихо, и всё, о чем говорили мужчины за столиком, было хорошо слышно. Игнат Сергеевич Гавзов ел медленно, не обращая внимания на обычную для таких мест болтовню, что шла за соседним столиком. Похоже, что ни Мария, ни ее спутники никак его не интересовали. Он часто отрывался от тарелки, промокал выступивший на лбу пот, и снова склонялся над ней.

Виктор догнал Марию уже рядом с каютой, взял у нее ключ, открыл дверь, и, пропустив ее вперед, вошел следом.

– Что случилось, Маша?

– Не нравится мне этот тип, что у дверей сидит. Нужно заканчивать посиделки в ресторане. Показались полиции и хватит. Пристав же не дурак, и не зря на пароходе околачивается. Лучше пересидеть в каютах до назначенного срока, чем болтаться на виду и молоть эту чушь. Чтобы бы вы не говорили, но тебе, Виктор, до торговца лесом еще далеко. В буфете нет никого, а мы как на блюдце перед этим полицейским. Почувствует, что дурачим его, тогда… Чего он приперся-то, у них же ужин в столовой на нижней палубе.

– Мария, успокойся. Всё идет как нужно. А что на виду у всех мы, то подозрений меньше с тех, кто на виду. Ты же сама все время говоришь: «Хочешь, что-то спрятать, спрячь на самом виду».

– Вы несете всякую чушь за столом, не очень хорошо соображая в том, о чем говорите. Лучше уж про рыбалку болтайте. Это у вас на много лучше получается, – Мария нервничала, и в такие минуты, как случалось и раньше, не могла стоять на месте и ходила взад-вперед. – Предчувствие у меня нехорошее. Скорее бы уж всё закончилось. Ох… Что я говорю-то такое! Я побуду в каюте немного, а ты иди в ресторан. Я сама вернусь. Извини, дорогой, нервы. Я почти успокоилась и скоро и вернусь к вам… Всё будет хорошо, Виктор. Не придавай словам моим внимание. Главное, что мы с тобой вместе.

– Конечно, Машенька, конечно, я с тобой на веки, – Виктор обнял ее за плечи. – Совсем чуть-чуть еще, и всё будет в прошлом.

– Да, конечно все будет в прошлом, – чуть слышно повторила девушка. – Ну, всё, иди. Я уже спокойна и не сделаю глупостей.

Виктор поцеловал девушку и быстро вышел из каюты.

Мария подошла к окну. Вечернее солнце светило в глаза. Она на секунду зажмурилась, и невольно улыбнулась его лучам. Слегка запрокинув голову, вытащила заколку из прически и волосы, волной раскатились по ее спине. Она немного приоткрыла окно. Вечерний речной воздух ворвался в каюту, заставив слегка поежиться. Постояв так несколько минут, она закрыла окно и вышла из каюты.

***

– Мария, просыпайся. Ну и характер у тебя. Спит себе, как ни в чем не бывало. Я вон глаз не сомкнул. Переживаю за тебя. Вставай, «соня»… пора… Скоро уж и Нижняя Тойга – наша пристань, – Виктор дотронулся до плеча девушки и вышел из каюты. Он не плохо уже изучил Марию. Знал, что спит очень чутко, и чтобы ее разбудить, достаточно всего один раз позвать.

Через пятнадцать минут девушка уже была одета, открыла окно и выглянула на улицу. На смену белой ночи приходил новый день. Солнца из-за туч не было видно, но, похоже было, что оно уже взошло. Всё было видно за окном достаточно четко и ясно. Только вот вода в реке была какой-то не приветливой серой. На палубе никого не было. Даже полицейский, что вчера все время стоял в корме парохода, куда-то делся.

Пароход дал один продолжительный свисток, для всех означающий, что пароход скоро причалит к пристани. Для всех, кроме них. Для Марии с Виктором, и Краснова с Березиным он послужил еще и сигналом к началу активных действий. К чему они готовились под руководством Зотовой в течение нескольких последних лет.

Отсчитав про себя до десяти после окончания гудка, Мария вышла в коридор и закрыла за собой каюту. На секунду остановилась, крепко прижимая к груди небольшой продолговатый сверток и сумочку с женскими безделушками. Глубоко вздохнув, она незаметно посмотрела вдоль коридора. В его глубине увидела мужчину в темном костюме. Она попыталась понять какого цвета костюм, но в приглушенном свете коридорных ламп, определить с такого расстояния было невозможно. Мужчина стоял к ней спиной, видимо не расслышал ее появление. «Никодим», – решила она и направилась в его сторону.

Заслышав звук шагов, охранник начал поворачиваться к Марии. В этот момент у нее «случайно» выпал из рук ридикюль. Взглянув в сторону охранника, она нагнулась, подняла оброненную сумочку и продолжила не спеша идти по коридору. «Да, это – Никодим… Идем спокойно дальше. Лишь бы в коридор из кают никто не вышел, а то придется менять план», – подумала она, когда до охранника было еще далековато.

Мария шла по коридору, глядя на соседние каюты, как будто искала нужную дверь. Вчера она несколько раз прошла здесь, чтобы понять какое время занимает весь путь от ее каюты до места, где находится охранник. Проходя мимо лестницы, ведущей на нижнюю палубу, увидела внизу деревенского мужика. Семен тоже заметил барышню, посмотрел на Марию, снял шапку в знак приветствия и постарался улыбнуться.

Мария сейчас очень четко представляла всё, что происходило в это время вокруг нее. Как пароход делает небольшой разворот перед пристанью. Как напряженно стоят у двери своей каюты Березин с Красновым. Как спят в соседней от них каюте двое охранников. Как на нижней палубе, устав от болтовни, дремлют деревенские мужики, и как в уборной Виктор откручивает винты, которыми закреплена обшивка стены в одной из кабинок.

Знала она и то, что сейчас у пристани есть лодка. А в ней бойкий мужичок, готовый сразу же после швартовки парохода обогнуть его и встать рядом с противоположной от пристани стороны. Не сомневалась она и в том, что рядом с пристанью их две дожидаются конные подводы.

«Ну, Клавдия… – голова! Какое дело спланировала, сколько людей привлекла! Все учла, кроме одного… Никто кроме меня не знает, чем всё закончится», – подумала Мария, поравнявшись с Никодимом. И в ту же секунду она выронила свою сумочку.

– Ну что такое! Вечно когда торопишься, всё из рук падает, – негромко, но достаточно, чтобы услышал охранник и Краснов, воскликнула Мария.

– Куда ж, такая барышня торопится, да еще ночью, – заулыбался охранник, а про себя же подумал: «Какая ты баба неваровая!», поражаясь нерасторопности девушки. – Позвольте, я вам помогу, – он склонился над упавшим ридикюлем, желая угодить молоденькой барышне и немного отвлечься. Уж больно скучно стоять всю ночь в коридоре.

Мария резко ударила его по затылку в то место, в которое не раз попадала, когда репетировали вместе с Красновым. Никодим начал заваливаться на бок, а Мария обхватила его руками, не дав упасть и создать шум. В этот момент из каюты напротив выскочили Краснов с Березиным. Подхватив под руки, они втащили его в свою каюту, сунули кляп и привязали к ножке стола. Мария же, как ни в чем не бывало, развернулась и пошла обратно.

Проходя мимо лестницы, посмотрела вниз. Встретившись всё с тем же мужиком взглядом, показала тому язык, и вернулась к себе в каюту. Она быстро переоделась, и через пару минут спустившись по той же лестнице, была на нижней палубе рядом с выходом из парохода.

– Трофим, я отойду в уборную, а то что-то живот скрутило. Постой тут пару минут, – произнес Митрий голосом Никодима, встав рядом с дверью, за которой должен быть охраняемый товар.

За дверью послышались шаги, глухой кашель и какое-то ворчанье. Одновременно раздался звук открываемой двери.

– Вечно ты, Никодим! Ну, только решил немного вздремнуть, – открывая дверь в коридор, ворчал Трофим. – Сменщиков чего не разбудишь. Нечего им дрыхнуть…

Высунув голову из приоткрытой двери, ворчливый охранник в то же мгновение получил удар от Краснова и рухнул внутрь каюты. Петр вбежал в каюту, а Митрий постоял немного у дверей и пошел на палубу.

В охраняемой каюте один на другом стояли 6 ящиков, очень похожих на те, в которых хранят и перевозят боеприпасы. Уборная, в которой находился Виктор, была почти напротив. А потому, на то, чтобы перетащить туда содержимое пяти ящиков, ушло менее двух минут. Часть обшивки уже была снята. Виктор быстро сложил бруски золота в каркас перегородки. Через минуту обшивка уже была прикручена на место, и Виктор вышел в коридор.

«Не зря Клавдия просила снять на неделю пароходик в Ялте. Не зря мы там как угорелые, дни напролет тренировались, таская камни с одного места на место, откручивали обшивку стен, и снова всё восстанавливали», – с облегчением вздохнул Виктор, спускаясь на нижнюю палубу. Посмотрев по сторонам, он заметил рядом с окном касс Марию и подошел к ней.

Толчок парохода о пристань, для Краснова означал, что лодка уже рядом с пароходом и можно продолжать. К тому времени он связал оглушенного Трофима и, сунув ему в рот кляп, пытался открыть в каюте окно. Оконный проем помимо блока со стеклом изнутри был закрыт глухими ставнями. Защелка не желала открываться, но Краснов справился и с ней.

Ставни открылись, и в оконном проёме на фоне светлого неба показалась голова Митрия. Он видел, что лодка подошла вплотную к пароходу. Еще раз, бросив взгляд на палубу, и убедившись, что на ней никого нет, он кивнул Краснову. Петр Петрович мгновенно открыл окно и стал передавать пустые ящики Митрию. Митрий тут же подхватывал их и переваливаясь через поручни палубных перил скидывал ящики в лодку. Шума почти не было. В лодке, как и условлено, на дно были постелены матрацы набитые сеном.

Когда все шесть ящиков были сброшены, лодка отчалила от парохода и лодочник, аккуратно работая веслами, поплыл вниз по течению. Петр Петрович распахнул полы своего пальто. Под ним был странного покроя жилет с десятком карманов. Он сложил туда оставшиеся золотые слитки и один мешочек с монетами, застегнул пальто и направился к выходу.

Слитки были разного веса, их вес он помнил наизусть: четыре – по одному килограмму каждый, а остальные девять – по пять. Гмырин обеспечил их исчерпывающей информацией, мелочей в этом деле для него не существовало. Краснов не спеша спустился с верхней палубы. Вес, конечно же, сковывал его в движении, но постоянные тренировки помогли ему и в этом. У выхода с парохода Березина не было, и он остановился. Дожидаясь его, он обратился к вахтенному матросу и спросил:

– Это же Тойга?

Тот с удивлением взглянул на него, и вместо ответа указал рукой на пристань. «Нижняя Тойга», – прочитал Петр Петрович на стене двухэтажного дебаркадера, и, увидев спешащего Митрия, шагнул на трап.

– Мария и Виктор уже на берегу, – услышал он сзади голос Митрия.

Сойдя с парохода, Краснов с Митрием не спеша направились в сторону подвод, стоящих тут же за пристанью. Рядом с лошадьми стояли Виктор с Марией.

– Ты чего так долго?

– Выход с палубы кто-то закрыл… Вообщем пришлось идти через другой. Пока обходил…

– Черт! Только дверь никто не закрывал. У нее защелка не исправна. Иногда не срабатывает. Вчера дамочка с пятнадцатой каюты тоже не смогла выйти. Я тогда не придал этому внимания, извини.

– Да, чего уж, – спокойно проговорил Митрий и обернулся к реке.

Пароход издал протяжный гудок. Кто-то с мостика зычно прокричал: «Отдать швартовы!», и на пристани матросы энергично начали освобождать канаты с кнехтов. Колеса парохода закрутились, взбивая речную пелену, и «Н.В.Гоголь» стал отходить от пристани.

На верхней палубе стоял и курил полицейский, что сидел с ними вчерашним вечером в буфете. Он был там единственным, кто в этот час вышел посмотреть на село с необычным названием. А скорее всего в силу своих обязанностей, присматривался к новым пассажирам или сошедшим на берег. А на нижней палубе облокотясь на перила, стояла немного поредевшая всё та же компания деревенских мужиков. Наверное, разговоров было столько, что даже ночь не могла их прервать. Хотя ночью это время назвать было сложно – светло же.

Подойдя к лошадям, Краснов присел за телегой и выложил содержимое из своих карманов в мешок. Закинул его в подводу и сказал: «Нужно ехать». Бросив последний взгляд на удаляющийся пароход, Мария скинула пальто, купленное в салоне мадам «Лурье», что на набережной Ялты, и запрыгнула в одну из двух телег.

Лошади вынесли их на берег устья реки впадающей в Северную Двину. Там уже была видна одинокая лодка, уткнувшаяся носом в берег. При виде повозок, Афанасий Сапожников отпустил весла, поднялся и шагнул к ним навстречу.

Он приехал в Нижнюю Тойгу две недели назад по поручению Гмырина. Сергей Аркадьевич хорошо заплатил ему и просил оказать ему небольшую услугу. Афанасий многим ему был обязан, в том числе и тем, что до настоящего времени находился на свободе, и потому отказаться не мог.

Нанять лодку в селе никакой проблемы не составило. Они в Нижней Тойге были в каждой семье, да еще не по одной. В детали поручения вникать ему не хотелось. «Меньше знаешь, меньше дадут», – так он всегда говорил. И старался следовать этому правилу. Сплавать ночью к пароходу, а потом спустится вниз километр по реке, тоже для не него не составило труда.

– Здравствуйте, господа! Ящики бы выгрузить, да я бы и откланялся, – сказал подошедшим Сапожников.

– Одну минуту, уважаемый! – сказала Мария.

Сейчас уже было трудно узнать в Марии ту барышню, что вчера вместе с тремя мужчинами сидела в буфете. Вместо воздушной шляпки, на голове туго повязанный платок. Длинное темно-синее платье, с одетой поверх него мужской форменной курткой с блестящими металлическими пуговицами, выглядели несколько странно. Мужские штаны под платьем и кожаные высокие сапоги придавали девушке вид партизанки времен Наполеона.

– Петр Петрович, ящики забрать Клавдия велела. А зачем они нам пустые? Давайте тут их затопим, чего с ними таскаться? Места и так на телегах немного… – предложил Митрий.

Краснов пристально посмотрел на Митрия, отчего тот даже поежился. «С таким лучше не спорить», – подумал про себя Митрий, а вслух произнес:

– Если Клавдия сказала, значит, ящики нужно забрать. И обсуждать тут нечего.

«Не вздумайте оставить ящики на пароходе или бросить их раньше времени, – вспоминал слова Клавдии Краснов. – Все должно выглядеть так, будто всё золото вынесено с парохода, – Клавдия не раз повторяла эту фразу Краснову. – Для верности, обязательно дайте увидеть кому-либо из местных жителей, что у вас в телеге золото есть, – слова Клавдии засели у Краснова в памяти».

В этот момент вдалеке послышался протяжный гудок парохода.

– Похоже, что возвращается… – произнес Сапожников.

– Быстро очухались… судя по звуку, еще с полчаса и причалят. Завернули пароход обратно. Нужно поторапливаться, – забеспокоился Виктор, и забрался в лодку.

– Правильно, что Клавдия нас в Котлас не направила. Обложили бы с двух сторон. Всё, поехали, – проговорила Мария и, уже обращаясь к Сапожникову, спросила: – Дальше по этой дорожке вдоль этой реки?

– Да, этой дорогой. На телегах по ней в самый раз ехать, – одобрительно заметил тот. – По ней деревушки-скиты, но вы до последней идите. Ачем среди местных прозывается. Верст шестьдесят по реке до деревушки той будет, а по дороге сорок всего. Там такие места, что вас не сыскать… ни за что не сыскать. Отсидитесь, пока не утихнет. Да вы не беспокойтесь особо. Им вас скоро и не нагнать. Лошадей в Тойге, кроме ваших, нет. На других телят, да коров пастись угнали… Будет время у вас уйти.

– Помним, помним. Дело говоришь… Хорошо с Сергеем Аркадьевичем подготовились, – Мария взглянула на Афанасия.

Тот никак не отреагировал на похвалу. Вышел из лодки и стал заправлять выехавшую рубаху.

– Петр Петрович, Виктор, давайте ящики грузите в одну телегу… – и затем она снова обратилась к Сапожникову: – Греби на ту сторону Двины… Когда доберешься, лодку затопи. Для верности днище у нее пробей и оттолкни от берега, а сам пешем ступай в Архангельск. Наймешь где дорогой лошадь или на почтовых доберешься. Возьми вот денег, здесь хватит на всё. По прибытии в город передашь Сергею Аркадьевичу, что всё нами исполнено как и намечали, но с нашим возвращением пока откладывается.

Мужичок, выслушав девушку, одобрительно кивнул, сунул деньги за пазуху, и пошёл к лодке.

– Всё, господа, поспешим. Лишь бы телеги не подвели, пешком им за нами не угнаться. укроемся, дай бог… – Мария обвела всех взглядом и остановившись на Краснове, добавила: – С богом, Петр Петрович, принимай командование, уважаемый.

Ей неожиданно пришли на память события из небольшой брошюры, которую она прочитала, еще живя в Вологде. Название ее в памяти не отложилось. А вот содержание хорошо запомнилось. И хоть не совсем понятен ей был тогда язык летописца, но суть усвоила хорошо. В памяти промелькнули события далекого четырнадцатого века. Она вновь увидела, как новгородские рати грабят Великий Устюг и как уходят из него, спускаясь по Северной Двине. Как один из их отрядов остановился с награбленным именно здесь, в устье Нижней Тойги, и как двое из грабителей бежали в глубь тайги вместе с награбленным.

«Как я раньше об этом не подумала! И надо же так случиться, что спустя шесть веков и мы, подобно тем грабителям, тоже бежим в тайгу. А может, мы бежим туда, куда и они? А может наши пути, несмотря на время, как-то пересекутся? Что ж тут за место такое, что грабителей притягивает», – Мария какое-то время еще размышляла на эту тему, но накопившееся за последние дни напряжение и усталость сказались. Она положила голову Виктору на колени и задремала.

1906 год

Основной обязанностью у служившего при губернаторе Сергея Аркадьевича Гмырина была организация встреч с иностранцами, проведение переговоров и информирование губернатора о намерениях зарубежных «друзей». Конечно же, ему никогда было не дослужиться до такой должности, если бы, не прекрасное знание нескольких европейских языков, приличное столичное образование, и что немаловажно, располагающая к себе внешность.

В начале двадцатого века в Архангельске проживающих иностранцев было не намного меньше, чем российских граждан. Сергей Аркадьевич был частым гостем во всех консульствах, что имелись в Архангельске, а потому был в курсе всех европейских новостей. Помимо служебных дел он был в хороших приятельских отношениях с главами английского и германского консульств.

Время от времени встречаясь с ними вне рабочих кабинетов, зачастую получал информации не меньше, чем из официальных источников. К тому же он был из числа тех немногих горожан, имеющих свой дом в «Немецкой слободе». Как выражался Гмырин: «Там селились только приличные люди». К их числу он как раз и относил работников консульств и иностранных компаний. Соседство с такими людьми сказывалось и на отношениях с Сергеем Аркадьевичем. Они были более открытые и доверительные.

Кроме того Гмырин, уже не первый год был членом архангельской городской думы. На выборах решающим фактором избрания туда, естественно сыграла поддержка губернатора и знакомство с влиятельными лицами города. Данные обстоятельства позволяли ему иметь доступ ко многим источникам служебной, а иногда и секретной информации.

Но это было все намного позже. А до того, в одна тысяча девятьсот шестом году, в свои неполные тридцать лет, и будучи студентом последнего курса Императорского Московского университета, он попал в очень некрасивую ситуацию.

В прошлом году доступ к обучению в университете впервые получили и девушки. Сергей тогда в числе старшекурсников-активистов занимался организацией вступительных экзаменов. И худенькая рыжеволосая девушка из числа абитуриентов уж очень заинтересовала Сергея. Он в течение года пытался ухаживать за ней, но ничего из того не получалось. Девчонку он определенно не интересовал.

Но однажды, в один из вечеров, сразу после Рождества, они случайно встретились на катке. Ольга, как звали девушку, была с подругой и молодым человеком.

– Здравствуйте, Сергей, вы тут один катаетесь? – первой начала разговор Ольга. – А я с друзьями. Это – Зинаида, моя лучшая подруга. А это – Петр, мой брат. Мы здесь постоянно катаемся. А вы впервые? – она сегодня была в хорошем настроении и встреча с докучливым поклонником её не омрачила.

– Сергей, – представился он. – Я редко хожу сюда и как правило, один… Среди моих друзей нет любителей кататься на коньках, – Гмырину почему-то казалось, что после этого он обязательно услышит: «Ну, пока». Или что-то в таком роде.

– А Сергей не составит нам компанию? – спросила Зинаида. – Мы сейчас собираемся к нам гадать. Мы вас приглашаем.

– Я, конечно, не против, если… если Ольга не против.

– А чего она против будет? Она сама, увидев вас, к вам направилась и нас за собой потащила, – улыбаясь, ответил Петр.

Через полчаса вся компания уже сидела за столом в квартире Зинаиды, гадая на чашках и свечах. Тишину в комнате прервал раздавшийся за дверью мужской кашель.

– Не смущайтесь, Сергей, это наш постоялец. Гаврила Петрович простыл накануне, – проговорила Зинаида. – Он у нас с месяц как комнату снял. Моя маменька часто комнаты сдает. После смерти отца с деньгами стало не просто. Пять комнат нам с маменькой сейчас ни к чему.

– У моего отца такой кашель был последние годы, – произнес Сергей.

– Типун вам на язык, Сергей. Вы хотите сказать, что… Что, что-то случилось с вашим батюшкой? – спросила Зинаида.

– Его не стало в прошлом году. Он был офицером жандармерии в Твери, и когда начались все эти убийства, которые называют революционным террором, он погиб от бомбы неизвестного убийцы. Извините, я не люблю об этом вспоминать, – грустно произнес Гмырин.

На минуту за столом все замолчали. Затем снова, как ни в чем не бывало, девушки активно пытались узнать своё будущее, а Петр с Сергеем лишь отпускали по этому случаю шутки и смеялись. Так прошел почти час, в конце которого Петр с Зинаидой о чем-то пошептавшись, стали собираться.

– Я совсем забыла, – сказала Зинаида. – Нужно маменьку встретить с поезда. Петр мне поможет. Мы постараемся не задерживаться и поскорее вернуться к вам.

– Может нам тогда домой идти? – спросила Ольга.

– Да, чего дома делать, Оль? Слушать родительские нравоучения? – проговорил Петр.

– Да и, правда, Ольга. Ну, подождите нас, чаю попейте. А можете и вина выпить пока. Сергей поухаживайте за дамой! Вино в буфете, а мы скоро вернемся, – протараторила Зинаида и выскочила из комнаты.

Когда раздался крик девушки, Гаврила Петрович Петровский уже ложился спать. Простуда давала о себе знать, и из-за недомогания он хотел лечь пораньше. Накинув пиджак, он поспешил в комнату, где сегодня развлекалась соседская молодежь. Он был неплохо воспитан и в какой другой раз, он обязательно бы постучал прежде, чем войти. Но сейчас был не тот случай. Когда кричат и зовут на помощь, спрашивать: «Можно ли войти?», как-то не уместно.

Открыв дверь, он увидел, как девушка, отчаянно отбивается от обнимающего ее парня. Петровский схватил настойчивого парня за шиворот и оттащил от девушки.

– Ты что, болван, делаешь? – выругался Петровский. – Под статью захотел! – закричал он, и, повернувшись к Ольге, спросил: – Что происходит? Никак насильничать, паразит, удумал?

– Я… простите ради бога, я не хотел… я не понимаю, как это произошло, – бормотал что-то невнятное Сергей, моргая глазами, будто только что очнулся после сна.

На минуту в комнате воцарилась тишина. Сергей всё продолжал моргать глазами, глядя то на Ольгу, то на Петровского. Ольга же, сидя на диване, шмыгала носом и пыталась прикрыть рукой порванный рукав платья. А Петровский навис над Гмыриным и казалось, так и застыл, сверля парня взглядом.

– В общем, так, господа, – проговорил уже спокойнее Гаврила Петрович. – То, что я вижу, никак нельзя оставлять без внимания. И я просто обязан сообщить о том в полицию, – продолжил он и посмотрел на них. – Но делать этого не буду. И вам барышня, если надумаете, тоже этого делать не советую. Из личного опыта знаю, что от этого пользы большой не будет, скорее наоборот… Вы же, насколько я знаю от Зинки, недавно учиться стали. А там вряд ли понравится такая история. А если она закончится судом, то… – Гаврила Петрович многозначительно промолчал.