Текст книги "Разбойничья Слуда. Книга 1. Река"

Честно говоря, ему было все равно, что было бы с этими молодыми людьми. На самом же деле лично ему не хотелось быть причастным к нему. А если дело дойдет до расследования, то ему непременно придется давать показания. А это никак не входило в его планы.

– Ну, а ты, молодой насильник, представляешь, чем тебе может всё это обернуться? – не унимался Петровский, пытаясь еще больше запугать Сергея.

– Я и, правда, не понимаю, что на меня нашло… Со мной такого не было никогда. Я прошу, Ольга, у вас прощения! – Сергей был очень напуган перспективой закончить учебу в университете не дипломом, а большим тюремным сроком. – Мы сидели, разговаривали. Я только хотел поцеловать… А потом в меня словно бес вселился…

– Вот за беса получишь срок, и будешь нары протирать, или на рудниках пыль глотать, – Петровский уже понял, что нужно делать. – Значит, так. Садись за стол и пиши признательную, что ты здесь натворил. Бумага останется у меня. Если всё и дальше у тебя будет спокойно в этом плане, то бумаге ходу не будет. Будешь снова к девушке приставать, бумагу в полицию отдам.

1906—1914 года

После окончания университета, летом того же года, по ходатайству архангельской губернии Гмырин был направлен туда на службу. С Ольгой они больше не виделись. А вот с Петровским их отношения не прервались.

Гаврила Петрович Петровский, известный в уголовном мире, как «Петя-лис», был профессиональным мошенником, промышлявшим в Москве и других крупных городах России. Само занятие требовало наличия хорошей информации о своих «клиентах». А чтобы ей располагать, нужен был доступ в соответствующие инстанции или люди, имеющие такие возможности. На связи с мелкими служащими или низшими полицейскими чинами он не разменивался. Своих агентов, а именно так называл он таких людей, искал только из числа высокопоставленных чиновников, чтобы впоследствии пользоваться получаемыми от них сведениями.

Для того, чтобы они были более сговорчивы и не отказывали ему, Петровский их вербовал чаще всего с помощью обыкновенного шантажа и компромата. Но иногда это происходило случайно, а бывало, что он обзаводился такими людьми на всякий случай. Особенно когда для этого не требовались большие усилия и расходы. Вот и в случае с Гмыриным Петровский, оценив ситуацию, почувствовал, что этот неопытный молодой человек, сможет со временем пригодиться. А потому в тот вечер напустил страху на него, вынудив написать признание в попытке изнасилования гражданки Сориной Ольги Михайловны.

Месяца через два, как Гмырин прибыл на службу в Архангельск, он получил письмо. Увидев конверт, он обрадовался и подумал, что его любимая матушка о своем житье-бытье ему написала. Но письмо было от Петровского. Он не сразу вспомнил кто он такой. А когда вспомнил, ему стало не по себе.

Гаврила Петрович передавал ему привет, и справлялся о его делах и здоровье. О случае после Рождества не написано было ни строчки. «Вероятно, человеку просто не безразлична моя судьба, вот и написал», – подумал Гмырин. Но даже после такого объяснения тревога не исчезла.

Он, конечно же, не мог предположить, что такие письма Петровский время от времени писал тем, кто были в его списке. И делал это не по доброте душевной, а для того, чтобы те не забывали о нем, и как он выражался: «Были в теле». Знал бы он, в какой список был включен Гаврилой Петровичем, то, наверное, поначалу, и возгордился бы.

Кого в нем только не было: градоначальник и вице-губернатор, два советника губернских правлений и один полицеймейстер, несколько уездных начальников, и даже один строевой генерал, не говоря уж о десятке фабрикантов, банкиров и крупных торговцев. И все из разных губерний России. Но если бы он узнал, с какой целью и почему он там оказался, то не обрадовался бы.

Сергей Аркадьевич недели две раздумывал, отвечать или нет на письмо, и, в конце концов, ответил. Так завязалась между ними переписка. Письмо в один-два месяца не утруждало Гмырина, тем более что текст ответных писем не содержал никаких намеков на прошлое, а был приветлив и всегда заканчивался фразой: «С уважением, Ваш…», что очень льстило молодому чиновнику.

Так прошел год. В июле одна тысяча девятьсот седьмого года Гмырин участвовал в значимом не только для Архангельска, но и для всей России мероприятии. На городские улицы города вышел первый пассажирский автобус. Вместе с представителями городской Думы ему выпала честь дать символический старт омнибусу. Вернувшись с посвященного данному событию фуршета, он обнаружил в почтовом ящике очередное письмо от Петровского.

Сергей Аркадьевич не стал торопиться вскрывать письмо, оставив его лежать на прикроватной тумбочке. Вспомнил о письме лишь на следующий день, перед тем как ложиться спать. Он хотел, быстро пробежаться по тексту, но вдруг уже в самом конце письма, написанная Петровским просьба, озадачила его. Он еще раз перечитал последний абзац письма. «А еще попрошу тебя, уважаемый Сергей Аркадьевич, сообщить мне об иностранных компаниях, торгующих лесом и пушниной. Хочу вот заняться торговлей через Архангельск, а потому хочу знать, кто из местных коммерсантов эти делом занимается», – писал Гаврила Петрович.

Не смог тогда, как не смог и позднее по известным причинам отказать Петровскому. Вот и стал тот время от времени о чем-либо его спрашивать, а он снабжать того информацией о жизни коммерческой в губернии. А в один из майских дней одна тысяча девятьсот восьмого года, на улице его нагнал мужчина в черном костюме и, представившись другом Петровского, передал солидный пакет.

Возвратившись домой, он не стал сразу его открывать, а засунул в стол. Нехорошее предчувствие было с ним весь остаток дня, и чтобы отвлечься, пытался заняться домашними делами. Но, в конце концов не выдержал, открыл пакет и с изумлением обнаружил солидную сумму денег, красивый золотой перстень с брильянтом и записку.

«Уважаемый, Сергей Аркадьевич, – писал Петровский. – Прими небольшую благодарность за оказанные мне услуги. Перстень не преступного промысла, так что носить можете открыто. И прошу оказать последнюю услугу. До Москвы дошли слухи, что в скором времени страны Европы хотят вести расчеты с Россией через Архангельск. Добудете всю информацию по этому вопросу, будете очень щедро отблагодарены мною, и также получите свою давнюю расписку. Не храните записок от меня. Огонь – лучший для этого способ. С уважением, Г.П.П.»

В начале тысяча девятьсот девятого года Петровскому пришло письмо, в котором Гмырин в завуалированной форме подтвердил информацию о намечающихся перевозках золота через Архангельск для расчетов с Россией. Тут же сообщив, что первая партия намечалась к перевозке уже в тысяча девятьсот двенадцатом или тринадцатом году.

Вот тогда и стал господин Гмырин одним из главных лиц в списке Петровского. А когда, после его смерти документ оказался в руках сначала Виктора Рыкова, а затем не без содействия Митрия Березина, его увидела Клавдия Зотова, то стал Сергей Аркадьевич в том списке самой главной персоной. А вскоре и совсем исчез из того списка. Клавдия переписала его, исключив из него по соображениям безопасности и конспирации господина Гмырина.

Узнав о существовании Гмырина, и намерении царского правительства и Европы вести расчеты золотом через Архангельск, Клавдия Ивановна уже через неделю отправила туда Краснова. Петр Петрович быстро нашел общий язык с Гмыриным. Узнав о смерти Петровского, Сергей Аркадьевич не слишком печалился. Лишь поинтересовался судьбой его бумаги, на которой он когда-то написал признание. Узнав, что документ не попал в чужие руки и находится у Краснова, он облегченно вздохнул, пообещав всяческое содействие с его стороны в подготовке мероприятия.

С тех пор он регулярно переправлял Краснову всю, касающуюся этого дела информацию. А информация была довольно любопытная и, что самое главное, достоверная. Так в одном из сообщений говорилось, что в тысяча девятьсот одиннадцатом году планируют спустить на воду и отправить в Архангельск два крупных речных парохода. Пароходы будут задействованы на речных пассажирских перевозках, но на одном из них будут перевозить и золото.

От Клавдии через Краснова шли указания и просьбы выполнить то или иное задание. Ну и соответственно за все его хлопоты, помимо возврата его расписки, было обещано очень серьезное вознаграждение. А в некоторых случаях Гмырин сам проявлял инициативу и снабжал их полезными сведениями. Именно он предложил идею переброски товара с парохода в лодку. И сам же организовал всю подготовку, связанную с этой частью ограбления.

Однако Клавдией был внесены изменения в его план, что впоследствии сказалось на судьбе Гмырина и не только его. Она предложила не выгружать весь товар в Нижней Тойге, а лишь создать видимость того, что весь товар с парохода украден, забрав лишь малую его часть. Тем самым Клавдия хотела исключить возможность преследователей вернуть золото. Зотова не хотела рисковать, а потому доверяя Гмырину, делала всё, что бы обезопасить себя от возможных случайностей.

Депеши от Сергея Аркадьевича шли с завидным постоянством. И вскоре от него была получена информация, что в тысяча девятьсот двенадцатом году состоится пробная перевозка товара. Но вместо золота в ящиках будут находиться кирпичи. И если всё пройдет успешно, то первая партия золота будет перевезена весной тысяча девятьсот тринадцатого года. И далее перевозки станут ежегодными. С учетом этого Клавдия и стала планировать ограбление. Именно ко второму рейсу они и начали готовиться.

Краснов предлагал взять груз уже первой партии, но Клавдия не считала это решение верным, объясняя это тем, что на первой перевозке внимание и меры предосторожности будут повышенными. И, что немаловажно, количество товара в нем должно было быть раза в два меньше того, что планировалось перевозить в дальнейшем.

1914 год

Грунтовая дорога вдоль Нижней Тойги, как и говорил Сапожников, действительно была ухожена. Было заметно, что за дорогой следили. Только кое-где бревна на мостиках через ручьи требовали замены, но для конной упряжки они особых хлопот не доставляли. После привала Мария пересела на телегу к Краснову, а Митрий устроился рядом с Виктором, который частенько спрыгивал, чтобы размять ноги. Но непременно забирался в телегу, когда дорога шла под угор.

Кони уверенно шли, поднимая на дороге облака дорожной пыли. Оба были рыжие, с белыми пятнами на лбу и вероятно состоявшие между собой в каких-то родственных отношениях. Силушка в них чувствовалась. И если бы дать волю, то они бы помчали галопом, не чувствуя тяжести телег. Краснов, зная, что путь не близкий, берег лошадей. Он постоянно придерживал своего коня, который время от времени норовил побежать рысцой, а то и совсем перейти на бег. Шедшая позади лошадь, была более спокойной, и Виктору даже не требовалось удерживать ее вожжами.

Деревни, встречавшиеся им на пути, они объезжали стороной, стараясь не попадаться на глаза их жителям. В двух местах дорога пересекала реку. Весенняя вода еще не ушла, а потому именно переправы через реку стали для них самыми трудными участками дороги. Порожистая река сейчас представляла собой бурный сплошной поток, справиться с которым было непросто. Лошади с трудом, но вывезли их на другой берег.

Дорога в этом месте была шире обычного, и лошади шли рядом. Мария сидела спиной к Краснову, глядя на крутящиеся колеса идущей рядом повозки.

– Петр Петрович, далеко ли еще до Ачема? – спросила она, повернувшись к Краснову.

– Думаю, что половину пути мы уже проехали. Получается, что еще верст двадцать. Сейчас круглые сутки светло – повезло нам с этим. Весь июнь так будет. К вечеру в деревне будем, – он посмотрел через плечо на соседнюю повозку, и добавил: – По такой погоде дней через десять гнус в лесу появится. Чувствую, достанет он нас.

– Комары не люди, много крови не выпьют, – крикнул Митрий.

– Да уж, – согласился Виктор.

– Виктор, ты предложение Марии сделал неделю назад. А теперь, где венчаться и записываться будете? В Ачеме? Судя по нашим намерениям, получается, что в Ачеме, – попытался пошутить Митрий.

– А хоть бы и в Ачеме, что из того? Нам неважно место, нам важна суть! – крикнула Мария, не дав ответить Виктору. – Мы с Виктором сами разберемся со свадьбой! Да, Вить?

– А чего разбираться. Тут и разбираться не с чем. Как будет возможность, так и обвенчаемся. Нам, да и тебе дорогой друг, сейчас нужно о нашей безопасности подумать, а со всем остальным мы с Машенькой уж как-то разберемся, – Виктор произнес эти слова с неожиданной для него неприязнью, какой раньше за собой не замечал. «Устал, перенервничал», – решил он про себя. Вот и злюсь чего-то.

– Может нам не следует всем вместе показываться в деревне? Мы бы с Петром Петровичем заехали туда, а вы бы подождали на краю леса. Если всё спокойно будет, так сигнал вам дадим. Не потащим пока золото в деревню, пусть с вами побудет, – предложила Мария. – И с кем-нибудь из мужичков попробуем договориться. С ним надежнее и быстрее укроемся. Пересидим в лесу, а там посмотрим.

– Да, Мария, я тоже думал об этом. Пока не знаю, как лучше поступить. Ближе подойдем к деревне, определюсь с этим, – сказал Краснов, и немного погодя добавил: – В деревне дольше двух-трех часов задерживаться нельзя. Времени у нас на то нет. Может погоня нагрянуть. Если что, без проводника уйдем.

– С деревенским проводником лучше. Он всё тут знает, в избу какую-нибудь отведет. Хоть отоспимся, потом уж все остальное. И он при нас будет, для нашего же спокойствия, – согласился Митрий. – Чтобы у кого из родни его не было соблазна нас полиции сдать.

– А если никто не захочет? – спросил Виктор. – И давайте же избавимся от этих ящиков! Чего пустые-то везти.

– Избавимся, избавимся, – согласился Краснов. – Но только после деревни. Деревенские должны увидеть ящики. Не так ли Мария?

– Да, да. Всё правильно. Они и нашим преследователям расскажут обязательно, что все золото с нами.

Все опять надолго замолчали. Сказывалось напряжение последних дней, бессонная ночь и дневная усталость от дальней дороги. Да и по-хорошему подкрепиться пока времени не было. А тем временем дорога в очередной раз вышла к реке.

– А всё-таки Клавдия – умница! Я всё о ней думаю. Вот это женщина! Завтра-послезавтра весь товар заберут с парохода, и всё, дело сделано! – прервал тишину Митрий.

– Пятки, по-моему, намял. Больше с телеги не слезу, – Виктор, сидя в телеге, разулся и смотрел на свои ноги.

– Да, Митрий, она разработала прекрасный план, – Мария разулась и спрыгнула с телеги. – М-м-м… Песочек на дороге теплый какой… как на пляже, – шла она по дороге с нескрываемым удовольствием.

– Да, гений, а не женщина! Мы полицию отвлекаем, а она спокойно золотишко заберет, – продолжал восхищаться Митрий, – и дело сделано!

«Заберет, если сможет», – подумала Мария.

– Как бы нам, отвлекая, по пуле не получить и головы сохранить, чтобы было кому золотишком тем попользоваться, – рассмеялся Виктор.

– Так, господа, тише болтайте… – негромко произнес Петр Петрович и остановил лошадь. – Кажется, приехали.

– Не вижу ничего, – Митрий крутил головой по сторонам.

– Туда, смотри, – Краснов показал немного в сторону от дороги.

Все как по команде повернули головы, куда показал Краснов. Меж деревьев вдалеке просматривалась водная гладь озера.

– Озеро, и что? – недоуменно спросил Виктор.

– Ты дальше смотри! Вон на угоре за озером дома видишь? – Мария рассматривала деревню и ответила вместо Краснова. – Домики рядом с речкой, и озеро рядом… какая красота!

Вдалеке на угоре виднелись несколько деревянных изб.

– Чуть меньше версты до нее, – Краснов спрыгнул с телеги. – Едем все вместе. Думаю, что так будет правильнее. Пусть нас всех видят в деревне. За золото бояться нечего. Там не тот народ живет, чтобы приезжих грабить.

Через полчаса они въехали в деревню. Дома тянулись по угору вдоль берега реки. Рубленные двухэтажные с пристроенным сзади хлевом в свете заходящего солнца они казались непомерно большими для этой деревни.

– Семьи тут не маленькие, а то и несколько семей в одном доме живут. Вот, и хозяйство соответствующее у них, и дома большие строят, – увидев удивленный взгляд Марии, пояснил Краснов.

Не задерживаясь, проехали мимо первых изб. На улице никого не было видно. Крестьяне ложились рано, но и вставали с рассветом. Вероятно, все уже отдыхали после дневной работы. Мария вглядывалась в окна, пытаясь, хоть в каком-то из них увидеть хозяев. Дорога отвернула от домов и пошла по самому угору вдоль берега.

– Вон смотрите, внизу мужики какие-то, – Виктор указал рукой в сторону теснящихся у реки бань.

– Стойте тут, а я схожу к ним, переговорю, – проговорил Петр Петрович. – Не забудьте, что мы геологи. В ящиках инструмент. Ищем породы, содержащие алмазы, – Краснов решил все-таки напомнить, хотя об этом условились еще в Крыму, и говорили дорогой не один раз.

Он глубоко вдохнул и стал спускаться по тропинке, ведущей вниз по склону к реке. Двое мужиков в длинных до колен льняных рубахах тоже заметили приезжих, выпрямились и смотрели на приближающегося к ним Краснова.

– Порты то, Трифон, подтяни, на подколенках уж совсем у тебя, что люди то скажут, – тихо сказал тот, что был значительно старше. – С городу начальство какое, али кто, не пойму.

– Барин то сам идёт, не гордый видать. Другой бы крикнул, чтоб сами подошли, – Трифон вытер мокрые от воды руки о рубаху, подтянул штаны и потуже завязал на них поясок.

Петр Петрович подошел к мужикам и окинул их взглядом. «А этот постарше не простой вроде мужичок-старичок. Смотрит с прищуром, хитрован», – подумал он. Чуть склонив голову в знак приветствия, приложил руку к груди, и поздоровался:

– Здравия и труд вам на пользу будет, уважаемые! Время уж вечернее, позднее, а вы всё в работе.

– И вам многих лет, – ответил тот, что постарше.

Окладистая борода крестьянина закрывала у него пол-лица.

– Нам днем то, мил человек, нековды своими-то делами заняться. Вот вечерами тутаки и пропадаем.

– По дороге ехали, никого в деревне не видно. Отдыхают все уже? А молодежь ваша где? Тоже никого не видно, а самое время им бы гулять. Ночи у вас вон какие светлые, – улыбнувшись, попытался завязать разговор Краснов.

– А у нас любопытных мало. Если кому и попали на глаза, так из дому с расспросами не побегут. Спят, не спят, а уж на той поре скоро будут… – охотно ответил старик. – А какой отдых сейчас у молодых-то. Молодяжнику что робить не надобно? Это у вас в городе гуляют да отдыхают, а у нас еще картовь не вся посажена, да жито вот токо досеяли. Вам бы полем сейчас ехать, так всю деревню там и увидели бы.

– А чего так? – поинтересовался Краснов.

– Холодина всё у нас была… так теперь и спать нековды… Звать то тебя как, мил человек?

Тот, что помладше стоял рядом и молчал. Похоже, научен был не вмешиваться без нужды в разговор старших.

– Руководитель поисковой экспедиции Императорского Санкт-Петербургского университета – Петр Петрович Остужев, – представился Краснов, – Прибыли в ваши края для изучения и сбора каменистых выносов вот этой чудной реки.

– Порфирий Ретьяков. А это сын мой – Трифон, тридцати лет отроду, – указал на младшего старик.

– Золото что ль ищете? – начал было Трифон, но его оборвали.

– Замолчь, Трифон. Не твоего ума это! У меня уж седины от тебя больше, чем от годов моих. И в кого ты такой уродился не пойму!

«Похоже, что не такой уж Трифон и почитатель старейшин», – подумал Краснов.

– А чего? Я же так, – стал оправдываться Трифон, почесывая всей пятерней свою пышную русую шевелюру. – У нас тут уж искали… на Разбойничьей Слуде.

– Нет, какое золото, мы пробы будем брать. Да и не на золото. Золота в этих краях нет. Может камень какой хороший есть. В университете решат, есть тут что или нет, – Краснову стало понятно, что говорить для расположения крестьян к себе. – Нам бы провожатого какого с вашей деревни. Дальше по реке дороги то нет, наверное, а нам бы, подальше, в самые верховья реки уйти, чтобы потом спускаться вниз и к осени вернуться. Мы все услуги оплатим, о том не стоит и беспокоиться, – намекнул он.

– Бумажками хотите платить, а нам бы пороху, так на руках унесли бы, – Трифон искоса посмотрел на Краснова и улыбнулся.

– Замолчь ты, пакостник, – Порфирий явно не питал добрых чувств к Трифону, и вскоре причина того стала понятна. – Ты вон, уж «помог»… камней синюшных, паразит, для каменки натаскал, да еще и лодку расколол ими! На руках он отнесет… – ворчал старик. – Сначала печь в бане изладь как надобно, а потом свою помощью людям будешь предлагать. Если уж что говришь, дак делай. А то пустое токо мелешь. За что не возьмешься, всё не так… помощник! – Порфирий плюнул себе под ноги и замолчал.

Наступила тишина. Петр Петрович не стал ее нарушать, понимая, что у старика уже есть соображения на этот счет, и нужно немного подождать, тогда тот сам скажет. Порфирий еще пару минут помолчал, разглядывая свои высохшие руки, потом, взглянув на Краснова, сказал:

– Я документ у вас на вашу экспедицию спрашивать не буду. Раз говоришь, что экспедиция, пусть так и будет. Мы людям верим. Если кому нужно обмануть, то значит, тому есть причина. И коль не сказыват ее, значит, нет возможности сказать. А у нас нет надобности допытываться в том. Мы люди мирные. Живем и зла никому не делаем и не желаем. Вижу, что, несмотря на позднее время оставаться в деревне вам не хотце. Так ли я говорю, мил человек?

– Да, отец. Мы отдохнули хорошо. Верст пять отсюда. Не знал я, что деревня рядом. Потому надобности у нас нет в деревне задерживаться. Да и ни к чему лишние разговоры среди деревенских, по поводу нашей экспедиции. Чего отвлекать добрых людей от дел праведных, – ответил Краснов.

– Трифон про порох говорил… – намекнул Порфирий.

– Нет, отец, пороху у нас нет, но есть то, на что ты пороху можешь купить. И не бумажки какие денежные, а посерьезнее оплата будет, – перебил его Краснов.

Похоже, что Порфирий смекнул, о чем говорит Краснов.

– Трифон, ты домой иди. Бабку если легла, то подними. Скажи, чтобы собрала мне с собой на неделю, скажешь ей, что на реку пойду провожатым. Да мяса сушеного пусть положит на всех, и не жалеет! Дробь и порох с ружьем на крыльцо выставь, приду переобуваться, так всё заберу. Через час с деревни уйдем, так что бежи скорее… Потом вернешься и приберешь тут всё, – старик нагнулся, поднял с чурки шапку, но одевать не стал, а лишь похлопал ею по ноге, будто пыль выколачивал. – А мы тут маленько потолкуем и за тобой следом.

После этого Порфирий пошёл по тропинке на угор туда, где стояли телеги. За ним следом зашагал и Краснов. До «членов экспедиции» по тропинке было метров семьдесят. «Наверное, уж седьмой десяток разменял. Тихо идёт, не бойкий какой-то проводник… может кого другого поискать… но времени нет. Часа через два и погоня в деревне уже будет», – думал про себя Петр Петрович. «Думат, мол еле ноги переставлят, как с таким по лесу идти», – в свою очередь подумал о Краснове Порфирий.

– Добра вам, здоровьица, молодые люди, – первым поприветствовал всех сразу Ретьяков.

– И вам здоровья, – почти одновременно проговорили Виктор с Митрием.

– Здравствуйте, дедушка! … – поздоровалась и Мария. – Извините, не знаю как вас по имени-отчеству.

– Порфирием Федоровичем с рождения зовут. Мати с батьком так назвали. А мне что… мне всё одно, – проговорил Порфирий. – А извиняться тебе голубушка не за что. Я дед и есть. Уж пять годков как Трифон отцом стал. Один у меня сынок то, остальные всё девки.

– Трифон? Это… – недоуменно произнесла Мария и посмотрела на Краснова.

– Он с нами на берегу был. Пошел домой, в дорогу отца собирать. Порфирий Федорович вызвался нас сопроводить до самого места, – пояснил Петр Петрович. – Правильно я говорю?

– Верно, верно, – старик погладил бороду и продолжил. – Скажу вам всем сразу, чтоб боле не заводить разговор о том. Так вот, я уведу вас, куда вам занадот, мне за то благодарностей ненужно. У нас в деревне и на соседних скитах люди миром живут. Нам тут чужие не надобны. Но от вознаграждения вашего отказываться не буду, если есть чем…

– Да мы и сами не хотим у вас задерживаться, – перебил Порфирия Митрий. – Нам в деревне жить некогда.

– Митрий, подожди, дай человеку сказать, – одернула Митрия Мария.

– Говори, отец, не стесняйся. Мы – тоже люди мирные, – Виктор решил шуткой разрядить разговор.

Лошади, пощипывающие придорожную травку, вдруг подняли голову и замерли. Потом покосились в сторону дороги, по которой они только что приехали, синхронно потрясли гривами и снова вернулись к прежнему занятию.

– Вот, животина, а чего-то соображат. Что-то не по нраву пришлось… Вы одни тут, или может еще партия идет? – Порфирий прищурив один глаз, внимательно посмотрел на Краснова.

– Мы-то одни. Ты договаривай, что сказать хотел, да пойдем. Чего тут нам зря околачиваться, – немного нервно ответил Краснов.

– Я не о вас говорю, мил человек. Вы нам не помеха. Бывали тут у нас всякие. И лихой народец бывал, и господа всякие рыбку ловить приезжали. Нам такой люд как майский снег. Выпал, да растаял. А вот, если вы и впрямь чего тут найдете ценного, камни какие или не дай бог самородок какой, то покою нашему придет конец. Понаедет люду всякого и нас с этих мест сживут. А я, если занадобится, вас, хоть на саму Пинегу выведу. Можете и там ваши ученые дела справить.

– Ну, не тяни дед, говори, – Мария чувствовала, что дед всё никак не решится сказать главное. – Мы люди привыкшие ко всякому. Договоримся…

– А тебя видать не щи варить взяли в компанию то, – впервые за всё время, улыбнулся Порфирий. – Cтаршой-то у вас, кто будет, он? – старик показал на Краснова.

– Остужев Петр Петрович, – ответила Мария. Она поняла, что Краснов назвался другой фамилией.

– Вот тебе, Порфирий Федорович, задаток, – Краснов вытащил с мешка пару монет золотых. – Сведешь нас, еще пяток таких получишь. И коня одного можешь себе оставить, а можешь и вернуть в Нижнюю Тойгу. Второй-то пока пригодится. А потом и того заберешь.

– Хм. Задаток хороший. И на расчет хорошую плату обещаете. Червонцы царские видывать приходилось, а вот чтобы в руках держать, нет. Откуда они у вас, то дело не моё. Просьба у меня к вам будет. Не условие, а просьба. Вы в поисках своих, если лично вам не надобно, так не усердствовали бы. Если не найдете тут ничего, то премного будем мы вам благодарны за то. А я вас сейчас же и сведу, куда вам надот.

– Ну, дед, ты и хитер. Обманывать же грех большой. Сам же нас в грех и хочешь ввести, – у Краснова отлегло от сердца. Он понял, чего больше всего боятся в этих местах. Ради спокойствия своей деревни, дед готов был бросить все дела и идти с незнакомыми людьми в тайгу.

– Грех ваш во благо людей будет. А значит и не грех. Да, если бы и согрешил во благое дело, так прощения попросил бы. Отмолил бы грех-то… Вообщем, если просьбу мою принимаете, то хорошо. Если нет, всё одно, сведу вас. Нам тут заработать хорошо редко когда представляется… – Порфирий повернулся и, не спеша пошел, договорив уже на ходу: – Поедем до дому моего. Я соберусь, а вы чего откушаете, если что. Да и тронемся. На лошади далеко не уедем, дороги нет. У меня вверх лодка угнана еще с осени для рыбацких да сенокосных дел. Так что весь скарб в лодке после повезем, да и девчонке тоже пешком-то не хорошо будет. А господа уж берегом…

– Договорились, отец. Усердствовать не будем в своих поисках. Но время свое мы все одно отработаем. – Краснов повеселел и повернулся к Марии.

– Да, Петр Петрович. Конечно, да. Не правда ли, господа? —обратилась она к Виктору и Митрию.

– Конечно, конечно, – ответил Виктор.

– Ну, да, конечно, отец, – проговорил Митрий. – Но время свое мы все одно отработаем, – повторил он голосом Краснова.

Порфирий шел к ним спиной и не понял для чего «Остужев» повторил эти слова снова.

Через час они уже отъезжали от дома Ретьяковых. Проводить вышла бабка – жена его, да Трифон. Бабка c крыльца не сошла, перекрестила всех на свой лад, и ушла в дом. Трифон же, напротив, подошел к ним и каждому пожал «по-городскому» руку.

– Много у вас поклажи. Вон одних ящиков скоко. Аж шесть штук, – подметил он и широко улыбнулся. – Вы не смотрите, что мы тут при лучине живем. Читать да считать у нас почти все умеют.

– Ты, грамотей, этого коня напои и в хлев поставь, а завтра вечером к «плоскому» ручью приди, другого коня заберешь. Там мы остановимся в избе, отдохнем маленько. А дальше по реке пойдем, лодка у меня там, ты знаешь. А конь с телегой не нужны будут. Коней в хлев поставь, у нас пока побудут, пока они не вернутся. Я им если что, то лодку оставлю, сам так приду. С лодкой-то сподручнее все одно им по реке-то шастать, – Порфирий осмотрел всех. – Нуко, Трифон, принеси сапоги Глашкины стары, что на мосту стоят, – добавил он, глядя на Марию.

Тот бегом бросился в дом, и минуту спустя уже чуть не упав на крыльце, подбежал к отцу.

– Вот держи.

– Да не мне, девице подай, – и повернулся к Марии. – Эти примерь, размер кабыть твой будет. В твоих каршаках токо в церковь ходить. В лесу дорог нет – ноги спортишь в своей-то обутке… А ты, Трифон, если кто спрашивать будет из наших или… еще кто… куда я с людьми-то пошел, так скажешь, что на Юлу собирались.

– Скажу, отец… Я ж с пониманием, – ответил Трифон.

– А вот это спрячь до моего возвращения, да смотри никому о том, – Порфирий сунул в руку сыну две монеты.

До Плоского ручья шли часов пять. Сначала дорога позволяла везти вещи на телеге, но скоро пришлось с телегой расстаться. По просьбе Порфирия, ее разобрали и сложили под большой елкой в стороне от лесной тропы. Вещи перевязали и навесили всю поклажу на коня.

Когда они вышли к реке, солнце уже было высоко, но утро уходить не спешило, одаривая всех своей прохладой. На большой поляне чуть выше порога стояла большая изба. Старик махнул рукой, и пошел к избе.

– Пришли что ли? – Митрий устал больше всех. – Ноги уже у меня отнимаются.

– Всё, снимай с лошади поклажу, пришли. Тут отдыхаем, пока Трифон за конем не придет. После за лодкой схожу. Тут она недалёко спрятана, – скомандовал Порфирий. – Петрович, избу протопи. Митрий, давай костер разведи, поесть сегодня я сготовлю, а потом уж вы сами очередь назначайте или может, кто один будет у вас кашеварить.

– Я могу готовить, если не против, – вызвалась Мария.

– А я в помощниках буду к Машеньке с удовольствием. Вода, дровишки-костеришко и прочее, – проявил инициативу Виктор.

– Ну, вот и договорились. Дня за два до Смильского поднимемся. Сейчас светло ночью, быстро дойдем. Там, недалеко от Разбойничьей Слуды и остановимся, – подвел итог Порфирий.