Текст книги "Разбойничья Слуда. Книга 3. Отражение"

– Ты говори, говори, да не заговаривайся, – усмехнулся Конюхов. – Когда это простой народ богато-то жил. Вон в Сибири сколько богатств. И что? Как тамошние ходили в лаптях, так и ходят. Так что ты мне-то не заливай. Дело говори.

Миколе стал надоедать этот разговор и, чтобы быстрее его закончить, он наклонился к уху Пантелея и произнес:

– По сотне на брата за канаву, если человек двадцать наберешь. Думаю, за недели две справятся. А тебе, как главному – полторы. Сумеешь сэкономить, все твое. За сентябрь управится должны. Маленько воды оставите в самом глубоком месте, чтобы рыбу до заморозков продержать. Мы тем временем на мелководье будем заняты. В сельсовете наш старшой вчера тоже договорился, что тех, кто согласится, удерживать не будут. Ведь не принудиловка какая. В свободное время. Но только деньги после того как работу сделаете. Разве авансом немного.

Конюхов в уме посчитал общую сумму и остался доволен полученным результатом. Гришка его в милиции восемьдесят рублей за месяц получал. А тут две сотни за полмесяца. Может и больше получится, коли с умом подойти. Он припомнил, как сразу после революции уже собирались это озеро осушать. Пантелей еще тогда прикидывал по времени и по людям. Выходило, что расклад геологов и его расчеты совпадали. Однако Пантелей соглашаться не спешил.

– Там копать до реки с полсотни метров. Глубина канавы метра два. А местами и больше. Тяжело управиться за две-то недели. А если поджемина2020
  Выход подземных вод на поверхность (местное)


[Закрыть] какая? Или гряда каменная.

– Так ты берешься или мне с кем другим договариваться? – не выдержал Дымов. – Я до тебя к Гавзову заходил. Тимофей Петрович обещал подумать, – слукавил он.

Лизкиного отца он и в самом деле встретил, когда сюда шел. На берегу у деревни увидел, как мужик дверь в бане ремонтирует, вот и подошел. Разговорились. Тут и выяснилось, что он – отец Лизки.

Но по поводу осушки озера Гавзов думать не собирался. Наоборот, высказался категорично, заявив, что это – пустая затея. О странности Вандышевского озера ему еще дед рассказывал. А деду, якобы его дед. По их рассказам выходило, что озеро уже пытались осушить. И хотя оно находится на угоре, но вода по канаве не пошла из-за того, что дно у озера стало проседать, а исток канавы к тому же стало замывать поднимающимся со дна грунтом.

– Да, не горячись так. Мне же все взвесить нужно. С бухты-барахты соглашаться не могу, – словно оправдываясь, проговорил Конюхов-старший. – Завтра утром к вам приду. И мужиков работящих приведу. Вы же в Миколонькиной избе поселились же?

– В какой избе? – не понял Дымов. – Миколиной?

– Ты, что грешным делом подумал, что за три дня, что вы тут, избу у озера в твою честь назвали? – не удержался Пантелей, чтобы не съязвить.

– Даже не думал.

– Ее Миколонькины ставили перед самой революцией. Прозвище такое у семьи одной. Сенокос у них недалеко. Вот и срубили избу у озера. У нас в деревне без прозвищ никак. Без них человека не определишь. Гавзовы, Чупровы, Ларионовы… Тут с такими фамилиями народу, что меев в реке. И имена у некоторых и отчества одинаковые. Как узнаешь? Я вот, думаю, зачем вообще энти фамилии в деревне? То ли дело, прозвище. Ваньку Сорогу али Колю Тяушку все знают. А спроси Петра Гавзова. Никто и не поймет. У нас таких не меньше пяти. Или спроси Колю Чупрова. И тоже не догадаться о ком речь.

Дымов устал слушать рассуждения Конюхова, дотянулся до сапог и стал одеваться.

– Ты онучи-то где такие взял? Как еще ноги не стер? – глядя на портянки Миколы, проговорил Пантелей. – Завтра приду, так принесу вам какие надо.

– Хорошо, Пантелей Филимонович, ждем.

Сентябрь – Октябрь 1925 год

Прошла неделя после приезда «геологов». За это время самые любопытные из сельчан не по одному разу сходили посмотреть на поселившихся у озера городских мужиков. За это время Павел сделал несколько попыток найти золото. Сначала, вырубив длинную жердь, пытался обследовать дно с берега. Три дня буровил воду, однако, все попытки оказались безрезультатны. «Ручками надо, ручками. Разве батогом нащупаешь! – обмолвился после этого Кривошеин».

И следующие три ночи Гавзов почти не вылезал из озера, но тоже ничего не обнаружил.

– Надо копать, Федор, – проговорил Дымов. – Мужики готовы и ждут, когда мы их позовем.

– Да, пожалуй, без этого не обойтись, – наконец, согласился Павел. – Ничего не пойму. Вроде у сосны той все обползал, – недоумевал он.

– Так бывает, – произнес лежащий на нарах Кривошеин. – Смотришь и не видишь того, что на самом виду. Думаешь, оно где-то далеко, а оно под самым носом. Но водицы спустить не помешает, если получиться. Как, говориться, кашу маслом не испортишь.

К концу сентября почти всю канаву до самой реки прокопали. Остался лишь небольшой участок у самого озера. Три последних метра, как и положено, в таких делах оставили на самый конец.

– Ну, Сергей Петрович, вскрываем? – войдя в избушку, спросил Конюхов-старший. – А то уж октябрь скоро, не хотелось бы по холоду тут возиться.

Петренко обвел всех взглядом и на какое-то время задержался на Гавзове. Павел что-то невнятное «промычал» и кивнул головой.

– Давай! Чего ждать! – не утерпел Микола.

– Давай, Пантелей Филимонович, командуй, – согласно махнул рукой Петренко. – Пойдем, я посмотрю, как пойдет.

Конюхов шагнул на улицу. За ним поспешили и все остальные. У самого выхода Павел придержал Сергея. Все время пока ачемские мужики копали канаву, он почти не покидал избушку. Выходил лишь однажды, когда с Дымовым ходили в Ачем, да по ночам, чтобы посмотреть, как продвигается работа. Хотя борода и повязка надежно скрывала от всех прежнего Павла, но от случайностей никто не застрахован. Не хотелось бы с кем-то из знакомым взглядом встречаться. Глаза в таком деле не помощники, выдадут с потрохами и разрешения не спросят. Потому лишний раз мелькать перед односельчанами Гавзов не хотел.

– Сергей, ты наблюдай за уровнем озера, – негромко проговорил Павел. – Не упустите момент, когда вода с метр упадет, и канаву присыпьте у истока. Не нужно сразу всю воду спускать.

– Да, помню я, Федор, помню. Не беспокойся.

Не успели крестьяне до конца раскопать последний участок, как вода с озера, промыв остатки земли, рванула в канаву. Течением постепенно размывало тонкую перемычку, и через некоторое время уровень воды в озере несколько понизился.

– Так пойдет, то к вечеру озеро все уйдет! – крикнул кто-то из толпы мужиков.

– Ох, и рыбкой разживемся! – крикнул кто-то из толпы.

Затем последовали и другие комментарии пока все они не слились в единый людской гам. Окно в избушке было приоткрыто, и Павел слышал и видел все, что происходило на улице. По доносившемуся от ручья разговору казалось, что все идет нормально. Павел уже забеспокоился, что как бы ни слили всю воду. Однако ровное журчанье сваливающей в канаву воды сменилось громким всплеском и последовавшим за ним ужасным шипеньем и хлюпаньем.

– Все, конец забаве! – услышал он знакомый с детства голос и, не утерпев, выглянул в окно.

Совсем рядом от избы стоял его тесть Тимофей Петрович Гавзов. По его поведению невозможно было понять, радовался он происходящему или расстраивался. Он отчаянно жестикулировал, указывая рукой в сторону новоиспеченного ручья. Оттуда, где озеро соединялось с канавой, исходил неприятный шум.

– Беда, Федор! – громко крича, в избушку вбежал весь в грязи и иле запыхавшийся Петренко. – Канаву замывает!

– Как замывает? – не понял Павел и стал натягивать сапоги.

– Пошли, сам глянешь. Со дна озера ручьи забили, ил и землю подняло. Исток замывает! – воскликнул перепуганный Сергей.

Павел посмотрел на себя в зеркало и, нахлобучив шапку на лоб, выскочил на улицу.

– Я же говорил, что ничего не выйдет! Никто старика не послушал! – донесся до него голос тестя. – Стихию не победить!

Гавзов пробежал несколько метров, отделявших избушку от озера, и протиснулся мимо столпившихся перед канавой людей. От увиденного зрелища он едва не заговорил. Прямо перед ним у самого начала ручья со дна озера било несколько грязевых фонтанов. Павел бросил взгляд на вбитый им у берега деревянный кол-мерку. Судя по сделанным на нем зарубкам, уровень воды в озере упал сантиметров на тридцать. «Мать моя женщина! – едва не воскликнул вслух «немой».

– Все как дед рассказывал, – среди общего гвалта услышал он позади себя все тот же голос родственника. – Все как дед…

Гавзов обернулся, рискуя встретиться с кем-то из земляков взглядом, и увидел, как Тимофей Петрович, глядя куда-то вдаль, отчаянно крестится. От возбуждения лицо его вытянулось, нижняя челюсть отвисла, обнажая довольно-таки хорошие для его возраста зубы. Павлу показалось, что по сравнению с тем, когда он видел его последний раз, сейчас у старика даже морщин стало меньше.

«Сколько же ему сейчас? – подумал Павел. – Семьдесят? Больше? – Павел не сводя глаз, смотрел на тестя». Наконец, он определился с его возрастом и снова повернулся к озеру. На месте истока канавы образовалась огромная куча из вымытого со дна грунта. Уровень воды в водоеме стал снова подниматься. Постепенно напор фонтанов упал, а на поверхности озера остались лишь булькающие пузыри. Постепенно и они успокоились. Водяные гребни и морщины расправились и превратились в идеально чистую и ровную гладь.

– Мужики, Оманов тонет! – неожиданно для всех раздался чей-то отчаянный крик.

Толпа, как по команде повернулись в сторону кричавшего. На берегу озера рядом с «треглавой» сосной кто-то стоял на четвереньках, стараясь длинной палкой дотянуться до барахтающегося в воде человека. Мужики на мгновенье оторопели и тут же бросились на подмогу. Первым среди подбежавших к ним оказался Петренко. Сергей на ходу скинул с себя телогрейку и прыгнул в воду. Спустя несколько минут он с помощью подоспевших крестьян вытолкнул на берег обессилившего деревенского парня, а затем вылез и сам.

– Гаврила! Ты чего в воду полез? – тряс за плечи спасенного Конюхов-старший. – Тут, паря, тебе не после бани в речке окунуться.

Раздавшийся дружный смех разрядил ранее возникшее напряжение от случившегося с канавой.

– Да, он никак навеселе! – выкрикнул кто-то из обступивших парня мужиков.

Тот обтер мокрым рукавом лицо и, заикаясь, проговорил:

– Н-не п-помню н-н-ничего.

– Так он вчера пятки обмывал! Сынок же у него родился! Первенец! – донесся до Павла тонкий, похожий на девичий, голос.

– Ага, Вас-с-ська, – выдавил из себя Оманов.

– Никак с именем сразу родился? Здрасьте, говорит, я – Васька! – решил позабавиться Пантелей Конюхов.

Народ снова зашелся в смехе.

– А кол-то почти утонул! – голос Дымова спутать с кем-то другим было трудно. – Утонул! – заорал он чуть не благим матом.

Толпа, забыв о спасенном, как по команде уставилась на воткнутый в озеро кол. Судя по поверхности берега, он и в самом деле стал ниже.

– Засосало его, – предположил кто-то из мужиков.

– Дно провалилось! – крикнул Тимофей Петрович. – Не зря дед мне сказывал про здешние места!

Остальные мужики тоже не остались в стороне и тут же принялись наперебой высказывать свои предположения относительно произошедшего. Их фантазии зашли бы неизвестно как далеко, если бы один из них негромко произнес:

– Черт тут живет. Золотой. Сколько народу пострадало от него. Ластинина Никифора помните? Он тут тоже горя хватил когда-то. Нужно от этого озера подальше держаться. Вот и Высокое Поле сгорело. Думаете почему? А для того, чтобы здесь меньше народу шастало. Это все его проделки. Может его с Пашкой Гавзовым, нашим «папулей» и арестовали, чтобы к озеру не совались…

– Заливай, Сорока, коль с головой морока! – выкрикнул кто-то, и все громко загоготали.

– Федька! Крохаль! Ты чего молчишь! Ты же тоже тут чуть не утонул! Забыл, что ли? – ища поддержки, обратился Мишка к стоящему рядом мужику. – Забыл, как сам тут чуть не утонул?

Тут уж мужики не на шутку развеселись, упражняясь в красноречии и подсмеиваясь над Мишкой.

– Правду он говорит! – зычный голос крепко сбитого мужика заставил толпу замолчать. – Правду, Мишка говорит! Я тоже тут лет десять назад чуть Богу душу не отдал. Ты чего гогочешь или забыл как и тебя когда-то вот также из озера вытаскивали? – он ткнул в бок Федьку Крохаля и обматерил его, насколько хватило у него фантазии.

Федька смутился и тут же словно оправдываясь, проговорил:

– Да, я, Семеныч, чего? Я не забыл! Только вот чудно он заливает про черта, да еще золотого.

Того, кто упомянул Ластинина с золотым чертом и обмолвился о «папуле», как звали когда-то его в деревне, Павел узнал сразу. Даже оборачиваться не пришлось. Приятель из юности Мишка Сорокин по прозвищу «Сорока», когда-то был среди его близких дружков. До войны вместе в церковно-приходской школе учились, вместе и время свободно проводили. Последний раз они с ним виделись осенью двадцатого, дня за два до ареста Гавзова. Вспомнил он и того, кто вступился за Мишку. Прохор Семенович Чупров, он же – Проша Сиплый с его ядреным острым матерком и огромными кулаками, он и раньше приводил в чувство разошедшихся деревенских мужиков. Узнал и Федьку Третьякова, которого за его переменчивость во взглядах называли то «флюгером», то «крохалем».

От размышлений Гавзова отвлек Петренко. Он слегка тронул его за плечо и, поманив рукой, пошел к избе. Павел, опустив голову, отправился следом.

– Ну, что делать будем, Федор Григорьевич, – проговорил Сергей, едва тот закрыл за собой дверь.

– Людям, выдай половину из того, что обещали, и отпусти, – ответил Гавзов, закрывая дверь на задвижку. – Сходи в деревню и с Гришкой Конюховым договорись, чтобы деревенских предостерег от хождения сюда. Хоть про черта, хоть про что пусть говорит, но чтобы любопытным сюда ходу не было.

– Вроде и молод ты, Федор, а по разговорам, так как заправский командир себя ведешь…

– На войне и тюрьме учишься быстро, если не хочешь голову сложить. Да, ты и сам знаешь. Но об этом после поговорим, если захочешь, – оборвал он Сергея. – Давай, выпроваживай всех, а я пока подумаю. И вот еще что. Ты спрашивал, как рыбу лучить. Попроси у Гришки лодку. Скажи, что лучить хотим. На меня сошлись. Скажи, что знаю, как это делается. Прокатимся ночью.

Прошло совсем немного времени, и поляна перед избой опустела. Лишь Дымов с Кривошеиным молча сидели у разведенного костра. Стало смеркаться. Павел вышел на улицу и огляделся.

– Ушли все, Федор. Присаживайся рядом, – Демьян чуть сдвинулся на бревне, освобождая место для Гавзова. – Сережка тоже в деревню ушел. С утра будет, – словно предвосхищая вопрос Павла, проговорил старик.

– Что надумал, командир? – Микола поднял голову, отклоняясь от едкого дыма.

– Завтра в деревню схожу, – почти шепотом произнес Павел. – Хочу деревню посмотреть, да заодно и мысли, может, появятся.

– Так недавно ходили, – покосился Дымов на Павла.

– Ходили, да без толку. Своих так и не увидел. Не спокойно что-то на душе. Хотелось бы до отъезда их увидеть.

– Ты бы поберег себя, лишний раз душу-то не бередил, – участливо произнес Демьян.

– А что ей станется? Душе-то? – устало произнес Гавзов.

– Да и, правда, – захихикал Микола.

Однако на следующий день сходить в деревню не получилось. С раннего утра пришел младший Конюхов и после короткого обсуждения вчерашнего события, рассказал о деревенских новостях. Ничего особенного Гавзов не услышал. Однако в деревню идти сегодня передумал, потому как мужики, что копали канаву, вечером накануне собрались в Ачеме и решили не останавливаться, канаву докопать и озеро все-таки осушить. Ну, и конечно, заработать еще, если удастся. Ну и рыбой разжиться. Жалко им трудов своих стало. И решили работать, не откладывая, уже сегодня с обеда.

Но то, что сказал Григорий в конце, вызвало у Павла особый интерес. Со слов Григория Конюхова его знакомая Лизка Гавзова подговорила других баб, чтобы те подальше от греха не пускали сюда своих мужиков.

– Кто такая? – поинтересовался Кривошеин.

– В сельсовете работает. Отца ее знаете. Он и до того всем уши прожужжал, что озеро никак не осушить. Толи дед ему что-то рассказывал, толи отец. Он и сам-то не помнит уж толком. Вчера весь вечер по деревне ходил, народ баламутил. Восьмой десяток пошел, а все не уймется, всем везде сказки свои рассказывает.

– Чего такого рассказывает? – снова поинтересовался Демьян.

– О том, что пытались когда-то воду спустить с этого озера. А вчера еще и про черта золотого все твердил. И то, что он тут никому ничего делать не даст. На пару с Сорокиным людей баламутил.

– А-а-а, об этом? – протянул Кривошеин. – Да, да. А я вот ему даже поверил.

– Ладно, поживем, увидим, – заключил Петренко. – Придут мужики, пусть копают. Так, Федор?

Гавзов при упоминании Лизки, разволновался, но тут же взял себя в руки. Услышав вопрос Сергея, он отчаянно закивал головой и «промычал» что-то неопределенное.

– Что ваш геолог говорит? – переспросил Конюхов.

– Согласен он с тем, что стоит еще попытаться воду спустить, – ответил Кривошеин.

– Ну, я пойду. Дела. А мужиков сдерживать не буду. Лучше с председателем сельсовета переговорю, чтобы Лизку-смутьянку на пару дней отправил с ревизией на лесобазу в Егреньгу или еще куда-нибудь.

Он остановился у дверей и, обернувшись к Петренко, произнес:

– Ты про лодку говорил вчера. Я на ней приплыл. На берег Тойги вытащил. Коза и острога там же. Смолья сами нарубите. Тут его много. Ну, я пошел. Дня через два-три навещу.

– Очень хорошо, Григорий Пантелеевич, – искренне поблагодарил Сергей.

– Ах, да! Ты про мешки спрашивал. Я не забыл, – спохватился Конюхов и вышел на улицу.

Не успела дверь закрыться, как он вернулся, держа в руке новый холщовый мешок.

– Вот, – выпалил Григорий и протянул его Петренко. – У Васьки-мельника взял. Под муку. Крепкие, новые, как и просил. Остальные у дверей лежат. Завязки для них там же. Возвращать не нужно. Пользуйтесь.

– Добро, хорошие мешки, спасибо, – снова не удержался Петренко от благодарности.

Не утерпел и Павел. Он чуть привстал с лавки и тоже согласно кивнул.

Мужики из деревни пришли сразу после обеда и, переговорив с Петренко, принялись за работу. Через два дня они вычистили от плывуна всю канаву, вернув ее в первоначальное состояние. Теперь, как и в первый раз, осталось раскопать оставшийся участок в самом начале искусственного ручья. По такому случаю с утра к озеру пришел и Конюхов-младший. Недолго потолковав с геологами и односельчанами, он приблизился к краю водоема и присел на лежащее тут же бревно.

Перед тем, как приступить к раскопке, к нему подошел Конюхов-старший, осенил себя крестным знамением и едва слышно зашептал:

– Господи, помози ми, грешному, сие дело, мною начинаемое, о Тебе Самом совершити, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, молитвами Богородицы и всех Твоих святых. Аминь.

Пантелей Филимонович закончил читать молитву, снова перекрестился и посмотрел на собравшихся мужиков.

– Господи, благослови! – послышались из толпы возгласы изготовившихся с лопатами крестьян.

Через два часа вода снова с шумом побежала по канаве. Поднимая грязную муть со дна, она размывала у озера земляную преграду, стремясь к Нижней Тойге. А еще через час стало заметно, что уровень в озере несколько снизился. Люди, отступив на всякий случай от края берега, стояли молча, глядя на стекающую в ручей воду. И даже сильный порывистый ветер, до этого поднимавший на озере высокие волны, тоже утих. Галдящие неподалеку утки, снялись со своих мест и улетели прочь. Природа словно замерла в ожидании чего-то. Наконец, уровень воды в озере достиг отметки, на которой в первый раз все и остановилось. Теперь на оставшемся сливе она стекала плавно и почти беззвучно, слегка поблескивая все уменьшающимся горбом переката. Вокруг стало совсем тихо.

Павел стоял чуть в стороне от всех и нервно жевал тонкую веточку. Прислонившись к дереву, он внимательно следил за происходящим на озере не прикрытым повязкой глазом.

– Дорогу осилит идущий, – почти неслышно прошептал он неожиданно всплывшие в памяти чьи-то слова.

Стараясь отвлечься от томительного ожидания, Гавзов попытался вспомнить, от кого впервые услышал эту фразу. «Кто-то из штаба Юденича… Селиверстов? Пашутин? Нет, Одинцов! Петька Одинцов, штабс-капитан! Точно…». Больше ни о чем он подумать не успел. Резкий пронзительный голос Миколы Дымова нарушил установившуюся вокруг тишину. Он стоял у самого перешейка и первым обратил внимание, что напор воды падает, а через некоторое время она и совсем перестанет стекать в канаву.

– Амба! Мертвяк! – наконец, выкрикнул Дымов и замолчал.

Мужики рванули к Миколе. Поспешил к нему и Павел.

– Вот! – проговорил Дымов и сильно постучал лопатой по перешейку. – Камень. Валун тут.

Когда Гавзов подошел, народ расступился, пропуская его вперед. Он присел над облизанным водой камнем и со знанием дела поскреб по нему ногтем.

– Это все – черт виноват! Он не пустит к себе, не даст воду с озера слить! – прорвался сквозь всеобщий гвалт голос Мишки Сорокина.

– Цыц, ты, знаток! – прикрикнул на него кто-то из мужиков. – Обкопаем каменюку и все дела!

Толпа загудела. Кто-то соглашался с Мишкой, желая поскорее уйти с озера, но большинство все-таки склонялось к продолжению работ.

Павел согласно кивнул, затем встал и, протиснувшись сквозь толпу, пошел в сторону избушки.

– Все! Хватит галдеть! За работу! – прокричал Конюхов-старший. – Камня испугались. Обкопаем, – проговорил он уже намного тише.

От толпы отделилась группа ачемян и принялась за работу. Постепенно и остальные крестьяне рассредоточились вдоль преграды и стали обкапывать валун. Они углубились уже достаточно, но каменная стена не кончалась. Вскоре одна из стенок траншеи стала обрушаться. Грунт стал осыпаться и сползать вниз. Копать было уже не безопасно. А вскоре стало понятно, что обойти преграду вряд ли удастся. Огромная гранитная стена уходила в землю на большую глубину.

– Рвануть бы! – предложил Конюхов-старший.

– Я тебе рвану! – одернул отца Григорий Конюхов. – Давайте, шурфы сделайте в нескольких местах. Тогда и увидим.

– Еще один начальник объявился. Мало батюшки, так и сынок решил покомандовать. А может и от нашего заработка отщипнуть, – сказал Гаврила Оманов и захохотал.

– Что, умник, оклемался? Надо бы тебя после купания в моем чулане подержать, может ума-то прибавится, – пригрозил Григорий.

Петренко не стал дожидаться, когда закончится перепалка среди мужиков, и дав знак Кривошеину с Дымовым следовать за ним, пошел в избу.

– Запор, Микола! Дверь закрой на задвижку, – проговорил Павел, когда за ними закрылась дверь.

Микола засуетился, но быстро сообразил, о чем речь, двинул щеколду и присел на лавку.

– Обкапывать камень, смысла нет никакого. Не обкопать, – произнес Кривошеин. – Мне такие доводилось встречать. Только взрывать.

– Взрывать тоже проблема. После взрыва можем все, что рядом завалить, – возразил Петренко. – И вообще, можем тут таких дел наделать, что…, – он безнадежно махнул рукой.

В избушке повисла тишина. Одолевавшая всех последнее время муха и та где-то спряталась, избавив их от своего нудного жужжания. Лишь с улицы сквозь рассохшуюся дверь доносились голоса рабочих.

Павел встал, прошелся взад-вперед и оперся спиной о дверь.

– А не получить ли нам сегодня? – неожиданно проговорил он. – Самое время головы проветрить. Глядишь, мысль нужная кому-нибудь и придет.

Он окинул всех взглядом и улыбнулся. Петренко, не ожидавший от Гавзова такого поворота разговора, недоуменно посмотрел на него.

– Ну, ты же очень хотел, – Павел продолжал улыбаться, глядя Сергею в глаза. – А если серьезно, то сделаем так. Сегодня смолья заготовим. Не зря же Гришка лодку пригнал. А мужикам скажи, чтобы завтра шурфы отрыли вдоль берега. Если скала не закончится, значит, будем багрить. А сейчас рассчитайся с людьми. Выдай всем что причитается и пусть по домам идут.

– Может лодку на озеро затащить и подальше от берега поискать? – спросил Дымов.

– Неплохая мысль, – поддержал Павел. – Но дальше глубоко, луч не пробьет.

Смолье Гавзов заприметил еще раньше, а потому тратить время на его поиски не пришлось. Кривошеин лучить отказался, сославшись на усталость и легкое недомогание. Потому за смольем они решили идти втроем. Дождавшись, когда все люди уйдут в деревню, они спилили несколько нужных сосен недалеко от реки. Павел отметил на стволах смоляные места, после чего они выпилили из деревьев кряжи. Немного передохнув, перетаскали их к реке, после чего распилили их на чурки. Затем Павел расколол несколько чурок и показал Миколе с Сергеем, какие поленья подходят для лученья, а какие нет.

– Федор, ты говорил, что полено от спички можно зажечь? – спросил Петренко.

Гавзов поднял с земли небольшое полено и с нескрываемым удовольствием вдохнул его смолистый аромат.

– Смотри, – проговорил он и поднес к нему зажженную спичку.

Не успела она догореть, как сбоку на деревяшке появился небольшой огонек. Сильно коптя, он постепенно становился все больше, охватывая полено пламенем со всех сторон. Шлейф черного дыма от сгораемой смолы медленно потянулся вверх.

– Однако, – удивился Сергей. – Сырое полено, а загорелось, будто маслом намазано.

– Ну, ладно, – проговорил Павел. – Вы чурки колите, а я до Демьяна схожу. Проведаю старика, пока не стемнело. Не расхворался бы он. Острога вижу хорошая и на шест насажена. Вернусь, тогда и козу2121
  Металлическое приспособление для разжигания костра в носовой части лодки.


[Закрыть] налажу. Прокатимся бывало. Дождя вроде не предвидится. Вспомним молодость.

– Ага, кто-то вспомнит, а кто-то только попробует, – хохотнул Дымов.

Когда Павел вернулся, уже совсем стемнело. Дымов с Петренко сидели у костра, и о чем-то негромко разговаривали. Бросив взгляд на аккуратно сложенную поленницу, Гавзов одобрительно хмыкнул.

– Хотели в лодку сложить, но так и не решили как, – словно оправдываясь, проговорил Микола. – Я ближе к корме предлагал, а Сергей, наоборот.

– Сначала сейчас козу налажу. Потом смолье сложим, – Павел взял топор и отправился в сторону леса.

Спустя несколько минут он вернулся, неся в руке небольшой еловый шестик. Взяв из лодки козу, вставил в нее конец кола. Другой конец получившейся конструкции закрепил в носу лодки таким образом, что от козы до воды получилось около двух метров. После этого он набрал из поленницы охапку дров и аккуратно уложил их в козу.

– Все, можно смолье складывать, – Павел набрал из поленницы охапку дров и сложил на дно стружка2222
  Лодка, сделанная (выстроганная) из осины. Другие названия: осиновка, долбленка


[Закрыть].

Его примеру последовали наблюдающие за ним Дымов и Петренко. После того, как все смолье оказалось сложено в лодку, Павел посмотрел на компаньонов и скомандовал:

– Микола, бери шест и вставай в корму. Знаю, что тебе доводилось лодкой управлять. Если что, я сам лодку подтолкну куда нужно. Сергей, в середину садись и за борта держись. Лодку старайтесь не качать, а то…, в общем, сейчас козу разожгу и поедем.

Он достал коробок спичек и поджег толстую смолянистую щепку. Поочередно поджег от нее нижний ряд поленьев и бросил ее в костер. Ждать, когда тот полностью разгорится, Павел не стал и, оттолкнув лодку от берега, сноровисто в нее забрался. Пламя быстро охватило дрова, раскрашивая округу приятным желтым светом.

Вода в реке была чистой и прозрачной. Прошедшие накануне небольшие дожди, оживили и слегка подкрасили ее, превратив из кристально белесой в слегка красноватую и приятную глазу воду. Гавзов посмотрел вокруг лодки и, убедившись, что дно хорошо просматривается, удовлетворенно хмыкнул и, не отрываясь, стал вглядываться в воду.

Проплыв несколько метров, он оттолкнул лодку к более глубокому месту. Набежавший легкий ветерок вдохнул в костер новую жизнь. Пламя рванулось вверх широким листом, пронзая ярким лучом всю толщу воды до самого дна. У лодки нисколько не боясь света сновали мелкие рыбешки. И тут четкий темный силуэт крупной рыбы, стоящей чуть впереди, стал отчетливо виден всем находящимся в лодке. На фоне подернутых подводной растительностью камней он напоминал подводный топляк. И если бы не едва уловимые движения плавниками, было бы легко принять ее за одну из лежащих на дне палок и коряг. «Щука, – промелькнуло в голове Павла».

Он сосредоточился и стал аккуратно опускать в воду острогу. Рыбина, почувствовав угрозу, плавно, даже как-то лениво приподнялась от дна, не спеша развернулась и отошла чуть в сторону. Постояв какое-то время в таком положении, и вероятно убедившись в своей безопасности, она снова опустилась к самому дну.

– Ушла, зараза! – не удержался от комментария Дымов.

Гавзов обернулся на крик, и очень понятным жестом показал, чтобы тот молчал. Затем он слегка подтолкнул свой конец лодки в сторону стоянки щуки и снова взял острогу наизготовку. Когда нос осиновки оказался рядом с рыбой, он быстро опустил острогу в воду и с размаху вонзил ее в хищницу. Та рванулась вперед, но Павел, прижав ее острогой ко дну, с большим усилием остановил рыбину.

– Щука! – оглянувшись назад, крикнул он и снова уставился в воду.

Поднятая хищницей муть, скрыла ее из виду. И теперь о присутствии рыбы напоминало ходящее ходуном древко остроги. Павел что есть мочи давил на нее. Наконец, щука успокоилась, и Павел не без труда поднял ее в лодку. Обратив внимании, что Удар пришелся рядом с головой, тут же обухом топора сбил ее с остроги, а затем оглушил рыбу. По телу речной хищницы пробежала судорога. Она выгнулась, раскрыв огромную зубатую пасть, расправила плавники и, шлепнув несколько раз хвостом по мокрому дну лодки, затихла.

– Четверть пуда будет! – с нескрываемым восторгом проговорил Петренко. – Не подумал бы, что тут такие водятся.

– Пожалуй, будет четверть, – согласился Гавзов и посмотрел на прогорающую козу.

И только тут он почувствовал, как взмокла от напряжения спина, и дрожат от возбуждения руки.

– Давай к берегу! – крикнул он Миколе и, не дожидаясь, когда тот направит лодку, другим концом остроги сам стал толкать ее к берегу.

Сколько времени длилась борьба с рыбой, Павел не заметил. Лишь по тому, что костер в козе почти прогорел, понял, что прошло не меньше получаса. Когда стружок заехал на мелководье в заросли увядших лопухов, Гавзов вышел из него и направился вдоль лодки.

– Перекур, – проговорил он.

Набрав охапку смолянистых дров, он вернулся обратно. Ловким движением спихнул догорающие на край берега и стал укладывать в козу новые дрова.

– Есть желающие у козы постоять?

Павел повернулся к Дымову приглашая того к себе.

– Я что ли? – удивился Микола. – Не, я и в корме-то едва стою.

– А ты, Петрович? – обратился он к Петренко.

– Если будет другой раз, то я бы в другой, – ответил тот.

– Ну, ладно, как хотите, – и, оттолкнув от берега лодку, тут же залез в ее нос.

В этот раз Павел направил лодку к противоположному берегу и, немного не доезжая до него, установил ее против течения. С детских лет он помнил эти места и знал, что где-то под этим берегом струя переката била в огромный камень, вызывая за ним завихрения и привлекая к себе подводных обитателей. Сколько он помнил, рыбаки всегда проверяли это место в надежде обнаружить здесь хорошую добычу. Рыбина2323
  Семга (местное)


[Закрыть] любила это место и частенько стояла позади этого камня.