Текст книги "Семейная хроника. Том 3"

Николай Осин
Семейная хроника. Том 3

Уважаемый читатель!

Я представляю на Ваш суд сборник рассказов, охватывающих весь период моей жизни.

Я обычный русский человек, родившийся в российской глубинке. Родился я после войны, точнее в день победы, 9 мая 1945 года. В трудные военные и послевоенные годы мои родители поставили на ноги, вырастили, и дали возможность получить высшее образование всем своим пятерым детям. Рос я среди таких же обычных людей, сельских тружеников, как и мои родители. Их образы стоят перед моими глазами всю мою жизнь. Мне очень хотелось запечатлеть их для наших потомков. Рассказать как жили простые люди той поры, какие трудности переживали, какие интересы наполняли их жизнь, как они любили свою родину. Уходя из этой жизни, они страстно желали еще пожить, пусть этой непростой для них, но такой дорогой и горячо любимой жизнью. Я попробовал дать срез жизни русской глубинки на примере отдельных историй моих односельчан. В рассказах нет вымысла. Назвал я этот сборник «Семейная хроника», отдавая этим свой сыновий долг бабушке, деду, отцу, матери, тетушкам, сестрам, брату, которые вложили в мою жизнь всю свою любовь и заботу.

Осин Николай Михайлович

Предисловие

Дорогой читатель! Книгу «Семейная хроника: сборник рассказов том 1, том 2, том 3» Осин Николай, вероятно, стоит иметь в своей библиотеке. В ходе истории наблюдается заметное внутреннее изменение автора, от импульсивности и эмоциональности в сторону взвешенности и рассудительности. Динамика событий разворачивается постепенно, как и действия персонажей. События соединены временной и причинной связями. Попытки найти ответ – откуда в людях та или иная черта, отчего человек поступает так или иначе, частично затронуты, частично раскрыты. Умелое использование зрительных образов писателем создаёт принципиально новый, преобразованный мир, энергичный и насыщенный красками. Невольно проживаешь книгу, то исчезаешь полностью в ней, то возобновляешься, находя параллели и собственное основание, и неожиданно для себя растёшь душой. С невероятной лёгкостью самые сложные ситуации с помощью иронии и юмора начинают восприниматься, как вполне решаемые и легко преодолимые. Грамотно и реалистично изображена окружающая среда. Своей живописностью и многообразностью она погружает, увлекает и будоражит воображение. Данная история – это своеобразная загадка, поставленная читателю, и обычной логикой её не разгадать до самой последней страницы. Очевидно, что проблемы, здесь затронутые, не потеряют своей актуальности ни во времени, ни в пространстве. Не смотря на изумительную и своеобразную композицию, развязка потрясающе проста и гениальна с проблесками исключительной поэтической силы. Книгу «Семейная хроника: сборник рассказов том 1, том 2, том 3» Осин Николай читать увлекательно. Она порой напоминает нам нашу жизнь. Видишь самого себя в ней и уже смотришь на читаемое, словно на пособие.

ЛитРес

Общежитие

Я, согласно градации № 2, относился к иногородним студентам.

Не имея над головой никакой крыши, остро встала проблема – надо было искать какое-то место для ночлега.

Для учёбы в библиотеке требовалось получать необходимую литературу. Книги лицам, у которых в паспорте нет прописки, выдавать отказывались. В библиотеке работали 2 женщины. Одна – пожилая, вторая – молодая (Люся). На вопрос:

– У тебя нет прописки. Где же ты живёшь?

Пришлось признаться:

– Пока нигде. Скитаюсь по вокзалам.

– Как же мы тебе дадим книжки? Как ты их будешь сохранять!

– Буду носить всё время с собой.

Люся отказалась выдавать, а пожилая сжалилась и выдала. Но милиция вокзальная была не в восторге от такого «пассажира». Подозрительный «тип» ошивается на вокзале не первый день и читает подозрительную литературу. Не иначе как «имитирует чтение», а на самом деле цель стырить что-нибудь. Проверили документы. Так и есть:

– Мужик, под студента «косишь»! А прописки нет. Обложился книжками, как в читальном зале! Надолго ты тут прописался? Чеши-ка ты отсюда по-хорошему, пока насильно не отправили в Пензу!

В эти тяжёлые для меня минуты я не один раз вспоминал слова родителей:

– Ой, Коля! Куда же ты, сынок? Опять на новые лишения! Новый срок! Ведь 6 лет! Ни еды досыта, ни крыши над головой! Ведь ты уже за 5 лет выстрадал и работу хорошую в Научно-исследовательском институте конструктором, и общежитие замечательное – чистое, тёплое, светлое, новое, 4-й этаж, 2 человека в комнате, парень, сосед твой, хороший!

Соседом был Костя, из технологического института г. Ленинграда. Он очень понравился моим родителям, когда они приезжали в гости.

Конечно, вспоминая этот рай, было тоскливо снова добровольно утонуть с головой в море проблем.

Получив «втык» от милиции, приходилось перебазироваться на следующий вокзал. Перебрался с «Московского» на «Витебский» пока не «примелькаюсь» там, и не схлопочу очередной «втык». Хорошо, что в Ленинграде вокзалов много. Сроднился со всеми.

Библиотекарша пожилая, видимо, запомнила меня. Когда брал книги для занятий в читальном зале по читательскому билету, где у меня в графе «место жительства» было написано «Бомж» (без определённого места жительства), она спросила:

– Как дела с жильём? Где живёшь?

– Пока по-прежнему. Кантуюсь по вокзалам.

– Завтра подойди ко мне.

На следующий день она принесла мне адрес на ул. Большая Зеленина, Петроградский р-н.

Я съездил, всё нормально, хотя и далеко. Проблемой для меня оказалось требование хозяйки внести оплату за 4 месяца вперёд. Это для меня оказалось затруднительным. Я продолжил поиски.

Повезло совершенно случайно. В поисках жилья я забрёл во двор дома Гастелло 14. Сидевшие на скамейке женщины подсказали квартиру. Там оказалось 8 семей, одна из них меня приютила. Это была семья одинокого мужчины, которого звали дядя Миша. У него было двое детей: Валера – 8 класс, Серёжа – 4 класс. Плату за жильё хозяин назначил по 10 руб. в месяц. У д. Миши за 4 месяца до моего появления в течение одной недели умерли отец и жена.

Дядя Миша после этого с горя стал прикладываться к стакану. Ребятишки часто стали оставаться голодными. Приходилось их курировать. Мальчики были хорошими, когда была жива мать. Когда её не стало, всё круто стало меняться. Ой, как плохо в семье без женщины!!!

Валерка сдружился с «Косым» (я его знал только по этой кличке). Он был на 8 лет старше Валерки. «Косой» уже «сидел» за кражу, ходил в нашу коммунальную квартиру к «Петровичу» (одинокий холостой мужчина лет 30-ти).

Однажды «Косой» пришёл к «Петровичу», а у того в гостях была девушка. Начал ломиться к нему в комнату через закрытую дверь! Сломал замок. Начался скандал с дракой! В ход пошли ножи. Был страшный бой, как во времена «Спартака». Мы с ужасом наблюдали за этим сражением в щели из своих комнат. Телефона ни у кого не было. По грохоту в нашей квартире, соседи под нами с 3-го этажа вызвали милицию. Она приехала, как всегда «вовремя». «Петрович» был уже мёртвым. В центре груди зияла ужасная рана. «Косой» успел смыться! Его нашли по месту жительства, но ножа, которым был убит «Петрович», не нашли! Следователь – элегантная дама лет на 5 старше меня в светло-голубом рабочем халате и резиновых перчатках поворачивала безжизненное тело «Петровича» и производила замеры всех ножевых ран. Меня заставили, как свидетеля, следить за её действиями. Потом вызывали в суд. Вместе со мной ходили многие ребята из нашей 193 группы! Всем было интересно узнать удастся ли «Косому» выкрутиться от центральной (смертельной) раны в груди «Петровича»! Он всё время говорил, что эта рана не от него. Главного доказательства – ножа так и не нашли.

Прошло 1,5 года. Я уже получил место в общежитии на Гастелло 15, но изредка заходил в гости к дяде Мише. Они без меня жили очень, очень скромно. Дядя Миша пропил всё, что можно, даже все пластинки! Осталась одна единственная. Я спросил его:

– А, чего же Вы эту, сироту, одну оставили?

– Не, Коля, эту не могу! Это память о жене! Это «Рио-Рита»! Когда-то под эту музыку мы с женой встретились впервые. Ты можешь приёмничек отремонтировать, а то проигрыватель пластинку крутит, а звука нет!

Я вскрыл приёмничек, чтобы найти причину, и был ошарашен. Внутри него лежал нож с обильными следами засохшей крови. Я незаметно перебазировал нож себе во внутренний карман, восстановил звук, и ушёл.

Позже, встретив у «Зенита» Валерку, спросил:

– Что это за игрушка в приёмнике?

– Какая игрушка? Я ничего не знаю!

– Не крути, я не следователь. Это не в твоих интересах.

– «Косой» дал схоронить. Верни, пожалуйста.

– Ты понимаешь, что ходишь по лезвию бритвы! Тебя посадят за соучастие с «Косым»! С кем останется четвероклассник «Чилдрен»?!

Это была кличка брата Серёжи, а у Валерки была кличка «Гыча». Валерка стал пояснять:

– «Косой» сидит в тюрьме! Но по другой статье из-за того, что нож не найден. Выйдет, мне с ним рядом надо жить. Не топи меня!

Я вернул Валерке «игрушку». Через какое-то время зашёл к ним узнать, как у них дела?

Оказалось, что дом их попал в ведомство трамвайно-троллейбусного управления и всех прежних жильцов расселили кого куда. Контакт с семьёй дяди Миши затерялся.

Это был первый курс. Потом дали общежитие на Гастелло 15. Рай земной. Мы там жили, как отшельники. Но порядок по чистоте и поведению был нормальный. Вставали по учебному звонку к началу лекций. Первый этаж этого общежития был с учебными аудиториями. Мы успевали умыть физиономию и прибежать в нужную аудиторию на лекции.

Вероятно, не случайно звонок был не только в учебных корпусах, но и на всех этажах нашего общежития! Комендант Николай Фёдорович, у которого был кабинет на Гастелло 16, заходил к нам редко. Повода для волнений у него не было.

За всё время проживания был один единственный случай.

Какой-то чудак с буквы «М» привёз в общагу на Гастелло 15 несколько взрывных пакетов с военных сборов. В удовлетворение своей дурости подпалил их и выбросил в окно. Вероятно, не доиграл в детстве. Ахнул взрыв.

У первого этажа – стёкол, как и не было.

У второго этажа – кое-где остались.

У третьего этажа – кое-где вылетели.

Зрители кинотеатра «Зенит» дружно встали и быстро пошли по домам. Как у нас говорили на сборах:

– Прятаться под белые простыни и наперегонки бежать на кладбище, чтобы занять лучшие места.

В ту пору народ был не натренированный, и сочли это сигналом к «третьей мировой».

В общежитие с завидной быстротой (вот бы скорая помощь так ездила) приехали какие-то люди в серых плащах:

– Никому из комнат не выходить! Пока не будет дана команда о завершении расследования.

Часа четыре искали. Составили баллистику траектории и силу взрывного устройства. Нашли этого чудака с буквы «М». Он признался. Наверно представили к награде «года на три».

По настоянию коменданта общежитие на Гастелло 15 было ликвидировано. Это было заслуженное наказание. Жаль, что из-за одного идиота, устроившего фейерверк, пострадали все. С глубокой грустью и тоской вспоминаются чудные времена проживания в этом общежитии.

Когда я попал в академкомиссию, то началось перебазирование отовсюду в общежитие на Гастелло 16 ребят с потока с помощью Вити Чибисова, который учился в 194 группе. Он был партийным секретарём на потоке. Редкий человек по порядочности и ответственности. Замечательный парень!

Параллельно учёбе каждый семестр приходилось где-то пристраиваться на работу.

Мясокомбинат, авторемзавод, склады продовольственные на Заставской, Бадаевские овощные склады, Ждановский судостроительный завод – где только не ступала моя нога! Если оглянуться назад на все «подработки» и описать их, то встанет вопрос, а когда же удавалось учиться? Иногда подработкой приходилось заниматься бригадой: Лютов, Осин, Филимонов, Семёнов.

Работой мы занимались всегда после занятий. Подрабатывание никогда не было в ущерб лекциям!

Первые подработки начались уже со вступительных экзаменов. В буфете на первом этаже общежития Гастелло 16 главной едой абитуриентов были сардельки. Они варились тут же на глазах в двух кастрюлях. Из одной продавались уже сваренные, а в другой варились. Запах от них был до омерзения вкусным! Чтобы встать в очередь надо, чтобы в кармане что-то мешалось в виде денег.

Мы копали канавы для каких-то труб в строящуюся баню. В конце дня давали по 3 рубля каждому. Это было для нас удобно, но вряд ли соответствовало вложенному труду. Но мы всё равно шли на это, т. к. после этого первым делом было посещение буфета. В одной комнате со мной оказался солдат Витя Лютов. Отпустили из армии на 3 месяца пораньше для сдачи экзаменов. Поступит в институт – демобилизуют. Нет – в армию дослуживать. Парень оказался серьёзным и целеустремлённым. Поступил. Случайно получилось так, что попали в одну группу 193. Однажды Витя купил помидорок и нёс их в пилотке. Около к/т «Дружба» к нему пристал военный патруль. Витя объяснил ситуацию, но «старлей» совершенно не уместно стал «выкручивать руки Уставом». К нам подошёл Коля Грибков тоже солдат, как Витя. Грибков, увидев сконфуженного Витю, сразу включился в выяснение проблем. И, хотя пилотка у него была на голове, Грибков не отдал чести «старлею»:

– Ты чего, Витя?

– Да, вот провинился…

– Да брось ты перед всякими оправдываться! Побежали!

И потянул Витю за руку под арку во двор. Мы, благодаря бойкой инициативе Грибкова, дружно драпанули во двор за кинотеатром «Дружба» от бездушного, чванливого патруля! Хорошо, что у «старлея» ещё хватило ума не преследовать абитуриентов!

В институте висела цифра конкурса – 2,4 человека на место. В другие ВУЗы конкурс был больше. Почему? Ведь это такой ВУЗ с самой передовой и интересной наукой! Оказалось, что ЛИАП очень тяжёлый институт для учёбы.

Самыми большими праздниками в общежитии во время учёбы бывали посылки из дома! В посылках была домашняя свинина, которую мать коптила на вишнёвых дровах. Пока несёшь посылку до комнаты, сзади выстраивается шлейф голодных. На запах слетаются не только одногруппники, но и друзья с одного потока. Есть хочется всем! Лёша Дёмушкин из 192 группы, придя в восторг от окорока, говорил словами Вицина – «спиш-ши рец-цепт»!

Вспоминается одна грустная и в тоже время приятная сцена, с которой я столкнулся на Гастелло 15. Перед нами люди заканчивают институт и уходят. После нас тоже придут новые люди и начнут курс впитывания знаний. В такой ситуации я случайно разговаривал у окна в коридоре на 4-м этаже с одним парнем, пока чайник грелся на кухне. Мы разговаривали у окна, выходившего на улицу Ленсовета. Он был ниже среднего роста, изрядно выпивший. Курил и, покачиваясь на неустойчивых ногах, рассказывал мне о самых ярких событиях в его студенческой жизни. Что говорил, я уже не помню. Но, хорошо запомнился из всего его облика тренировочный х/б костюм тёмно-синего цвета, штаньцы с пузырями на коленях и задрипанненькая футболка. Это была наша основная одежда, которая называлась «тренировки». На груди этой футболки, неестественно оттянув её, висел выпускной ромб ЛИАПа! В груди под футболкой у этого студента чувствовалась буря эмоций. Обрывается и уходит навсегда студенческая жизнь! Жизнь со всеми её трудностями и лишениями! И вот он, наконец, этот долгожданный день!!! Впереди предстоит новая жизнь! И он сказал в мой адрес с сожалением:

– А, вам ребята, надо ещё трубить!

Я хорошо понимал его чувства, т. к. однажды после техникума уже побывал в этом состоянии. Было немного завидно, радостно за него, что он преодолел все трудности и дошёл до Победы тяжёлой, нелёгкой для него тропой. Было грустно и смешно видеть его в тренировочном костюме с этим тяжёлым для этого костюма, но заслуженным грузом на груди. Это был выпускной знак инженера!

Общежитие на Гастелло 16 было с красным уголком. Там бывали иногда такие интересные встречи! За время учёбы к нам приезжали в гости – Высоцкий, Колкер, Пахоменко, Стржельчик, Лебедев, Копелян, Федюшин (зав. кафедрой физики). Это перечислены только те встречи, на которых мне удалось побывать! А сколько встреч ещё было, которые пропущены по разным причинам: работа, зачёты, свидания и прочее…

При ректоре Александре Александровиче Капустине проректором, курирующим общежитие, был Лукичёв. Чтобы в общежитии был порядок, и любые драки были подавлены, Лукичёв дал команду Толе Фоменко организовать специальную группу для этой цели. Толя был хорошо подкован в этих делах. Служил в армии в специальных войсках. После армии был инструктором в милиции. Группа такая была создана. Меня Толя нашёл на соревнованиях и пригласил в эту группу. Толя научил нас тому, что было нужно. Слава Богу, за весь срок обучения в общежитии не было ни разу ни одной драки, и мы оказались не востребованными. Всё было ровненько и культурненько.

Деления на касты в те времена не было, кроме как студенты иногородние и не иногородние. И, поскольку все общежитейцы относились к одной касте, жизнь в общежитии была дружной без ссор, единой большой равной семьей. Да и группе нашей 193 повезло:

95 % студентов жили ровно, без возвышения себя в особую касту. Хватало места под солнышком всем. Не было такого мерзкого унизительного поведения, как сейчас на Украине.

Были только одни комедии. Одну из таких организовал Фоменко.

Однажды он предложил нашему Ване Осипову:

– Ваня, хочешь стать чемпионом института по боксу? Чемпион института это же авторитет! О тебе заговорит пресса. Портрет будет в газете институтской «В полёт»! Все бандиты на Родине тебя зауважают и будут бояться!

– Хочу. Заинтриговал. А что надо для этого? Заниматься с тобой денно и нощно?

– Ровным счётом ничего. Только две бутылки водки и всё!

– Это как так?

– Ты только выйдешь на ринг и вся твоя задача! Противника с таким весом в ЛИАПе не найдётся!

Ваня так увлёкся этой идеей, что перестал не только пить, но и курить даже начал через день! Ближе к соревнованиям от волнения и курить бросил. Вдруг найдётся противник? Угробит Ваню на ринге в расцвете сил?!

Толя его подбадривал:

– Не боись, Ваня! Ты только выйдешь обнажённым на ринг, и не только все противники со страху разбегутся, но и зрителей в зале не останется!

Так всё и получилось. Ванина детская арматурка, обтянутая кожей, аналога в институте не нашла и он получил титул ЧЕМПИОНА! Теперь у нас в группе стало уже два чемпиона. Мне ребята по группе стали уже грозить:

– Смотри, будешь дерзить, пожалуемся Ване! Он живо на тебя управу найдёт! Выдергает руки и ноги!

Газета «В полёт» сделала Ваню популярным. Он после этого недели две с трудом находил свою комнату в общежитии. Однажды по ошибке даже зашёл к девочкам. Сел на кровать Вики Коваленко и уснул. Лежит, свернувшись калачиком, как ангел.

Вика у нас в группе была из Нальчика с горячей южной кровью!

Прибежала к нам в комнату вся раскрасневшаяся от негодования и заявляет:

– Заберите Ваньку с моей кровати и отнесите в его комнату!

Мы все лежим на кроватях, не шелохнувшись.

– Вика, а как же ты будешь таскать будущего мужа, если у тебя нет никакой практики!

– Не будет у меня никакого мужа!

– Будет, будет! Выйдешь замуж, детишек нарожаешь дюжину! Куда ты денешься!

– Хватит духариться! Если будет муж, то до первой пьянки! Я его сразу задушу!

Витя Лютов (студенческая кличка «Геноссе») пошёл, взял Ваню на руки как ребёночка и понёс. Ваня проснулся, но, судя по всему, соображал очень плохо:

– Положи на место где взял! А то, как дам раз, тут и ляжешь!

В Ване, видимо, заговорил голос Чемпиона! «Геноссе» ему в ответ ровненько, успокаивающе:

– Ваня, не шали. А то нарисую тобой чего-нибудь на стене, и не буду отскабливать до завтра.

Жаль, что в Ваниной комнате жили уже студенты-дипломники. Они его загубили:

– Брось, Ваня, напрягаться всё равно закончишь институт. Главный отсев идёт с первого, второго и половины третьего курса! С 4-го курса уже не выгонят! Присоединяйся к нашей компании.

И Ваня присоединился к ним раз, два, три…

В результате этих «присоединений» появились «хвосты», которые медленно, но верно увеличивались в количестве. Мы уже вышли на дипломное проектирование, а у него долги: 4 экзамена и 6 зачётов. Группа начала бить тревогу. Ведь Ваня у нас в своё время был образцовым умницей. По «Теории вероятности» разговаривал с преподавателем на равных.

Что делать? Как спасти парня? Мы напечатали письмо на машинке, которую нам принёс Толя Семёнов, Ваниным родителям. В письме изложили сложившуюся печальную обстановку. Зачитали Ване. Потом «Геноссе» положил письмо себе в карман и сказал:

– Ваня, какой срок тебе нужен, чтобы ликвидировать «хвосты»?

– 2 месяца.

– Смотри. Сам установил себе срок. Не ликвидируешь «хвосты» через 2 месяца, мы опускаем это письмо твоим родителям в почтовый ящик!

Мы знали, что с родителями у него тяжёлый вопрос. Отец – инвалид первой группы, слепой. Горел в танке. Мать работала воспитательницей в детском саду. Их расстраивать не хотелось, но и терять Ваню тоже жалко. Нашли вот такое решение.

Через 2 месяца у Вани остались 2 экзамена и 2 зачёта.

До защиты его, естественно, не допустили, хоть над дипломом он потрудился как все, и к защите был готов.

Письмо мы в ящик не опустили, пожалели родителей!

Прошло время защиты дипломов. Мы все защитились. Выписались из общежития и разъехались все по распределениям, кто куда. Больше около Вани не осталось друзей ближе, чем группа 193.

Ваня попал в армию. После года службы его из армии отправили снова в институт. Сказали:

– Госэкзамен по курсу военной подготовки в ВУЗе у тебя сдан, но вместо диплома только справка «Прошёл курс обучения». Езжай-ка ты в институт свой доучивайся, пока не забыл всё!

Я одно время преподавал в авиационном техникуме. Случайно встретил на Гастелло Васю, земляка Вани. Он мне рассказал печальные новости о Ване:

– Ваня вернулся в общагу на Гастелло 16. Его пристрастие к стакану ему очень сильно мешало во всех делах. Несколько раз его находили в полной «отключке» у пивного ларька. Ларёк был между общежитием и баней. Потом он куда-то пропал. Где теперь никто не знает.

С машинкой печатной, которая была ровесница В. И. Ленина, мы почудили на полную катушку!

Как-то раз Семёнов Толя из нашей группы предложил нам, общежитейцам, печатную машинку. Кто-то из его родственников предложил ему:

– Надо – забирай, не надо – выброшу!

Толя привёз её к нам в общагу.

Сначала она стояла без дела какое-то время, не хватало фантазии для её применения. Потом, однажды в воскресенье мы выспались до 4 часов, сходили на Авиационную улицу в столовую и возвратились в общагу в блаженном состоянии. Витя Лютов сел за аппарат и начал ваять на родину письмо о себе в третьем лице. Мы все читали это письмо и упивались современным Ваней Жуковым.

Привожу по памяти отдельные строчки:

– «Здравствуйте, дорогие родственнички! Что-то от вас долго писем нет?! Видно солнце закатилось над родной Киргизией. Да и вы забыли про своего сыночка. А сыночек ваш всё время с тоской посматривает на Родимую сторонку…..».

Тут же оперативно пришёл ответ от сестры:

– Витька, дурак! Ты совсем очумел от наук! Ты что пьяный? Мать насмерть перепугал! Когда получили письмо, она, как увидела конверт, чуть с ума не сошла от страха. Какая-то беда с Витькой случилась! Письмо КАЗЁННОЕ. Руки дрожат, конверт не вскрыть. Мне письмо отдала и велела читать всё, без утайки! Я прочитала, а там такое понаписано!? Мать это письмо только ещё больше напугало!

– Нет, это не он! Это кто-то за него пишет! Или руки сломаны и в больнице лежит, или ещё что-нибудь хуже!

Мы до конца учёбы все частенько его спрашивали:

– Ну, как «Геноссе», солнце над родной Киргизией восстановилось в ритме? Регулярно катается?

Этот случай «казённости» навёл нас на мысли о кознях.

Тогда «День рождения советской власти 7 ноября» был большим праздником. Была у нас на потоке «троица» – Коровин, Минин и Осипов. Они были, как Моргунов, Никулин и Вицин. Перед 7 ноября мотанули домой в Боровичи, прихватив, естественно, несколько дней от учёбы, чтобы отъесться за прошлое, и на будущее!

Мы на этой «вредительской» машинке, на которой, видимо, «Ленин декреты писал», выпустили свой «декрет», называемый «Распоряжение по деканату № 1». В нём за одинаковый прогул занятий «наказали» всех троих по-разному:

Коровина – снять со стипендии на месяц!

Минину – объявить выговор!

Осипову – вообще ничего!

В их рядах после этого возник переполох и раздоры. Особенно после того, как Коровин сходил к Боткину. Заместитель декана по младшим курсам – Боткин находился в корпусе на улице Гастелло 15:

– Борис Александрович, как же так? Мотанули все трое одинаково: и Осипов, и Минин и я. Наказали только меня!? Минину выговор, Осипову вообще ничего, а меня со стипендии на месяц! Это не честно! За что?!

Боткин похлопал глазами, сделал недоумённое лицо и сказал:

– Что-то я не помню такого!

Иного в принципе и не должно было быть! Распоряжение было фальшивое, наше. Повесили для хохмы, что будет в их рядах? Получился совсем неожиданный результат. Никто даже не думал, что расстроенный Коровин пойдёт к зам декану. Мы полагали, что Боткин сразу расшифрует нашу шутку, и ждали Коровина на выходе из деканата:

– Ну, как дела Женя?

– Он вообще со сдвигом какой-то! Даже не помнит, что творит!

Казулин Славка из 192 группы:

– Ну, ты не писай кипятком-то! Я в академкомиссии. Улажу всё. Сам понимаешь, мзда просится: 2 бутылки «Столичной»!

– Согласен! Даже две с «маленькой»! «Маленькую» с Ваньки. Он, чудак с буквы «М», вообще сухим вылез. Пусть «маленькую» ставит!

Снарядили Ваню. Это оказалось затравкой. К трапезе сделал добавку еще и Минин, т. к. Казулин пообещал с него за прогул и выговор еще снять.

Вот такие вот мы были чудаки с буквы «М», благодаря машинке Семёнова. Потом через год признались в подвохе. Идея была моя, реализовал «Геноссе». Для правдоподобности «Геноссе» не поленился и узнал, что декан может выпускать и подписывать только «РАСПОРЯЖЕНИЯ», а «ПРИКАЗЫ» выпускает и подписывает Ректор. На чём все прогульщики и попались классно, и даже сам Борис Александрович! Почему он не заметил, что шрифты у нашей и деканатовской машинки совершенно разные! Вероятно, его смутила собственная подпись, которую мы качественно скопировали через стекло.

Очередной подвох, созданный на печатной машинке, был в день обманов и розыгрышей – первого апреля. На одиннадцатой кафедре (приборы и автоматы летательных аппаратов) было вывешено объявление, напечатанное на этой же машинке.

= На кафедре 11 в лаборатории такой-то выдаются «Болванки» для ознакомления с порядком производимых расчётов и порядком оформления курсовых работ. «Болванки» выдаются только на 1 день. Со всеми вопросами обращаться к Теленкову =

После этого популярность Теленкова резко возросла. Потянулись доверчивые ходоки как к Ленину. Сначала Теленков внимательно выслушивал, потом узнавал, где человек прочитал объявление, потом просил принести объявление, и только потом происходил взрыв. Он даже сам не мог поверить в подвох. Мы, зная, что объявления могут быстро закончиться, таких объявлений напечатали достаточно много. И на самой кафедре, и в кафетерии, и в читальном зале, и около деканата.

Но верхом студенческих шуток в ЛИАПе было издевательство над Завалишиным Дмитрием Александровичем. Об этом я узнал от Гены Тазова, который жил со мной в общежитии на Гастелло 15. Гена работал на кафедре у Завалишина и тесно общался с Дмитрием Александровичем.

Мы с Геной дружили, и оба с головой уходили в вопрос о развёртывании одной фазы (электропитания) на 3 фазы. Это представляет интерес, когда есть только 1 фаза, а к ней надо подключить 3-х фазный асинхронный двигатель, и при этом надо получить от этого двигателя максимальную мощность. Генка давал мне умные книжки, я их прорабатывал, и мы потом их обсуждали. На некоторые книги даже писали рецензии и посылали авторам в издательства (как, например, автор Бухман «Искусственные трёхфазные цепи»).

В те времена утром в 10.00 была популярной детская радиопередача «Угадайка», адресованная ребятам детского сада. Ребятишкам рассказывали всякие истории о пользе каши и т. д. В передачах этих почти всегда детишкам загадывали всякие загадки. Много раз по радио звучало:

– Здравствуйте дети! Сегодня мы с большой радостью сообщаем, что вчерашнюю загадку отгадал опять мальчик Митя Завалишин из Ленинграда, который даже прислал нам свои рисунки.

Так продолжалось достаточно долго, пока у кафедры не сдали нервы, и секретарь послала письмо в Москву, в котором кафедра пояснила, что Завалишин является серьёзным взрослым заслуженным человеком, Членом Корреспондентом Академии Наук СССР, профессором, заведующим кафедрой, заведующим лабораторией научных основ автоматизированного электропривода института электромеханики Академии Наук СССР. Пожалуйста, не упоминайте его более в этой передаче! Это студенты шутят.

Мы с Геной даже дважды общались с Завалишиным. Завалишин был, как Анатолий Петрович Александров (президент Академии Наук СССР), такой же спокойный величавый. Они даже по возрасту были близки. Общений с Дмитрием Александровичем у меня было только два, к сожалению. Встреча первый раз была втроём: Гена, Дмитрий Александрович и я. Разговор был по технике. Вторая и последняя встреча вместе, втроём была уже у гроба Дмитрия Александровича. Произошло это в актовом зале, за два года до моего окончания института. Генке повезло. Он много контактировал с Завалишиным, как я с Кушулём В. М. Мы тоже работали вместе на кафедре 5 лет.

Эпилог.

Ушло в историю навсегда и наше родное общежитие на Гастелло 16, которое давало нам приют, тепло и возможность учиться!

Гастелло 16. Когда-то здесь кипела бурная, насыщенная жизнь!

Прощальный взмах платком для нас, жителей общежития.