Текст книги "Разбойник Чуркин. Том 1"

Глава 6

Деревня Барская, родина Чуркина, находится в 42 верстах от г. Богородска, в 24 верстах от Павловского Посада и в 20 верстах от Ильменского погоста, центра Гуслицкой Палестины. Она стоит на пригорке и разделяется от села Запонорья небольшой речкой, через которую для сообщения перекинут мостик. Через поле самой ближайшей соседкой её состоит деревня Ляхово, где находился предмет любви Чуркина, вдова, крестьянка Щедрина, слывшая за зажиточную женщину. Позади деревни Барской был большой казённый лес. Самая деревня имеет до 80 крестьянских домов, крытых тёсом; домики в большинстве уже ветхие, некоторые из них заколочены наглухо, а владельцы их сосланы в Сибирь на поселение или на каторгу за производство фальшивых кредиток, а другие только за сбыт их. В конце деревни есть переулочек. Вот на одном из углов его и находится домик Чуркина, с тремя оконцами на улицу; домик этот уж достаточно послужил на свою долю и начал пятиться углами своими вперёд и вдаваться в землю; при нём двое ворот, – одни выходят в переулок, а другие в поле. Недалёко от последних, саженях в сорока или пятидесяти, находится небольшой овин с низенькой деревянной крышей; Фигура его представляет вид шалаша; подобные же овины имеют все обитатели этой плутовской деревушки. Чуркин устроил на чердаке своего дома светлицу, в виде бойницы, с несколькими окошечками, из которых можно было наблюдать во все стороны, кто едет или идёт в деревне.

Со времени приготовления к облаве на деревню Барскую прошло более десяти дней. Как видно, приготовления эти шли медленно. В течении этого времени Чуркин успел побывать в г. Богородске за какими-то покупками и, между прочим, зашёл и в булочную купить для своей семьи кренделей и булок. Рассчитываясь с продавцом, он отдал ему три рубля и просил сдать с него серебряною монетою. Хлебопёк повертел кредитку в руках и, возвращая ему обратно, сказал:

– Нет ли у тебя другой, почище, а то эта оченно уж аляповатой работы.

– Что ж, по твоему, она фальшивая? – нахмурив свои густые брови, спросил разбойник.

– А ты думал, настоящая? – с злобной улыбкой, протянул торговец.

– Ты за счастье должен считать, что отдаёт тебе её Чуркин.

Хлебопёк, поражённый таким неожиданным словом, присел с испуга на корточки и хотел вскрикнуть.

– Если ты пикнешь, тут тебе и капут, – показав из рукава дуло пистолета, тихо произнёс Чуркин.

– Батюшка, разменяю, только не губи мою душу христианскую, – взмолился перепуганный булочник – и вместо того, чтобы сдать с чем-то два рубля, отсчитал ему чуть ли не четыре.

– Мне твоих денег не надо, много лишних дал, возьми их назад, да смотри, если ты кому скажешь, что я был у тебя, то не пеняй, – зарежу.

С этими словами Чуркин вышел из булочной, сел в свою телегу, ударил кнутом по лошадке и был таков.

Лавочник молча проводил его глазами и долго не мог прийти в себя от встречи с таким ужасным человеком; только через два года рассказал он кой-кому по секрету о посещении его булочной Чуркиным.

* * *

Промедление облавы на деревню Барскую объяснилось тем, что исправник собирал справки, когда и каким путём разбойник пробирается в своё селение и как из него выходит. Самые верные разведчики донесли ему, что Чуркин приходит в свой дом между 7 и 8 часами утра, в задние ворота, а иногда и в передние, гостит не более двух часов и опять уходит, но никогда не ночует. Кроме того его видят порой в Пятницком погосте, куда он приходит в гости к двоюродным своим братьям, Василию и Николаю Пуховым.

Этих сведений на первый раз исправнику было достаточно, и он стал собираться в дорогу, на поиски разбойника.

За день до своего отъезда, он послал с нарочным к приставу 1-го стана приказание, чтобы он ждал его в условленном месте и, если можно, то встретил бы его на дороге, не распространяя молвы о готовящейся облаве.

С вечера 28 июня, исправник приказал кучеру готовить к завтрашнему утру лошадей, а также приказал собираться в дорогу полицейскому рассыльному Деревянко, человеку вполне надёжному для сопутствования в таком опасном предприятии.

Когда всё было готово и лошади поданы, к исправнику явился из острога смотритель и доложил, что один из арестантов желает его видеть.

– Что ему нужно от меня? – спросил его высокоблагородие.

– Не знаю-с, только говорит, что по весьма нужному делу.

– Все равно, может вам передать!

– Я уже допытывался, в чем дело – не говорит.

Исправник сел в свою бричку, пригласив с собою смотрителя, и поехал в тюрьму, где вызвал к себе в особую комнату желавшего видеть его арестанта и спросил:

– Ты что, братец, скажешь?

– Есть до вас, ваше высокоблагородие, дельце.

– Какое, в чем оно заключается?

– Вы, я слышал, ищете Чуркина?

– Ищем, ну, тебе-то что до этого?

– Я знаю, где его можно взять.

– Ну, говори, где?

– Даром не скажу, пятёрку соблаговолите, тогда все открою.

– Жирно будет, вот тебе пока рублёвку, а если скажешь правду, да мы его схватим, тогда красненькой не пожалею.

Арестант взял рублёвую бумажку и пояснил, что ему хорошо известно о том, что Чуркин очень часто бывает в деревне Тереньковой, у крестьянина, по прозванию Карась, у которого есть в доме всякие тайники для его убежища.

– От кого же ты об этом слышал?

– Арестанты рассказывают. Только об этом вы им не говорите, иначе они меня убьют.

– Ну, хорошо, ступай с Богом, никому не скажу о твоём секрете, – ласково сказал исправник и оставил тюрьму.

Бричка покатила по улице и остановилась у дома градоначальника. Деревянко ожидал у крыльца и по знаку исправника быстро уселся рядом с ямщиком на козлы.

– Револьвер взял? – спросил у него исправника».

– Захватил, – ответил тот.

– Ну, с Богом, трогай, – крикнул его высокоблагородие ямщику.

– Куда прикажите?

– В Запонорье, закурив сигару, – сказал отец-командир.

Кони рванулись вперед, колокольчик залился под дугой; граждане, провожая исправника глазами, подумали: «Ну, знать, опять на охоту за Чуркиным отправился».

Становой пристав 1 стана, в свою очередь, с раннего утра был в дороге, разъезжая по селениям и расспрашивая у мужичков, не видали ли они где-нибудь разбойника.

– Видели, батюшка, видели: вчера в нашем лесу за бабами гонялся, – отвечала ему старушонка в одной немудрой деревушке.

– Говорили вы о том своему деревенскому старосте?

– Как же, родимый, сказывали, – уверяла бабушка.

– Врёт она всё, ваше благородие, бабы-то после рассказывали, что они пень за Чуркина приняли.

Пристав повел на них глазами и произнёс:

– Зря нечего говорить, этим вы нас только в заблуждение вводите.

– Верно, ваше благородие, Чуркина здесь не было, вот-те Христос не было, старались уверить станового крестьяне.

Старушка стушевалась. Становой уселся в свой тарантас и приказал кучеру ехать на просёлочную дорогу, ведущую из Коломны на Егорьевск, надеясь там встретиться с исправником. Он не ошибся в своём расчете, и неподалёку от селения Загарья действительно увидал бричку исправника:, остановив лошадок и дождавшись своего начальника, становой поехал за ним в Загарье.

Когда они достигли до упомянутого селения, солнце уже давно свернуло с полудня: экипаж исправника остановился у дома местного лавочника Шварца, торгующего и до сих пор в том селе скобяным товаром. Хозяин вышел к нему на встречу и принял дорогого гостя с ласковым приветствием. Становой последовал за исправником в хижину добродушного торгаша, и власти расположились у него запросто.

В этот же день становому приставу 2-го стана кто-то донёс, что разбойник Чуркин с несколькими своими товарищами прошёл в Павловский Посад, и там его видели в кабачке Григория Власова Пухова. Само собою разумеется, что пристав немедленно туда отправился. Собрав понятых, он окружил незаметным образом упомянутый кабачок, а сам с несколькими из них вошёл в него. Приступив к обыску в задней каморке, он наткнулся на трёх неизвестных ему лиц и подумал: «ну, наконец-то, попался душегубец», и спросил у первого из них:

– Ты кто?

– Крестьянин деревни Щекутовой, Андрей Терентьев, – отвечал тот.

– А ты откуда? – обратился пристав к другому.

– Я – крестьянин деревни Назаровой, Пётр Иванов.

Пристав поглядел на них с каким-то недоверием; в голове его блеснула мысль, не обманывают ли они его, и нет ли между ними действительно разыскиваемого разбойника, которого он никогда в глаза не видал. В таких размышлениях он подошёл к третьему незнакомцу, человеку уже довольно пожилому, и спросил:

– А ты, дедушка, кто и откуда?

– Меня зовут Василий Ефимович Чуркин из деревни Барской.

Становой немножко попятился от него, сложил крестообразно на груди руки, установился на старика глазами и произнёс:

– Знаешь ты Василия Чуркина?

– Как не знать, родимый, он сын мой, – отвечал тот.

– Где же он? здесь?

– Нет, зачем он сюда попадёт?

– Но ведь ты знаешь, где он?

– Как мне знать? Я его более года не вижу.

– Сам-то ты зачем сюда пожаловал?

– У судебного следователя был: сын мой Иван за Василия арестован.

– Он-то за что попался? Убил, что ли, кого!

– Нет, взяли его так, зря. Василий-то лесника у нас маленько поучил, больной он теперь лежит, а Ивана отвечать за него заставляют! Вот я и пришёл на поруки его взять, а следователь его не отпускает.

– Зачем втроём-то сюда забрались?

– Переночевать зашли. Григорий Власьевич нам сродни доводится.

После всего, пристав обыскал двор кабачка, чердак, побывал и в подполье, но разбойника не найдя составил акт, под которым подписались и понятые люди.

– Прошу вас, господа, всё-таки понаблюдать за этим кабачком: видите, Пухов разбойнику сродственник будет, – усаживаясь в свою повозку, сказал понятым пристав.

– Слушаем, батюшка, Николай Алексеевич, постараемся, – ответили те, отвешивая ему поклоны.

Исправник и становой пристав 1-го стана, войдя в дом Шварца, где мы их на время оставили, занялись чаепитием. Добродушный хозяин поставил на другом столике закуску, конечно, не забыв при этом и о водочке. Фигурка Шварца не отличалась типичностью: он был небольшого роста, худенький, но, не смотря на эту невзрачность, обладал энергичным характером. Разливая гостям чай, он решился спросить у них, по каким делам Бог занес их в деревушку.

– На облаву собрались за Чуркиным! – ответил исправник.

– В каких же палестинах рассчитываете вы за ним поохотиться?

– Тут, неподалёку от вас.

– Скажите, я ведь, знаете, сам против разбойника: надоел он нам, сколько с одного меня куртажу перебрал.

– Сами виноваты, зачем даёте!

– Отказать нельзя, сожжёт или застрелит; небось, вам известно, как он с лесником поступил.

– Да, знаем; жив он или нет?

– Жив и поправляется.

– Семён Иваныч, ему можно сказать, – обратился пристав к исправнику.

– Думаем захватить его в собственном доме, в деревне Барской, верные сведения получили, что он там пребывает, – протянул исправник.

– Возьмите меня с собой, я с большой охотой пойду.

– Очень рады, возьмём.

– Так я собираться буду, револьвер с собой захвачу, а не то ружьё.

– Берите, что вам угодно, но нам ещё раненько, надо подождать, пока солнышко сядет.

– Тем лучше; по холодку-то и лошадкам легче бежать.

– Скажите, Семён Иваныч, как вы думаете распорядиться насчёт облавы? – вопросил пристав.

– А вот сейчас поведём речь о том; я полагаю, чтобы поймать Чуркина в доме, есть только одно средство зажечь ночью в овинах, впереди и позади его хижины и оттуда наблюдать за его появлением в деревню, – важно, с подобающим ему достоинством, произнёс Семён Иваныч.

– В какое же время вы полагаете устроить эту засаду? – полюбопытствовал становой.

– Ночью, часов в двенадцать, думаю.

– Так-с; план задуман, по моему, весьма удачно.

– Я со старшиной и рассыльным залягу в овине, позади дома Чуркина, а вы с г. Шварцем сядете в другом овине, против окон того же дома.

– Отлично, но мне ещё третьего надо бы пристегнуть на всякий случай.

– Можно, кого-нибудь найдём, – сказал исправник.

– А слышали вы, Семён Иваныч, говорят, брат Чуркина, Степан, который был за фальшивые деньги сослан в Сибирь на каторгу, опять здесь появился? – сказал господин Шварц.

– Вот вздор какой! – произнёс пристав.

– Верно вам говорю, мужички мне сказывали, видели, вишь, его где-то, вот с двоими, пожалуй, и не совладаешь.

– Справимся, – заметил исправник. – Но я не верю, чтобы Стёпка вернулся, – добавил он.

– Не знаю, а только слухи есть, – стоял на своём хозяин дома.

– Проверим, без внимания этого не оставим, – протянул сквозь зубы Семён Иваныч.

– Ну-с, что же вы прикажете нам делать в овине? – завёл снова речь становой.

– Сидеть и следить за появлением разбойника. Как только он покажется, сейчас надо будет вам приготовиться и дать нам свисток, сделать в деревне тревогу, собрать народ и окружить дом, тогда уже он из наших рук не вывернется. Если мы его увидим, то вам дадим знать, тогда уж вы делайте, что я говорю.

– Конечно, ваше приказание постараемся исполнить, – наливая по последнему стаканчику китайского зелья, – сказал в свою очередь г-н Шварц.

– Ну-с, однако пора, кажется, и в дорогу собираться, – приподнимаясь со стула, предложил исправник.

– А на дорожку-то, ради смелости, полагаю, можно по рюмочке пропустить? – заявил хозяин.

– Отчего же, – сказал становой пристав, – да и с собой не мешало бы взять скляночку.

– Захватим! Семён Иваныч, выкушайте рюмашечку! – проговорил г-н Шварц.

– Нет, благодарствую.

– Ну, как хотите; рассыльному прикажите стаканчик поднести?

– Да. Деревянко, я думаю, не откажется, дайте ему, кстати и кучеров угостите, да скажите им, чтоб колокольчики подвязали.

Когда всё угощение было окончено, ловцы вышли из дому и уселись в экипажи, кучер спросил у исправника:

– Куда прикажете?

– Пошёл на село Запонорье! – крикнул он ему.

На дворе уже почти совсем стемнело, небо заволокло тучами, начал накрапывать дождь.

– Должно быть, дождь на всю ночь собирается. И проберёт же он нас, голубчиков, – сказал г-н Шварц, усевшись рядом с приставом.

– Нам ничего, мы привыкли, а вот вы-то боитесь, – ответил пристав, закуривая сигару.

Глава 7

Дождь всё усиливался, поле оделось непроглядной тьмой, вдали раздавались раскаты грома, сверкала молния, на миг освещая дорогу нашим путникам. Но вот, показались постройки какой-то деревушки; экипажи выехали на улицу.

– Ты знаешь дорогу на деревню Новую? – спросил у своего кучера исправник.

– Знаю, но в потёмках, пожалуй, и собьюсь, – ответил тот.

– Остановись.

Лошади стали. Семён Иваныч попросил пристава ехать вперёд на сказанную деревушку, и снова по улице сонного села застучали колеса.

Добравшись до деревни Новой, исправник приказал становому остановиться у дома деревенского старосты, разбудить его и вызвать к нему, что тот и исполнил.

Староста, встревоженный таким поздним приездом властей, выбежал на улицу босиком и получил распоряжение отворить ворота дома и впустить на двор лошадей с экипажами. Все это, с помощью рассыльного Деревянко, было исполнено живо. Исправник пожелал войти в избу, чтобы дать своим спутникам немножко оправиться от дождя.

– Деревянко! – крикнул он своему рассыльному. – Скажи кучерам, чтобы они отпрягли лошадей.

– Разве мы здесь ночуем? – спросил пристав.

– Нет, мы отсюда до Барской дойдём пешком, – ответил исправник.

Шварц поглядел на Семена Иваныча, покачал головою и спросил:

– Далеко будет до деревни?

– Верст пять, не больше, ответил тот.

– Вот тебе и клюква, в проливной дождь придётся тащиться на такое расстояние, заметил становой пристав.

– Иначе можем всё дело испортить: у Чуркина везде своя полиция; как раз смекнут, в чем дело, тогда даром простреляем, – сказал исправник.

Делать было нечего; Шварц и пристав волей-неволей должны были покориться обстоятельствам.

Через полчаса путники были в дороге. Деревянко шёл впереди всех; г. Шварц начал было разговор с приставом, но исправник просил его прекратить и шествовать молча. Дождь не унимался: утих только гром, но молния продолжала изредка освещать дорогу. Вот они достигли села Запонорья, подошли к волостному правлению, постучались в двери, которые немедленно были отперты.

Волостной старшина, получив заранее извещение быть на всякий случай готовым, встретил промокших до костей гостей своих и распорядился поставить для них самовар.

В правлении, кроме старшины, находился ещё крестьянин Куракин, приглашённый на всякий случай и изъявивший своё согласие на участие в облаве разбойника.

– Ты вот что, Михаил Ефимьич, смотри, не трусь только, когда придётся Чуркина хватать, – сказал ему старшина.

– Вот тебе ещё! Один на медведя ходил, а этого мужичонка пополам кулаком перешибу, – хвастался здоровый, высокий, молодой крестьянин.

– То-то, смотри, не сконфузься, – добавил старшина, – я так, к слову тебе говорю.

Когда присутствовавшие немного пообсушились, они уселись. за самовар и только в начале первого часа ночи отправились из села в деревню Барскую. Вот они перешли мостик, перекинутый через небольшую речку, и вошли по задворкам в деревню.

Дождь начал ослабевать. Деревня спала крепким сном; ни сторожей, ни собак не появлялось на улице, шумели только бегущие с горы в речку ручейки дождевой воды. Исправник отделил от себя станового пристава, дав ему в подмогу г-на Шварца и крестьянина Корякина, указал им овин против дома Чуркина и приказал поместиться в нём. В нескольких саженях от того овина находился большой лес, шумевший своими верхушками, за которым, главным образом, исправник приказал неустанно наблюдать становому приставу с его товарищами, а сам направился к овину Чуркина, стоявшему позади его дома. Подойдя к нему, Семён Иванович остановился и сказал старшине:

– Ну, ступай-ка ты, братец, вперед, а я уж за тобой следом.

– Позвольте мне, ваше высокородие, – предложил свои услуги Деревянко.

– Ты теперь стой и молчи, а когда прикажут, то полезай, – шёпотом произнёс исправник.

Старшина, осенив себя крёстным знамением, полез, нагнувшись, в овин и опустился в ямку перед печкой.

Исправник нагнулся в отверстие и тихо спросил:

– Ну, что?

– Ничего, полезайте, – ответил он.

Семён Иванович всё-таки раздумал спуститься, а послал вперёд своего рассыльного и только после него осторожно скрылся в овине.

Ощупью вылез старшина из ямы на небольшую площадку овина, крытого тоненькими, уже на половину сгнившими досками, между которыми в щели пробивался свет. Семен Иванович и рассыльный последовали за ним и уселись там.

В это время дождь перестал, но сквозь решётчатую крышу всё-таки просачивались оставшиеся на ней капли и беспокоили исправника, падая на его плечи, отчего он поминутно отряхивался. Молча сидели они под этой крышей; Семён Иванович даже не осмеливался закурить папироску; он чувствовал себя как-то неловко; в голове его роились мысли, что если Чуркин узнает об их здесь присутствии, то дело будет табак. Точно также трусил и старшина, только один Деревянко был спокоен и от утомления клевал носом, сон одолевал его. В таком положении им пришлось просидеть около двух часов, пока не проглянула на востоке утренняя зорька.

Начало рассветать. Небо очистилось от туч, в лесу послышалось чириканье птичек, запели и петухи в деревне. Когда совершенно рассвело, исправник не вытерпел и закурил папироску.

– Ваше высокоблагородие, дымок-то, пожалуй, пойдёт сквозь крышу, могут и заметить его, тихонько произнёс старшина.

– Ну, теперь ещё все спят, кому заметить? – ответил Семён Иваныч, поглядывая в щель крыши, почти сравнявшейся с землёй.

– Оно так, всё-таки, надо быть нам поосторожнее.

Исправник взглянул на часы, – было половина четвертого.

Глаза засевших в овине людей были устремлены в щели крыши, на дорогу, идущую из деревни Ляховой, которая вилась лентой по задворкам, но никого на ней не показывалось. Проснулась деревня, задымились печные трубы, на улице появились бабы с коромыслами и потянулись к речке за водой.

В одном из концов деревни послышался рожок пастуха, скот выгнали в поле, и деревня снова утихла.

Время все шло. Исправник горел нетерпением, в ожидании появления Чуркина, курил папиросы и по временам перекидывался замечаниями с волостным старшиною. Из задних ворот дома Чуркина вышла какая-то старушка и направила шаги свои к овину. Её заметил Деревянко и, толкнув локтем старшину, сказал ему на ухо:

– Баба к нам идет!

Исправник переглянулся с старшиною, у обоих застучало сердце.

– Шабаш, всё потеряно, – шепнул исправник.

Старшина покачал головой; но испуг был напрасный, – старушка миновала овин и пошла в поле, постояла недолго за овином, поглядела в сторону деревни Ляховой и возвратилась в дом.

– Ну, слава Богу, ушла, – сказал старшина.

– Надо ждать, Чуркин непременно явится: это, кажись, мать его выходила, значит, дожидается.

Старшина согласился с мнением Семена Ивановича. Деревянко вынул из кармана свой револьвер, осмотрел его и снова спрятал.

Настал полдень; деревенские женщины, в сопровождении своих ребятишек, с песнями отправились из селения к речке, у которой отдыхало стадо; у каждой из них имелось в руках ведро для молока. Затем они возвратились обратно в деревню и разошлись по домам, а засада все ещё находилась в овине, поджидая Василия Чуркина. По дороге из деревни Ляховой показались два человека; они шли медленной поступью и, изредка останавливаясь, о чем-то вели между собою разговор. Появление их не ускользнуло от внимания исправника; он обратился к старшине и сказал:

– Видишь, идут, не Чуркин ли это с кем-нибудь из своей шайки?

– Нет, это, должно быть, здешние мужички, – Чуркин так не пойдёт, – ответил тот.

Деревянко, на всякий случай, приготовил револьвер и держал его в руке. В лесу послышался выстрел.

– Что это такое значит? – спросил исправник у старшины.

– Охотник, знать, какой-нибудь выпалил, – сказал старшина.

– А я думаю, не наши ли это сражаются с разбойником?

– Зачем они туда пойдут? Небось, в овине сидят.

Два человека подошли по дороге к деревне; догадки старшины оправдались: это были крестьяне из деревни Барской и оба под хмельком. Вот они миновали овин, повернули в переулок и скрылись в деревне.

– Нет, знать, Чуркина мы тут не дождёмся: пронюхал как-нибудь об облаве, вот и нейдёт, – сказал Семён Иваныч.

– Надо подождать, долго сидели, а часик-другой куда ни шло, – заметил старшина.

– Скоро два часа, – взглянув на свои часы, проговорил исправник.

Старшина молчал. Прошёл и ещё час, а разбойника все не было. Только в половине четвертого, увидали они идущего скорой походкой от деревни Ляховой высокого человека, в длинном халате желтого сукна; он шёл, как волк, оглядываясь по сторонам.

– Вот это идёт Чуркин, – пристально вглядываясь вдаль, скороговоркой произнёс старшина.

У исправника при этих словах по телу пробежали мурашки, на лбу выступил холодный дот; Деревенко же был невозмутим. Все притаили дыхание.

Человек этот был действительно разбойник Чуркин. Он быстро подошёл к задним воротам, отворил калитку и скрылся на дворе. Исправник вполне убедился, что это был разбойник и совершенно притом растерялся.

Старшина посоветовал ему подождать нисколько минут, оправиться и затем приступить к делу.

Прошло десять минут; первым из овина вышел старшина, за ним исправник и его рассыльный.

– Ну, теперь не уйдёт, наш будет, – ободряя себя и своих спутников, сказал исправник, направляясь к дому Чуркина. Все трое подошли к задним воротам, попробовали было отворить в них калитку, но она оказалась запертой.

– Стой здесь, в случае, если разбойник покажется в воротах, то не давай ему ходу, бей в него из револьвера, – сказал исправник своему Деревянко.

– Слушаю, ваше благородие, – держа наготове оружие, отвечал тот.

– Ты, старшина, ступай справа около дома, а я пойду слева, у ворот сойдёмся, – шепнул Семён Иваныч начальнику волости.

Оба они, от волнения и страха, тряслись, как осиновый лист. Обойдя кругом дом, они сошлись у передних ворот его. Старшина поднял в деревне тревогу, на которую крестьяне явились немедленно, остановившись перед домом разбойника. Исправник, оглядывая окна той избы, заметил, что под одним из них валяются стекла от выбитого звена, и что само окно было заткнуто подушкою. Не прошло четверти часа, как ворота дома отворились, и на улицу из них вышла мать Чуркина, поклонилась исправнику и собравшимся крестьянам во главе старшины.

– Сын твой, Василий, дома? – спросил у ней исправник.

– Нет, кормилец, он у нас и не бывает, – проговорила та.

– Врёшь, старуха, мы сейчас видели, как он вошел в задние ворота.

– Не веришь, поди, сам погляди.

– Зачем это у тебя окно разбито?

– Ребятишки шалили и разбили его.

– Хорошо, мы с тобой после ещё поговорим. Старшина, бери народ и принимайся за обыск.

Тот скомандовал мужичкам, и в какие-нибудь пять минут, двор и самый дом Чуркина наполнились народом, принявшимся обшаривать везде, куда только было возможно проникнуть человеку. Исправник вошел в избу. Старик, отец Чуркина, встретил его поклоном.

– Василий дома? – спросил у него Семён Иваныч.

– Какой такой Василий, сын, что ли, мой? – вопросил старик.

– Ну да, мы сами видели, как он в задние ворота вошел.

– Нет, мы его два года уже не видали.

– Что с ним толковать, ребята, обыщите!

– Чего искать-то, ваше благородие, я сам бы его выдал вам, если бы он был здесь, – как бы обидясь, сказал старик Чуркин.

– Кто это у тебя на печи-то стонет? – спросил Семён Иваныч.

– Сноха, жена Василья; ей только вчера Бог дочку дал, вот она и мается.

– Ребята, поглядите, не лежит ли там ещё кто?

– Никого нет, одна только она мешается, взглянув на печь, доложили крестьяне.

– Подымай пол, зажигай огонь! – слышалась команда.

В избу вошёл Деревянко и доложил исправнику, что в задние ворота никто не выходил, а затем вместе с крестьянами принялся осматривать подполье.

– Хорошенько ищите, нет ли там тайников каких! – слышался голос исправника.

– Так не узнаешь, ваше высокородие, щуп бы надо, – кричал из подполья рассыльный.

Принесли шомпол от ружья и передали его Деревянко, который и начал им пороть землю, но ничего, по осмотру, не оказалось. Осмотрели чердак, крышу дома, трубу, печку, двор, но Чуркина не нашли: он как бы сквозь землю провалился.

Исправник, переговорив с родителями разбойника и ничего от них не допытавшись, вместе со старшиною и несколькими местными жителями, отправился из деревни в село Запонорье, для составления протокола о произведённом обыске. Идя дорогою, он вспомнил о становом приставе, который до сего времени не показывался. Послал в известный овин сказать ему, чтобы и он явился в правление. Деревянко и старшина исполнили его приказание и, догнав Семена Ивановича на мосту речки, доложили, что в овине, ни станового пристава, ни Корякина, ни г-на Шварца они не нашли.

– Куда же они девались? – сказал исправник, пожимая плечами.

– Не знаем, – отвечал старшина.

– Выстрел в лесу что-нибудь, да значит; вероятно, была какая-нибудь там оказия, – произнёс его высокородие.

– Все может быть, не прикажете ли осмотреть опушку леса, не там ли пристава?

– Оно следовало бы, пошлите туда сотского и несколько человек понятых.

Сотскому был отдан таковой приказ; он собрал человек двадцать народу и повёл их в лес.

Вся деревня Барская и село Запонорье были от такой тревоги на ногах; даже сам батюшка вышел на улицу полюбопытствовать, встретился с исправником, узнал, в чем дело, и пошёл к себе на пчельник.

Волостной писарь давно уже распорядился поставить самовар и приготовил закуску, зная, что исправник и бывшие с ним ничего в течении всего дня не пили и не ели, за что и получил от Семена Ивановича благодарность с пожатием руки.

– Пошлите, пожалуйста, в деревню Новую, к старшине, и скажите, чтобы они запрягли наших лошадей и ехали бы сюда, – сказал исправник волостному старшине, жадно допивая первый стакан чаю.

Вошедший сотский, осматривавший лес и доложил, что в лесу они никого не нашли.

– Странно, куда же это они могли деваться? – обратясь к старшине, сказал исправник.

– Да-с, здесь что-нибудь неладно, – наливая в стаканы китайский напиток, поддакнул ему тот.