Текст книги "Екатерина Великая"

Распоряжения Потемкина предусматривали и развлекательную программу для путешественницы и ее свиты: капельмейстер Сарти должен был к приезду подготовить постановку пьесы, «чтоб оная произведена была наивеликолепнейшим и огромнейшим образом». Не забыл Григорий Александрович и такую мелочь, как униформа музыкантов и певчих – ее должны были специально изготовить к приезду гостей. Дирижерская палочка Потемкина видна и в большом, и в малом; ничто не ускользало от его внимания. Таврический архиепископ Амвросий получил от него распоряжение произнести в Кременчуге приветственную речь, причем заказчик не ограничился общими наставлениями относительно ее содержания, а потребовал, чтобы она была выучена наизусть и произнесена с подобающим сану пафосом. Лейтмотив приветственной речи – превращение «необитаемой земли в сад плодоносный». По поводу присоединения Крыма проповедник должен был заявить, что императрица «народ прежде вредный сделала нам собратией». Заканчивать панегирик надлежало словами: «сей край славе ее принадлежит, а потому народу оного была сугубо мать». Этой фразой приветственной речи, по мысли Потемкина, должно выражать изъявление благодарности населения и надежду на милость императрицы.

Екатерина покинула Петербург под гром пушек 2 января 1787 года. Кортеж состоял из 14 карет и 164 саней, в том числе 40 запасных. Поражало своими гигантскими размерами сооружение, в котором ехала сама императрица. Оно состояло из кабинета, гостиной на восемь персон, игорного стола и небольшой библиотеки. Громоздкое сооружение, поставленное на полозья, везли 30 лошадей.

При наступлении темноты путь освещали гигантские костры, разведенные по обеим сторонам дороги.

Императрица и в дороге существенно не изменила распорядка дня: вставала в 6 утра, занималась делами с министрами, потом завтракала и принимала гостей. В 2 часа дня кортеж останавливался на обед, а в 7 – на ужин. Единственное отступление от обычного распорядка дня состояло в том, что императрица отправлялась ко сну не в 10–11 вечера, а в 9 часов.

От Петербурга до Киева было устроено 76 станций, на каждой из них приготовили по 550 лошадей. На каждой станции сооружались помещения для хранения припасов: три рогатые скотины, три теленка, 15 кур и 15 гусей, два пуда крупитчатой муки, один пуд коровьего масла, 500 яиц, 6 окороков, фунт чаю, полпуда кофе, бочонок сельдей, два пуда сахару, вина белого и красного по три ведра, 50 лимонов, а также пиво. На станциях, где не предполагалось ни обедать, ни ночевать, впрок заготавливались холодные закуски.

Французский посол Сегюр, избалованный изнеженными блюдами, претензий к организации питания не предъявлял: «Везде находим мы теплые покои, отличные вина, редкие плоды и изысканные кушанья». Императрица писала невестке из Нежина 28 января: «Мое путешествие так расположено, что это скорее прогулка».

На границе уездов путешественницу встречали предводители дворянства и верхоконные дворяне в парадных мундирах и на лучших лошадях. Предусматривались все мелочи экипировки – от перчаток и штиблетов до сбруи с обязательной бахромой. Регламентировалось также поведение населения во время встречи кортежа: запрещалось, например, перебегать улицы, покрывать их ельником, находиться в толпе встречавших больным и увечным. Разрешалось покрывать улицы травой и полевыми цветами. Женщинам и девушкам разрешалось подносить цветы императрице.

Путь на юг лежал через Смоленск, Новгород-Северский, Чернигов, Киев, а оттуда до Екатеринослава Днепром. Не доезжая порогов, путешественница со свитой пересела в карету и отправилась в Херсон, а из него к цели путешествия – в Крым. Обратный маршрут был иным: Черкассы, Бахмут, Тор, Изюм, Харьков, Курск, Орел, Тула, Москва, Петербург.

Сохранилось описание пребывания императрицы в Черниговском наместничестве. Приготовления к встрече путешественницы по предписанию малороссийского губернатора П. А. Румянцева начались еще в 1784 году, когда поездка в Крым намечалась на 1785 год.

Согласно предписанию Румянцева, дом для ночлега императрицы должен иметь не менее 16 комнат, соответствующим образом меблированных столами, стульями, зеркалами, занавесками и др. В поисках таких зданий местные власти испытывали немало затруднений. В городе Березне, пограничном в Новгород-Северской губернии, имелось единственное здание подобных размеров, но оно требовало капитального ремонта. Городские власти решили, что выгоднее соорудить новый дом, который после отъезда императрицы останется в казенном ведении, нежели реставрировать старый, подлежавший возврату владелице. Но вот незадача: Черниговскому наместничеству на все мероприятия, связанные со встречей императрицы (ремонт дорог, мостов, закупка провианта и фуража, обеспечение станций лошадьми и пр.), казна ассигновала 10 973 рубля 37 копеек, в то время как на сооружение путевого дома предполагалось издержать около половины этой суммы – 5455 рублей 55 копеек. Из этого следовало, что значительную часть расходов должны были взять на себя дворяне и горожане губернии.

Императрицу надлежало встречать в пограничном городе Березне, где, согласно предписанию Румянцева, велено соорудить триумфальную арку и куда должен был прибыть, наряду с губернатором и высшими чинами губернской администрации, губернский предводитель дворянства в сопровождении уездных предводителей и рядовых дворян. Императорский кортеж должны были встречать дворяне и горожане на каждой из станций. В «знак усердия» население уездного города обязывали подносить императрице хлеб, вино и фрукты «лучшего рода в сосудах, к тому нарочно приготовленных и прилично украшенных», а также музыкой, барабанным боем, ружейной пальбой.

Местные дворянские общества готовы были выразить горячие верноподданнические чувства, если они не требовали от них дополнительных затрат. Но в том-то и дело, что казенные ассигнования на встречу императрицы надлежало дополнить изрядными суммами из собственного кармана, точнее, из кармана принадлежавших им крепостных крестьян.

Новгород-северский предводитель дворянства А. К. Любосевич решил созвать уездных предводителей для обсуждения вопроса о способах и источниках изыскания денежных средств. Те догадывались о цели приглашения и под разными предлогами уклонялись от приезда. Так, конотопский предводитель мотивировал свой отказ тем, что «от простуды или от чего другого приключившаяся… лихорадка» привела его в бессилие. Коропский предводитель дворянства Маркович отвечал: «Я по старости лет и слабости здоровья в рассуждении наступивших ныне великой распутицы и ненастья прибыть в губернский город не могу». Глуховский предводитель дворянства Кулябка оправдывал свой отказ приехать «болезнью подагрической», а мглинский к подагре присовокупил «каменистую болезнь», которая принуждает его отказаться от должности.

В итоге на призыв Любосевича откликнулось только три уездных предводителя дворянства, которые подтвердили необходимость заготовить продовольствие, но были неправомочны решить финансовый вопрос. В мае 1786 года Любосевичу все же удалось обеспечить явку большинства уездных предводителей, и те решили взимать дополнительный налог по пять копеек с каждой принадлежавшей дворянину мужской души. Кроме того, со всех дворян, получавших жалованье, надлежало взыскивать по две копейки с рубля.

Некоторые дворяне уклонялись от участия в церемониях встреч и проводов императрицы. Затруднения испытывали и при поисках ораторов, способных, не робея перед императрицей, связно произнести приветствие.

Хлопоты в конечном счете дали желаемые результаты. Березнинский городничий Каминский добился того, что «город Березное предмет свой имел высочайшему ее величества зрению благоугодность». Для этого пришлось снести ветхие дома, которые «наводили зрению неприятное безобразие», а богадельни и винокурни, от которых распространялся «смрадный запах, перевести в отдаленные от шествия места». Удалось запереть в кельях и монастырскую братию и тем самым выполнить предписание, чтобы монашествующие обоего пола по городам отнюдь не шатались, но «всяк в своих монастырях при послушании всякой трезвости и исправности пребывание имели, и не сидели в разодранном одеянии».

Императрица прибыла в Киев в феврале и задержалась в нем на три месяца из-за позднего освобождения реки ото льда. Екатерина осталась недовольной пребыванием в Киеве – отсутствовали ожидавшиеся торжественные встречи, улицы оказались дурно вымощенными. Екатерина поручила своему фавориту Дмитриеву-Мамонову выразить Румянцеву недовольство, на что фельдмаршал с достоинством ответил: «Скажите ее величеству, что я фельдмаршал ее войск, что мое дело брать города, а не строить их и еще менее – украшать». Императрица сначала была поражена ответом, нашла его дерзким, но сдержала гнев и сказала фавориту: «Он прав. Но пусть же Румянцев продолжает брать города, а мое дело будет строить».

Киев произвел на императрицу явно неблагоприятное впечатление. Сына она извещала, что, прибыв в Киев, она искала, где город, «но до сих пор ничего не обрела, кроме двух крепостей и предместий; все эти разрозненные части зовутся Киевом и заставляют думать о минувшем величии этой древней столицы».

Путешествие по Днепру, начавшееся 22 апреля, тоже проходило с задержками: вместо 9 дней оно продолжалось 14 – корабль императрицы то садился на мель, то его прибивало к берегу.

В Каневе состоялось свидание императрицы с фаворитом молодости – Станиславом Понятовским, возведенным ею в короли Речи Посполитой. Встреча носила сугубо официальный характер, от нее веяло прохладой. Сегюр заметил: «После взаимного поклона, важного, гордого и холодного, Екатерина подала руку королю, и они вошли в кабинет, в котором пробыли с полчаса».

Гора в Каневе была богато иллюминирована, вечером ее покрыло море огней, а на вершине взорвалось более 100 ракет. Вечером король дал бал, но императрица отказалась на нем присутствовать. Де Линь записал: «Король дожидался нас при Каневе, он прожил тут три месяца и три миллиона для свидания с императрицей».

30 апреля флотилия пришвартовалась в Кременчуге – первом городе Новороссии, где хозяином был Потемкин. Он сопровождал карету императрицы во главе официальных лиц. Во время обеда 186 музыкантов и певцов развлекали путешественницу. Екатерина вполне оценила старания Потемкина. Она писала И. П. Салтыкову: «В Кременчуге нам всем весьма понравилось, наипаче после Киева… и если б знала, что Кременчуг таков, как я его нашла, я бы давно переехала». Далее следуют комплименты в адрес Потемкина: войска содержатся в исправности и заслужили похвалы иностранных министров, недоимок нет, в то время как в трех губерниях они достигают миллиона рублей.

Фейерверки в честь Екатерины во время ее путешествия в Крым.

Неизвестный художник. Ок. 1787.

Национальная художественная галерея Львова

Близ Херсона состоялась встреча еще с одной коронованной особой – австрийским императором Иосифом II. Город поразил императрицу двумя тысячами фундаментальных зданий, арсеналом, верфью. Но на Иосифа II город произвел неблагоприятное впечатление, навеянное, видимо, его недоброжелательным отношением к Потемкину. Князь и здесь организовал пышную и расточительную встречу: достаточно сказать, что дорога протяженностью в полверсты от дворца, где останавливалась Екатерина, до верфи, была покрыта зеленым сукном. Екатерина не довольствовалась ролью зрительницы, равнодушно обозревавшей Херсон, – она поспешила поделиться восторгом с Гриммом, по обыкновению несколько приукрасив увиденное: «Херсону нет еще и осми годов от роду, между тем он уже может считаться одним из лучших военных и торговых городов империи: все дома выстроены из тесаных камней; город имеет шесть верст в длину, его положение, почва, климат бесподобны, в нем по меньшей мере от десяти до двенадцати тысяч жителей всяких наций; в нем можно достать все, что угодно, не хуже Петербурга»[224]224
  РА. Кн. 3. 1878. С. 142.


[Закрыть].

Екатерина выехала из Херсона 17 мая и через два дня вступила на землю Крыма. «Монархиня, – повествует Сегюр, – пожелала, чтобы во время ее пребывания в Крыму ее охраняли татары, презиравшие женский пол. Этот неожиданный опыт доверчивости удался, как великий отважный подвиг».

21 мая карета императрицы остановилась в Бахчисарае. «Там мы, – хвасталась она Гримму, – вышли прямо в дом ханов, там мы помещены между минаретами и мечетями, где кричат и молятся, поют и вертятся на одной ноге пять раз каждые 24 часа».

Сегюр нашел, что императрица, проведя в Бахчисарае пять дней, осталась крайне довольной: «В ее глазах светилась радость по поводу того, что она заняла трон ханов, которые некогда были владыками России». Состоявший на русской службе принц Нассау-Зинген, сопровождавший Екатерину, восхищался иллюминацией Бахчисарая: «С наступлением ночи все горы, окружающие город, и все дома, расположенные амфитеатром, были иллюминованы многочисленными огнями; зрелище было великолепное»[225]225
  Сегюр. С. 214.


[Закрыть].

Потемкин удивил Екатерину еще одним своим творением – в Ахтиарской гавани он основал порт Севастополь. Здесь уже существовал город с укреплениями, госпиталями, четырьмястами домами, адмиралтейством и сильным гарнизоном. Но главной достопримечательностью нового города был флот: на рейде Севастопольской бухты стояло 15 кораблей, которые Екатерина в сопровождении свиты отправилась осматривать на шлюпках. «Императрица, – записал Сегюр, – находится в восторженном состоянии по поводу всего, что она видит и при мысли о новой степени величия и могущества, на которую она возводит Русскую империю». Восторгалась увиденным не только императрица, но и Сегюр: «Нам казалось непостижимым, каким образом в двух тысячах верстах от столицы в недавно приобретенном крае Потемкин нашел возможным воздвигнуть такие здания, соорудить город, создать флот, утвердить порт и поселить столько жителей. Это действительно был подвиг необыкновенной деятельности»[226]226
  ИВ. № 1. 1886. С. 72–75.


[Закрыть].

На другой день Екатерина наблюдала морские учения. Увиденное окончательно рассеяло все сомнения о целесообразности присоединения Крыма и укрепило веру в таланты и крайне полезную деятельность своего ученика, как она называла Потемкина. Своими наблюдениями она поделилась с московским губернатором П. Д. Еропкиным: «Весьма мало знают цену вещам те, кои с унижением бесславили приобретение сего края. И Херсон и Таврида со временем не только окупятся, но надеяться можно, что если Петербург приносит восьмую часть дохода империи, то вышепомянутые места превзойдут плодами бесплодных мест. Кричали и против Крыма и отсоветовали обозреть самолично. Сюда приехавши, ищу причины такова предубеждения нерассудства… Сим приобретением исчезает страх от татар, которых Бахмут, Украина и Елизаветград поныне еще помнят… Сегодня вижу своими глазами, что я не принесла вред, а величайшую пользу своей империи».

Князь Потемкин принимает отречение последнего крымского хана Шагин-Гирея.

Гравюра Б. А. Чорикова. 1836. Коллекция РГБ

Из Севастополя Екатерина поехала через Бахчисарай, Симферополь и Старый Крым до Феодосии, а оттуда к Перекопу. Близ Балаклавы императрицу ожидал еще один сюрприз – Потемкин для ее встречи велел учредить роту амазонок, укомплектованную из сотни жен и дочерей балаклавских греков под командованием супруги капитана Саранцева Елены Ивановны. Экипировка амазонок состояла из юбок малинового бархата, отороченных золотыми галунами, и курточек из зеленого бархата. На голове – белый тюрбан с золотыми блестками и страусовым пером. Все амазонки были вооружены ружьями с тремя патронами. Встреча должна была состояться в конце аллеи из апельсиновых, лимонных и лавровых деревьев.

Расходы немалые, и все это ради того, чтобы проезжавшая мимо императрица остановилась на минуту-другую и произнесла в адрес Елены Ивановны: «Поздравляю вас, амазонский капитан! Ваша рота исправна. Я ею очень довольна». Екатерина пожаловала Елене Ивановне бриллиантовый перстень в 1800 рублей, а всем амазонкам – 10 тысяч рублей. Вслед за тем рота была распущена[227]227
  Болотов. Т. III. М., 1873. С. 155–162.


[Закрыть].

Обратный путь императрицы не оставил ни в ее памяти, ни в памяти современников столь же ярких и запоминающихся событий, какие в изобилии можно было наблюдать в Новороссии и Крыму. Источники зарегистрировали три более или менее важных события. Первым из них можно считать инсценировку знаменитой битвы под Полтавой. В показательном сражении в июне 1787 года участвовало 50 тысяч солдат и офицеров.

Второе событие – приезд императрицы в Тулу – зарегистрировал известный мемуарист А. Т. Болотов. Участник встречи, он обстоятельно описал нетерпение и восторженное настроение тульского дворянства, ожидавшего приезда Екатерины II: «Вся Тула наполнена была тогда съехавшимся со всех сторон обоего пола дворянством». Прибытие императрицы в Тулу задержалось на два дня – появилась она в городе 20 июня. «Не могу без смеха не вспомнить о той превеликой суете, в которой находились все в сие достопамятное утро, – записал мемуарист, тоже находившийся в приподнятом настроении, – и какая скачка поднялась по всей Туле карет и колясок и бегание взад и вперед народа». Собравшиеся, однако, были разочарованы: императрица, не останавливаясь, промчалась через «великолепные триумфальные ворота», специально в ее честь сооруженные, остановилась на мгновение у собора, где в ожидании ее собралось множество разодетых барынь.

Вечером Екатерина присутствовала на спектакле, не попавшие на представление довольствовались иллюминацией города и Кремля.

На следующий день должна была состояться встреча с тульским дворянством, но вместо императрицы в здание дворянского собрания прибыли наместник и госпожа Протасова. Разочарованным присутствующим было объявлено, что Екатерина не явилась «по причине усталости и небольшого недомогания». Скорее всего, отсутствие императрицы было вызвано не столько недомоганием, сколько тягостным настроением от увиденного в пути: в стране обнаружились явные признаки сильной засухи и надвигавшегося голода.

Пребывание в Москве императрицы ознаменовалось двумя событиями: в честь двадцатипятилетия своего правления она простила купцам и горожанам часть недоимки. Второе событие связано с роскошным приемом, устроенным в честь императрицы графом П. Б. Шереметевым в загородном дворце в Кусково. Этот прием описал граф Сегюр: «Огромный графский сад, насажденный с большим искусством, был освещен разноцветными огнями. На прекрасном его театре сыграли большую русскую оперу; все, кто понимал ее содержание, находили, что она была очень занимательна и хорошо написана. Я мог только судить о музыке и танцах, и меня удивило изящество мелодий, богатство нарядов и легкость танцовщиков и танцовщиц. Но более всего меня поразило то, что автор слов и музыки оперы, архитектор, построивший театр, живописец, который его расписал, актеры и актрисы, кордебалет и самые музыканты оркестра все были крепостные люди графа Шереметева. Этот помещик, один из богатейших в России, позаботился воспитать их и обучить; ему обязаны они были своими талантами.

Ужин был так же роскошен, как представление; никогда я не видывал такого множества золотых и серебряных сосудов, столько фарфора, мрамора и порфира. Наконец (что многим покажется невероятным) весь хрусталь на столе на 100 приборов был изукрашен и осыпан дорогими каменьями всех цветов и родов и самой высокой цены»[228]228
  Сегюр. С. 236.


[Закрыть].

Путешествие имело два важнейших следствия. Одно из них состояло в том, что противникам Потемкина не удалось вселить императрице враждебных чувств к правителю Новороссии – она воочию убедилась в успешной деятельности своего соратника. Престиж Потемкина не пал, а, напротив, укрепился. Екатерина, конечно же, игнорировала разорительные для страны результаты своего вояжа – он обошелся казне в сумму от семи до десяти миллионов рублей. При этом часто трудно разграничить, где кончалась инспекционная часть поездки и начиналась развлекательная, и наоборот.

Второе следствие путешествия оказалось более серьезным – в Стамбуле поездку в Крым расценили как дерзкий вызов Османской империи, как знак намерения России навечно закрепить за собою полуостров. Не осталась без внимания турок и надпись на одной из триумфальных арок в Херсоне, тоже носившая провокационный характер: «Путь в Константинополь».

Порта решила объявить России войну. Не успела императрица освободиться от приятных впечатлений от увиденного во время путешествия, как получила известие, что посол России заточен в Семибашенный замок. Это был гром среди ясного неба. Екатерина не ожидала подобной развязки. Россия, впрочем как и Турция, не была готова к войне.

Путешествие в Крым оставило у императрицы самое радужное впечатление. Полностью она была удовлетворена и деятельностью Потемкина. 13 июля 1787 года, завершив путешествие, она отправила князю письмо из Царского Села: «Третьего дня окончили мы свое шеститысячеверстное путешествие, приехав на сию станцию в совершенном здоровье, а с того часа упражняемся в рассказах о прелестном положении мест, вам вверенных губерний и областей, о трудах, успехах, радении, усердии, попечении и порядке вами устроенном повсюду». В другом письме императрица еще раз подчеркнула заслуги Потемкина: «…Ты мне служишь, а я признательна. Вот и все тут. Врагам своим ты ударил по пальцам усердием ко мне и ревностью к делам Империи». Императрица обязалась оберегать князя от наскоков врагов: «И будь уверен, что я тебя защищать и оберегать намерена»[229]229
  Ек. II и П. С. 218, 220, 227.


[Закрыть].