Текст книги "Святой апостол Андрей Первозванный: путешествие «по Днепру горе». Историко-археологические разыскания"

Возобновление янтарной торговли в 50-е гг. по Р. Х. не противоречит отмечавшимся выше хронологическим рамкам странствования св. Андрея по Восточной Европе. И здесь стоит сразу же подчеркнуть: рассуждая о маршрутах апостольских странствий, конечно же, вряд ли стоит стремиться предполагать те или иные их варианты основываясь исключительно на соображениях географической целесообразности – не они определяли пути провозвестника Христовой веры, ведо́мого Святым Духом. Но, с другой стороны, нельзя не признать, что янтарный путь с сугубо практической точки зрения представляется наиболее убедительным вариантом заключительного этапа данного путешествия апостола. Более того – об использовании св. Андреем именно янтарного пути для достижения Рима, возможно, косвенно свидетельствует замечание плоцкого католического епископа первой половины XVII в. Станислава Лубинского о проповеди апостола в Польше[315]315
  «Nam Sanctus Andreas Apostolus, Scythiam Europeam, cujus appellatione universus Septentrio continetur, primus ex Achaia, Istro transmisso, ingressus, revelatae a Christo veritatis lumen in Poloniam intulit» – Pagi A. Critica historico-chronologica in universos annales ecclesiasticos Eminentissimi et Reverendissimi Caesaris cardinalis Baronii… Editio novissima… Tomus quartus. Antverpiae, 1727. P. 10.


[Закрыть] – не исключено, что это суждение восходит к некоему древнему преданию.[316]316
  История первобытной христианской церкви у славян. Из книги г. Мацеёвского Pamietniki o dziejach, pismiennictwie i prawodawstwie Słowian. Перевел Орест Евецкий. Варшава, 1840. С. 106, 132–133, 223.


[Закрыть] Во всяком случае существование такого мнения в стоящем на берегу Вислы Плоцке представляется весьма показательным фактом – ведь как раз через Повисленье и проходил северный участок янтарного пути!

Сухопутные маршруты, связывавшие скандинавские и южнобалтийские земли с Римом, функционировали и в XII в.[317]317
  Джаксон Т. Н. Гидрография Восточной Европы в древнескандинавских источниках // Джаксон Т. Н., Калинина Т. М., Коновалова И. Г., Подосинов А. В. «Русская река». Речные пути Восточной Европы в античной и средневековой географии. М., 2007. С. 341–343, 347–351.


[Закрыть] Однако, св. прп. Нестор безусловно не знал о существовании янтарного пути в апостольские времена. Это обстоятельство (с учетом отсутствия в летописи явных указаний на морское путешествие св. Андрея в Рим) красноречиво свидетельствует о добросовестности передачи составителем Повести временных лет греческого апокрифа: излагая не до конца ясный ему эпизод, летописец не сделал его более понятным посредством какого-либо развернутого комментария или просто отсылки к приводимым выше сведениям,[318]318
  «…Море Варяжьское. И по тому морю ити до Рима…» Цит. по – Повесть временных лет // Повести Древней Руси. XI–XII века. Л., 1983. С. 26. См. – Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Том первый. М., 1997. С. 7.


[Закрыть] а лишь ввел в текст современный ему этногеографический ориентир, в соответствии с которым апостол «шел к варягам и пришел в Рим».[319]319
  Весь летописный рассказ о св. Андрее, как уже отмечалось выше, несомненно введен в Повесть временных лет в виде исторической «иллюстрации» предшествующего описания пути «из варяг в греки» в качестве речной континентальной составляющей морского пути вокруг Европы. Поэтому летописец вполне мог предполагать и странствование апостола по всей речной трассе «из грек в варяги», и его морское плавание в Рим. Но сейчас важно другое – св. прп. Нестор не включает в сам текст предания о св. Андрее каких-либо однозначных указаний на именно такое понимание маршрута апостольского путешествия.


[Закрыть]

Каким образом св. Андрей мог достичь янтарного пути после того, как он покинул киевские горы? Наиболее убедительной версией можно считать продвижение из области верхнего Поднепровья (через правые притоки Днепра) в верховья Немана, впадающего в Балтийское море лишь немногим севернее Самбийского полуострова. Продолжительное существование в древности особого днепро-неманского пути уже отмечалось исследователями[320]320
  Булкин Вас. А. Некоторые данные об исторической географии центральной Белоруссии // Древнерусское государство и славяне. Материалы симпозиума, посвященного 1500-летию Киева. Минск, 1983. С. 7. Булкин В. А. Мачинский, Ставаны, КШК и др. // Петербургский археологический вестник. 6 (Скифы. Сарматы. Славяне. Русь. Сборник археологических статей в честь 56-летия Дмитрия Алексеевича Мачинского). СПб., 1993. С. 97. Ср. – Мачинский Д. А. Скифия и Боспор // Скифия и Боспор. Археологические материалы к конференции памяти академика М. И. Ростовцева (Ленинград, 14–17 марта 1989 года). Новочеркасск, 1989. С. 8.


[Закрыть] и здесь стоит лишь еще раз обратить внимание на шесть кладов римских монет, обнаруженных в среднем и верхнем Понеманье и относящихся ко времени начала массового притока последних в Восточную Европу – II в. по Р. Х.[321]321
  Кропоткин В. В. Клады римских монет… С. 44 (№ 153), 96 (№№ 1376, 1380), 97 (№ 1384), 98 (№ 1390), 101 (№ 1458), рис. 25.


[Закрыть] Если это предположение верно, то получается, что апостол действительно, в полном соответствии с позднейшей этнонимикой Повести временных лет, идет «въ Варяги» – в Балтийское (Варяжское) море, в направлении Скандинавского полусторова – а приходит (по янтарному пути) в Рим. Кроме того, следует подчеркнуть, что земли средне– и верхнеднепровского правообережья, через которые проходит в таком случае св. Андрей, рассматриваются как территории проживания племен венедов и ставанов.[322]322
  Мачинский Д. А. К вопросу о территории обитания славян… С. 86, рис. 1. Щукин М. Б. На рубеже эр… С. 269–270, рис. 92–93.


[Закрыть] При всей неоднозначности используемого античными авторами термина «венеды» гипотеза о принадлежности этой этнической общности к древнему славянству остается наиболее убедительной.[323]323
  См. – Мачинский Д. А. К вопросу о территории обитания славян… С. 82–91.


[Закрыть] Что же касается упоминаемого одним только Птолемеем этнонима «ставаны», то, по мнению ряда исследователей, он представляет собой искаженное самоназвание славян.[324]324
  Там же. С. 90. См. также – Булкин Вас. А. Некоторые данные об исторической географии… С. 7–8. Ср. – Шелов-Коведяев Ф. В. Птолемей // Свод древнейших письменных известий о славянах. Том I (I–VI вв.). М., 1994. С. 55, 57–59; комментарии 2, 5.


[Закрыть] То есть, в данном случае мы, как и в отношении обитателей Среднего Поднепровья, вполне можем полагать, что апостольская проповедь все же затронула славянские народы Восточной Европы.

Нет ли противоречия между высказанным выше предположением о том, что продвижение св. Андрея от киевских гор далее вверх по Днепру было связано с военным натиском сарматов на Среднее Поднепровье, и летописным сообщением о Риме, как о конечной цели путешествия апостола, которую он определяет для своего странствования будучи еще в Херсонесе? Ведь если св. Андрей целенаправленно шел в Рим, используя днепро-неманскую речную магистраль для достижения янтарного пути, то выходит, что военно-политическая обстановка в Среднем Поднепровье не оказала принципиального влияния на маршрут апостола? Действительно, мы вполне можем допускать осознанный выбор св. Андреем подобного маршрута – весьма вероятно, что и о киевских горах, и о янтарном пути апостол узнал находясь еще в Причерноморье. (Впрочем, для правильного понимания выбора именно такого пути в Рим – вместо более понятного для нас сегодня морского плавания из Черного моря в Средиземное – необходимо учитывать особенности восприятия географического пространства свойственные той эпохе, речь об этом пойдет ниже.) Однако, что касается сарматских набегов, то они безусловно не могли не повлиять тем или иным образом на обстоятельства апостольского странствования. Как уже было отмечено выше, весьма возможно, что, покинув область киевских гор, св. Андрей продолжил свое путешествие вверх по Днепру вместе с группой эмигрантов из числа зарубинецкого населения. Более того – не исключено, что как раз таки благодаря подобной ситуации миссионерская деятельность апостола могла широко охватить земли средне– и верхнеднепровского правообережья. Ведь в условиях продолжающейся миграции обитателей Среднего Поднепровья в северном направлении евангельская проповедь распространялась бы гораздо более стремительно, чем при стабильном состоянии населения в данных регионах.

Так или иначе, допуская использование св. Андреем днепронеманского речного пути, мы вновь сталкиваемся с вопросом о возможности его присутствия в Приильменье. Предполагаемый маршрут путешествия как будто оставляет в стороне область, которая спустя несколько столетий будет заселена словенами ильменскими. Кроме того, ранее уже было отмечено отсутствие в самом летописном тексте предания прямых указаний на следование апостола по всей речной трассе пути «из варяг в греки» (то есть – по Днепру, Ловати, Ильменю, Волхову). Следует ли считать известие о пребывании св. Андрея в местности «идеже ныне Новъгород» всего лишь следствием той же интерпретации летописцем сведений греческого апокрифа, согласно которой апостол застает в этом регионе славянское население?

Высказанные выше суждения о наиболее вероятном маршруте апостольского странствования, основывались в первую очередь на нашей сегодняшней убежденности в возможности достижения побережья Балтийского моря из Причерноморья по рекам Восточной Европы. Но насколько представления о подобной возможности были свойственны путешественникам в I в. по Р. Х.? Ведь еще Константин VII Багрянородный характеризовал плавание только лишь из Киева в Константинополь как «мучительное и страшное, невыносимое и тяжкое».[325]325
  Константин Багрянородный. Об управлении империей… С. 50–51


[Закрыть] Очевидно, что перед тем, как продолжить разговор об историчности известия о достижении св. Андреем Приильменья, нам стоит рассмотреть вопрос о географических представлениях апостольских времен о речном пути из Черного моря в Балтийское.

* * *

Наиболее ранним (и конечно же – совершенно исключительным) примером достижения Балтики из Средиземноморья морским путем является, возможно, мореплавание Пифея из Массалии на север вдоль атлантического побережья Европы в середине IV в. до Р. Х. Впрочем, уже в I в. до Р. Х. Страбон считал несомненной ложью сведения об этом путешествии, сохраненные в предшествующем столетии Полибием: «В описании стран Европы Полибий… рассматривает взгляды… Пифея, который многих ввел в заблуждение. Ведь Пифей заявил, что прошел всю доступную для путешественников Бреттанию… …Таков рассказ Пифея; он добавляет еще, что при возвращении из тех мест он посетил всю береговую линию Европы от Гадир (современный г. Кадис, Н. П.) до Танаиса» (II, IV, 1).[326]326
  Страбон. География… С. 106.


[Закрыть] Более того: «В его (Пифея, Н. П.) сообщениях об остимиях и о странах на другом берегу Рена (Рейна, Н. П.) вплоть до Скифии, – полагал греческий ученый, – содержатся сплошные выдумки. Но тот, кто наговорил столько лжи об известных странах, едва ли в состоянии сообщить правду о местностях никому не знакомых» (I, IV, 3).[327]327
  Там же. С. 70.


[Закрыть] Однако, в посвященных данному странствованию исследованиях представлена убедительная точка зрения, согласно которой ряд сведений о плавании Пифея вдоль северного побережья Европы отражает некое знакомство этого путешественника с Балтийским морем; вообще «среди сообщений о Питее и о его открытиях и наблюдениях имеются и такие факты, достоверность которых не может быть поколеблена…»[328]328
  Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах. М., 1961. С. 114, 123–124. Ср. – Лиги Х. Пифей и Балтийское море // Скандинавский сборник. XXXI. Таллин, 1988. С. 86–95.


[Закрыть]

Стоит отметить приводимые в «Естественной истории» Плиния Старшего (XXXVII, 11) данные Пифея об острове Абалус, «на берега которого волны выбрасывают янтарь…».[329]329
  Pliny the Elder. The Natural History. Translated, with copious notes and illustrations, by the late John Bostock and H. T.Riley. London, 1855–1857. P. 6399 – http://www.perseus.tufts.edu/cgi-bin/ptext?lookup=Plin.+Nat.+37.11


[Закрыть] Упоминание же Танаиса в приведенном выше сообщении Страбона (II, IV, 1) зачастую рассматривается как свидетельство существования представления о том, что эта река соединяет собой Приазовье с северными морями (Северным или Балтийским).[330]330
  Подосинов А. В. Гидрография Восточной Европы в античной и средневековой геокартографии // Джаксон Т. Н., Калинина Т. М., Коновалова И. Г., Подосинов А. В. «Русская река». Речные пути Восточной Европы в античной и средневековой географии. М., 2007. С. 36.


[Закрыть] Так, например, как считает Л. А. Ельницкий, насколько можно судить по замечаниям античных авторов, не следует исключать, что Пифей «принял за Танаис какую-либо из рек, впадающих в Северное море. А так как его осведомленность ограничивалась, видимо, лишь незначительным пространством к востоку от Рейна, то вероятнее всего было бы представить себе, что в качестве северного устья р. Танаиса должно было фигурировать устье р. Эльбы».[331]331
  Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах… С. 120–125. Л. А. Ельницкий склонен видеть в Абалусе Пифея остров Гельголанд, расположенный в Северном море, хоть и допускает, что в этом названии «мы вправе слышать отголосок имени Балтики» (с. 123).


[Закрыть] Известно и другое мнение, согласно которому, Танаис Пифея может быть отождествлен с Невой.[332]332
  См. – Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах… С. 124, примечание 1.


[Закрыть] Как бы то ни было, для нас рассматриваемые известия оказываются важным указанием на существовавшую задолго до апостольских времен возможность морского путешествия из Средиземного моря в Балтийское – вопреки замечанию Е. Е. Голубинского о том, что такой маршрут «был совершенно неизвестен» в I в. по Р. Х.[333]333
  Голубинский Е. История Русской Церкви… С. 28.


[Закрыть] Когда же формируется представление о существовании речного пути из Причерноморья на Балтику?

Показательными являются сообщения ряда античных авторов о возвращении аргонавтов в Средиземнорье из Колхиды вверх по Танаису и далее – через Северный океан, вдоль северного и западного побережья Европы. Так, например, в I в. до Р. Х. «Диодор Сицилийский (IV, 56, 3) со ссылкой на некоторых историков и в том числе на Тимея из Тавромения (вторая половина IV в. до н. э.) описывает путь аргонавтов через Танаис, волок и большую реку, выводящую в Северный океан», по которой следует, видимо, понимать Волгу:[334]334
  Подосинов А. В. Гидрография Восточной Европы… С. 38–40, 78. См. также – Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах… С. 17–18, 20. Шрамм Г. Реки Северного Причерноморья… С. 80–81, 123.


[Закрыть] «Не малое число как древних, так и позднейших писателей (между ними и Тимей) рассказывают, что, когда аргонавты после похищения руна узнали, что Ээт своими кораблями занял устье Понта, то совершили удивительный и достопамятный подвиг: проплыв вверх по реке Танаису до его истоков и перетащив в одном месте корабль по суше, они уже по другой реке, впадающей в Океан, спустились к морю и проплыли от севера к западу, имея сушу по левую руку; очутившись недалеко от Гадир [Гадеса], они вступили в наше море…»[335]335
  Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Вып. 3 (XXI) и 4 (XXII). (Приложение к журналу «Петербургский Археологический Вестник».) Том 2. СПб., 1993. С. 317 (вып. XXII – 258).


[Закрыть] Данное свидетельство существования убеждения в том, что из Приазовья по речному пути можно достичь северных морей обнаруживает себе очевидное соответствие в приведенном выше известии Страбона (II, IV, 1) о путешествии Пифея к северному устью Танаиса.[336]336
  Подосинов А. В. Гидрография Восточной Европы… С. 36.


[Закрыть]

Впрочем, необходимо признать, что вплоть до «Географического руководства» Клавдия Птолемея античные авторы почти ничего не сообщают нам ни об истоках рек Северного Причерноморья, ни о реках Восточной Европы, впадающих в Балтийское море.[337]337
  Там же. С. 26, 30. См. также – Подосинов А. В. Индийцы на севере Европы? (Несколько замечаний к Mela, III, 45) // Восточная Европа в древности и средневековье. Проблемы источниковедения. XVII Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. IV Чтения памяти доктора исторических наук Александра Александровича Зимина. Москва, 19–22 апреля 2005 г. Тезисы докладов. Часть I. М., 2005. С. 30–31.


[Закрыть] Еще в I в. до Р. Х. Страбон подчеркивал отсутствие каких-либо сведений об истоках Днепра-Борисфена[338]338
  Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах… С. 161–162.


[Закрыть] и вообще – о северных восточноевропейских землях: «…Поскольку ни истоки Тираса (Днестр, Н. П.), ни Борисфена, ни Гипаниса (Южный Буг, Н. П.) не исследованы, то более северные области, чем эти, должны быть еще менее известны» (II, IV, 6).[339]339
  Страбон. География… С. 109–110.


[Закрыть] «Области же за Альбием (Эльбой, Н. П.) близ океана (Северного, Н. П.) нам совершенно неведомы. Действительно, я не знаю никого из людей прежнего времени, кто бы совершил это прибрежное плавание в восточные области вплоть до устья Каспийского моря; и римляне еще не проникали в земли за рекой Альбием; равным образом и сухим путем никто не проходил туда» (VII, II, 4).[340]340
  Там же. С. 269, 814.


[Закрыть] Первое же упоминание восточноевропейской реки балтийского бассейна (Вислы) обнаруживается лишь в известии Марка Випсания Агриппы (I в. до Р. Х.), нашедшем отражение в «Естественной истории» Плиния Старшего.[341]341
  Подосинов А. В. Восточная Европа в римской картографической традиции. Тексты, перевод, комментарий. М., 2002. С. 46, 54–56, примечание 17. Подосинов А. В. Гидрография Восточной Европы… С. 31–32, примечание 2.


[Закрыть] Начало изменений этого круга географических представлений античных авторов относится только ко II в. по Р. Х., когда Клавдий Птолемей (III, V) сообщает сразу о четырех реках, впадающих в Балтийское море (Сарматский океан) восточнее Вислы: Хроне, Рудоне, Турунте и Хесине.[342]342
  Известия древних писателей греческих и латинских. Том I. Греческие писатели… С. 228.


[Закрыть] Среди многочисленных вариантов идентификации этих древних гидронимов с современными наименованиями[343]343
  См. например – Кулаковский Ю. Карта Европейской Сарматии… С. 19. Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах… С. 195–196. Подосинов А. В. Гидрография Восточной Европы… С. 32–33.


[Закрыть] отметим отождествление Хрона и Немана, Рудона и Западной Двины.[344]344
  Булкин Вас. А. Некоторые данные об исторической географии… С. 7.


[Закрыть] Относительно Турунта сравнительно недавно исследователями было выдвинуто предположение о том, что за ним «стоит озерно-речная система, включающая реки Полоту и/или Дриссу, р. Великую, Чудское озеро, р. Нарову…».[345]345
  Булкин В. А., Седых В. Н., Каргопольцев С. Ю. Реки Восточной части Балтийского бассейна и северо-запад России в поднеантичное время (письменные и археологические данные) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2. История. Вып. 3. СПб., 2005. С. 144. См. также – Булкин В. А. Река Полота и загадочный Турунт // К 1125-летию Полоцка. Конференция «История и археология Полоцка и Полоцкой земли». Полоцк, 1987. С. 11. Булкин В. А. Турунт // Древности Подвинья: исторический аспект. По материалам круглого стола, посвященного памяти А. М. Микляева (6–8 октября 1999 г.). СПб., 2003. С. 274.


[Закрыть] Наконец, Хесин «пока не находит более или менее основательных соответствий на современной географической карте» – данное название пытаются соотносить либо с р. Луга, либо с «будущим северным отрезком пути “из варяг в греки”» (от Невы до Ловати); обе версии не исключают поиска Хесина, «обращенного в сторону южного Приладожья и верхней Волги».[346]346
  Булкин В. А., Седых В. Н., Каргопольцев С. Ю. Реки Восточной части Балтийского бассейна… С. 144–145.


[Закрыть] Попутно стоит отметить, что в качестве верхнего течения Борисфена Птолемей, надо полагать, рассматривал нынешнюю р. Березина (правый приток Днепра), «возможно, с отклонением по Свислочи».[347]347
  Булкин Вас. А. Некоторые данные об исторической географии… С. 6–7. Булкин В. А. Мачинский, Ставаны, КШК… С. 97. См. также – Кулаковский Ю. Карта Европейской Сарматии… С. 28.


[Закрыть]

Итак, сведения о восточноевропейских речных путях, ведущих в Балтийское море, становятся известными античным географам лишь спустя около ста лет после путешествия апостола Андрея «по Днепру горе». И все же вряд ли можно согласиться с встречающимися в литературе безоговорочными утверждениями о том, что, например, географические «знания греков и римлян никогда (здесь и далее выделено мною, Н. П.) не простирались за пределы низовьев Южного Буга и Днепра» и «круг знаний о Поднепровье, очерченный у Геродота, до самого исхода античности так и не был расширен» – «Новую достоверную информацию находим уже только во II в. н. э. у Птолемея и в IV–V в. в “Певтингеровой карте”…».[348]348
  Шрамм Г. Реки Северного Причерноморья… С. 80, 86.


[Закрыть] Дело в том, что формирование фонда научных географических знаний не во всех без исключения случаях стоит представлять себе в качестве некоего самого собой разумеющегося интеллектуального прогресса (длительного систематического накопления подобных сведений, их дальнейшей детализации и т. д.), который непосредственно и динамично отражает практическое освоение путешественниками тех или иных регионов. (Так, например, А. В. Подосинов приводит любопытный пример отрицания существования речного пути «из варяг в греки» венецианским автором начала XVI в.![349]349
  Подосинов А. В. Гидрография Восточной Европы… С. 29–30.


[Закрыть]) Поэтому географические представления о Восточной Европе, с одной стороны, воспроизведенные, например, в труде греческого ученого Страбона, а, с другой – в буквальном смысле этого слова выстраданные неизвестными нам по именам торговцами, осваивавшими речные артерии этого региона в I в. до Р. Х. – I в. по Р. Х., скорее всего различались весьма существенно. В первом случае речь идет о так сказать «кабинетном» знании – несмотря на имевшийся у Страбона солидный опыт собственных путешествий по Малой Азии, Греции, Италии и Египту, бо́льшая часть сведений, приведенных в его «Географии», была все же заимствована из сочинений других античных авторов.[350]350
  Стратановский Г. А. Страбон и его «География» // Страбон. География в 17 книгах. М., 1994. С. 777–790. «Я, – подчеркивает Страбон, – сам совершил путешествия к западу от Армении вплоть до областей Тиррении, лежащих против Сардинии, и на юг – от Евскинского Понта до границ Эфиопии. Среди других географов, пожалуй, не найдется никого, кто бы объехал намного больше земель из упомянутых пространств, чем я… Тем не менее бо́льшую часть сведений, как они, так и я, получаем по слухам и затем составляем наши представления…» (II, V, 11); см. – Страбон. География… С. 118.


[Закрыть] (При этом стоит добавить, что данный труд Страбона «был в античности почти никому не известен».[351]351
  Подосинов А. В. Восточная Европа в римской картографической традиции… С. 20, примечание 49.


[Закрыть]) В втором случае, мы вправе говорить о многочисленных эмпирических наблюдениях самого разнообразного происхождения. Очевидно, что определенная «инерция», присущая «кабинетному» античному географическому знанию,[352]352
  Там же. С. 27.


[Закрыть] позволяет нам предполагать своего рода «запаздывание» процесса отражения в нем практического, так сказать, «оперативного» опыта путешественников.[353]353
  О схожей проблеме, связанной с этнонимами восточноевропейских народов, упоминаемыми античными авторами, писал Д. А. Мачинский; см. – Мачинский Д. А. К вопросу о территории обитания славян… С. 83–85.


[Закрыть]

«Географическое руководство» Птолемея, активно использовавшего в числе прочих своих источников различные путевые заметки торговцев,[354]354
  Кулаковский Ю. Карта Европейской Сарматии… С. 28. Шелов-Коведяев Ф. В. Птолемей… С. 47.


[Закрыть] несомненно свидетельствует уже о принципиально ином уровне представлений о лесной зоне Восточной Европы. Но, ведь, само формирование подобных знаний об отдаленных восточноевропейских регионах происходило за какое-то время до середины II в. по Р. Х. (когда было составлено «Географическое руководство»)! Уж не к апостольским ли временам относится первичное знакомство античных путешественников с Хроном, Рудоном, Турунтом и Хесином? В любом случае предполагать воспроизведение учеными той эпохи новых географических знаний о Восточной Европе в, как сейчас принято говорить, «режиме реального времени» не приходится.

Показательно, что наиболее ранние находки импортных римских изделий в юго-восточной Прибалтике (то есть, в бассейнах рек, впервые названных Птолемеем из числа впадающих в Балтийское море) относятся как раз к I в. по Р. Х. Кроме уже упоминавшихся выше римских предметов вооружения и военного снаряжения, обнаруженных на Самбийским полуострове, здесь следует прежде всего отметить найденный в Эстонии (в торфянике) и датируемый этим столетием бронзовый светильник с двумя рожками италийского производства (рис. 10).[355]355
  Кропоткин В. В. Римские импортные изделия… С. 121, № 1164. См. также – Lang V. The Bronze and Early Iron Ages in Estonia. Tartu, 2007. P. 258. Спицын А. Литовские древности // Tauta ir žodis. Humanitarinių Mokslų Fakulteto leidinys. III knygos. Kaunas, 1925. С. 133.


[Закрыть] Любопытно, что из этого же региона Эстонии (западного Причудья) происходит еще один уникальный предмет, также относящийся к кругу римских древностей, но датируемый гораздо более поздним временем – IV в. по Р. Х. Это – «обломки дна и бортика с горощатым орнаментом от серебряной чаши» (рис. 11), входившей в состав сопроводительного погребального инвентаря.[356]356
  Кропоткин В. В. Римские импортные изделия… С. 88, № 746.


[Закрыть]

Рис. 10.

Бронзовый двурожковый светильник италийского производства I в. по Р. Х., найденный в Эстонии (Кавасте). (Lang V. The Bronze and Early Iron Ages in Estonia. Tartu, 2007. P. 258, fg. 154. Кропоткин В. В. Римские импортные изделия в Восточной Европе (II в. до н. э. – V в. н. э.) // Свод археологических источников. Вып. Д1–27. М., 1970. С. 183, рис. 40–3.)

Рис. 11.

Фрагменты римской серебряной чаши IV в. по Р. Х., найденные в Эстонии (Криймани). (Кропоткин В. В. Римские импортные изделия в Восточной Европе (II в. до н. э. – V в. н. э.) // Свод археологических источников. Вып. Д1–27. М., 1970. С. 201, рис. 51.)

Впрочем, в некоторых публикациях можно встретить (в качестве осторожных предположений) и более ранние датировки подобных изделий из юго-восточной Прибалтики. Так, например, найденный в Капседе (Латвия) глиняный светильник (из числа так называемых «провинциальноримских» древностей) соотносился даже со II в. до Р. Х. (рис. 12). При этом Х. Моора допускал, что данный предмет был импортирован из Северного Причерноморья![357]357
  Moora H. Die Eisenzeit in Lettland bis etwa 500 n. Chr. II Teil: Analyse. (Õpetatud eesti seltsi toimetused. Verhandlungen der Gelehrten estnischen Gesellschaft. Commentationes litterarum societatis esthonicae. XXIX.) Tartu, 1938. S. 586–587, 589, abb. 86. См. также – Кропоткин В. В. Римские импортные изделия… С. 122, № 1173.


[Закрыть]

Здесь же необходимо обратить внимание на серию кладов римских монет II в. по Р. Х., обнаруженных в данном регионе (выше уже говорилось о том, что лишь в этом столетии и не ранее начинается их массовый приток в Восточную Европу). Помимо семи подобных комплексов, происходящих с территории Самбийского полуострова и побережья Балтики к северу от устья Немана,[358]358
  Кропоткин В. В. Клады римских монет… С. 42–43, 99–100, №№ 87, 105, 106, 1415, 1416, 1444, 1445, рис. 25.


[Закрыть] а также – уже упоминавшихся шести кладов, найденных в среднем и верхнем Понеманье, следует отметить два клада, открытые на западнодвинском правобережье в Латвии[359]359
  Там же. С. 102, №№ 1474, рис. 25.


[Закрыть] и на северном побережье Эстонии (рис. 13).[360]360
  Молвыгин А. Нумизматические находки // Известия Академии наук Эстонской ССР. Общественные науки. № 25/1. Таллин, 1976. С. 77–78. Lang V. The Bronze and Early Iron Ages… P. 257.


[Закрыть] Сведения о большинстве перечисленных находок нашли отражение в своде кладов римских монет, опубликованном в 1961 г. В. В. Кропоткиным (лишь эстонский клад был выявлен позднее – в 1974 г.). А ведь еще в начале XX столетия В. А. Пархоменко, сомневаясь в реальности описываемого в летописи апостольского путешествия, утверждал, что «археологические раскопки дают римские монеты II в. по Р. Х. в бассейнах наших рек: Припети, Днепра, Десны, Сулы, Сейма, Оки, но не севернее…»[361]361
  Пархоменко В. Начало христианства на территории нынешней России. Харьков, 1913. С. 4, примечание 4.


[Закрыть]

Рис. 12.

Провинциальноримский глиняный светильник, найденный в Латвии (Капседе); около 4/5 натуральной величины. (Moora H. Die Eisenzeit in Lettland bis etwa 500 n. Chr. II Teil: Analyse. (Õpetatud eesti seltsi toimetused. Verhandlungen der Gelehrten estnischen Gesellschaft. Commentationes litterarum societatis esthonicae. XXIX.) Tartu, 1938. S. 589, abb. 86.)

Рис. 13.

Клад, найденный в 1974 г. в дер. Юминда на северном побережье Эстонии и состоящий из четырех медных римских сестерциев, отчеканенных во время правления императора Марка Аврелия (161–180 гг. по Р. Х.). (Lang V. The Bronze and Early Iron Ages in Estonia. Tartu, 2007. P. 257, fg. 153.)

Надо полагать, что перечисленные находки римских изделий I–II вв. по Р. Х. отражают отмеченное выше возобновление торговой активности на Янтарном пути в 50-е гг. по Р. Х.[362]362
  Ср. – Lang V. The Bronze and Early Iron Ages… P. 257. См. также – Каргопольцев С. Ю., Седых В. Н. Комплекс находок на Кургальском полуострове // Ладога и Северная Евразия от Байкала до Ла-Манша. Связующие пути и организующие центры. Шестые чтения памяти Анны Мачинской. Старая Ладога, 21–23 декабря 2001 г. Сборник статей. СПб., 2002. С. 111–112.


[Закрыть] Однако, речь здесь идет не только о включении юго-восточного побережья Балтики в сферу торговых интересов (а значит – и в систему практических географических знаний) Римской империи. Дело в том, что ряд археологических материалов позволяет утверждать развитие взаимосвязей жителей этого региона с обитателями Поднепровья и Приильменья именно в I в. по Р. Х. Касаясь находок римского времени в юго-восточной Прибалтике, необходимо обратить внимание на совершенно особую и достаточно многочисленную категорию «провинциальноримских» древностей – «глазчатые фибулы ”прусской” серии» (рис. 14–1). Предполагается, что данная разновидность застежек для одежды, названных археологами «глазчатыми» по характерному элементу декора, производилась в левобережных землях нижнего Понеманья – на территории бывшей Восточной Пруссии. М. Б. Щукин, указывая на целый ряд случаев проникновения подобных фибул «к юго-востоку от главного ареала, в глубь лесной и лесостепной зоны Восточной Европы», в том числе – в область днепровского бассейна (рис. 14–3), подчеркивает, что «основной пик распространения названных фибул приходится на вторую половину или, чаще, на последнюю четверть I в. н. э. и самое начало II в. н. э.».[363]363
  Щукин М. Б. Янтарный путь… С. 202–203, рис. 2.


[Закрыть] Таким образом, эти археологические материалы свидетельствуют о неких (пусть даже – единичных и опосредованных) межплеменных контактах обитателей юго-восточного побережья Балтийского моря с населением Поднепровья уже в I в. по Р. Х.

Рис. 14.

Провинциальноримские глазчатые фибулы: 1 – образец «прусской» серии, 3/4 натуральной величины; 2 – образец «эстонской» серии, 2/3 натуральной величины; 3 – фибула «прусской» серии, найденная на правобережье Среднего Поднепровья; 4 – фибула «эстонской» серии, найденная близ д. Солоницко в низовьях р. Шелонь. (1–2 – Шмидехельм М. Х. Археологические памятники периода разложения родового строя на северо-востоке Эстонии (V в. до н. э. – V в. н. э.). Таллин, 1955. С. 66, 69, рис. 13:5, 14:7. 3 – Амброз А. К. Фибулы юга европейской части СССР II в. до н. э. – IV в. н. э.) // Свод археологических источников. Вып. Д1–30. М., 1966. С. 35–36. Табл. 6–21. 4 – Кулешов В. С. Памятники культуры Tarandgräber на Северо-Западе Европейской части России // Альманах молодых археологов. 2005. По материалам II Международной студенческой научной конференции «Проблемы культурогенеза и древней истории Восточной Европы и Сибири». СПб., 2005. С. 195, рис. 2:1.)

Провинциальноримские глазчатые фибулы «прусской» серии встречены и среди эстонских древностей. Особую же «лифляндско-эстонскую» серию подобных предметов принято датировать хронологическим интервалом 70/80–150/160 гг. «Их развитие в Эстонии (появление, бытование и выход из моды) параллельно развитию глазчатых фибул “прусской” серии в Самбии…»[364]364
  Сорокин П. Е., Шаров О. В. О новых находках римской эпохи на Северо-Западе // Археологическое наследие Санкт-Петербурга. Вып. 2 (Древности Ижорской Земли). СПб., 2008. С. 192–193. См. также – Шаров О. В., Сорокин П. Е. Комплекс находок римского времени у деревни Удосолово Ленинградской области // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2. История. Вып. 4. Ч. I. Декабрь. СПб., 2008. С. 167–168.


[Закрыть] «Глазчатые фибулы эстонской серии распространены главным образом на территории северо-восточной Эстонии, где они, повидимому, и получили свое развитие…»[365]365
  Шмидехельм М. Х. Археологические памятники периода разложения родового строя на северо-востоке Эстонии (V в. до н. э. – V в. н. э.). Таллин, 1955. С. 64. О терминологической путанице в наименованиях прибалтийских серий глазчатых фибул см. – Сорокин П. Е., Шаров О. В. О новых находках римской эпохи… С. 185–194.


[Закрыть] (рис. 14–2). Показательно, что отдельные находки эстонских глазчатых фибул известны как в центральном Приильменье, так и в среднем Поднепровье.[366]366
  Собрание Б. Н. и В. И. Ханенко. Древности Приднепровья. Эпоха Великого переселения народов. Выпуск IV. Киев, 1901. С. 18 (№ 128), табл. IV-128. Moora H. Die Eisenzeit in Lettland bis etwa 500 n. Chr. II Teil: Analyse. (Õpetatud eesti seltsi toimetused. Verhandlungen der Gelehrten estnischen Gesellschaft. Commentationes litterarum societatis esthonicae. XXIX.) Tartu, 1938. S. 61. Шмидехельм М. Х. Археологические памятники… С. 64–65, 219.


[Закрыть] Впрочем, в данных случаях стоит, видимо, говорить, о несколько более позднем, чем I в. по Р. Х., времени. Так, например, фибула, обнаруженная близ д. Солоницко в низовьях р. Шелонь (рис. 14–4), датируется второй половиной II – первой половиной III вв.[367]367
  Сорокин П. Е., Шаров О. В. О новых находках римской эпохи… С. 193–194.


[Закрыть] Важно отметить, что контекст этих находок существенно различен. Приильменская фибула была выявлена при раскопках погребального сооружения, относящегося к археологической культуре могильников с каменными оградками.[368]368
  Кулешов В. С. Памятники культуры Tarandgräber на Северо-Западе Европейской части России // Альманах молодых археологов. 2005. По материалам II Международной студенческой научной конференции «Проблемы культурогенеза и древней истории Восточной Европы и Сибири». СПб., 2005. С. 183–186. Сорокин П. Е., Шаров О. В. О новых находках римской эпохи… С. 176–177.


[Закрыть] Данная культурная общность была распространена на территориях северной Латвии, Эстонии, юго-западной Финляндии и в сопредельных областях в последних столетиях до Р. Х. – середине I тысячелетия по Р. Х.[369]369
  Наиболее ранние подобные погребальные сооружения, из числа известных на территории к востоку от Чудского оз. и р. Нарва, датируются I–II вв. по Р. Х. (см. – Шаров О. В., Сорокин П. Е. Комплекс находок римского времени… С. 162; ср. – Кулешов В. С. Памятники культуры Tarandgräber… С. 186–188). Так, например, к середине I в. по Р. Х. относится начало функционирования могильника «Кёрстово 1» в нижнем Полужье; я хотел бы выразить здесь искреннюю признательность М. А. Юшковой, познакомившей меня с результатами своих исследований данного археологического памятника в 2008 г.


[Закрыть] Эстонские глазчатые фибулы в целом происходят именно из этой культурной среды, а могильник у д. Солоницко является на сегодняшний день самым восточным соотносимым с ней объектом. То есть, рассматриваемое изделие связано с тем же культурным контекстом, что и прочие аналогичные находки, представленные в эстонских древностях. Фибулу же из окрестностей Киева безусловно следует рассматривать в качестве импортного предмета. Впрочем, и приильменская фибула, возможно, была привозной – М. Х. Шмидехельм считала, что, «судя по некоторым деталям», она «могла быть изготовлена на территории распространения каменных могильников в северной Латвии».[370]370
  Шмидехельм М. Х. Археологические памятники… С. 220.


[Закрыть] Таким образом, обе отмеченные находки оказываются свидетельствами каких-то связей жителей юго-восточной Прибалтики с обитателями центрального Приильменья и среднего Поднепровья уже в первые века по Р. Х. Застежка из Солоницко вполне может отражать непосредственные контакты населения в рамках культуры каменных могильников, в киевской же фибуле уместно видеть результат многократных межплеменных обменов.

Рис. 15.

Скифский узколезвийный клинообразный железный топор, найденный в Латвии (Мазпуяты). (Граудонис Я. Я. Латвия в эпоху поздней бронзы и раннего железа. Начало разложения первобытнообщинного строя. Рига, 1967. Табл. XXVII-6.)

Важно обратить внимание на взаимный характер связей населения юго-восточной Прибалтики и Поднепровья. Так, например, скифские узколезвийные клинообразные железные топоры, появление которых в верховьях Днепра датируется IV в. до Р. Х., известны также в Латвии (рис. 15) и Эстонии, где они бытовали в конце I тысячелетия до Р. Х. – первых столетиях по Р. Х.[371]371
  Граудонис Я. Я. Латвия в эпоху поздней бронзы и раннего железа. Начало разложения первобытнообщинного строя. Рига, 1967. С. 103. См. также – Моора Т. Раскопки каменного могильника у с. Выхма в Северной Эстонии // Известия Академии наук Эстонской ССР. Общественные науки. № 23/1. Таллин, 1974. С. 85, 96–97; табл. IV-20.


[Закрыть] К этому же времени относятся и обнаруженные в Латвии и Эстонии железные булавки с кольцеобразной головкой (рис. 16); в частности в Эстонии в данном случае «мы имеем дело с совершенно определенным, типичным могильным инвентарем, характерным по преимуществу для I века н. э.».[372]372
  Шмидехельм М. Х. Археологические памятники… С. 57. См. также – Lang V. Muistne Rävala. Muistised, kronoloogia ja maaviljelusliku asustuse kujunemine Loode-Eestis, eriti Pirita jõe alamjooksu piirkonnas // Muinasaja teadus. 4. Tallinn, 1996. P. 588.


[Закрыть] Основываясь на подобных находках, М. Х. Шмидехельм утверждала, что «непосредственный контакт эстонских племен со славянскими имеет начало не позже рубежа н. э.».[373]373
  Шмидехельм М. Х. Археологические памятники… С. 216.


[Закрыть] Как считает В. Ланг, и узколезвийные топоры, и булавки с кольцеобразной головкой распространяются по территории Эстонии из области верхнего Поднепровья.[374]374
  Lang V. The Bronze and Early Iron Ages… P. 256. В.Ланг пишет об особой разновидности таких булавок, похожих на пастушеский посох («the decorative shepherd’s crook pins»); подобный предмет изображен на рис. 16 вторым справа.


[Закрыть]

Рис. 16.

Железные булавки с кольцеобразной головкой, найденные в Эстонии (Тойла); 1/2 натуральной величины. (Шмидехельм М. Х. Археологические памятники периода разложения родового строя на северо-востоке Эстонии (V в. до н. э. – V в. н. э.). Таллин, 1955. С. 55, рис. 10: 1, 3–6.)

Возвращаясь к представлениям путешественников апостольских времен о возможности проникновения из Черного моря в Балтийское, следует признать: сохранившиеся в сочинениях античных авторов географические сведения в сочетании с археологическими данными позволяют предположить, что именно в I в. по Р. Х. (точнее – во второй его половине) начинают осваиваться восточноевропейские речные пути, связывавшие Причерноморье с Балтикой.[375]375
  Ср. – Подосинов А. В. Гидрография Восточной Европы… С. 55–57. См. также – Подосинов А. В. «Мнимые реальности» об античных представлениях о Восточной Европе // Восточная Европа в древности и средневековье. Мнимые реальности в античной и средневековой историографии. XIV Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Москва, 17–19 апреля 2002 г. Материалы конференции. М., 2002. С. 188–189.


[Закрыть] И, таким образом, путешествие св. Андрея в Рим (по рекам Восточной Европы и далее – через юго-восточную Прибалтику – по Янтарному пути) оказывается вполне возможным предприятием. Из Поднепровья к побережью Балтийского моря апостол мог пройти, присоединившись, например, к группе торговцев, привлеченных дошедшими до Причерноморья слухами о самбийском янтаре.

Выбор именно такого пути в Рим (вместо кажущегося нам сегодня более уместным мореплавания из Черного моря в Средиземное[376]376
  См. например – Голубинский Е. История Русской Церкви… С. 24. Пархоменко В. Начало христианства Руси. Очерк из истории Руси IX–X вв. Полтава, 1913. С. 2.


[Закрыть]) представляется вполне допустимым с учетом присущих путешественникам того времени особенностей восприятия географического пространства. Дело в том, что свойственный современным людям, так сказать, «картографический» взгляд на тот или иной маршрут «с высоты птичьего полета» получает распространение лишь в Новое время – только в ту пору и не ранее географические карты становятся практическими «инструментами» путешественников.[377]377
  Подосинов А. В. Карта и текст: два способа репрезентации географического пространства в античности и средневековье // Восточная Европа в древности и средневековье. Восприятие, моделирование и описание пространства в античной и средневековой литературе. XVIII Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Москва, 17–19 апреля 2006 г. Материалы конференции. М., 2006. С. 154–155. См. также – Подосинов А. В. Картография в Византии (К постановке вопроса) // Византийский временник. Т. 54. М., 1993. С. 45–48.


[Закрыть] Как отмечает А. В. Подосинов, «для античного и в большей степени средневекового человека восприятие географического пространства носило принципиально иной, чем у нас, некартографический характер… При таком подходе расстояния и местонахождение географических объектов воспринимаются не в их картографической соподчиненности… а с точки зрения пройденного до него пути». Особенностью такого восприятия «является то обстоятельство, что кратчайший путь между двумя точками не есть отрезок прямой, как в нашем, эвклидово-математическом пространстве, но линия, рисующая проделанный путь. Отсюда и дистанция – это не длина прямой, соединяющей два пункта, а длина проделанного пути (количество шагов или времени). Отсюда и направление пути – это направление “первого шага”. При переносе “картины пути” в геокартографическое (словесное или картографическое) описание возникал ряд любопытных географических аббераций, не совсем понятных современному человеку с развитым картографическим восприятием пространства».[378]378
  Подосинов А. В. К вопросу о локализации Рипейских гор // Ладога и религиозное сознание. Третьи чтения памяти Анны Мачинской. Старая Ладога, 20–22 декабря 1997 г. Материалы к чтениям. СПб., 1997. С. 92–93.


[Закрыть] «Первичная система ориентации человека в пространстве характеризуется непосредственным чувственно-конкретным восприятием пространства, при котором человек, полагая самого себя в центре наблюдаемого мира, устанавливает направление (или местоположение) наблюдаемых и описываемых им географических объектов по ориентирам окружающей ландшафтно-климатической природной среды, а также социально-политической, религиозной, бытовой и прочей практики… Эта система ориентации (“хорографическая”) характерна для большинства архаических культур Евразии. С развитием географических познаний, с прогрессом естественнонаучных дисциплин… происходило становление и развитие вторичной системы ориентации… Если первичное восприятие пространства можно представить как “карту пути”, то здесь уже имеет место “карта-обозрение”».[379]379
  Подосинов А. В. Пространственные представления в архаических культурах Евразии (ориентация по странам света). Автореферат диссертации… доктора исторических наук. М., 1997. С. 40–41.


[Закрыть]

Думается, что приведенные выше суждения дают возможность увидеть в рассматриваемом маршруте св. Андрея совершенно приемлемый вариант путешествия из Херсонеса в Рим. Важно лишь понимать, что апостол не занимался расчетами протяженности такого пути по карте – скорее всего, единственным источником географической информации явились для него рассказы торговцев, которые располагали какими-то сведениями о том, что, поднимаясь вверх по Борисфену, можно достичь побережья Сарматского океана, откуда добываемый там янтарь доставляется в Рим.