Текст книги "Путешествия к Лобнору и на Тибет"

Глава третья
Исследование истоков Желтой реки

[10/22 мая—17/29 июня 1884 г.]

Неизвестность впереди лежащих местностей. – Разделение нашего отряда. – Подъем на хребет Бурхан-Будда. – Легенда о происхождении этого названия. – Топографический рельеф прилежащей части Тибета. – Переход до котловины Одонь-тала. – Истоки Хуан-хэ. – Жертвоприношения китайцев. – Наш бивуак. – Неудачный разъезд. – Местность к водоразделу Голубой реки. – Флора. – Фауна. – Трудный путь. – Суровый климат. – О тибетском медведе. – Горная страна к югу от водораздела. – Следование по ней. – Остановка на р. Ды-чю. – Описание этой реки. – Флора окрестных гор

Неизвестность впереди лежащих местностей. В редких случаях, в особенности в наше время, доводится путешественнику стоять у порога столь обширной неведомой площади, каковая расстилалась перед нами из Юго-Восточного Цайдама. Прямиком отсюда к западу до меридиана Кэрии и от параллели Лоб-нора до южных частей Тибета залегала местность, где, за исключением лишь небольшой восточной части, никогда еще не ступала нога европейца. Да и для самих китайцев страна эта представляет полнейшую terra incognita. Мало того, даже неприхотливый дикарь обитает здесь лишь кое-где по окраинам, ибо громадная абсолютная высота и ужасный климат, к тому же большей частью крайнее бесплодие, делают на этих заоблачных нагорьях жизнь невозможною для человека. Только стада диких зверей, иногда в баснословном обилии, бродят по скудным пастбищам и живут привольно вдали от тесноты и беспощадных гонений культурных стран.[675]675
  Подробнее о Северном Тибете см. мое «Третье путешествие».


[Закрыть]

Наиболее заманчивой, да, кстати, и ближайшей теперь к нам частью неведомого района был его северо-восточный угол, где лежат истоки знаменитой Желтой реки Китая. Исследовать эти истоки китайцы пытались еще в глубокой древности – во II в. до нашей эры, при династии старших Ханей. В результате получилось тогда нелепое представление, которого, быть может, и до сих пор держатся китайцы, что настоящие истоки Желтой реки лежат в верховьях Тарима, вода которого, притекая в оз. Лоб-нор, скрывается под землей и, пробежав таким образом чуть не тысячу верст, снова выходит на поверхность почвы в виде многочисленных ключей котловины Одонь-тала в северо-восточном углу Тибетского нагорья. Дальнейшие исследования истоков Желтой реки или, как ее китайцы называют Хуан-хэ, были произведены в IX в. нашей эры при Танской династии, затем в XIII в. при династии Юань и, наконец, в прошлом веке при нынешней Маньчжурской династии. Эти описания, в особенности последнее, довольно подробные в топографических деталях, лишены научной основы, а потому и на географические карты наносились лишь приблизительно. Что же касается до исследований по части физической географии и естествознания, то в этом отношении китайцы всегда и везде были до крайности слабы.

Наконец, недавно, именно в 1881 г., через истоки Желтой реки прошел один из пундитов (обученный съемке индус), которых по временам секретно снаряжает в Тибет Ост-Индское геодезическое бюро. Этот пундит еще хуже, чем китайцы, изобразил верховья Желтой реки, показав здесь вместо двух больших озер только одно.[676]676
  Монгольские названия озер – Джаринг-нур и Оринг-нур.


[Закрыть]

Разделение нашего отряда. Поставив целью предстоящей нашей летней экскурсии исследование истоков Желтой реки и местности далее к югу, насколько окажется возможным, мы устроили свой складочный пункт, как упомянуто в предыдущей главе, в хырме князя Барун-засака. Резиденция эта, как и у Дзун-засака, представляет десятка два небольших глиняных конур, обнесенных невысокой глиняной же стеной. Внутри имеется колодец, но воды в нем мало; хороший ключ лежит версты за три. Там же в обилии и корм для верблюдов.

Весь оставленный багаж наш поместился в двух наиболее просторных конурах. Для караула назначены были 6 казаков под начальством старшего урядника Иринчинова. Двое из этих казаков ежедневно пасли верблюдов; остальные находились на складе. Для развлечения от крайней скуки казакам даны были народные книжки для чтения и семена кое-каких овощей на посев. Впрочем, казаки оказались плохими огородниками. Читать же книжки большей частью любили как теперь, так и во всякое свободное время путешествия. Несколько человек безграмотных, бывших в нашем экспедиционном отряде, даже выучились во время похода читать, а некоторые и писать.

С конца мая или начала июня, когда на цайдамских болотах появляется уже чересчур много оводов, комаров и мошек, оставленные при складе верблюды должны были откочевать на один переход в северную окраину гор Бурхан-Будда, где гораздо прохладнее, нет мучающих насекомых, и подножный корм в устьях больших ущелий местами очень хороший. Для караула и пастьбы при верблюдах имели следовать пятеро казаков; двое же, со сменою через 20 дней, находились в карауле на складочном пункте. Такова была инструкция, данная мною остающимся казакам.

Другие участники экспедиции, числом 14 человек, в сопровождении вожака-монгола и одного из сининских переводчиков-китайцев, знавшего тангутский язык, должны были отправиться в предстоящую экскурсию, срок для которой определялся от 3 до 4 месяцев. Снарядились мы налегке, да не совсем. Имея все данные рассчитывать на недружелюбную и даже враждебную встречу со стороны независимых тангутских племен, мы должны были запастись продовольствием (кроме мяса) на четырехмесячный срок и достаточным количеством боевых патронов; затем различные препараты для коллекций, ящики для их помещений, охотничьи принадлежности, инструменты и пр. представляли собой немалое количество багажа. Между тем в разреженном воздухе высоких нагорий Тибета вьюк даже для сильного верблюда не должен превышать 6–7 пудов.

В новый наш караван поступило 26 завьюченных верблюдов, 2 запасных, 1 верховой (для вожака переднего эшелона) и 15 верховых лошадей. Тронулись мы в путь 10 мая.

Подъем на хребет Бурхан-Будда. Чтобы попасть на плато Тибета, нам необходимо было перевалить через хребет Бурхан-Будда, составляющий западную часть той горной окраины, которая высокой, двойной, местами даже тройной стеной ограждает с юга котловину Цайдама. Хребты этой окраины принадлежат главному кряжу центрального Куэн-люня, и о них будет рассказано впоследствии. Теперь же относительно Бурхан-Будды упомянем,[677]677
  О Бурхан-Будде см. также «Монголия и страна тангутов» и «Третье путешествие».


[Закрыть] что названный хребет тянется с запада на восток верст на 150, от прорыва западного Номохун-гола[678]678
  В восточной части Бурхан-Будды есть другая речка Номохун-гол, по ущелью которой мы и поднимались теперь на перевал через названный хребет.


[Закрыть] до окрестностей оз. Toco-нор, и несет всюду крайне дикий характер. Южный склон на плато Тибета, как обыкновенно в окрайних азиатских горах, гораздо короче и сравнительно мягче, нежели обширный северный скат в цайдамскую котловину. Нигде описываемый хребет не переходит за снеговую линию и лишь касается ее несколькими вершинами своей восточной части. Впрочем, исключительно выдающихся точек в Бурхан-Будде нет, и весь хребет, как хорошо видно при ясной погоде, представляет собой подобие гигантского вала, поднимающегося, средним числом, от 7 до 7¹/₂ тыс. футов над равнинами Цайдама. Затем крайнее бесплодие, в особенности западной части северного склона, составляет другую характеристику Бурхан-Будды, в котором из горных пород нами найдены: гранит, гнейс, сиенит, сиенитовый порфир, порфирит, диорит, зеленокаменная порода, мелкозернистый грюнштейн, глинистый и кремнистый сланцы. Дикие, глубоко врезанные ущелья бороздят северный склон описываемого хребта. По ним иногда текут небольшие речки, которые, по выходе из гор, тотчас же теряются в почве.[679]679
  Из таких речек в средней части северного склона Бурхан-Будды нам известны: Сангин-гол, Бургасутай-гол, Улясутай-гол, Номохун-гол, Хату-гол и Ихэ-гол.


[Закрыть] Только две более значительные речки – Номохун-гол и Алак-нор-гол, притекающие с плато Тибета, прорывают Бурхан-Будда и впадают в цайдамский Баян-гол.

Вдоль северного подножия описываемого хребта, как у многих других центральноазиатских гор, залегает широкой полосой покатая бесплодная равнина, почва которой состоит из хряща, гальки, местами лёсса и валунов. По нашему пути такая равнина имела верст 20 в поперечнике и при устье ущелья р. Номохун-гол возвышалась на 1300 футов над своим подножием.[680]680
  Абсолютная высота хырмы Барун-засак 9200 футов, устье ущелья р. Номохун-гол 10 500 футов.


[Закрыть] Немного ниже устья названного ущелья, равно как и соседнего, образуемого речкой Хату-гол, лежат небольшие пашни, на которых монголы Барун-засака сеют ячмень и пшеницу. Кое-где на пройденной равнине встречались крупные (3–4 фута высоты) кусты ягодного хвойника (Ephedra glauca), а по сухому руслу Номохун-гола, ближе к горам, росли балга-мото (Myricaria germanica var. squamosa) и сугак (Lycium sp.), начинавшие цвести; кроме того, был найден, уже одевшийся листвой, одиночный тополь. Вообще, несмотря на значительное повышение местности, кустарная растительность была в это время более здесь развита, нежели на солончаковых равнинах Цайдама.

От входа в ущелье Номохун-гола до высшей точки перевала через Бурхан-Будда расстояние 32 версты. Подъем пологий и делается более крутым лишь на последних 8–9 верстах. Итти с верблюдами довольно удобно, хотя, конечно, огромное поднятие над морским уровнем много затрудняет вьючных животных. Высшая точка перевала имеет 16 100 футов абсолютной высоты; окрестные вершины поднимаются еще (на глаз) футов на 600–800. Значительно же восточнее лежат, сколько кажется, несколько высшие горы, имеющие даже летом небольшой снег на северной стороне своих вершин. Описываемый перевал называется Номохун-дабан. Спуск по южную его сторону на плато Тибета также не крутой и удобный для караванного хождения. Само ущелье Номохун-гола нешироко, местами даже узко. Почва здесь, равно как и по скатам окрестных гор, состоит из мелкого наноса и лёссовых отложений. Ближе к наружной окраине горы почти совершенно бесплодны, но в средней части хребта, благодаря, вероятно, чаще, нежели далее к западу,[681]681
  Как, например, по ущелью перевала, пройденного нами в 1872 и 1873 гг., и по ущелью западного Номохун-гола.


[Закрыть] падающим во время лета дождям, растительность сравнительно лучше; здесь по ущелью растет дырисун, горные же скаты нередко покрыты двумя или тремя видами мелких злаков, иногда образующих сносные луга. Только цайдамские монголы лишь изредка пасут по ним свой скот, опасаясь разбойников тангутов. Кроме того, на северных склонах ущелий встречаются небольшие леса можжевелового дерева (Juniperus pseudo Sabina) и площади кустиков курильского чая (Рotentilla fruticosa). В верхнем поясе Бурхан-Будды расстилаются довольно скудные альпийские луга, которые на северном склоне не доходят футов на 500–600 до перевала, на склоне же южном не достигают того же перевала лишь на 200–300 футов. Теперь, во время нашего прохода (в половине мая) растительная жизнь альпийской области еще вовсе не пробуждалась. По ущелью же Номохун-гола, в среднем поясе гор, мы встретили цветущие кусты (7–9 футов высоты) балга-мото (Myricaria germanica var. squamosa), которое восходит здесь до 11¹/₂ тыс. футов абсолютной высоты;[682]682
  По ущелью западного Номохун-гола кустарник балга-мото, постепенно мельчая, восходит до 13 тыс. футов абсолютной высоты.


[Закрыть] затем в ничтожном количестве найдены были в цвету два вида касатика (Iris Bungei, Iris Tigridia var. flavescens), одуванчик (Taraxacum sp.), твердочашечник (Androsace tapete n. sp.) и первоцвет (Primula pumilio). Вообще свежей зелени даже в среднем поясе описываемых гор было еще очень мало. По Номохун-голу, вверх от 11¹/₂ тыс. футов, еще держались большие пласты льда, а на самом перевале лежал глубокий снежный сугроб. Однако все окрестные нашему пути горы были свободны от зимнего снега, который, впрочем, и выпадает здесь лишь в незначительном количестве.

Из зверей, по ущелью Номохун-гола, мы видели куку-яманов (Pseudois nahoor), волков, зайцев и тарбаганов (Arctomys robustus); на перевале и за перевалом попались, впервые за нынешнее путешествие, два небольших стада диких яков (Poephagus mutus n. sp.). Из птиц встречались по ущелью: горихвостки (Ruticilla rufiventris), горные вьюрки (Montifringilla adamsi, Leucosticte haematopygia), завирушки (Accentor nipalensis), Carpodacus rubicilla [большая чечевица] и др.; возле перевала найдены были улары (Megaloperdix thibetanus), бородачи (Gypaetus barbatus), снежный и бурый грифы (Gyps nivicola, Vultur monachus). Но вообще орнитологическая фауна, как и во всем Северном Тибете, была очень бедная.

На подъем по ущелью р. Номохун-гол и отсюда на перевал нами употреблено было два дня. Как люди, так и животные взошли благополучно. Только у всех нас, с непривычки к подобной высоте, разболелись головы, и чувствовалась общая слабость организма. Однако за перевалом все это скоро прошло.

Легенда о происхождении этого названия. Узнали мы теперь от цайдамских монголов легенду о происхождении названия описываемых гор. Эта легенда гласит следующее.

Много лет тому назад Далай-лама послал своего батырь-ламу (богатырь-лама) на север разыскать двух гыгенов (воплощенное божество) и оставить одного из них в Богдокурени (Урге), другого же привезти в Тибет. Последнего, если он будет ребенком или мальчиком, строго-настрого приказано было во все время пути держать на руках и не садить ни разу на землю.

Приехав на Куку-нор, посланный лама созвал цайдамских и кукунорских лам с их учениками. Затем посадил всех собравшихся в ряд на землю и, вынув свою саблю, начал, подходя к каждому, делать этой саблей как бы удар в грудь. У одного юноши-ламы сердце сильно забилось, и это было указанием на то, что он и есть желаемый гыген. Распустив собрание, батырь-лама повез своего избранника в Богдо-курень и водворил его там кутухтою. Затем отыскал в Монголии таким же способом другого гыгена-мальчика и, держа его на руках, повез в Тибет. Благополучно достигнув Цайдама, батырь-лама направился далее через окрайние горы, встретил здесь множество зверей и, будучи страстным охотником, вздумал на них поохотиться. Так как это неудобно было сделать, имея на руках святого мальчика, то посланец рискнул нарушить запрещение Далай-ламы, рассчитывая, что ничего худого из того не выйдет. Посадив гыгена на камень, батырь-лама вдоволь поохотился; затем возвратился и хотел опять взять на руки мальчика, но последний, как оказалось, прирос к камню, так что оторвать тело не было никакой возможности. Тогда батырь-лама отсек саблей верхнюю половину туловища и повез ее с собой в Тибет. Приросшая же часть тела окаменела, и ее до сих пор, по уверению рассказчиков, можно видеть где-то в горах, получивших с тех пор название Бурхан-Будда, т. е. Бог-Будда.

Топографический рельеф прилежащей части Тибета. Топографический рельеф прилежащей сюда части Тибета, т. е. той, которая залегает от вышеописанного хребта до истоков Желтой реки и больших озер ее верхнего течения, в общем тот же самый, как и для многих других частей Северно-Тибетского плато. Вслед за спуском по южному склону Бурхан-Будды в высоколежащую (13 400 футов абсолютной высоты) долину р. Алак-нор-гол далее к югу тотчас же начинается новое повышение местности, достигающее вскоре обычной для плоскогорья Северного Тибета цифры 14–15 тыс. футов. По южную сторону той же долины и к югу от оз. Алак-нор, из которого вытекает упомянутая речка, стоит на протяжении 60 верст невысокий горный кряж, служащий связью между двумя большими хребтами на западе и востоке. Первый, т. е. западный хребет, обрывисто упирающийся к стороне оз. Алак-нор громадными, отчасти снеговыми вершинами Бурла-абгай,[683]683
  В конце июля того же 1884 г., когда мы здесь обратно проходили, на северной стороне близ самой вершины угловой группы Бурла-абгай виден был нерастаявший зимний снег; то же замечено нами тогда и на некоторых вершинах восточного от Алак-нора хребта.


[Закрыть] составляет, по всему вероятию, восточный угол гор Шуга. Восточный же от Алак-нора хребет, известный в ближайшей сюда своей части под монгольским названием Хара-сай и отдельными вершинами также касающийся снеговой линии, стоит, в достаточном, впрочем, удалении, к северу от больших озер верхней Хуан-хэ. Далее к востоку этот хребет соединяется в окрестностях оз. Toco-нор, быть может, с горами Бурхан-Будда, или, вероятно, с восточноснеговой группой Амне-мачин (также Амне-мусун), которая наполняет большой верхний изгиб Желтой реки. Таким образом и в северо-восточном углу Тибета сохраняется характерное для всей этой страны западно-восточное направление главных хребтов и двойственность горной ограды к стороне цайдамской котловины. К югу от этой ограды в районе, ныне описываемом, поднимается, как выше сказано, волнистое плато, часто покрытое небольшими обыкновенно в беспорядке насыпанными горами. Более значительную высоту и более определенное направление имел только лежавший несколько западнее нашего пути хребет Акта, дугообразно протянувшийся от северо-востока к юго-западу верст на сорок. Кроме того, на самом нашем пути высилась довольно большая (около 16¹/₂ тыс. футов абсолютной высоты) одиночная гора Урундуши, заменившая собой, как теперь оказалось, целый хребет, о котором нам прежде много толковали цайдамские проводники.

Недалеко от гор Акта и Урундуши лежат истоки Желтой реки, как равно и большие озера ее верхнего течения. Что же касается до самого плато, то оно продолжается к югу до спуска в горную область р. Ды-чю, т. е. верхнего течения Голубой реки, к востоку охватывает вышеназванные озера, а на западе, вероятно небольшим вздутием, составляет водораздел истоков Хуан-хэ от рек, принадлежащих Цайдаму.

Переход до котловины Одонь-тала. Переночевав в день перехода через Бурхан-Будда недалеко за перевалом, мы спустились на следующее утро по южному склону названного хребта в долину р. Алак-нор-гол. Итти с верблюдами было довольно хорошо, хотя в средней части спуска тропинка направляется по узкому ущелью. Окрестные горы имеют несравненно более мягкий характер, нежели на северном склоне того же Бурхан-Будды. Зато там несколько плодороднее. На южном же склоне описываемых гор почва (лёссовая) покрыта лишь рассыпанными, едва на вершок от земли поднимающимися кустиками Kochia prostrata [кохия простертая, прутняк], да кое-где мелким злаком Ptilagrostis sp. Тем не менее здесь в достаточном числе держатся аргали, какой вид – неизвестно, ибо мы не добыли экземпляра.

Озеро Алак-нор оставалось несколько западнее нашего пути. Оно образуется, вероятно, из ключей и речек, стекающих с окрестных гор, и имеет около 20 верст в окружности; вода в нем, по словам нашего проводника, пресная. Из северо-восточного угла названного озера выбегает небольшая речка Алак-нор-гол, которая течет сначала верст на 50 прямо к востоку между хребтами Бурхан-Будда и Хара-сай, по неширокой глинисто-солончаковой долине; затем прорывает восточный край Бурхан-Будды и впадает в р. Баян-гол.[684]684
  Баян-гол вытекает из оз. Toco-нор и в верхнем своем течении называется Ёграй-гол.


[Закрыть]

Перейдя тотчас за долиной Алак-нор-гола сквозным ущельем безводной в то время речки через невысокий хребет, в котором тангуты летом копают золото, мы начали опять полого подниматься на плато и вскоре очутились за 14 тыс. футов абсолютной высоты. Путь был трудный, ибо помимо движения в разреженном воздухе приходилось следовать с караваном, как и во всем Северном Тибете, без тропинки, напрямик, нередко по рыхлой глинистой почве, изрытой бесчисленным множеством пищуховых (Lagomys ladacensis) нор, в которые верховые лошади беспрестанно проваливались своими копытами. Бесплодие вокруг являлось ужасное; почва большей частью была вовсе оголена, и лишь кое-где попадались небольшие клочки кочковатых болот (мото-шириков), или маленькие площадки тощего злака, или, наконец, там и сям пестрели небольшие желтоватые пятна твердочашечника (Androsace tapete n. sp.) или красноватые – стелющегося кустарничка Myricaria prostrata [мирикария]. Этот единственный здесь представитель кустарной флоры кое-где начинал цвести, несмотря на ежедневные ночные морозы, холода днем и нередко поднимавшиеся метели.

Влажная болотистая почва оттаяла в это время не более, как на один фут, по ключам лежали накипи льда, и небольшие озера еще были замерзшими. Нам приходилось зябнуть хуже, чем зимой, в сырой, морозной палатке без топлива, за неимением почти оного. Ежедневно у кого-нибудь из членов экспедиционного отряда являлась небольшая простуда или головная боль, но прием или два по 5 гран хины быстро уничтожали болезнь. К довершению трудностей теперь приходилось делать по пути глазомерную съемку, которую при этом путешествии я начал от хырмы Дзун-засак в Цайдаме.[685]685
  До хырмы Дзун-засак мы шли от Кяхты по местности, уже снятой мною.


[Закрыть]

Почва местности, по которой мы теперь шли от южного склона хребта Бурхан-Будда до истоков Желтой реки, большей частью солончаковая. Далее к югу от названных истоков солончаки на том же высоком плато не встречаются. В описываемом же теперь районе образованию солончаков способствует приносимая ветрами из Цайдама и в обилии оседающая соляная пыль. Другое влияние сухой, летом раскаленной атмосферы Цайдама на ближайшие части Тибета проявляется в уменьшении здесь летних водных осадков, вследствие чего количество болот (мото-шириков) в описываемом районе гораздо меньшее, как равно и вся местность бесплоднее, чем в более удаленных от Цайдама частях того же Северо-Восточного Тибета. Во время нашего теперь здесь прохода, т. е. в половине мая, период летних дождей еще не наступил; зимняя же и осенняя засухи испарили всю воду не только на мото-шириках, но и во многих ключах.

Несмотря, однако, на крайнее бесплодие местности, с подъемом нашим на высокое плато тотчас началось баснословное обилие тибетских зверей – диких яков, куланов, антилоп и др. Перед нами опять явилась первобытная картина животной жизни, еще не тревожимой человеком. После долгой зимы звери теперь были исхудалые; некоторые начинали линять, так что шкуры часто не годились для коллекции. Для еды же мы гнали с собой из Цайдама небольшое стадо баранов, мясо которых несравненно лучше и питательнее звериного. Ради всего этого охота-бойня была воспрещена казакам, да и сами мы, по возможности, от нее воздерживались.

Миновав высокую столовидную гору Урундуши и перейдя затем неширокую гряду в беспорядке насыпанных горок, мы вышли к восточному устью обширной болотистой котловины Одонь-тала, на которой лежат истоки знаменитой Желтой реки Китая. Это был первый крупный успех нынешнего нашего путешествия, да и в общем прибавилось для нас решение еще одной важной географической задачи.

Истоки Хуан-хэ. Теперь об истоках Хуан-хэ. Согласно китайскому описанию, сделанному в конце прошлого [восемнадцатого] века, Желтая река берет свое начало с восточного склона хребта Баян-хара-ула под именем Алтын-гола.[686]686
  Иоакинф. История Тибета и Куку-нора. Его же. Описание Джунгарии и Восточного Туркестана. Статистическое описание Китайской империи. Ч. I. (В двух последних, как и во всех решительно описаниях истоков Желтой реки, рассказывается одно и то же по китайским сведениям. Одинаково изображена эта местность и на всех географических картах.)


[Закрыть] Этот последний протекает к северо-востоку около 150 верст (300 китайских ли),[687]687
  Китайская ли равняется 267 нашим саженям.


[Закрыть] принимает в себя несколько незначительных речек и проходит обширную, более 150 верст (300 ли) в окружности, наполненную ключами, котловину, называемую монголами Одонь-тала, китайцами же – Син-су-хай. Первое название означает в переводе «звездная степь», второе – «звездное море». То и другое даны по случаю многочисленных родников, бьющих из-под земли и похожих, для смотрящего с высоты, на звезды, рассеянные по небосклону. Ключи Одонь-тала сливаются в тот же Алтын-гол, который протекает затем более 50 верст (100 ли) к северо-востоку и впадает в оз. Цзярын-нор. По выходе из этого озера описываемая река, пробежав от 15 до 25 верст (30–50 ли) на юго-восток, впадает в другое озеро Н'орын-нор и, вылившись отсюда, называется монголами Хатунь-гол, т. е. Царица река.[688]688
  Тангуты называют ее Ма-чю.


[Закрыть] В дальнейшем своем течении Хатунь-гол направляется сначала к югу, потом к востоку вдоль южной подошвы высочайших гор Амэ-малзинь-мусунь-ола (Амне-мачин). Пробежав здесь более 350 верст (700 ли) и приняв несколько десятков речек, Хатунь-гол круто поворачивает к северо-западу, потом опять к северо-востоку до китайской границы в Синин-фу, где и вступает в пределы собственно Китая. Здесь описываемая река, протекшая уже от истока Алтын-гола около 1200 верст (2300 ли), получает китайское название Хуан-хэ, т. е. Желтой реки, вследствие желтоватого цвета своей воды,[689]689
  Такой цвет, по китайскому описанию, Хуан-хэ получает несколько ниже по выходе из оз. Н'орын-нор, что неверно.


[Закрыть] взмучиваемой лёссовой глиной. Таково вкратце китайское описание, в общем довольно верное. Но, повторяю, здесь мы имеем лишь топографические детали, да и то без надлежащей их установки на карте.

Обратимся к собственным исследованиям.

Как упомянуто выше, мы вышли в восточную окраину котловины Одонь-тала, которая называется тангутами Гарматын[690]690
  В переводе также означает «звездная степь».


[Закрыть] и протягивается в направлении от юго-востока к северо-западу верст на 70; в ширину же имеет около 20 верст. Вся эта площадь, некогда бывшая дном обширного озера, ныне покрыта множеством кочковатых болот (мото-шириков), ключей и маленьких озерков. В общем Одонь-тала представляет, только в увеличенных размерах, то же самое, что и бесчисленные мото-ширики, разбросанные по всему Северо-Восточному Тибету в высоких горных долинах и на северных склонах гор. Абсолютная высота местности по нашему барометрическому определению равняется для Одонь-тала 14 тыс. футов. Вся котловина, за исключением лишь выхода в ее северо-восточном углу, окружена невысокими горами, составляющими с южной стороны отроги водораздельного к бассейну Ды-чю хребта, вероятно, Баян-хара-ула, или более восточных его продолжений; на севере к той же Одонь-тала близко подходит хребет Акта, а на западе и востоке ее замыкают невысокие горные группы, в беспорядке разбросанные по соседнему плато.

Вечноснеговых гор в области истоков Желтой реки нет вовсе, они являются (по расспросным сведениям) только далее вниз по верхнему течению этой реки, вскоре по выходе ее из больших озер. Кроме озерков и мото-шириков, по Одонь-тала вьются небольшие речки, образующиеся частью из тех же ключей, частью сбегающие с окрайних гор. Все эти речки сливаются в два главных потока, из которых один приходит с северо-запада, другой – от юго-юго-запада. Оба эти потока, названия которых мы узнать не могли, по величине равны. Первый из них вытекает, по расспросным сведениям, двумя ветвями из гор Хара-дзагын и Уджай-махлацы, вероятно небольших хребтиков на водораздельном вздутии плато; второй, по всему вероятию, вытекает из водораздельного к стороне Ды-чю хребта и, быть может, есть Алтан-гол китайских описаний. Но только ни в каком случае он не больше северной ветви, с которой соединяется в северо-восточном углу Одонь-тала у подошвы горного отрога, вдающегося клином с юго-востока. Отсюда, т. е. собственно от слияния всей воды Одонь-тала, и зарождается знаменитая Желтая река, получающая у своей колыбели монгольское название Салома. Здесь же высится только что упомянутая гора, на которой ежегодно китайцы совершают жертвоприношения духу истоков Желтой реки, о чем будет рассказано немного далее. Географическая широта, определенная мною по полуденной высоте солнца и по высоте Полярной звезды на бивуаке, в трех верстах ниже слияния истоков Желтой реки, равняется 34°55 3", а долгота, полученная прокладкой нашего маршрута,[691]691
  Определить долготу истоков Желтой реки не удалось по случаю облачной или пыльной погоды. Прокладка маршрута произведена была от точно установленных по географическим координатам пунктов – Чертынтон в Гань-су и р. Уту-мурень (ур. Улан-гаджир) в Южном Цайдаме.


[Закрыть] найдена равной 96°52 к востоку от Гринвичского меридиана.

По выходе из Одонь-тала Желтая река тотчас принимает с севера небольшую речку и, направляясь к востоку, верст через 25 впадает в большое озеро, рядом с которым, далее к востоку, лежит другое обширное озеро; через него также проходит описываемая река. Об этих озерах будет подробно рассказано в следующей главе. Теперь же будем продолжать о новорожденной Хуан-хэ.

На коротком протяжении самого верхнего своего течения, т. е. от истока из Одонь-тала до впадения в западное озеро, Желтая река разделяется на несколько рукавов, которые быстро бегут невдалеке друг от друга и нередко между собой соединяются. Таких рукавов, поблизости нашей переправы, было два-три, местами четыре. Каждый из них весной имел от 10 до 13 сажен ширины, при глубине 1–1¹/₂ футов; кое-где встречались омутки фута 3–4 глубиной. Ширина всего русла, покрытого галькой, простиралась до полуверсты; однако такая площадь сполна никогда не заливается. Вода весной весьма светлая, но мутится после выпавшего и растаявшего снега; летом же, в период дождей, вода в р. Салома постоянно очень мутная от размываемой лёссовой глины. Тогда число рукавов реки и глубина их увеличиваются, так что переправа вброд часто невозможна.

Долина, сопровождающая описываемое течение Хуан-хэ, имеет от 5 до 10 верст ширины и представляет степную равнину, в изобилии покрытую на южной стороне реки мото-шириками и маленькими озерками, так что в сущности она является восточным продолжением той же Одонь-тала. Подножный корм здесь весьма хороший, но жителей нигде нет.

Несмотря на незначительные сравнительно размеры р. Салома, мы встретили в ней множество рыбы, вероятно вошедшей сюда из большого озера. Вся эта масса принадлежала главным образом к одному роду Schizopygopsis – расщепобрюхих карповых, исключительно свойственных высокому нагорью Северного Тибета, со включением Цайдама, Куку-нора и горной области Гань-су. Нами теперь добыто было четыре вида, все новые – Schizopygopsis extremus n. sp., Sch. gasterolepidus n. sp., Sch. labiosus n. sp., Sch. maculatus n. sp.

Из них три первых принадлежат специально истокам Желтой реки и, вероятно, также большим здесь озерам; четвертый же вид (Sch. maculatus) найден был нами ранее в других частях Северо-Восточного Тибета и в бассейне верхней Хуан-хэ близ Гоми, Гуй-дуя и на р. Тэтунг-гол. Наконец, в ключах долины той же р. Салома, частью и в ней самой, добыт был теперь нами один вид гольца (Nemachilus stoliczkai), широко распространенного по горной области верхней Хуан-хэ, на Куку-норе, в Цайдаме и во всем Северном Тибете. Замечено нами, что после еды здешней, как и другой рыбы высоких водоемов Центральной Азии, всегда сильно клонит ко сну.

Жертвоприношения китайцев. На северо-восточной окраине Одонь-тала, там, где из слияния двух главных истоков родится Желтая река, стоит, как выше сказано, невысокая (на глаз футов 700–800 над окрестностью) гора, составляющая угол незначительного хребта, протянувшегося сюда с востока от большого озера. На вершине этой горы сложен из камня маленький «обо», и здесь ежегодно приносятся жертвы духам, питающим истоки великой китайской реки. Для этой цели наряжается из г. Синина, по распоряжению тамошнего амбаня, чиновник в ранге генерала с несколькими меньшими чинами. Они приезжают в Цайдам, забирают с собой хошунных цайдамских князей, или их поверенных, и в седьмом месяце, т. е. в конце нашего июля или в начале августа, отправляются на Одонь-тала. Сюда же к жертвенной горе стекаются в это время монголы Цайдама и еще более тангуты из ближайших местностей.

Оправившись немного с дороги, посольство восходит на священную гору, становится возле «обо» и читает присланную из Пекина на желтой бумаге за подписью богдохана молитву, в которой духи Одонь-тала упрашиваются давать воду Желтой реке, питающей около сотни миллионов населения Китая. Затем приносится жертва – из одной белой лошади, белой коровы, девяти белых баранов, трех свиней (их привозят тушами) и нескольких белых же куриц. Все это закалывается, мясо разделяется между богомольцами и съедается.[692]692
  По прежним нам сообщениям – см. «Монголия и страна тангутов» – жертвенные животные отпускаются на свободу; впрочем, последние сведения гораздо вероятнее.


[Закрыть] Тем оканчивается вся церемония. На Одонь-тала посольство проводит двое или трое суток и возвращается обратно. На путевые его издержки высылается из Пекина 1300 лан серебра. Кстати сказать, что одновременно подобное же моление производится и на оз. Куку-нор по следующему, как гласит предание, случаю.