Текст книги "Сумасшедший в горах"

Глава шестая
РЕШЕНИЕ

Они сидели в креслах и молчали. Маккин разглядывал на свет резной рисунок на фужере, а Вуд тупо уставился на экран, на котором хищной птицей застыл всепогодный истребитель-перехватчик Кондор.

За стенами станции тоскливо выл ветер, и этот безрадостный вой как нельзя более соответствовал состоянию души Вуда. Он словно подошел к бездонной пропасти и теперь стоял на самом краю, глядя в ее чрево и зная, что дороги назад уже нет, что впереди, кроме падения и смерти, ничего. Беспросветная тьма…

Ветер вдруг взвыл сильнее, в тамбуре послышались чьи-то шаги, дверь распахнулась, и на пороге возникла фигура высокого человека в нелепом черном плаще и со странной коробкой за плечами. Лицо человека закрывали большие круглые очки на манер мотоциклистских. Маккин вскочил с кресла и стремительно бросился навстречу вошедшему.

Тот выпростал руки из рукавов плаща, и Вуд захлопал глазами: плащ вместе с коробкой остались висеть в воздухе, как будто были надеты на человека-невидимку.

– Здравствуй, Джон! – сказал вошедший Маккину, снимая с головы очки.

– Наконец-то, Рик! С прибытием!

Они обнялись.

– Знакомтесь, Джерри, – сказал Маккин Вуду. – Это Рик Карреда… Рик, это Джерри Смит.

Вуд встал и равнодушно поклонился. Карреда дружелюбно кивнул ему, а потом вопросительно посмотрел на метеоролога.

– После… Как дела? – сказал тот.

– Хорошо тут у вас, – произнес Карреда. – Тепло!

– Рик, не тяни! – взмолился Маккин.

– Все! – выдохнул Карреда. – Надо уходить.

– Как все произошло?

– Как было задумано… Подлетел к окну. Он сидел в кресле за столом и что-то писал… Бросил в окно термическую бомбу… Пришлось его, правда, окликнуть: сидел к окну спиной… Даже глаза в глаза друг другу успели посмотреть… Вот только понять он, по-моему, ничего не успел… Задержка стояла секунды на четыре, и я сразу рванулся в сторону. Успел отлететь метров на восемьдесят, и тут все вокруг и осветилось. В этот момент меня, наверное, и заметили. Обстреляли вдогонку, но, к счастью, мимо…

Карреда устало плюхнулся в кресло и вдруг как-то сразу, моментально помрачнел, сник и как будто даже сжался в размерах.

– Есть хочешь? – осторожно спросил его метеоролог.

– Нет! Душ… Ты знаешь, Джон, как будто в помоях искупался… – Он вдруг передернул плечами, и лицо его перекосила гримаса отвращения.

– Понимаю, Рик… – чуть слышно произнес Маккин. – Иди, мойся… Мыло, шампунь и полотенце в шкафчике. А я тебе все-таки что-нибудь приготовлю… Не забыл еще, где тут ванная?

Карреда кивнул и медленно, нехотя, словно ноги не слушались его, двинулся в ванную. На пороге он остановился и, ни к кому не обращаясь, каким-то не своим, скрипучим голосом произнес:

– Мы считали его зверем, а он оказался всего-навсего…

Он не договорил, вошел в ванную и захлопнул за собой дверь. Вскоре оттуда донесся шум воды.

– Он оказался всего-навсего человеком, – задумчиво сказал метеоролог, покачал головой и добавил: – И мы тоже всего-навсего люди…

Вуд сидел и молча хлопал глазами, ничего не понимая в происходящем. Маккин пошел на кухню. В ванной шумела вода, и больше ничего оттуда слышно не было. За стенами по-прежнему дико выл ветер, а на экране все так же корячился Кондор. Через открытую дверь кухни Вуд видел, как Маккин колдовал там у плиты, на которой вскоре что-то заскворчало.

– Джон! – крикнул Вуд. – Кто этот человек?

– Этот человек час назад убил вашего президента! – прокричал в ответ метеоролог.

– Зачем?

– Подождите, Джерри, я сейчас.

Через пару минут Маккин вернулся в каминную с подносом, на котором стояли тарелки с разогретыми консервами, блюдо с сандвичами и три чашки кофе. Запахло так вкусно, что Вуд неожиданно для себя проглотил слюну.

– Видите ли, Джерри, – сказал Маккин, расставляя тарелки на столе. – Расчеты показали, что стопроцентную гарантию обеспечить просто невозможно. Но наиболее близкая к идеальной ситуация сложится, если будет убит президент республики.

– Убили бы пилота Кондора… – сказал Вуд.

– Бесполезно! Полетел бы другой… Не утруждайте себя, Джерри. Были проверены все ситуации. Иного выхода не нашлось.

Из ванной вышел раскрасневшийся Карреда с мокрыми волосами, сел за стол, но к еде не прикоснулся.

– Надо поесть, Рик, – мягко сказал Маккин.

Карреда начал равнодушно ковыряться вилкой в тарелке. Было видно, что кусок ему в горло не лезет.

– Поешьте и вы, Джерри, – сказал метеоролог Вуду. – Ответственные решения лучше принимать на полный желудок.

– А почему вы сделали это именно сейчас? – спросил Вуд. – Ведь послезавтра День независимости. Испортили людям праздник… Уж подождали бы пару дней…

– Дело в том, Джерри, что именно завтра… – Метеоролог взглянул на часы. – Вернее, теперь уже сегодня около десяти часов утра и произойдет спонтанный выброс истребителя в будущее. После случившегося учебные стрельбы отменят. А в двадцать четвертом веке уцелеет стратоплан и останутся в живых пятьдесят тысяч человек.

Карреда удивленно посмотрел на них, но ничего не сказал. Он понемногу приходил в себя. Еда на тарелке, во всяком случае, уже заинтересовала его.

– Есть и еще одна причина, – сказал Маккин, – и весьма немаловажная. Теперь уже об этом никто никогда не узнает, но именно завтра, в День независимости, президент был бы убит террористами из подпольной организации Справедливость. Так что мы не намного изменили его судьбу. Всего на одни сутки…

Вуд вдруг стремительно вскочил с кресла.

– И все равно я вам не верю? – закричал он. – Все ложь… Все!.. Если вы действительно из будущего, как вы не попали в лапы Службы Безопасности?! Там сплошь и рядом оказываются люди, которые в подполье полжизни провели!.. Не чета вам… А тут так все просто: пришел, увидел, победил… Зачем вы убили здесь двух радистов?.. Уже одно это изобличает вас с головой!.. Почему это я должен верить вашей сказке про какой-то там выброс, да еще спронт… стопт…

– Спонтанный, – сказал спокойно Маккин, а Карреда уже невозмутимо уписывал консервы, переводя взгляд с одного из них на другого.

– Успокойтесь, Джерри, – продолжал метеоролог. – Вы что же, думаете, что мы пришли к вам сопливыми мальчишками, да?.. Ничуть не бывало! Мы все специалисты по вашему времени, сотрудники Института Истории, так что с подготовкой у нас полный порядок!.. Что же касается радистов, так никто их и не убивал.

– Первый был наш человек, Джерри, – вступил в разговор Карреда, подчищая корочкой хлеба остатки консервов на тарелке. – И когда он выполнил свою часть работы, Джон переправил его домой.

– А труп?..

– Это был не труп, – сказал Карреда. – Это была всего-навсего безжизненная копия его тела, кукла, если хотите… Не мог же он, в самом деле, исчезнуть со станции бесследно… Кстати, надо признать: это была ошибка с нашей стороны.

– А второй?

– А второй появился в ответ на эту ошибку, – проговорил Маккин. – Недооценили мы все-таки ваши органы…

– Второй был агентом Службы Безопасности, – пояснил Карреда.

– Я его и пальцем не тронул, – сказал Маккин. – Просто у него оказалась слабая психика… – Он поднялся, подошел к Вуду и положил руку на его плечо. – А что касается истребителя, Джерри, то сейчас мы покажем вам еще одну запись. Она была сделана через три года после завтрашнего дня… Как ни удивительно это звучит.

Он вставил в магнитофон еще одну кассету и пояснил:

– Сейчас вы, Джерри, увидите… если можно так выразиться, главного виновника трагедии.

Запись была сделана в каком-то заштатном кабаке. Вуду показалось по быстро промелькнувшим на экране кусочкам интерьера, что это была Роза ветров. Потом появился стол, заставленный грязными, захватанными стаканами и бутылками с какой-то неизвестной бурдой странного цвета. Человек, сделавший запись, сидел с одной стороны этого стола, а напротив, за батареей стаканов сидел Мидлтон. Вуд сразу его узнал, хотя этот обрюзгший, заросший щетиной субъект с мешками под глазами очень мало напоминал того молодого весельчака, после баек которого вся рота ржала так, что от хохота звенели стекла в казарме, а приблудный беспородный пес по кличке Фугас, ошивающийся на полковой кухне, начинал истерично лаять и носиться вокруг казармы.

В кадр поминутно лезли какие-то пьяные ощеренные физиономии с предложениями выпить на брудершафт, но Мидлтон отмахивался от них. Запинаясь и все время хватаясь за стакан, он рассказывал про изумрудные звездочки и про внезапное исчезновение облачности, про летающую тарелку и про потерю связи с землей, про взрыв и про то, как после возвращения из полета ему никто не поверил, за потерю двух ракет посадили на губу, а потом вдруг начисто списали из авиации, без пособия. По мере свиданий со стаканом Мидлтон пьянел и пьянел катастрофически быстро, но Вуд его рассказу сразу поверил. Он поверил ему быстрее, чем всем этим неотразимым видам фантастического города и Кондору с его смертоносными ракетами. Он поверил ему моментально, потому что никакие другие события не могли превратить развеселого парня и блестящего служаку Мидлтона в этого отвратительного пьяного старика с трясущейся головой, мутными глазами и щербатым ртом.

– Кстати, – сказал Карреда, – через несколько дней после наблюдаемого нами разговора человек этот был найден на пустыре за Южным вокзалом с ножом под левой лопаткой.

– Его убили по приказу полковника Гринберга, – добавил Маккин, глядя на экран.

– Да, ты знаешь, Джон, – сказал Карреда метеорологу, – меня ведь Гринберг тоже чуть не накрыл. Позавчера еле успел уйти от облавы… Отсиделся, слава богу…

И тут Вуд вспомнил, где он раньше слышал это имя: Гринберг, вспомнил неожиданно и четко, как иногда вспоминаешь вдруг до мелочей приснившийся когда-то, давно забытый сон.

В тот вечер он пришел к Исидоре прямо на работу. Когда он вошел в контору, она разговаривала с кем-то по телефону. Вуд услышал только окончание фразы: …мною заинтересовался Гринберг. Увидев его, Исидора сразу же повесила трубку. Он приревновал ее тогда к этому Гринбергу, а она смеялась и говорила, целуя его, что пригласит этого Гринберга на их свадьбу. Через два дня ее нашли задушенной в своей собственной комнате. А когда Вуда арестовали по подозрению в связях с подпольем, он попал в одну камеру с кем-то из товарищей Исидоры. Аресты тогда были массовые, и камер-одиночек не хватало. Тот парень, здоровенный негр с Поморья, по-видимому, знал Вуда, и когда его забирали на допрос, успел шепнуть Вуду, что Исидору убил какой-то полковник из политической полиции. Фамилии полковника негр не знал, а больше Вуд его никогда не видел…

Теперь он все вспомнил, все понял и даже задохнулся от жгучей ненависти. Она нахлынула так неожиданно, что он даже не успел собраться, и, видимо, лицо его сильно изменилось, потому что Маккин и Карреда удивленно и встревоженно посмотрели на него.

– Вы что-то решили, Джерри? – спросил Маккин.

– Меня зовут Майкл Вуд! – отрывисто сказал Вуд.

Маккин и Карреда переглянулись.

– Скажите мне, Джон, что вы теперь намерены предпринять? – спросил Вуд.

Они снова переглянулись, словно коротко проконсультировались друг с другом о чем-то очень важном.

– Этой же ночью мы вернемся к себе домой, – сказал метеоролог. – Вся аппаратура у нас здесь, в той комнате, где вы меня… так сказать, застукали. Метеостанция еще до рассвета будет уничтожена.

Вуд задумался, потирая рукой подбородок. Карреда допил кофе и встал из-за стола.

– Пойду свяжусь со Стариком, – сказал он. – Пусть готовятся к приему. Возвращение блудного сына…

– Ты думаешь, приемная аппаратура еще существует? – сказал Маккин, выключая магнитофон.

– Думаю, да. Наша ведь не исчезла. Хотя кто его знает… Эти мне парадоксы времени. – Он вышел из каминной.

Маккин зачем-то стал убирать со стола грязную посуду.

– Что вы думаете делать со мной? – спросил его Вуд.

– Это вы сами должны решить, – сказал метеоролог. – Вот только времени у нас, к сожалению, очень мало.

– Да, Клаппер наверняка скоро пожалует сюда, – сказал Вуд.

– Клаппер? – спросил Маккин. – Кто это – Клаппер?

– Есть такая личность, – сказал Вуд. – Вы его не знаете… Скажите, Джон, у вас найдутся для меня какие-нибудь документы?

Метеоролог взглянул на него и понимающе кивнул головой.

– Сколько угодно, – сказал он. – Стопроцентные. Не подкопаешься. Сделаем фотографию и наклеим. Это займет всего несколько минут.

Да простит меня Исидора! – подумал Вуд.

– А как я могу выбраться со станции? – спросил он.

– Мы дадим вам экран-плащ и гравилет. – Маккин указал в сторону человека-невидимки, все еще растопыренного у дверей. – Карреда научит вас обращению. Это нетрудно… Что вы решили, Джерри?.. Я уж так и буду вас называть, хорошо?

Вуд кивнул и сказал:

– Я должен вернуться, Джон. Вернуться туда, откуда прибыл. У меня еще найдутся дела там… Можно вопрос, Джон?

– Пожалуйста.

– Почему вы были так хорошо подготовлены к разговору со мной? Все эти пленки, сведения…

– Я все это получил сегодня ночью оттуда. – Маккин неопределенно махнул рукой.

– Но откуда вы знали, что все это понадобится?

– Видите ли, Джерри, я просто-напросто узнал вас. Не забывайте, что я из будущего, да к тому же еще и специалист по вашему времени.

– Неужели меня знают в двадцать четвертом веке? – воскликнул Вуд.

Маккин улыбнулся.

– Не задавайте таких вопросов, Джерри, – сказал он. – Даже в средние века от человека кое-что оставалось. А уж ваше время… Одни архивы Службы Безопасности чего стоят!.. Впрочем, эта тема запретна. Я просто не имею права говорить вам что-либо об этом.

– Тогда еще вопрос, Джон, – сказал Вуд. – Почему мне сказали, что вас списали из авиации из-за нервов?.. Вы знаете, как я назвал для себя всю эту операцию?

– Как же?

– Сумасшедший в горах!

Маккин расхохотался.

– Сумасшедший в горах… – сказал он сквозь смех. – Хорошо сказано!

Смех его прервался, он на мгновение задумался, а потом сказал:

– Неужели, Джерри, вы думаете, что мы сразу остановились на варианте, связанном с терроризмом?.. По первоначальному плану я должен был в конечном итоге оказаться в пилотском кресле злополучного Кондора и не допустить катастрофы. Но мне так и не удалось попасть в истребители. Тут мы, к сожалению, оказались бессильны… Пришлось искать веские причины для ухода из авиации. После того, как списали, перебрался сюда. Для нового плана были нужны еще люди. Пришлось оборудовать здесь нечто вроде явочной квартиры…

– И очень плохо законспирированной! – сказал Вуд. – Я удивляюсь как это ни одна комиссия по экономии не обратила внимания на эту метеостанцию. Уже одно то, что двое работают там, где вполне хватило бы одного…

– А их не было, этих комиссий, – сказал Маккин.

– Почему? Опять гипноз?!

– Что вы, Джерри! – сказал Маккин, грустно усмехнувшись. – Я не настолько сильный гипнотизер… Тогда бы мы просто загипнотизировали ваше военное руководство и отменили бы на этот день все полеты… Знаете, иной раз обыкновенная взятка действует гораздо сильнее любого гипноза.

Вуд снова погрузился в размышления, а Маккин отнес на кухню собранную со стола посуду, вернулся и сказал:

– Все, Джерри! У нас очень мало времени.

Вуд очнулся от раздумий, огляделся, словно впервые здесь оказался, кулаки его сжались и разжались, по лицу пробежала неуловимая тень; и Маккин понял: того раздавленного слизняка, которого он видел час назад, больше нет; перед ним стоял боец. Боец решительный, боец уверенный в себе, боец беспощадный…

– Последний вопрос, Джон, – сказал Вуд. – Случайно ли то, что Карреда однофамилец Динозавра?

– Нет, не случайно. Он его отдаленный потомок.

– Это он был автором этого плана?

– Да.

– Все, Джон, – сказал Вуд. – Больше вопросов нет. Пойдемте фотографироваться для нового паспорта. Операция Сумасшедший в горах продолжается…

Через час переодетый, наскоро обученный обращению с гравилетом и снабженный новыми документами, Вуд покидал станцию. Ветер стих. Площадка перед домиком была ярко освещена большим прожектором. Карреда и Маккин провожали Вуда. Они проверили, хорошо ли держат застежки у плаща, каков запас энергии в гравилете. Когда все было готово, Маккин напялил Вуду на голову инфракрасные преобразователи. Вуд подумал, что видит этих двоих в последний раз, и начал прощаться.

– Вы знаете, ребята, – сказал он дрогнувшим голосом, – вы стали самыми близкими мне людьми.

Маккин понимающе кивнул, обнял его за плечи и сказал:

– Не отчаивайтесь, Джерри. У вас еще будут близкие люди. Много близких людей. Вспоминайте нас иногда. И будьте осторожны? Сегодня начнутся репрессии.

Вуд обнял его, потом повернулся к Карреде и протянул ему свою руку.

– Я очень уважаю вас, Рик, – сказал он. – Прощайте!

Карреда крепко пожал его руку, и Вуд неумело поднялся в воздух. Его несколько раз швырнуло из стороны в сторону, но он быстро справился с управлением, выровнялся и исчез в темноте.

Он уже не слышал, как Маккин спросил Карреду:

– Ну что? Связался со Стариком?

– Нет связи… И хорошо, что нет!.. Ты мне лучше скажи, многое ли ты ему рассказал.

– Почти все… Лишь о том, что нас с тобой ждет, не разговаривали.

– Значит, он сам принял решение остаться, – задумчиво сказал Карреда.

– Я, честно говоря, опасался, что он попросится вместе с нами.

– Нет, он не мог поступить иначе.

– Почему это?.. – Карреда вдруг умолк, кадык его судорожно дернулся.

– Подожди-ка… Слушай! Неужели это?..

– Да, – сказал Маккин. – Он самый! Теперь ты понимаешь, что он не мог поступить иначе. Время может делать с человеком любые выкрутасы, но решения он всегда принимает сам.

– И он ничего не знает?

– Пока не знает… Но думаю, что догадается. Он человек наблюдательный.

– Даже так?.. Джон, зачем ты это сделал?

– Сказавший а должен сказать и б… А почему Динозавра убил ты?

– Ты же знаешь – я не мог иначе. – Карреда замотал головой. – Поручать это кому-то…

– Вот и я не мог иначе, Рик. Я бы не простил себе, если бы наше вмешательство сломало судьбу этого человека.

Карреда наклонился, собрал в пригоршню снег и вытер им лицо.

– А может быть, он просто не захотел связываться с преступниками, – произнес он. – Ты не сказал ему, что мы преступники?

– Что референдум запретил нам все это? Нет, не сказал… Кстати, ты знаешь, как он назвал всю эту операцию?.. Сумасшедший в горах. И мне кажется, что это не так уж далеко от истины.

– Ты сожалеешь? – спросил Карреда.

– Нет, – сказал Маккин.

Они помолчали. Карреда выключил прожектор. Непогода закончилась, на небе высыпали яркие и такие близкие звезды. Высоко-высоко гигантской дугой перекинулся от одного края горизонта к другому Млечный путь.

– Нет, – повторил Маккин. – Ни о чем я не сожалею… Ты же знаешь Рик, что я не считаю нас преступниками. Мы стремились к добру…

– Старику, Джон, наше стремление будет стоить поста Председателя Всемирного Совета, а нам…

– Старик никогда не жалел о том, что пошел нам навстречу, а нам… А нам поздно уже в чем-либо сомневаться!

Они снова замолчали, глядя на звезды.

– Вон туда улетит Марианна, – тихо сказал Карреда. Он смотрел куда-то в самый зенит.

– Да, – сказал Маккин и повторил как эхо: – Туда улетит Марианна.

И, вздохнув, добавил:

– Только нам ее провожать уже не придется…

Глава седьмая
ВОЗВРАЩЕНИЕ

Вуд приземлился незадолго перед рассветом. Местом посадки он выбрал опушку леса милях в трех от небольшого городка, название которого он, правда, не смог вспомнить. Городок этот расположился в предгорье на берегу океана. Вуд бывал в нем когда-то в юности и помнил, что отсюда утром идет поезд в Столицу. Кроме того, здесь были отличные пляжи, которые во все времена притягивали сюда огромную массу отдыхающих и веселящихся бездельников, и потому вполне можно было раствориться в этой беззаботной толпе.

Пока Вуд находился в воздухе, он все время оглядывался назад, надеясь уловить тот момент, когда будет уничтожена метеостанция. Но не было ни оглушительных взрывов, ни ослепляющих вспышек, и опаляющий огненный вихрь так и не пронесся над горами и долинами, сжигая поля и осушая реки; видимо, станция исчезла незаметно, может быть, просто растворилась в воздухе неверным миражом. Вуд даже обиделся на этакую незаметность всего происшедшего.

Приземлившись, он выключил инфрапреобразователи и сразу окунулся в темноту. Лес пока еще был тих и мрачен, но вверху, в ветвях деревьев уже закопошились его невидимые в темноте обитатели.

Небо на востоке начинало сереть, звезды там меркли прямо на глазах. Вуд взглянул на часы и обнаружил, что на утренний поезд он успевает с большим запасом. Тогда он снова включил инфрапреобразователи, отыскал в траве небольшую ямку и снял с себя невесомую коробку гравилета. Он положил ее в ямку и накрыл сверху экран-плащом. Потом он отошел в сторону, сел на камень, достал пачку сигарет и закурил. Когда началась реакция, и экран-плащ скрылся в облаке зеленоватого тумана, Вуд снял с головы инфрапреобразователи и бросил их туда же. Вскоре зеленоватое сияние медленно погасло.

Вот и все, – подумал Вуд. – Больше меня с моей прошлой жизнью ничто не связывает. Только память.

Он сидел и курил, и красноватый огонек от сигареты время от времени освещал его глаза, устремленные куда-то в темноту.

Он думал о том долгом и опасном пути, который ждал его впереди, и в котором дорога в Столицу была всего-навсего началом. Впереди его ждали длительные поиски друзей Исидоры, холодное недоверие и мрачная подозрительность; впереди его ждали похожие на мышей шпики в серых плащах и неожиданные облавы с разбегающейся по сторонам толпой теряющих в панике голову людей; впереди его ждали грязные доносы и неминуемые аресты. И может быть, в конце этого пути ждала его мучительная смерть от лап костоломов Службы Безопасности. Все может быть, но на первом этапе ему обязательно должно повезти. Потому что на этом этапе – Клаппер.

Извините, господин полковник, думал Вуд, но Службе Безопасности скоро придется вычеркнуть ваше имя из своих списков. Это не мое решение. Это решение судьбы. Приговор вам вынесен уже давно, я лишь позабочусь о том, чтобы он был приведен в исполнение. Да, мой личный счет к вам, может быть, не так уж и велик – всего одна юная девичья жизнь, всего одна вдребезги разбитая любовь да метания одного молодого дурака восемь лет назад. Может быть… Но смертью своей вы оплатите не только этот счет. Вам бы многим пришлось платить, останься они живы… Но они мертвы… А вот вы живы… Пока!

На мгновение Вуд пожалел о том, что не вытянул из Маккина хотя бы намека на свою судьбу: тогда он, может быть, вел бы себя смелее или, наоборот, осмотрительнее и осторожнее. А потом он вдруг подумал о том, что после случившегося все то прошлое, которое для него, Вуда, является будущим, и которое было известно Маккину, скорее всего изменилось, и оракулом ему, Вуду, стать бы все равно не довелось. А потом он подумал о том, что и то будущее, куда должны были вернуться Маккин и Карреда, тоже наверняка изменилось; что в ЭТОМ будущем они могли и не родиться и им там просто-напросто не найдется места. Он подумал о том, что они наверняка знали о возможности такого исхода. Он подумал о том, что совершенное этими ребятами было гораздо труднее, чем то, что предстояло совершить ему. Как бы там ни было, он все же возвращается домой, они же – неизвестно куда; он даже в худшем случае останется в памяти хотя бы друзей, они вполне могут исчезнуть в небытии. Его привели на этот путь жизненные обстоятельства, они свой путь выбрали сами. И вполне возможно, что единственная память, в которой они останутся, это его память. Память, которой никто никогда не поверит…

Он вспомнил фразу, брошенную Карредой: Эти мне парадоксы времени…

– и подумал о том, что главный парадокс времени – это извечная ответственность прошлого за будущее, чтобы когда-нибудь эти ребята появились на свет, он тоже должен внести свою лепту – прожить оставшуюся жизнь, как велит ему совесть.

Казалось бы, случайность, думал он, то, что этот злополучный Кондор оказался в будущем и натворил там бед. И кто? – Мидлтон, которого я всегда считал одним из лучших парней… А если поразмыслить как следует, то не случайность это, далеко не случайность… Потому что почти вся жизнь нашей страны направлена на то, чтобы убивать. На смерть работает половина взрослых, а из другой половины половина смерть планирует, обучается приносить ее и учит этому наших детей… Отвратительный заколдованный круг… И было бы совсем страшно жить в этом смертном непроницаемом мраке, если бы не было таких, как моя Исидора. Их всячески стараются выявить, изолировать, выслать из страны, а то и просто убить, но они есть и, кажется, только они знают выход из этого тупика… И если бы не Исидора, если бы не наши с ней встречи и беседы, если бы не моя к ней любовь, то неизвестно еще, чем бы закончилась сегодня операция Сумасшедший в горах… А ведь я, помнится, и слышать не хотел о том, что ее так интересовало. Называл ее сопливой революционеркой… Политика, политика!.. А это и не политика вовсе. Это жизнь! Жизнь, свет, любовь… Душу из гада выну!

Начинало светать, и вокруг проявлялись, словно возникали из небытия, призрачные силуэты деревьев. Вуд поднялся с камня, на котором сидел, потушил последний окурок, потом вытащил из кармана фонарь и в его неярком свете собрал остальные окурки и прикрыл их вырванным дерном. Потом он осветил ямку, в которую положил чудесные вещи из будущего. Там уже не было ничего, и даже примятая было трава почти совсем распрямилась. Тогда, еще раз осмотревшись, он двинулся в дорогу.

Когда он добрался до окраины городка, уже совсем рассвело. Никаких кордонов нигде не было заметно, видимо, известие об убийстве президента еще не покинуло кабинет министров. Городок спокойно спал, набираясь сил перед очередным днем веселья.

Вуд вышел на берег океана. Перед ним в обе стороны раскинулся пляж, чистый и прекрасно оборудованный, только непривычно пустой. Было удивительно тихо, лишь волны прибоя чуть слышно шептали что-то береговой гальке. Это была сама вечность. Они шептались так миллионы лет назад и через миллионы лет будут шептать то же самое.

Вуд снял брюки и рубашку и неторопливо вошел в воду. Вода была удивительно мягкая и теплая. Неподалеку покачивалась небольшая медузка. Окунулся в вечность, – подумал Вуд и рассмеялся.

Когда он снова оказался на берегу и стал одеваться, сквозь шепот прибоя донесся вдруг какой-то посторонний глухой шум. Вуд поднял голову. Шум быстро нарастал, приближался, и вот высоко и чуть в стороне как большие серые жуки, с рокотом пронеслись по направлению к горам два военных вертолета. Они летели в сторону метеостанции.

– На этот раз вы опоздали, мистер Клаппер! – злорадно подумал Вуд, проводив взглядом вертолеты.

Прямо из океана вставало огромное красное солнце, словно выглянул из-за горизонта чей-то любопытный доброжелательный глаз.

По дороге вдоль берега прошел высокий полисмен, равнодушно кинув взгляд на раннего купальщика. А потом вдруг где-то вдалеке завыла сирена, к ней присоединилась другая. Неразборчиво пролаяла что-то рация, висящая у полисмена на плече, и он бросился бежать, нелепо вскидывая длинные ноги.

И тут Вуд вспомнил, что до сих пор не знает своего нового имени, что в спешке с отлетом, а скорее всего просто уверовав во всемогущество ребят из будущего, он даже не заглянул в паспорт. Вуд достал из кармана бумажник и вытащил из него серые корочки.

Паспорт был сделан отлично. Даже зная, что он липовый, Вуд не мог найти никаких зацепок. Такой паспорт вполне мог быть выдан, скажем, в родном полицейском участке на Радужной улице. Все печати и отметки вплоть до особых были на своих местах. Индекс крови, генетический код, фотография…

Вуд открыл третью страницу. На строчках, предназначенных для имени и фамилии четким каллиграфическим почерком было выведено:

 
ЖАН-ПЬЕР ЛАРУШ
 

Вуд ощутил некоторое беспокойство. Что-то тут было не то, соринка какая-то в глазу… В памяти его вдруг возникли пейзажи Столицы двадцать четвертого века, и он сразу все понял. Так вот отчего глаза Маккина показались ему столь знакомыми!… Он действительно видел их раньше. Каждый день. И увидит еще не раз.

Нужно всего лишь взглянуть в зеркало.