Текст книги "Лирика"

Гололедица

 
В черной бездне
Большая Медведица
Так сверкает! Отрадно взглянуть.
В звездном свете блестя, гололедица
На земле обозначила путь…
Сколько мысли,
И чувства, и грации
Нам являет заснеженный сад!
В том саду ледяные акации
Под окном освещенным горят.
Вихревыми, холодными струями
Ветер движется, ходит вокруг,
А в саду говорят поцелуями
И пожатием пламенных рук.
Заставать будет зоренька макова
Эти встречи – и слезы, и смех…
Красота не у всех одинакова,
Одинакова юность у всех!
Только мне, кто любил,
Тот не встретится,
Я не знаю, куда повернуть,
В тусклом свете блестя, гололедица
Предо мной обозначила путь…
 

‹1969›

Бессонница

 
Окно, светящееся чуть,
И редкий звук с ночного омута.
Вот есть возможность отдохнуть…
Но как пустынна эта комната!
 
 
Мне странно кажется, что я —
Среди отжившего, минувшего,
Как бы в каюте корабля,
Бог весть когда и затонувшего,
 
 
Что не под этим ли окном,
Под запыленною картиною,
Меня навек затянет сном,
Как будто илом или тиною.
 
 
За мыслью мысль – какой-то бред,
За тенью тень – воспоминания,
Реальный звук, реальный свет
С трудом доходят до сознания.
 
 
И так раздумаешься вдруг,
И так всему придашь значение,
Что вместо радости – испуг,
А вместо отдыха – мучение…
 

‹1969›

Далекое
(«Лети, мой отчаянный парус!..»)

 
Лети, мой отчаянный парус!
Не знаю, насколько смогу,
Чтоб даже тяжелая старость
Меня не согнула в дугу!
 
 
Но выплывут, словно из дыма,
И станут родней и больней
Стрелой пролетевшие мимо
Картины отроческих дней…
 
 
Запомнил я снег и салазки,
Метельные взрывы снегов,
Запомнил скандальные пляски
Нарядных больших мужиков,
 
 
Запомнил суслоны пшеницы,
Запомнил, как чахла заря
И грустные, грустные птицы
Кричали в конце сентября.
 
 
А сколько друзей настоящих,
А сколько там было чудес,
Лишь помнят сосновые чащи
Да темный еловый лес!..
 

‹1970›

Наследник розы

 
В саду, где пела радиола,
Где танцевали «Вальс цветов»,
Все глуше дом у частокола,
Все нелюдимей шум ветров.
 
 
Улыбка лета так знакомо
Опять сошла с лица земли!
И все уехали из дома
И радиолу увезли…
 
 
На огороде с видом жалким,
Как бы стыдясь за свой наряд,
Воронье пугало на палке
Торчит меж выкопанных гряд.
 
 
Порой тревожно – не до шуток! —
В рассветном воздухе седом
Мелькнет косяк последних уток
Над застывающим прудом.
 
 
Вот-вот подует зимним, снежным.
Всё умирает… Лишь один
Пылает пламенем мятежным —
Наследник розы – георгин!
 

‹1970›

Конец

 
Смерть приближалась, приближалась,
Совсем приблизилась уже, —
Старушка к старику прижалась,
И просветлело на душе!
 
 
Легко, легко, как дух весенний,
Жизнь пролетела перед ней,
Ручьи казались, воскресенье,
И свет, и звон пасхальных дней!
 
 
И невозможен путь обратный,
И славен тот, который был,
За каждый миг его отрадный,
За тот весенний краткий пыл.
 
 
– Все хорошо, все слава богу… —
А дед бормочет о своем,
Мол, поживи еще немного,
Так вместе, значит, и умрем.
 
 
– Нет, – говорит. – Зовет могилка.
Не удержать меня теперь.
Ты, – говорит, – вина к поминкам
Купи. А много-то не пей…
А голос был все глуше, тише,
Жизнь угасала навсегда,
И стало слышно, как над крышей
Тоскливо воют провода…
 

‹1970›

Судьба

 
Легкой поступью,
                          кивая головой,
Конь в упряжке
                        прошагал по мостовой.
Как по травке,
                     по обломкам кирпича
Прошагал себе, телегой грохоча.
Между жарких этих
                              каменных громад
Как понять его?
Он рад или не рад?
Бодро шел себе,
                         накормленный овсом,
И катилось колесо за колесом…
В чистом поле
                      меж товарищей своих
Он летал, бывало, как
                                  весенний вихрь,
И не раз подружке милой на плечо
Он дышал по-молодому горячо.
Но однажды в ясных далях сентября
Занялась такая грустная заря!
В чистом поле,
                       незнакомцев веселя,
Просвистела,
                    полонив его,
                                        петля.
Тут попал он, весь пылая и дрожа,
Под огонь ветеринарного ножа,
И поднялся он, тяжел и невесом…
Покатилось
                  колесо
                             за колесом.
Долго плелся он с понурой головой
То по жаркой,
То по снежной мостовой,
Но и все-таки,
                     хоть путь его тяжел,
В чем-то он успокоение нашел.
Что желать ему?
Не все ли уж равно?
Лишь бы счастья
Было чуточку дано,
Что при солнце,
                        что при дождике косом.
И катилось
                 колесо
                           за колесом.
 

‹1970›

Что вспомню я?

 
Все движется к темному устью.
Когда я очнусь на краю,
Наверное, с резкою грустью
Я родину вспомню свою.
 
 
Что вспомню я? Черные бани
По склонам крутых берегов,
Как пели обозные сани
В безмолвии лунных снегов.
 
 
Как тихо суслоны пшеницы
В полях покидала заря,
И грустные, грустные птицы
Кричали в конце сентября.
 
 
И нехотя так на суслоны
Садились, клевали зерно.
Что зёрна? Усталым и сонным,
Им было уже все равно.
 
 
Я помню, как с дальнего моря
Матроса примчал грузовик,
Как в бане повесился с горя
Какой-то пропащий мужик.
 
 
Как звонко, терзая гармошку,
Гуляли под топот и свист,
Какую чудесную брошку
На кепке носил гармонист…
 
 
А сколько там было щемящих
Всех радостей, болей, чудес,
Лишь помнят зеленые чащи
Да темный еловый лес!
 

‹1970›

«О чем писать?..»

 
О чем писать?
На то не наша воля!
Тобой одним
Не будет мир воспет!
Ты тему моря взял
И тему поля,
А тему гор
Другой возьмет поэт!
Но если нет
Ни радости, ни горя,
Тогда не мни,
Что звонко запоешь,
Любая тема —
Поля или моря,
И тема гор —
Все это будет ложь!
 

‹1970›

«Мы сваливать не вправе…»

 
Мы сваливать
                     не вправе
Вину свою на жизнь.
Кто едет,
              тот и правит,
Поехал – так держись!
Я повода оставил.
Смотрю другим вослед.
Сам ехал бы
                   и правил,
Да мне дороги нет…
 

‹1970›

«Село стоит…»

 
Село стоит
На правом берегу,
А кладбище —
На левом берегу.
И самый грустный все же
И нелепый
Вот этот путь,
Венчающий борьбу
И всё на свете, —
С правого
На левый,
Среди цветов
В обыденном гробу…
 

‹1970›

«Огороды русские…»

 
Огороды русские
Под холмом седым.
А дороги узкие,
Тихие, как дым.
Солнышко осоковое
Брызжет серебром.
Чучело гороховое
Машет рукавом…
До свиданья, пугало,
Огородный бог! —
Душу убаюкала
Пыль твоих дорог…
 

Из восьмистиший

 
В комнате темно,
В комнате беда, —
Кончилось вино,
Кончилась еда,
Кончилась вода
Вдруг на этаже,
Отчего ж тогда
Весело душе?
 

 
В комнате давно
Кончилась беда,
Есть у нас вино,
Есть у нас еда,
И давно вода
Есть на этаже,
Отчего ж тогда
Пусто на душе?
 

 
Звездный небосвод
Полон светлых дум,
У моих ворот
Затихает шум,
И глядят глаза
В самый нежный том,
А в душе – гроза,
Молнии и гром!
 

 
Лунною порой,
Омрачая мир,
Шел понурый строй,
Рядом – конвоир.
А душе в ночи
Снился чудный сон:
Вербы и грачи,
Колокольный звон…
 

 
Девушке весной
Я дарил кольцо,
С лаской и тоской
Ей глядел в лицо,
Холодна была
У нее ладонь,
Но сжигал дотла
Душу мне – огонь!
 

 
Постучали в дверь,
Открывать не стал,
Я с людьми не зверь,
Просто я устал,
Может быть, меня
Ждет за дверью друг,
Может быть, родня…
А в душе – испуг.
 

 
В комнате покой,
Всем гостям почет,
Полною рекой
Жизнь моя течет,
Выйду не спеша,
На село взгляну…
Окунись, душа,
В чистую волну!
 

По вечерам

 
С моста идет дорога в гору.
А на горе – какая грусть! —
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь.
 
 
Былая Русь! Не в те ли годы
Наш день, как будто у груди,
Был вскормлен образом свободы,
Всегда мелькавшей впереди!
 
 
Какая жизнь отликовала,
Отгоревала, отошла!
И все ж я слышу с перевала,
Как веет здесь, чем Русь жила.
 
 
Всё так же весело и властно
Здесь парни ладят стремена,
По вечерам тепло и ясно,
Как в те былые времена…
 

«Подморозило путь наш древний…»

 
Подморозило путь наш древний,
Неожиданный холод лют!
Ходим, съежившись, по деревне,
Ищем денег. И нам дают.
 
 
Нам, конечно, дают немного,
Говорят: мол, ребята те…
– Благодарствуем! Слава богу!
Праздник будет на высоте!
 
 
С полных кружек сдуваем пену.
Всенародный поддержим тост!
И опять – на ночную смену
Электричкой за сорок верст…
 

Избушка

 
Занесенная снегом избушка
Все-то знает, о чем ни спроси!
Все расскажет она, как подружка,
О судьбе поседевшей Руси.
 

В избе

 
Стоит изба, дымя трубой,
Живет в избе старик рябой,
Живет за окнами с резьбой
Старуха, гордая собой,
И крепко, крепко в свой предел —
Вдали от всех вселенских дел —
Вросла избушка за бугром
Со всем семейством и добром!
И только сын заводит речь,
Что не желает дом стеречь,
И все глядит за перевал,
Где он ни разу не бывал…
 

«Какую слякоть сделал дождь…»

 
Какую слякоть сделал дождь,
Какая скверная погода!
А со стены смеется вождь
Всего советского народа.
 

Встреча

 
– Как сильно изменился ты! —
Воскликнул я. И друг опешил.
И стал печальней сироты…
Но я, смеясь, его утешил:
– Меняя прежние черты,
Меняя возраст, гнев на милость,
Не только я, не только ты,
А вся Россия изменилась!..
 

«Мое слово верное прозвенит!..»

 
Мое слово верное
                           прозвенит!
Буду я, наверное,
                          знаменит!
Мне поставят памятник
                                   на селе!
Буду я и каменный
                             навеселе!..
 

Экспромт

 
Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом еще на чем-то вроде,
Потом верхом, потом пешком
Пройду по волоку с мешком —
И буду жить в своем народе!
 

1957

Приютино