Текст книги "Генералиссимус Суворов"

«Побеждает тот, кто меньше себя жалеет»

И вот, наконец, Суворов дождался большого и важного дела. Таковым была в то время война с Османской империей, именуемая историками «Первой турецкой войной в царствование императрицы Екатерины II (1768–1774)».

4 апреля 1773 года князь А.М. Голицын получил указ Военной коллегии:

«Находящейся при войсках команды вашей, Господина Генерал-Фельдмаршала, Генерал-Майор и Кавалер Суворов определён по желанию его в Первую армию, куда для получения надлежащего пашпорта не оставите вы приказать явитца ему в Военную коллегию».

Предстояла поездка к новому месту службы. Суворов прощался в боевыми друзьями и сослуживцами. Расставаясь с остающимся в Кракове гвардии капитан-поручиком Александром Михайловичем Луниным, Суворов написал ему:

«Час сей откланялся Александру Ильичу и против ночи уеду».

Александр Ильич Бибиков был расположен к Суворову, и Суворов платил уважением. С ним был откровенен. Признавался в письмах, что осуждает нравы варшавского общества:

«Не много знавал я женщин, но, забавляясь в обществе их, соблюдал всегда почтение. Мне недоставало времени быть с ними. Я их страшился. Женщины управляют здешнею страною, как и везде; я не чувствовал в себе достаточной твердости защищаться от их прелестей».

Зато о службе были иные признания:

«Служа августейшей моей Государыне, я стремился только к благу Отечества моего, не причиняя особенного вреда народу, среди которого я находился. Неудачи других воспламеняли меня надеждою. Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека; но я заключал доброе имя мое в славе моего Отечества, и все деяния мои клонились к его благоденствию. Никогда самолюбие, часто послушное порывам скоропреходящих страстей, не управляло моими деяниями. Я забывал себя там, где надлежало мыслить о пользе общей».

Станислав Август Понятовский, узнав об отъезде Суворова, заметил:

«Справедливо здесь отдать должное добросовестности господина Суворова: из всех русских командиров его менее всего можно было упрекнуть в чем-либо похожем на жадность или жестокость».

Итак, 4 апреля 1773 года он был направлен в распоряжение Румянцева.

В биографии Суворова читаем:

«Как обстоятельства с Швециею переменились, отправлен был я в первую армию, где от генерал-фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцева помещен был в стоящий в Валахии корпус. Командующий оным генерал граф Иван Петрович Салтыков поручил мне отряд войск на реке Аржише, против черты Туртукая, куда прибыв, нашел я близ двадцати переправных косных лодок, от войска выбрал и приучил к ним надлежащих гребцов и сделал половинной скрытой марш, для приближения к Дунаю; на рассвете были мы окружены турецкою конницею, в конец ее разбили и прогнали за Дунай; с пленными был их командующий паша. Тем мы вскрылись и в следующую ночь переправились за Дунай благополучно, пятьсот человек пехоты Астраханского, сто карабинер, при полковнике князь Мещерском, Астраханского ж полков – лошади вплавь – и сто казаков. Турки на противном берегу, свыше пяти тысяч, почли нас за неважную партию, но сильно из их пушек по нас стреляли, как и в устье Аржиша, откуда выходили лодки; мы одержали под ними известную победу».

Суворов, подобно Румянцеву, не спрашивал, каков неприятель.

«Надо бить уменьем, а не числом», – говорил он и действовал согласно этому принципу.

Подчинённых учил:

«Бей неприятеля, не щадя ни его, ни себя самого, дерись зло, дерись до смерти; побеждает тот, кто меньше себя жалеет».

6 мая 1773 года Суворов прибыл в монастырь Негоешти, что на левом берегу Дуная, а уже 10 мая совершил первый поиск за Дунай, где овладел турецкими укреплениями и городком Туртукай. 17 июня он совершил второй блестящий поиск на Туртукай.

Бить врага не числом, а уменьем! Этот девиз Суворова рождался в боях с превосходящим противником. А турки постоянно выставляли на театрах военных действий силы численно превосходящие. Их били, но они снова и снова формировали части и соединения, которые бросали в бой.

В Петербурге, где во все времена было немало так называемых кабинетных стратегов, убеждали государыню, что граф Румянцев медлит, что давно пора перенести боевые действия за Дунай и развернуть широкое наступление. Румянцев же прекрасно понимал, что сил для такого наступления недостаточно. Да, конечно, и в его правилах было бить врага не числом, а уменьем, причём не только в правилах – он доказал уже не раз, что умеет замысел воплощать в реальность. Но в данном случае переход всей армии за Дунай был рискован. Кабинетные стратеги забывали о том, что войскам нужны не только бравурные приказы, что для их обеспечения необходимы в достаточной степени пополненные после боёв и укомплектованные до штата подразделения и части, что этим частям и подразделениям необходимы и вооружение, и боеприпасы. Но ведь и этого мало. Необходимо хорошо налаженное снабжение продовольствием и необходимым для ведения боя снаряжением, а для этого очень важны надёжные коммуникации, которые не так легко обеспечить в случае перехода больших масс войск за широкую и полноводную реку.

Не желая рисковать всей армией, Румянцев принял решение одержать локальную победу, которая бы несколько успокоила кабинетных стратегов и одновременно была бы важная для поднятия духа войск своих и низвержения уверенности в успехе в войсках противника.

Он отдал приказ отдельной дивизии генерала Ивана Петровича Салтыкова, сына прославленного победителя Фридриха, провести поиск за Дунай, чтобы обеспечить возможность переправы через реку главного корпуса, с целью овладения крупным опорным пунктом противника на Дунае, крепостью Силистрия. После этого он планировал развернуть наступление в южном направлении.

Салтыков принял решение поручить поиск на Туртукай только что прибывшему в его дивизию генералу Суворову, слава которого опередила его приезд в главную армию.

Суворов быстро разобрался в обстановке и 8 мая написал генералу Салтыкову:

«Всё мне кажетца пехоты мало, и вряд за 500 оставить надобно у переправы и в гребцах. 4 пушки хочу поставить для очищения переправы и тут (а 2 пушки хочетца встащить на ту сторону с собою). Кавалерию на ту сторону вплавь на поводу переправлять неможно и казакам широко. А на лотках тяжёл успех. Вот что до пехоты, у них в Туртукае рытвины, домы, пушечки…. А атаку целю с их правого крыла, с левого много заливов и далеко отведёт. Переправа намеряется 3 версты ниже Туртукая. У них ставится пикет ещё ниже. Целим атаку, захватывая ночь. От Потемкина я не очень надежен, судов его долго ждать. Всё хорошо, как Бог благоволит. А пехоты кажетца мало, она будет действовать в два карея с резервом и натурально инде колонною. Конница будет на сей стороне. Несколько казаков будут на острову гулять».

Здесь видно, какое значение Суворов уделял уяснению полученной боевой задачи, оценке обстановки, а особенно оценке противника и местности. Ну и, конечно, во главу угла ставил взаимодействия, в данном случае с соседним отдельным корпусом Потёмкина.

Григория Александровича Суворов попросил провести демонстрацию против Силистрии, дабы отвлечь внимание от переправы своего отряда. Григорий Александрович откликнулся на просьбу.

Неизвестно доподлинно, были ли знакомы прежде Потёмкин и Суворов, которых в дальнейшем накрепко связала военная судьба. К тому времени оба уже завоевали авторитет в войсках, оба показали себя храбрыми и грамотными командирами. Суворов не раз отличился и в ходе Семилетней войны, и во время боевых действий с польскими конфедератами. Потёмкин принял боевое крещение летом 1769 года, командуя отдельными кавалерийскими отрядами в главной армии, а 4 января 1770 года одержал блестящую победу над турками при Фокшанах, тех самых Фокшанах, которые суждено было ещё раз прославить спустя почти два десятка лет Суворову.

Потёмкин уже был награждён орденами Св. Анны и Св. Георгия 3-й степени. 21 апреля он получил чин генерал-поручика, а И.П. Салтыков стал генерал-аншефом.

Итак, Суворов начал подготовку к операции. Однако ночью, в канун поиска, турки внезапно предприняли переправу через Дунай и атаковали корпус Салтыкова. Атаки были отбиты, но пленные сообщили о том, что у турок на туртукайском направлении до 4 тысяч пехоты.

Суворов немедленно доложил Салтыкову о численности неприятеля. Салтыков прислал Суворову полторы сотни карабинеров. Это капля в море, да и боеспособность карабинеров оставляла желать лучшего. И всё-таки в отряд пополнение Суворов включил, хотя это потребовало новых забот по поиску плавсредств.

Салтыков сообщил, что больше ничем помочь не может, и посоветовал обратиться за помощью к Потёмкину. У него корпус полнокровный. Есть возможность выделить какую-то часть сил.

Суворов прикинул, какое время потребуется на то, чтобы связаться с Потёмкиным, и на то, чтобы дождаться подкрепления, которое он, конечно же, выделит. Нет, такой вариант не устраивал, ведь в этом случае нужно было бы переносить начало поиска. А ведь турки и так знали после своего поиска о существовании отряда, который мог форсировать Дунай. Действовать нужно было немедленно.

Поиск Суворов начал ночь. В полной тишине приступили к переправе. Зато корпус Потёмкина шумел вовсю, привлекая к себе внимание турок.

Переправились скрытно, без выстрела и тут же начали поиск. Суворов построил свой отряд в каре и решительной атакой разгромил турецкие батареи и взял три лагеря.

Когда была захвачена первая батарея, карабинеры развернули одно из орудий и хотели открыть огонь по туркам. Но орудие разорвалось, причём Суворов чудом не погиб при этом. Осколок впился в ногу. Рана была болезненной, мешала передвигаться, но Суворов продолжал командовать отрядом, сражаясь в рядах своих воинов. В разгар боя на него бросился янычар, и Суворов едва успел пронзить его шпагой.

К четырём часам пополуночи оставшиеся в живых турки бежали. Отряду Суворова достались16 пушек, 30 судов и 21 небольшая лодка. Мало того, удалось освободить из турецкой неволи около 700 человек.

Донесение Салтыкову Александр Васильевич направил своеобразное, в своём духе:

«Ваше Сиятельство. Мы победили. Слава Богу; слава Вам!»,

Румянцеву же и вовсе написал двустишие:

 
Слава Богу, слава Вам,
Туртукай взят, и я там.
 

По прошествии лет злопыхатели выдумали, что якобы Румянцев не оценил блестящий поиск и едва не отдал под суд Суворова и что спасла героя императрица Екатерина, написав на докладной:

«Победителя судить не должно!»

Выражение «Победителей не судят!» с той поры стало распространённым, да вот только повод был другой, ибо Румянцев не только не осудил, но высоко оценил победу, одержанную Суворовым.

Проявилась тут и ещё одна особенность Суворова – напоминать о том, чтобы победы его оценивались по заслугам, что, увы, иногда забывалось. Помня о этакой вот забывчивости некоторых командиров своих, он написал Салтыкову:

«Милостивый Государь Граф Иван Петрович! Подлинно мы вчера были veni, vede, vince, а мне так первоучинка. Вашему Сиятельству и впредь послужу, я человек бесхитростный. Лишь только, батюшка, давайте поскорее второй класс».

«Veni, vidi, vici» переводится: «Пришёл, увидел, победил», то есть Суворов напомнил известное изречения одного из любимых своих героев древности – Юлия Цезаря.

30 июля Александр Васильевич был награждён орденом Святого Георгия 2-й степени.

У турок в полосе главной армии было большое численное преимущество, и всё-таки Румянцев шагнул через Дунай, предварив этот победный поход рядом поисков, в которых не раз отличались генерал-поручик Потёмкин и генерал-майоры Суворов и Вейсман.

Когда Суворова свалила лихорадка и он на некоторое время застрял в Бухаресте на лечении, его отряд показал себя с нелучшей, на его взгляд, стороны. Был отложен важный поиск. Суворов был разгневан и написал Салтыкову:

«Какой это позор. Все оробели, лица не те. Боже мой, когда подумаю, какая это подлость, жилы рвутца».

Зная, сколь важны активные действия по отвлечению внимания и сковыванию противника во время наступления главного корпуса на Силистрию, Суворов поспешил вернуться в строй и, организовав переправу через Дунай в ночь на 18 июня, разбил семитысячный отряд турок при Туртукае.

Турки тут же подбросили подкрепления. Завязались ожесточённые бои. Крупные резервы помогли им провести ряд сильных контратак, во время которых едва не попал в плен сам Румянцев. В тех схватках с врагом отважно сражался в тесном взаимодействии с Суворовым и Потёмкина. Корпус Потёмкина понёс значительные потери.

Внезапно были получены разведданные о том, что к Силистрии идёт 20-тысячный корпус Нуман-паши. Румянцев разгадал намерения противника. Ему сразу стало ясно, что в задачу корпуса входит отрезать его армию от переправ.

Румянцев не любил ретирад. Но на войне бывают случаи, когда своевременный вывод войск из-под удара и отход спасает положения.

24 июня Румянцев созвал военный совет, на котором было принято решение перейти на левый берег Дуная.

– Вам генерал, прикрывать отход! – приказал Румянцев Вейсману.

У Вейсмана было 5 тысяч, у Нуман-паши – двадцать.

20 июня, по сообщениям разведки, Нуман-паша находился уже в 15 километрах от расположения Русской армии. И тогда Румянцев принял решение перевести основные силы армии за Дунай, чтобы сберечь людей и подготовиться к возобновлению наступательных действий.

Но как сделать это под носом у врага? Нуман-паша мог начать атаку во время переправы русской армии. Необходимо было любой ценой отвлечь внимание турок и задержать их. Для выполнения этой задачи Румянцев двинул навстречу врагу 5-тысячный корпус генерала Вейсмана.

Впоследствии Румянцев отмечал, что «сверх чаяния тут нашлись великие и лучшие силы» неприятеля. Но Вейсмана это не испугало. Он постарался вложить в удар всю силу своего небольшого отряда, чтобы сразу ошеломить врага.

Завязалась ожесточённая схватка, во время которой янычарам удалось прорвать строй русского каре, где в первых рядах сражался сам Вейсман. Генерал бросился на угрожаемый участок, воодушевляя солдат личным мужеством. Русский солдат особенно стоек, когда видит бесстрашный пример командира. И Вейсман старался быть постоянно на виду у своих солдат, но видели его и враги. Один из турок бросился к генералу и выстрелил в него в упор из пистолета…

Гибель командира в бою может иметь непредсказуемые последствия. Вейсман прекрасно понимал это. Сражённый пулей врага, он остался на ногах лишь благодаря тому, что его подхватили сражавшиеся рядом офицеры. Мгновенно осознав, что рана смертельна, Вейсман воскликнул:

– Не говорите людям!..

Он не успел закончить фразу – остановилось сердце.

В последний миг своей жизни он просил тех солдат и офицеров, что были рядом с ним, скрыть от остальных его гибель, поскольку настал напряжённый момент боя.

И всё же известие о гибели любимого командира мгновенно разнеслась по рядам.

Генерал Голицын бросился к Вейсману, которого всё ещё поддерживали офицеры и солдаты, и скомандовал:

– За мной, ребята! Отомстим за генерала!..

Он повторил привычное для Вейсмана обращение – именно так тепло, по-отечески тот называл своих воинов.

С удвоенным ожесточением бросились на врага русские воины. Турки не выдержали натиска и, несмотря на четырёхкратное численное превосходство, в панике бежали, спасаясь от русского штыка.

Об этом бое Румянцев докладывал в Петербург:

«Опрокинув мужественное стремление первое, в котором турки опрометью врубливались во фронт, разбили полным образом и весь тот неприятельский корпус, который отборной пехоты и конницы более 20 тысяч послан был от визиря на отделение нас… Взят их весь полный лагерь, вся артиллерия в 25 орудий, весь обоз со всеми жизненными и военными припасами. Убито неприятелей на месте и в преследовании до 4000».

Эта победа обеспечила переправу основных сил русской армии за Дунай. Румянцев выиграл время, провёл перегруппировку и снова начал наступательные действия.

Прикрытие переправы было поручено именно Вейсману не случайно. Этот генерал был в те годы особенно популярен в войсках. Его считали правой рукой Румянцева. За мужество, решительность, за блестящий военный талант Вейсмана звали Русским Ахиллом.

Личное мужество, распорядительность, твёрдость духа выделяли Вейсмана с первых дней службы. Данные о том, когда и при каких обстоятельствах он получил первый офицерский чин, не сохранились. Известно, что Семилетнюю войну он начал капитаном, а закончил полковником. Причём чин полковника он получил в завершающий год войны.

В 1768 году полковник Вейсман вступил в командование Белозерским пехотным полком, с которым встретил Русско-турецкую войну 1768–1774 годов.

За отличие в знаменитых битвах при Ларге и Кагуле генерал Вейсман был награждён орденами Св. Георгия 3-й степени и Св. Александра Невского.

Кампания 1771 года принесла ему славу военачальника и широкую известность в армии.

Боевые действия кампании начались ещё зимой на правом фланге армии генерал-фельдмаршала Петра Александровича Румянцева. На левом же фланге в марте Румянцев приказал Вейсману провести демонстративные действия, имевшие целью дезориентировать турок относительно истинных планов русского командования, и оттеснить часть сил противника от Дуная.

Для этого предстояло переправиться через Дунай. 23 марта, осуществив переправу, Вейсман во главе отряда в 750 человек, атаковал крепость Тульчу, гарнизон которой насчитывал около 5 тысяч человек.

В «Журнале военных действий Первой армии» было отмечено:

«Неприятель упреждён в своём предприятии и побеждён таким малым числом пехоты без пушек. Потерял он в сей случай при баталиях в поле более 500 человек».

13 июля 1771 года генерал Вейсман одним из первых был награждён орденом Св. Георгия 2-й степени. В рескрипте указывалось, что этого отличия он удостоен «за мужество и благоразумное его предводительство во время случившегося 19 июня 1771 года с неприятелем при Тульче на этой стороне Дуная сражения и одержание совершенной победы».

Именно после этих событий за необыкновенную отвагу, стремительность действий, умение побеждать врага меньшими силами его стали называть Русским Ахиллом.

В одном из поисков той кампании, проведённом за Дунаем, отряд генерала Вейсмана разгромил крупные, числом многократно превосходящие силы противника и захватил 170 орудий, а также много другого вооружения и продовольствия.

Победы следовали за победами, и современники недаром отмечали, что генерал Вейсман «обладал крупными военными дарованиями и пользовался безграничным доверием и любовью войск. Имя его было самым популярным в рядах румянцевской армии. По складу своего дарования, неустрашимости, быстроте действий и верному глазомеру он представлял много общего с Суворовым…».

Генерал был подлинным последователем родоначальников русской полководческой школы, к которым в первую очередь можно отнести генералов П.С. Салтыкова, П.А. Румянцева, Г.А. Потёмкина, а к продолжателям А.В. Суворова – В.Х. Дерфельдена, М.И. Кутузова.

Уроженец Прибалтики, генерал Вейсман недостаточно хорошо владел русским языком, что могло отрицательно сказаться на его авторитете в силу ненависти в русской армии к иноземцам, заполонившим её ряды. Могло, но не сказалось, ибо иноземец иноземцу рознь. Отто-Адольф Вейсман был человеком величайшей души, он умел найти ключи к сердцам своих солдат, которые чувствовали в нём не надменного «немца», а своего, родного по духу соотечественника.

Существует легенда, что многие солдаты даже спорили, уверяя товарищей, что Вейсман русский, а немецкое имя и фамилия ему даны во времена, когда правил страной иноземец Бирон. Вейсмана даже звали на свой лад Антоном Ивановичем.

Уроки кампании 1773 года Суворов оценивал на протяжении всего своего боевого поприща. В своём знаменитом Итальянском походе 1799 года Суворов, когда заговорили о гибели генерала Вейсмана, сказал:

«Вейсмана не стало; я из Польши, один бью; всех везде бьют».

Всех везде бьют? Да и тут было о чём вспомнить.

Суворов подверг анализу и одну печальную неудачу той кампании.

Это случилось 17 мая. После не очень удачного поиска пришлось отходить. Генерал Салтыков приказал полковнику князю Петру Репнину командовать арьергардом, прикрывавшим выход из боя главных сил. Перестрелка с неприятелем была столь интенсивной, что в арьергарде вскоре кончились патроны. В результате он дрогнул. Турки тут же окружили и пленили тяжело раненного князя Репнина с тремя штаб-офицерами и несколькими десятками нижних чинов. Репнина тут же отправили в Константинополь, поскольку сразу выяснили, что он брат известного генерала и дипломата.

Суворов впоследствии писал Потёмкину:

«Против неверных пехота должна иметь 100 патронов, молодой Репнин оттого растерялся (не хватило патронов), да и другие, а надобно – в штыки».

Между тем бои продолжались.

Вскоре было проведено успешное дело под Гирсовом, куда в августе Суворов был послан для обороны Гирсовского моста на правом берегу Дуная.

3 сентября турки крупными силами атаковали отряд Суворова. Отбив атаки, Суворов решительным контрударом разгромил превосходящего противника.

Об этой победе Пётр Александрович Румянцев в письме к Григорию Александровичу Потёмкину, датированном 4 сентября 1773 года, сообщал:

«…Вашему Превосходительству сим извещаю, что сей день торжествует армия Её Императорского Величества одержанную 3-го числа настоящего течения совершенным образом победу на той стороне Дуная г. генерал-майором и кавалером Суворовым над неприятелем, в семи тысячах приходившим атаковать пост наш Гирсовский, где речённый генерал с своими войсками, встретя оного, разбил и преследовал великим поражением и сколько ещё из краткого и первого его рапорта знаю, то взято довольно и пленных, и артиллерии, и обозов. Ваше Превосходительство имеете о сём благополучном происшествии принести в вашей части торжественные молитвы Богу с пушечною пальбою».

В журнале военных действий 1-й армии о потерях сообщается следующее:

«В сие сражение побитых с неприятельской стороны около редутов и ретраншаментов 301 человек на месте оставлено, да в погоне побито пехотою более тысячи, гусарами порублено 800, кроме тех, коих по сторонам и в бурьянах перечесть не можно.

В добычь получено пушек 6 и одна мортира с их снарядами и одним ящиком, премного обоза, шанцового инструмента и провиант.

В плен взято до двухсот человек, но из них большая часть от ран тяжёлых умерли, а 50 живых приведены.

С нашей же стороны убиты: Венгерского гусарского полку капитан Крестьян Гартунг, вахмистр 1, капрал 1, гусар 6, мушкатёр 1…» (Указ. соч., с. 208).

Далее сообщаются сведения о раненых.

Соотношение потерь, как видим, совершенно в суворовском духе. Турки потеряли убитыми по меньшей мере 2100 человек. Русские, как видно из документа, 10 человек. Во всех реляциях раскрывалось подробно, кто погиб, а офицеры, как правило, перечислялись пофамильно, что ясно доказывает точность сведений о своих потерях.

Потери же врага полностью указать было невозможно, потому что, во-первых, турки часто успевали унести с собой не только раненых, но и убитых, а, во-вторых, «по сторонам и в бурьянах» оставалось немало «неучтённых» вражеских трупов.

Умение беречь людей, умение побеждать малой кровью отличало полководцев и флотоводцев «из стаи славной екатерининских орлов». Залогом бескровных для своих войск побед были любовь к солдату, чуткое и бережное отношение к нему, в основе – суворовские глазомер, быстрота, натиск.

По завершении кампании Суворов получил отпуск, который необходим был не только для отдыха. Настала пора устроить свою личную жизнь, ведь он до сей поры был холост…