Текст книги "Генералиссимус Суворов"

И поэтому вызывает недоумение, когда в некоторых фильмах, к сожалению, в российском телесериале «Кадетство» и оригинальном, как о нём сказано, телесериале «Кремлёвские курсанты», офицер – воспитатель Суворовского военного училища (фильм снимался в стенах моего родного Калининского (ныне Тверского) суворовского и командиры курсантских взводов и рот (фильм снимался тоже в стенах Московского высшего общевойскового училища, которое я окончил) стоят перед строем, расставив ноги, зачастую держа руки в карманах и вовсе не «брюхо в себя», а поддерживая оное, дабы не расползлось вовсе. Подобное ни в коем случае недопустимо, и такового никогда не было ни во времена Суворова, ни в советские времена.

Все эти принципы постепенно совершенствовались, суворовские наставления находили отражение и в XVIII и XIX веках. Мы видим их в знаменитых произведениях Александра Ивановича Куприна «Кадеты. На переломе», «Юнкера», «Поединок» и военных рассказах. И надо сказать, что в замечательном многосерийном фильме «Юнкера» указанных выше ляпов нет.

Но если бы Александр Васильевич Суворов посмотрел упомянутые фильмы о суворовцах и курсантах, он бы крайне огорчился и устроил бы артистам знатную экзерцицию. Надеюсь, что этого заслужили бы только артисты и консультанты фильма, остерегаюсь сказать военные консультанты.

Читая следующее положение «Полкового учреждения», вспоминаю подготовку к военным парадам на Красной площади в Москве и в Калининском суворовском военном училище, и в Московскому ВОКУ.

«…обучать поворотам: по-одиначке, по-шестакам, по-ширеножно и всею командою в три шеренги».

То есть всё начиналось именно с одиночной строевой подготовки, а уже «после приступить к хождению. Полной военной шаг аршин, большей шаг полтора аршина. Обучать сначала весьма тихим гусиным шагом, наблюдая прямизну стана в голове, груди, брюхе, коленях, носках и каблуках, как пред сим в 1-м пункте сказано».

Начало обучения строевому шагу проводилось в таком порядке и в наше время… Ну разве что установлены несколько иные упражнения. На четыре счёта «с выносом ноги», затем «с подтягиванием ноги», слушая удары большого барабана «р-раз», сопровождаемые короткой дробью малого барабана «два-три-четыре».

Точно так же, как учил Суворов своих суздальцев, начинали ускорять шаг, делая его в полшага: «Потом делать шаг скорея; и наконец, обучать сперва тихо, потом скорому шагу в полтора аршина».

Ну и так далее…

Ныне порой всё упрощается. Минуя одиночную подготовку, строят сразу в парадную коробку, ну и давая гонять, мол, чем больше, тем лучше.

А ведь Суворов не зря требовал учить «по-одиночке, по-шестакам, большею шеренгою и целою командою “три ширенги” и так далее…»

Указывал Суворов и как «обучать рекрута, как поступать при смене на часы и с часов, как содержать пост часового… Тем рекрут своё экзерцирование окончит и войдет в ротной строй с старыми рядовыми».

Мне довелось испытать на себе и такие требования «Полкового учреждения».

«Медь так чистить, чтоб от неё был блеск».

Или:

«Кафтан и камзол всегда вычинены и вычищены… Пуговицы на них все нашиты и вычищены с блеском».

Ну уж и драили мы бляхи на ремнях со звездой и серпом и молотом асидолом, и пуговицы, конечно, в то время, когда я учился в Калининском суворовском военном училище, и бляхи ремней были такие, что надо было начищать.

А вот ещё:

«Шляп под мышку отнюдь не класть и в руках не мять…»

Как обидно и неприятно было в лихие девяностые смотреть на наше воинство, разгуливавшее по городу с фуражками под мышкой. Увы, такое бывало. И уже никто не искал возможностей, как делали это, прежде всего, конечно, строевые офицеры Советской Армии, заказать в ЦЭПКе – «Центральном экспериментально пошивочном комбинате МО СССР» фуражку а-ля Гречко, так назывались очень красивые офицерские фуражки с высокой тульей.

И каждому, кому довелось пройти армейскую службу, памятны чистки оружия. И никто ведь не знал, что таковое требование берёт начало ещё в «Полковом учреждении»:

«Ружьё столько вычищено, чтоб от железа был блеск. Курок и шурупы смазаны, чтоб не заржавели, а в карауле сухо вытирать, чтоб кафтан не марался. Скобки крепко привинчены. Ружье везде вычинено и в исправности, кремень ввернут доброй и ложа всегда вычернена».

Следующая глава «О воинском послушании, распорядке и должностях» более чем популярна и поныне.

Возьмём главу «О должности ротного командира». Начинается она с раздела о воинской дисциплине:

«Вся твёрдость воинского правления основана на послушании, которое должно быть содержано свято. Того ради никакой подчиненной пред своим вышним на отдаваемой какой приказ да не дерзает не токмо спорить или прекословить, но и рассуждать, а паче оной опорачивать после в каком бы месте то ни было, но токмо повеленное неукоснительно исполнять. Иное есть представление, которое всюду в пристойное время, какого бы чину кто ни был, пред своим начальником к лутчему и кратко чинить похвально, однако и то чинить с великим рассмотрением, дабы не имело виду какого непослушания. От послушания родитца попечительное и непринужденное наблюдение каждого своей должности из его честолюбия в ее совершенстве; а в сем замыкается весь воинский распорядок».

Мне довелось довольно продолжительное время командовать отдельной ротой. На взводе можно сказать лишь мелькнул. В дивизии, куда был переведён, на первых же крупных войсковых учениях получил роту и вскоре был направлен командовать отдельной, выполняющей задачи охраны и обороны центральной базы боеприпасов. Всё, что написано Суворовым, было в ту пору у каждого офицера в крови. Может, и не каждый читал «Полковое учреждение», но каждый работал именно так, как написано в следующих положениях:

«Ротной командир яко глава роты за всякое в ней неустройство, самовольство и ослабление ответствует полковому командиру один».

Да, действительно, должность командира роты весьма ответственна, и ответственность лежит именно на одном человеке – на командире. Ответственность и за боеготовность, и боевую учёбу, и за выполнение задач, в том числе и по караульной службе, и за ротное хозяйство и т. д.

Суворов указывал:

«Наблюдает хозяйство в роте и попечительное за всеми вещами смотрение…»

Именно командир роты и в советское время, да и сейчас является материально ответственным за ротное хозяйство, как оно ныне именуется. При приёме и сдаче дел приходится проводить проверку, учёт и приём всего имущества.

В советское время огромное внимание уделялось индивидуальной воспитательной работе, выходило множество педагогических трудов по этому поводу. Помню статью в журнале, а затем уже отдельную книгу «Педагогика командирской требовательности». Основы и сущность этих работ изложены ещё в «Полковом учреждении»:

«К своим подчинённым имеет истинную любовь, печётся о их успокоении и удовольствии, содержит их в строгом воинском послушании и научает их во всем, что до их должности принадлежащем».

И это положение нашло своё отражение в руководящих документах, касающихся воспитательной работе в вооружённых силах:

«Знает имянно всех в своей роте нижних чинов, дабы о каждом пред своим командиром ответствовать мог, и, будучи сведущ о способностях каждого, исправнейшего от других отличает».

Что же делать с нерадивыми? Суворов требовал:

«Ежели кто из новоопределенных в роту имеет какой порок, яко то: склонен к пьянству или иному злому обращению, неприличному честному солдату, то стараетца оного увещеваниями, потом умеренными наказаниями от того отвращать. Умеренное военное наказание, смешенное с ясным и кратким истолкованием погрешности, более тронет честолюбивого солдата, нежели жестокость, приводящая оного в отчаяние».

Указывалось и на обязанность ротного командира по воспитанию младшего командного состава – в Советской армии именуемого сержантским, а во времена Суворова унтер-офицерского:

«Ежели из унтер-офицеров или капралов кто в поступках испортитца, так что трудно будет его поправить, о таком представляет полковому командиру: оной по обстоятельству лишен будет своего начальнического чина».

Представьте себе, в роте линейной ли, в курсантской субботний вечер, увольнение в город. Старшина строит увольняемых, докладывает командиру роты. Для чего?! Инструктаж!

В «Полковом учреждении»: «Против сего ротной командир осматривает командированных в отлучку нижних чинов и имеют ли они против 2 отделения главы III надлежащие в ранце вещи…»

Ну в наше время не в ранце, конечно, а в карманах должны быть определённые предметы, как, например, чистый носовой платок, расчёска… И наличие всего этого в принципе строгий и придирчивый патруль мог проверить, так же как увольнительную записку, стрижку, соответствующую уставу…

А вот ещё одно требование:

«В лагере: ротной командир по получении рекрут в свою роту прикажет тогож числа их каптенармусу обмундировать и надлежащими вещами удовольствовать».

И до сей поры эти обязанности сохраняются за командиром роты, а складывался такой порядок ещё в давние времена. И распределение по взводам новобранцев тоже задача ротного командира:

«Потом приказывает старшему сержанту их распределить по капральствам, назнача в которое имянно и в которую артель».

А вот это положение, к сожалению, в Советской армии было утрачено:

«Капрал определяет к каждому одного старого рядового, ради обучения его в экзерциции, должности, соблюдении в целости и чистоте вещей и содержании самого себя».

Ну и курс молодого бойца. По-иному это называлось, но суть осталась прежней:

«В будни ежедневно рано по утрам и пополудни с их учителями собираютца они для экзерцирования к старшему сержанту, которой имеет в том себе помощника ротного экзерцирмейстера. Старший сержант им несколько часов в день дает для отдохновения и приучения описанного сей главы 5 отделения в 9-м пункте в должности капрала. Ротной командир ежедневно, когда при роте, сам по сему пункту надзирает. И имеет времяни для совершенного обучения рекрут целой месяц. К сему сроку прикажет каптенармусу их запасти вещами против 2 отделения III главы из их собственного, а по недостатку из ротной экономии заимообразно. В обучении экзерциции и протчего наблюдать, чтоб поступаемо было без жестокости и торопливости, с подробным растолкованием всех частей особо и показанием одного за другим. Что одно за другим в экзерциции обучать, узаконяют 9 первые пунктов второй главы. Когда во всем, что до его должности рекрут будет исправно обучен, ротной командир, не ожидая приказу, к сроку или прежде срока представит его полковому командиру. После употребляет его в ротной караул три недели не меньше шести суточных смен; а потом и в полковой караул три недели не меньше трех смен. После чего очередует с старыми в караулы и иногда в ближнюю ротную и полковую отлучку токмо при старых от причисления его в роту до полугоду. Напоследок и в дальнюю отлучку, токмо в первой раз не одного, но вместе с старыми рядовыми».

Рота, как и любое другое подразделение, не может оставаться без командира. На это Суворов указывал так:

«Когда капитан командирован будет от роты в отлучку и отсутственную команду, в коей не меньше месяца должен пробыть, тогда сдает роту старшему по нем в роте офицеру, людей по спискам и вещи по табели, и дает ему письменное наставление, как до него роту содержать и его когда и где рапортовать».

Как и в годы беспардонной и разнузданной перестройки, высокое начальство порой и во времена давние считало солдат своими рабами и употребляло как вздумается. «Бунт» Суворова против этой общераспространенной системы был необыкновенно для его вспыльчивого характера тихим.

«Если рядовые, – писал он командирам, – в непристойные их должности работы употреблены будут, об этом той особе, у кого на карауле стоят, учтивым образом представлять и по возвращении в полк о том рапортовать».

Это была не просто покорность господствующей ситуации, а жизненная позиция, раскрытая полковником в главе «О воинском послушании». Желание высокой особы, пусть это будет царедворец или императорский фаворит, было для Суворова равносильно приказу, а дурной приказ он полагал меньшим злом, чем непослушание».

Кстати, после того, как Потёмкин стал председателем Военной коллегии, таковое правило было введено во всей русской армии. Во всяком случае, таковы были непреложные требования государыни и её всесильного соправителя и морганатического супруга.

За воинские преступления Потёмкин наказывал, невзирая не чины провинившихся. Так, узнав о незаконном использовании солдат в личных целях генералом Давидом Неранчичем, светлейший князь написал в ордере его непосредственному начальнику генералу Нащокину:

«Я Вам даю знать, что у генерал-майора Неранчича найдено в обозе шестьдесят гусар и все по моему приказу отобраны. Сие с такою строгостию повелено мною взыскивать, что, ежели я найду у вас в обозе военных или нестроевых принадлежащих армии людей, то за каждого взыщу по десяти рекрут, а может ещё и хуже будет; я уже знаю, что у вас есть двое мастеровых. Бога ради, не доводите меня вас оскорбить!»

Два правила – нравственное воспитание и воинское обучение – как справедливо отмечал А.Ф. Петрушевский, «сливались у Суворова в одно, и второе вполне служило первому». «Русская армия, – писал он, – всегда чувствовала склонность к штыку. Но эта склонность оставалась инстинктивной и неразвитой. Суворов взялся за дело рукою мастера. Драгоценная особенность русской армии, замеченная им в Семилетнюю войну, стойкость, была элементом, обещавшим Суворову богатую жатву. Предстояло дорогой, но сырой материал – пассивную стойкость – обработать, усовершенствовать и развить до степени активной настойчивости и упорства… Почти вся учебная программа прямо или косвенно сводилась к наступлению и удару».

В.С. Лопатин приводит в своей книге «редкое и ценное свидетельство современника»:

«Старожилы Новой Ладоги помнят и рассказывают, что Князь Александр Васильевич, находясь там полковником Астраханского (на самом деле Суздальского) полка, учредил училище для солдатских детей. На своём иждивении выстроил для оного дом, был сам учителем арифметики и сочинял учебные книги, как то: молитвенник, краткий Катехизис и начальные правила Арифметики. Рукописный молитвенник мне показывали. Можно себе представить, какою любовью платили ему отцы за воспитание детей своих. В короткое время Суздальский пехотный полк сделался образцовым. На больших красносельских маневрах в июне 1765 года, проходивших в присутствии императрицы, суздальцам выпала самая видная роль: они действовали в составе войск Екатерины, вели разведку, обеспечивали развертывание главных сил, показав отличную выучку и заслужив похвалу. Не случайно в официальном описании маневров среди генералов упомянут всего лишь один штаб-офицер – полковник Суворов».

«Победа – враг войны»

В 1768 году мирная передышка была прервана войной… Едва на Западе почувствовали, что императрица Екатерина II сделала резкий поворот к национальной русской политике, едва заметили, что Россия стала расправлять крылья, сразу же натравили на неё турок и так называемых польских конфедератов. Поводы, как всегда, нашлись, и вновь русскому солдату пришлось встать на защиту своего Отечества.

Здесь снова хотелось бы сделать небольшое, но важное отступление. Да, тёмные силы Запада во все времена зорко следили и следят за тем, что происходит в России. Неудачи и падения радуют, успехи вызывают у врага бешеную злобу. Как только Россия расправляет плечи, тёмные силы начинают точить мечи и ятаганы, чтобы нанести смертельный удар, но этот смертельный удар получают сами.

Недаром один английский лорд в XIX веке в собрании, в котором рассуждали, что бы предпринять против русских, воскликнул:

«Оставьте в покое этот народ, над которым особенная рука Судьбы, который после каждого потрясения, способного, по-видимому, погубить его, делается сильнее и сильнее».

Один лишь Бисмарк завещал своим соотечественникам никогда не ходить войной на Россию, остальные рвались на русскую землю, теряя разум от жажды богатств.

И всю эту агрессивную нечисть нещадно бил наш великий полководец, подлинный русский гений.

Суворов является величайшим полководцем непревзойдённой русской и всякой прочей военной истории. Отнюдь не желание унизить эти «прочие истории» руководит мной, а стремление показать истину. Ведь, по существу, только Россия, одна Россия вела справедливые войны – войны за своё выживание, войны не на жизнь, а на смерть.

Историк и мыслитель русского зарубежья Борис Башилов указывал:

«У России было неизмеримо меньше шансов выжить, чем у шведов, поляков и турок. А Русь не только выжила, а даже, разбив всех своих врагов, в числе которых были величайшие завоеватели мира, создала крупнейшее государство в мире, объединив в его границах 165 народов и племен. За 400 лет Русский народ увеличил территорию в 400 раз».

Но это не было агрессией. Это, как правило, было ответом на бесчисленные агрессии или результатом замирения агрессивных соседей.

По подсчёту нашего знаменитого историка Сергея Михайловича Соловьёва, Россия с 1365 по 1893 год, то есть за 525 лет, провела 305 лет в войне.

«Неудивительно, – сделал вывод Борис Башилов, – что закалённый в боях, привыкший жертвовать собой русский чаще побеждает, чем жители стран, в истории которых войны играли меньшую роль… Россия всегда была чужой среди всех народов. Ни Запад, ни Азия никогда не признавали её своей. Русский всюду и везде чувствует себя чужим, инородным телом».

Всё это потому, что держава Русская – держава Духа Святого, агрессивные же соседи её – страны духа тёмного.

Иначе как объяснить постоянные притязания этих стран, их постоянные агрессивные выпады против России? Это можно объяснить только непримиримым противоречием, непрерывной борьбой между Духом Святым и духом тёмным, между теми, кто стяжал Дух Святой, и теми, кто алчно стяжал материальные блага, повинуясь засевшей в их тёмных душах дьявольской силе духа тёмного.

Как иначе объяснить и османскую агрессию 1768 года, и происки польских конфедератов – стяжателей духа тёмного – против России, не делавшей им никакого вреда.

Какие интересы, кроме интересов алчных, кроме самых низких вожделений, могла преследовать Османская империя, объявляя войну России в 1768 году? Какие интересы преследовали подстрекавшие её европейские страны? Тёмная злоба руководила ими. И эта тёмная злоба направляла против России Османскую империю, которая хоть и объявила войну в 1768 году, открыть боевые действия смогла лишь в июне 1769 года.

Суворов в начале войны оказался на более оживленном театре военных действий. Уже в чине бригадира повёл свой полк в Польшу. Война с конфедератами более напоминала партизанскую. Учтя все особенности войны, создал базу в Люблинском районе и начал действовать дерзко и стремительно против обнаруживаемых разведкой группировок врага.

Суворов одержал блестящие победы под Ореховом 2(13) сентября 1769 года, при Ландскроне 12(23) мая 1771 года, при Замостье 22 мая (2 июня) 1771 года, под Столовичами 12 (23) сентября 1771 года. Он разгромил войска гетмана Огинского и французского генерала Дюмурье. 15(26) апреля 1772 года взял последнюю опорную базу Барской конфедерации – Краковский замок.

В результате этих побед в состав России были возвращены захваченные поляками земли Белоруссии и некоторой части Прибалтики.

15 (26) мая 1769 года Суворов стал командиром бригады, а 1 (12) января 1770 года был произведён в чин генерал-майора.

«Победа – враг войны», «Победителю прилично великодушие» – эти суворовские принципы соответствовали боевому духу русской армии. Один из её самых блистательных полководцев Петр Александрович Румянцев, одержавший в 1770 году над турками беспримерные победы при Ларге, Рябой Могиле и Кагуле, писал императрице Екатерине II:

«Армия Вашего Величества не спрашивает, каков по силе неприятель, а ищет только, где он».

Когда же главные военные события перенеслись на юг, Суворов 26 июля 1771 года он подал по команде прошение на высочайшее имя.

«Бьёт челом генерал-майор и святыя Анны кавалер Александр Васильев сын Суворов…

Я, нижеимянованный, находился с прошлого 1769 году в польской области и был всегда противу мятежников, а ныне желаю по усердию моему продолжать с практикою службу Вашего Императорского Величества в находящейся в турецких областях в Главной армии. И дабы высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было сие моё челобитье принять и по моему желанию меня приказать перевесть из польского корпуса в вышеозначенную армию».

Александр Васильевич считал Румянцева своим учителем. Со времён Кольбергской операции он относился к нему с особым уважением и потому просился именно в армию, им возглавляемую.

Правда, на этот раз челобитную он отозвал, поскольку в Польше сложилась крайне сложная обстановка. В.С. Лопатин так охарактеризовал её:

«Когда пришло письмо Веймарна с известием о награждении офицеров, представленных Суворовым за подвиги при Тынце (10 мая), Ландскроне (12 мая) и Замостье (22 мая), Александр Васильевич сердечно поблагодарил начальника и попросил не отсылать его челобитную. Вскоре Суворов получил рескрипт императрицы Екатерины от 19 августа 1771 года о его награждении орденом Св. Георгия 3-й степени.

Конфедераты, потрясённые поражениями, сделали ставку на великого литовского гетмана Михаила Казимира Огинского. Противник короля, сам претендовавший на престол, гетман имел собственную армию. Он тайно помогал конфедератам и готовился, выждав удобный случай, нанести удар. 30 августа 1771 года Огинский вероломно напал на русский отряд полковника Албычева из Санкт-Петербургского легиона и разбил его, захватив в плен около пятисот человек. К нему потянулись отряды конфедератов. Собрав большие силы, Огинский мог реально угрожать тылам армии Румянцева, сражавшейся на Дунае.

На случай возможного выступления Огинского у Веймарна был план действий, в котором главная роль отводилась его любимцу полковнику Иоганну (Ивану) фон Древицу, напористому и храброму гусару, но жестокому человеку. Но Суворов, получив сведения о нападении Огинского, не стал ждать указаний. Совершив стремительный марш из Люблина к Бресту, он атаковал войско гетмана в ночь на 12 сентября 1771 года. Русских было всего 800, корпус Огинского насчитывал четыре тысячи человек.

Противник был застигнут врасплох. «Помощию Бога войски Ея Императорского Величества команды моей разбили гетмана Огинского впятеро сильняе нас, – писал Суворов своему другу генерал-майору Михаилу Никитичу Кречетникову. – Кратко донесть Вашему Превосходительству имею: потерял он всю свою артиллерию и обозы, ста в три в полону, гораздо больше того убито. Отбиты легионные, что от него захвачены были, осталось у него войска еще около двух тысяч, или тысяча или меньше – узнать не можно. Гетман ретировался на чужой лошади в жупане, без сапогов, сказывают так! Лутчие люди убиты или взяты в полон, и то верно. Мы атаковали с 500-ми, ста-два были в резерве. Наконец, для эскорта пленных нас не доставало. Простительно, ежели Ваше Превосходительство по первому слуху сему сумневатца будете, ибо я сам сумневаюсь. Только правда. Слава Богу! Наш урон очень мал». Русские потеряли восемь человек убитыми и около восьмидесяти ранеными. Огинский едва спасся, ускакав вместе с двумя адъютантами в Данциг, где французский консул снабдил беглеца одеждой и дал денег на дорогу до Франции. Однако педантичный Веймарн выговорил Суворову за самовольство и даже пожаловался на своего подчиненного в Военную коллегию.

Но императрица рассудила иначе.

«Что господин Суворов окончил фарсу господина Огинского, – писала она генералу Александру Ильичу Бибикову, вскоре сменившему Веймарна, – сие весьма хорошо и тому радуемся, и казалось, всегда, что оно так и будет». Высочайшим рескриптом от 20 декабря 1771 года победитель был награжден орденом Святого Александра Невского.