Текст книги "Генералиссимус Суворов"

«Русские прусских всегда бивали»

И вот настал час сделать первый шаг по тернистому пути боевой славы…

В 1759 году Суворов стал штабным офицером (в то время – офицер квартирмейстерской службы) при новом главнокомандующем русской армией генерал-аншефе Петре Семёновиче Салтыкове.

Дебют Суворова в качестве боевого офицера состоялся при деревне Рейхенбах недалеко от Бреславля, где он артиллерийским огнём отразил атаку сильного прусского отряда.

Следующая победа была одержана под Лигницем. Суворов командовал левым крылом корпуса генерал-поручика фон Берга, которого в русской службе звали Максим Васильевич Берг (1720–1784).

Во время Семилетней войны Берг был в боях с первых месяцев и показал себя отважным и грамотным командиром лёгких войск.

При Кунерсдорфе корпус Берга первым сломил неприятеля и начал его преследование, отбив артиллерийские батареи. Именно он первым высказался за поход на Берлин. А.В. Суворов впоследствии называл Берга своим учителем.

Под Лигницем своим дерзкими и отважными действиями Суворов заслужил похвалу генерал-поручика Берга.

Затем Суворов снова отличился под Швейдницем. Здесь он должен был обеспечить выход из-под удара русского корпуса. Суворов атаковал неприятельский лагерь, и пруссаки решили, что нужно перейти к обороне. Пока разобрались, в чём дело, задача была выполнена. Корпус занял выгодные позиции.

В своей биографии Суворов указал:

«…в 1761-м состоял в лёгком корпусе при генерале Берге и был под Бригом, при сражении бреславльском с генералом Кноблохом и разных шармицелях, на сражении близ Штригау, при Грос– и Клейн-Вандриссе, где предводил крылом и две тысячи российского войска. Четыре силезских миль противоборствовали армии под королём прусским целой день, а к ночи сбили их форпосты и одержали место своими; на другой день сими войсками чинено было сильное нападение на левое прусское крыло, против монастыря Вальдштатт; потом был в разных неважных акциях…Приближаясь к Швейдницу и окопу тамо прусского короля, атаковал в деревне N прусскую заставу с малым числом казаков и за нею, на высоте, сильной прусской пикет, которым местом по троекратном нападении овладел и держал оное несколько часов, доколе от генерала Берга прислано было два полка казачьих, которые стоящих близ подошвы высоты прусских два полка гусарских, с подкреплением двух полков драгунских, сбили с места в лагерь; отсюда весь прусской лагерь был вскрыт, и тут утверждена легкого корпуса главная квартира, соединением форпостов, вправо – к российской, влево – к австрийским армиям; происходили потом здесь непрестанные шармицели, и сверх разных примечательных единожды под королевскими шатрами разбиты были драгунские полки при моем нахождении, – Финкенштейнов и Голштейн, гусарские – Лосов и Малаховский, с великим их уроном. Когда генерал Платен пошел через Польшу к Кольбергу, легкой корпус вскоре последовал за ним; достигши оный, часто с ним сражался с фланков и при Костянах напал на его лагерь сквозь лес, сзади, ночью, причинил знатной урон [и] принудил к маршу, а я был впереди, при всем происшествии, как дни два после того почти подобное сему в день случилось».

В ту пору проявились уже не в теории, а в боевых делах Суворовские принципы «глазомер, быстрота, натиск», он научился «бить врага не числом, а умением». И при Рымнике в 1789 году, и в ходе Итальянского похода 1799 года полководец зачастую брал с собой не все подчиненные ему воинские формирования, а лишь небольшую подвижную часть, зная, что тем самым идёт с малыми силами на крупные силы противника. Но выигрывал во внезапности и побеждал.

Вот и в биографии он указал: «…следуя против Ландсберга, взял я с собою слабый, во сто конех, Туроверова казачий полк; переплыли через Нец и в той же ночи, шесть миль от Дризена, поспели к Ландсбергу, противным берегом Варты, немедля чрез ров вломились в городовые ворота, и передовыми казаками супренированы и пленены две прусские команды с их офицерами; потом с помощию обывателей сожжен ландсбергской большой мост. Прибывшее противное войско на другом берегу остановилось, но, за нескорым прибытием нашего легкого корпуса, переправилось потом на понтонах и держа свой путь к Кольбергу».

В своей книге А.И. Красницкий так отозвался об этой схватке с врагом:

«Самым замечательным из дел Суворова в этот период кампании было его дело под городом Ландсбергом на Варте… Тут ему пришлось иметь дело с самим непобедимым до той поры Платеном. Если бы об этом деле не сохранилось вполне достоверных свидетельств, рассказ о нем можно было бы принять просто за сказку.

Платен, сдерживаемый одним только корпусом Берга, наступал очень быстро. Перейдя Варту у Ландсберга, он намеревался ворваться в Польшу. Чтобы обеспечить отступление корпусу, нужно было во что бы то ни стало задержать наступающего неприятеля. Единственным средством для этого являлось уничтожение моста на Варте у Ландсберга, и эту задачу, почти невыполнимую при существовавшем положении вещей, принял на себя Александр Васильевич…»

Суворову довелось сражаться с пруссаками в двух блистательных для русского оружия сражениях – Пальцигском 12(23) июня и Кунерсдорфском 1(12) августа 1759 года. Под Кунерсдорфом враг понёс огромный урон, прусский король Фридрих II едва не попал в плен, а Петр Семёнович Салтыков стал генерал-фельдмаршалом.

В сентябре 1760 года Суворов участвовал в ударе на Берлин в составе корпуса генерала Захара Григорьевича Чернышёва.

Враг бежал, но был настигнут в районе Шпандау и полностью разгромлен. Русские войска взяли богатые трофеи, мало того, Берлин уплатил контрибуцию в 1 миллион 500 тысяч талеров и выделил на содержание занявших его русских войск 200 тысяч талеров. Королевская казна была передана русским.

Эта блистательная операция наполнила гордостью сердце будущего великого полководца. Недаром он впоследствии любил повторять: «Русские прусских всегда бивали».

Удивительный случай произошёл во время того рейда…

Вспомним памятник в Трептов-парке, вспомним фигуру солдата с немецкой девочкой на руках. Всё это в правилах русских. Вот что случилось с Суворовым во время рейда наших войск на Берлин…

В.С. Лопатин рассказал:

«…с набегом на Берлин связано одно из первых дошедших до нас воспоминаний о Суворове. В своих мемуарах пастор Иоганн Готфрид Зейме со ссылкой на участника Семилетней войны капитана Бланкенбурга рассказал о том, как «казаки при нападении на Берлин похитили из столицы молодого прекрасного мальчика, вероятно, считая его за сына какого-нибудь знатного человека» и рассчитывая получить за него хороший выкуп: «Мальчик плакал и не мог ни понять диких людей, ни быть понят ими. Суворов нашёл его у казаков, стал дружески говорить с ним, взял его к себе и содержал так хорошо, как можно было содержать во время похода. Мальчик мог сказать имя своей матери и улицу, на которой она жила. В продолжение остального похода Суворов уговаривал его быть терпеливым; когда же стали на квартиры, тотчас написал из Кенигсберга к вдове в Берлин письмо почти в таких выражениях:

«Любезнейшая маменька! Ваш маленький сынок у меня в безопасности. Если Вы захотите его оставить у меня, то ему ни в чем не будет недостатка. Я буду заботиться о нем, и он будет как мой собственный сын. Если же Вы захотите взять его обратно, то можете получить его здесь или написать мне, куда его Вам выслать. Я совершенно не виноват, что лихие казаки взяли его с собою».

Фрау поспешила забрать сына. «Капитан Бланкенбург, – продолжает Зейме, – уверял меня, что он сам читал это письмо и что оно было написано совершенно в добродушном и несколько шутливом тоне будущего Суворова. Это был теперешний фельдмаршал, так как, сколько мне известно, в русской армии нет никакого другого Суворова. И такого человека клевета провозглашает варваром».

В комментариях указано: «Воспоминания Зейме вышли в свет вскоре после блестящей Польской кампании Суворова (1794), закончившего её решительным ударом. Европейская пресса и особенно газеты Франции, еще не пришедшей в себя после кровавого якобинского террора, обвинили полководца и вообще русских в крайней жестокости. Мемуарист, лично познакомившийся с Суворовым в Варшаве, счёл своим долгом опровергнуть клевету».

А вскоре судьба свела Суворова с человеком, который сыграл огромную роль в его боевой биографии, – с Петром Александровичем Румянцевым.

Генерал Румянцев командовал войсками, осаждавшими прусскую крепость Кольберг. Суворов не раз отличился в ходе осады крепости.

Боевая деятельность молодого подполковника нашла отражение не только в исторических формулярах, но и в изобразительном искусстве. В фундаментальном альбоме репродукций «Александр Васильевич Суворов. Жизнь и деятельность полководца в изображениях» помещён ряд репродукций, посвящённых победам Суворова в Семилетней войне. Это рисунок П. Алякревского «Кавалерийская атака Суворова на прусскую конницу в Рененвальде». Под ним подпись:

«Суворов был столь же хорошим пехотным, как и кавалерийским офицером. В многочисленных боях под Кольбергом он, командуя конным отрядом, проявил блестящие военные способности и несравненную смелость. Быстрота и стремительность его атак, при ловкости маневра и точности боевого расчёта, неизменно приводили к быстрому и полному разгрому противника».

Следующая иллюстрация: «Суворов овладевает городом Гольнау». Она сделана с гравюры XVIII века. Об этой операции Суворов упоминал в своей биографии:

«В ночи прусский корпус стал за Гольнов, я одним гренадерским батальоном атаковал вороты и, по сильном сопротивлении, вломились в калитку, гнали прусский отряд штыками через весь город, за противные ворота и мост, до их лагеря, где побито и взято много было в плен. Я повреждён был контузиею в ногу и в грудь картечами, одна лошадь ранена подо мною в поле».

Этот бой подробно освещён Александром Васильевичем Суворовым в его автобиографии:

«Знатная часть прусского войска выступила от Кольберга, по военным потребностям, к стороне Штеттина; к нашему легкому корпусу на походе соединился генерал князь Михаил Никитич Волконской с кирасирскими полками; передовые наши отряды к стороне Регенвальда встретились с прусским авангардом; при моем хождении четыре эскадрона конных гренадер атаковали пехоту на палашах; гусары сразились с гусарами; весь сей сильный авангард под полковником Курбьером взят был в плен, и его артиллерия досталась в наши руки; впослед я напал с ближним легким отрядом, в расстоянии малой мили, на прусских фуражиров, под самым их корпусом, где також, сверх убитых, много взято в плен; в ночи прусский корпус стал за Гольнов, оставя в городе гарнизон. Генерал граф Петр Иванович Панин прибыл к нам с некоторою пехотою; я одним гренадерским батальоном атаковал вороты, и, по сильном сопротивлении, вломились мы в калитку, гнали прусской отряд штыками чрез весь город за противные вороты и мост до их лагеря, где побито и взято было много в плен; я поврежден был контузиею – в ногу и в грудь картечами; одна лошадь ранена подо мной.

В поле, под взятьем Кольберга, при действиях принца Виртембергского, находился я при лёгком корпусе с Тверским драгунским полком. При возвратном походе оттуда прусского войска к Штеттину имел я, с Тверским драгунским полком, сильное сражение с одним от оного деташементом из пехоты и конницы, под Штеттином, при деревне Визенштейн, в которой стороне прусской корпус несколько дней отдыхал; последствие сего было то, что в ту же ночь весь реченной корпус к Штеттину поспешно ретировался».

23 октября 1761 года Бутурлин, получив отзывы генерала Берга, отправил письмо отцу Суворова, Василию Ивановичу:

«Я не могу умолчать по преданности моей к вам, чтоб не объявить моего удовольствия о похвальных и храбрых сына вашего поступках против неприятеля. Ваше Превосходительство поверить можете, что он тем у всех командиров особую приобрел любовь и похвалу. Я не преминул Ея Императорскому Величеству… донести, что он себя пред прочими в служении гораздо отличил и Всемилостивейшего благоволения достойным учинил».

А генерал Румянцев докладывал Бутурлину:

«Тверской полк, врубясь в пехоту, многого числа, кроме порубленных, взял в полон».

Этим полком командовал Суворов, правда недолго. Когда командир Тверского полка выздоровел и вернулся в строй, командование пришлось сдать ему.

В своей книге «Суворов» В.С. Лопатин подвёл такой итог деятельности Суворова в «Семилетней войне»:

«Биографы Суворова (тот же А.Ф. Петрушевский) пишут о том, что военное искусство в период Семилетней войны находилось в упадке. Войска противников Фридриха II были плохо обучены. Из-за огромных обозов движение армий происходило крайне медленно. Так же медленно войска выстраивались в боевые порядки. Маневрирование большими силами почти не применялось. Генералитет и высшее начальство (за редкими исключениями) были ниже всякой критики. Из четырёх русских главнокомандующих, считает Петрушевский, только Фермор с грехом пополам соответствовал должности, остальные были вельможи, в лучшем случае – администраторы. Офицерский состав также оставлял желать лучшего. Прусская армия, в отличие от войск противников, была подвижной, отлично вымуштрованной, лучше вооруженной. Много воевавший Фридрих выдвинул талантливых помощников.

Но почему же тогда лучшая армия своего времени, побеждавшая численно превосходящих противников (французов, реже австрийцев), ни разу не смогла одержать победу над русской армией? Когда в кровопролитном сражении при Кунерсдорфе дело дошло до штыкового боя, вымуштрованные в условиях самой суровой дисциплины, действовавшие с точностью механизма прусские солдаты (как правило, наемные) не выдержали и в панике бежали. Стойкость русских потрясла короля и навсегда отбила у него охоту воевать. Эту стойкость давно знали русские военачальники. Не мог не оценить ее и Суворов. Опираясь на нее, он будет строить свою систему обучения и воспитания войск. В битве при Кунерсдорфе наблюдательный и пытливый подполковник получил важнейший опыт предпочтения быстрой и решительной штыковой атаки малоэффективной стрельбе и стройной маршировке. Через 30 с лишком лет непобедимый фельдмаршал кратко и сильно заявит в своей «Науке побеждать»: «Пуля – дура, штык – молодец». Заметим, что в ходе Семилетней войны выдвинулись и приобрели боевой опыт такие известные русские военачальники, как П.А. Румянцев, А.М. Голицын, З. Г. Чернышев, П.И. Панин. Научились воевать и многие офицеры. Подполковник Казанского пехотного полка Александр Суворов проверил себя на интендантской, военно-судной и штабной должностях, покомандовал кавалерийским полком. Человек творческий, он осмысливал полученный опыт и вскоре получил возможность применить его на практике.

«О стыд, о странный оборот!»

Итак, 16 декабря 1761 года Кольберг капитулировал. Война была победно завершена.

Фридрих II, ошеломлённый поражением, писал:

«Пруссия лежала в агонии, ожидая последнего обряда. Как суров, печален и ужасен конец моего пути… Только судьба может меня спасти из положения, в котором я нахожусь».

Увы, той «судьбой» оказался вступивший на престол после смерти императрицы Елизаветы Петровны бывший голштинский принц Петр III.

Государыня прочитала донесение, но не успела принять по нему какие-то решения. Она скончалась 25 декабря 1761 года.

И вот всё сразу переменилось. Император Пётр III немедленно заключил мир с Пруссией и вернул ей всё, что было завоёвано Россией в ожесточённых и кровопролитных сражениях, что стоило жизни многим и многим русским солдатам и офицерам. Мало того, он отдал в распоряжение Фридриха корпус русских войск для действий против недавних союзников России.

Всё смешалось при дворе. Пётр Фёдорович, едва не пустившийся в пляс у гроба усопшей государыни, сразу стал заводить свои порядки, начав с предательства русских интересов. Кровопролитная война завершилась полной победой русского оружия, но эта победа была украдена новоиспечённым императором Петром III, заключившим с подобострастием перед своим кумиром Фридрихом II крайне невыгодный для России мир. Он вернул Пруссии всё, что было завоёвано русскими войсками ценой больших потерь.

А из Пруссии тут же прибыл представитель короля Фридриха, которого император назначил своим главным советником.

Русское общество было потрясено унижением России. Михаил Васильевич Ломоносов в «Оде торжественной Ея Императорскому Величеству», написанной на восшествие на престол императрицы Екатерины II, напомнил о том печальном времени, когда русский престол занял почитатель, поклонник Фридриха, объявивший себя чуть ли не его рабом.

 
Слыхал ли кто из в свет рождённых,
Чтоб торжествующий народ
Предался в руки побеждённых? —
О стыд, о странный оборот! —
Чтоб кровью купленны Трофеи
И победителей злодеи
Приобрели в напрасный дар
И данную залогом веру?
В тебе, Россия, нет примеру;
И ныне отвращен удар.
 

Предательство национальных интересов сопровождалось объявлением новой войны. Петр III решил использовать русскую армию, чтобы отвоевать у Дании Шлезвиг для своей любимой Голштинии. Командовать армией должен был Румянцев, пожалованный в полные генералы.

Здесь трудно не отвлечься от основной стези повествования и не коснуться столкновений России с Пруссией (позже с Германией).

Западные страны, и прежде всего Австрия, намечали в Семилетней войне свои, конкретные задачи. Они стремились решать их за счёт русских штыков, и потому война шла вяло. Союзники мешали генерал-фельдмаршалу П.С. Салтыкову добиться решительных успехов. Возвышение России Запад пугало.

И всё-таки Россия одержала победу сама, без помощи австрийцев, возглавляемых генералом с очень характерной для результатов деятельности этого полководца фамилией – Дауном. И тогда нашлись силы в лице императора Петра III и его сподвижников, которые отняли у России её победы. Спрашивается, для чего нужно было вообще затевать войну? Ответ один: тёмные силы Запада хотели ослабить Россию, несколько окрепшую при Елизавете Петровне, после бироновщины – удушающей власти «немцев», после эпохи дворцовых переворотов и засилья иноземщины.

Но вот прошло чуть более ста пятидесяти лет после победы России над Пруссией, и тёмные силы закулисы вновь втянули её в войну с кайзеровской Германией. К весне 1917 года Германия оказалась в положении, аналогичном тому, в котором была при Фридрихе, вновь «лежала в агонии, ожидая последнего обряда».

Но на этот раз не было почитавшего Пруссию императора Петра III, мало того, государь император Николай II взял на себя верховное главное командование. И тогда Запад вновь постарался сделать так, чтобы кровь, пролитая Россией в жестокой войне, оказалась пролитой даром. Германский Генеральный штаб направил губительный вирус в «пломбированном вагоне», и этот вирус обескровил Россию, этот вирус превратил Россию-победительницу в «республику», выпрашивающую у Германии так называемый Брестский мир.

Для того чтобы это случилось, потребовались усилия тёмных сил всего Запада, хоть и враждующего между собой, но в случае усиления России мгновенно объединяющегося против неё.

Итак, перед нами уже два примера: Семилетняя война и Первая мировая война. В обоих случаях Россию втягивали в войну, а когда она выходила победительницей, тут же вырывали эту победу из рук самым подлым и низким способом. И не важно, кто проявлялся в видимом ряду этой цепочки. Тёмные силы были одни и те же, и объединяла их ненависть к великому и несгибаемому русскому народу, к великой и несгибаемой стране.

А вот и третий пример. Запад вначале растоптал и обокрал Германию, но затем вооружил и оснастил её для удара против России, которая, хоть и называлась СССР, оставалась для всех врагов всё той же Россией.

Снова для удара по России избрали немцев. Такова уж печальная судьба русских и немецких солдат, сильнейших в мире, бить друг друга во имя чужих интересов, причём интересов не России и не Германии.

Государь император Николай II проиграл потому, что не успел, а скорее просто уже не смог уничтожить в России «пятую колонну», готовую сдать страну неприятелю и призывающую к поражению собственной страны.

Российская империя рухнула накануне победы.

Император Николай II не смог, но смог Сталин, который учёл опыт Николая II.

Михаил Лобанов в книге «Великий государственник» пишет: «Близко стоявший к Сталину Молотов до конца дней своих считал (выражая, конечно же, и убеждение Сталина), что «мы обязаны тридцать седьмому году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны».

«Пятой колонны» не было, точнее, она была сильно прорежена, но ещё успела устроить катастрофу лета сорок первого года. Но была несгибаемая воля Сталина. И в 1945 году никто не остановил Россию. И Россия поставила победную точку в борьбе с врагом, который на протяжении многих веков шёл на русскую землю, шёл, так и не поняв, что является исполнителем чужой воли, вассалом закулисы…

Нелегка судьба у России, нелегка судьба русских правителей, русских полководцев. В июне 1807 года английский лорд, присутствовавший при сражении под Фридландом, поражение в котором было организовано предателем и убийцей императора Павла I Беннигсеном, сказал о русских солдатах: «Они победили бы, если бы одно только мужество давало победу».

Суворов всегда был отважен, стоек и непреклонен, Суворов всегда был твёрд в своих решениях, и потому он никогда не терпел поражений, не терпел и малых неудач даже тогда, когда «западные друзья» делали всё, чтобы он не только проиграл, но и вовсе погиб со своей армией.

Отмечая заслуги своих подчиненных, в донесении в Петербург граф Румянцев писал: «Подполковник Александр Суворов… всех состоящих в корпусе моем подполковников старее… Он хотя в пехотном полку счисляется, однако во все минувшие кампании… употребляем был к легким войскам и кавалерии… и склонность и привычку больше к кавалерии, нежели к пехоте, получил, в подносимом при сем списке ни в который полк не назначен, а всеподданнейше осмеливаюсь испросить из Высочайшей Вашего Императорского Величества милости его, Суворова, на состоящую в кавалерийских полках ваканцию в полковники Всемилостивейше произвесть».

Но представлению на Суворова ход дан не был. Оказалось, что император Пётр III получил сообщение о недовольстве его кумира – короля Фридриха действиями отца отважного подполковника – Василия Ивановича Суворова. Мало того, он отозвал Суворова-старшего и уже 30 января 1762 года отправил его губернатором в Сибирь.

Продвижение Суворова-младшего по службе остановилось. Именно поэтому он в дальнейшем стал отставать в выслуге даже от тех, кто вступил в службу после него и был моложе летами. Его будущие враги, которые стали врагами Потёмкина, Екатерины и России, князь Николай Репнин, граф Иван и Николай Салтыковы по итогам Семилетней войны получили звания полковников и даже бригадиров, а затем вскоре стали генералами. Суворов же ещё долгое время оставался в звании подполковника.

А между тем после Семилетней войны слава повсюду сопутствовала Суворову, солдаты говорили о нём: «Орлом на врагов летит! За таким и на смерть идти не страшно…», «Готовы за ним в огонь и в воду!».

Высокими были оценки непосредственных и старших воинских начальников. Генерал-поручик Берг, как уже отмечалось, писал в аттестации: «Сей офицер быстр при рекогносцировке, отважен в бою, хладнокровен в опасности!»

Генерал аншеф граф Пётр Александрович Румянцев тоже не скупился на похвалы: «Суворов числится по пехоте, но обладает познаниями кавалерийскими и весьма сведущ в артиллерии».

Генерал-фельдмаршал Бутурлин докладывал императрице Екатерине II: «Суворов себя перед прочими гораздо отличил!»

Слава Суворова выросла до того, что командиры корпусов наперерыв просили «уступить» им хотя бы на время Александра Васильевича…

А он знал это и на глазах всех словно испытывал своё счастье. До сих пор, несмотря на то что Александр Васильевич всегда и везде был впереди, его щадили и пули, и картечь. Своей крови на поле битвы Суворов не пролил ещё ни капли.