Текст книги "Генералиссимус Суворов"

«Чем больше удобств, тем меньше храбрости…»

1 января нового, 1748 года в приказе по лейб-гвардии Семеновскому полку значилось: «Явившемуся из отпуска 8-й роты капралу Суворову быть при 3-й роте».

Русский военный деятель Александр Владимирович Геруа, известный авторством военно-теоретической работы «К познанию армии», опубликовал в 1900 году, к столетию со дня смерти полководца, отметил:

«Зная особенности быта гвардейского полка того времени, будет ошибочно объяснять спартанские вкусы Суворова привычкою, выработанною во время долгого его пребывания солдатом… Суворов жил с немалыми удобствами, на квартире вне полка, у своего дяди-офицера. У него были свои дворовые; походы он совершал с комфортом, отдельно от «марширующего баталиона»; вообще широко пользовался всеми льготами солдата-дворянина».

В.С. Лопатин рассказал:

«Семеновский полк занимал в Петербурге обширную слободу «позади Фонтанки», застроенную вдоль прямых улиц («першпектив» и линий) административными, хозяйственными и жилыми домами. Ротные дома с огородами располагались вдоль своей линии. В солдатских было восемь покоев, каждый на два семейства или на четверых холостых нижних чинов; офицерские состояли из двух квартир: семейные жили отдельно, холостые – попарно. Каждая рота имела собственный плац для учений. Центром слободы являлся полковой двор, где располагались канцелярия и счетная комиссия, три цейхгауза для хранения оружия и амуниции, госпиталь, баня, швальня, где шились мундиры. Неподалеку стояла деревянная полковая церковь, освященная вскоре после прибытия Суворова в полк. Рядом находился полковой плац. Капралу Суворову недолго пришлось жить в солдатском доме. 6 сентября 1748 года приказом по полку ему было позволено квартировать «в лейб-гвардии Преображенском полку, в 10 роте, в офицерском доме, с дядею его родным, реченного полку с господином капитан-поручиком Александром Суворовым же».

Что тут удивительного, полк-то был непростым, одним из полков лейб-гвардии, а лейб-гвардия – от немецкого Leibgarde, где Leib – «тело» + лат. guardia, «защита, охрана» – представляла собою отборные, как ныне бы сказали, элитные воинские части, в задачу которых входила охрана особы императора и его местопребывания.

Основная задача – караульная служба, но также в обязанности лейб-гвардии входило участие в торжествах государственного значения, таких как коронация государей, а также в парадах, шествиях и торжественных выездах.

Отбор в полки лейб-гвардии был особым. Прежде всего, конечно, родовитость тех, кто принимался на службу. Немаловажное значение имел рост, хотя, как известно, с этим-то вопросом у Суворова были проблемы, но его всё же зачислили в лейб-гвардии Семёновский полк, поскольку он был сыном генерала достойного, известного и пользовавшегося уважением царствующих особ. Интересно, что старались подбирать воинов даже по цвету волос. В лейб-гвардии Преображенский полк брали самых рослых и русоволосых рекрутов, в лейб-гвардии Семёновский принимали блондинов, а что касается роста, то тут вопрос так остро не стоял, в лейб-гвардии Измайловском служили брюнеты. Особый отбор проводился для гвардейской кавалерии. В лейб-гвардии Конном полку служили блондины, лошади же у них были гнедыми, а лейб-кирасирский отбирали рыжих, причем и лошади у них были рыжей масти.

В конце 1748 года двор императрицы Елизаветы Петровны переехал в Москву. Подобные переезды были нередки. Сопровождала же императрицу лейб-гвардия, в данном случае наряжен был для этой цели «гвардейский отряд» в составе 3-го батальона лейб-гвардии Семёновского полка.

Александр Васильевич Суворов служил во втором батальоне, а потому был удивлён назначением в отряд, отправлявшийся в Москву. Тем не менее командировка порадовала его, поскольку давала возможность повидаться с отцом и сёстрами.

В Москве, кроме обычных караулов в «дом её императорского величества» на Яузе стали наряжаться и недельные караулы «по Генеральной Московской Сухопутной гошпитали». Ныне это Главный военный клинический госпиталь имени Н.Н. Бурденко.

В свой первый «гошпитальный» караул Суворов получил назначение 1 июля 1749 года. Затем караульная служба проходила согласно графику, который, правда, нередко нарушался по каким-то неведомым Суворову, но, очевидно, веским причинам. Следующий раз Суворов заступил в караул 15 июля, причём на две недели, затем, едва сменившись 30 июля, снова оказался в наряде уже 12 августа. Завершающееся дежурство капрала Суворова длилось без смены восемь недель.

В музее Главного клинического военного госпиталя имени Н.Н. Бурденко бережно хранятся сведения о тех караулах, в которых бывал в госпитале Суворов.

Не всё в ту пору было гладко в учреждениях лечебных. От глаз Суворова не укрылись случаи лихоимства обслуживающего персонала, бездушного отношения к солдату. Ведь в основном в ту пору медиками как военными, так и гражданскими были иноземцы, которые ещё при Петре I, а особенно при его первых преемниках, по словам историка В.О. Ключевского, «посыпались в Россию, точно сор их дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забились на самые доходные места в управлении…». Одним из доходнейших мест оказалась медицина.

Суворов не случайно впоследствии писал: «Бойся богадельни, немецкие лекарственницы, издалека тухлые, сплошь бессильны и вредны; русский солдат к ним не привык; у вас есть в артелях корешки, травушки, муравушки. Солдат дорог; береги здоровье; чисти желудок, коли засорился, голод – лучшее лекарство… В богадельне первый день – мягкая постель, второй день – французская похлебка, третий день – ея братец, домовище, к себе и тащит. Один умирает, а десять его товарищей хлебают его смертный дух…»

Прямо указывал он и на то, от чего случаются недуги в солдатской среде:

«Причины болезней, изыскивать не в лазаретах между больными, но между здоровыми и в полках, батальонах, ротах и разных отдельных командах, исследовав их пищу, питье, строение казарм и землянок, время их построения, пространство и тесноту, чистоту, поваренную посуду, все содержание, разные изнурения, о чем доносить полковому или другому командиру, а в другой раз уже в главное дежурство».

Ныне всё это закреплено в уставах. К примеру, каждый командир полка, отдельного батальона или отдельной роты, то есть воинских формирований, в штате которых находятся солдатские столовые, обязаны периодически до приёма пищи личным составом снимать пробу, а дежурные по этим формированиям делают это перед завтраком, обедом и ужином в обязательном порядке. Ну а что касается порядка в помещениях, личной гигиены солдат, то контроль за этим проводится постоянный.

Одним словом, не напрасно побывал Суворов госпитале, не напрасно нёс там службу. Выводы, сделанные им, помогли в период командования полком ввести свои порядки, свои правила, которые помогли избавиться от повальных эпидемий, да и вообще болезней.

Однажды, уже в 60-х годах, императрица Екатерина II, побывав в полку и сразу обратив внимание на то, что солдаты Суворова имеют бодрый и здоровый вид, сказала:

– Как вам удалось добиться, что в полку вашем здоровый дух и в прямом и переносном смысле? В какой полк ни приедешь, везде жалуются, что болезни так и косят, что чуть не наповал болеют. А у вас, гляжу, больных совсем нет. Госпиталь полковой пустует…

Суворов руками развёл и выпалил:

– Помилуй Бог, матушка-царица, христолюбивое воинство от латинской кухни! В госпитале один умирает, семеро смертный воздух хлебают, как тут выздороветь?

– Согласна, что не всё хорошо в госпиталях, – кивнула императрица. – Но ведь помощь-то врачебная всегда нужна…

– Нужна-то нужно, да только у нас на случай, коль кто захворает, своё врачевание имеется: молитва да пост – первое, чарочка да табачок – второе, а потом, матушка-государыня, нужно самому беречь себя от болезни, так и мой Прошка-камердинер говорит, а он у меня, помилуй Бог, какой умный – умнее меня!

Государыня улыбнулась и похвалила Суворова, а тот добавил к сказанному:

– Чем больше удобств, тем меньше храбрости.

Суворов считал, что если поддерживать всегда здоровье в теле, то и дух здоровым будет.

Но это было уже позднее, когда он командовал полком, а пока ещё нужно было стать офицером.

Лучшие друзья – книги…

Не случайно Суворов любил повторять, что лучшие друзья – это книги. Не случайно стала крылатой суворовская фраза: «Ученье свет – а не ученье тьма».

Суворов добросовестно выполнял все задачи, которые возлагали на него командиры, но это всё было лишь прелюдией к тому, о чём мечтал он. И вот настал час производства в первый офицерский чин. Состоялось это важнейшее для него производство весной 1754 года, и сразу последовало назначение: «Определением Государственной военной коллегии назначен в Ингерманландский пехотный полк».

17 января 1756 года Суворов был назначен генерал-аудитор-лейтенантом в Государственную военную коллегию. Эта должность была введена Воинским уставом 30 марта 1716 года и просуществовала вплоть до 1867 года.

В обязанности генерал-аудитора-лейтенанта входило осуществление надзора за соблюдением в военных судах законов и правил судопроизводства, за движением и конфирмацией дел. То есть Суворову пришлось выполнять некоторые функции военного прокурора. Должность оказалась не по душе, хотя и приравнивалась согласно армейским штатам 1720 года к майорской, соответствуя VIII классу Табели о рангах с установленным обращением «Ваше высокоблагородие».

Фактически Суворов выдвинулся из поручиков сразу в майоры. Казалось бы, не его это дело, но в ту пору на должность такую как раз и назначали строевых офицеров, имевших определённые знания в военной юстиции. Возможно, здесь сыграла роль разносторонняя грамотность Суворова.

Конечно, Суворова тяготила такая деятельность. Ну представьте себе, что вы выпущены в войска в офицерском звании и что профессия ваша, ныне – военно-учётная специальность – командная (в ту пору пехотная, ныне общевойсковая). Ну а вы стремитесь в настоящее, боевое подразделение, хотите настоящего дела. Хотите испытать себя в роли командира взвода, роты, батальона. Каково будет настроение? Ясно, что не слишком весёлое.

Тем не менее Суворов взялся за дело со всей своей добросовестностью и напористостью. И вскоре стал премьер-майором.

По словам писателя А.И. Красницкого, «по сердцу или не по сердцу была служба при военной коллегии Александру Васильевичу, он никому не жаловался, никого ни о чем не просил, стараясь только об одном: исполнять как возможно лучше всякое возложенное на него поручение».

Ну а мечты о командной работе оставались мечтами и, возможно, долго ещё оставались в виде этих самых неисполнимых желание, если бы не новая, тоже как бы случайная встреча с императрицей Елизаветой Петровной. Случайная ли? Ведь «случай – есть псевдоним Бога, когда Он не хочет подписываться собственным именем».

Снова обратимся к книге А.И. Красницкого, в которой повествуется о важной для будущего полководца беседе с государыней:

«Встретив Суворова офицером, Елизавета Петровна сейчас же вспомнила его бойкие ответы у Монплезира и сама милостиво заговорила с ним. В памяти государыни, вероятно, сохранились отзывы о нелюдимости и отчужденности от общества этого молодого человека.

– Очень рада вас видеть офицером! – сказала она Александру Васильевичу после того, как тот приветствовал ее согласно правилам придворного этикета. – Но скажи на милость, молодой человек, что такое про тебя говорят? Мне довелось слышать, что ты, несмотря на твои молодые лета, не только не водишь компании с товарищами, но словно бы чуждаешься их, тебя нигде не видят, о тебе ничего не слышно… Правда ли, что у тебя нет друзей? Отвечай, мой друг, откровенно…

– Никак нет, ваше императорское величество, – смело и быстро ответил Суворов, – друзья у меня есть, и их очень много…

– Вот как! Мне говорили про тебя совсем наоборот… Отчего же ты, мой друг, никогда не бываешь с ними…

– Напротив того, ваше величество, я всегда с ними! – последовал новый ответ.

Императрица нахмурилась.

– Стало быть, мне все налгали про тебя?! – воскликнула она. – Мне верные люди говорили, что ты не дружишь ни с кем из товарищей по полку.

– Совершенно верно, ваше императорское величество, ни с кем из товарищей я не вожу компании…

– Тогда… я ничего не понимаю… Какая тому причина, скажи мне?

В императрице Суворову удалось подстрекнуть любопытство.

Она с нетерпением ждала его ответа.

– Совершенно верно, монархиня, докладывали вам, – заговорил Суворов, смело глядя в глаза Елизаветы Петровны, – что не вожу я компании с товарищами моими по полку, но причиной этому желание мое оставаться верным старым друзьям, которых я знаю с самого своего детства…

– Что же это у тебя за друзья такие, которым ты не хочешь изменить?

– Их много, ваше императорское величество, как я уже имел счастие докладывать…

– Вот как! Но тогда я прошу тебя назвать хотя бы некоторых!

– Слушаюсь ваше императорское величество! Старые друзья мои: Цезарь, Аннибал, Тюрень, Конде, Вобан, Монтекукули, Лейбниц, Вольф, Гюнбер, Роллен… Простите, ваше величество, не осмеливаюсь далее утруждать вашего внимания перечислением старых друзей моих! – закончил Суворов, заметив, что императрица милостиво улыбалась, пока он перечислял имена знаменитых военных писателей, историков, географов и философов.

– Мне очень приятно слышать об этих твоих друзьях, мой друг! – сказала Елизавета Петровна, когда Суворов смолк. – Но, отдавая им часы, удели хотя минуты товарищам!

– Не могу никак этого сделать, ваше императорское величество!

– Почему так?

– Время уже чересчур дорого, всемилостивейшая государыня!

Елизавета Петровна засмеялась:

– Ты ещё так молод… Куда тебе, мой друг, спешить?

– Всё вперёд, без остановки на пути, ваше императорское величество…

Теперь императрица уже с удивлением поглядела на Суворова.

– Вы, сударь мой, странный молодой человек! – произнесла она. – Такого, как вы, я вижу первого. Многие ваши товарищи, уступающие вам, далеко ушли вперед, а на вас я вижу чин невеликий. Желаю от всей души вам как можно скорее нагнать их.

– Матушка-государыня! – дрожащим от волнения голосом, преклоняя колена, воскликнул Александр Васильевич. – Повели мне найти чины на неприятельских пушках! Там их для всех хватит, и для меня найдется, а здесь их совсем не осталось. Все давно уже порасхватали…

Императрица поняла намек.

– Хорошо, хорошо! Я вспомню о вас при случае, сударь! – И, милостиво простившись с Суворовым, она удалилась».

Говоря о товарищах, Суворов, конечно, имел в виду книги. Александр Васильевич сам не расставался с книгами на протяжении всей жизни и рекомендовал поступать так же своим подчинённым и боевым товарищам. Он советовал читать не что попало, а именно книги полезные для общего развития вообще и в первую очередь для службы. В числе таковых он называл труды выдающихся военных инженеров, к примеру француза Вобана и голландца Кугорна.

Одному молодому офицеру, сыну своего сослуживца, писал: «Будь знающ несколько в богословии, физике и нравственной философии. Читай прилежно Евгения, Тюренна, Записки Цезаря, Фридриха II, первые тома Истории Роллена и «Мечтания» Графа Сакса. Языки полезны для словесности. Учись понемногу танцам, верховой езде и фехтованию… Храни в памяти имена великих мужей и подражай им с благоразумием».

Но это всё было позже, а пока отметим, что императрица Елизавета Петровна не забыла о просьбе Суворова и своём обещании. Вскоре он был направлен в действующую армию, «в полки генерал-фельдмаршала А.Б. Бутурлина». Именно в полки… Направлен-то направлен, да ведь снова не повезло – не получил в подчинение боевого подразделения, его назначили обер-провиантмейстером в Мемель, где он должен был заниматься обеспечением полков армии, заведуя продовольственным пунктом, и готовить для направления в действующую армию батальоны, сформированные в Лифляндии и Курляндии из новобранцев.

Александр Борисович Бутурлин, отец которого был капитаном гвардии, начал службу свою ещё при Петре I. В 1714-м в двадцатилетнем возрасте записали его солдатом в гвардию. Правда, поначалу прочили ему военно-морскую службу, а потому с 1716 по 1720 год он учился в только что учреждённой Морской академии. Однако он приглянулся царю, и тот в 1720 году взял его к себе денщиком. Причём царь ему доверял особо и давал некоторые секретные поручения. Чин денщика при Петре I приравнивался к флигель-адъютантскому.

При императрице Екатерине I он стремительно шёл в гору, сначала став гоф-юнкером, затем камер-юнкером, а впоследствии камергером цесаревны Елисаветы. При Петре II стал генерал-майором армии и унтер-лейтенантом кавалергардского корпуса. Но затем подвергся опале из-за ссоры с всесильным князем И. Долгоруковым и был отправлен в Малороссию, в заштатную воинскую часть. Однако при императрице Анне Иоанновне вновь пошёл в гору, участвовал в ряде сражений с турками, являлся некоторое время смоленским губернатором, а с 1738 по 1739 год снова служил в армии под командованием Миниха.

При императрице Елизавете Петровне, в 1741 году, получил назначение главным правителем Малороссии, а в 1742-м командовал войсками в Эстляндии, Лифляндии и Великих Луках. Тогда же стал генерал-аншефом. Его боевой опыт был не слишком богатым, тем не менее, когда началась Семилетняя война, его, уже ставшего в предвоенные годы графом, генерал-адъютантом и подполковником лейб-гвардии Преображенского полка назначили главнокомандующим, правда в связи с болезнью Петра Семёновича Салтыкова, который должен, по мысли императрицы, вести войну против Фридриха.

Современники отмечали, что едва ли это назначение было целесообразным, поскольку Бутурлин был, по мнению их, ловким царедворцем, нежели полководцем. Правда, при всём при этом отмечали у него некоторые администраторские способности.

В ту пору даже сложился анекдот. Великий князь Павел Петрович будто бы однажды сказал, когда Бутурлин прибыл во дворец перед отъездом к армии:

– Пётр Семёнович Салтыков поехал мир делать и мира не сделал, а этот теперь, конечно, ни мира, ни войны не сделает.

Трудно сказать, мог ли шестилетний ребёнок высказать столь прозорливое мнение, но дела в армии с прибытием Бутурлина не пошли так, как хотелось бы. А тут ещё он повздорил с австрийским главнокомандующим Лаудоном. Всё это дало королю Фридриху большие преимущества.

Дошло до того, что императрица Елизавета Петровна потребовала активизировать действия. На что Бутурлин ответил, что бережёт солдат и потому избегает сражений с пруссаками.

Императрица гневно возразила:

– Я всегда рекомендовала и рекомендую щадить солдат, но считаю непозволительным делать это в ущерб общему ходу боевых действий.

А когда узнала об успехах армии прусского короля, выговорила ещё более жёстко: «Король прусский такие бесславные и оскорбительные оружию нашему толкования рассеет, что оныя, наконец, у многих дворов худую импрессию произвести могут».

То есть Суворов прибыл в действующую армию далеко не в лучшие времена. Его никак не могло устроить топтание на месте и осторожность в боевых делах с противником. Тем более, как уже отмечалось, прибыл он не на строевую должность, а на тыловую. Что ж, вспомним, что такое случай – чей он псевдоним?! Случайны ли должности, которые исполнял Суворов? В Московском «гошпитале» он познакомился с организацией медицинского обеспечения и сделал соответствующие выводы, будучи генерал-аудитор-лейтенантом, вник в законы, которые существовали в армии, а вот теперь занялся снабжением войск. А ведь командирам всех степеней, а особенно командирам высокого ранга и командующим соединениями, очень важно знать, как происходит снабжением подчинённых им войск, каким образом производится пополнение подразделений и частей новобранцами.

То есть Суворов получал опыт и знания, которые так или иначе были далеко не бесполезными в будущей его командной работе.

Он не жаловался на судьбу, на то, что никак не может добраться до важных и ответственных боевых дел. Работал с необыкновенными добросовестностью и рвением. И труд его был замечен…

9 октября 1758 года Александр Васильевич Суворов был произведён в подполковники Казанского пехотного полка и вскоре назначен комендантом города Мемеля.

Служба не мешала ему продолжать самообразование. Он изучал историю Троянской войны и походы Александра Македонского. В своих письмах часто ссылался на знаменитых героев Древнего мира – Аристида, Эпаминонда, Ганнибала.

Но по-прежнему он видел себя в мечтах в боях, во главе атакующих подразделений.