Текст книги "Троекон. Книга 1: Третий путь"

Глава 8: Сердце Дракона

Гедорн является одним из самых влиятельных и могущественных королевств Континента Орла, по крайней мере, восточной его части, отделенной от западной Трубочным морем, или Башмачным, как его называют некоторые из тех, кто живет в непосредственной близости.

Королевство это меньше Протелии, если, конечно, не считать спорных территорий на северо-востоке, где раскинулось огромное озеро Великосеверное, многими гордо именуемое морем, на котором Гедорн имел свой флот, по большей части бесполезный, ибо использовать его можно было лишь против Микоса и Платоса. Эти две страны не отличались выдающимися размерами и почти не имели боевых кораблей, зато скалистая местность давала им огромное тактическое преимущество на суше, где местные солдаты знали едва ли не каждый выступ и трещину в небольших горных хребтах.

Любое, даже самое могучее войско, не сможет пройти через тамошние перевалы и ущелья, не потеряв при этом как минимум половину войска. Именно поэтому могучий Гедорн даже не пытался их захватить, ибо кроме озера и вытекающей из него в океан реки им более ничего нужно не было. Сами государства не особо стремились препятствовать проходу кораблей соседней страны через их территорию, ибо не желали ввязываться в войну по пустякам, хотя и называли беспардонное королевство презрительно Колдорн.

– Мой король! – Паладин предстал перед своим правителем по всем правилам этикета: опущенная голова, сжатый кулак правой руки у сердца, левая ладонь на эфесе длинного и неширокого меча с гардой в виде округлых крыльев орла.

– Его нашли? – Король, статный, с широкими плечами, сидел за массивным письменным столом из темного дерева, изучая донесения и реляции с фронта. Точнее, будущего фронта, который станет таковым уже совсем скоро. Судя по донесениям, армия готова тронуться в любой момент, и ни один полководец не сомневается в скорейшей победе. Сомневающиеся оканчивают свои дни на плахе.

Король поглаживал длинную, до груди, белую, словно снег, бороду, не отрываясь от чтения ни на миг. Он и так знал, что все в идеальном порядке, но контроль являлся его страстью, знание обо всех, даже самых незначительных, на первый взгляд, нюансах, мелочи, на которые остальные не обращают внимания, – именно благодаря щепетильности он стал королем Гедорна. Щепетильности и безжалостности.

– Не совсем, – ответил паладин, и, не дожидаясь вопроса короля, который тот и не собирался задавать, зная – все, что требуется, его верный слуга скажет и так, – продолжил: – Насколько стало известно нашим прознатчикам, Филакий все же погиб во время войны. Однако незадолго до смерти он обмолвился, что до вступления в войско пребывал в городе Эфер, что на самом юге Протелии.

– Как я и думал, – протянул король, отрываясь от донесений. – Что ж, на юг, так на юг. Пробить страну насквозь, словно сердце стрела, и до этого самого Сердца добраться.

– Мой король…

– Не надо. Знаю, что хочешь сказать. Я с самого начала говорил, что этот план не сработает. Ачукалла предал нас, предал меня. Шлет мне свои писульки, мол, все еще не может добраться. Сколько прошло времени? Четыре года? Я терпелив, но не настолько.

Король удивительно легко для своего возраста поднялся из-за стола и подошел к большому арочному окну. Вид открывался просто потрясающий. Столица королевства Гедорн – Манон – владела всем тем же, что и столицы государств намного западней. Вот только имела она и то, чем не могли похвастаться все остальные страны континента – несокрушимую армию.

Когда случилась Война Бессмертной и Неживой Розы, Континенты Лисы и Быка просто пылали от обрушившихся на них сражений, однако Орлиный Континент больше всего пострадал именно на западе, когда как до восточных его территорий пожарище отчего-то так и не добралось. Тогда король жалел, что мечи его солдат не отведали крови врагов – плевать кого, любого, кто посмеет ступить на землю Гедорна, будь то маги или Армия Чистых Людей.

Но теперь король не уставал благодарить Богов Юга и Востока за столь щедрый подарок. Да и Армию Чистых Людей нельзя было обделить. Без магии государства превратились в легкую добычу для его смертоносного войска.

Благодарить Викаранай было за что, король не желал ставить под сомнение их доблесть в борьбе с волшебством, однако сам он отказываться от него не стремился. О да, в его армии были колдуны всех мастей, ныне не связанные клятвами, ибо те, кому они их давали, нынче далеко за океаном и носа не суют со своего острова в остальную часть Троекона. Хотя, конечно, существовали и те, кто остался…

С других континентов прибыло много беженцев, что сами не знали, от чего бегут: от Викараная ли аль от их противников. Владыка Гедорна лично отбирал самых сильных из них к себе в войско, остальных отсылал восвояси, зачастую силой. Те нашли пристанище в Протелии, королю которой было плевать, кого он пускает в свое, с позволения сказать, королевство.

– Карера Драгон, – чуть ли не торжественным шепотом проговорил король. – Сердце Дракона. Когда этот Архетелос присоединится к моей коллекции, я пошлю в Бездну Викаранай вместе со всеми этими фанатиками, что сейчас важно расхаживают по моей столице с таким видом, будто все здесь принадлежит им.

Король еще раз взглянул на свой город с вершины своего замка-скалы: все эти аккуратные дома в три, а то и четыре этажа, построенные из серого камня и желтого кирпича, возвышающиеся над ними шпили башен и колоколов, расставленные на одинаковых расстояниях друг от друга, словно их специально поставил так невидимый великан. Король Моррос Аво Хотрекс легко мог носить и это звание.

Любясь видом из окна, он очередной раз поймал себя на том, что невольно поглаживает большим пальцем перстень на указательном. Гладкий белый камень словно медленно переливался где-то в глубине, будто внутри него бушевал настоящий ураган, от которого перед глазами не видно ничего, кроме бесконечной белизны.

Каждый раз, когда с ним встречаются викаране, они с подозрением смотрят на этот камень, однако еще ни разу о нем не спросили. А если бы и спросили, что король мог им ответить? Что это могущественный Архетелос, способный уничтожить минимум половину их хваленой армии в городе, стоит только королю лениво (хотя в лености правителя Гедорна обвинить было нельзя) взмахнуть рукой?

Но этого мало. Нужно больше силы. Намного больше! И нужно лишь знать, где ее взять. Король Моррос знал.

– Выдвигаемся. К началу зимы Протелия падет.

Паладин церемониально отсалютовал, прижав кулак к груди и склонив голову, развернулся и вышел, перейдя на бег, когда король уже не мог услышать его шагов.

Правитель Гедорна продолжил стоять у окна, любуясь городом с вершины замка-скалы.

***

Магия – тяжкое бремя. Испытание, самое серьезное не для тела, но для духа. Чем больше ты погружаешься в пучины волшебства, тем глубже тебе хочется заплыть, туда, где тьма и неизведанное скрывают нечто… нечто… Нечто! По крайней мере, так тебе кажется.

Вот только ничего там нет.

Сначала ты используешь магию, чтобы растопить печь, разжечь камин, заставить костер полыхать, чтобы что-то разогреть или согреться самому. Затем ты решаешь, что до моста слишком далеко, и останавливаешь речной поток, дабы перейти на тот берег вброд. Потом тебе и ходить надоедает, ты зачаровываешь какой-нибудь удобный ворсистый ковер и летаешь на нем.

Не нравится подступающий к твоему дому лес – срубить его взмахом конфигара. Не нравится болотистое озеро неподалеку – иссушить его мановением посоха. Не понравился косой взгляд бедняка – испепелить его одним жестом руки вместе со всей улицей.

Власть – это весы. На одной стороне сила и слава, на другой – мораль. Поднимаясь с самого низа силы вверх, ты, в конце концов, переступаешь точку баланса, и весы на стороне морали опускаются все ниже и ниже, когда как сила твоя высится над головами простолюдинов, среди которых некогда был и ты.

Баланс есть всегда и во всем, но никто не стремится его отыскать, а уж тем более соблюдать. И все эти клятвы ничего не стоят, если ты достаточно проворен, чтобы их обойти или нарушить так, чтобы никто не прознал.

Айван не стремился к могуществу, как не стремился он и к обучению магии, однако кое-какие полезные в хозяйстве заклинания все же выучил по наставлению своего отца. Слабые, не боевые, такие, что не смогут повредить кому-либо, если вдруг выйдут из-под контроля.

– Ну, можешь что-нибудь сделать?! – закричал Нандин. Два голема успели их заметить и уже направлялись к вторженцам, еще один медленно двигался по коридору справа от них, перекрыв единственный путь отхода.

– Д-да, наверное, – начал заикаться от волнения Айван. – Только мне нужно немного времени.

Берсеркер, больше не говоря ни слова, ринулся в бой. Он с одним-то не смог совладать, куда уж ему сразу двоих, однако отвлечь он все же их в силах.

Айван вновь сконцентрировался, представляя себе образ того, что собирается создать, и начал медленно, четко проговаривая слова и вникая в их смысл, читать заклинание:

– Сэв уиер… Проклятье, нет! Уоер! Уоер! Вода, не ветер.

Он начал заново:

– Сэв уоер йаг видай полио скоэль

Сэв зик рефасай гиругу фенна

О зике омелу стиг вонмас

Убе эписур катре витома халос.

Воздух перед ним замерцал, сгущаясь и оплывая, словно превратившись в прозрачную морскую гладь, едва потревоженную теплым бризом. Еще миг, и он увидел самого себя: грязный, потрепанный мальчик, некогда белесая голова заляпана бурой кровью, одежда едва не рассыпается прямо на нем – и вот так он собирался пережить зиму.

Однако это был не он, точнее, не совсем он – лишь отражение в большом прямоугольном зеркале, зависшем прямо в воздухе.

– Сюда, скорее! – закричал Айван Нандину, и тот, увернувшись от очередного удара одного из големов, подбежал к мальчишке.

– Что это у тебя тут? Зеркало? Ты издеваешься?! – взревел берсеркер медвежьей глоткой.

– Это лучшее из того, что я могу сделать. Айван мановением конфигара развернул отражающую гладь лицом к големам. Теперь каменные истуканы могли видеть лишь собственные тупые отражения, а маг-седокта и берсеркер скрывались по ту сторону, однако големы виднелись им как на ладони.

– С одной стороны зеркало, с другой простое стекло, – пояснил Айван. – Я такими кур со двора в курятник загонял, просто направлял зеркало на клуш и двигал вперед, те думали, что это их соседки на них несутся, и сами поскорее спешили по насестам.

Кажется, големы не сильно отличались умом от куриц, а потому вдруг остановились. Имей они хоть крупицу разума живого существа, можно было даже сказать, что они растерялись. Кроме того, что в этот миг вышел из коридора справа.

Айван знал, что он слабый маг, а потому даже не пытался создать второе зеркало или изогнуть и расширить первое, чтобы скрыться еще и от третьего истукана. Сейчас время шло на секунды.

Скрываясь за призрачной защитой, Айван и Нандин двинулись влево вдоль стены к дверям. Два голема не сводили с них взгляда, пусть у них и не было глаз, хотя не с них, а с собственных отражений, а вот третий упорно продолжал бесшумно шагать точно также вдоль стены, вытянув вперед руки, чтобы схватит и раздавить нарушителей.

Первая дверь, деревянная, но массивная, крепче, наверное, чем любая другая в цитадели, оказалась заперта, даже не дрогнула от удара всем телом Нандина. Вторая тоже закрыта, как и третья. В порыве злости берсеркер пропустил четвертую, направившись сразу к пятой, даже не оглядываясь на Айвана, прикрывающего их зеркалом. И, о чудо, она поддалась.

В лицо ударил яркий свет, не позволяя увидеть, что там внутри. Но разве может быть что-то хуже голема, от которого тебя отделяет три шага?

Айван и Нандин вступили в проем, с силой захлопнув за собой дверь, ожидая, что голем вот-вот начнет прорываться. Однако вместо звуков ударов могучего камня о не менее могучее дерево, они услышали голос, заставивший их подпрыгнуть на месте:

– Да, все-таки я оказался прав.

Нандин тут же развернулся, в прыжке наотмашь ударяя покореженной фомкой по невидимому человеку, однако удар его пропал втуне, разрубив лишь воздух.

– Хорошая реакция, будь я и в самом деле на том месте, оказался бы с проломленной головой.

Лишь сейчас Айван с Нандином смогли осмотреться. Просторное помещение со стенами из гладкого черного камня, который, однако, словно светится изнутри каким-то своим, темным светом; посреди комнаты круглый и узкий желтокаменный постамент, на котором растет небольшое совсем деревце с раскидистыми ветвями, покрытыми зелеными листиками-каплями, а в самое его центре…

Айвану сначала показалось, что это самый натуральный огонь, незнамо как горевший на верхушке дерева, но, присмотревшись, вдруг понял, что это какой-то камень, то ли зачем-то положенный кем-то на растение, то ли и вовсе выросший заместо цветка. Камень – рубин не рубин, гранат не гранат – словно пылал изнутри неведомым огнем; особенно заметно это было, когда смотришь не прямо, а чуть искоса, краем глаза.

– Притягивает взор, не правда ли?

Айван и забыл, что в помещении, кроме них с Нандином, есть кто-то еще.

Рыцарь-викаран, Лютер, что, похоже, главный среди остальных викаранов, стоял в окружении своих людей на противоположной стороне комнаты, сложив на груди руки. Только сейчас молодой маг успел задуматься, почему их с берсеркером до сих пор не схватили, а то и вовсе не убили на месте, и сразу же нашел причину.

Как оказалось, все шесть дверей вели в одно и то же место, вот только комната эта оказалась не столь проста. От стен по обе стороны дверей до постамента с огненным камнем на деревце протянулись полупрозрачные преграды, которые словно водной искрящейся гладью разделяли комнату. Гладь эта походила на ту, что появилась, когда Айван создавал Зеркало, но он нутром чуял, что предназначена она явно не для любования отражением.

Нандин, конечно, первым делом ударил по преграде своей фомкой, одначе стена даже не дрогнула и не издала ни звука.

– Бесполезно, – хмыкну иной голос. Это оказался другой рыцарь, запертый в ином сегменте комнаты. Айван видел его подле Лютера, однако имени не знал. – Можете хоть целый месяц по нему долбить, ничего не выйдет.

– Это еще почему? – с вызовом гаркнул Нандин.

– Карера Драгон, – вновь заговорил Лютер. – Сердце Дракона. Этот Архетелос обладает огромной магической силой, однако лет эдак пятьдесят считается утерянным. Тот, кто создавал эту защиту, предусмотрел все. Сомневаюсь, парень, – обратился он к Айвану, – что тебе хватит магических сил проломить эти барьеры.

Айван и сам прекрасно это знал. По сравнению с настоящими волшебниками, он словно муравей на фоне быка.

– Эй! – неожиданно громко заревел Нандин. – Вот гад! Живучий, Бездна его побери!

Между сегментом Лютера и второго викарана, который тоже не стоял в одиночестве, располагался еще один. Именно на того человека, что там находился, и отреагировал так бурно Нандин. Им оказался Убийца из Манона, незнамо как выживший в том взрыве на холме. До этого его не было видно из-за спин рыцарей в третьем сегменте, однако, когда те расступились, он предстал во всей красе.

Выглядел убийца неважно. Взрыв все же задел его, и не слабо. Черная маска приплавилась к обожженному лицу, левое ухо сгорело, а глаз и вовсе, похоже, вытек. Левая рука, которой, видимо, он пытался защититься от огня, обгорела чуть ли не до кости. Одежда на левой стороне тела тоже в некоторых местах подгорела и приплавилась к коже.

Однако взгляд его единственного глаза вряд ли сошел бы за взгляд сокрушенного и искалеченного человека. Он жаждал крови, самой настоящей, красной, теплой, пахнущей железом, но не крови Айвана, того, кто сделал это с ним, с ненавистью он смотрел на одного лишь Нандина, отвечающего ему таким же яростным взором.

Так бы и продолжалось до самой их голодной смерти, если бы вдруг четвертая слева дверь не распахнулась, и в пустующий до этого сегмент не вошел тот, о ком все, наверное, и думать забыли. Волшебник в маске собственной персоной.

***

Пять големов. Мурра давно уже выяснил, что их в каждой части подвала именно столько. Теперь от них остались лишь разбитые камни, разбросанные по всей земле. К сожалению, он никогда не заходил дальше, а потому понятия не имел, существуют ли еще какие-то ловушки в этом проклятом подвале.

Когда только он разделался с третьим истуканом, едва не угодив под его могучие лапы, то услышал где-то в отдалении, но точно в одной из частей подвала, взрыв, да такой, что пол задрожал, а с потолка посыпался песок. Мурра сразу подумал об Айване.

Возможно, тот снова воспользовался своим Огненным шаром, пусть под землей это более чем неразумно, а может, это сработала какая-то ловушка. Травник спускался лишь в эти части подвала, куда мог попасть любой желающий на свой страх и риск, однако понятия не имел о потайных ходах.

И теперь ему оставалось лишь гадать, жив ли все еще Айван, маг-седокта из Северовесья, или же погребен нынче под каменным потолком, который, вероятней всего, сам и обрушил себе на голову.

Мурра всегда догадывался, что Айван владеет магией, при этом никогда не обучавшись в Академии, но, как и малец, раскрывать свою тайну не стремился. Возможно, было бы куда верней обучить его паре-другой заклинаний на случай, если придется защищать себя, но травник считал, что лучший способ для парня защититься – держаться от магии подальше, а потому всегда, когда Айван наведывался к нему с очередными ссадинами, старался поскорее его выпроводить.

Теперь же парень в беде по вине самого Мурры. Полезть в цитадель, чтобы вернуть свои инструментарии – вот же глупец!

– Если бы я только был аккуратнее, – с досадой проговорил волшебник в маске вслух. – Следовало припугнуть того мальчишку-посака, чтобы он и думать забыл, как следить за могущественными колдунами. До могущества Мурре было далеко, но об этом мало кто знает. По крайней мере, в Эфере он является сильнейшим магом, если, конечно, в городе не живет какой-нибудь шибко скрытный волшебник, ни разу за все время не воспользовавшийся магией.

Из дум Мурру вывела очередная пара големов. Будучи полностью из крепкого и плотно подогнанного камня, на них мало воздействовало Оледенение. Преодолев всего пять Завес, Мурра не смог продолжить обучение, так как за время двухгодовалой отсрочки ему так и не удалось увеличить предел своего магического вместилища. Будь он магом шестой Завесы, точно бы смог понизить температуру своего Оледенения до такой степени, что эти каменные истуканы попросту промерзли бы насквозь и лопнули, развалившись тысячами ледяных осколков.

Однако, вместо этого, приходилось использовать другую магию, для которой Мурре необходимо было читать заклинания, а не имея под рукой своего посоха, пришлось проговаривать их вслух.

Если бы не медлительность истуканов, проблем было бы не избежать, однако лишившись большей части вложенной в них энергии, те двигались медленно и рывками, словно экономя силы. Однако Мурре все равно пришлось отступить в первое помещение с вином, чтобы избежать смертоносных ударов и успеть нанести их самому.

До чего же было его удивление, когда после всего он выбрался в комнату, где перед ним предстало еще одновременно три голема. Маг сразу понял, что это как-то связано с Айваном, а раз его нет среди двух трупов рыцарей, явно убитых человеком, значит, он за одной из шести дверей впереди, цел и, маловероятно, невредим.

Мурра более не желал тратить время и силы на сложные заклинания, однако экономии и того, и другого он позволить себе не мог. Он не знал, что за дверьми: возможно, целые орды новых големов, в чем он сильно сомневался, а может, – спасение.

Не тратя время на размышления, он воспользовался заклинанием, которое применял лишь единожды, защищаясь от грабителей на дороге по пути в Эфер. Да, он убил их, безжалостно и кроваво, но из-за войны клятвы обесценились, как и человеческие жизни.

Прямо над големами, почти во весь потолок, сгустился тонкий прямоугольник твердого воздуха, но теперь это был не обычный Барьер, а горизонтальный, с помощью которого можно избавиться как от стрел сверху, так и от врагов снизу. Невидимый барьер рухнул на головы каменным истуканам, стирая их в порошок, а мертвых рыцарей вдавливая в землю лопнувшими телами и кирасами.

Первая дверь, как и последующие две, оказалась наглухо закрыта, однако четвертая поддалась легко, даже петли, явно не смазывающиеся годами, не издали и звука. Ослепительный свет вырвался из проема белой волной, и Мурра, отбросив мысли о худшем, вступил внутрь.

– Похоже, теперь все в сборе. Не уверен насчет берсеркера, но вы с Убийцей из Манона несомненно убивали моих людей. И теперь вы… мы все заперты в одной комнате, не в силах ни выбраться, ни достать друг друга. Похоже, это и есть истинное наказание для тех, кто решил вторгнуться в сию обитель.

Мурре так и не представился случай лицом к лицу встретиться с молестием Лютером, однако теперь он мог рассмотреть этого человека во всем его викаранском величии.

Средний ростом, но статный, суровые глаза, которые, кажется, никогда не улыбались, смотрели насквозь. Такому человеку подчинялись неукоснительно, однако, Мурре так представлялось, зачастую его подчиненные и без лишних слов знали, что следует делать.

Удивительно, что столь сильный духом человек всего лишь какой-то молестий, служащий на побегушках Святого Викараная. Дай такому власть, и короли начнут целовать подол его плаща. Плаща, обязательно надетого поверх доспехов.

– Не стану спорить, – сухо ответил волшебник в маске, стараясь не выказывать удивление этой встречей. – Но поверьте, я этим занимался не по собственной прихоти.

– Городской Совет. Ачукалла хитер.

– Предыдущий отряд! – воскликнул вдруг Войтос. – Думается мне, они все же добрались до Эфера.

Мурра ничего не ответил, как и не прокомментировал это сам Лютер, лишь бессознательно поиграв желваками, продолжая волком смотреть то на волшебника, то на убийцу в черном.

И только сейчас волшебник вдруг случайно зацепился взглядом за огненно-красный камень, покоившийся на небольшом деревце.

О да, Лютеру даже не было необходимости видеть лицо или глаза человека, чтобы прочесть его насквозь:

– Я удивлен, – без тени удивления проговорил он. – Даже придворный маг Совета не ведал, что хранится под его ногами? Знаете, что это?

– Я не придворный маг, – бросил Мурра. – Просто стараюсь выжить в мире, где Викаранай пытается подчинить его своим законам, где нет места магии, пусть мир этот на ней и зиждется. И да, я прекрасно знаю, что это.

– Я бы с удовольствием вступил с вами в полемику мнений, и подробно объяснил, в чем вы не правы, господин волшебник, но, боюсь, я все еще не достаточно отчаялся провести здесь остаток своей жизни, чтобы доказать еретику, что он еретик.

И тут, не выдержав более этого словоблудия, зарычал настоящим медведем Нандин, хотя Айван никогда и не слышал, как рычат медведи, он их, честно говоря, даже никогда не видел.

– Если я услышу еще хоть одно елейное словечко от этих благородных бахарей, клянусь Ахтлапалехом, я голыми руками разорву эти невидимые стены, а потом точно так же оторву им головы.

Все тут же умолкли, однако не прошло и пяти секунд, как вновь заговорил Лютер:

– Итак, кто-нибудь имеет понятие, как нам отсюда выбраться? Господин волшебник?

– Если бы я знал, меня бы уже здесь не было.

– Неужели и Сердце Дракона здесь не помощник?

– Будь сей Архетелос у меня в руках, все здесь присутствующие были бы уже мертвы. Однако он защищен Барьером, таким же, какие разделяют нас.

Лютер прищурился и, Айван готов был поклясться, взглянул на него как-то недоверчиво. Подумать об этом как следует ему помешала очередная вспышка света за спиной. Оглянувшись, он увидел, что последний сегмент светится, знаменуя, что шестая дверь открыта, и когда свет погас, перед всеми предстал Ачукалла, а вместе с ним не менее десятка стражников в латах и с самострелами в руках.

– Похоже, я повременил, – усмехнулся Лютер одними губами. – Вот теперь точно все в сборе.