Текст книги "Сталин против военных преступников и поджигателей войны"

А. Я. Вышинский. Против пропаганды и поджигателей новой вой ны. Выступление на заседании Политического комитета Генеральной Ассамблеи ООН 22 октября 1947 г

А. Я. Вышинский

ПРОТИВ ПРОПАГАНДЫ И ПОДЖИГАТЕЛЕЙ НОВОЙ ВОЙНЫ

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ЗАСЕДАНИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО КОМИТЕТА ГЕНЕРАЛЬНОЙ АССАМБЛЕИ ООН 22 ОКТЯБРЯ 1947 г.

(Извлечение)

. .

3. АНГЛО-АМЕРИКАНСКИЕ ПОКРОВИТЕЛИ ПОДЖИГАТЕЛЕЙ ВОЙНЫ

Советские предложения требуют осудить ведущуюся реакционными кругами в ряде стран, и, в частности, в США, Турции и Греции преступную пропаганду новой войны путем распространения всякого рода измышлений, подобных указанным выше, посредством печати, радио, кино, публичных выступлений, содержащих открытые призывы к подготовке к войне в целях нападения на миролюбивые демократические страны.

Советская делегация предлагает, чтобы Организация Объединенных Наций признала поддержку и допущение пропаганды новой войны нарушением долга, принятого на себя членами Организации Объединенных Наций. Такая пропаганда войны на территориях государств – членов Организации Объединенных Наций находится в вопиющем противоречии с Уставом и является грубым нарушением его принципов, обязывающих государства – члены ООН «развивать дружественные отношения между нациями на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов, а также принимать другие соответствующие меры для укрепления всеобщего мира».

Напомню, что одна из статей Устава прямо требует от всех членов ООН «не подвергать угрозе международный мир и безопасность и справедливость».

В действительности эти высокие принципы, положенные в основу всей Организации Объединенных Наций, в некоторых странах систематически нарушаются при отсутствии какого бы то ни было противодействия со стороны официальных учреждений и лиц. При этом свое пассивное отношение к такого рода действиям, возмущающим совесть миролюбивых народов, объясняют тем, что никакое вмешательство в целях прекращения пропаганды войны невозможно якобы ввиду демократических условий и наличия в этих странах свободы слова и печати, гарантирующих каждому возможность и право держаться любых взглядов и проповедывать любые идеи, независимо от их содержания и значения. Ничего не может быть искусственнее и ошибочнее таких объяснений и ссылок. Никакая свобода не может переходить в произвол и злоупотребление, превращаясь в угрозу величайшему благу человечества – миру.

В своей речи на Генеральной Ассамблее 22 сентября представитель Великобритании г-н Макнейл по этому вопросу заявил, что ответ на предложения Советского Союза о принятии мер борьбы с поджигателями войны не должен состоять в критике других за то, что они позволяют своим гражданам свободно выражать свои мысли. Г-н Макнейл ответ этот усматривает в том, чтобы «побудить, – как он сказал, – все страны, чтобы они терпимо относились к свободному выражению взгляда гражданами свободных государств».

Но это и означает, г-н Макнейл, не что другое, как призыв терпимо относиться к поджигателям войны, терпеливо ждать, как эти поджигатели обретут успех в своей преступной работе и когда снова всполыхнет новая война со всех четырех сторон.

Таким образом, судя по этому заявлению Макнейла, английское правительство не намерено принимать какие-либо меры против поджигателей войны.

Концепция британского правительства в этом вопросе состоит, по-видимому, в том, что такому чудовищу нужно предоставить полную свободу действий и терпимо относиться к такой пропаганде, несущей мирному населению новые, еще большие бедствия, чем это было когда-нибудь раньше.

Представитель Соединенных Штатов Америки г-н Остин в своей речи 20 сентября на обеде, устроенном так называемой американской ассоциацией друзей Объединенных Наций, вообще постарался обойти поставленный советской делегацией вопрос. Он ограничился несколькими совершенно бессодержательными тирадами по поводу якобы злонамеренных методов Советского Союза, не дав, впрочем, себе труда объяснить, в чем именно заключается злонамеренность этих методов. Вопреки совершенно очевидным фактам, только частично указанным советской делегацией, – фактам, свидетельствующим о безудержной пропаганде в США войны, при участии некоторых официальных лиц, на глазах у американского правительства, в высшей степени снисходительно относящегося к этой пропаганде, г-н Остин не постеснялся заявить, что США неуклонно придерживаются принципов и политики Организации Объединенных Наций. Он, очевидно, забыл, что основным принципом Организации Объединенных Наций является борьба за мир, борьба против всех и всяких поджигателей войны. Но вот именно этот принцип больше всего подвергается здесь испытанию, больше всего терпит нарушений и извращений, чего г-н Остин не замечает или не хочет замечать.

Предложения Советского Союза встретили в штыки те самые реакционные круги, против которых направлены советские предложения и которые почувствовали серьезную опасность для своих интересов и для всего дела разжигания новой войны в предложениях Советского Союза, верного и мужественного поборника мира и безопасности народов. Выдумывают всевозможные мотивы, чтобы как-нибудь отклонить предложения СССР. Ссылаются, например, на то, что запрещение под страхом наказания ведения в любой форме пропаганды войны и принятие мер в целях воспрепятствования и пресечения такой пропаганды несовместимо с основными правами человека и со свободой печати. Ссылаются на то, что свобода печати дает возможность обсуждать любую проблему, как она того заслуживает. «Нью-Йорк пост» при этом сообщает, что советская резолюция будет отклонена американской делегацией на том основании, что цензура никогда не устанавливается над речами, полезными народу, но что ее следует устанавливать только над тем, что наносит ущерб общему делу. Но разве подстрекательство к войне не наносит ущерб интересам народа? Разве речи, натравляющие одну страну на другую, поджигающие новую войну, не преступление против народов? Разве такие речи можно терпеть и разве можно не остановить зарвавшихся поджигателей новой человеческой бойни, прикрывающихся болтовней о цензуре, которая якобы несовместима с правами человека?

Ссылки на недопустимость установления цензуры неправильны и лицемерны. Неправильны – потому, что установление правил, регулирующих общественные отношения в интересах общества, народа, во имя общего блага, есть священное право народа. Лицемерны – потому, что законодательная практика разных стран, и в том числе США, доказывает, что такое регулирование, как бы его ни называли, – контролем, цензурой и т. п., – хорошо известно разным странам, и в том числе Соединенным Штатам Америки.

Вот почему должен сказать, что нельзя принимать всерьез заявления г-на Макнейла и г-на Остина о верности политике мира, наряду с выражением того попустительства пропаганде против мира, о котором говорил Макнейл, защищая право свободно выражать преступные мысли и разливать яд ненависти к другим народам и государствам, призывая к новой человеческой бойне. Одно не вяжется с другим. И это верно тем более, что в действительности запрет пропаганды войны и преследование такой пропаганды государственным законом не имеет никакого отношения к свободе печати и слова, как и к другим свободам и демократическим правам. Ведь никому же не придет в голову, разрешая гражданам свободно, по их усмотрению, пользоваться огнем, оставаться пассивными зрителями и тем более попустительствовать совершению поджогов. Свобода печати во всех цивилизованных и демократических государствах не исключает известных ограничений в интересах общества, общественной морали или общественной дисциплины. Если верно, – а это безусловно верно, – что свобода есть познанная необходимость, – то не может быть никакой речи о противопоставлении свободе печати необходимости не допускать в печати подстрекательства и поощрений того, что противоречит общественной нравственности или государственным законам страны.

4. ПРИКРЫВАЮТСЯ «СВОБОДОЙ ПЕЧАТИ»

Мы слышали со стороны США, Великобритании, Франции и некоторых других стран возражения против предложения СССР об установлении ответственности в уголовном порядке за ведение в любой форме пропаганды войны. Можно подумать, что в этих странах не существует никаких ограничений свободы печати. Между тем это далеко не так. Во всех этих странах под страхом уголовного наказания запрещено, например, распространение непристойных печатных произведений и изображений, пересылка их по почте, имеется даже запрещение «непристойного языка в радиопередачах». Можно было бы сослаться в этом отношении на кодекс Соединенных Штатов, главу 18, раздел 335, где говорится, что все материалы (конверты, почтовые карточки, оберточные материалы и т. д.), на которых могут быть написаны или напечатаны, или другим образом воспроизведены любые изображения, эпитеты, выражения, или язык неприличного, непристойного, похотливого, порнографического, клеветнического, угрожающего характера и т. д., не подлежат пересылке по почте и не должны доставляться по почте, и что всякий, кто сознательно передает или является причиной передачи или пересылки по почте подобного рода материалов и распространяет или оказывает помощь в распространении таких материалов, подвергается штрафу до 5 тысяч долларов, или тюремному заключению до пяти лет, или тому и другому вместе. Аналогичный закон имеется во Франции, хотя здесь эти преступления караются небольшими сроками тюремного заключения и небольшими штрафами.

В Великобритании также действуют законы против непристойной литературы и изображений, причем английский закон допускает арест за непристойное поведение и изображение в печати даже простым полицейским распоряжением. Известно, что в Великобритании действует специальная театральная цензура, осуществляющая предварительный просмотр спектаклей и фильмов, обращающая особое внимание на борьбу с порнографией. Известна также законодательная борьба в разных странах против торговли женщинами, детьми, против проституции, причем в Великобритании введено добавочное наказание в виде заключения в тюрьме. В таких случаях в Великобритании при рецидивах применяется даже непубличное наказание плетьми.

К сказанному следует добавить, что всякая публичная пропаганда подобного рода преступных действий сама составляет преступление, наказуемое в уголовном порядке.

Почему же не противоречит принципу свободы печати законодательство, преследующее указанные выше преступления и подвергающее суровой ответственности в уголовном порядке те органы печати, которые нарушают установленные на этот счет запреты? Почему же в этих случаях применение уголовных законов и суровых наказаний, допускаемое по отношению к печати, не рассматривается в качестве нарушения принципа свободы печати и соответствующих демократических прав? Да потому, что во всех этих случаях идет речь об оскорблении общественной нравственности, о таких действиях, которые растлевают нравственную жизнь людей, с чем не может мириться государство, заинтересованное в укреплении добрых нравов и моральных устоев общества. Это, кажется, простая истина и к тому же записанная уже сотни лет назад во всех прописях морали. Но почему же в таком случае появляются возражения против предложения о запрещении под страхом уголовного наказания пропаганды войны, подстрекательства к войне, являющихся в тысячу крат более опасным и тяжким преступлением против человечности? Логичного и разумного ответа на этот вопрос дать нельзя. Ведь в Соединенных Штагах Америки, например, имеются ограничения свободы печати в отношении публикации ложных, вводящих в заблуждение торговых объявлений. Согласно уголовному законодательству, например, штата Нью-Йорк (раздел 421), любое лицо, фирма, корпорация или ассоциация, агент или служащий, которые публикуют, распространяют, рассылают, предлагают населению или являются причиной прямого или косвенного опубликования, распространения, рассылки, или предложения населению в газете, журнале или другом издании или в виде книги, заметки, циркуляра, публикации, письма, аннотации, плаката, афиши, оповещения, карточки, надписи или ярлыка, по радиостанции или другому виду рекламы, или заявление любым путем относительно товаров, ценных бумаг, услуг и т. д., которые содержат любое утверждение, являющееся неправильным, обманным или вводящим в заблуждение, будут признаны виновными в совершении уголовно наказуемого преступления.

Таким образом, американское уголовное законодательство преследует использование печати в мошеннических и обманных целях, не допуская в этом отношении неограниченной свободы печати.

Если можно запретить органам печати публикацию обманных, мошеннических, жульнических, лживых торговых объявлений, почему же в таком случае нельзя запретить печатать призывы к войне и лживые обвинения в том, что СССР хочет поглотить весь мир? Почему нельзя запретить на таком же основании распространение провокационных слухов, разжигание ненависти к соседним народам, подстрекательство к войне, подстрекательство к нападению на миролюбивые народы? Почему? Я спрашиваю: почему? Я не получаю ответа на это, как уже не получал ответов не раз на законные вопросы. Я призываю в свидетели американское законодательство штата Нью-Йорк. Прислушайтесь к голосу хотя бы нью-йоркских законодателей теперь, в момент, когда перед нами встают несомненно более важные вопросы, затрагивающие интересы гораздо более высокие, которые влекут за собой гораздо более ужасные последствия, чем те, с которыми имеют дело, когда идет речь о ложных торговых объявлениях, могущих причинить расстройство желудка неосторожным приобретением вещей, которые в рекламах описываются безвредными, а в действительности содержат вредные для здоровья примеси. Я говорю: нет разумного и логичного ответа на вопрос о том, почему же вы видите в этих требованиях запретить преступную пропаганду нарушение основных прав человека.

Можно было бы привести таких примеров немало. Безусловно прав был член верховного суда США Холмс, который почти 30 лет тому назад, 3 марта 1919 г., при разборе дела Чарльза Скенка заявил:

«Самая строгая защита свободы слова не защитила бы человека, ложно кричащего «пожар» в театре и вызывающего панику. Она даже не защитила бы человека от обвинения против произнесения слов, которые могли бы вызвать те же последствия, что и применение силы. Вопрос в каждом случае заключается в том, применяются ли слова при таких обстоятельствах и являются ли они по своей природе такими, что создают явную и непосредственную опасность того, что они вызовут материальное зло, которое конгресс имеет право предупредить».

Кто же прав, сенатор Остин или верховный судья Холмс, которого я сейчас цитировал и который так авторитетно разъяснял правильное понимание того, что есть свобода и что есть преступление. Кто же прав, сенатор Остин или судья Холмс? Для нас, советских людей, в этом вопросе нет двух ответов. Ответ только один: прав Холмс, что бы ни говорили сейчас сенаторы.

Действительно, что бы вы сказали о таком молодце, который вдруг в переполненном публикой театре закричал бы изо всей мочи «пожар», а затем в полиции стал бы оправдываться тем, что он просто воспользовался свободой слова, хотя последствием этого и явились изувеченные, а может быть, и задавленные насмерть люди в поднявшейся панике. Можно ли сомневаться, что ни один здравомыслящий человек не согласился бы с судьей, который вздумал бы оправдать такого хулигана и освободить его от всякого наказания, ссылаясь на то, что он пользовался лишь свободой слова. Можно не сомневаться, наоборот, что закон призвал бы виновника паники и вызванной ею гибели людей к ответу, разъяснив ему крепким наказанием, что есть свобода слова и что есть злоупотребление свободой слова во вред обществу.

Таким образом, ссылки на то, что обуздание в законодательном порядке вакханалии пропаганды войны явилось бы нарушением демократических принципов, нельзя принять. Это – простая отговорка, продиктованная нежеланием покончить с таким позорным явлением, как пропаганда новой войны. Но если реакционные группы некоторых стран, в том числе Соединенных Штатов Америки, упорно сопротивляются таким мероприятиям, которые действительно могли бы устранить опасность новой войны, или во всяком случае, затруднить пропаганду такой войны, то можно с удовлетворением констатировать, что народы всех стран с глубоким пониманием и сочувствием встретили советские предложения, направленные против подстрекателей новой человеческой бойни. Об этом говорят и многочисленные письма и телеграммы, полученные советской делегацией от многих американцев и американок, которые приветствуют советские предложения, разоблачающие преступную кампанию пропаганды новой войны и направленные на поддержание и укрепление мира. В этих письмах, авторы которых принадлежат, по-видимому, к самым различным кругам американского общества, различным слоям американского народа, – по этим письмам из Инглвуда и Окленда, калифорнийских Лос-Анджелеса, Сан-Хосе, из Нью-Йорка и Утики, из Мааса и Денвера (Колорадо), из Порто-Рико и Цинциннати, Филадельфии и Солт-Лейк-Сити, Чикаго и Бельмонта в штате Массачусетс, из Юстиса (Флорида) и Гранд Репидс, Уотертауна в штате Нью-Йорк, Моргантауна в Вест Виргинии и Миннеаполиса, и не только из США, но и из Канады, из Коста-Рики, Австралии и ряда других стран, – все эти письма говорят о благородном беспокойстве за дело мира трудящихся людей, об их жгучей ненависти к войне и всяким военным авантюрам, о горячем стремлении сохранить мир и не допустить повторения страшных бедствий новой войны.

«Правда» от 25 и 26 октября 1947 г.

А. Я. Вышинский. Речь на заседании Политического комитета Генеральной Ассамблеи ООН 24 октября 1947 г

А. Я. Вышинский

РЕЧЬ НА ЗАСЕДАНИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО КОМИТЕТА ГЕНЕРАЛЬНОЙ АССАМБЛЕИ ООН 24 ОКТЯБРЯ 1947 г.

(Извлечение)

. .

Мы настаиваем на том, чтобы, во‑первых, осудить всякого рода пропаганду войны, осудить, как позорное, как общественно опасное действие, осудить в силу самого Устава, который требует этого от них; во‑вторых, чтобы каждое государство обеспечило принятие необходимых мер в порядке своего внутреннего законодательства. Это, следовательно, прямо говорит о том, что путь предлагается конституционный – не какой-то магистрат что-то будет решать, как говорит Остин, а будет решать так, как установит национальный закон в соответствии с конституцией страны, в соответствии с ее законами и обычаями, в соответствии с ее законодательными принципами, в соответствии с ее уголовной политикой, установит тот порядок, которым будет защищено человечество от злоупотребления свободой слова, от превращения этой свободы слова, основной свободы, в тот инструмент подстрекательства к войне, к провокациям, к человеконенавистничеству, к вражде, к массовым кровопролитиям, в орудие ниспровержения человечества в бездну величайших и величайших бедствий, которые когда-либо только могли и могут мыслиться. Будет ли это цензура или будут ли это какие-либо другие меры – это дело каждого государства. У нас нет ни одного звука о цензуре в наших предложениях. Мы говорим лишь о том, почему государство, которое находит возможным принимать меры в уголовном порядке против всякого, кто заражает своего соседа сифилисом или кто распространяет порнографические издания, или кто угрожает общественному здоровью продажей фальсифицированных товаров и продуктов, разрекламированных в печати как самые лучшие, доброкачественные продукты, – почему, если государство имеет право так поступать, как я указывал в значительном количестве примеров, государство не может ограничить произвол монополистов печати и не только монополистов печати, но и государственных деятелей, в своих речах позволяющих себе проповедывать необходимость, неизбежность сбрасывания бомб на соседнюю миролюбивую страну. Почему нам говорят, что если стать на нашу позицию, то это далеко заведет, что так можно пересажать в тюрьму всех, начиная с Даллеса и Бирнса? Да, если они этого заслуживают по национальным законам, они должны сесть в тюрьму. Если они будут делать то, что будет национальным законом рассматриваться как подстрекательство к войне, они должны быть судимы и посажены в тюрьму. Если это признает судья и закон, – не мы, потому что мы не касаемся этого вопроса, мы говорим: это дело внутреннего законодательства, – то против таких поджигателей войны должны быть приняты предусмотренные законом меры.

Советская делегация в своих предложениях настаивает на том, следовательно, чтобы были в каждом государстве, которое действительно миролюбиво и не хочет войны, приняты в порядке внутреннего законодательства такие меры, которые под страхом применения уголовного закона запрещали бы пропаганду войны. Мы рекомендуем в порядке уголовного законодательства принять такие меры, которые исключали бы пропаганду войны. Это не слова, это не игра словами. Мы великолепно сознаем, какая ответственная минута переживается миром, и поэтому мы так ясно, определенно и настойчиво отстаиваем свои предложения, ибо они ко благу народов.

Мы говорим также о том, что наше предложение имеет прямую связь с прошлогодним решением Генеральной Ассамблеи относительно запрещения атомного оружия, о необходимости подготовить мероприятия по исключению из национальных вооружений атомного оружия и других основных видов массового уничтожения людей. Ставим в связь это и с решением Генеральной Ассамблеи от 14 декабря о сокращении вооружений. Нам говорят, что одно не имеет отношения к другому. А все хотят свести все это к конвенции о печати. Это два совершенно разных вопроса. Но этот вопрос – он органически связан с резолюциями Генеральной Ассамблеи от 14 декабря и 24 января 1946 г. – органически связан потому, что было бы просто какой-то бессмыслицей добиваться того, чтобы были приняты меры против поджигателей войны, против пропаганды войны, и одновременно гнать вооружение вовсю. Вот почему мы говорим тоже совершенно отчетливо, что, как это выражено в 4-м пункте нашего проекта, принятие постановления нынешней сессией Генеральной Ассамблеи, подтверждающего необходимость скорейшего осуществления тех решений, которые были приняты ею в прошлом году, явилось бы сильнейшим ударом по пропаганде и по поджигателям новой войны и, таким образом, ответило бы самым важным, – важнее этого нет ничего в жизни, – интересам всех миролюбивых народов, проклинающих войну, жаждущих мира и требующих этого мира от всех, кто сознает ответственность свою перед своей страной, перед своим народом.

«Правда» от 28 октября 1947 г.