Текст книги "Киднеппинг по-русски"

Максимчук открыл глаза. Сел. Потряс головой. Огляделся. Он находился во дворе Умара, на стареньком диванчике, стоявшем на улице под навесом. Рядом приветливо улыбалась разбудившая его девчушка, дочь Умара. Как, кстати, ее зовут-то?.. Забыл. Что-то мудреное.

– Я долго сплю?

– Часа три. Папа сказал – вас не будить пока, потому что вы устали с дороги…

Александр был раздосадован. Прилетел за тридевять земель, чтобы спасать похищенного мальчишку, вместо этого успел лишь соблазнить взбалмошную журналистку, а теперь вот отсыпается после амурных трудов…

– Дядя Саша, вас к телефону.

– Кто?

– Папа.

Максимчук быстро поднялся:

– Где аппарат?..

Умар был краток, говорил намеками:

– Вопрос в стадии положительного решения. Сегодня вечером я сведу тебя с нужным человеком, все детали обговорите с ним сами. Через час я за тобой заеду, будь готов. Все, до встречи!

Девушка стояла рядом.

– Дядя Саша, а вы к нам приехали прямо из Москвы?

– Прямо из Москвы. А что?

– Давно хотела побывать в Москве. Говорят, она красивая… Я много чего хотела бы посмотреть: Ленинград, Киев, Минск… Да и вообще я хотела бы побывать всюду. Сколько раз упрашивала папу взять меня с собой куда-нибудь. Особенно в Москву. А он так и не взял ни разу. А теперь, наверное, уже вообще никогда там не побываю.

– Почему же? Ты у нас еще вон какая молодая, у тебя все впереди. Успеешь еще весь свет объехать.

– У нас в школе говорят, что в Москве чеченцев не любят, документы у них на каждом шагу проверяют и арестовывают ни за что. Так зачем тогда к вам ехать? Ну а когда мы отделимся от России, и подавно нельзя будет съездить…

– А почему это вы решили, что обязательно должны отделяться?

– Так ведь от России сейчас все отделяются. Даже Урал, и тот свою республику создает…

Александр хмыкнул, не нашелся, что ответить девушке.

– Ну а ты-то хочешь, чтобы Чечня отделялась?

– Нет, не хочу. Раньше мы все лучше жили. Так зачем разрушать дом, в котором хорошо жилось? Это мой папа так говорит…

– Правильно говорит. А мы вот разрушаем, – вздохнул Александр.

– Расскажите мне о Москве.

– Ты стихи любишь?

– Очень люблю.

– Тогда я тебе лучше ничего не буду рассказывать, а стихотворение о Москве прочитаю. Хорошо?

Девушка согласно кивнула. И Максимчук начал:

 
Вечный город, третий Рим.
Неудобосотворим…
Ты ничтожен, возвеличен,
Целомудрен, неприличен,
Опорочен, обелен,
Свеж и вечно утомлен.
Город-склочник, город-хам,
Город – непорочный храм
Всепрощенья и любви
Всех-Невинных-На-Крови…
Вечный город, третий Рим,
Проклят и боготворим,
Ненавидим и любим,
Город-смех и город-плач,
Город – жертва и палач.
Стоязычен, совестлив,
Горький баловень судьбы,
Город, вставший на дыбы…
Вот такая она, наша Москва, –
 

закончил Александр.

– Я не поняла, – призналась юная хозяйка. – Почему склочник? Почему палач?..

– Это коротко не объяснишь… Ну да ладно, девчушка. Скоро папа твой приедет. У тебя чашка чайку для гостя не найдется?

…Александр еще допивал свой чай, когда у ворот коротко просигналила машина.

Максимчук поднялся и зашагал к калитке. Он чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Он жаждал действия.

Умар сидел за рулем своего старенького «Москвича». Максимчук плюхнулся на потрепанное сиденье рядом. Чеченец резко утопил педаль в пол.

– Значит, так, Саша. Я сейчас тебя передам с рук на руки одному человеку. Он тебя отвезет к главарю местной банды или к командиру отряда территориальной самообороны – называй его для себя как хочешь. Обо мне не говори никому ни слова ни в коем случае. Про себя тоже особенно не распространяйся. Просто ты некто Никто, приехавший ниоткуда, который представляет интересы отца этого мальца. Ни в коем случае не проговорись, что ты офицер милиции. Пусть они думают, что ты хлопочешь из-за денег. Так будет лучше всего.

Сам понимаешь, этим людям нужно будет заплатить. Ну а уж сколько – договаривайся.

Тебя такой расклад устраивает?

– Конечно. Я-то не проговорюсь. А тот человек, который меня в банду повезет?..

– Он мой родственник, он меня не назовет. В принципе тебя особенно никто ни о чем расспрашивать не должен. Но смотри не лезь там на рожон. Помни: здесь – Северный Кавказ. И законы у нас резкие.

– А к какому тейпу принадлежат те, кто захватил парня? И эти, к которым мы сейчас едем?

Умар ответил неохотно:

– Как тебе сказать… Разные они, оказывается. Все у нас сейчас перемешалось.

– Не у вас это перемешалось, Умар. Просто преступник, когда чует деньги, не то что с врагом, с чертом помирится, мать родную продаст.

– Ну, насчет матери ты это напрасно, – угрюмо пробурчал чеченец. – Для наших мать – это святое.

Александр не стал спорить. Разное он слыхал про жителей Северного Кавказа. Одни говорили, что они, если выгодно будет, на все готовы. Другие – что за свой очаг, за своих родных жизнь отдадут… Наверное, кто что хотел увидеть, то и разглядел.

Машина проскочила мост над железной дорогой. Справа и слева тянулись красивые дома в веселых кружевах подернутой желтизной зелени. Чувствовалось, что выехали на окраину города. С площади с диском зеленой лужайки посередине повернули направо.

…Александр, как и никто другой в подлунном мире, тогда еще не знал, что через полгода в двух километрах от этого перекрестка, только если повернуть налево, в подвалах полуразрушенных к тому времени зданий поселка Ханкала будет размещаться штаб объединенной группировки российских войск в Чечне…

Умар притормозил.

– Быстренько давай пересаживайся вон в ту машину, – показал он.

Максимчук не заставил себя упрашивать.

Водитель, худой молчаливый парень, развернул машину и поехал обратно. Машина Умара исчезла в противоположной стороне.

Ехали долго. Проскочили по окраине Грозного, миновали микрорайон современных зданий и оказались в лабиринте улочек, где за заборами утопали в садах уютные красивые домики. За все время пути водитель не проронил ни слова.

Сколько ехали – Александр не переставал удивляться количеству вооруженных людей. В форме и без, а чаще всего в камуфляже без знаков различия, они были видны всюду: у перекрестков, в машинах, просто разгуливающие по дорогам. Даже когда мчались по окраинным улицам, можно было время от времени разглядеть автоматы у пассажиров пролетающих мимо многочисленных автомобилей.

На место прибыли уже на закате. Кроваво-красное солнце медленно опускалось за горизонт. Левее от него едва виднелись розовато подкрашенные уходящим на покой светилом сахарные головки кавказских вершин. Оттуда, от хребта, струилась осенняя прохлада. Александра ввели во двор…

Москва.

Управление. Кабинет Самопалова.

16.00

Звонок оторвал Олега от очередной бумаги, которую он тщательно изучал.

В отличие от многих других офицеров Управления, Самопалов с удовольствием работал с документами. Он любил выверенную завершенность какого-нибудь донесения, аккуратно расставленные по местам пункты рапорта или справки. Поэтому его охотно брали в напарники те из оперативников, которые к «бухгалтерии» относились как к неотъемлемо-необходимой, но неимоверно скучной формальности.

Олег же из множества разрозненных бумажек умел по крупицам извлечь какой-нибудь такой факт, такую зацепку, что все вокруг только ахали.

Олег с неохотой поднял трубку:

– Слушаю вас.

– Самопалов, зайди-ка ко мне! Срочненько, в темпе вальса…

Капитан поднялся с недовольным видом.

– Что случилось? – Сергей тоже ковырялся в каком-то «деле» и рад был возможности от него отвлечься.

– Начальство требует, – бросил Олег. – Только ведь утром отчитывался…

Струшников глядел хмуро.

– Что у нас по Губерману? Как Максимчук?

– По Губерману нового ничего. Максимчук на место прибыл, ребята с Лубянки сообщили, остановился у их человека. Пока все…

– Больше новостей никаких? Срок или время выплаты они, чего доброго, не вздумали переносить?

– Все по-прежнему. Выкуп выплачивать назначено послезавтра в полдень, – не скрывая раздражения, ответил Олег. – Это все?

– Ты не заводись, – приструнил Струшников. – Дело осложняется. Галаев заказал билет на самолет. Утренним рейсом завтра собирается лететь в Грозный.

Олег присвистнул:

– Дела!.. – Самопалов на мгновение призадумался, пытаясь просчитать варианты, чем это может грозить другу. – Если Саня в Грозном выдает себя за его человека, может попасть в переплет…

– Олег, когда ты в бумагах копаешься, тебе цены нет. – Теперь уже Струшников говорил раздраженно. – А на оперативной работе тебе до Максимчука ввек не дотянуться…

Неужели ты допускаешь, что он рискнет так подставляться?

– Палыч, я Саню лучше знаю. Он всегда считает, что чем конструкция проще, тем она надежнее. Прикрыться именем Галаева просто и удобно.

– Если быть уверенным, что это невозможно проверить, – бросил реплику Струшников.

– На проверку у них будет мало времени, – возразил Самопалов. – Саня вполне может рассудить, что легче всего проскочить именно на наглости… По Геббельсу: чем невероятнее ложь, тем легче в нее верят. Повести себя в банде таким образом было бы вполне в стиле Максимчука… Что-то необходимо предпринять. Как бы ситуация ни развивалась, о возможном появлении Галаева в Грозном Саню необходимо предупредить.

– Это правильно. Вопрос только, как это сделать быстрее и надежнее… Давай-ка займись этим через Лубянку, через их человека.

– Понял… Палыч, я вот что подумал. А мы можем не выпустить самолет, в котором собирается лететь Аргун, из Домодедова?

– То есть как?

– Да я вот подумал… Если через министерство решить вопрос и самолет, которым летит Галаев, попросту не выпустить в рейс… Хотя нет, тогда он сможет отправиться на перекладных… Нужно сделать не так. Нужно через министерство договориться, чтобы «борт» посадили в любом аэропорту по маршруту следования, якобы по техническим причинам.

– Зачем? Что это нам дает? – Струшников идеей заинтересовался.

– Я импровизирую по ходу… Значит, мы знаем, что Шапти Галаев имеет непосредственное отношение к похищению Губермана-сына с целью получить выкуп с Губермана-отца. Послезавтра должна состояться передача денег. Галаев вылетает в Грозный, где содержится похищенный. Зачем? Либо он решил обеспечить себе алиби – мол, во время передачи денег меня в Москве не было. Это явная ерунда – потому что он в самом похищении принимал активное участие, да и об алиби своем особенно никогда не пекся.

Вторая версия: он хочет убедиться, что там все в порядке, и завтра же собирается вернуться обратно в Москву, чтобы лично руководить здесь всеми действиями. Не вяжется – слишком дорогое удовольствие лично летать на один день и возвращаться назад для получения денег.

Кроме того, сейчас, осенью, возвращению может помешать нелетная погода. Третье: его поездка не имеет никакого отношения к похищению, просто возникла вдруг такая необходимость. Возможно, конечно, но вряд ли – Сушеный прямо указал на непосредственное отношение Аргуна к этому делу. Еще вариант: Аргун хочет лично привезти мальчишку, с рук на руки передать его счастливому отцу и вытереть последнему слезы радости. Исключено – эту миссию поручили бы какой-нибудь «шестерке». Тогда остается последний вариант: Галаев летит туда, чтобы попросту ликвидировать мальчишку, после того как убедится, что выкуп получен. Единственное возражение, которое можно противопоставить этому предположению: там, в Чечне, головорезов для подобного дела хватает и без него. Верно. Но там они обнаглели и могут оставить следы. А это московским чеченцам невыгодно. Вот и летит опытный убийца, который умеет прятать концы в воду.

– Пока все логично, – кивнул Струшников. – И что из этого следует?

– Прежде всего то, что нам нужно действовать активнее. Самолет совершает посадку где-нибудь в промежуточном аэропорту, в каком-нибудь Козолуповске. Там Галаева задерживаем на трое суток на основании подозрения в причастности к похищению ребенка…

– Санкции нет. Или ты тоже предложишь мне для задержания человека задействовать личные связи?

– Погодите, Палыч! Коррективы можно будет вносить и позже, сейчас нужно выработать основные пункты плана… В принципе можно и не задерживать этого Галаева – главное, не дать ему до операции добраться до Чечни… А потом уже будет поздно – поезд к тому времени уйдет… Так что сейчас у нас нет времени на проработку всех деталей. Когда самолет вылетает из Москвы и когда прибывает в Грозный? Есть ли у него промежуточные посадки?

– Надо уточнить. Во всяком случае, ночь у нас в запасе имеется – это точно. Ну и вторая причина, по которой нам не позволят посадить самолет, – интересы остальных пассажиров рейса и лишний расход топлива.

– Владимир Павлович, на карту поставлены две жизни – нашего товарища и мальчишки, за которого вымогают деньги с человека, обратившегося к нам за помощью.

Если мы не примем все зависящие от нас меры, за их жизни нельзя будет дать ни полушки.

Да и банда вымогателей останется на свободе.

Струшников немного посидел молча, побарабанил пальцами по столу. Потом кивнул Олегу на дверь:

– Ладно, иди!

Самопалов кивнул, поднялся с полукресла. в котором сидел, и направился к двери.

Полковник поднял трубку телефона, утопил клавишу. Олег уже закрывал за собой дверь, когда услышал, как начальник произнес в микрофон:

– Алло, это Струшников. Генерал у себя? У меня срочнейшее, не терпящее отлагательства дело…

В кабинете Олег набрал номер телефона квартиры Максимчука. Он недолюбливал жену друга, она платила ему тем же. Но сейчас, когда Сане угрожала явная опасность, он считал необходимым успокоить ее, сказать несколько ободряющих слов.

– Алло! – раздался в трубке детский голос.

– Женя, это ты? Здравствуй, это дядя Олег говорит. Маму позови к телефону.

– А мамы сейчас дома нету. Она к Семеновым ушла.

Чертыхнувшись, Олег набрал новый номер.

– Я слушаю. – Веселый голос Семенова слышался на фоне ревущей музыки и взрывов хохота.

– Самопалов. Максимчучка у тебя?

– Ты откуда звонишь, Олег? Из дома? Заходи, у нас тут весело.

– Максимчучка у тебя? – переспросил уже раздраженно Самопалов.

– Здесь она, здесь, вон она за столом восседает. Привет тебе шлет… Позвать?

– Не надо, – со злостью ответил Олег. И произнес совсем не то, что собирался сказать: – Передай ей, что ситуация изменилась. Завтра и послезавтра Сане будет угрожать смертельная опасность.

Сказал – и дал отбой. Через минуту телефон зазвенел. Он трещал долго, бесконечно долго. Но Олег так и не поднял трубку…

Окрестности Грозного.

Поселок Старая Сунжа.

Дом главаря банды.

18.00

Красивый, ухоженный дворик был густо засажен деревьями и цветами. Над бетонной аллейкой переплелись плети виноградных лоз. Вокруг разбросаны гранатовые деревца, уже начавшие терять свои мелкие листочки. У высокого забора разрослись розовые кусты…

У калитки Максимчука встретил высокий парень с зеленой повязкой на голове и с автоматом на плече. Очевидно, предупрежденный, он молча провел москвича в глубь двора.

В зеленой, подвявшей и подернутой желтизной беседочке Александра ждали трое.

Один – крепкий седой мужчина с глубокими резкими морщинами, остро прорезавшими лицо от крыльев носа мимо рта к подбородку. Второй являл ему полнейшую противоположность – хилый задохлик, которого, казалось, порыв ветра с ног может сбить.

Поражали его глаза – внимательные, пронзительные, глядящие словно насквозь… Третий был явный телохранитель – молодой, мордастый, без особых мыслей во взоре.

– Мир этому дому! – сказал Александр.

Он не знал, как в этих краях следует приветствовать хозяев, потому и произнес эту вычурную фразу.

– Здравствуйте, – кивнул главарь. – Присаживайтесь.

Руки не подали.

Максимчук опустился на заранее приготовленный для него в сторонке стул. Какое-то время все молчали, разглядывая друг друга. Седой смотрел тяжело и уверенно. Молодой – беспокойно и подозрительно.

Первым заговорил задохлик:

– Нам передали ваше предложение. Прежде чем мы дадим ответ, необходимо оговорить все условия. Вы, надеюсь, с этим согласны?

Александр кивнул и секунду подумал. Он заранее наметил для себя такую тактику – всякий раз перед тем, как заговорить, делать небольшую паузу. Чтобы всесторонне проанализировать вопрос, постараться найти оптимальный ответ и не сказать чего-нибудь лишнего.

– У меня есть лишь одно, самое главное условие: освобождение должно состояться послезавтра, в субботу, обязательно ровно в полдень. Если вы это условие обязуетесь соблюсти, в остальном мы договоримся.

Двое первых переглянулись. Задохлик чуть заметно кивнул. Тогда заговорил седой:

– Это условие будет выполнено. А что дальше?

– Поскольку непосредственно во время акции меня с вами не будет, в условленном месте вы передаете мне юношу.

– И это нас устраивает. А как и когда вы с нами рассчитаетесь?

В этот раз Александр паузу сделал чуть большую.

– Думаю, сначала необходимо определить сумму, за которую вы взялись бы за это дело.

Они опять переглянулись. Заговорил молодой задохлик:

– Мы рассчитываем получить двадцать пять тысяч долларов…

И замер, выжидательно глядя на Максимчука.

Александр удивился. Он ожидал услышать более высокую сумму. Но вида постарался не подать. Как и полагается в таких случаях, попытался торговаться:

– Не многовато ли?

– А тебе-то что? – грубовато спросил старший. – Ты-то не свои деньги платишь, а папашины.

– Так-то оно так, – согласился Максимчук. И мгновенно нашелся: – Только я процент получаю от сэкономленной суммы.

– Ай да папаша: хочет и сынка своего освободить, и денежки сэкономить? – хохотнул главарь, взглянув на задохлика. – Ловко!

Тот не смеялся, в упор глядел на Александра.

– Многовато – маловато… Вы согласны?

Максимчук махнул рукой:

– Договорились!

– Вот это дело! – воскликнул старший.

И что-то крикнул по-своему.

Тут же в беседочке вспыхнул свет. Появился первый охранник, поставил на стол бутылку коньяку. Рюмочки и ваза с виноградом уже стояли на столе, за которым сидели «высокие договаривающиеся стороны».

– Давайте за наше согласие, – предложил старший. – Не стесняйся, подвигайся к столу.

…Потом продолжили переговоры.

– Так все-таки как и когда мы рассчитаемся? – повторил вопрос задохлик.

Он не выпил. Лишь положил в рот виноградину и сосал медовую ягоду с кислым видом.

Александр понимал, что наступил самый сложный момент беседы. Потому что нужно было убедить бандитов, что «утром стулья – вечером деньги».

– Пять тысяч в момент передачи мне парнишки…

– А остальные? – встрепенулся старший.

– Остальные дня через три после этого.

Они переглянулись, ошеломленные перспективой. – Почему это так? – выдавил из себя старший.

Задохлик высасывал следующую виноградину, сплевывая косточки на землю и выжидательно глядя на Максимчука.

– Согласитесь, что таких денег у меня при себе быть не может, – рассудительно произнес Александр. – Папаша мне с собой дал минимум. Здесь сами знаете, что творится, так можно ли было большими деньгами рисковать.

Бандиты сочли объяснение убедительным.

– Хорошо, это понятно, – согласился задохлик. – Ну а как же…

– Скажите, вы верите тем людям, которые нас с вами свели? – перебил Александр.

– Разумеется.

– Так вот они являются гарантами нашей договоренности. Операция должна состояться в субботу. Через три дня после этого… Ладно, на случай, если произойдет какая-то задержка в пути, установим зазор: в течение следующей недели вы получите остальные двадцать тысяч.

Те опять переглянулись. Потом старший произнес сурово, глядя прямо в глаза Максимчуку:

– Но ты понимаешь, что, если этого не произойдет, твоим поручителям здесь с нами ввек не рассчитаться?

Максимчук это прекрасно понимал. Но он имел полномочия от своего руководства на подобные сделки. Поэтому ответил твердо:

– Деньги вы получите! – И добавил: – Если только, конечно, мы до Москвы доберемся.

– Хорошо, – удовлетворенно проговорил старший. – Пусть будет так.

А молодой задохлик по-прежнему глядел настороженно, кисло посасывая нектарно-сочную виноградину.

14.10.1994 г.

ПЯТНИЦА.

Грозный. Дом Умара.

9.00

Умар глядел встревоженно:

– Саша, ты здесь кому-нибудь сообщал номер моего телефона?

Максимчук, удивленный вопросом, покачал головой:

– Что ты? Нет, разумеется. Да и кому я мог бы его сообщить?

– Только что сюда позвонила какая-то женщина. Она сказала…

– А, черт ее побери! – выругался оперативник. – Запомнила-таки!

– Кто?

– Понимаешь, Умар, когда я ехал сюда, вышла глупейшая история. До Грозного от самой Москвы мы добирались вместе с одной журналисткой. Когда на поезд было совершено нападение, я тебе рассказывал про это, на всякий случай дал ей бумажку с твоим телефоном, не рассказывая, разумеется, никаких подробностей ни про тебя, ни про себя.

Сказал ей, что, если меня заберут, чтобы она позвонила тебе и сообщила об этом. Ну, решил таким образом подстраховаться на случай, если не доеду сюда, чтобы можно было успеть предпринять другие шаги для освобождения мальчишки. Но как только опасность миновала, я бумажку у нее отобрал, порвал и выбросил. Я и предположить не мог, что она номер запомнила… Когда она только успела?

Умар озабоченно нахмурился:

– Так это из-за нее ты не назвал тогда ночью пароль по телефону?

– Ну конечно же. Она рядом стояла.

– А ты ее хоть хорошо знаешь?

– В том-то и дело, что нет. Так, случайное дорожное знакомство.

– Это плохо, Саша. Она телефон запомнила и вот теперь позвонила. Причем разговор какой-то странный у нас с ней получился… Говорит, что, мол, если Александр у вас, передайте ему, что у меня, у нее то есть, неприятности и что ей срочно нужна его, твоя то есть, помощь. Я ей начал объяснять, что не знаю никакого Александра. Она легко так согласилась, извините, говорит, я все понимаю, подчеркнуто сказала, что все понимает…

Потом добавила: наверное, ошиблась номером. Но если вдруг, говорит, с Александром повстречаетесь, передайте то, что я говорила… И трубку повесила.

– Я же ее предупредил, что по этому телефону звонить нельзя, – угрюмо буркнул Максимчук.

Он был зол. Зол в первую очередь на себя: сам вляпался с этой взбалмошной бабенкой в сомнительное приключение, ее втравил хрен знает в какую историю, а теперь вот еще и Умару проблемы создает.

– Умар, поверь, я не ожидал, что так может получиться. Просто когда увидел, что бандиты идут, подумал, что на всякий случай подстраховаться лишним не будет.

– Это понятно, что специально меня подставлять ты не хотел. Но теперь выхода нет, ты должен ехать к ней и уладить все миром.

Максимчук выругался. Потом произнес раздраженно:

– Да, никуда не денешься, надо ехать… Хотел сделать как лучше, а получилось как всегда.

Хорошо отдохнув после вчерашней встречи с боевиками, взявшимися помочь в освобождении мальчишки, он собирался свободный день посвятить знакомству с городов. А вместо этого новые проблемы. Причем проблемы, созданные собственной дуростью.

– Она не сказала, где будет ждать?

– Сказала, что еще какое-то время будет находиться в гостинице… Тебя проводить?

– Не стоит нам вместе «рисоваться». Неизвестно, как дальше дела пойдут… Я вернусь, как только освобожусь. Если вдруг вовремя меня не будет, сеанс связи проведешь сам. Все, счастливо!

– Пока! Постарайся хоть сегодня не вляпаться в какую-нибудь историю.

– Да уж нежелательно бы, – не принял шутки Александр. – Хватит и одной.

…Грозный Александру понравился. Красивый, уютный, зеленый… Планировка строгая, современная. Лишь петляющая по городу Сунжа озорно разнообразит размеренный городской пейзаж. На юге в осеннее умытое небо впиваются белые вершины Кавказа… Если бы только не обилие вооруженных людей на улицах, не тревога, сквозящая на лицах немногочисленных прохожих…

Лишь войдя в вестибюль гостиницы, Максимчук сообразил, что не знает даже фамилии своей случайной пассии. Тот боевик в поезде к ней как-то обращался, но уж очень на азиатский манер, вряд ли это была ее фамилия. Скорее, бандит, по слабому знанию русского языка, просто не разобрался, как правильно читать… Хотя не исключено, что она замужем за каким-нибудь жгучим брюнетом южных кровей, которых в Москве сейчас – что тараканов. Как ее теперь тут искать-то? Не спрашивать же Валентину, которая прибыла прошлой ночью…

Впрочем, почему бы и нет?

И Александр решительно направился к стойке администратора.

– Здравствуйте. – Он постарался продемонстрировать смущенный вид. – Вчера у вас остановилась какая-то импортная журналистка. Меня прислали за ней, а я запамятовал ее фамилию. Помню только, что ее Валентина зовут…

– Сарыева? – сразу спросил администратор.

– Кажется, так, – обрадовался Максимчук.

– Она вас ждет, предупредила, что к ней должен прийти гость…

Валентина и впрямь его ждала. Едва Александр постучал, за дверью торопливо процокали каблучки, и она распахнулась. Девушка буквально втащила его в свой номер и замерла, уткнувшись лицом в рубашку на груди. В этот момент, хотя оперативник шел к ней ругаться, у него в душе шевельнулась едва ли не нежность. И чуть-чуть самодовольство: такая молодая и красивая – как она сразу в него влюбилась!

– Ну-ну… – Он попытался мягко высвободиться из ее цепких ручонок, обхвативших его за пояс. Ибо почувствовал, что опять может поддаться сладким греховным чарам. – Что у тебя стряслось-то?

– Я соскучилась, – прошептала девушка.

– И поэтому позвонила? – Александр постарался, чтобы упрек прозвучал не очень грубо.

Валентина подняла на него сияющие глаза. Только теперь он разглядел, что они у нее, как осенняя вода в пруду – студено-серые, чуть подернутые синевой, с желтыми и зелеными крапинками.

– Пошли, – одними губами шепнула Валентина. – Как же я ждала тебя!

И потянула его за собой.

Возле широкой разостланной постели стоял низенький журнальный столик. На нем все было приготовлено заранее: бутылка шампанского в ведерке, исполинская гроздь белого винограда на блюде, разломанный гранат в вазочке.

А-а, семь бед – один ответ!.. Было в ней нечто такое, перед чем мужчина устоять не мог.

Очень хотелось верить Александру, что он ее очаровал не меньше. И плевать ему было в этот момент на конструкцию, которая стремительно усложнялась.

Грозный.

Гостиница «Кавказ».

11.30

Ему было хорошо и покойно. Никуда не хотелось уходить, никуда не нужно было спешить…

Как же все-таки мало нужно мужчине! Чуть приголубь его, приласкай – и он растает. Размякнет, как кусочек воска в умелых руках, которые потом легко смогут слепить из него все, что угодно. Казалось бы, самой природой заведено, что мужчина, добытчик, воин, самец, в конце концов, должен быть суровым и непоколебимым, должен обладать минимумом эмоций, что именно мужчина должен женщину выбирать, добиваться, завоевывать… И мужчины всего мира стараются всемерно поддерживать этот образ, предписанный им природой и историей, старательно демонстрируют, насколько им чужды сантименты. Но в душе-то, в душе если не все, пусть даже не большинство, но очень многие так нуждаются в женском тепле, в женской ласке. Столь редкой, к слову, в эпоху нынешней вселенской эмансипации… И когда случилось все не по шаблону, не по предписанному историческому стандарту, Александр расслабился, расплылся тем самым мягким воском от сознания, что и он может быть для кого-то единственным и желанным. Пусть не навсегда.

Пусть на время, на день, на час – но единственно-желанным.

В конце концов, разве это так мало для человека – быть единственным?

– Так что у тебя случилось? – утомленно спросил он, протягивая руку к прикроватной тумбочке, где стоял гостиничный стакан с недопитым выдохшимся шампанским.

– По тебе соскучилась, – проворковала Валентина, приподняв с его груди голову и потянувшись губами к слабенько пузырящемуся напитку, который подавал ей Максимчук.

– Но я же просил… – начал было он, но девушка прикрыла ему рот ладошкой.

– Молчи, милый, молчи! Знаю все, что ты мне хочешь сказать. Но ведь любая женщина имеет право на маленькие слабости. Ведь так?

Что-то в ее тоне заставило Александра насторожиться. Он посмотрел на подругу. И увидел, что она повернулась к нему, неудобно запрокинув голову, глядит поверх края стакана в упор и строго.

Его недоумение длилось лишь мгновение. «Так, – сообразил наконец Максимчук, – я ей и впрямь для чего-то понадобился. Для того и позвала. Но здесь говорить не хочет.

Почему? Гостиница… Центральная столичная гостиница… Могут «слушать»… Она об этом знает. Простая рядовая журналистка о возможности прослушивания вряд ли подумает.

Влюбленная баба тоже… Значит, она тоже, как и он, действует по легенде. Зачем? Кем она может быть?.. Расслабился, слюнтяй! Тоже мне, вообразил о себе черт-те что, гиперсексуальность в комплекте с гиперобаятельностью в себе возомнил, Казанова доморощенный…»

Хотя, может быть, попросту Валентина что-то узнала такое, что заставило ее искать у него помощи и защиты. Или все же она не та, за кого себя выдает? Он ведь ее документы не видел. А впрочем, даже если бы и видел, это ни о чем не говорит, сейчас любой документ можно подделать так классно, что только экспертиза отличит от подлинника.

Валентина увидела, что Александр понял: что-то здесь происходит. Только тогда отняла ладошку от его губ. И теперь смотрела выжидательно.

– Может быть, прогуляемся?.. – предложил Максимчук. – Я еще город толком не видел.

– Пошли, – охотно согласилась девушка. – Может быть, только чуточку попозже?

Давай еще немного полежим. Я еще разок тебя соблазню…

«Черта с два, – разозлился оперативник. – Хватит с меня, и так уж слишком увлекся».

– Пошли-пошли, – решительно начал он подниматься. – Успеем еще.

– Никогда не откладывай на завтра то… – капризно заныла она.

– …что можно сделать послезавтра, – закончил Александр. – Подъем! Труба зовет!

– Подъем?! Это ты кому командуешь? – расхохоталась девушка.

…Из гостиницы они вышли под ручку, приятно друг другу улыбаясь. Но едва повернули за угол, по направлению к театру, Александр решительно высвободил локоть.

– Так что у тебя стряслось?

– А почему так грубо?

– Я запретил тебе пользоваться этим телефоном.

– Так нечего свой телефон раздавать всем подряд. – Похоже, Валентина обиделась на перемену тона.

– Уже успел пожалеть, – буркнул Александр.

К досаде на себя за необдуманный поступок теперь добавилась обида на нее. Будто вошло в его жизнь что-то яркое, радужное, теплое, будто душа его, заскорузлая в грязи и копоти той части общества, с которой он постоянно общался по роду своей деятельности, прикоснулась к чему-то ласковому, близкому, желанному, долгожданному… А оно, это радужное и долгожданное, оказалось пустым конфетным фантиком, который подсунули счастливому ребенку под смех и улюлюканье жестокой детской компании…

Она ничего не ответила, круто повернулась и застучала каблучками обратно.

Максимчук мгновение поколебался. В нем боролись оскорбленная гордость мужчины и стремление сыщика-профессионала получить максимум информации…