Текст книги "Про Чёрное море. Белую Одессу. И немножко про кино"

Жесткий режиссёр

В 1975 году первую попытку экранизировать роман Владимира Богомолова «В августе 44-го», сделал широко известный режиссёр Витаутас Жалакявичус в Объединении Григория Чухрая. Рабочее название картины «Момент истины» точно соответствовало сюжету сценария. Запомнился этот особенный год – меня пригласили в его сьёмочную группу в качестве зам. директора к/к. Но главное, я познакомился с режиссёром, снявшим очень знаковый фильм «Никто не хотел умирать». Лично я прочитал этот фильм совсем по другому, чем Политбюро и Госкино СССР, наградившие картину премией Ленинского комсомола.

– Мне кажется фильм о другом, – сказал я в беседе с Жалакявичусом.

– И, о чём же, если не секрет? – спросил он.

Не задумываясь, я ответил: – Для меня это раскрылось в эпизоде разговора «Домового» с коммунистом «Медведем»: «На что надеетесь, Советскую власть свергнуть? Её даже Гитлеру не удалось со всей его армадой! И тогда «Домовой» ответил ему: «А может народ песни о нас слагать будет»…

Жалакявичус открыто и пристально посмотрел на меня, но ничего не ответил.

– Лично для меня Ваш фильм, это лебединая песня «Лесным братьям», – убеждённо сказал я и добавил, – именно поэтому фильм мне и понравился.

Позже, в процессе общения, между нами сложились доверительные отношения. Его заинтересовали жизнь моя и моих товарищей послевоенных сороковых: беспризорщина, детприёмники НКВД, спецдетдома…

Жалакявичус умел слушать, а я помнил всё, как будто это было вчера.

– По ночам мы, пацаны, рассказывали друг другу о своих родителях. После отбоя, как только воспитатель тушил свет, все садились на своих железных кроватях и слушали очередную историю…

– Ты должен обо всём этом написать, – ответил мне этот немногословный и жесткий человек.

После выбора натуры, перед тем как отправиться в аэропорт, мы прошлись по Друскиненкаю. Возле памятника Ленину он остановился.

– Попроси водителя сфотографировать нас, – сказал он, пряча в усах усмешку.

Думаю, он хотел возле этого нелепого изваяния запечатлеть мысль, что его фильм «Никто не хотел умирать», не имеет никакого отношения к этому «нечеловеку», истребившему миллионы жизней.

Кинопробы к/к «Момент истины» Жалакявичус провёл на спуске Воробъёвых гор, недалеко от Мосфильма. Снимался эпизод «стрельба по Македонски» с литовскими актёрами по фильму «Никто не хотел умирать». Актёры, одетые в гимнастёрки сороковых, их действия, шумовые эффекты, тревожная музыка – это был почти фильм.

Съёмки самого фильма проходили в Литве – Друскиненкае, и на натурной площадке «Беларусьфильма» в Смолевичах. Именно в жесткой, аскетичной стилистике Жалакявичуса. Получалось даже сильнее, чем в «Никто не хотел умирать».

К великому сожалению, Жалакявичусу не дали завершить фильм «Момент истины» из-за надуманных обстоятельств, несоответствий и т. п. Истина от всех скрывалась, но она понятна была режиссёру Жалакявичусу: увидев отснятый материал, а по существу весь фильм, чиновники Госкино СССР испугались: СМЕРШ выглядел не таким героическим, как в романе Владимира Богомолова. А таким, каким он был на самом деле – детищем генералиссимуса Сталина, призванным не только ловить диверсантов, но и преследовать мирное население, вынужденно оказавшееся в оккупации. И я понимал, каким бы предстал перед зрителями этот фильм, созданный ВЕЛИКИМ МАСТЕРОМ.

Киностудия имени М. Горького

По рекомендации друзей, я получил возможность работать на киностудии им. М. Горького в качестве замдиректора к/к, по договорам разумеется. Кстати, позже я убедился, что работать по договорам (контрактам) гораздо удобнее, чем числиться в штате. Ну не будет меня в титрах и хрен с ним, всё равно титры никто не смотрит. И сразу же был прикреплён к проекту «Пётр Великий», с американской телекомпанией NBC (Эн-Би-Сии) и «Совинфильмом» от советской стороны. Киностудии им. М. Горького отводилась роль производственного обеспечения киносъёмок. Для меня этот проект остался самым запоминающимся и значимым. Фильм снимался в Суздале и Бухаре. Для директора к/к Кушлянского моим испытанием стала моя командировка в Ужгород, встретить и сопроводить в Москву автофургон с пиротехническими средствами для американской киногруппы. Фургон был доставлен во время в полной сохранности и без приключений. Не считая того, что пришлось всю дорогу сидеть в кабине «Мерседес-Бенца» вместе с водителем – баварцем, который портил воздух. У немцев, оказывается, так принято. На отдых мне дано было два дня. А затем, я был командирован в Бухару, для проведения подготовительных работ. В Бухаре американцы решили снимать «Взятие Азова», используя крепость …. и соответственно климатические условия. С американской стороны в Бухару прибыл художник-постановщик к/к «Пётр Великий» Джон Блезард с переводчицей от «Совинфильма». Джон Блезард был очень известен в мире кино, на его счету более сорока шести фильмов. Владел ли он русским? Не знаю. Но общались мы легко. Всё читалось в глазах. К переводчице Ларисе, милой девушке, великолепно владеющей английским и своей красивой фигурой, он был неравнодушен, судя по тому, как они танцевали в ресторане Интуриста – «Бухара», куда мы заходили после проведенных фотосъёмок на знойных улочках древней Бухары. В один из таких дней заехали на рынок, по просьбе Джона.

Увидев иностранца, да ещё с красивой девушкой, местный житель угостил Джона большой дыней. Он захотел её откушать прямо в машине. У водителя интуристовской «Волги» для этого был даже раскладной столик. Как раз подъехали к пруду, который Джон Блезард выбрал для съёмок эпизода «стирка белья», и расположились в тени нависающих над самой водой деревьев. Водитель попросил отъехать на заправку и мы его отпустили. Дыня была на редкость сладкая и Джон очень увлёкся, так что от неё скоро остались только корки. Лариса и я так, по чуть-чуть. Джон что-то восторженно рассказывал Ларисе и вдруг лицо его исказилось гримасой, то ли от боли, то ли ещё от чего. Он бросил всего лишь одну фразу, Лариса перевела:

– Ему надо в туалет. Где это?

Я лихорадочно соображал, что можно сделать. Мой взгляд упал на пруд, где спокойно плавали лебеди и предложил:

– Пусть заходит в пруд, он мелкий, ну и сама знаешь, что дальше. Он в шортах, так что всё останется в воде. Пусть делает вид, что очень любит лебедей…

В Бухаре я познакомился с интересным художником. Они с женой жили, можно сказать, под Бухарой. Сами, без посторонней помощи, превратили некогда никому не нужный подвал, в галерею. По ночам выносили землю на ближайшую свалку. При этом вскрылись древние кладки Великой эпохи. Они бережно облагородили их. Учитывая знойный, сухой климат Бухары, их помещения были превращены в какой-то оазис благоденствия. Его работы производили впечатление, не только своими размерами, но и содержанием. Он был признанным художником Узбекистана, о нём много писали. Я решил показать его картины Джону. После посещения галереи художника Джон купил несколько его картин.

Приятным сюрпризом был для меня подарок Джона Блезарда. Он вылетал на два дня в Лондон и, вернувшись в Бухару, они вместе с Ларисой зашли ко мне в номер. Протянув элегантный кейс, Джон с улыбкой произнес: «Тибе Николас, са рашен шмекалка». «Надо же, специально выучил слова», – удивился я. В кейсе оказались: трубка DL BOSTON, три упаковки ароматизированного табака, калькулятор CITIZEN ELECTRONIC, и ручки «Паркер» в футляре. Для того времени это был ценный подарок.

Так как проект «Пётр Великий» курировал секретариат ЦК, гостиница «Бухара» была предоставлена полностью обеим киногруппам: американской – пятьдесят человек и советской – двадцать. Только операторский состав американцев – пятнадцать человек во главе с главным оператором Витторио Стараро, трижды получившим премию «Оскар», снявший «Последнее танго в Париже» и «Апокалипсис сегодня», занимал целый этаж.

Для размещения имущества обеих групп, нам было выделено несколько помещений в городском доме культуры: под реквизит, аппаратуру, костюмерную. Непосредственно при киносъёмках, на выезде, американцы очень рационально использовали свои передвижные автофургоны: отдельно для пиротехники, оружейный, реквизиторский, костюмерный, гримёрный. Всё это они возили с собой. Для Ханны Шигуллы, иполнительницы роли Екатерины в молодости, был отдельный фургон, напоминающий апартаменты «Люкс». С Ханной Шигуллой знакомство состоялось при посещении ею музея – крепости. Она заинтересовалась бриллиантовым колье, подаренным Николаем Вторым Эмиру, для его главной жены; была в восторге и пожелала сниматься только в этом колье. Я встретился с директором музея, академиком, много лет возглавляющим исторический комплекс Бухары. Объяснил ему ситуацию:

– Ханна Шигулла, всемирно известная актриса. Снимается в роли императрицы Екатерины. Понимаете, как важно для нашей группы не сорвать киносъёмки.

– Для меня, молодой человек, будь она даже самой императрицей – это не имеет значения. Данный экспонат не покидал своего места много десятилетий и никогда не покинет впредь.

Тон директора музея был категоричен и не вызывал у меня сомнения, что будет именно так. И тогда я сказал:

– В таком случае, надеюсь, больше никто не сможет убедить Вас, отдать колье Ханне Шигулле на период съёмок.

– Можете быть спокойны, – ответил мне академик.

Каково же было моё удивление, когда я увидел на Ханне Шигулле колье из музея, в котором она выходила из гримёрной.

Переводчица Лариса не преминула заметить:

– Что же Вы, Николай Николаевич, умеющий всего добиваться, не смогли удовлетворить такую пустяковую просьбу великой актрисы? А вот директор музея сам предложил Ханне воспользоваться ожерельем.

Влияние ЦК распространялось на всех.

В Бухаре я увидел, как работает Голливуд. В американской группе каждый выполнял работу, которая предписана была только ему. Кстати, впервые наши киношники увидели на съёмочной площадке человека «чай-кофе». Он был обеспечен также автономным фургончиком и всем необходимым для работы на любом отдалении от места проживания группы. Что касается технических средств, то нам до них, как до Марса.

Американцев очень интересовал процесс работы наших кинематографистов. Складывалось впечатление, даже больше, чем сами съёмки картины. Им нужен фильм о нас! К такому выводу пришёл я, наблюдая, как один из операторов не выпускал портативную видеокамеру из рук, почти не выключал её. Снимал всё: длительные перекуры в процессе подготовки съёмки, как наши использовали «ВОКИ-ТОКИ» – их вручали нашей группе перед началом съёмок, предварительно зарядив на специальном блоке. Разумеется, объяснили, что они предназначены исключительно для выполнения команд. И эфир наполнился новыми для американцев словами:

«Гена, ты как сегодня, к своей прошмандовке рулишь? Или смотаемся к «чуркам» в чойхану?» – «Старик, пошли их в жопу! Пусть америкосы у себя дома квасят мозги, нам по «фене» их заморочки!».

На следующий день «ВОКИ-ТОКИ» у нас изъяли. Снимали, как наши налетали на «шведский стол», накладывая на большую тарелку всё, что видел глаз. «Шведский стол» в ресторане был бесплатным, всё оплачивала американская сторона. Полагалось даже сухое вино. Не съедали и половины. КОКА-КОЛУ пили про запас, выносить ведь ничего нельзя. Наполнив тарелку окурками, с нескрываемым сожалением, покидали ресторан.

У американского исполнительного продюсера Якубовского была другая задача: он вставал едва светало и ехал в аэропорт, чтобы заснять прибытие «спец груза-200» из Афганистана. Ему наверное казалось, что все спят и его никто не заметит. Каким наивным оказался «Цереушник»! Сотрудники милиции, осуществляющие оцепление на съёмках: рядовые, сержанты имели, как минимум, по четыре звёздочки в КГБ. Был случай, когда наш механик из операторской группы обозвал одного «сержанта», узбека по национальности, «чуркой». Он тут же получил удар, нанесённый молниеносно и незаметно. На следующий день механика отправили в Москву лечиться. Якубовский увидел это, и больше в аэропорт по утрам не ездил.

Съёмки в Бухаре закончились успешно. Директор к/к Кушлянский прислал своего кабинетного зама: помочь в отправке американской группы и всего имущества в Суздаль. Я видел на киностудии этого зама – чистенький, аккуратненький, поглядывающий на всех свысока. О таких хорошо сказал А. П. Чехов: «Человек, который не курит и не пьёт, невольно вызывает вопрос: А не сволочь ли он?».

После Бухары, американцы должны были заканчивать съёмки «Петра Великого» в Суздале. Там, в Суздале, киностудией Горького строился уникальный декорационный комплекс – деревянный дворец для Екатерины.

На самом деле у кабинетного зама Кушлянского была другая задача: помочь киностудии Горького, а вернее ВО «Совинфильм» (Всесоюзное Объединение), избежать возмещения штрафов и неустоек американской стороне, из-за неготовности к съёмкам этого декорационного комплекса.

К сожалению, я понял это позднее. А пока мы разделили с ним наши функции: он изъявил желание отправлять ранее уже упакованное и подготовленное к отправке имущество с базы размещения, а я принимать имущество в аэропорту к погрузке в самолёт. Когда погрузка в самолёт закончилась, рейс был «чартерный», в аэропорт прибыла американская и наша группы, и с ними мой «коллега». Самолёт взлетел и я вздохнул с облегчением, что всё закончилось благополучно. В гостинице меня ждал охранник из дома культуры. Подойдя ко мне, он спросил: «А те ящики, что в большой комнате, не вошли в самолёт?». Наверное, я побледнел так сильно, что он, посмотрев на меня, попятился к двери. Мы вместе выбежали из гостиницы. Большие зеркала для гримёрной, со специальными плафонами по всему периметру, создающие эффект равномерного рассеивающего света при гриме актёров, а также сам грим в специальных герметических кофрах – стояли на полу в большой гримёрной комнате. «Чистенький и аккуратненький» мой коллега проявил недюжинную смекалку… Конечно, без грима и особенно без этих зеркал, изготовленных по заказу американцев в Австрии, ни о каких съёмках в Суздале и речи быть не могло. Мне ничего не оставалось, как дождаться времени прилёта самолёта в Москву. Позвонив Кушлянскому, объяснил что произошло. Как и ожидал, он был «расстроен», при выгрузке из самолёта и доставке на киностудию всё уже выяснилось. Мне сказал: «Мой зам позвонит тебе и скажет, что надо сделать».

Две рюмки коньяка помогли мне сосредоточиться. Я вспомнил разговор Джона Блезарда с моим «коллегой» в день его прилёта в Бухару, Лариса переводила:

– Джон спрашивает готов ли в Суздале «Преображенский дворец» к съёмкам.

И ответ коллеги:

– Я был в командировке по другой картине и не в курсе.

«Коллега» позвонил мне сам. Стал рассказывать что-то об узбеках в доме культуры, помогавших ему в отправке, плохо понимающих по-русски, ещё нёс какую-то ахинею. А потом, уже тоном распоряжения, добавил:

– Самолётом отправлять слишком дорого, отправь фурой. С американцами постараемся утрясти, пока.

С предоставлением фуры проблем не было.

Грим погрузили, замок был опломбирован в присутствии руководства автокомбината. Мною было составлено обязательство, об ответственности за доставку имущества в Москву, с подписями обеих сторон.

По прибытии моём в Москву, в кабинете замдиректора киностудии по производству Рималиса М. Г. состоялся разговор. Присутствовали директор к/к Кушлянский и неприметный человечек в сером костюме. Всех интересовало: почему так долго фура едет до Москвы, обсуждались возможные варианты, как ускорить её движение. Мне так и хотелось добавить: «Чтобы успеть закончить строительство дворцового комплекса». Я не подавал вида, что знаю «реальную ситуацию», старался даже подыграть им. «Он смог бы стать замечательным актёром», – подумал я о Рималисе. Продлевать свой договор я отказался, сославшись что хочу побыть с семьёй. Мне было всё это противно.

Желание руководства киностудии уйти от персональной ответственности было очевидным. Проект по своим масштабам требовал такого же масштаба услуг. Руководство киностудии должны были тщательно рассчитать по срокам выполнение этих услуг, с учётом производственных возможностей киностудии. Сработали же согласно народной поговорке: «Взялся за гуж – не говори, что не дюж».

Я продолжал заниматься подготовкой кино экспедиций в других картинах на этой же киностудии. Директора к/к, как правило, были все кабинетные, умеющие только делать вид, что знают кинопроцесс. На деле, они не дотягивали даже до простого администратора, но зато добросовестно исполняли роль «сексотов» КГБ. При этом имели право подписи на финансовых документах и присутствовали в титрах, создаваемого другими фильма. Видеть это было смешно и вызывало презрение. Исключением был только один директор-Давид Моисеевич Эпель. Он среди русских был самым русским на киностудии ДЕТСКИХ И ЮНОШЕСКИХ ФИЛЬМОВ им. Максима Горького. Жизнелюб, открытый душой, прекрасный организатор кинопроцесса, в кабинете не засиживался. Лично принимал участие в подготовке самых сложных кино экспедиций. С ним работать было в удовольствие.

Режиссеры фильмов, в своём большинстве, так же неприметные, за исключением Самвела Гаспарова. Он уже снял к тому времени шесть полнометражных художественных фильмов. Последний по счёту так и назывался «Шестой». С Самвелом я проработал на трёх последующих его картинах:

«Рейс первый рейс последний», «Как дома как дела», «Без особого риска».

Особенно запомнились съёмки в Севастополе эпизода «погоня» в к/к «Без особого риска». В игровой «Волге», купленной картиной в таксопарке, роли преступников исполняли каскадёры, показывая высочайшее мастерство вождения: преодолевали такие препятствия, что казалось конец. Серёжа снимал всё это с операторской машины, не отставая, почти вплотную приближаясь к опасному трюку. Кстати, бывший водитель этого такси, который присутствовал на киносъёмках, обслуживая группу уже на новой машине, полученной взамен, чертыхаясь сожалел:

– Знал бы я это раньше, никогда бы не согласился поменять её на новую.

А машина его, после окончания последнего трюка и падения на высокой скорости с огромного обрыва в Голубой бухте, стала на четыре колеса.

Характерной особенностью отличался оператор-постановщик фильма Сергей Филиппов. В павильонах киностудии, как известно, курение категорически запрещено. Пожарники предъявляли картине драконовские штрафы. Серёжу Филиппова без сигареты во рту более пяти минут представить было невозможно, даже в павильоне. Смирился с этой непреодолимой слабостью своего любимого кинооператора и Сергей Аполлинарьевич Герасимов. Работать с другим, каким бы тот хорошим и правильным не был, Герасимов не хотел.

– Если не закурю, не увидите в кадре того, что Вам нужно. Моему глазу «схватить момент» помогает сигарета, – говорил оператор знаменитому мэтру.

У ассистента всегда наготове была баночка из-под майонеза с водой. Сергей Аполлинарьевич обращался к своему оператору не иначе, как СЕРГИУС, придавая этому имени одному ему известное значение.

Операторскую группу Серёжи Филиппова отличало от всех других групп – индивидуальность каждого и высочайший профессионализм. Это была команда одного целого – живого механизма. У них отсутствовала необходимость даже разговаривать, работали по жестам, брошенному в секунду взгляду. А как он снимал трюки, пренебрегая безопасностью, лично для себя!

К каскадёрам у меня особое отношение. После завершения очередных рискованных трюков, каковыми собственно они были все, я устраивал им маленький «фуршет». Группа уезжала в гостиницу, а мы садились за импровизированный из подручных средств стол, на котором уже стоял чугунок с варёной картошкой, в большой тарелке солёные огурцы с квашеной капустой (заранее договорился с местной хозяйкой своего дома и огорода) и, конечно же, с символической рюмкой за удачу. В это раз вместе с операторской командой. Радовались, что всё обошлось без травм.

Киностудия имени А. довженко

И вот Киев, киностудия имени А. Довженко, картина «Новые приключения Янки при дворе короля Артура». Режиссёр к/к – Виктор Гресь, снявший до этого фильм «Чёрная курица». Когда я был прикреплён к картине, сьёмки шли полным ходом. В самом большом павильоне Советского Союза, на киностудии им. Довженко, была построена декорация, где можно проводить даже конные рыцарские сражения. Мне поручена подготовка натурных объектов в Ново-Петровцах, недалеко от Киева.

В батальных съёмках были задействованы военнослужащие полка внутренних войск.

Овраг разделял Ново-Петровцы на две части и выходил на Киевское искусственное водохранилище. Местный старожил Костюк рассказал мне, что на дне водохранилища осталось одиннадцать сёл:

– Тильки Староселье, Сваромля та Чернена булы пересэлены до нашого сэла, ось, за тэй горкай, – махнул он рукой в сторону высокого обрыва, – тэпэр там живуць якись прыблуды, поганы люды.

С одним из «поганых» людей мне пришлось встретиться и даже попросить его о помощи после того, как были похищены некоторые детали декорации. Им оказался молодой парень небольшого роста, крепкого телосложения, с «перебитым» носом, как это часто встречается у боксёров. Местные жители дали ему кличку «Москва». Оказалось, он служил в Москве, во внутренних войсках МВД. В Ново-Петровцах жил его дедушка Антип Хомутенко и это была малая родина отца. Приехав к дедушке после армии погостить, Михаил Хомутенко остался жить с ним, помогая по небольшому хозяйству, где кроме огорода, дома и сарая, была лошадь и корова, за которыми нужен ежедневный уход. Вскоре девяностолетний дедушка умер и Михаил стал полновластным хозяином нажитого им добра. Сельчане особенно не трудились, а жили за счёт того, что плохо лежало. «Наезжали» на тех, кто вокруг воздвигал роскошные коттеджи, привозя из Киева дорогие материалы для строительства и отделки своих дворцов. Ходили слухи, что руководил ими «Москва».

В овраге, тем временем, строились декорации для «рыцарского турнира», шатра для «Короля Артура». Завозились материалы, нужна была охрана. Лучшего кандидата, чем Хомутенко не найти; нужно только заинтересовать его. Предложил зарплату, по договору естественно, а по завершении сьёмок передать в собственность по остаточной стоимости все материалы, использованные в декорации: брёвна, доски, арматуру и прочее. Всё это продавалось за копейки. Он согласился и круглосуточная охрана была нам обеспечена.

Кстати, такой метод решения многих вопросов в кино экспедициях оказался самым эффективным. На всех картинах где-то и что-то строилось, не вывозить же, да ещё и за свой счёт.

Съёмки начинались рано утром и до заката солнца. Солдаты после каждого дубля падали на траву повзводно, прямо в доспехах. Видно, служба была не из лёгких, и они отсыпались на съёмках. Ассистентам режиссёра приходилось солдат даже тормошить, команды своих командиров они, как бы, не слышали.

В «Янках при дворе короля Артура» снимались замечательные актёры: Евгений Евстигнеев, Альберт Филозов, Александр Кайдановский, Анастасия Вертинская, Евдокия Германова, Сергей Колтаков. Мои отношения на картине строились не только с коллегами по работе, но и с актёрами. Чаще, чем с другими знаменитостями, я общался с Альбертом Филозовым, который снимался и в «Чёрной курице» Виктора Греся. Мне фильм очень понравился, особенно Иван Карлович – «министр», в роли Альберта Анатольевича Филозова. В повседневной жизни знаменитый актёр отличался внутренней застенчивостью. От него я узнал, что в юношестве он работал на подшипниковом заводе токарем, как впрочем и я, в свое время, в Ленинграде на Кировском (бывшем Путиловском) заводе.

С Анастасией Вертинской знакомство произошло после того, как я, передавая ей паспорт при заселении в гостинице «Украина», спросил:

– Хотите, я расшифрую имя Вашего сына Стапана? И не дожидаясь ответа, произнес:

– Сие творение есть произведение Анастасии Никиты…

Она приветливо повторила и, рассмеявшись, спросила?

– А моё имя, сможете расшифровать?

Меня поразили павильонные декорации, созданные художниками и мастерами-декораторами киностудии имени Довженко. Виктор Гресь придавал им особое значение. Он из павильона не выходил даже кофе выпить, ассистент режиссёра приносил его в павильон. А время было непростое; месяца не прошло после Чернобыльской катастрофы, и Киев получил ощутимую дозу.

На Крещатике, во всех переходах возле кофеен огромные очереди. Брали сразу по несколько чашек, не спеша выпивали, и шли к следующему переходу. На киностудии тоже не уходили от кофеварок, их было несколько. Казалось, люди только тем и занимаются, что стоят в очередях за чашкой кофе, спасающего от сна. Днём спать хотелось больше, чем ночью. Я радовался, что нахожусь за городом, думая что Чернобыль сюда не дошел. Но это была лишь иллюзия.

В батальных съёмках были задействованы военнослужащие срочной службы Внутренних войск МВД Украины. Накануне съёмок в Ново-Петровцы приехал консультант-генерал от МВД посмотреть, как будут задействованы военнослужащие.

– Постарайтесь убедить его, что срочники исполняют всего лишь роль многочисленной массовки. В сражениях участвуют только наши каскадёры, – предупредил меня и второго режиссёра директор к/к Виктор Антонченко.

Я встретил генерала на месте съёмок в большом овраге, разделяющем Ново-Петровцы на две части. Рассказал, что об этом древнем овраге упоминалось ещё в одиннадцатом веке, называемом в то время «ЗАПАДНЯ».

Виктору Гресю удалось сформировать хороший творческий коллектив. Со всесторонней поддержкой директора киностудии Владимира Васильевича Коваленко, для него был открыт, образно говоря, зелёный светофор. Мне сразу стал симпатичен директор к/к Антонченко, у которого я проработал замом до завершения съёмок и самостоятельно провёл тонировку на Мосфильме. Он не страдал «единоличием» в принятии решений, искренне радовался успеху своих помощников, продвигая их карьерный рост перед руководством киностудии. С грустью расставался с ним, уезжая домой в Москву, после завершения моей работы на киностудии Довженко.

Повезло Виктору Гресю и со вторым режиссёром. Михаил Шаевич работал с ним на предыдущей картине «Черная курица».

– Гресь видел, как ты обхаживал генерала, и знаешь, что сказал, – Шаевич улыбнулся: «Вот таким должен быть режиссёрский директор».

– Потому что по другому нельзя. Неизвестно, а вдруг понадобятся ещё солдаты. Ты же знаешь, как это бывает, – ответил я.

Генерал присутствовал на всех батальных съёмках. И солдаты уже не падали на траву «отоспаться» после каждого отснятого эпизода. Старались не подвести генерала.