Текст книги "Братья Кеннеди"

Роберт умел схватывать все на лету. Некий видный бостонский политик ввалился в штаб-квартиру по выборам Джона в сенат. В грязной прокуренной комнате его не узнали. Оп возмутился: «Вы еще спрашиваете, кто я? Вы хотите сказать, что никто здесь меня не знает? И вы называете это политическим штабом?» Роберт, не вдаваясь в объяснения, схватил именитого визитера за шиворот и пинком выставил на лестницу. В другой раз группа политических деятелей заполнила помещение и затеяла беседу об избирательной стратегии. Но «Бобби работал в бешеном темпе… – рассказывал президент Дж. Кеннеди, – он сказал им: «Вот конверты. Хотите писать на них адреса, прекрасно. Если нет, то убирайтесь прочь». Они засели писать адреса».

Срывы типа описанных все же случались редко, семейная машина Кеннеди работала четко, а это решало все – различий между кандидатами почти не было. Проверка их голосования в конгрессе как будто в насмешку показала – они стояли за и против по одним и тем же вопросам. Оба – выпускники Гарварда, оба в войну служили в вооруженных силах, оба слыли «либералами», наконец, оба не отличались прилежанием в Капитолии. Лодж был таким же редким гостем на заседаниях, как и Кеннеди. Их, наконец, роднило и то, против чего они не выступали, – маккартизм.

В то знойное лето 1952 года зловещая звезда сенатора Маккарти почти достигла зенита, испепеляя своими лучами репутации множества людей, вселяя страх в сердца и смятение в умы. Исследователь, строящий модель американского общества в соответствии со своими убеждениями, волен рассуждать о том, что здоровые силы негодовали, давая отпор проискам маккартистов. В политике приходилось считаться с реальными фактами – в 1952 году Маккарти имел массовую поддержку. Выступить против него означало навлечь на себя осуждение внушительной части избирателей Массачусетса, рукоплескавших антикоммунистическому походу.

У Джона в запасе были такие заслуги в борьбе с «коммунизмом», упоминание о которых легко срывало аплодисменты, а следовательно, голоса на выборах в его пользу. Еще в 1947 году, за три года до появления Дж. Маккарти на политической арене, Джон внес свой вклад в антикоммунистический поход. Во время слушаний в комитете палаты представителей по вопросам труда и просвещения Джон добился осуждения за «лжесвидетельство» руководителя местного профсоюза – коммуниста Г. Кристоффеля. Добился на основании показаний провокатора JI. Буденца. В результате Кристоффель получил четыре года тюрьмы, а 29-летний Дж. Кеннеди не придал особого значения своему «подвигу». Так, рядовая скучная работа.

Теперь выяснилось, по льстивым словам конгрессмена Ч. Керстена: предложение Дж. Кеннеди привлечь к суду Г. Кристоффеля «прозвучало как один из выстрелов на мосту в Конкорде. То была первая схватка между конгрессом и коммунистическим заговором». Когда в Массачусетс приехал кандидат в президенты от демократической партии Э. Стивенсон, к нему явился один из организаторов избирательной кампании Джон С. Шривер, напомнил о деле Кристоффеля, заявив: «У нас подчеркивать антикоммунизм дело выигрышное».

На восьмитысячном митинге Э. Стивенсон послушно грохнул: «Джон Кеннеди парень моего типа. Сколько из вас знают, что конгрессмен Кеннеди, а не сенатор Никсон был первым, добившимся осуждения коммуниста за лжесвидетельство… Больше того, этого коммуниста упекли в тюрьму». Никсон поминался по той причине, что тогда он баллотировался в вице-президенты. Так что демагогу Маккарти было трудно тягаться в избранной им профессии – преследовании «коммунистов» с интеллигентнейшим Дж. Кеннеди.

Уже после выборов, когда либералы стонали по поводу грязных инсинуаций и инквизиторских замашек Маккарти, Джон объяснил: «Я знаю Джо (Маккарти) очень хорошо, в нем что-то есть». Дело не в личных симпатиях. В конце 1952 года Джон Кеннеди в интервью журналу «Сатердей ивнинг пост» заявил, что ему надоели упреки в том, что он «не истинный либерал». Он так сформулировал свое кредо: «Я очень рад сказать таким людям, что я вовсе не либерал. Я никогда не участвовал в работе организации «Американцы за демократическое действие» и в комитетах Американских ветеранов; я не в ладах с ними».

Это можно было понять уже на выборах. Один из советников Дж. Кеннеди принес проект заявления кандидата с резким осуждением маккартизма. Он не застал Джона, на месте оказался старший Кеннеди, проявлявший величайшую обязательность во всем, касавшемся кампании. Джозеф схватил заявление и, едва прочитав пару фраз, вскочил, опрокинул столик и чуть не с кулаками набросился на непрошеного гостя. «Вы и ваши друзья, – ревел старик, – стремитесь изгадить карьеру моему сыну. Я не против Маккарти, я субсидировал его кампанию». Разгневанный мультимиллионер обвинял либералов, профсоюзных деятелей и евреев в том, что они наносят ущерб сыну. В разгар бурной сцены в комнату вошел Джон. Он никак не выразил отношения к происходившему. Джозеф раз и навсегда решил дело. А когда пронесся слух, что республиканцы могут прислать в Массачусетс для поддержки Лоджа Маккарти, Джозеф прореагировал оперативно – перевел в фонд самого Маккарти, переизбиравшегося в штате Висконсин, 3 тысячи долларов. Пусть только держится подальше от Массачусетса.

Политические будды еще не могли поручиться за исход кампании. Лодж сиял отраженным светом Эйзенхауэра. Тогда семья Кеннеди двинула в бой последний резерв – мать. Даже видавший виды Джозеф смутился, когда тертые политиканы предложили ему бросить в водоворот избирательной кампании немолодую жену. «Помилуйте, она уже бабушка!» изумился Джозеф. В ответ ему объяснили, что золотая звезда миссис Кеннеди (право носить ее имеют матери, потерявшие сына на войне) очень впечатляет. Джозеф скосил глаза на свой новый синий галстук с надписью: «Кеннеди в президенты!», который он завел с недавних пор, и согласился.

Избирательницы Массачусетса стали пачками получать приглашения на «семейные чаепития» (по самым скромным подсчетам, таковых состоялось свыше тысячи, с числом участниц более 70 тысяч человек). В зависимости от социального состава присутствующих Роза Кеннеди представала в скромном платье – ирландка, выбившаяся из низов и вырастившая девятерых детей. По пути на другой «чай» она в машине переодевалась и появлялась перед избранной аудиторией в норковой накидке, усыпанная драгоценностями. Несколько слов о сыне, «а теперь я расскажу вам о последних модах, которые я видела в Париже месяц назад».

Джон в меру своих сил поддерживал усилия матери. На «чаях» он выступал со стандартной речью, звучавшей примерно так: «Во-первых, по странной причине в Массачусетсе больше женщин, чем мужчин. Во-вторых, мой дед покойный Джон Ф. Фитцджеральд боролся за место в сенате 36 лет назад с дедом моего нынешнего противника – Генри Каботом Лоджем-старшим. Мой дед проиграл, его оппонент получил на 30 тысяч голосов больше. Это случилось тогда, когда женщины на выборах не имели права голоса. Я надеюсь, что, апеллируя к вам, избирательницы, сумею с лихвой наверстать упущенное тогда». Женские сердца таяли. Роберт Кеннеди выразился очень точно: «Мы сосредоточили внимание на женщинах, ибо они работают в избирательной кампании. Мужчины же болтают».

Некий республиканец, свидетель поразительной тактики семьи Кеннеди, вопрошал: «Что в этом Джоне Кеннеди? Что заставляет всех девиц католического вероисповедания Бостона в возрасте от 18 до 28 лет считать, что избрание его – крестовый поход?» Поседевший журналист с оттенком профессионального цинизма заметил: «У избирательниц наблюдалась тенденция падать на колени». Особенности женской психики были точно учтены, в том числе сострадание. В разгар кампании Бостон украсили плакаты – снимок погибшего на войне старшего брата Джона. Под ним размашистая надпись: «Джон выполняет мечту брата Джо, встретившего смерть в небе над Ла-Маншем».

Вероятно, в самой короткой политической речи, зафиксированной в американской истории, Роберт Кеннеди точно схватил как суть, так и методы кампании: «Мой брат Джон не смог прийти сюда, моя мать не смогла прийти сюда, моя сестра Энис не смогла прийти сюда, моя сестра Пат не смогла прийти сюда, моя сестра Джэйн не смогла прийти сюда, но если бы Джон был здесь, он сказал бы вам, что Лодж всегда очень плохо голосовал в сенате. Благодарю вас».

Кеннеди победил Лоджа, получив 1211 984 голоса против 1 141 247, большинством примерно в 70 тысяч. «Виноваты эти проклятые чаепития!» – ругался поверженный противник. Он не был не прав. Когда голоса были подсчитаны, один из организаторов «чаепитий» сопоставил большинство с количеством женщин, пивших чай, и торжествующе заключил: «Именно 70 тысяч человек были у нас в гостях, значит, мы и обеспечили победу Джону». Д. Эйзенхауэр выразился много точнее: «Кабота просто побили деньгами. Было истрачено чрезмерно много денег».

ПРОЩАНИЕ С МАККАРТИЗМОМ

Сенатору от штата Массачусетс полагалось тогда жалованье 22 500 долларов в год и отпускалось на секретарей 36 тысяч долларов. Сумма изрядная, целиком шедшая на благотворительные цели. Джон Кеннеди жил, но не существовал политикой. Отец сумел обеспечить ему куда более изысканный жизненный уровень, чем дают средства государственного казначейства. Сенатор тратил из собственного кармана только на содержание своего аппарата в Вашингтоне 70 тысяч долларов в год. Канцелярия в Капитолии и канцелярия в Бостоне квалифицированно обслуживали просителей из Массачусетса. Делалось все возможное, чтобы удовлетворить каждого. Об отзывчивости Кеннеди громко заговорили. Постоянно открытая по приказу Кеннеди дверь в вашингтонскую канцелярию служила символом. Для полной респектабельности надлежало обзавестись семьей. Разве мыслим сенатор без супруги!

12 сентября 1953 года многотысячная толпа собралась у дверей церкви, где происходило бракосочетание 36-летпего сенатора и 24-летней Жаклин Бювье. Джон взял в жены дочь биржевого дельца, который в середине тридцатых годов разорился. Практичная мать развелась с ним и в 1942 году вышла замуж за богатого биржевика X. Окиншлоса, для которого то был третий брак. Отец Жаклин немного поправил свои дела и многие годы делал дорогие подарки дочерям – ей и сестре, оплачивал их обучение, верховых лошадей и пр. Окиншлос находил это в порядке вещей, а дед Жаклин сочинил лестные легенды об аристократическом происхождении семьи.

Элегантная, по критериям косметики, Жаклин училась в лучшей самой дорогой, американской школе для девушек Вассаре, продолжала образование в Сорбонне и к моменту выхода замуж делала первые шаги в журналистике: не умея снимать, работала фоторепортером «Вашингтон Таймс». Ее семья всегда поддерживала республиканскую партию, Жаклин призналась, что в детстве путала Ф. Рузвельта с дьяволом. Теперь она бракосочеталась с сенатором-демократом, не дьявол, конечно, но все же.

Папа Пий XII в специальном послании благословил молодых, толпа любопытных чуть не сбила у церкви невесту с ног, на свадьбе присутствовало 1200 гостей. Разместились. Дом-дворец Окиншлоса, где происходила церемония, стоит на участке площадью свыше 100 га. Невесту сопровождал, разумеется, хозяин. Отца не пригласили. Он отчаянно напился в отеле, утром получил телеграмму от дочери – «извини». Семья Кеннеди приняла Жаклин в свое лоно, тут же обучила регби, и она немедленно сломала щиколотку в дружеской свалке милых родственников.

Жизнь молодой четы оказалась на первых страницах светской хроники. Они купили за 125 тысяч долларов дом в Вирджинии и стали планировать большую семью. Кеннеди предупредил жену – не менее пяти детей. В августе 1956 года Жаклин разрешилась мертворожденной девочкой. Дом, где подготовили детскую, продали. Купили другой, в Джорджтауне. В ноябре 1957 года родилась дочь Каролина, в ноябре 1960 года – сын Джон, в августе 1963 года родился второй сын, умерший через два дня.

Жаклин внесла в дом оттенок тщательно отрепетированного аристократизма в американском понимании. Немного живописи, немного музыки, непринужденные беседы. Она сумела осадить грубияна, главу клана Джозефа, воспротивилась его отцовской тирании, сократила посещения дома отца до приличного минимума и подарила старику массу написанных ею картин. Отметив необычайное разнообразие лексикона престарелого сквернослова, Жаклин тепло порекомендовала Джозефу писать «Рассказы деда для внуков». Присмотрелась к мужу и сокрушенно призналась: «Он куда более серьезен, чем мне казалось до замужества».

Жаклин часто позировала фотографам рядом с мужем-сенатором. Она интересовалась и политикой. Пример ее суждений мыслимое и немыслимое в одном абзаце: «Я наполнила наш дом мебелью восемнадцатого столетия, которую я люблю, моими картинами, ну теми, которые собираю. Джэк был очень мил, он разрешил мне устроить все, как я хотела, однако не все было по-моему, мне никогда не хотелось жить в доме, где нужно говорить детям – не трогай, а мужу – неуютно. Хотя везде в доме масса мелких вещей, есть также большие, удобные кресла, а рядом с ними столики, необходимые каждому политику, на них он может класть газеты, ставить кофейные чашки, пепельницы». В одном Жаклин не преуспела: не смогла приучить мужа к изысканной роскоши. Она купила пару ковров за бешеные деньги, скрыв цену. Джон не заметил этого, но подаренный ею на новый 1957 год роскошный белый «ягуар» он вернул дилеру. Сенатор прекрасно знал стоимость автомобиля.

Клан Кеннеди разросся. Они породнились с известными богачами. Жена Роберта Этель Скакель представляла в семье «Грейт Лейке карбон корпорейшн», одну из крупнейших монополий страны. Муж Джейн Стефан Смит – из семьи нью-йоркских судовладельцев, охотно принялся работать в финансовой империи Джозефа Кеннеди. Серджент Шривер, уже трудившийся в одной из компаний Дж. Кеннеди, вошел в семью, женившись на Энис.

Помимо обеспечения деловых интересов, многие Кеннеди занялись политической деятельностью. В Нью-Йорке Джейн стала помощницей преподобного Д. Келлера, основавшего организацию для борьбы с коммунизмом «путем поощрения христиан работать в областях, излюбленных коммунистами, – государственном управлении, просвещении, трудовых отношениях, литературе и искусстве». Патриция, единственная дочь, осквернившая семейные традиции (она вышла замуж за актера), в Калифорнии участвовала в движении – побудить семьи собираться раз в день за молитвой.

Патриарх клана Джозеф П. Кеннеди по-прежнему внимательно следил за делами своих детей. В 1951 году Эдвард навлек позор на семью – его с треском исключили из Гарвардского университета. По словам автора его биографии, беда началась с изучения испанского, который считается самым простым иностранным языком. Тед успевал на тройку и понимал, что в Хайниспорте ее сочтут плохой отметкой. Привыкнув к легкой жизни, он нанял приятеля сдать контрольную за себя. Обоих поймали и выгнали. Реакция старика Кеннеди была неоднозначной. Он обозлился на Гарвард за суровое наказание, публично пообещав оплатить обучение 31 молодого человека, выгнанного (за аналогичные проступки) из Вест-Пойнта. Он прочел суровую лекцию Эдварду, который «в такой спешке добровольцем вступил в армию, что не обратил внимания, – он обязался прослужить четыре года. Несколько телефонных звонков Джозефа Кеннеди – и срок был сокращен вдвое.

Молодой Тед прослужил в Европе, не побывав на войне в Корее. В 1953 году демобилизовался солдатом».

Наверное, он подучил испанский и во время поездки в 1961 году по Бразилии чувствовал себя прекрасно, рекламируя «новые рубежи» по-испански, пока кто-то не сказал ему, что в Бразилии говорят по-португальски.

Когда в январе 1953 года сенатор Дж. Кеннеди приступил к работе, его ожидало предложение стать членом подкомитета по расследованиям сенатского комитета по деятельности правительства. Коротко говоря, его звал к себе сенатор Дж. Маккарти. Предложение было не случайным. Связи семьи Кеннеди с рьяным борцом против коммунизма были общеизвестны, а после напоминаний в кампании 1952 года о роли Дж. Кеннеди в «расследованиях», видимо, вернулись к его свершениям 1947 года. Наверное, восхитились тем, что теперешний сенатор на диво подкован в теоретических вопросах. В самом деле, в 1947 году среди прочих перед свирепым молодым конгрессменом предстал юридический консультант объединенного профсоюза рабочих электротехнической промышленности Рас Никсон. По курьезному совпадению Никсон в свое время учил Джона в Гарварде, где он преподавал экономику. Теперь ученик допрашивал учителя.

Кеннеди сразу же взял быка за рога, определив новое положение сторон:

Кеннеди: Как бывший ваш ученик, я поражен вашей изворотливостью при ответах на сегодняшние вопросы.

Никсон: Понимаете, мистер Кеннеди, я должен был дать пример ученику.

Кеннеди: …Как вы считаете, коммунизм является угрозой экономической и политической системе США?

Никсон: Не думаю, чтобы он был угрозой. Я думаю, угрозой является наша неспособность демократически разрешить некоторые основные экономические проблемы собственного народа, постоянная неспособность расширить его гражданские права…

Кеннеди: На мой вопрос все еще нет ответа. Руководство вашего профсоюза в каком-либо заявлении где-нибудь когда-либо обрушивалось на агрессию Советской России? Отвечайте: да или нет?

Никсон: Ответ прост – нет.

Кеннеди: Благодарю вас.

Если маккартисты с удовлетворением перечитывали этот и аналогичные диалоги, то не только президент, но и сенатор Джон Ф. Кеннеди, вероятно, предпочел бы забыть о проделках политической юности. Но о них помнили. Когда впоследствии появлялись не только статьи, но и книги типа разгромной работы В. Ласки «ДФК: человек и миф», Джон философски заметил: «Мы все учимся, с момента рождения до самой смерти… Меняются события… изменяются условия, и… было бы чрезвычайно неразумно… следовать политике, которая не принесет удачи». Предложение Маккарти в 4953 году в глазах Кеннеди и было приглашением принять участие в проведении политики, утрачивавшей шансы на успех. Репутация Маккарти к этому времени была основательно подмочена. Джон не связал себя с проигрышным делом, отклонил предложение, но не воспрепятствовал Роберту в том же январе 1953 года стать юрисконсультом пресловутого подкомитета по расследованиям.

Столичные журналисты гадали, пытаясь уточнить политические воззрения Дж. Кеннеди. Король тогдашней американской журналистики Дрю Пирсон записал в дневнике в начале 1953 года: «Завтракал с Джэком Кеннеди, новым сенатором от Массачусетса. У него данные быть первоклассным сенатором или отъявленным фашистом, все зависит от того, какие люди возьмут на себя труд окружить его. Брат Джэка – советник в подкомитете Маккарти. Было время, когда я не понимал, почему ФДР порвал с Джо Кеннеди. Чем больше я вижу Джэка, тем лучше теперь я могу понять почему».

Роберт давно водил дружбу с Маккарти, в традициях семьи почитал его человеком почтенным. Этель и Роберт Кеннеди избрали Маккарти крестным отцом своего первого ребенка, дочери, родившейся летом 1951 года. Старый Джозеф Кеннеди горячо одобрил выбор Роберта. Он говорил: «Мне нравится, как Маккарти борется против коммунистов в нашем правительстве. Я полагаю, что он сделает сенсацию, он ловкий парень». Маккарти приставил Роберта к делу – искать гомосексуалистов в государственном департаменте и изучать, не попадают ли американские товары в социалистические страны. Об успехах Роберта в ловле гомосексуалистов ничего не известно, что до торговли со странами социализма, то Роберт подготовил доклад, получивший значительную известность в прессе. Он выяснил, надо полагать, заглянув в справочники, что суда стран—членов НАТО заходят в порты социалистических государств. Однако 31 июля 1953 года Роберт объявил, что хочет заняться «частной юридической практикой», и ушел в отставку. Маккарти в прощальном письме отметил, что Роберт «оказал честь комитету и выполнил великое дело».

Р. Кеннеди вовремя унес ноги. Маккартисты вызывали растущее омерзение и даже озлобление в широких кругах. С окончанием войны в Корее массовый антикоммунистический психоз стал спадать. Против Маккарти все настойчивее выступали многие. Три сенатора, демократическое меньшинство в подкомитете Маккарти, пригласили Роберта в свои советники. В этом качестве Роберт в январе 1954 года вернулся, встав на сторону тех, кто не одобрил действия Маккарти. Пути сенатора и молодого представителя клана Кеннеди – Роберта – расходились, по крайней мере, по поводу методов «расследований».

Самому Дж. Кеннеди, не рискуя политической репутацией, больше нельзя было молчать. Он избрал средний путь – не осуждать, но и не поддерживать. На вопрос корреспондента «Нью-Йорк пост», что сенатор думает о Маккарти, Кеннеди ответил: «Не слишком много. Я лажу с ним. Пока мне не мешают, я не хочу лишних ссор».

Своим друзьям Кеннеди объяснял: «Черт возьми, ведь половина избирателей Массачусетса считают Маккарти героем!» В сенате также считались с Маккарти, никому не хотелось прослыть коммунистом. Г. Хэмфри выдвинул гениально простой план: «Я устал читать заголовки о том, что мягок к коммунизму, – говорил он, – я устал читать в газетах о том, что я левый. Пришло время разрешить вопрос о коммунизме, запретив коммунистическую партию». 75 сенаторов проголосовали за, среди них Кеннеди.

Маккарти торжествовал. Через несколько дней он взял слово и поделился с сенаторами детскими воспоминаниями. Мальчишкой он с приятелями истреблял скунсов, пожиравших кур. «Очень неприятная работа, – сетовал Маккарти. – Резолюции не помогали против скунсов. Милые маленькие мальчики могли принять резолюции против скунсов, но они не помогали нам выкапывать зверюшек из нор. А то был тяжкий труд. Иногда после этой работы наши друзья в церкви не хотели сидеть рядом с нами». Бессовестный демагог оконфузил сенат и вместе с другими Кеннеди.

Все приходит своим чередом, и сенат наконец взялся за Маккарти. Его сторонники оттягивали решение. Сенатор Кеннеди голосовал за предложение Истленда отложить рассмотрение дела Маккарти по веской причине: откладывалась и его речь.

2 декабря 1954 года сенат осудил Маккарти 67 голосами против 22. Кеннеди не присутствовал на заседании, лежал в больнице. Однако все остальные отсутствовавшие сенаторы дали знать, как они проголосовали бы. Только от Кеннеди – ни звука.

Вместо Маккарти председателем подкомитета по расследованиям стал сенатор Дж. Маклеллан, а Роберт возвысился до поста главного советника. Он напыщенно объявил, что подкомитет вернется к расследованию бесхозяйственности, мошенничества, коррупции, по «это не означает, что подкомитет хоть на волос будет меньше заинтересован в выкорчевывании коммунизма в государственных органах, чем когда это дело возглавлял сенатор Маккарти».

Много спустя Дж. Кеннеди дал развернутое объяснение: «Мы все голосовали за то, чтобы пустить Маккарти в сенат. Мы ассигновали на его деятельность средства. Следовало высказаться по любому вопросу до января 1953 года. По праву справедливости тот, кто не говорит, когда нужно говорить, теряет право говорить. В конце концов Маккарти осенью 1952 года был избран жителями штата Висконсин, которые послали его в сенат представлять их интересы. Сенат принял его, сделал председателем комитета, ассигновав ему деньги. Если были возражения против его деятельности до 1953 года, тогда следовало бороться в январе 1953 года, когда он занял свое место… И черт возьми, если начать осуждать сенаторов, можно зайти далеко… Мы никогда очень строго не судили о наших пэрах и, вероятно, поступали правильно.

Поведение Кеннеди запомнили. Во всяком случае, когда в 1959 году, преодолевая предполье на пути к Белому дому, он посетил штат Висконсин, его радушно встретили. В местном пресс-клубе группа журналистов пропела на мотив «Клементины»:

 
О Джон, о Джон, где ты был, где ты был,
Когда сенат Джо осудил?
 

Пропели в лицо высокому гостю. Среди скорых на слово журналистов пришлось отмолчаться. Но в другой раз в ответ на невинное замечание об отношении к маккартизму Джон всплыл: «Вы что от меня хотите, чтобы я совершил харакири?».

***

В 1954 году Джон Кеннеди гласно не занял определенной позиции в деле Маккарти. Либералы совершенно основательно указывали, что возраст сенатора – 37 лет – начисто исключает стариковскую осмотрительность. Тогда каковы его мотивы? Кеннеди не по своей воле получил достаточно времени, чтобы обдумать политические последствия своего каменного молчания. Осенью 1954 года боли в спине резко усилились, и он был помещен в Манхэттенскую больницу специальной хирургии.

21 октября Кеннеди перенес первую операцию – врачи попытались выправить больные позвонки. Вместо выздоровления мучительные недели иа больничной койке, состояние здоровья ухудшилось. Пациента отпустили провести невеселый Новый год с семьей, а в феврале 1955 года – новая операция. Врачи решили вынуть стальную пластину, приделанную к спинному хребту Кеннеди военными хирургами в 1944 году. С тех пор она виднелась в отверстии на спине. Кеннеди причастился, а родные, собравшиеся у дверей операционной, поддерживали хирургов молитвами. На этот раз исход оказался удачным, больной набирал силы. В конце февраля Кеннеди покинул стены больницы и отправился в Палм Бич, штат Флорида, чтобы встать на ноги.

Попался наконец толковый врач, разобравшийся в сущности заболевания, – дело было в нервных связках спинных мускулов. Он подобрал эффективную терапию, попутно выяснил то, чего не замечали раньше, – одна нога была почти на два сантиметра короче другой, отсюда постоянная нагрузка на позвоночник. Заказали ортопедическую обувь. Стало много легче. Джон стоически выносил лечение. Он часто повторял слова Сомерсета Моэма: «Страдание не облагораживает, а озлобляет человека». Наверное, он соглашался с писателем.

Во время выздоровления чаще, чем раньше, он просил Жаклин прочитать давно полюбившееся ему стихотворение Алана Сигора «Встреча со смертью». (Сигор в 1917 году вступил в американскую армию, убит на западном фронте.) Там были такие строки:

 
Насколько лучше было бы, о Боже,
Зарыться в пух и шелк душистый ложа,
Где в сладком сне любовь нашла покой,
Где губы в губы и рука с рукой,
 
 
Где дорог миг немого пробужденья…
Мне ж в полночь смерть принять без промедленья…
В каком-то городе, что пламенем пылает,
Тогда как к северу весна уже шагает.
 
 
Что ж, давши, не нарушу обещанья —
Со смертью я не пропущу свиданья.
 

Джон, полузакрыв глаза, согласно качал головой, покачиваясь в кресле-качалке – он полюбил и это кресло, удобное для больной спины. «По крайней мере, половину дней, проведенных им на земле, – писал о брате Роберт, он страдал от страшной физической боли» 30. Упорно подозревали туберкулез адреналиновых желез.

Тяжкие испытания или мучительная необходимость объяснить свой подход к маккартизму, а скорее и то и другое, побудили сенатора задуматься над политическим мужеством. Если болезнь не дала ему возможности явиться в Капитолий 2 декабря 1954 года, когда сенат осудил Маккарти, то выздоравливающий мог свободно владеть пером. Кеннеди решил на бумаге разрешить щекотливый вопрос о политическом мужестве. «Из-за боли иной раз он мог спать не больше часа, – вспоминал Джозеф, – и, чтобы приглушить ее, стал заниматься. Так готовилась книга». На свет появился символ веры Джона Фитцджеральда Кеннеди – «Очерки политического мужества».

О творческих свершениях Кеннеди друзья говорили много лестного. Они представлялись особенно внушительными на фоне того, что в 1954—1955 годах сенатор пунктуально исполнял часть, и обременительную, своих обязанностей – переписка с избирателями, совершил несколько поездок по стране, а с августа по октябрь 1955 года путешествовал по Европе.

Журналисты, просмотрев творение сенатора, пустили в обиход едкую остроту – Кеннеди следовало бы поменьше показывать профиль и быть более мужественным, а «многие, – отмечал Соренсен, – полагали, что книга всего-навсего «помет души», рвотное, оправдание или эрзац его позиции при осуждении Маккарти». Но книга была неплохо написана по профессиональным критериям. Сочинитель получил премию Пулитцера, в стране поставили под сомнение авторство, заявляя, что «писатели-тени» написали ее за Кеннеди. Это порядком раздосадовало самолюбивого автора.

Когда Джо Пирсон прокомментировал в массовой телевизионной программе получение премии Пулитцера указанием на то, что книга сделана руками других, Кеннеди сначала серьезно решил пойти в суд и привлечь Пирсона за клевету. Договорились с адвокатом К. Клиффордом, собрали черновики, показания стенографисток, лиц, видевших, как Дж. Кеннеди работал над книгой. Но руководство телевизионной компании АБС все не верило, Пирсон назвал автора – Т. Соренсена. Его подвергли перекрестному допросу. Соренсен писал:

«Быть может, – заявил вице-президент АБС сенатору, пока я ожидал в соседней комнате, – Соренсен сказал об этом, будучи пьяным.

– Он не пьет, – отрезал сенатор.

– Быть может, он сделал это, рассердившись на вас.

– Он никогда не сердится на меня!»

Из всех почестей, которые он получил за всю жизнь, ни одна не радовала его больше, чем премия Пулитцера в 1957 году. И из всей клеветы, распространявшейся в отношении него в течение всей жизни, его больше разозлило утверждение, что не он написал собственную книгу». Настолько разгневался, что просил Э. Гувера установить слежку ФБР за группой лиц в Нью-Йорке, пытавшихся установить поименно «писателей-теней».

В конечном итоге АБС сдалась и принесла извинение. Чтобы окончательно рассеять подозрения, Кеннеди распорядился снять фотокопии со страниц рукописи и пустил их в дело в кампании 1958 года по перевыборам в сенат. Фотокопии украсили окна штаб-квартиры сенатора в Бостоне.

Неверующие могли убедиться в том, что во время выздоровления весной 1955 года во Флориде Кеннеди не бездельничал. Перед их глазами были плоды титанического труда: автор боролся с непокорными словами, часто перечеркивал написанное, делал вставки и с черновика диктовал второй вариант стенографистке. Не было только одного – окончательного варианта рукописи, писанного рукой или продиктованного автором! Но тогда на это не обратили внимания, умилялись массе бумаги, отрывочных заметок, испещренных неразборчивыми выписками Джона из второстепенных книг.

Так что же сочинил Джон Кеннеди, сидя, как говорили, на своем рабочем месте в кресле перед плавательным бассейном у громадного дома в Палм Бич? Он трактовал о мужестве на примерах жизни десяти американских сенаторов с начала XIX века до 50-х годов XX века.

Список американских витязей составили коллективными усилиями автор и несколько профессоров истории, возглавлявшихся А. Невинсом. Уже тогда не отрицали, что оп еще написал предисловие к книге и отредактировал ее. Первым героем повествования был сенатор Джон Квинси Адамс, служивший в первом десятилетии XIX века, а в 1824—1828 годах президентом США. Заключал работу рассказ о сенаторе Роберте Тафте (сыне президента США в 1908—1912 гг.), достигшем своего политического потолка на рубеже 40-х и 50-х годов XX века.