Текст книги "Улыбка женщины"

«У вас хорошие глаза, – сказал он мне, когда принимал на работу. – Открытые, честные. Мне нравятся люди, которые смотрят прям о в глаза».

Я меланхолично перевел взгляд на симпатичное белое окошко с двойными рамами, из которого виднелись крыши соседних домов, шпиль церкви Сен-Жермен, а в погожие дни – кусочек голубого неба, и глубоко вздохнул.

– Не трусь, Андре, – раздался голос с другого конца провода, – мы все уладим.

«Мы все уладим» – таков, очевидно, был его девиз. Но не мой. По крайней мере, не тогда.

– Сэм мне кое-чем обязан, – продолжал Адам, не обращая внимания на мое молчание. – Он действительно славный парень и, конечно, не откажет, если я его попрошу, поверь. Я позвоню ему сегодня вечером, а потом свяжусь с тобой, о’кей? – (Я обернул телефонный провод вокруг пальца.) – И когда он должен приехать? – спросил Адам.

– В начале декабря, – ответил я, глядя на свой палец.

– Да? Ну так у нас в запасе еще две недели! – обрадованно воскликнул Адам.

Мне оставалось только удивляться.

В отношении меня время было неумолимо.

А он, похоже, умел с ним договариваться.

– Я позвоню, как только поговорю с братом. Нет никаких причин сходить с ума, – подбадривал меня Адам. И закончил разговор сакраментальной фразой: – Don’t worry[16]16
  Не суетись (англ.).


[Закрыть]. Мы все уладим.

День завершился скучно. Я пытался разобрать кучу бумаг на столе, но не слишком в этом преуспел.

Ко мне заглянула Габриэль Мерсье, для того чтобы уведомить, что месье Монсиньяк, по ознакомлении с романом никому не известного владельца кафе, не видит никакой возможности сделать из его автора «Донну Леон в мужском обличье». «Владелец кафе-мороженого пишет романы! Это само по себе привлекает внимание, так ведь? – презрительно заметил Монсиньяк. – Между тем это вполне средняя проза. Даже читать неинтересно! Просто наглость требовать за нее такие деньги. Они с ума посходили, эти американцы!»

Мадам Мерсье с ним согласилась. Она вообще ни разу не возразила шефу за двадцать пять лет совместной работы. Итак, рукопись отвергли.

В половине шестого мадам Пети принесла договоры на подпись и какую-то корреспонденцию. Она любезно пожелала мне доброго вечера и намекнула, что сегодняшняя почта осталась в кабинете секретаря.

– Да-да, – покорно закивал я.

В лучшие дни мадам Пети лично клала на мой стол адресованные мне письма. При этом, как правило, даже спрашивала, не желаю ли я кофе («Как насчет чашечки кофе, месье Шабане?»). Но сегодня она злилась, поэтому, само собой, лишила меня этой привилегии. Мадам Пети была не просто видной секретаршей с неимоверно большим по парижским меркам бюстом. У нее имелись принципы.

Обычно я находился в издательстве с десяти утра до половины восьмого вечера. Перерыв иногда затягивался часов до трех, особенно если приходилось обедать с автором. «Месье Шабане на рандеву», – деловито отвечала мадам Пети, если кто-нибудь в это время меня спрашивал. После пяти в издательстве наступало затишье, и тогда, собственно, начиналась работа. Время летело, и, если у меня было много дел, я мог задержаться почти до девяти. Но сегодня я решил уйти пораньше. Слишком утомил меня этот день.

Я выключил стоявший под окном старый радиатор, упаковал рукопись мадемуазель Мирабо в портфель и погасил свет, дернув металлическую цепочку цвета меди над настольной лампой.

– Ну, на сегодня все, – пробормотал я, открывая дверь кабинета.

Однако Провидение распорядилось иначе.

– Простите, – раздался рядом голос, который сегодня в обед хорошо потрепал мне нервы. – Где я могу найти месье Шабане?

Она словно из-под земли выросла. Вовсе не восьмидесятипятилетняя сумасшедшая старуха, надоедавшая мне своим потерянным письмом. Обладательницей голоса оказалась стройная молодая женщина в темно-коричневом пальто, сапогах из замши и небрежно намотанном вокруг шеи шарфе. В полумраке коридора ее волосы ниже плеч отливали золотом.

Она шагнула мне навстречу, ее темно-зеленые глаза смотрели вопросительно.

Был четверг, почти половина седьмого вечера. Мне показалось, что я видел ее раньше, но так и не смог вспомнить где.

Я замер, уставившись на фигуру с русыми волосами, как на привидение.

– Я ищу месье Шабане, – серьезно повторила она и вдруг улыбнулась. Словно солнечный луч заиграл на стенах темного коридора. – Вы не в курсе, он еще здесь?

Боже мой, я узнал эту улыбку! Я уже видел ее года полтора назад. Это была та самая обворожительная улыбка, с которой начинается вся история в моей книге.

С романами не все так просто. Откуда берутся их герои? Может, они выжидают где-нибудь в авторском подсознании, а при определенных обстоятельствах выходят наружу? Или витают в воздухе? Являются ли их прототипами реальные люди?

Что здесь правда, а что вымысел? Что происходило на самом деле, а чего никогда не было? Влияет ли действительная жизнь на фантазию или наоборот?

Иллюстратор и карикатурист Дэвид Шригли сказал как-то раз: «Когда люди спрашивают, откуда я беру свои идеи, я отвечаю, что не знаю. Это глупый вопрос. Если бы я знал, откуда пришла ко мне идея, она больше не была бы моей. Она принадлежала бы другому, а я оказался бы в роли плагиатора. Идеи берутся ниоткуда, просто возникают в голове. Не исключено, что их посылает Господь Бог, Темные Силы или еще кто-нибудь».

У меня есть на этот счет своя теория.

Всех пишущих можно разделить на три группы.

Одни пишут только о себе, и среди них встречаются великие литераторы.

Другие обладают завидным талантом придумывать истории. Вот они сидят в поезде, смотрят в окно – гоп! – и сюжет готов!

Но есть еще третьи, своего рода импрессионисты среди литераторов. Им дано отыскивать истории. Они ходят по земле с широко раскрытыми глазами и собирают ситуации, голоса, сцены, словно вишни обрывают с дерева. Жесты, улыбки, чья-то манера приглаживать волосы или завязывать ботинки. Каждая история такого романиста – это моментальный снимок. Картина, развернувшаяся в сюжет.

Наблюдая сонным вечером за парочкой в Булонском лесу, он представляет себе дальнейшую жизнь этих двоих. В кафе его внимание привлекают о чем-то оживленно спорящие подруги. Он еще не знает, что скоро одна из них уведет у другой любовника. А в метро он задается вопросом: куда, собственно, едет эта женщина с грустными глазами, прислонившаяся головой к стеклу?

Вот он стоит у кассы кинотеатра и слышит, как некая пожилая пара спрашивает у кассирши, предусмотрены ли скидки для студентов. Прекрасная находка!

Вот он любуется отражением луны в ночной Сене, похожим на серебряную лужу, и сердце его вдруг переполняют слова.

Вероятно, с моей стороны будет слишком самонадеянно называть себя писателем. Я всего лишь автор одного небольшого романа. Но на основании того, что со мной происходило во время работы над ним, я смело могу причислить себя к последней категории. Я отыскиваю свои истории.

Я точно помню, как прогуливался по бульвару Сен-Жермен тем погожим вечером. Люди уже сидели за столиками возле ресторанов и кафе. Я свернул на улицу Принцессы. Моя тогдашняя подруга захотела на день рождения цепочку и направила меня в небольшую ювелирную лавку израильского дизайнера Михаля Негрина, расположенную на этой маленькой улочке, куда я редко заглядываю. Я нашел магазин и через некоторое время покинул его с ярким пакетиком в руках.

И уже потом – совершенно не готовый к такой встрече – я увидел ее!

Она стояла, спиной к улице, в небольшом обеденном зале ресторана и разговаривала с посетителем, который сидел за деревянным столиком, накрытым скатертью в красно-белую клетку. Ее длинные, разделенные пробором волосы блестели в мягком желтоватом свете ламп и при малейшем повороте головы разлетались в разные стороны; именно они в первую очередь и бросились мне в глаза.

Я смотрел на нее, стараясь не упустить ни одной детали. Длинное скромное платье зеленого цвета из нежного шелка, которое она носила с достоинством античной богини весны, оставляло ее руки и плечи обнаженными. Она жестикулировала изящными пальцами. Потом вдруг принялась играть крошечными молочно-белыми жемчужинами ожерелья с большой старинной геммой, которое висело у нее на шее. Потом неожиданно подняла глаза и улыбнулась.

И именно эта улыбка, предназначенная другому, очаровала и обрадовала меня. Я стоял и смотрел в зал ресторана, словно вуайерист, не смея дохнуть, – таким совершенством было исполнено для меня это мгновение. Потом дверь открылась, и люди, смеясь, двинулись на улицу. Девушка повернулась и исчезла в глубине ресторана. Все кончилось, и я пошел дальше.

Ни до, ни после я не бывал в этом маленьком, уютном ресторане. Его название – «Время вишен» – показалось мне таким поэтичным, что я решил завершить действие своего романа именно здесь.

Моя подруга все-таки получила в подарок цепочку из ювелирного магазина. Вскоре она меня покинула.

А мне осталась вдохновившая меня улыбка незнакомки. Я назвал ее Софи, придумал ей жизнь и втянул в выдуманные мною авантюрные истории.

И сейчас, когда она внезапно возникла передо мной, героиня романа, ставшая человеком из плоти и крови, я спрашивал себя: неужели такое возможно?

– Месье? – еще раз окликнула она меня.

После чего развернулась и пошла в другой конец коридора, оставив меня стоять перед запертой дверью собственного кабинета.

– Простите, мадемуазель, – ответил я, стараясь взять себя в руки. – Я задумался. Что вы сказали?

– Я хотела бы побеседовать с месье Шабане, если такое возможно.

– Ну… вы уже говорите с ним.

Судя по выражению ее лица, она иначе представляла себе человека, несколько часов назад не слишком приветливо разговаривавшего с ней по телефону.

– О! – удивилась она, и ее тонкие брови поднялись. – Так это вы? – Улыбка исчезла.

– Да, это я, – повторил я с глуповатым, как мне показалось, видом.

– Тогда мы с вами уже беседовали сегодня. Я Орели Бреден, вы помните? Звонила насчет письма одному вашему автору… месье Миллеру. – Ее темно-зеленые глаза смотрели осуждающе.

– Да, припоминаю…

Чертовски обворожительный взгляд!

– Вы, конечно, не ожидали увидеть меня здесь…

Что я мог на это возразить? Степень моего удивления в тысячи и тысячи раз превосходила ту, которую она, вероятно, могла себе представить. Софи, героиня моего романа, внезапно появилась передо мной и задает вопросы!

Это граничило с чудом. И она оказалась той женщиной, которая хотела узнать адрес несуществовавшего автора книги – моей книги! – которая якобы спасла ей жизнь. Чем я мог объяснить все это? Я сам ничего не понимал, и у меня было чувство, что в следующую секунду из-за угла выпрыгнет некто с торжествующей телевизионной улыбкой на лице и утрированно бодро воскликнет: «Вас снимает скрытая камера!.. Ха-ха-ха!»

Я просто смотрел на нее и ждал, когда мои мысли придут в относительный порядок.

– Ну… – Она прокашлялась. – Поскольку вы были так… – она сделала театральную паузу, – нетерпеливы и так нервничали, я подумала, будет лучше заглянуть к вам лично и осведомиться о письме.

Эти слова сразу пробудили меня от кататонического оцепенения. Она всего пять минут как находилась здесь, а говорила уже почти как моя мать!

– Послушайте, мадемуазель, – ответил я, – на меня сегодня столько всего свалилось… Но я не был нетерпелив и не нервничал!

– Это так, – кивнула она, задумчиво посмотрев на меня. – По правде говоря, вы просто были не очень приветливы. И я спрашивала себя, все ли редакторы таковы или это ваша особенность, месье Шабане?

– Ни в коем случае! – усмехнулся я. – Мы здесь всего лишь пытаемся делать свою работу, а нам, к сожалению, иногда мешают, мадемуазель…

– Бреден. Орели Бреден. – Она протянула мне руку и снова улыбнулась.

Я схватил ее ладонь, лихорадочно соображая, что такого должен сделать, чтобы не отпускать ее (а может, и не только ее) как можно дольше.

Наконец я разжал пальцы:

– Очень рад, мадемуазель Бреден, лично познакомиться с вами. Не каждый день встречаешь таких увлеченных читательниц.

– Так вы нашли мое письмо?

– О да, конечно! – солгал я. – Оно благополучно ждало меня на дне почтового ящика.

Чем я, собственно, рисковал? Письмо или уже лежало там, или должно было там появиться со дня на день. И даже если оно так никогда и не отыщется, результат все равно будет один и тот же. Этому замечательному читательскому посланию никогда не суждено дойти до адресата, в лучшем случае оно будет покоиться в моем заваленном бумагами стальном шкафу.

Я довольно улыбался.

– Тогда вы передадите его Роберту Миллеру? – спросила она.

– Разумеется, мадемуазель Бреден, не волнуйтесь, – успокоил я гостью. – Считайте, что ваше письмо уже в руках автора. В любом случае…

– В любом случае? – тревожно переспросила она.

– В любом случае я не стал бы на вашем месте ждать слишком многого, – продолжал я. – Роберт Миллер – очень замкнутый, если не сказать тяжелый человек. С тех пор как жена покинула его, он уединенно живет в маленьком коттедже, отдавая всю свою любовь собачке по имени… Роки.

– О, как это печально, – вздохнула она.

– Это действительно печально. Роберт всегда был человеком со странностями, но теперь… – Я испустил глубокий театральный вздох. – Мы пытаемся вытащить его в Париж по просьбе газеты «Фигаро», однако надежды все меньше.

– Странно, никогда бы не подумала, – задумчиво проговорила она. – Его роман такой… жизнерадостный и написан с юмором. А вы знаете месье Миллера лично?

Тут она впервые взглянула на меня с интересом.

– Ну… – Я многозначительно прокашлялся. – Думаю, я один из немногих, кто действительно знает Роберта Миллера. Я много с ним работал над его книгой, и он ценит меня.

Это произвело на нее впечатление.

– Роман получился замечательный. – На мгновение она задумалась. – Ах, как я хотела бы познакомиться с этим Робертом Миллером! Вы полагаете, у меня совсем нет шансов?

– Что вам ответить, мадемуазель Бреден? – пожал я плечами. – Я полагаю, но я не Господь Бог.

Она замолчала, играя бахромой своего шарфа.

– Видите ли, месье Шабане, – наконец сказала она, – это не обычное читательское письмо. Долго объяснять, и к вам это не имеет ни малейшего отношения, но… месье Миллер очень помог мне, и я хотела бы выразить ему свою признательность. Вы понимаете меня?

Я кивнул, сгорая от нетерпения заглянуть в свой ящик для корреспонденции и прочитать, что же такое написала мадемуазель Бреден Роберту Миллеру.

– Что ж, подождем, – по-соломоновски рассудил я. – Как там говорят англичане? Будем ждать, попивая чай.

Мадемуазель Бреден изобразила притворное отчаяние:

– Я так не люблю ждать!

– А кому это нравится? – спросил я покровительственным тоном.

У меня вдруг возникло приятное чувство, что инициатива в разговоре перешла в мои руки. Мог ли я тогда знать, что всего через несколько недель буду в нетерпении ожидать ответа рассерженной женщины с темно-зелеными глазами, который должен поставить последнюю точку в моем романе и решить мою судьбу.

– Позвольте, я оставлю вам свою визитку, – сказала мадемуазель Бреден, доставая из кожаного кошелька карточку с двумя вишнями. – Только на случай, если Роберт Миллер приедет в Париж. Быть может, вас не затруднит сообщить мне об этом. – Она бросила на меня заговорщицкий взгляд.

– Да, давайте оставаться на связи, – ответил я.

Признаюсь, в тот момент я ничего так не желал, как этого. Пусть даже ради Роберта Миллера. По правде сказать, я уже начинал ненавидеть этого парня. Я взял у нее визитку и не смог скрыть своего удивления:

– Как? Вы работаете в этом ресторане?

– Это мой ресторан, – ответила она. – А вы его знаете?

– Э… А… Не то чтобы знаю… – Я должен был следить за тем, что говорю. – Разве не об этом ресторане пишет Роберт Миллер? Вот так совпадение!

– Совпадение? – Она многозначительно взглянула на меня, и на какую-то кошмарную секунду мне показалось, что ей все известно.

Нет, это невозможно! Совершенно невозможно! Никто, кроме меня и Адама, не знал, что Роберта Миллера на самом деле зовут Андре Шабане.

– До свидания, месье Шабане. – Она улыбнулась мне еще раз, прежде чем уйти. – Быть может, мне удастся скоро это выяснить с вашей помощью.

– До свидания, мадемуазель Бреден, – засмеялся я, надеясь, что это ей никогда не удастся.

Или уж точно без моей помощи.

5

– Миллер… Миллер… Миллер, – склонившись над клавиатурой, повторяла Бернадетт. – Посмотрим, что скажет Google.

Опять наступил понедельник, но в конце недели в ресторане было так много работы, что я не смогла посвятить ни минутки своему новому хобби – поискам Роберта Миллера.

В пятницу мы принимали две большие компании гостей. Одна отмечала день рождения – много песен, много тостов. Другая, по-видимому, состояла из еще более отпетых гуляк, начинающих праздновать Рождество в ноябре.

Жак, весь в мыле, ругался на чем свет стоит. Вся готовка легла на его плечи, потому что другому шеф-повару, Полю, нездоровилось.

Кроме того, гости не заказывали рыбных блюд. Они не делали отступлений от меню, и Жак опасался, что я закупила слишком много лососины.

Но я была далека от всего этого. Мысленно я находилась рядом с одним симпатичным англичанином, таким же, по-видимому, одиноким, как и я.

– Представь себе, его бросила жена, и сейчас у него никого нет, кроме маленькой собачки, – рассказывала я Бернадетт по телефону в воскресенье. Я лежала на диване и держала в руках роман Миллера.

– Ах, дорогая, – ответила Бернадетт, – это просто бал одиноких сердец. Его бросили и тебя бросили. Он любит французскую кухню и ты тоже. Как говорится, приятного аппетита, – неудачно сострила она. – Он уже объявился, твой печальный англичанин?

– Итак, Бернадетт, во-первых, он не мой англичанин, – возразила я, поправляя подушку. – А во-вторых, меня все эти совпадения удивляют не меньше, чем тебя. Наконец, в-третьих, мое письмо до него еще не дошло. – Я опять вспомнила странный разговор с редактором в издательстве «Опаль». – Надеюсь, что этот забавный бородач все-таки передаст его.

Под «забавным бородачом» я имела в виду месье Шабане, который со временем казался мне все менее заслуживающим доверия.

– Как ты любишь создавать себе проблемы, Орели, – рассмеялась Бернадетт. – Назови мне хотя бы одну причину, по которой он может оставить это письмо у себя.

Я задумчиво разглядывала написанный маслом пейзаж с видом озера Байкал на противоположной стене. Мой отец, совершивший когда-то захватывающее путешествие в Улан-Батор по Транссибирской магистрали, купил его у одного русского художника. Я любила смотреть на эту умиротворяющую и радостную картину. У берега покачивалась на волнах старая лодка, а за ней простиралось озеро. Оно лежало, чистое и спокойное, в окружении заболоченной земли. Его голубые воды излучали загадочный свет. «Подумать только, – говорил мой отец, – это одно из самых глубоких озер Евразии».

– Не знаю, – ответила я Бернадетт, скользя взглядом по зеркальной поверхности воды, на которой играли тени. – Это всего лишь чувство, но, быть может, месье Шабане из ревности хочет отгородить своего знаменитого автора от всего мира. Или только от меня…

– Ах, Орели! – перебила меня Бернадетт. – Ты просто специалист по теории заговоров. Что ты такое выдумываешь?

– Ну, это действительно странный человек, – ответила я. – Сначала он бушевал по телефону, словно Цербер, а потом, в коридоре, уставился на меня как полоумный. Да-да! Поначалу он не реагировал на мои вопросы, только пялился, как будто у него не все дома.

Бернадетт зацокала языком:

– А что, если его просто ошарашило твое появление или у него был тяжелый день? Моя милая Орели, что ты себе вообразила? Он же совершенно тебя не знает. Ты говорила с ним по телефону, потом без предупреждения явилась вечером в издательство и набросилась на несчастного мужчину с расспросами о каком-то письме, которое для него – одно из многих посланий одной из многих охотниц за автографами, каждая из которых так много о себе думает. Удивительно, что он просто не выставил тебя за дверь. Представь себе, что все читатели начнут так же ломиться в издательства! Я, к примеру, терпеть не могу родителей, которые без предупреждения являются ко мне после занятий и начинают выяснять, за что их ребенок наказан внеочередным дежурством.

– Ну, хорошо, – засмеялась я. – Тем не менее я рада, что поговорила с этим редактором.

– Что ж, не без оснований. В конце концов, месье Цербер снизошел до беседы с тобой.

– Только ради того, чтобы объяснить, что его автор этого не сделает. Потому что он человеконенавистник и затворник, уединенно живет в своем коттедже и не тратит времени на глупости, – ответила я.

– Но месье редактор обещал даже сообщить тебе, когда Роберт Миллер прибудет в Париж, – невозмутимо продолжала Бернадетт. – Чего же тебе еще надо, мадемуазель Дай-Палец-Откушу-Руку?

Чего мне было надо?

Я хотела как можно больше разузнать об этом симпатичном англичанине, который к тому же пишет такие удивительные вещи. И именно по этой причине в тот понедельник, ровно через неделю после того, как все началось, я сидела с Бернадетт за умной машиной.

– Я так рада, что по понедельникам у тебя нет уроков и мы можем встречаться, – сказала я подруге.

Я смотрела, как сосредоточенно она глядит на экран, вылавливая для меня Миллеров, одного за другим, и меня переполняло чувство благодарности.

– Гм… гм… – Бернадетт заложила за ухо светлую прядь и уставилась в монитор. – Гм… Я ошиблась… Конечно, я имела в виду не «Ниллера», а «Миллера»…

– Понимаешь, я даже вечером не могу с ним встретиться, как все нормальные люди. Потому что в это время работаю в ресторане. – Я доверительно наклонилась к Бернадетт. – Хотя сейчас, когда Клод ушел, нам было бы чем заняться. А вечерами зимой бывает так одиноко…

– Если хочешь, пойдем сегодня в кино, – предложила Бернадетт. – Эмиль дома, и я спокойно могу гулять. А Клод так и не объявлялся? – неожиданно спросила она.

Я покачала головой. Я была признательна ей за то, что на этот раз она назвала его всего лишь Клодом.

– Ничего другого я и не ожидала от этого идиота, – прорычала Бернадетт и нахмурила лоб. – Просто так взять и исчезнуть – непостижимо! Ты скучаешь по нему? – Ее голос снова зазвучал мягче.

– Пожалуй, – равнодушно ответила я и удивилась, как улучшилось мое настроение с того злополучного дня, когда я, потерянная, бродила по Парижу, – ночами непривычно лежать в постели одной. – Я задумалась. – Странное чувство, когда никому нет до тебя никакого дела.

– Могу себе представить, – ответила Бернадетт, не добавив ничего вроде «при этом далеко не все равно, кто с тобой рядом, идиот или порядочный человек». – Кто знает, что тебя ждет. – Тут она подмигнула мне. – Ты, похоже, нашла, на что отвлечься… Так, что мы имеем?.. Роберт Миллер – один миллион двести двадцать тысяч ссылок…

– О нет! – Я недоверчиво уставилась на экран. – Не может быть!

Бернадетт кликнула на первую попавшуюся страницу.

– «Роберт Миллер – современное искусство»… – На экране всплыла картина, изображающая квадрат, состоящий из разноцветных линий. – Да, действительно, очень современно! – Бернадетт закрыла страницу. – Так, а здесь что?.. Роб Миллер – рэгбист… спорт… спорт… – Курсор бегал по строчкам. – Роберт Тэлбот Миллер – агент американской разведки в Советском Союзе… Нет, этот давно приказал долго жить… – Бернадетт засмеялась, видимо начиная получать удовольствие от своей охоты. – Вот! – вдруг закричала она. – Роберт Миллер – двести двадцать четвертое место в списке самых богатых людей планеты.

Подумай, Орели!

– Так мы далеко не продвинемся, – ответила я. – Набери: «Роберт Миллер, писатель».

На этот запрос вынырнуло всего шестьсот пятьдесят тысяч записей, что не намного облегчило нам работу.

– Ты не могла выбрать писателя с менее распространенной фамилией? – спросила Бернадетт, кликая на первую попавшуюся ссылку.

Кого здесь только не было! От автора учебника по дрессуре лошадей до какого-то доцента, опубликовавшего в «Вестнике Оксфордского университета» статью о британских колониях, и еще одного англичанина с безумным лицом, автора книги об Англо-бурской войне.

– Это не он? – ткнула пальцем в монитор Бернадетт.

– Нет, бога ради! – воскликнула я.

– Так мы его не найдем, – сделала вывод Бернадетт. – Напомни название книги.

– «Улыбка женщины».

– Так… – Ее пальцы забегали по клавиатуре. – А-а… – протянула Бернадетт. – Вот. «Улыбка женщины»! – торжествующе объявила она, и я затаила дыхание.

– Роберт Миллер в издательстве «Опаль»… Ой, я вышла на сайт издательства… А это сайт магазина «Amazon», но здесь только французская книга. Странно, я рассчитывала выйти на английский оригинал. – Она нажала еще несколько клавиш и тряхнула головой. – Ничего подобного! Здесь только Генри Миллер, «Улыбка у подножия лестницы». Хорошая книга, но автор явно не наш.

Бернадетт в задумчивости хлопнула себя по губам указательным пальцем.

– Ни ссылки на сайт, ни странички на Facebook. Мистер Миллер остается загадкой, по крайней мере для Сети. Может, он из тех старомодных типов, кто не принимает ничего современного? Тем не менее странно, что я не обнаружила английской книги. – Она выключила компьютер и уставилась на меня: – Боюсь, ничем не смогу тебе помочь.

Я разочарованно откинулась на спинку стула. Моя надежда сегодня же все разузнать с помощью Интернета рухнула.

– И что делать?

– Как насчет салата с козьим сыром? Должна же я извлечь хоть какую-то пользу из того, что моя подруга – профессиональный кулинар?

– А других идей у тебя нет? – вздохнула я.

– Есть, – ответила она. – Почему бы тебе не позвонить месье Церберу в издательство и не спросить его: нет ли у Роберта Миллера странички в Интернете и как так получается, что мы не можем выйти на оригинальное издание его романа?

Бернадетт встала из-за стола и пошла на кухню.

– Нет, не звони! – крикнула она мне, открывая холодильник. – Лучше отправь несчастному письмо по электронной почте.

– Но у меня нет адреса, – недовольно ответила я и тоже последовала на кухню.

Бернадетт захлопнула дверцу холодильника, протягивая мне головку салата латук.

– Дорогая, это не проблема.

Я сердито уставилась на салат, который был здесь ни при чем. Бернадетт права. Разумеется, узнать адрес такого неинтересного человека, как Андре Шабане, ведущего редактора издательства «Опаль», не представляло проблемы.