Текст книги "Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине"

Мама

Как я уже говорила, мама много занималась собой. Она выходила из комнаты безупречно одетая, причесанная и надушенная. По ее мнению, надо следить за каждым своим движением так, как если бы в любой момент кто-то мог вас сфотографировать. Она умела контролировать выражение своего лица, чтобы никакая непроизвольная гримаса не исказила его черты. Она даже умела контролировать свой взгляд.

«Мама, покажи, как ты делаешь удивленные глаза? а растроганные? а обиженные?» – и выражение ее глаз менялось, хотя не шелохнулся ни один мускул на ее лице.

«Попробуйте говорить и смеяться перед зеркалом, – говорила она нам вновь и вновь. – Если вы сделаете гримасу, которая уродует ваше лицо, вы это увидите. Не следует смеяться, произнося „о“ или „и“, но всегда – „а“: „ха-ха-ха“ – это музыкальнее и не искажает рот. Нужно также размышлять не хмурясь, чтобы не появились глубокие морщины на лбу».

Желание всегда проявлять свое превосходство было ее второй натурой, и поведение ее было совершенно естественно. Уронила платок? Она поднимала его красивым движением: вместо того чтобы наклониться вперед, она слегка сгибала колени и, чуть-чуть повернувшись направо, быстрым и ловким жестом опускала руку.

Она показала нам, как ходить, не двигая бедрами или плечами, не размахивая руками. И чтобы приучить нас держать голову высоко, выпрямив шею, и развить хорошее чувство равновесия, иногда она предлагала нам ходить по квартире с большими словарями на голове. Она также учила нас разговаривать без мимики: например, не кивать головой из стороны в сторону, говоря «нет», или сверху вниз, говоря «да», не делать гримасу отвращения, если нам что-то неприятно. Выражение лица должно быть не подчеркнутым, а слегка намеченным.

Она говорила: «Я всегда ненавидела уродливое и вульгарное. Совсем маленькой я уже хотела быть красивой и иметь хорошие манеры. Я смотрела вокруг и, когда видела такого человека, пыталась ему подражать. Значительно позже моя свекровь Аносова научила меня одеваться. Платье должно быть простым, оно должно хорошо сидеть. Туалет не должен быть заметен, женщина, а не туалет, должна быть замечена. При выборе платья, чтобы понять, будет ли оно вам нравиться долго, представьте себе дюжину женщин в таких одинаковых платьях. Если впечатление будет приятным, платье приемлемо. Вы всегда сможете выглядеть еще красивее, когда вы красивы, и менее уродливо, если вы некрасивы. Некоторые некрасивые женщины умеют привлекать внимание и заинтересовывать. Женщина сама делает себя, сама себя создает, принимая стиль, который подходит ей больше всего. Главное – упорно искать то, что дает преимущество».

Одевавшаяся в больших домах моды, впоследствии она была вынуждена ограничить свой бюджет. Тогда маленькая портниха стала работать на нее поденно, под ее руководством и делать превосходные туалеты. Она сама управляла примерками: требовалось, чтобы ткань ниспадала естественно и в целом производила впечатление элегантной простоты.

В то время в моде были шляпки с искусственными цветами. Мама не умела шить, но великолепно украшала шляпы, изгибая их по-новому и меняя гарнитуру.

Я помню один из весенних дней, все утро которого она провела распарывая и переделывая свои прошлогодние шляпки. Она была так довольна результатом, что решила пойти вместе с нами встретить папу. Она тщательно оделась, надела одну из самых красивых шляп, мы надели новые белые стеганые куртки, заново заплели мои косы и пригладили щеткой кудри Наташи.

Увидев папу, мы с Наташей побежали ему навстречу, а мама остановилась, чтобы подождать. Она рассеянно повернула зонтик на плече и посмотрела на нас с улыбкой. Пепельный круг ее зонтика гармонировал с оттенками розового в цветах на шляпке и погружал ее лицо в теплый свет.

Я поняла, что, переделывая свою шляпку и одевая нас, она предусмотрела все: тот самый момент, когда папа увидит ее издали, зонтик, с которым она рассеянно управляется, розовый свет на ее лице. Очаровательный образ молодой красивой мамы, гуляющей с детьми в прекрасный весенний день.

Папа посмотрел на нее с восхищением и сказал: «Я издалека заметил такую элегантную даму, которой могла быть только ты».

Ее дети были необходимы ей, чтобы составить очаровательную картину, центром которой была она, необходимы так же, как этот прекрасный солнечный день, как нежный зеленый фон весенней листвы, как ее прелестная шляпка. Я это поняла. Я не хотела быть элементом картины, мне было отвратительно, что меня используют для каких бы то ни было целей. В следующий раз, когда мама оденется как принцесса и захочет взять меня на прогулку, я буду осторожна и что-нибудь придумаю.

Путиловские верфи

Мы жили изо дня в день, вероятно, не по средствам. Папа занимался архитектурой совсем нерегулярно. Зимой 1911 года он несколько месяцев был без работы. Мы сократили многое в нашем образе жизни и не без беспокойства говорили о ближайшем будущем.

Папа часто оставался дома в очень плохом настроении, считая на счетах, шагая взад и вперед по диагонали ковра в угловой комнате. Вечером он сочинял на фортепиано грустные мелодии. У него часто болела голова. Дома в таком случае не принимали таблеток, а предпочитали использовать легкий массаж лба и висков. Говорили, что у меня это хорошо получается, и папа звал меня: «Воробушек, иди сюда скорее, меня настигла моя головная боль». Я гасила все лампы кроме той, что на его письменном столе, под зеленым абажуром, вставала позади кресла и слегка массировала ему голову. Иногда он засыпал, тогда я тихонько соскальзывала на пол и ждала, когда он проснется. Мне не было скучно, потому что у меня была привычка погружаться в туманные размышления.

Я принимала близко к сердцу проблемы родителей. По какой-то причине, которую сейчас не могу себе объяснить, я чувствовала себя виноватой, как если бы все эти неприятности были по моей вине. Я также знала, что мама, втайне от папы, заложила свои драгоценности, и я боялась, что он узнает об этом.

В ту зиму папино здоровье доставило нам много беспокойства. У него были проблемы с кровообращением; иногда пальцы его становились белыми и холодными, нужно было энергично растирать их, чтобы снова стала циркулировать кровь. Будучи старше мамы на двадцать пять лет, вступая в брак, он заключил договор о страховании своей жизни в ее пользу, но финансовые трудности вынуждали расторгнуть его, и это сильно беспокоило папу.

Однажды я застала маму врасплох за туалетным столиком, она плакала, расчесывая свои прекрасные волосы. Это был один из немногих случаев, когда я видела, как она плачет. И я сказала себе: «Даже когда она плачет, она не перестает быть красивой». У нее не покраснел нос, не дрожали губы, слезы появлялись на ресницах и медленно катились по ее щекам… Она сказала мне: «Как было бы хорошо, если бы ты знала, какой он добрый. Он всегда готов последнюю рубашку отдать ради других. Это не его вина, что у него такой несносный характер, что он никогда не хочет быть неправым, что он желает объяснить, что следует сделать. Когда он расстроен и сердит, он говорит обидные вещи. Он думает, что это не имеет последствий, а люди ему этого не прощают».

Папа, по сути, был недальновидным и оптимистичным. Он рассчитывал на свою звезду, на свое превосходство, на свой талант. В ходе дискуссии он свободно чувствовал себя на территории собеседника и думал, что его точка зрения принята, все, думал он, теперь вернется в нормальное русло.

Он доверял на слово и очень часто довольствовался устной договоренностью, не требуя подписи, что не однажды сыграло с ним злую шутку. Мама, при всей своей беззаботности и привередливости, обладала практичным взглядом на жизнь, она часто предостерегала его от излишней доверчивости. Но папа предпочитал, по его словам, лучше быть жертвой нескольких махинаций, чем показать людям, что он им не доверяет.

Чтобы предотвратить конфликты, которые не мог не порождать его плохой характер, мама никогда не действовала по отношению к папе прямо. Ей удавалось успокоить его полуправдой, маленькими женскими хитростями. Если он был зол на кого-то, она переполнялась его чувствами, с большей силой повторяла те же самые жалобы… и папа заканчивал словами, что не стоит преувеличивать, что рассматриваемый инцидент, возможно, не так серьезен. Затем она делала вид, что уступает его доводам.

Долгое время мама советовала папе перестать заниматься архитектурой самостоятельно и поискать работу в подчинении, но более стабильную. Она укоряла его в том, что он потерял из виду своих бывших одноклассников, он должен попытаться вновь найти тех, кто способен помочь в сложившейся ситуации. Чтобы выяснить, кто из выпускников Рижского политехнического института из папиного выпуска живет в Петрограде, мама начала просматривать большие адресные книги. Мы целыми вечерами сидели под лампой в маленькой гостиной, словно прилежные школьники, что было весьма необычно. На букву «А» она никого не нашла, на букву «Б» она нашла фамилию бывшего папиного сокурсника, ставшего директором крупного промышленного комплекса. Папа сходил к нему, а затем пригласил его домой.

Благодаря ему папа стал сотрудничать с группой Путилова, которая владела крупнейшими в России заводами тяжелого машиностроения и судостроительными верфями на Неве.

С этого момента все, что касалось Путиловских заводов, судостроительных верфей, порта и Морского канала Петрограда, стало представлять для нас огромный интерес.

Основатель заводов Путилов обеспечил их быстрое развитие в период строительства сети железных дорог России. Оснащение железных дорог на бескрайних просторах страны требовало огромного количества рельсов, локомотивов, грузовых вагонов. На этом Путилов сделал свое состояние.

Был также Морской канал. Порт Петрограда имел огромное значение: через него осуществлялись перевозки за рубеж, в регионы Прибалтики и в Финляндию. Но когда парусные суда были заменены крупнотоннажными пароходами, товары пришлось перегружать в порту острова Кронштадт на небольшие суда: Финский залив между Кронштадтом и Петроградом был недостаточно глубок. Эта перегрузка значительно увеличивала стоимость транспортировки, и порт рисковал потерять свое значение.

Путилов задумал прорыть в море канал, который обеспечит морским судам доступ в порт. Для реализации своего проекта он обратился за субсидиями к правительству. Оно медлило с решением об участии в финансировании работ и колебалось, давать ли принципиальное одобрение. Увлеченный своей идеей, энергичный и горячий Путилов начал раскапывать дно моря за свой счет. Эти огромные работы поглотили весь его наличный капитал и все прибыли от его заводов, он был на грани банкротства. Чтобы продолжить создание канала, он передал свои заводы, которые ранее принадлежали ему одному, в собственность корпорации. Он не увидел окончания своего труда: строительство канала длиной тридцать два километра было завершено лишь в 1883 году, после его смерти.

В 1910 году, опасаясь приближения войны, правительство усилило работу по вооружению и материально-техническому оснащению армии. Оно передало заказ на строительство военных кораблей Путиловским верфям. Старых верфей для этого было недостаточно, планировали установить новые и осуществить разработку их конструкций. Папа давал консультации, затем отвечал за строительство верфей и, как архитектор группы, отвечал за стабильность их состояния.

Однажды папа присутствовал с группой инженеров при спуске корабля на воду; он оказался рядом с императором, который разговаривал с папой с присущей ему простотой и спрашивал о деталях конструкции новых судостроительных верфей.

Император был в простом военном мундире, который контрастировал с яркими мундирами офицеров его охраны. Среднего роста, он казался маленьким рядом с великими князьями атлетического телосложения.

Всегда существовала опасность теракта, присутствие поблизости большой толпы рабочих могло тревожить императора, но он оставался очень спокойным и непринужденным, говорил с ними с присущей ему добротой. Энтузиазм рабочих был такой, что службу безопасности оттеснили. Рабочие окружили императора со всех сторон и в конечном счете отделили его от его свиты. Обернувшись, он увидел, что оказался один среди рабочих, и мимолетное выражение озабоченности появилось на его лице, но он тут же овладел собой и продолжал говорить спокойно и естественно.

Когда во время благословения корабля запели: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, даруй победу царю нашему, Николаю Александровичу», рабочие в первых рядах опустились на колени.

Корабль неторопливо соскользнул в сторону моря, а толпа хором запела императорский гимн: «Боже, царя храни…» Вечером папа сказал нам, что в тот момент казалось, что рабочие были готовы отдать свою жизнь за царя, что слова гимна действительно выражают самые глубокие и самые священные чувства народа по отношению к нему.

Папа подчеркнул также изысканную вежливость императора, простую, без какой-либо аффектации, и незабываемый взгляд его голубых глаз. Именно в тот вечер я впервые услышала разговор по поводу нерешительного характера императора и часто плохого выбора при назначении его ближайших соратников. «Как жаль, – сказал папа, – что этот обаятельный человек, доброжелательный и мужественный, не обладает силой характера и так мало способен управлять нашей великой страной».

Новое положение папы изменило атмосферу в доме. Он восстановил свою страховку и стал намного веселее и спокойнее. Снова появились мамины украшения, жемчужины в форме капель, свисающие с ее сверкающих сережек, вновь покачивались, когда она поворачивала голову.

Однажды мы всей семьей пошли на верфи и из экипажа, где мы остались ждать папу, увидели большое оживление, царившее на берегу. Десятки экскаваторов зачерпывали землю из устья Невы и высыпали ее в телеги с лошадьми, на которых ее распределяли по набережной. Немного в стороне начинала вырисовываться строящаяся главная верфь, она уже была похожа на эскиз, который мы видели на папиной чертежной доске.

На верфи папа был совсем другим человеком. Даже черты его лица казались твердыми и более уверенными. В фуражке, в кителе, застегнутом на все пуговицы, и сапогах у него была военная выправка. Заметив его появление, мастера стекались к нему. Рабочие здоровались с ним с улыбкой на лицах, и он отвечал на их приветствия, называя некоторых по имени. Он давал краткие и точные указания. Дома я не видела у него этого энергичного выражения, этой решительной походки. Со всей очевидностью важная часть его жизни разыгрывалась здесь. Здесь была работа, которую он любил, здесь он мог принимать решения, отказывать, ободрять, диктовать свою волю и чувствовать себя хозяином положения.

Папа любил общаться с рабочими, жалел их и понимал их трудности; он считал русских рабочих исключительно талантливыми, быстро приноравливающимися к работе, которая от них требуется, если потрудиться объяснить ее доступным для них языком и завоевать их доверие. «Вот приходит он из своей деревни, – говорил он, – Петька или Ванька, который никогда ничего не делал, кроме работы в поле или рубки леса. Он смотрит вокруг себя с ошеломленным видом и думает: „Что я, такой простофиля, буду делать?“ И попадает по воле случая в цех металлоконструкций или в столярную мастерскую, или ему поручают работу подсобного рабочего… и через некоторое время мы видим, что этот Ванька или Петька владеет инструментами как квалифицированный рабочий и выполняет работу безукоризненно».

Быстрый промышленный взлет был для нас в новинку, развитие велось в ускоренном темпе. Большинство рабочих было вырвано из привычной среды крестьян, они не сумели приспособиться к городу и жили в очень плохих условиях. Такое положение с жильем было характерно тогда для всей Европы, но думаю, что в России было еще хуже, чем в других странах. Несколько семей занимали одну комнату, каждая свой угол, спали на двухъярусных кроватях из досок.

Большая часть рабочих были молодыми крестьянами, которые покинули родные места в поисках работы в городе, и, как только они находили место для проживания, они привозили своих жен и детей, которых размещали на площади, предназначенной только для одного человека. Эта теснота порождала ссоры и стычки. Мужчин, вернувшихся с работы усталыми, раздражали дети, и они били их. Часто они болтались на улице, напивались и приходили домой только спать.

Группа Путилова поставила себе целью провести различные работы, в том числе строительство рабочего городка. Папа принял близко к сердцу реализацию этого проекта, и на его чертежной доске можно было видеть большие эскизы городка. Я так часто смотрела на них, что даже могла нарисовать по памяти. Обрамленная деревьями площадь со школой, церковью, торговыми и административными центрами, от этой площади лучами к периферии отходили несколько улиц, пересекаемых широкими кольцевыми аллеями. Дома двухэтажные, с садом, каждый на четыре семьи.

Вечером, когда я шла в угловую комнату пожелать папе спокойной ночи, я видела его склонившимся над чертежной доской. Я знала, как он был счастлив сделать образ жизни рабочих более пригодным для человека и с каким энтузиазмом он изобретал детали, которые сделали бы их существование менее болезненным.

В то время были уже проведены крупные социальные реформы в пользу рабочего класса. Россия в некотором отношении была впереди других европейских стран: на каждом большом заводе ввели бесплатное медицинское обслуживание, существовала система страхования от несчастных случаев на производстве и бесплатная госпитализация. Все трудовое законодательство пересматривалось, но эти меры были еще недостаточны и, главное, плохо применялись.

Строительство верфи подходило к завершению, когда папу попросили представить проект рабочего городка административному совету. Папа начал с того, что подчеркнул пользу, которую принесет руководству улучшение жизни рабочих: снижение заболеваемости и, соответственно, отсутствия на рабочем месте, увеличение производительности труда в результате уменьшения пьянства, создание благоприятных условий для технического образования молодежи и, следовательно, подготовка квалифицированных рабочих и т. д.

Дирекция поздравила папу с таким замечательным проектом, позволяющим достичь максимальной эффективности наиболее экономичными средствами, но официальное утверждение было отложено на более позднее время. Дело было возложено на комиссию по изучению финансирования проекта, и он, из-за отсутствия средств, был заброшен. Как всегда, папа тешил себя иллюзиями, тогда как на самом деле никакого решения принято не было, ничего не было окончательно определено.

Когда в его руки попал балансовый отчет кампании и он увидел, насколько возросли дивиденды акционеров, папа рассердился. «Нужно быть слепцами и безумцами, – сказал он, – чтобы получать столь крупные дивиденды и оставлять рабочих гнить в трущобах». Он пошел «объясняться» в дирекцию. А всякий раз, когда папа решал с кем-либо «объясниться», как заметила мама, это заканчивалось плохо. Мы никогда не узнали, что произошло в тот день в кабинете директора, но после этого объяснения атмосфера стала настолько напряженной, что папа вынужден был уволиться. Таким образом, исчезла надежда на стабильную ситуацию, обеспеченное будущее, жизнь без тревоги за завтрашний день.

На самом деле у папы уже были конфликты с руководством, и отказ от проекта городка только сделал его положение еще более затруднительным.

Мой дядя Николай

По старинной русской примете, если бросить старые башмаки вслед тому, кто собирается сделать важный шаг в жизни, это принесет ему удачу. В итоге, когда мой дядя Николай пошел сдавать последние экзамены по праву, у нас их не осталось: мы бросили вслед ему на лестницу всю старую обувь из дома.

Получив диплом, Николай занялся поисками работы. У него не было предпочтений, но он не хотел, если возможно, проводить весь день в офисе. Папа сказал: «У этой молодежи нет никаких амбиций. Ты потрясающе пассивен». И мама: «Ты должен записаться в коллегию и стать адвокатом. О тебе будут говорить: молодой и блестящий адвокат Николай Керн». На что Николай ответил: «Ты видишь меня адвокатом? Делающим широкие красноречивые жесты и становящимся центром внимания аудитории? Я выглядел бы глупо. Просто удивительно, насколько невыразительно мое лицо». Это было верно. У Николая были слишком светлые ресницы и брови, доверчивая и застенчивая улыбка на открытом круглом и розовом детском лице.

«Наш Коленька слишком хорош, – вздыхала бабушка. – Какую бы карьеру он ни выбрал, пусть так и будет. Бог дал ему все достоинства для преуспевания, а он по-прежнему считает себя менее одаренным, менее значительным, чем другие».

Николаю предложили должность директора отделения банка, Государственного банка, созданного специально для крестьян, которые хотели извлекать доход из своего хозяйства: он предоставлял им долгосрочные кредиты на выгодных условиях. Деятельность этого банка входила в комплекс реформ, имеющих целью улучшить положение крестьян.

Это была независимая и активная работа: нужно было регулярно посещать деревни области, рассказывать крестьянам о преимуществах предложений банка и изучать их заявки на предоставление кредита. Николай согласился с радостью. Агентство располагалось в Семипалатинске, в Сибири, в Средней Азии.

Как только он объявил о своем назначении, мы стали искать на карте, где находится город Семипалатинск. Мы были поражены, увидев, как далеко он от Петрограда – более четырех тысяч километров. Бабушка решила ехать с Николаем. В отдаленных провинциях, по ее словам, молодые люди играли в карты и пьянствовали. Она боялась, что он попадет в плохую компанию, и думала, что это ее долг – сопровождать его и заботиться о нем до тех пор, пока он не женится. Дома это вызвало много дискуссий. Папа очень любил бабушку и хотел, чтобы она оставалась с нами. Он горячился, бабушка плакала, мы жили в атмосфере драмы. «Ты будешь обузой для Николая», – говорил папа бабушке. Но она отвечала: «Я не хочу быть обузой для Николая. Я всегда жила так, чтобы никому не быть обузой, я всегда старалась быть полезной».

Меня поразили эти слова. Значит, бабушка, такая услужливая и такая активная, которая взяла на себя все домашние хлопоты и в трудные времена, когда у нас была только одна прислуга, подчас готовила на кухне и ходила в магазин за покупками, делала все это, потому что не хотела быть никому в тягость. Разве она не чувствовала себя дома? Впервые я смотрела на нее тревожно и вопросительно и думала, что мы мало ее любили.

Когда наступил час отъезда, по старому обычаю все мы сели и немного помолчали, затем перекрестились. Перед их отъездом мама велела прислуге не подметать пол и не прибираться до завтрашнего дня: это было бы плохой приметой и означало бы, что уезжающие больше не вернутся домой.

В поезде несколько пассажиров расположились у окна их купе, и мы только издали могли видеть бледное лицо бабушки, улыбающейся нам сквозь слезы. Мы не сомневались, что больше ее не увидим.

Бабушка и Николай писали регулярно, каждую неделю. Местность им понравилась, люди, по их словам, были очень приветливыми. Они быстро подружились с несколькими семьями, которые с большой добротой заботились о бабушке, когда Николай был в отъезде.

Большинство жителей деревни были русифицированными киргизами монгольской расы, грубыми, но очень гостеприимными и доброжелательными. Приехав в деревню, Николай отправился к «старосте», который выполнял обязанности мэра города. Староста поселил его в избе, предназначенной для официальных гостей, и созвал крестьян региона, чтобы Николай мог поговорить с ними. Вначале очень настороженные, в дальнейшем крестьяне становились доверчивее и делились своими трудностями. Чтобы давать им полезные советы, Николаю пришлось изучать сельскохозяйственные проблемы края, таким образом, он мог судить, на каких условиях будет выгодно выкопать колодец, купить машины или домашний скот, построить склад.

У этих крестьян были довольно странные кулинарные традиции, и они угощали своего постояльца несъедобными блюдами. Однажды Николай попросил на обед жареного цыпленка, полагая, что невозможно плохо приготовить такое простое блюдо. Но его ждало глубокое разочарование, когда он увидел цыпленка, поджаренного вместе с перьями.

Тогда бабушка зимой стала готовить для него блюда и супы, которые замораживала в течение ночи, и они становились кусками льда. В своих разъездах на каждой остановке Николай откалывал кусочек замороженного супа и другой кусочек приготовленного мяса и разогревал их. Ему приносили самовар, и он пил чай.

Папа говорил, что долгие переезды на санях при температуре ниже 40 градусов мороза очень утомительны: ноги, закутанные в шерстяные одеяла и меха, затекают, в то время как лицо обжигает ледяной ветер, и у вас прерывается дыхание. Он описал нам снежные бури, когда путешественники оказываются заблокированными на дороге, потому что впереди невозможно ничего различить, небо и земля сливаются в одном мощном белом вихре. Он думал, что Николай в печальных и неуютных краях, где он остановился, должен сожалеть об огнях и развлечениях города.

Но Николай не жаловался на одиночество и никогда не рассказывал о неудобствах. В своих письмах он говорил, что был счастлив, работа ему нравилась и он не намерен искать другую работу, как ему советовал папа. Он также говорил, что киргизы были примитивными существами, но правдивыми и честными и он воодушевлен желанием завоевать их дружбу и доверие.

Мы часто писали бабушке и Николаю. Каждый писал в общей тетради с листочком копировальной бумаги, положенным под страницу, эти копии сохранялись, чтобы можно было увидеть, о чем уже рассказано, и избежать повторения. Один раз в неделю оригиналы отрезали и отправляли. Чаще всех писала Ксения. Она обладала способностью легко и с юмором описывать маленькие повседневные события нашей жизни. Ее письма были маленькими, завершенными и регулярными. Что касается меня, у меня был плохой почерк, с большим наклоном, и я делала множество черновиков прежде, чем написать в общей тетради.

«Пиши не только важное, воробушек, – говорил папа, – пиши все, что приходит в голову, это наверняка понравится бабушке». Я была слишком гордой, чтобы писать все подряд, я думала, что бабушке стоит рассказывать только действительно приятные и оригинальные вещи.

Я всегда сталкивалась с одной и той же проблемой: как найти фразы, чтобы точно выразить свои мысли? Как ухитриться написать, не говоря: это глупо, это помпезно, это в высшей степени сентиментально или слишком сухо, это плоско, это нелепо, это лишь смутно отражает то, что я хотела сказать? Я не знала, что это будет одним из мучений моей жизни.