Текст книги "Проклятие Моцарта"

Глава 6
Посещение квартиры убитой музыкантши

Аделаида Семеновна запыхалась, но старалась не отставать от Суржикова и Дианы. Они отправились в квартиру убитой Виолетты Генриховны Вебер. Диана уговорила следователя разрешить сопровождать его, а билетерша жила в том же подъезде.

– Мы с ней не очень-то общались в последнее время, Виолетта такая подозрительная стала, все жаловалась, что к ней кто-то все время наведывается… – пожаловалась Аделаида Семеновна.

– Может, у нее мания преследования имелась? – хмыкнул Суржиков.

– Я тоже думала, что у нее не все дома, – с готовностью поддакнула билетерша. – Как она начала мне сказки рассказывать про то, что у нее дома то одно пропало, то другое, я перестала с ней общаться, а живем мы на одной лестничной клетке, сталкивались часто…

Они подошли к монолитному светло-серому дому, возвышавшемуся на противоположной стороне от Новодевичьего монастыря.

В просторном холле на первом этаже сидела и клевала носом консьержка, пухлая пожилая дама. Аделаида Семеновна поздоровалась и засеменила к лифту. Суржиков и Диана последовали за ней под равнодушным взглядом консьержки.

Поднялись на четвертый этаж, и Аделаида Семеновна указала на дверь, обитую вишневым дерматином:

– Вот квартира Виолетты Генриховны.

Оглядев дверь, Суржиков присвистнул.

– Как все основательно: крепкие двери, три замка. Придется слесаря из ЖЭКа вызывать, участкового. Столько времени потеряем.

Аделаида Семеновна предложила:

– Я могу сходить в ЖЭК, объясню, они дверь откроют, а документы вы потом занесете.

Суржиков благодарно кивнул.

Вскоре Аделаида Семеновна вернулась вместе с хмурым мужчиной в темно-синей спецовке с чемоданчиком в руках. Слесарь сурово потребовал у Суржикова удостоверение. Въедливо изучил его и молча принялся за работу. Открыв дверь, он так же молча вытащил замок и заменил на другой.

Суржиков тем временем пригласил двух соседей в понятые и начал осматривать квартиру.

Распахнутые дверцы шкафа и серванта, а также выдвинутые ящики комода красноречиво говорили, что после смерти хозяйки здесь кто-то уже побывал. И тем не менее Суржиков тщательно осмотрел все вещи в шкафу, в серванте, в комоде и принялся за кровать.

Отсутствие денег и каких-либо ценностей наводило на мысль, что хозяйка могла иметь тайник или что преступник успел все забрать. Но кто проник в квартиру, оставалось загадкой.

Большинство соседей вернулись домой только вечером, а те, кто был дома, ничего подозрительного не заметили.

Удрученный следователь оглянулся вокруг и тяжело вздыхал. Ничего указывающего на мотив преступления, помимо ограбления, Суржиков не нашел. Единственным трофеем оказалась телефонная книжка покойной, которую он и прихватил с целью изучения.

А наблюдательная Диана заметила, что в квартире Виолетты Генриховны повсюду стопками лежали всевозможные нотные сборники. И в серванте обнаружилась целая коллекция пожелтевших нотных листов. Диана удивилась такому необычному хобби – собирать ноты.

В квартирке Виолетты Генриховны было уютно и царил идеальный порядок, несмотря на то что неизвестный злоумышленник его нарушил, пытаясь что-то отыскать или ограбить старушку. А может, и то и другое.

Составив протокол, который все подписали, Суржиков закрыл квартиру на ключ и, опечатав дверь, вновь отправился в кинотеатр.

Диана вернулась вместе с ним, как и любопытная Аделаида Семеновна.

– Кто-нибудь из ваших сотрудников мог оказаться в фойе во время убийства? – задумчиво поинтересовался Суржиков.

– Никто, – живо ответила Диана. – Я уже думала об этом. Художники сидели во втором ряду и не могли выйти незаметно. Киномеханики были заняты, они демонстрировали кадры из разных фильмов Вербицкого и при всем желании аппаратную покинуть не могли, им бы все равно пришлось пройти через зал.

– Да, – поморщился Суржиков. – Со многими я уже беседовал.

Несмотря на солнечный, сияющий яркими красками сентябрьский день, настроение следователя было скверным. Его синие глаза смотрели грустно, Диане стало его жаль и очень захотелось помочь.

– А может быть, то, что Виолетту Генриховну задушили струной от музыкального инструмента, говорит о том, что ее смерть имеет отношение к консерватории, в которой она проработала почти всю свою жизнь? – осторожно предположила Диана. – И то, что двери служебного выхода оказались открытыми, говорит о том, что кто-то покинул кинотеатр и это наверняка был убийца, так что к нашим сотрудникам это не относится…

– Допустим, – не глядя на нее, буркнул Суржиков. – Но ведь преступник как-то попал в кинотеатр, значит, его должны были видеть.

– Купил билет и прошел, как все зрители.

– Задушил старушку и спокойно ушел?

– Выхватил старый ридикюль у Виолетты Генриховны, в котором наверняка лежали ключи от ее квартиры, – подхватила Диана, – и сразу бросился туда рыться в ее вещах, наверняка что-то ценное искал.

– Скорее всего, да, – согласился Егор Суржиков. – А сумочку он мог выкинуть в ближайшую помойку…

– Тогда нужно опросить дворников в ближайших дворах, – хмыкнула Диана.

Суржикова это разозлило.

«Нахальная девица лезет не в свои дела», – раздраженно подумал он и сердито сказал:

– Мы решим этот вопрос сами.

Но Диана продолжала:

– Я одно не могу понять, как Виолетта Генриховна дала себя спокойно задушить, не крикнула, не позвала на помощь…

– Удавку из струны ей накинули сзади, скорее всего, к ней подошли незаметно со спины и мгновенно задушили, поэтому она даже пикнуть не успела.

– А может, она и кричала, но шум из фойе в зале не слышен, потому что оно отгорожено туалетами и буфетом, – добавила Диана.

– Может, и так, – согласился Суржиков.

– Мне кажется, убийство произошло сразу же после третьего звонка, как только началось выступление Вербицкого.

Следователь мрачно кивнул.

Они подошли к кинотеатру и вошли внутрь. В вестибюле около рояля было уже пусто, тело забрали и увезли в морг, а эксперты, завершив свою работу, уехали.

Суржиков поднялся к киномеханикам. В аппаратной остался только один сотрудник, Степан Максимович Золотников. Он поморщился, поглаживая седые усы, и недовольно спросил:

– Что, еще вопросы появились?

– Появились, – нахмурился Суржиков. – Оказывается, вы проживаете в одном доме с убитой.

– Да, в соседнем подъезде. – Золотников снял с бобины перемотанную кинопленку и стал укладывать в металлическую коробку.

– Что можете сказать о Вебер?

Золотников пожал плечами.

– Я с ней знаком не был, здоровался при встрече, не более.

И этот допрос ничего не дал, Суржиков в еще более мрачном настроении покинул аппаратную и внизу вновь столкнулся с Дианой.

– Ой, вы уже уходите, – с сожалением протянула она. – А я у вас хотела спросить…

– Спрашивайте, – вздохнул он.

– У Виолетты Генриховны нет родственников, значит, мы ее хоронить будем? Ведь она работала у нас в кинотеатре…

– Если никого нет, видимо, придется вам, – опять вздохнул Суржиков.

– Может быть, тогда вы дадите телефоны, которые записаны у Виолетты Генриховны в записной книжке, чтобы мы смогли пригласить ее знакомых на похороны?

Суржиков задумался и наконец ответил:

– Сейчас это невозможно, я должен сначала изучить записную книжку, тогда поговорим на эту тему.

Диана кротко улыбнулась.

– Спасибо.

Проводив следователя до дверей, она поспешила в свой кабинет и взялась за телефонный справочник.

Пролистав его, Диана набрала нужный номер и, услышав женский голос, любезно заворковала:

– Мне нужен директор консерватории, не подскажете имя, отчество и контакты?

На другом конце провода раздалось сопение, и недовольный голос отчеканил:

– Валентина Александровна Лурье. – Затем голос произнес номер телефона секретаря и строго добавил: – Звонить лучше после трех.

Диана взглянула на часы. Было без четверти пять. Она набрала телефон директрисы консерватории. Ей повезло, секретарша соединила с Лурье сразу, и Диана услышала настороженный низкий голос:

– Лурье слушает.

Представившись, Диана сообщила о смерти Вебер Виолетты Генриховны и тут же услышала возглас:

– Не может быть! Я только на прошлой неделе разговаривала с ней, она приходила на конкурс юных пианистов. Выглядела прекрасно, веселая была. Рассказала, что работает в кинотеатре, очень довольна, приглашала на творческую встречу с известным режиссером… Боже мой, как же его?..

– Иван Вербицкий, – услужливо подсказала Диана.

– Ну да, – согласилась Лурье. – С Иваном Вербицким. Так что произошло с Виолеттой Генриховной? От чего она умерла?

Диана замялась, не зная, что сказать, но решилась:

– Ее убили.

– Убили? – ахнула директриса. – Кто? Почему? Она же никому зла ни на йоту не сделала! Как это произошло?

– К сожалению, я сама толком ничего не знаю, – проговорила Диана. – Я, собственно говоря, хотела решить вопрос о похоронах.

– Да, да, – холодно и сухо произнесла Лурье. – Мы, конечно, разделим с вами расходы.

– Я могу к вам подъехать по этому поводу?

– Хорошо, подъезжайте завтра с утра, если меня не будет, зайдете к моему заместителю Игорю Алексеевичу Фарятьеву, записывайте адрес…

Глава 7
Моцарт узнает мир – мир узнает Моцарта

В 1767 году Моцарту исполнилось одиннадцать лет, музыка с каждым годом увлекала его все больше и больше. К нему стали поступать заказы не только от зальцбургского двора, но и от местной буржуазии. Юный композитор работал над ораториями для университета. И вся его музыка была наполнена невыразимой нежностью и удивительной теплотой.

Леопольд планировал вновь посетить столицу Австрии, чтобы дети смогли выступить при дворе на бракосочетании принцессы Йозефы. Но в этот год свирепствовала эпидемия оспы, от которой принцесса умерла, а Вольфганг и Наннерль заболели. К счастью, оспа отступила, и юный музыкант с сестрой вскоре оправились от болезни. И новому путешествию ничто не мешало.

В 1768 году Моцарты в очередной раз прибыли в Вену. Но прежнего успеха уже не имели, дети-вундеркинды выросли, Вольфгангу исполнилось двенадцать, а Наннерль семнадцать, публика потеряла к ним интерес.

Но, узнав о возвращении своего любимца, императрица Мария-Терезия пригласила семейство Моцартов в свою резиденцию.

Она с интересом расспрашивала гостей о путешествии, о жизни в родном городе, об успехах Вольфганга. Ее участие тронуло мальчика, со слезами на глазах, в порыве благодарности, Моцарт целовал руки императрицы. Мария-Терезия благоволила к нему по-прежнему и вновь одарила юного музыканта и всю его семью подарками. А ее сын император Иосиф попросил Вольфганга написать оперу и предложил возглавить оркестр, который будет ее исполнять.

Радости мальчика не было предела, и, когда ему вручили текст оперы «Притворная простушка», он с головой погрузился в работу и закончил оперу очень быстро. Но решение императора вызвало недовольство и ропот среди придворных музыкантов. Многие сочли за оскорбление то, что ими будет руководить двенадцатилетний мальчишка-капельмейстер. По городу поползли слухи, что семейство Моцартов аферисты и шарлатаны. Что опера написана не ребенком, а его отцом, что Леопольд выдает свои сочинения за работу сына. Что семейство идет на обман ради денег. Вскоре вся Вена только и говорила об этом.

Леопольд Моцарт пытался бороться с интриганами и завистниками, но тщетно, его усилия и даже поддержка императора не помогли. Оперу «Притворная простушка» сразу после ее создания поставить в Вене не удалось.

Лишь через год в Зальцбурге по случаю празднества «Притворная простушка» была представлена публике и встречена восторженно.

Вольфганг очень переживал неудачу в Вене, но его отец не собирался сдаваться, у него созрел новый план – план покорения Италии.

Италия славилась множеством музыкальных учебных заведений, которые считались самыми престижными. И музыка у итальянцев была в большом почете.

Перед возвращением в Зальцбург Вена все-таки расщедрилась и преподнесла юному Моцарту подарок – ему заказали Коронационную мессу для освящения императорского сиротского приюта. Вольфганг с радостью взялся за новую работу и блестяще ее выполнил.

К поездке в Италию Леопольд готовил сына целый год, он интенсивно занимался с ним, чередуя уроки музицирования с уроками итальянского языка. И наконец в декабре 1769 года вооруженный многочисленными рекомендательными письмами повез мальчика в Италию. В этот раз Вольфганг с отцом уезжают вдвоем без Наннерль.

Несмотря на морозы, путешествие Моцарты перенесли без особых трудностей. Вольфганг писал матушке, что в карете было очень жарко, а кучер, внимательный, расторопный парень, умело и быстро гнал лошадей, поэтому добрались они быстро.

Приезд юного гения вызвал в Италии ажиотаж, на концертах было так многолюдно, что два здоровяка расчищали музыканту путь к органу, иначе восхищенные поклонники не давали мальчику пройти. Моцарт пленил всех: ему посвящали стихи, пылкие женщины, обожая юного Вольфганга, забрасывали его цветами, певицы приходили в священный трепет, когда им приходилось выступать перед мальчиком. Моцарта наперебой приглашали в знатные итальянские дома.

Вольфганг влюбился в Италию и даже взял себе латинское имя Амадей («возлюбленный Богом»), заменив данное ему при крещении имя Теофил (Готлиб), имеющее тот же смысл, только на немецком языке.

Яркое выступление Моцарта в Мантуе в Королевской Филармонической академии вызвало небывалый восторг публики. В течение нескольких часов четырнадцатилетний музыкант непрерывно играл на клавесине и скрипке, играл с листа, пел, импровизировал и исполнял собственные сочинения. Итальянцы были покорены его талантом совершенно.

Переезжая из города в город, Вольфганг давал много концертов, знакомился с местными музыкантами и современной итальянской музыкой.

В Милане Моцартов принимал племянник бывшего архиепископа Зальцбурга, правитель Ломбардии, граф фон Фирмиан, он помог юному гению войти в круг ведущих музыкантов Италии, устраивал ему концерты перед особами самого высокого звания. Вольфганга с отцом даже пригласили на генеральную репетицию оперы «Цезарь в Египте» ведущего композитора, знаменитого Пиччини.

С великим сожалением Моцарт покидал Милан, он был очарован этим городом и не хотел с ним расстоваться. Но его музыки ждала Болонья, вернее, Падре Мартини, учитель его друга Иоганна Кристиана Баха.

Падре Мартини, почитаемый известный композитор и математик, принял Вольфганга настороженно и устроил ему экзамен – давал сложнейшие задачи по контрапункту, но мальчик легко справлялся с любыми заданиями, и Мартини уверился, что перед ним будущий величайший композитор.

Путешествие Моцартов продолжалось. Они посетили Флоренцию. Концерты продолжались, слава и всеобщая любовь сопровождали юного гения. Вольфганг встречает новых друзей, таких как как английский скрипач Томас Линли, и с радостью вспоминает старых, своего учителя – певца Манцуоли.

Леопольд Моцарт подгадал время так, что они оказались в Риме на Страстной неделе, в разгар всех богослужений: отец рассчитывал, что в эти дни легче всего встретиться с нужными людьми.

В одном из соборов Вольфганг услышал пятидесятый псалом Miserere mei Deus («Помилуй мя, Боже»), который являлся собственностью Сикстинской капеллы, этот псалом под угрозой отлучения от Церкви запрещалось записывать, но юный музыкант по памяти воспроизвел его дома.

О вольности юного гения стало известно папе римскому, но он не только не был разгневан, а даже пригласил Моцартов в свою резиденцию. И наградил Вольфганга орденом Золотой шпоры, который давал ему право дворянства и разрешение на свободный вход в папский дворец. Этой чести удостаивались немногие. По значимости орден был вторым в наградной иерархии после Верховного ордена Христа, и за всю историю им наградили не более сотни человек.

Успехи Моцарта были грандиозны. В октябре 1770 года Вольфганг становится членом Королевской Филармонической академии вопреки правилам. В академию принимали только после двадцати лет, но для четырнадцатилетнего гения сделали исключение, потому что он с легкостью сдал сложнейший экзамен.

В Милане Моцарту поступает заказ на оперу «Митридат, царь Понтийский». За несколько недель Вольфганг закончил партитуру, и первая же репетиция под его руководством прошла блестяще. Дебют имел колоссальный успех, юному композитору немедленно поступило еще три заказа на оперы «Луций Сцилла», «Сон Сципиона» и «Асканий в Альбе». И каждая была принята публикой восторженно.

Вольфганг мечтал остаться в Италии. И Леопольд решил использовать успехи сына, чтобы попросить для него место в Милане, и написал прошение королю Тоскании Леопольду II, сыну Марии-Терезии. Но все усилия оказались напрасны. Неожиданно покровительница от Моцартов отвернулась и не позволила сыну дать должность Вольфгангу. Раздражение императрицы было вызвано тем, что интриганы при дворе ей постоянно доносили об успехах Моцарта в Италии и добавляли, что мальчик обычный музыкант, без особых талантов, а его отец зарабатывает на сыне и выпрашивает для него награды.

Надежды Моцартов не оправдались, и в Зальцбург они возвращаются в угнетенном состоянии, хотя и неплохо заработав во время путешествия по Италии.

Но неудачи преследовали их семью, вскоре после их возвращении в Зальцбург умер другой покровитель Вольфганга – архиепископ Сигизмунд Штраттенбах, и к власти пришел граф Иероним Йозеф Франц де Паула фон Коллоредо, поддерживаемый императорской семьей.

Независимые, свободолюбивые зальцбургцы выступили против назначения архиепископом тирана Коллоредо, и за это он возненавидел горожан. А судьба юного музыканта его и вовсе не интересовала.

Но императрица Мария-Терезия сменила гнев на милость и обратилась к прежнему любимцу с просьбой написать для предстоящего в Милане бракосочетания эрцгерцога Фердинанда с принцессой Моденской оркестровую серенаду. Сочиненная Вольфгангом серенада затмила серенаду участвующего в торжествах придворного композитора Гассе.

Серенаду Моцарта бесконечно повторяли и, кроме денег, одарили музыканта золотыми часами, осыпанными бриллиантами и украшенными портретом Марии-Терезии.

Несмотря на то что Вольфганг был поглощен музыкой и постоянно работал, он рос общительным и веселым. Он по-прежнему играл в капелле, но, помимо этого, начал давать уроки музыки.

Но чем старше Вольфганг становился, тем чаще задумывался об отъезде из родного Зальцбурга. Городок ничего больше не мог дать юноше, который с детства блистал в европейских столицах. К тому же новый архиепископ, граф Иероним фон Коллоредо, человек жестокий и властный, не любил гениального музыканта и, утвердив его на должности концертмейстера с жалованьем в сто пятьдесят флоринов, не продвигал его по службе. На этой должности Моцарт должен был заниматься и сочинительством, и исполнением. Вольфгангу хотелось другой жизни.

Леопольд прекрасно понимал, что огромный талант сына погибнет в маленьком городке. Узнав, что венский придворный капельмейстер Флориан Гассман тяжело болен, он немедленно вместе с Вольфгангом отправился в Вену.

Добившись приема у Марии-Терезии, Моцарты обратились к ней с прошением о предоставлении Вольфгангу должности капельмейстера. Но императрица им отказала. В 1766 году ее сын Иосиф по рекомендации Гассмана взял в придворную капеллу молодого итальянского музыканта Антонио Сальери. Гассман отнесся к своему преемнику как к сыну и дал ему великолепное образование, не только музыкальное, но и светское. Научил его прекрасным манерам, познакомил с самыми именитыми музыкантами. И самое главное, Флориан Гассман, который почти каждый день музицировал с императором и имел на него большое влияние, ввел своего ученика в узкий круг императорской семьи. Молодой, черноволосый, черноглазый Антонио, скромный и в то же время обаятельный, быстро завоевал расположение императорской семьи и самой Марии-Терезии. У нее появился новый любимец, юный Моцарт забылся.

После неудачи в Вене Леопольд Моцарт принял непростое для себя решение расстаться не только с сыном, но и с горячо любимой женой, отправив их за границу. Он побоялся позволить юноше отправиться в путешествие одному и надеялся, что мать убережет любимого Вольфганга от ошибок и необдуманных шагов.

Для удобства путешествия и поддержания имиджа известного, успешного музыканта была куплена хорошая дорожная карета. Но когда мать и сын Моцарты уже приготовились к отъезду, архиепископ отказался предоставить Вольфгангу отпуск, заявив, что зальцбургский музыкант не должен разъезжать по чужим странам и побираться…

А когда Леопольд сам пошел к епископу и попросил отпустить сына, граф Иероним фон Коллоредо пригрозил, что лишит должности не только Вольфганга, но и его отца. Впрочем, когда младший Моцарт все-таки уехал, епископ одумался, и Леопольд остался на своей должности.

Отъезд из Зальцбурга и прощание было горьким, Наннерль плакала, провожая брата, и сам Леопольд с трудом сдерживал рыдания. Он с тревогой думал, что ждет впереди его мальчика. И будет ли Вольфганг счастлив?