Текст книги "Чудесное. Ангел мой. Я из провинции (сборник)"

…Сегодня отметили день рождения Маратика. День рождения был немного раньше. Но в этот день я была еще в Тайване. И вот – сегодня… Сходили в магазин по теплым узким улочкам Беркли – там на деревьях огромные цветы магнолий. Нежные стихи Б. Ахмадулиной, А. Вертинского рождались во мне.

Там, на улочках «одноэтажной Америки» кактусы украшают вход в дом. Там цветут гигантские цветы – те, что стоят у нас на подоконниках и считаются домашними.

Ильдар с Олесей купили тайской лапши и тайского риса – три гигантские порции. Маратику зажгли свечку с цифрой «1» – установили ее на тортике. Допили вчерашнего вина.

…Соскучилась ли я по дому? Может быть. Я бы хотела обнять родителей. Я бы хотела погладить кошку и собачек. Но пока не готова вернуться в прежнее русло – русло, которое подтачивает силы, лишает радости жизни, убивает веру. И – мороз… Жуткий мороз, к которому я никогда не привыкну.

Я радостно дышу морским влажным воздухом, смотрю на огромные пальмы, на красные клены и опавшие березы. Никакого гололеда, никакого мороза. Радость, радость… Как хорошо, что хотя бы часть зимы я проведу в средиземноморском влажном климате, среди магнолий. Как хорошо. Просто, как в простой песенке Александра Морозова из семидесятых годов моей юности:

 
Не зная горя, горя, горя,
В краю магнолий плещет море,
Сидят мальчишки на заборе
И на меня наводят грусть.
Танцуют пары, пары, пары.
Мотив знакомый, даже старый.
И сладкий голос бас-гитары
Тревожит память мою,
Ну и пусть, ну и пусть и пусть.
 

Мне немного сложно здесь, в Америке, в плане общения, в плане языка. Я привыкла, что в Китае, например, меня сразу принимают за иностранку (внешний вид все-таки!) и потому, если и разговаривают по-английски, то очень медленно, да еще и с акцентом. А в Америке со мной говорят, как с местным жителем, а я понимаю лишь пару процентов из сказанного…

Зато здесь я прохожу чудесную педагогическую практику с внуком! Здесь язык нужен только один – язык любви.

Сходили с Олесей и Маратиком в японский ресторан. Олеся заказала Ramen. А к лапше нам дали еще салат, апельсиновые дольки и одну японскую конфетку. Маратику принесли тарелочку теплого супа. На улице ветрено и влажно, а здесь тепло и вкусно.

В Интернете нашла статью З. Прилепина «Вышли мы все из народа». После «Черной обезьяны» мой любимый писатель стал меня разочаровывать. А публицистика его и вообще странного качества. Жаль. Особенно жаль его мнение о провинции. Ну, нельзя о провинции так огульно! Вот так, как он пишет, нельзя: «В России 60 процентов населения (вдумайтесь!) живёт в деревнях, посёлках городского типа и моногородках. Там не читают книг, не особенно пользуются фейсбуком… вообще, в тех местах какая-то иная форма жизни, нам не очень ведомая.

Так как я периодически и подолгу живу в деревне, я её наблюдаю со стороны: примерно так, как наблюдали в иные времена своих новых друзей белые люди в не очень белых странах.

60 процентов. Не считая ещё диких толп на окраинах Москвы, Питера, Нижнего и всех остальных миллионников.

Наша власть иногда делает вид, что она говорит от имени этих людей, но власть про них знает ещё меньше, чем я».

Я из провинции. Из провинции! Но кто услышит мой голос?

Потом, через пару месяцев, я получила письмо от славного, талантливого Сережи Лагодина, мы с ним говорили о З. Прилепине и вот об этой статье. Сережа написал мне: «Тут я с ним тоже не согласен. Я не знаком с этой статьей.

Деревня читает, и ещё как! Я с села. Мама у меня библиотекарь. Библиотека в Нер-Заводе большая, двухэтажная, просторная. Фонд 25 тыс. книг – это только взрослая. А еще есть чудесная детская, в которой я вырос.

Так вот, люди читаю, ходят и помногу! Одна проблема – книг новых нет, библиотечный фонд не пополняется. Всю современную прозу до дыр дочитали.

Самое удивительное, что читают даже такие толстые (иногда скучные) журналы, как «Новый мир» и «Знамя».

А в детской библиотеке вообще вал детишек. Все 80 с лишним наших ребят из неблагополучных детей ходят в библиотеку. Читают, играют там.

Мама у меня еще и заведует информационным классом, так перед НГ у них курсы для пожилых «Знакомство с компьютером». Вот теперь к ней еще и бабушки ходят, разбираются в компьютере)))))))))))))))

Все это интересно, вот только бы иногда на глубинку оглядывались и помогали ей».

Все время думаю о том, что третьего января я улетаю. Еще далеко до этого дня, нескоро еще день отлета – а я не забываю. Спрашиваю Маратика: «Как же я уеду от тебя?» Малыш прижался ко мне… И потом – когда я спрашивала, а где мой малыш? – он все время ко мне прижимался. Наверное, он тоже знает про третье января.

Я привезла Павлику пару русских книг, в том числе рассказы А.П. Чехова. И вот вчера вечером дочитали «Каштанку». Я всегда любила Чехова. Но «Каштанку», по-моему, не перечитывала очень давно. И теперь вместе с ребенком словно заново открывала для себя изумительную прозу. Читала, с одной стороны, как ребенок (впервые), а с другой стороны, читала как профессионал (слишком хорошо понимая законы построения художественного текста). Изумительное, прекрасное повествование. Истинный реализм и в содержании, и в языке. И концовка рассказа здесь, в Америке, показалась нам с Павликом символичной, значимой.

Так и я стремлюсь в свою страну, в свой город, понимая, какой там тяжелый климат и как много ждет меня забот и тревог.

Мы едем по Америке в Лос-Анджелес. Оттуда я улечу домой, в Россию, а дети вернутся в Беркли.

Теперь наша дорога I-5. Первый хайвей остался в стороне, около океана. А мы мчимся по прямой ровной дороге. Мимо проплывают холмы в тумане. Именно холмы! Сопками, как у нас, их не назовешь. И не горы это. Hill – одно из первых английских слов, которое я выучила в пятом классе. Вот когда пришлось увидеть наяву hill (холм).

Единство окружающего пространства проявляется и здесь. Теперь эта туманная дорога напоминает мне поездку на озеро Арахлей недалеко от Читы. Правда, там именно сопки окружают дорогу. Но туманы, низко опустившиеся почти на нашу машину, – туманы такие же точно.

Наверное, все в мире имеет одну и ту же основу – и потому так много похожих мест. Или же срабатывает стереотип… И мы просто сравниваем с тем, что видели в жизни, что нам знакомо. Но в этой связи хотелось бы перейти, как обычно, на тему строения художественного текста. Текст – тоже часть живого мира. И он тоже построен по всеобщим законам. Норма построения мира основана на реализме. В нашем мире, который мы знаем (полагаем, что знаем!), – это реализм. Сильное отклонение от нормы приводит к слому, к шизофрении – как у человека, так и у мира в целом, так и у текста. Незначительное нарушение нормы означает новое прочтение традиций – но всегда в тех видимых объективных пределах, которые нам пока доступны.

Я перестала уже сравнивать Америку и Россию. Я просто записываю то, что вижу, – чтобы не забыть, чтобы рассказать, чтобы подумать. Например, теперь, когда за плечами уже довольно большая жизнь, меня удивляют совпадения событий, их перекличка во времени. Означает ли это правильно пройденный путь, правильно понятые знаки, расставленные на пути?

Калифорния он-лайн.

Я еду по Калифорнии на переднем сиденье автомобиля – и сколько разных мыслей, сколько воспоминаний рождается и тревожит душу.

Скоро наступит Новый год. Здесь нет ощущения Нового года. Может быть, потому, что тепло и солнечно? Но ощущение Рождества было. В России для меня самый лучший праздник – Новый год. А в Америке – Рождество. Я впервые почувствовала его, ощутила по-настоящему.

В Сан-Диего мы были в гостях у Олега Ратнера, бывшего ученика моей мамы. Три часа последнего дня 2012 года пролетели незаметно. Лариса, жена Олега, приготовила много вкусной еды – утка в грушах и яблоках, тирамису, рыба, креветки… Была даже красная икра. Русские и английские слова уже смешались за этим столом, так что, когда Лариса принесла салат со шримпами (The Shrimps – креветки), это, пожалуй, никого не удивило.

У Олега с Ильдаром нашлись общие интересы. Я тоже с ними поразглядывала каяк в гараже (выход в гараж прямо из квартиры), машины и велосипеды.

Лариса принесла лимон Маратику – лимон только что сорван был с лимонного дерева около дома.

Мы уехали от них в девять часов вечера. Олег с Ларисой и Ларисиной мамой собрался в гости к сыну и внукам.

Небо стало уже вовсю звездным. Ночи здесь южные, черные, ранние.

Мы увезли с собой теплые воспоминания, увезли подарок для моей мамы от Олега и Ларисы – часы. Олег сохранил самые искренние чувства к родине, к Чите, к школе. Подробно рассказывал о лыжных прогулках в недалеком лесу, о школьных уроках, о друзьях. У него не было пренебрежения к родине – ни к СССР, ни к России. Он назвал Америку хорошей страной, но жесткой, которая легко отбрасывает слабых. Я подумала – а вот он сумел! Удержался. Не сорвался. Выдержал.

Домик его в тихом спальном районе Сан-Диего остался позади. Я перелистнула последнюю страницу этого года, но еще не последнюю в Америке.

В гостинице мы немного навели порядок, Ильдар съездил за новогодней едой, я прочитала письмо от Н.С. Савостина: «Дорогие Галия и вся семья Ахметовых, приветствую Вас на пороге Нового Года! Пусть Новый год принесет нам всем умиротворение и радости! Да будут исполняться наши лучшие желания! И да здравствует Чита в ее лучшем проявлении! Пусть Ахметовым живется хорошо на трех континентах!

Ваш Н.С.».

…Самые маленькие дети уснули, не дождавшись Нового года.

А мы открыли шампанское, разложили на блюдце клубнику со сливками, поставили на стол мороженое, шоколадное печенье, сыр с плесенью (плесень была задумана специально!). Ильдар разыскал в Интернете новогоднее поздравление Президента В.В. Путина в записи. Мы послушали его, но Новый год еще не наступил. Мы остановили запись, потом включили ее опять – и вот бой курантов, гимн России. Мы встретили Новый год в Америке, в Сан-Диего. Когда-то у нас с Ильдаром был уже Новый год за рубежом – в Китае. И в детстве я встречала Новый год в Кишиневе, а в юности – в Москве. А теперь – Америка. За окном – тихая темная ночь. Олег сказал, что в центре города многолюдно, там фейерверки, салюты. У нас дома, в Чите, конечно, все взрывается в новогоднюю ночь. Собаки в ужасе забиваются под диваны.

В Америке – тихо.

С Новым годом!

Из Лос-Анджелеса я вылетела прямым рейсом в Москву. Дни стоят еще новогодние – нам предлагают вино к обеду. Я взяла совсем чуть-чуть красного вина. Мне захотелось выпить вина, хотя я вообще не пью. Но мне захотелось в небе Америки выпить за всех людей мира – и чтобы все было хорошо!

…В темном небе над Гренландией родился яркий месяц. Рассвет встретила у берегов скандинавских стран.

А потом поплыли под нами снега России – северные города: Северодвинск, Архангельск, Мурманск… Я не подозревала, что спустя пару лет окажусь в Архангельске и там задумаю написать повесть «Ангел мой».

Я не купила в аэропорту Лос-Анджелеса значок «Я люблю Америку». Но я полюбила ее. Мое сердце теперь принадлежит и ей, стране веселой, строгой, живущей по законам, независимой и дружелюбной.

В Москве не пришлось переводить часы. В Беркли было два часа ночи, а в Москве – два часа дня.

Я, наверное, плохая бабушка, так себе бабушка. В аэропорту Домодедово довольно моложавая бабушка сидела с двумя внуками. Один совсем маленький, на руках, второй еще еле ходит. Была бабушка у своих взрослых детей – забрала внуков, чтобы дети спокойно работали и отдыхали.

А я? Работаю никому не нужную работу, пишу что-то, рефлексирую… А надо было взять внуков – и цель жизненная была бы ясной и осознанной.

В Чите случилось второе Рождество за короткое время. Но то, первое Рождество 25 декабря, – оно было радостно-детским, веселым и чистым. А наше Рождество слишком пропахло ладаном, превратившись из национального праздника в церковный. Нет, я не против церкви. Но мой Бог внутри меня – и я никому не позволю разрушить собственную мою Веру. Однако зачем делать из церкви необходимость? Неужели не ясно, что каждый из нас сам должен прийти к этому Дому?

Ночью снилось путешествие по Калифорнии. Проснулась и стала думать, почему же в нашей стране не получается легкая и счастливая жизнь? И вдруг осознала и сопоставила: в России всегда говорили «Боже, царя храни!», а в Америке: «Боже, храни Америку!»

Мы всегда нацелены на человека, на личность («вот приедет барин…»), мы не видим страны, уповая на культ личности. Личность для нас – это и Бог, и царь, и герой. В Америке же люди настроены на любовь к своей стране. И потому личность, т. е. Бог, царь или герой – это всегда часть страны, это ее достояние. Не человек выстраивает жизнь отечества, а само отечество призывает к себе своих детей.

Сходили с отцом в гости к Любе, посмотрели фотографии… Ах, как долго еще предстоит мне рассказывать и показывать!

А мне все снится Америка. Оставшиеся позади меня чудесные страницы не дают покоя. Сегодня ночью мне снилось, что мы подъезжаем к Голливуду. Я поняла, что опять скучаю по детям.

От Олеси получила письмо про Маратика: «Марат мне сегодня принес свою книгу, помните – где животные с мехом, который потрогать можно? Мы обычно в этой книжке всех животных гладим, и я называю этих животных. А сегодня посмотрела на обложку и спрашиваю его: «Марат, а где птичка?» – а там по центру обложки киса с мехом, маленькая бабочка в уголке и маленькая птичка тоже где-то на заднем плане – я никогда ее ему не показывала и не называла. И он немного подумал и точно в эту птичку пальцем уверенно ткнул! Вот, какой умный ребенок! Т. е. он выполнил задачу гораздо более сложную, чем просто показал, которая из игрушек крокодил, а какая – уточка. Он, получается, логическое умозаключение произвел!»

Мой ответ: «Конечно, умный малыш!!!))) Молодец!!!)

Меня все спрашивают про Америку, про детей (больших и маленьких!)..

Такие счастливые мгновенья остались позади. И думаю я только о том, чтобы у вас все сложилось хорошо».

Сны становятся все туманнее. Помню, что снилась Америка. Мы путешествуем с детьми и с Олегом Ратнером. Но детали – далекие, размытые, неясные…

К концу января зима в Калифорнии уже закончилась. Люди переоделись в шорты. И вчера Ильдар вместе с Бобом плавал на каяках – там было у них очередное совещание по вопросам работы фирмы.

А я храню два желто-красных кленовых листочка – они почти засохли. Я подобрала их около дома, где мы жили в Беркли. Как будто вчера еще была американская зима.

…Я скучаю. Скучаю по Америке, по тихим улочкам Беркли, по океану.

Почему бы не научиться отфутболивать от себя чужие проблемы? Мало мне своих, что ли? Нет же, провожу психотерапевтический сеанс на расстоянии со своим аспирантом, решившим бросить аспирантуру. Да и пусть бросает! Это же его проблема! Нет, пишу ему, подключаю других аспирантов, думаю о нем, переживаю.

Марк опять написал мне о своих проблемах, при этом задев мое самолюбие. Ну, тут-то уж пришлось сказать ему, что я в его проблемах не виновата.

Знакомая из другого города хотела бы защитить докторскую. И я бросаюсь на помощь, переговорила с председателем диссертационного совета.

Учительница хочет писать у меня диссертацию. Она позвонила сегодня, а на завтра я уже назначила ей встречу и уже сочинила и тему диссертации, и примерный ее план, и название ваковской статьи, которую нужно сдать в печать в феврале.

В конце концов я встретила соседку из первого подъезда – она держала завернутую в одеяло кошку и почти плакала, потому что кошке пятнадцать лет и уже целый месяц она ничего не ест. Соседка несла ее от врача.

Я простилась с ней, расплакалась – и продолжила свои бесконечные дела. Ведь кто-то очень ждет меня на пути. Но мы часто проходим мимо и сами не понимаем, что успели помочь, успели свершить свое дело. И мы часто не замечаем тех, кто помог нам, свершив свое дело.

Да и Бог с ней, с благодарностью!

На работе я неожиданно почувствовала внезапную ужасную усталость, усталость продолжилась и дома.

А сегодня позвонили дети и сказали, что у Маратика уже пару дней температура. И вчера у него от высокой температуры развились фебрильные судороги. Ильдар тут же вызвал 911. Примчались с сиренами через три минуты пожарные, полицейские и врачи. В комнату заскочило человек девять рослых людей, тут же проверили кардиограмму, прослушали, отвезли в скорую. В скорой сказали, что такое бывает у малышей. Сегодня они ходили к педиатру. Сегодня они уже рассказывают об этом с юмором. И Павлик даже похвалился, что сидел с водителем на первом сиденье и что врач подарил ему синие врачебные перчатки.

Ужасно все. Радует только замечательная работа американской службы 911.

Господи, не оставь моего малыша!

Спаси и сохрани его, Господи Милосердный!

Исполнилось семьдесят лет битве под Сталинградом. Мой дедушка освобождал город. А моя бабушка с детьми жила в это время под самым Сталинградом – и уже были готовы списки на расстрел, где одна из первых фамилий была бабушкина.

И дедушка, и бабушка с детьми – все они остались живы. Впереди у них была длинная жизнь, было много встреч. Была моя Венеция, была Америка. Без них ничего бы не состоялось.

Как хорошо, что я могу гордиться своими родными!

А как сложилась жизнь предателей, готовивших списки? Остались у предателей потомки? Знают они о своих подлых родителях? Наверное, хорошо, что мы не все знаем о жизни. Туманные откровения, неясные догадки… Этого достаточно для жизни, для вдохновения, для творчества.

Известие из Интернета: «В Москве по подозрению в мошенничестве задержан глава Высшей аттестационной комиссии министерства образования Феликс Шамхалов. В самой ВАК проводятся проверки и изымаются документы».

Что же мы делаем со свое страной? Мы, русские люди, про которых говорила Мать Тереза: «Жить для себя, работать на себя, прожигать жизнь в различных удовольствиях – это не по-русски».

Дети съездили в Неваду. Звонила Олеся, и Павлик мне рассказал, как он кормил ослика морковкой. Кусочек морковки надо было сначала купить у хозяина за доллар, а потом отдать ослику в теплые мягкие губы. Ослик большой. Я как раз недавно думала, почему нет фамилии Ослов. Козловых сколько угодно. Есть даже фамилия Козел – с ударением на первом слоге. Наверное, потому, что осел – животное более экзотическое, такое же, как жираф, например, верблюд или бегемот. А кошки, собаки, мыши и пр. – все это окружало русского человека всегда.

Побывали они и в музее истории железной дороги. В американских музеях многие экспонаты можно трогать. Маратику все понравилось! Олеся говорит, что он бегал, как бронуовская частица, и показывал на все, что видел – приходилось объяснять и рассказывать.

Люди пенсионного возраста не нужны обществу. Это отчетливо ощущается на отношении врачей к таким неперспективным больным. Я сначала не слишком понимала… Привыкла, что врачи стараются помочь, сопереживают. А теперь как будто равнодушнее стали. Может быть, это общая тенденция в нашей стране. А возможно, что связано именно с возрастом пациента. Смерть молодого – это же преступление. Оно ляжет грузом на врача. А смерть пожилого человека лишь пополнит статистику. Только и всего!

Мне приснилась сегодня чистая холодная вода – и словно я плыву по ней, а впереди – солнце, сверкание брызг. И я чувствую, что вода холодная – но мне так приятно плыть, так хорошо и спокойно смотреть вдаль.

Потом в Литературке почитала статью, как автор потерял работу. И в конце он говорит: лучше уставать от работы, чем уставать от ее поисков.

Придется продолжать уставать.

Придется терпеть пренебрежение.

Придется идти вперед – словно там, впереди, еще сверкают капли холодной чистой воды.

Столетнюю женщину спросили, каким она видит свое будущее. «Очень коротким», – ответила она. Но мне пока не сто лет! И, например, в Америке женщины моего возраста не подвергаются дискриминации, потому что там этот возраст считается вполне работоспособным.

…Звонили дети. Минут сорок мы зачарованно смотрели, как Маратик прыгал на кровати, играл с кубиками, листал книжку, снимал и надевал носочки… Как много разных важных дел! Скайп дарит иллюзию соприсутствия. И Маратик даже протянул нам через океан печенье. Угостил. Как хорошо, что я побывала за той стороной экрана! Я не чувствовала ностальгии в Америке. А в России – ностальгия по Америке, по радостной свободной стране.

И опять говорили с детьми. И первый, кого мы увидели, – был Павлик. Он сообщил нам, что у него долгие выходные – каникулы. И что ему дали на это время домой саламандру. Это называется – позаботиться о питомце. Питомец (саламандра Салли) живет в классе, и за ним все ухаживают. А на время выходных и каникул питомца передают кому-нибудь из детей. Так Салли оказалась у Павлика. Она живет теперь в ванной, где сидит в аквариуме. Ей купили сверчков, а Павлик брызгает на нее из бутылочки с водой, чтобы кожа не высохла.

Еще Павлик рассказал, что иногда у них в классе бывают дни раздавания подарков – за игрушечные деньги, которые учительница выдает каждому ученику.

И еще в классе была небольшая театральная постановка, в которой приняли участие все дети – у каждого из детей были свои слова (их надо было произнести) и свои действия.

Каждый ребенок – талантлив, каждый может все.

И как умеют сочетать в Америке духовность и необходимую для жизни прагматику!

Звонили в день рождения Олеси дети. Маратик показал нам, где выключается компьютер. Павлик спел песенку на английском языке. Большие дети готовили праздничный ужин.

Ильдар прислал короткое письмо – в ответ на мой вопрос, путешествуют ли они сейчас… Я, как всегда, сильно была обеспокоена их молчанием, их отсутствием в сети.

Вот письмо: «Привет! Да, мы в Yosemite. Сегодня весь день были в большом походе, прошли 11 километров, забирались на гору 600 метров. Водопады смотрели».

Большего узнать не удалось! Узнала лишь, что одиннадцать километров они прошли пешком. Сразу подумала про себя – а смогла бы и я?

Олеся прислала фотографию водопада.

Я продолжаю думать о том, могла бы я сделать большее в жизни, чем сделала… И прихожу к выводу, что большие дела, связанные с карьерой, предполагают обреченно заниматься одним делом всю свою жизнь. Карьера забирает все силы, направленные в одно-единственное место. Не остается возможности заняться чем-нибудь еще. И нет надежды, что именно этот карьерный рост и есть правильно выбранный жизненный путь.

Расти надо, видимо, вглубь. Расти, постигая жизнь, человека, себя. И тогда ты словно бы проживаешь множество судеб, познаешь разнообразие жизни. И если к тому же это записывать – в форме дневника, философских эссе, лирических размышлений… Может быть, в таком случае можно сказать, что жизнь прошла не напрасно?

Человек – как и все живое – меняется, динамически преображается. Замечательно сказал Лев Толстой: «Одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течет, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека. Ты осудил, а он уже другой».

Меня окрылила маленькая честолюбивая находка в Интернете. Натолкнулась на научную статью 2012 года автора из Воронежского университета – и там употребляет мой термин «условность грамматического лица»! Я писала об этом еще в докторской диссертации, а потом повторила в статье, опубликованной в Польше, а также в книге, изданной в Новосибирске (издательство «Наука»). Для меня это важно, очень важно.

Наша педагогическая профессия предполагает такое множество необходимых для работы со студентами перевоплощений, что нам нет необходимости страдать от напрасно прожитых лет. Мы, педагоги, вынуждены быть артистами, поэтами, учеными… А те из нас, кто работает с иностранными студентами, должны быть дипломатами, переводчиками, гидами, историками…

…Олеся прислала фотографии Павлика в американской школе. Вот где истинная толерантность, вот где настоящий профессионализм, требующий сложных перевоплощений! Дети с разным цветом кожи учатся в одном классе. Дети с разным мировосприятием, с разными религиозными взглядами.

Замечательные педагогические находки! Например, магнитный человечек, отвечающий за поведение (если плохо себя ведешь – человечка на доске перемещают в штрафную зону). Или сочинение о бабушке. Каждый ребенок пришел на урок с рукописной книжкой, где написал свой рассказ о бабушке и прочитал его перед всем классом.

А на географической карте расположились линейки, к которым ведут цветные веревочки событий жизни каждого ребенка из класса. И каждый ребенок рассказывает детям об интересных событиях своей восьмилетней жизни.

Я даже студентам обо всем этом рассказала – это в связи с анализом романа Д. Гуцко «Русскоговорящий». Наши фашистские лозунги «Россия для русских!» совершенно невозможны в Америке. А мне, с моей фамилией, с моим нерусским именем, сложно было в Москве в те годы, когда я писала докторскую диссертацию. Как далеко ушли годы аспирантуры – когда национальность в Москве никого не беспокоила!

Дети были на озере Берриеса.

Звонок от детей – всегда радость, всегда – счастье! Дети говорят, что когда у них начинает сигналить скайп, Маратик говорит – «баба!».

У Ильдара прошел последний день практики. У Павлика – последний школьный день. Он с родителями провел небольшое чаепитие в школе – с русскими сладостями. Дети подарили ему игрушки и открытки. Каждый из детей что-нибудь подарил. Павлик уже настолько привык говорить по-английски, что даже с родителями отказывается говорить по-русски. Но впереди ждет его суровая российская действительность…

Но, наверное, все не случайно. И возвращение на родину – это часть жизненного Пути, это часть Судьбы.

Мы ищем, ищем свой Путь, ездим в другие страны и города – а Судьба ожидает нас в родном городе, в тихой провинции. Разными путями идем мы к своей Судьбе. И у каждого нашего шага есть собственный смысл. Например, из-за собачек я отказалась от поездки в Китай. А сейчас в Китае бушует птичий грипп – как раз на юге и в Пекине, куда мы и собирались ехать. Я все думала, в чем же смысл того, что я вынуждена из-за собачек сидеть дома? Но ведь мой сын спас им жизнь. И смысл в том, что о них просто надо заботиться, потому что кроме меня у них сейчас никого нет.

Такой же смысл – и в том, что я помогаю своим аспирантам. Кроме меня им не поможет никто.

Приходит время, когда надо говорить, а не молчать.

Я любила – но не находила ответной любви.

Я считала всех людей хорошими – но это, конечно, оказалось не так.

Мне казалось, что все вокруг меня умеют жить, все знают, что надо делать. Я ошиблась.

Я молчала, боясь обидеть людей своими словами, – но мое молчание принимали либо за глупость, либо за покорность, либо за полную поддержку всего происходящего.

Я ждала, когда Судьба сама постучится ко мне, – но она всегда проходила мимо.

И вот я пишу здесь о себе. Пишу, не оглядываясь. Я очень хорошо понимаю, что никакой благодарности от людей, от жизни ждать нельзя. Надо просто жить и работать. И если я молчу – это значит лишь одно: я смотрю на окружающую меня жизнь, пытаясь постичь ее. Я молчу – но это значит, что я просто живу, люблю, надеюсь и верю.

«Когда одна дверь счастья закрывается, открывается другая; но мы часто не замечаем ее, уставившись взглядом в закрытую дверь» (Хелен Келлер).

Если бы после меня осталась хотя бы строчка! Но такая строчка, которую бы помнили наизусть, повторяли, которой бы восхищались…

Мне часто хочется сказать людям – а вот напишу я о Вас! В дневнике ли, в рассказе ли… Что же вы делаете? Ведь вы – материал для прозы!

Но все мы – материал, все мы субъективны, все мы – чье-то воображение. Я бы хотела быть только лишь воображением Бога! И выполнять только Его волю. Дано ли писателю право преображать мир, действительность, человека? Творчески, художественно преображать, создавать образы? Писатель строит художественный мир. Так что реальные люди могут не волноваться. В художественном мире – только художественные образы.

Дневник – особый жанр. Его документализм заставляет автора точно записывать имена и фамилии людей. В то же время авторы дневников подсознательно ощущают, что их дневниковые записи могут быть опубликованы. И получается, что автор пишет не только для себя, но и для читателя. В результате появляется художественность, что и дает возможность называть такое повествование «дневниковой прозой».

Не всегда автор дневника точно называет людей, не всегда точно воспроизводит события. Часто приходится представлять действительность субъективно, символично – одним словом, кодировать окружающий мир. Таким образом, художественность, являющаяся обычным делом для прозы, в дневнике становится вынужденной, что ли, мерой…

Дневниковое повествование не предполагает сюжета. Сюжетные линии – это сама жизнь. Какие-то линии продолжаются во времени, какие-то – обрываются, потому что сюжет перешел в другую плоскость.

Звонили дети – из Flagstaf (штат Аризона). Это небольшой город в девяноста милях от Большого Каньона: «Флагста́фф (англ. Flagstaff) – город в округе Коконино (Аризона, США). Площадь – 164,8 км². Население – 60 222 чел. Рядом со Флагстаффом находятся Обсерватория Лоуэлла (в которой был открыт Плутон и кольца Урана) и Станция Флагстафф военно-морской обсерватории США (в которой был открыт Харон)».

Вот уж сколько больших и малых городов в одной только Калифорнии удалось проехать, узнать. И каждый город, даже самый небольшой, оказывается чем-нибудь знаменит. В каждом городе есть университет. Здесь, например, находится университет Северной Аризоны, а также девятнадцать общественных школ. Вряд ли этот университет сделают филиалом университета Нью-Йорка, как Лингвистический университет Иркутска, к примеру, сделали филиалом Московского вуза. Или Коломенский педагогический – тоже присоединили к Москве.

Большой Каньон дети уже посмотрели. Олеся прислала фотографию с надписью «Grand». Грандиозно – на самом деле…

Я спросила насчет ужасно страшной смотровой площадки. Ильдар сказал, что она далеко отсюда, на северной стороне, стоит жуткое удовольствие 85 долларов. Не знаю, решилась бы я…

Скоро дети выезжают в Yucca Valley. Это уже недалеко от Палм-Спрингс (в 143 километрах). Население – около двадцати тысяч человек, но в городе есть два вуза. В этом городе находится национальный Парк Джошуа.

Олеся прислала фотографию из оленьей фермы. Там молодые олени лизали Маратику ноги – малышу не понравилось! Шестого мая дети вылетают из Лос-Анджелеса в Москву рейсом Трансаэро.

…В пасхальный день резко, внезапно наступило лето. Просто стало очень жарко в середине дня. Жарко настолько, что молодежь тут же перепрыгнула в шорты. В любой другой одежде невыносимо – настоящее лето!