Текст книги "Варяги. Призвание"

– Знаешь, много племен живет на свете и у всех своя вера. Только не верю я, что за счастье можно быть проклятым. А ты ведь счастлива со мной, Влада?

В ответ она взглянула ему в глаза. И столько любви и нежности было в ее взгляде, что у Световика сладко заныло сердце.

– Не бойся ничего, милая, может, боги пошлют нам счастливую долю. А нет…

– Не говори ничего больше, – перебила его Влада. – Завтра ты уедешь, но этот день только наш… А большего мне и не надо.

VI.

Войско Рюрика стояло лагерем на берегу Днепра. Уже стемнело, и множество костров виднелось вдали. Вокруг раскинулась бескрайняя степь. Варяги снова вздохнули полной грудью, им было близко то чувство беспредельной свободы, что охватывало при виде этой равнины, то же чувство не давало им привязываться к одному месту и заставляло отправляться в дальние морские походы навстречу опасности.

Корабли прошли уже трудные речные пороги, где прежде спокойная река с яростью дикого зверя бурлила и вздымалась, обрушивая всю свою силу на корабли, грозя неминуемой гибелью. Только ловкость и сила людей, а еще их опыт и знания могли помочь выстоять в этой схватке со стихией. К счастью все ладьи остались целы, никто не погиб, но люди устали и Рюрик решил разбить лагерь чуть ниже по течению.

Наступил вечер, но отблески заката все еще сверкали в спокойной, и, казалось, присмиревшей реке, и вместе с природой горделивой радостью наполнялось сердце Рёрика. Никогда еще под его началом не было столь грозной силы. Он оглянулся на своих сподвижников – здесь были и Сигнес, и Трувор, Ингвар, Хельги и другие варяги, и с улыбкой посмотрел на племянника. Хельги был сыном старшей сестры, он грезил битвами и славой воина и сам напросился в дружину Рюрика, сейчас мальчишка прислушивался к шуму степного ковыля, и этот звук напоминал ему шум далекого северного моря. Солнце еще не успело своими жаркими лучами выжечь эту зеленую равнину. Все вокруг было наполнено жизнью. Высоко в небе парил ястреб, а стоило чуть отойти в сторону – из-под ног взлетали перепела.

На закате, когда багряный диск солнца скрылся за горизонтом, а степь вокруг погружалась в сумерки, вдали показался отряд всадников. Степные кочевники остановились, не решаясь, приблизится. Давно уже хозяева здешних мест не видели воинов с севера, и никогда их войско не было столь многочисленным. Постояв немного, они повернули назад и скрылись в дали.

Остались позади дремучие северные леса, тяжелый переход от Ловати к Северной Двине и верховьям Днепра, когда корабли приходилось тащить волоком. По пути к ним присоединились дреговичи и смоленские кривичи, дальше к югу, когда северные леса сменились дубравами, к ним пристали поляне, сын киевского князя – Дир тоже захотел отправиться с Рюриком в Царьград. Днепр становился все шире и полноводней, а войско Рёрика, как река, что вбирает в себя малые ручейки, росло и крепло, весть о небывалом походе разнеслась в самые отдаленные уголки. Бескрайние леса теперь сменились степью. Все реже встречались людские жилища. В степи иногда охотились на диких степных быков – туров. Позади лежал долгий трудный путь, а впереди манящая неизвестность и предчувствие грозных битв и подвигов, о которых когда-нибудь сложат легенды и песни.

Над головой светилось множество звезд, люди притихли, завороженно глядя ввысь. Разговоры начали стихать, всем хотелось отдохнуть после трудного дня. Все, даже шумный Трувор, смолкли, будто задумавшись о чем-то, спокойствие и волшебная тишина летнего вечера передавалась и людям. Каждый думал о своем.

Молодежь с замиранием сердца ждала случая завоевать в бою себе честь и славу, старики думали о том, что не всем суждено вернуться из похода, но все мысли их были о том, что ждет их в чужой стороне. Старые воины, чьи тела носили следы былых битв, отправились за Рюриком не за добычей и славой. Викинги верили, что встретятся со своими старыми боевыми товарищами в Валгалле, русичи – что в другом мире их встретят давно ушедшие предки, но для тех и других не было большей чести, чем встретить смерть с оружием в руках. А над всеми этими людьми с их надеждами и чаяниями раскинулось высокое звездное небо, далекое и холодное в своей равнодушной и таинственной бесконечной красоте.

Уже давно затихли шаги удалявшихся военачальников, а император Михаил все сидел в небольшом внутреннем дворике дворца. Солнце клонилось закату, но нагретые южным зноем каменные плиты не давали прохлады. Пряный аромат роз и цветущего жасмина окутывал все вокруг, легкий ветерок шевелил кроны кипарисов. Все было окрашено тем чудесным розовым светом, что бывает лишь летним жарким вечером. Но ничего этого не замечал молодой император, погруженный в свои невеселые думы.

Два месяца прошло с тех пор, как агаряне напали на крепость Лулон, и только теперь удалось собрать армию, чтобы наказать их. Скоро Михаил должен был выступить в поход. Слабый с детства император не обладал качествами полководца и во всем полагался на своих военачальников. Императорский венец тяжким бременем лег ему на плечи.

Прошло больше трех веков с тех пор, как под ударами варваров пал великий Рим. Но Константинополь несмотря ни на что устоял, теперь Византия была единственной наследницей железных римских легионов и их цезарей. На границах империи было неспокойно, лишь только миновала угроза со стороны хазар, как на востоке стали набирать силу приверженцы новой веры пророка Магомеда, и теперь Халифат Аббасидов угрожал Анатолии. Византии вновь и вновь приходилось доказывать врагам свою силу и отстаивать право на власть.

Патриарх Фотий благословил поход и теперь в самом Константинополе оставался лишь небольшой отряд во главе с эпархом. Ориха – хороший военачальник. Да и кто отважиться напасть на столицу великой империи, неприступный Константинополь, в отсутствие императора? Но все же на душе у Михаила было тревожно. Долго ли еще продлится могущество Византии или ей суждено вслед за Римом пасть под натиском варваров?

Пока еще тревоги императора Михаила были напрасны. Мусульмане были еще недостаточно сильны. Еще много веков предстоит Константинополю быть неприступной крепостью и оплотом христианства, прежде чем древний город падет перед новым грозным завоевателем.

VII.

Окрестности Херсонеса пылали в огненном вихре. Словно ураган над побережьем пронеслось войско росов. Давно не видели эти земли столь опустошительных набегов. Прибрежные монастыри и церкви были разграблены, а местные жители в панике бежали, пытаясь найти спасение за крепостными стенами города. В храмах Херсонеса шли всенощные службы и молебны, верующие просили Богородицу совершить чудо и избавить их от нашествия язычников, которые были для напуганных христиан приспешниками врага рода человеческого.

Используя давнюю тактику викингов, захватчики высаживались на берег под покровом ночи. Небольшие отряды солдат, нанятые местными купцами для защиты, бежали в ужасе от зажженных стрел варваров, и тщетно было искать спасения среди пылающих домов.

Рюрик решил разместить своих воинов у берега, прямо напротив Корсуня. С этого места хорошо была видна и бухта, и сам город и гавань, где сейчас багряным заревом, отбрасывая всполохи на море, прибрежные скалы и укрепления Херсонеса, пылали греческие галеры. Их подожгли по приказу Рюрика.

Викингу сейчас нечего было опасаться нападения со стороны греков, но все же были выставлены дозоры, а сам лагерь хорошо укреплен. Он не хотел долго задерживаться под Корсунем. Варягу просто нужно было узнать больше об укреплениях Царьграда, военной силе греков и византийском флоте, о которых ходили легенды, но ни самому Рёрику, ни его викингам, ни русичам еще не приходилось сталкиваться с греками в открытом бою. Плохо было и то, что лишь несколько человек из всего его войска понимали по-гречески, да и те с трудом. Поэтому был отдан приказ не убивать пленных греков в надежде среди них найти переводчика, который мог бы объясняться и с варягами, и с русичами.

В мирное время русы не терпели над собой никакой власти, но сейчас, в походе, однажды выбрав Рюрика своим предводителем, безоговорочно выполняли все его приказы, ослушание по их обычаям грозила смертью, потому на время похода викинг Рёрик стал повелителем всех этих людей, в поисках приключений и славы отважившихся потягаться силами с могущественной Византией.

Собравшиеся на берегу воины как завороженные смотрели на пожарище, от которого стало светло, как днем. Из города не смолкая слышался колокольный звон, этот торжественный ритмичный звук, будто бы тоже прославлял всепоглощающую очистительную силу огня, так чтимую язычниками. Здесь же на берегу среди своих воинов был и сам Рюрик вместе с Сигнесом, Трувором и Аскольдом.

Вдруг Рёрик увидел, как толпа расступилась, пропуская к нему новгородских дружинников, что привели с собой пленника, совсем ещё мальчишку. Он, казалось, без страха, но с тоской и со слезами на глазах оглядывался по сторонам. Рюрику в набегах уже приходилось видеть христианских волхвов, и по одежде и облачению он узнал в мальчишке священника или монаха.

– Вот, поймали на берегу, – сказал дружинник, подталкивая мальчишку вперед. – Умеет говорить по-нашему.

– Кто такой? Откуда по-нашему знаешь? – спросил у пленника Смолята.

– Мой отец торговец… с ним я ездил в ваши земли… там и выучился, – запинаясь, ответил мальчишка.

– Что делал в гавани? – вмешался в разговор Рюрик.

– Ночью я должен был отплыть в Константинополь, – каким-то чутьем монашек узнал в Рюрике главного и теперь обращался только к нему. – Но вы сожгли все наши галеры…

– Ты жрец вашего бога? – спросил Рюрик, взглянув на рясу пленника.

– Послушник… – ответил тот, опустив глаза.

– Как зовут тебя?

– Василий…

– Так зачем тебе нужно было в Царьград, Василий?

– Император Михаил со дня на день выступает в поход на агарян. Наш эпарх хотел просить его оставить часть войска для нашей защиты. Вчера мы не успели выйти в море, а теперь уже поздно… – горько вздохнул послушник.

При этих его словах все присутствующие переглянулись, удивляясь предусмотрительности Рюрика, велевшего сжечь корабли греков. Сам Рюрик о чем-то задумался. Световик тем временем видно тоже о чем-то думал, внимательно глядя на мальчишку.

– Странный вы народ, греки, – произнес он, пристально взглянув Василию в глаза. – Вроде бы и храбрости у вас достаточно… ты нас, кажется, совсем не боишься? Ведь так? Отчего же тогда, вы так легко сдаетесь в плен? Вот ты бы мог умереть с честью, а вместо этого стоишь теперь перед нами…

– Самоубийство – грех… – чуть слышно ответил пленник, растерянно глядя на Сигнеса.

– Так что, по-твоему, позор лучше? – удивился в свою очередь варяг.

– На все воля божья, – пожал плечами Василий, и в этот момент в его взгляде и голосе чувствовалась непонятная для всех убежденность и внутренняя сила.

– Ну, едва ли твой бог тебе сейчас поможет, – усмехнулся на эти слова Трувор.

Все вокруг засмеялись. Только Аскольд, будто все удивлялся чему-то, молча глядя на мальчишку.

– Отступите от нашего города. Не навлекайте на себя гнев божий, – громко попросил Василий, и тут же сам, испугавшись своей храбрости, перевел взгляд на Рюрика.

– Так, говоришь, ваш император выступает из Константинополя? – будто бы не расслышав его слов, спросил Рюрик.

– Может быть, он уже в поход, – и неуверенно начал послушник, и тут же какой-то испуг промелькнул в его черных глазах, – но эпарх Ориха все равно вышлет нам подмогу! – добавил он, опомнившись.

– Не волнуйся, город твой мы не тронем, – успокоил мальчишку Рюрик, но в глазах его заблестели стальные искорки. – А в Царьград ты все-таки попадешь… вместе с нами.

Через день весь флот Рюрика вышел в море.

VIII.

Закат окрасил воды Босфора в кроваво-красный цвет. Море было окутано золотистым маревом, в котором тонули очертания галер на пристани. В этот чудный летний вечер ничего не предвещало беды. Но огненным смерчем на мирные пригороды Константинополя обрушилось войско варваров.

Они пришли с моря. Немногим в ту ночь удалось добраться до спасительных стен города. По обе стороны Золотого Рога полыхали роскошные дворцы купцов и византийской знати, а эпарх Константинополя мог только с крепостных стен смотреть на зарево пожаров.

Росы, что пришли из далеких северных земель, с дьявольской жестокостью расправлялись с христианами, не щадя ни женщин, ни детей. С мрачным видом эпарх Ориха слушал рассказы людей с перекошенными лицами и остекленевшими от ужаса глазами. С их слов сложно было понять, каковы силы противника. Было ясно одно – росы не могли выбрать более удачного момента для нападения. В самом городе оставался лишь небольшой гарнизон, император с армией был в походе, а весь византийский флот сражался с маврами в Средиземном море. Если правда, что у язычников больше трехсот кораблей, то и войско их никак не меньше десяти тысяч, крепостные стены города со стороны моря укреплены слабо, а это значит, что только чудо может спасти Константинополь.

Всю ночь за стенами продолжалась резня. Все смешалось в дьявольском вихре. Всю ночь не смолкал над городом колокольный звон. Жители города с потерянными лицами собирались в церквях – никто в эту страшную ночь не хотел оставаться в одиночестве. В один миг рухнула их уверенность в безопасности и завтрашнем дне, обращаясь к Богу, искали они защиты и спасались от страха. Издалека доносились истошные крики умирающих, а великий город замер и с ужасом ожидал рассвета.

Рюрик встретил рассвет у стен Царьграда. После шума и криков ночной бойни тишина казалась чем-то нереальным. Будто бы в огне пожаров погиб весь старый мир, и теперь все они присутствуют при рождении чего-то нового, небывалого. Отовсюду до викинга доносились радостные, победные крики его воинов, опьяненные битвой и видом пролитой за ночь крови, они собирали богатую добычу. Глаза их сверкали лихорадочным блеском, а кровавый угар прошедшей ночи придавал сил. В зареве рассвета дружинники Рюрика казались существами из другого мира, не ведающими ни усталости, ни боли, ни страха.

Многим такая удача вскружила голову, но сам Рюрик не чувствовал радости. Он обходил поле боя, вглядывался в лица погибших греков и думал о том, как не похоже было это ночное пиршество смерти на его мечты о подвигах и славе…

Ему хотелось встретиться на поле боя с достойным противником и подобно легендарным героям бросить вызов самой судьбе и великой империи. Но вышло все по-другому – лишь немногие смельчаки отважились сопротивляться и погибли в бою, остальные в панике бежали и были почти все перебиты или нашли свою смерть в огне. Слишком легкой оказалась победа. Не решили ли боги испытать его? Византийцы показались слишком слабыми в бою, и в победе над таким врагом было мало чести. Тогда как смог этот народ создать такую великую державу?

Рюрик еще раз внимательно огляделся по сторонам. Неподалеку он заметил Световика и Аскольда и сделал шаг к ним навстречу. Но потом, как будто вспомнив о чем-то, еще раз с улыбкой обернулся к стенам города. Ну что ж, видно, судьба и боги все-таки на его стороне. А померятся силами с Византией – будет еще время.

– Здорово сегодня погуляли! – весело сказал Аскольд. Глаза его лихорадочно блестели, а на одежде и доспехах виднелись пятна засохшей крови.

– Трое наших погибли в бою. Теперь они, наверное, скоро встретятся со своими дедами, – помолчав, добавил Световик.

– Честь им и слава в веках! – произнесли все трое в один голос.

Никем не замеченный, словно тень, среди мертвых бродил послушник Василий. Лицо его было мокрым от слез, он то и дело утирался рукавом, все повторяя мысленно: «Господи, да что же это?! Это я виноват… Простите меня! Простите меня все… моя вина… я их сюда привел. Это я виноват. Господи, помилуй меня грешного!» Споткнувшись, он упал на колени и так и замер, прикрыв лицо руками.

– Уведите отсюда мальчишку, – сказал Рюрик, нахмурившись.

Аскольд подошел к Василию, взял его за плечи и увел в сторону.

Утром Рюрик отдал приказ убрать тела погибших греков и приготовить погребальные костры для своих погибших воинов. Словно для живых, для них выделили положенную часть добычи, чтобы по словенским обычаям с честью вошли они в другой мир.

Как реки в половодье после разгула стихии вновь входят в свои берега, так и в войске Рюрика все, как и прежде, строго подчинялись приказам своего предводителя. Все были заняты делом: в садах убили деревья для костров и укрепления лагеря, тела погибших греков тоже было решено сжечь, их теперь убирали, чтобы очистить место для лагеря.

Из города византийцы с суеверным ужасом наблюдали за всеми приготовлениями варваров. Пережив эту ночь, они теперь не знали, что принесет им следующий день, и все же они надеялись на божью помощь да еще на неприступные стены Константинополя.

В полдень к Рюрику привели пленных греков. В большинстве это были почтенные и знатные византийцы, немногие из тех, что сумели пережить эту ночь. О том, кто были эти люди, Аскольд узнал от Василия. Пленники надеялись золотом откупиться от варваров и выторговать себе жизнь. Семеро византийцев, некоторые из них вместе с женами, детьми и домашней прислугой, тихо стояли перед Рюриком и другими варягами, опустив глаза, кто-то из них чуть слышно повторял слова молитвы.

– Что думаешь с ними делать? – спросил у брата Сигнес. – Василий говорил, что за них хороший выкуп дадут, – добавил он насмешливо.

Рюрик всматривался в лица покорно стоявших перед ним мужчин. Никто из пленников не осмеливался встретиться с ним взглядом – все сбились в кучу, с тревогой ожидая своей участи. Презрение к этим людям сменилось в душе викинга недоумением. Как смели они, покрывшие себя позором, еще надеяться выкупить свою жизнь? И что стоит такая жизнь?

– Отведите их пока на галеру и выставите дозорных, – приказал Рюрик. – А там – посмотрим, – добавил он, нахмурив брови.

К вечеру, когда все приготовления были окончены, у скал на берегу моря все воины из разных племен собрались проводить своих братьев по оружию. Эти дружинники были из племени словен, поэтому честь зажечь огонь досталась Смоляте. Поочередно во всеобщем молчании Смолята зажигал костры, и, пока разгорался огонь, все стояли затаив дыхание.

Но вот ярко вспыхнуло пламя, и дым от костров взвился ввысь, подхваченный ветром. Радостный возглас пронесся по рядам, вырвавшись в едином порыве. Теперь души их соплеменников не останутся неприкаянно бродить по земле, а покинут этот мир, устремившись ввысь к звездам, чтобы продолжить свой славный путь в другом мире, в мире, где обитают все души предков, героев и павших в честном бою воинов. Весельем и радостью светились лица присутствующих. И только где-то далеко за морем, среди дремучих лесов у кого-то, быть может, сжалось сердце в предчувствии беды и вечной разлуки.

Когда костры догорели, на их месте русичи насыпали высокий курган, чтобы память о павших героях осталась в веках.

Потом подожгли и те костры, где все вместе лежали убитые греки, богатые и бедные, господа и слуги. Но никто их не провожал. Лишь только послушник Василий читал свои молитвы, со слезами глядя на огонь. Да еще жители Царьграда, окаменев от ужаса, смотрели с крепостных стен на пламя костров, до них доносились радостные возгласы росов, справлявших тризну до поздней ночи – и всем в городе казалось, что эти варвары приносят в жертву своим богам их единоверцев, лишив погибших христианского погребения.

IX.

Войско Рюрика расположилось в укрепленном лагере на берегу. Их было видно из крепости, но зато и греки тоже не смогли бы подобраться незамеченными. Викинг не хотел подходить ближе, опасаясь за свои корабли в случае возвращения внезапного возвращения византийского флота из похода.

Противники издалека присматривались друг к другу – росы пока не решались напасть, а греки, казалось, притихли в ожидании. Но затишье было обманчивым. Рюрик понимал, что ему пока просто повезло. Да, ему удалось собрать небывалое войско и опустошить богатые пригороды Константинополя – этот первый успех опьянил многих, но не самого Рюрика. От пленных он узнал, что византийский флот сейчас в средиземном море, и это давало ему время все обдумать и собраться с силами.

Весело, с шумом и ритуальными кострами прошел праздник солнцестояния, как и было положено у викингов и русичей. Аскольд, киевский княжич Дир и брат Трувор всё досадовали на промедление, но Рюрик не обращал на них внимания. Он весь ушел в себя, и казалось, что его кипучая энергия угасла. Но под внешним спокойствием таилась все та же железная воля к победе и жизненная сила, сдерживаемая и искавшая выхода. Викинг чувствовал, что сейчас от того, какое решение он примет зависит судьба похода и всех тех людей, что доверили ему свою жизнь.

Аскольд предлагал пройти по проливу дальше в Мраморное море, и там напасть на прибрежные города. Но не в богатой добыче была главная цель Рюрика. К тому же нельзя было оставить Константинополь – если в это время успеют подойти войска императора и греческий флот, им не выстоять.

Сигнес понимал настроение своего друга и потому не задавал вопросов. Всегда находясь неподалеку, он видел взгляд Рюрика, обращенный к городу. Вся внутренняя сущность и воля викинга стремилась к одной цели. Теперь он собирал силы перед тем единственно верным решением, что могло принести им всем победу или смерть.

Эпарх Ориха готовил оборону. Сейчас отправить гонца к императору не было никакой возможности. Гарнизон города был небольшим, поэтому нужно было собирать ополчение из жителей, но люди напуганные зверствами варваров находились в каком-то отупении.

Ориха сам руководил тренировками добровольцев, трудно было научить никогда не державших в руках оружия людей сражаться, он, где нужно помогал, подбадривал, стараясь внушить надежду, но порой его самого одолевала смутная тоска, и тогда эпарх старался не смотреть в глаза людям, чтобы скрыть свое отчаяние.

Однажды после заката защитники города увидели, как корабли росов снимаются с якоря. Шум, который подняли варвары, ясно говорил о том, что весь их огромный лагерь пришел в движение. Эпарх с замиранием сердца прислушивался к этому шуму, сердце его затрепетало в груди от безумной надежды. Неужели язычники все-таки уйдут, даже не попытавшись взять город приступом?

В лагере Рюрика все провожали Аскольда. Вместе с киевским княжичем Диром, с которым они успели подружиться за время похода, и отрядом из пятидесяти кораблей варяг отправлялся в Мраморное море. Большая часть войска оставалась Рюриком. Всем оставшимся воинам было приказано шуметь как можно громче, а ночью не зажигать огня. Как только корабли Аскольда снялись с якоря, и черная южная ночь спустилась на землю, все замерло в ожидании.

Уже за полночь, когда все звуки стихли, открылись западные ворота крепости. Ориха все же решился на отчаянную ночную вылазку. Чтобы проверить ушли ли варвары, он отправил небольшой отряд к лагерю врага. Стараясь не шуметь, в полной темноте отряд городской стражи выбрался из города. Сам эпарх с высоты крепостной стены всматривался в темноту. В этот дозор он отобрал самых опытных воинов и теперь надеялся, что они уж точно его не подведут. Но вдруг тишину прорезали крики. Эпарх встрепенулся, узнав голоса своих воинов. Словно озарение мелькнула мысль о засаде. «Только бы успеть закрыть ворота!» – успел подумать он.

Чутко прислушиваясь к ночным шорохам и биению собственного сердца, Световик ждал. Зрение и слух обострились и, привыкнув к темноте, он четко видел все, что происходило у ворот. У себя за спиной он слышал дыхание воинов. Сигнес любил эти минуты перед боем, когда все чувства обостряются и просыпаются древние инстинкты осторожного дикого зверя, выслеживающего добычу. Обсуждая с ними штурм города, Рюрик решил подождать, пока осажденные решатся на вылазку и вслед за греками ворваться в крепость. Но вот, наконец, ворота отворились, и к ним навстречу в боевом порядке вышел отряд греков. «Ты оказался прав, брат», – с усмешкой подумал он. И тут же, подав знак своим воинам, ринулся навстречу византийцам.

Повинуясь дикой яростной силе, вечной, как сама жизнь, словно молния, ворвался Световик в ряды греков. Только доверившись этому могучему древнему инстинкту, он каким-то чудом уворачивался от смертельных ударов. Вокруг в страшном кровавом вихре падали с предсмертным хрипом люди, трещали кости и щиты под ударами секир и мечей. Леденящие душу победные крики несли русичей вперед.

Греки еще пытались держать строй, ощетинившись копьями и прикрываясь щитами, но росы врывались в их ряды, словно призраки – один за другим появлялись они из ночной тьмы, и с дикой яростью крушили все на своем пути, прорываясь к воротам. Тяжелые щиты и длинные копья византийцев были бессильны против боевых секир варваров. Уже не стройными рядами, а испуганной толпой отступали они к городу.

Вдруг посреди схватки звериным чутьем, непостижимым для разума, Световик понял, что ворота вот-вот закроются, и изо всех сил рванулся туда. «Только бы успеть!» – будто молния пронеслось в голове. В ту же секунду, что-то ударило ему в грудь, сбивая с ног, и в глазах потемнело.

Рюрик рассчитал все правильно. Всего один шаг отделял их от того, чтобы захватить Царьград. В крепости действительно решили, что варвары ушли, и Ориха отправил небольшой отряд на разведку. Но росы в непроглядной ночной темноте с бешеной яростью обрушились на отряд. Ориха приказал закрыть ворота, и с городских укреплений посыпался град стрел. Эпарху пришлось пожертвовать своими воинами, чтобы не пустить врагов в город. В бессильной ярости, прислонившись к стене, слушал он предсмертные крики и проклятия своих людей.

Прикрываясь щитами от стрел, товарищи вынесли Сигнеса с поля боя. Стрела пробила ему грудь, но варяг все еще был жив. О взятии города уже нечего было и думать.

Рюрик поспешил к своему раненому другу. Олег вытащил стрелу и прижег рану каленым железом, чтобы остановить кровь, этому он научился еще в детстве у жрецов и знахарей. Световик потерял не так много крови, но все еще не приходил в себя. Многие бывалые воины сомневались, что он выживет.

– Как думаешь, он поправиться? – с надеждой спросил Рёрик у Хельги.

Племянник пожал плечами:

– Думаю, душа его не здесь. Быть может, он уже на пути в Валгаллу… только боги могут его вернуть.

– Не боги его туда отправили, – голос Рюрика оставался спокойным, но взгляд горел мрачной яростью.

– Богам нужна жертва… – задумчиво ответил Хельги.

– Разве мало их было принесено в эту ночь?

– Как знать? Может, взамен его крови должна пролиться другая?

Рюрик мрачно усмехнулся в ответ.

– Я верю – мой брат будет жить, – твердо сказал он. – Еще не пришло его время.

А в это время над деревней Влады бушевал ветер. Небо озарялось синеватыми всполохами все еще далеких молний. Девушка в тоске ходила между берез священной рощи. Смутные предчувствия беспокоили ее.

Вдруг яркая вспышка озарила все белым слепящим светом, разрывая пространство с треском и грохотом. Сердце Влады болезненно сжалось.

– Сила небесная! Бог небесного огня! Только сохраните ему жизнь! Спасите его – и я никогда его не оставлю. Клянусь! – прокричала она навстречу буре в бушующую ночь. – Только спасите его. Пусть он вернется живым и здоровым, – повторила Влада.

Словно услышав ее, на время ветер стих, а на землю с шумом обрушился проливной дождь.

X.

Послушник Василий свободно жил в лагере росов. Со многими воинами он даже успел подружиться и порой забывал, что он в плену у варваров. Подружился он и с Олегом. Мальчишки были одного возраста, и Хельги частенько посмеивался над своим странным и наивным приятелем. Все относились к послушнику по-доброму, и Василий понемногу стал понимать, что язычники такие же люди, как христиане, и притом, не такие уж злобные, как о них говорят. Больше всего времени он проводил с пленными на галере, приносил еду, лечил их раны, подбадривал добрым словом, и пользовался своей относительной свободой, чтобы как-то облегчить их участь. К тому же к утру к ним привели троих раненных греческих воинов из погибшего отряда, и они теперь особенно нуждались в его заботе.

В день после боя Василий заметил в лагере необычные приготовления. Он уже знал, что язычники сжигают своих погибших воинов, и не обратил бы особого внимания на их обряды, если бы не особенное выражение в лицах у всех окружающих. Его сторонились, и даже те из воинов, что были с ним обычно приветливы, сейчас молча отводили глаза в сторону. У многих во взгляде было что-то суровое и торжественное.

Утром, помолившись вместе с пленниками, Василий не чувствовал того облегчения, которое всегда приходило к нему во время молитвы. Слезы подступали к горлу. Вид у пленников тоже был удрученный. Послушник всегда старался их подбодрить, но в этот раз не мог найти нужных слов, чтобы вселить надежду. Он сам чувствовал что-то недоброе. В тот же день Василий, пересилив свой страх, твердо решил поговорить с Рюриком.

Рюрик в тот день говорил с тремя оставшимися в живых пленниками из греческого отряда. Двое из них держались стойко и уверяли, что император со всем своим войском уже спешит на помощь осажденному городу. От третьего он узнал, что им так и не удалось отправить гонца, и сам Михаил и его армия еще ничего не знают о нападении. Призадумавшись, викинг все же решил пока ничего не предпринимать, как бы там ни было, но византийскую армию у стен Царьграда стоит ждать не раньше, чем через месяц.

У Световика началась лихорадка, так и не приходя в себя, он лишь метался в бреду. На сердце у Рюрика было не спокойно, но усилием воли он сдерживал свою тревогу, ярость и внезапные вспышки гнева. Викинг успокаивал себя мыслью, что все же врагам придется дорого заплатить за кровь брата, да и все павшие воины не останутся неотмщенными.

Решив проведать Световика, у входа в его палатку викинг столкнулся с Василием.

– А тебе чего здесь нужно? – хмуро спросил варяг.

– Я в монастыре учился врачеванию … может, я мог бы чем помочь, – запинаясь, пробормотал Василий.

– Мы враги тебе. И ты хочешь помочь? – удивился Рюрик.

– Сам Господь на кресте молился за своих врагов.

– Странный вы народ, греки. И боги у вас такие же. Если умеешь лечить – попробуй. Но все же помни, если что – ответишь жизнью за жизнь моего брата.

– На все воля божья. Может быть, если вы проявите милосердие к пленникам… – в волнении произнес Василий. – Отпустите их, и они будут молить бога за вас. Пощадите их!

Рюрик смерил монашка недоуменным взглядом и рассмеялся. Но от этого смеха холодок пробежал по спине у мальчишки. Ему стало страшно. Слишком наивными показались теперь собственные слова и просьбы.