Текст книги "От Средневековья к «Радостному дому»: школы, ученики, учителя итальянского Возрождения (XIV–XV вв.)"

Во времена, о которых идет речь, городская улица была местом, где в буквальном смысле слова жили. На улице работали многие мастера, там же проводили в трудах дни кузнецы, сапожники, портные, брадобреи; менялы, разложив монеты на лавках, поджидали клиентов; занимались составлением разных бумаг нотариусы. Здесь же трудились писцы, костоправы, столяры, продавцы снадобий. Рядом с ними свободные от дел мужчины играли в разные игры вроде шахмат, камешков и очень азартных костей. Не меньше крутилось на улицах и мальчиков-подростков.

Сын горожанина-мастера лет с 9–10 либо учился ремеслу – либо у своего отца, либо, живя в чужом доме, у другого мастера. Он помогал по дому, прислуживал за столом, бегал с поручениями, но главное – усваивал все необходимое для будущей самостоятельной работы. То же самое происходило с детьми купцов и банкиров: хорошо нам знакомый писатель Боккаччо в 10 лет был отправлен отцом в Неаполь и там осваивал премудрости торгового и банковского дела. Как и юный Боккаччо, сыновья знатной флорентийки Алессандры Строцци – о ней тоже уже шла речь – по очереди были отправлены под опеку двоюродных братьев ее мужа в Неаполь и там овладевали делом, обучались долгие 20 лет, пока не вернулись во Флоренцию. Туда же в 13 лет отправился и их младший брат Маттео, чтобы дядя и старший брат смогли сотворить из него «что-нибудь дельное». Маттео больше не суждено было увидеться с матерью, через несколько лет он заболел лихорадкой и умер.

Многие мальчишки за сущие гроши служили у богатых мастеров на побегушках; тех, кто пограмотнее, привлекали к более ответственным работам и платили чуть больше жалования. Альберти пишет, что, например, во Флоренции все с малых лет думают, как заработать, все разговоры сводятся к обсуждению дел хозяйственных, все стремления направлены на приобретение. Привычным было и пребывание мальчиков на улицах и площадях, их присутствие при разговорах взрослых. Порою они и сами, как говорит Боккаччо, болтали о взрослых делах, например, о партийных распрях между сторонниками папы и сторонниками императора.

Много подростков лет 12–14, а то и младше, предстают перед читателем на страницах новелл Саккетти. Как правило, они веселые, смелые, находчивые, готовые состязаться в остроумии, шутках и розыгрышах со взрослыми, нередко взрослых разыгрывавшие. Сами взрослые тоже большие любители пошутить или подшутить, иногда устраивают целые представления, втягивают в них полгорода, и потом все превращается в яркий городской анекдот. Один из самых знаменитых – новелла о Грассо, которого так мощно разыграли, что заставили поверить, что он это не он.

Факт участия в подобных шутках детей только усиливал интерес читателя или слушателя новелл. И не напрасно. Одна из новелл рассказывает об очень дерзком, но находчивом ответе мальчика-подростка лет четырнадцати некоему «мессеру Валоре». Подросток оказался по случаю на площади своего городка, где этот мессер Валоре «распространялся о чем-то в присутствии синьора и знатных лиц». Саккетти характеризует его как лукавого и дурного человека. Этому Валоре мальчик несколько раз адресовал смелые замечания, и тот в сердцах обронил, явно рассчитывая на поддержку присутствовавших: «Тот, кто в малые годы бывает умен, становится обыкновенно полоумным, когда вырастет». На что мальчик тотчас отреагировал: «В таком случае, синьор, вы должны были быть, ей-богу умным ребенком». Об этой истории стало известно во Флоренции, так она попала в новеллу Саккетти. Причем автор явно доволен подростком и его смелым участием в разговоре взрослых мужчин. Новелла была столь популярной, что ее позже включил в свой знаменитый сборник «Побасенок» гуманист Поджо Браччолини, переложив более кратко и изящно.

Другую шутку на одной из главных рыночных площадей Флоренции с почтенным и воспитанным дворянином по имени Маттео ди Кантино нечаянно сыграли несколько мальчишек, как говорит о них писатель, «служивших» у менял, т. е. бывших на побегушках. В руках у мальчишек была мышеловка с попавшей в нее мышью. Дверца открылась, мышь выбежала, заметалась, мальчишки пытались ее поймать. Мышь метнулась к Маттео и запрыгнула в раструбы его штанов длиной только до колен. Мальчишки поняли это. Стали кричать, что мышь в штанах Маттео, заставили его спустить штаны. Мышь выпрыгнула, ее убили. А потом хохотом чуть не убили самого Маттео, который «несколько дней был словно мертвый», так как любой встречный-поперечный смеялся над ним. Бедолага отправился в церковь, дал обет никогда больше не носить короткие штаны. Вновь обращает на себя внимание поведение мальчишек. Они смело вторгаются в разговор взрослых, не испытывают никакого смущения в этой ситуации, напротив, чувствуют себя героями дня. А охочие до анекдотов флорентийцы отнюдь их не порицают.

Такими мальчиков могло делать раннее погружение в мир взрослых, о чем шла речь выше.

Другие моменты могли возникать во время игр детей. Все авторы упоминают об играх, которые происходили на улицах. Саккетти рассказывает забавный анекдот о том, как мальчики играли во Флоренции на одной из улиц в мяч или волчок. Улица была узкой, на скамье неподалеку играл с кем-то в шахматы известный флорентийский гражданин и поэт Гвидо Кавальканти, уже упомянутый нами на первых страницах книги. Какой-то мальчик несколько раз подбегал к скамье за мячом, в один момент его толкнул в попытке перехватить мяч другой игрок, и первый толкнул Гвидо. Тот в бешенстве соскочил со скамьи, ударил мальчика, после этого снова сел за игру. Мальчик сказал про себя «Я тебе обязательно отомщу», потихоньку подкрался со спины игрока, стал стучать камнем, будто выпрямляя гвоздь. Делал это так долго, что игроки перестали обращать на стук внимание, и мальчик крепко прибил большим гвоздем край плаща Гвидо к скамье. Саккетти явно нравится шутка, он называет хитрость мальчика тонкой и вполне доволен, что ребенок посмеялся над столь известным человеком. И, кстати, попутно он выказывает свое неодобрение тому, как поступил с мальчиком взрослый. Заметим попутно, что в гуманистические педагогические программы игра в мяч войдет как один из способов физического развития школьников. В новеллах мы читаем о том, что подростки нередко помогали взрослым в розыгрышах, что называется, не моргнув глазом. Словом, так или иначе, входили через улицу и свою раннюю трудовую жизнь в мир взрослых.

1.2. Школа, программы, учителя, ученики: старое и ростки нового

Истоки городского школьного образования. Знания, спрос на которые, как уже стало понятно, начал неуклонно возрастать примерно за три столетия до интересующей нас эпохи, с середины XI в., легче всего можно было найти в городах. Встает вопрос, что же это за «места», где детей, прежде всего мальчиков, можно было выучить.

Здесь нам придется немного отойти от городской жизни, чтобы найти истоки – самые ранние школы в Италии Средневековья. После падения Западной Римской империи в крупных городах – в Риме, Равенне, Милане, Вероне, Павии, Неаполе – сохранялись прежние школы. Там учились дети местной знати.

Германцы, завоевавшие всю территорию империи, не интересовались античной культурой, они готовили из своих детей воинов, даже их королям не особенно были нужны люди «из своих», знавшие латинскую грамматику, риторику. Им хватало образованных «местных» – выпускников тех самых немногих школ, которые становились секретарями, чиновниками, советниками. В этих же школах обучались будущие епископы и другие важные лица церкви.

Но вот церковь как раз нуждалась в образованных людях, которые могли бы читать Библию, выбирать из нее нужные места для проповедей, вести на латинском языке службы, объяснять мирянам истины веры. И тогда основатели монастырей, как правило очень образованные люди римского происхождения, записали в свои уставы важное «послушание» – переписывание книг и собирание рукописей. В таких монастырях начали обучать грамоте монахов, при них же возникали школы. В основном там учились будущие монахи. Среди их «послушаний» были не только молитвы по часам и физический труд в поле, на винограднике, оливковой плантации, в саду, на огороде или скотном дворе, но и переписывание церковных текстов. Для этого монах должен был хорошо понимать текст, в том числе важные рассуждения церковных авторов, Библию, т. е. знать латинский язык. Монахи с художественными талантами еще и украшали такие книги буквицами и миниатюрами. Рисунки сопровождали соответствующие тексты, то есть эти художники должны были хорошо понимать их. До нашего времени дошли манускрипты, созданные в таких монастырских мастерских-скрипториях. Чаще всего это Евангелия, подарочные экземпляры. Их изготавливали по заказам епископов или королей. Книги поражают красотой миниатюр, символикой, каллиграфией. Монахи очень боялись допустить ошибку, пропустить букву, потому что думали, что за это будут нести посмертное наказание.

Из таких рукописных книг в монастырях постепенно складывались библиотеки. Одним из самых ранних и знаменитых стал монастырь в Монтекассино, что примерно в 100 км от Рима. Он был основан в VI в., со временем превратился в центр учености и оставался им – в области богословских наук – несколько веков, почти до эпохи Возрождения. Школы для детей мирян возникали при крупных соборах, которые строились в тех городах, где еще шла какая-то жизнь. Они так и назывались – соборные или епископские, поскольку ответственность за них несли церковные иерархи, епископы.

В последующие века именно монастыри оставались главным местом, где можно было найти образованных людей, светские школы практически исчезли, однако все-таки существовали учебники – как позднего римского времени, так и более новые, написанные самими монахами, сохранялись и передавались также некоторые традиции преподавания. Так или иначе именно в раннее Средневековье возникли разного типа школы, которые потом будут открыты и в городах; правда, постепенно они уступят место новой школе. Оживление «школьной» жизни начинается, как и в целом в городской активности, в первой половине XI в.

С этого времени в городах можно найти школы всех названных типов. В городах, как мы видели, было немало монастырей, при которых действовали небольшие школы. В них было чему учиться, если в семье горожанина, городского дворянина кто-то из мальчиков чувствовал в себе стремление отдать силы служению Богу, или того хотели его родители. А в женских монастырях учили девочек, чьи родители не могли обеспечить приданое. Конечно, там со времен раннего Средневековья учили латинскому языку, прежде всего, чтобы читать и понимать Священное Писание. По поручению папы Дамасия знаменитый Иероним (ок. 340–420), великий знаток тогдашних языков и истории, автор многих трудов на христианские темы, перевел с древнееврейского Ветхий Завет, а также уточнил и отредактировал латинский перевод Нового Завета с греческого. Его признали святым за подвиг перевода Священного Писания, а сам перевод использовали во всей Европе вплоть до XVIII в. Назвали его «Вульгата», т. е. текст на «народном» языке, которым в его время был именно латинский.

Латинская грамматика опиралась и на примеры из текстов светских авторов, т. е. на богатый и красивый язык великих римских ученых, писателей, поэтов, философов, ораторов.

Часто монастырь вырастал на краю города, он был обнесен стеной, как маленькая отдельная территория. За пределами этой стены монахи порою открывали свои «внешние» школы (лат. extra muros – за стенами), куда могли прийти все желающие. По уровню обучения это были начальные школы. Значительную часть программы там составляли церковные, христианские тексты; учиться нужно было усердно, и далеко не у каждого мальчика хватало сил. Школы при монастырях были бесплатными, но, возможно, где-то учителя и брали деньги. Правда, III Латеранский собор 1179 г. – съезд-совещание главных деятелей церкви для решения важных вопросов – постановил, чтобы в каждом церковном округе выделялись церковные доходы на содержание преподавателей, дабы те не брали платы с учеников. Но оставалась другая «беда» – далеко не все знания можно было приложить к повседневной деловой жизни города.

По мере развития городов и увеличения численности населения горожане строили свои соборы. При таких соборах довольно быстро возникали свои, соборные, школы, доступные для всех желающих; преподавали по большей части священники. Обучение в этих школах строилось на традиционных программах, схожих с монастырскими. Это была еще одна из возможностей, которой пользовались горожане не только в Средние века, но в эпоху Возрождения.

Обучение непосредственно в соборах само по себе воспитывало в детях большое чувство благочестия, которое поддерживалось и дома. Стенные фрески-росписи соборов, рельефы и скульптуры на порталах, фасадах и крышах церквей учили «читать по мрамору скорее, чем по книгам». Как пишет английский историк Г. Кенигсбергер, большинство духовных лиц и мирян получали удовольствие от мира образов, представленных в соборах, в котором присутствовали Христос и апостолы, святые и фантастические существа, ангелы и демоны, борющиеся за души в день Страшного суда, ученые и скромные труженики, ажурные цветы и листья, обвивающие колонны.

Городская жизнь, как мы уже знаем, настойчиво требовала грамотности от всех горожан, ведущих свое дело или торговлю, служивших в органах исполнительной власти города или судах. Это объясняет, почему ранние города-коммуны открывали собственные общественные школы, платили учителям из городской казны. Во времена Данте и Джотто, а затем Петрарки, Боккаччо и Саккетти публичных городских школ было в Италии уже немало. Хронист Виллани среди прочего приводит интересные данные о числе детей, которые ходили в разные школы во Флоренции. Его сведения относятся к 1338–1339 гг. Уже тогда город был большим, густонаселенным, Виллани пишет о 90 тыс. жителей. И в их числе, как он сообщает, очевидно, специально собрав данные или воспользовавшись какими-то городскими документами, «детей, умеющих читать, было восемь – десять тысяч. Мальчиков, изучавших в шести школах устный и письменный цифровой счет, насчитывалось тысяча – тысяча двести. В четырех больших школах грамматику и логику изучали пятьсот пятьдесят – шестьсот детей». Виллани приводит также немало интересных конкретных деталей относительно того, какие школы были в городах Италии, и как обстояло дело с грамотностью.

Итак, дети школьного возраста, которые научились читать дома с родителями или в начальных школах (о таких школах мы еще поговорим), – это каждый десятый житель города. Мы не знаем точно, какую часть среди всех горожан составляли дети, но помним, что семьи могли быть весьма многодетными. Получается, что в среднем во Флоренции в каждой семье хоть кто-то из детей, а возможно, и не один, умел читать. Скорее всего умели читать также их родители или родственники. Если это так, перед нами удивительный для Средневековья пример новых запросов и потребностей, связанных с образованием. Хотя бы на начальном уровне оно стало необходимым каждому горожанину. По крайней мере для того, кто уже не первый год жил в городе, имел какую-то профессию или свое дело, стал полноправным гражданином коммуны, планировал шаг за шагом делать жизнь семьи более стабильной. Это со всей очевидностью следует из «Книг о семье» Альберти, т. е. типично для времени второго поколения гуманистов-педагогов, но во многом и для первых гуманистов и предшественников. И чем дальше, тем активнее стремились горожане любого имущественного статуса учить детей в школах. Об этом свидетельствуют, например, налоговые списки Флоренции конца XV в., в которых записаны и граждане, не имеющие доходов; тем не менее и они посылали детей в школы.

Виллани рассказывает, где можно было продолжить обучение, начатое или в элементарной школе, или с учителем, или в семье, во всяком случае – мальчикам. Он называет школу счета, куда, по его данным, попадал уже только каждый десятый из научившихся читать и писать. Речь идет о школах, называвшихся «абак» («счет»), или школа алгоритмов. Здесь важно еще раз отметить: коммуна организует школы, и не одну, а шесть, скорее всего по одной в каждой из шести частей города, на которые он был разделен правительством, заботится уже об общественном месте для обучения детей.

Но ведь и это еще не все возможности. Виллани говорит о других четырех «больших» школах, где 500–600 молодых флорентийцев-подростков или молодых людей изучали грамматику и логику. Нетрудно определить, что, как и в школах счета, в каждой из «грамматических» школ одновременно училось больше ста детей.

Из многих свидетельств того времени нам известно, что существовали также частные школы, и было распространено частное учительство в семье. Не только в век Петрарки и Боккаччо, но и во времена гуманистов-педагогов состоятельная семья, правители приглашали учителей к себе в дом, где дети получали не только дошкольное, но все остальное образование.

Итак, мы застаем в интересующее нас время школы трех-четырех типов: общественные, или коммунальные; независимые, или частные; монастырские и соборные, или кафедральные.

Можно также выделить несколько уровней детского образования: семейное (дошкольное), как бы подготовительное, о котором мы пока еще не упоминали, первая ступень (начальное), вторая ступень, которая предполагала две «дороги»: это могла быть либо школа счета (абак), либо грамматическая школа. В частных школах эти ступени могли сочетаться.

В небольших городах имелись и другие варианты: например, начальные и грамматические школы были соединены, и учителя, начавшие обучать детей, продолжали им преподавать и в грамматической школе; в крупных городах, в той же Флоренции, как нам рассказал Виллани, школы были разделены. И не только там. В Милане, например, в конце XIII в. было 70 учителей начальных школ и 8 магистров грамматики. Само поименование «магистр» указывало, что учитель «прошел» университет и имеет ученое звание. Оно часто встречается в договорах с частными учителями. Иногда преподаванием, судя по договорам, занимались и доктора наук, т. е. люди, проучившиеся не меньше 6–7 лет, сдавшие сложные специальные экзамены и получавшие лицензию, т. е. право на преподавание.

Семь свободных искусств были стержнем средневекового образования. Как мы помним, они делились на тривиум («троепутье») и квадривиум («четверопутье»). Такое деление ввел философ и автор учебников Боэций, живший на рубеже V–VI вв., уже при германцах-остготах, завоевавших Италию. Кратко изложим, что под этим понималось и как толковалось в сочинениях ученых людей того времени. Это толкование не сильно менялось от века к веку, поэтому воспользуемся текстом, который составил не просто ученый, но практик, преподаватель в эпоху, положившую начало поступательному развитию культуры, на рубеже VIII–IX вв., его звали Рабан Мавр.

Итак, первое из свободных искусств – это грамматика, второе – риторика, третье – диалектика, четвертое – арифметика, пятое – геометрия, шестое – музыка, седьмое – астрономия. Первые три и есть тривиум, следующие четыре – квадривиум.

Начнем с грамматики. Ее назначение разъясняется так: грамматика есть наука толкования поэтов и историков и объяснение правильного письма и построения речи. Она есть начало и основа свободных искусств. Можно видеть, что в грамматику «входят» такие современные школьные предметы и науки, как литература и история; помимо того, изучение грамматики подразумевает обучение правильному письму (грамотности) и построению речи (синтаксису). Возможно, под построением речи понимались и элементы риторики.

Грамматику торжественно называли «школой Господней». Учителям меньше всего хотелось, чтобы в этом предмете видели «бездушную битву со словами», но уважали в ней «науку правильного говорения и опыт писания». Авторитет грамматики объясняется и тем, что она помогает понять священные книги, например их тропы66
  Тропы – слова и выражения, которые употребляются в переносном значении для большей выразительности, образности и т. д.


[Закрыть]. Ведь в Библии, сочинениях Отцов церкви много аллегорий, намеков, притч, т. е. коротких иносказательных рассказов.

Христианину важно знать и изучаемую в курсе грамматики метрику (стихотворные размеры). B Псалтири, Второзаконии, Книге пророка Исайи, а также Книгах Соломона и Иова встречаются самые разные размеры, и без их понимания невозможно красиво, правильно прочесть, по-настоящему глубоко понять эти тексты, проникнуться ими и их внутренней музыкальностью. Все названные составляющие мы увидим в учебниках грамматики, которые были в ходу на протяжении тысячи лет.

Риторика. О ней тоже идет интересное рассуждение с двух точек зрения – светской и церковной. Риторику с древности называли учением о хорошем изложении мыслей, например, в науках, государственных делах, речах, письмах. Это в обычной жизни. Но она нужна и в церкви. Ведь о чем бы проповедник, священник ни возвещал ясно и достойным образом, как бы связно и убедительно он ни говорил, все это он делает в соответствии с опытом в искусстве риторики. Так что риторика очень нужна, чтобы надлежащим образом подготовиться к донесению до прихожан слова Господня.

То, что именуется даром слова, или красноречием, – все это следует в подобающем возрасте изучать. Благодаря красноречию, с которым ведется повествование, человек, пока читает, проникается этими идеями; к этому добавляются также усердные упражнения в письменных и устных сочинениях.

Здесь мы ясно слышим голос учителя-монаха, священнослужителя. Он обращается главным образом к тем, кто готовит себя к служению церкви. В эпоху городов риторика очень понадобилась дипломатам, судьям, адвокатам, членам правительства, самим учителям. Конечно, она по-прежнему, если не больше, была нужна и священникам.

Диалектика. О ней все авторы говорят с большим уважением. Ее называют «наукой наук»: она учит учить, она учит учиться, в ней разум показывает себя. С помощью диалектики, как поясняют средневековые писатели, мы путем умозаключений познаем, кто мы такие и откуда мы; благодаря ей мы понимаем, что есть активное добро и что – пассивное; что есть творец и что – творение; через нее мы постигаем истину и отвергаем ложь.

С помощью этой науки мы тщательно исследуем любой вопрос и верно определяем, и разумно обсуждаем. Для освоения этой науки считались важными упражнения. Особо предостерегали авторы от ложных умозаключений, софизмов. Например, от такого: некто заявил своему собеседнику: «Чем я являюсь, ты не являешься». И тот согласился. Тогда говоривший добавил: «Но я человек». Когда слушающий подтвердил это, говорящий заключил: «Следовательно, ты человеком не являешься». Комментарий такой: первый был хитер, а второй простодушен. Из ложной посылки следует ложное умозаключение.

Можно видеть, что все три гуманитарные науки так или иначе связаны между собой, в том числе и через учебники, тексты. Риторика изучалась на примере латинских и библейских авторов, диалектика имела в основе учение Аристотеля, с которым тоже можно было познакомиться в латинских переводах.

Как же растолковываются «науки» квадривиума? Рассуждения начинаются с понятия «математика». Математикой средневековые авторы обобщенно называют все предметы квадривиума, считая, что их объединяет важный признак: это теоретические науки, которые изучают абстрактные величины. Затем по очереди объясняется, что же представляет собой каждый из названных «предметов».

Сначала общий тезис: арифметика есть наука чисел. Потом обязательно раскрывается, откуда, если следовать Библии, она «произошла»: Иосиф, ученейший еврейский муж, в девятой главе первой книги Древностей говорит, что сначала Авраам передал арифметику и астрономию египтянам; получив эти зерна знания, они, люди острейшего ума, взрастили у себя и другие науки. Даны и конкретные пояснения: любое число определяется собственными признаками, так что никакое из них не может быть равно какому-нибудь другому. Следовательно, они и не равны между собой и различны, и любые отдельные числа различны, и любые отдельные ограниченны, и все неограниченны.

Есть и такие суждения: Бог создал свои творения за 6 дней, число 6 совершенно. Даже если бы этих творений не было, оно все равно было бы совершенно; если же оно не было бы совершенным, то они, в соответствии с ним, также не были бы совершенны. В Средние века было очень важно объяснить символически все «числа» Библии, этому уделялось большое внимание. Поэтому столь необходимым для понимания Священного Писания было изучение математики. Считалось, что при усердии можно изучить эту науку; а освоив, легче понять тайные числа в божественных книгах.

Как видим, обоснование важности арифметики проистекает из нужд чтения и понимания Библии. Практическая составляющая черпалась из учебников поздней Античности, как и в гуманитарном цикле. Здесь главным автором стал Боэций, которого называют «последним римлянином» и одновременно «отцом Средневековья». До нашего времени дошли два из четырех его трактатов по школьным дисциплинам: «Наставления к арифметике» и «Наставления к музыке».

Геометрия. Эту науку определяли как созерцательное описание форм. Тот же Рабан Мавр обращается к великолепному примеру: Священное Божество, т. е. Бог-Отец, является геометром, так как он придал своему творению разные обличия и формы, он определяет священной силой бег звезд и заставляет все движущееся перемещаться по установленным линиям, он утверждает в определенном положении все находящееся в покое. Ведь все, что правильно распределяется и располагается, может быть обязано этими качествами данной науке.

Затем Рабан Мавр переходит к «мирским» примерам из истории. Геометрия на латыни означает «измерение земли» и определяется следующим образом: геометрия – это наука неподвижной величины и форм. С помощью этой науки, как говорят, впервые были распределены владения в Египте, а учителя этой науки прежде назывались землемерами. Затем на основании исчисления фаз луны разделили годичный цикл, откуда возникло и само понятие месяцев, которыми измеряется год. После того принялись выяснять, на каком расстоянии от земли находится Луна, а от Луны – само Солнце, и каково расстояние до вершины неба. Потом, как сообщается, были приблизительно определены и размеры всей земли.

Так получилось, что и сама наука получила название «геометрия» – «измерение земли». Эта наука применяется при строительстве и походной палатки, и храма, когда используются линейные меры, круги, сферы, полусферы, квадраты и другие фигуры.

Музыка. Пожалуй, самое неожиданное для сегодняшнего дня определение было дано этой дисциплине. Средневековые авторы объясняют, что музыка – наука о прикладных числах, тех, что обретаются в звуках: как двойное, тройное, четверное, и тех, которые соответствующим образом воспроизводятся.

А дальше идет просто гимн этой науке: (1) с ее помощью мы не только читаем и поем в церкви, но и исполняем все богослужения по установленному обряду; (2) все, что мы произносим, или все, что движется внутри нас, в соответствии с пульсированием наших сосудов согласовано музыкальными ритмами с совершенством гармонии; (3) небо и земля и все, что на них происходит высшим соизволением, связано с музыкой; (4) она глубоко пронизывает и христианское вероучение; вот почему незнание законов музыки оставляет для нас в нем многое скрытым, тайным. Мы находим и число, и музыку, с почетом упоминаемые во многих местах Священного Писания.

Превосходный учебник по музыке создал Боэций. По нему учились и в Средневековье, и в эпоху Возрождения. Более того, студенты в Оксфорде учились даже в XVIII в. Перед нами, возможно, самый «долговечный» учебник в истории.

Астрономия. Этот предмет потребовал тоже больших комментариев. Слово, как поясняют авторы, означает «закон звезд», так как последние не могут ни существовать, ни двигаться иначе, как в том порядке, в котором их расположил Создатель, – кроме тех случаев, когда случайно, вследствие какого-то чуда, по Божественному суждению, они перемещаются. Так, например, мы читаем, что Иисус Навин приказал в Гаваоне солнцу остановиться (Библия, Иис. Н. 10).

Другими словами, астрономия это наука, которая (1) созерцает бег небесных светил, постигает пытливым разумом внешний облик планет самих по себе и в сравнении с землей; (2) изучает вращение небесного свода, восход, заход и движение небесных светил или почему они так называются.

Кратко обобщим, вслед за одним из современных авторов, суть наук-предметов. Грамматика являла собой основание познания, включала изучение алфавита (произношение и написание), частей речи, а также науку толкования содержания и форм литературных произведений. Диалектика (логика) содержала изложение системы категорий древнегреческого философа Аристотеля, давала наставления в искусстве построения доказательств, ведении диспута, сообщала сведения формально-логического характера. Риторика предполагала обучение словесности в ее практическом применении, искусству красноречия, составлению стихов и прозы, включала элементы права. Арифметика была наукой о числовых началах, лежащих в основе мира, пропорциях, определяющих мировую гармонию и все ее проявления, включала аллегорические толкования чисел и пропорций. Геометрия излагала, как правило, «Начала» Евклида, а также основы географии, иногда медицины, химии, минералогии. Музыка представляла собой сложный теоретический предмет, не предполагавший реального музицирования. Она во многом сближалась с арифметикой, особенно в тех аспектах, которые касались интерпретации мировой гармонии. Астрономия давала представление о строении неба, часто не отграничивалась от астрологии. Изучение семи свободных искусств должно было подводить к восприятию высшей мудрости – философии, а в Средние века – теологии.