Текст книги "Счастливая девочка"

Эллочка плакала

Эллочка сидит на корзинке и плачет. Опустила голову и тихо плачет. Анночка сидит на сундуке и тоже плачет. Бабуся с Мамочкой вышли из комнаты. Я сижу на полу около Эллочки, и у меня в груди что-то – тук-тук-тук. Я думаю, что делать, как наказать эту чертовку Маленькую Нинку – Бабуся не разрешает нам говорить про чёрта, но мы всё равно называем Маленькую Нинку «чертовкой», когда Бабуси нет. И я придумала, как наказать Маленькую Нинку! Я тогда глажу Эллочку по руке и говорю: «Эллочка, всё будет хорошо!» Она поднимает голову – мне трудно смотреть ей в глаза, потому что я не привыкла, что она плачет, она очень редко плачет, и она вдруг улыбается немножко, и мне кажется, что она на Мамочку стала похожа, улыбается и плачет! Очень трудно смотреть! И я опять говорю: «Эллочка, всё будет хорошо – вот ты увидишь, как я её накажу!» Эллочка опять мне улыбается и опускает голову.

Сегодня днём Маленькая Нинка какую-то гадость сделала и сказала Даше, что это Эллочка сделала. А Эллочка этого, конечно, не делала! А эта чертовка Нинка всегда так – что-нибудь плохое сделает, а потом пищит: это не я, это не я! Она очень глупая, но очень хитрая – я не понимаю, как такая глупая может быть такой хитрой? Она очень хитрая и очень плохая! Вечером Мамочка пришла с работы, её зовёт тётка Нинка, они говорят-разговаривают, Мамочка зовёт Эллочку, и они уходят все в комнату к тётке Нинке. Потом Эллочка приходит, садится на корзинку и плачет. Приходит Бабуся. Она очень грустная, руки к щекам прижала и просит Эллочку:

– Деточка, милая моя деточка, не плачь, личико мое ненаглядное!

Эллочка тихо говорит:

– Мама мне не поверила и заставила меня извиниться перед тётей Ниной, а я ни в чём не виновата!

Ух, думаю, Нинка-чертовка, завтра ты будешь плакать и визжать!

Я открываю глаза – утро. Анночка сидит рядом на сундуке и смотрит на меня. Я спрашиваю:

– Ну что?

Анночка говорит:

– Все ушли.

Я слезаю с сундука, одеваюсь – умываться некогда – и говорю Анночке строго:

– Сиди вот так и никуда не выходи!

– Хорошо! – Анночка немножко думает и спрашивает: – А почему?

– Сейчас в прихожей, – объясняю я, – буду Нинку бить.

– Да-а?! – радуется Анночка.

– Да, – говорю, – сиди и никуда не выходи!

Анночка смеётся и кивает головой. Я тихо выхожу из комнаты, тихо закрываю дверь, тихо подхожу к вешалке около комнаты тётки Нинки, раздвигаю пальто, прижимаюсь к стенке и этими же пальто закрываюсь. Стою и жду! Жду, жду – и вот Даша с Нинкой выходят из комнаты в прихожую. Даша идёт на кухню, а Нинка ходит по прихожей, бормочет что-то. Ей почти три года, но она такая глупая, что с ней даже поговорить ни о чем нельзя.

Я пальто немножко раздвинула и вижу: Даша уже ушла на кухню. Тогда я выбегаю из-за пальто, толкаю Нинку на пол, сажусь на неё и бью её кулаками по плечам, по груди. Она так удивилась, испугалась, что очень тихо скулит и лежит, как будто она кукла. Я бью её изо всех сил, но она толстая, и мне кажется, что ей не больно. Я не знаю, что делать, как побить её посильнее! Двумя руками хватаю её за волосы – они скользкие и их очень мало, но я крепко держу её за волосы и ударяю головой об пол – такой звук сильный получился: БУ-УМ! Она как заорёт! Я обрадовалась – вот как надо бить! И я начинаю стучать её головой об пол: БУМ-БУМ-БУМ! Она визжит и орёт.

– Будешь знать, будешь знать, как врать! – Я кричу ещё громче неё, у меня громкий голос, у нас дома у всех громкие голоса. Приходит Даша и говорит:

– Ну хватит, хватит!

Я ещё несколько раз ударяю Нинку об пол. Даша берёт меня под мышки, поднимает над Нинкой и ставит у наших дверей. А эта дура валяется на полу, визжит и плачет. Я открываю дверь, вхожу в нашу комнату и закрываю дверь. Анночка сидит на сундуке и смотрит на меня большими-большими глазами.

– Ну как? – спрашивает.

– Побила, – говорю.

– Она очень кричала, – радуется Анночка.

– Завтра опять буду бить, – говорю, – сразу головой об пол, а то бью, бью – а ей не больно!

– А Даша? – Анночка пугается. – Вдруг она тебя ударит?

– Не ударит, – говорю. – Ну… я увижу, как она пойдёт из кухни, и… убегу сюда – здесь ещё раньше окно откроем, я быстро вылезу на улицу!

Открываю глаза – утро. На меня Анночка смотрит.

– Доброе утро! – говорит Анночка.

– Доброе утро! – Я смеюсь и щекочу её, она хохочет. Я всё помню, что должна делать. Быстро слезаю с сундука, ноги в тапочки – и бегу к окну, открываю его широко-широко. Потом думаю: а что, если я не успею вылезти в окно? И придумала. Говорю Анночке:

– Если я не успею вылезти, я за дверью спрячусь! А ты, когда Даша войдет, покажи ей на окно и скажи: «Ниночка в окно вылезла!»

– Да-да. – Анночка кивает головой и радуется.

Я быстро одеваюсь и тихонько выглядываю в прихожую – там никого нет, и голосов с кухни не слышно, значит, они у себя в комнате. Я опять очень тихо прячусь в пальто на их вешалке. И жду. Жду-жду – они не идут. Но мне не трудно ждать, потому что я думаю только о том, как я буду бить Нинку! Жду! Жду! И они выходят. Даша идёт на кухню, а Нинка ходит по прихожей. Когда Даши уже не видно из моей щёлочки – значит, она уже на кухне, – я выскакиваю из-за пальто, валю Нинку на пол, хватаю за волосы и стучу головой об пол: БУМ-БУМ-БУМ! Она как завопит! Я тогда быстро-быстро начинаю её стучать об пол и сбоку вижу, как Даша с кухни идёт! Я вскакиваю, а Даша уже близко, я забегаю в нашу комнату, быстро дверь закрываю и залезаю под табуретку – она стоит у стены, если Даша дверь откроет, то дверь меня и табуретку закроет. Даша толкает дверь, дверь по табуретке стукает, а Нинка всё вопит! Даша сердито спрашивает у Анночки:

– А где Нина?!

– Ниночка в окно вылезла. – И Анночка показывает рукой на открытое окно, мне её видно, потому что дверь не всю табуретку закрыла.

Даша говорит:

– Да-а! – уходит и дверь закрывает.

Я немножко жду, слушаю, слышу: хлопнула дверь в их комнату. Тогда я вылезаю из-под табуретки. Анночка радуется! Когда я была маленькая – давно, в Москве, – я думала, что счёт – это кубики, и умела считать до двух – это было два кубика! А сейчас мне скоро будет пять лет, я большая, умею считать до ста. Я Нинку побила два раза, а завтра буду бить третий!

Открываю глаза – утро. На меня Анночка смотрит, и мы хором говорим: «Доброе утро!» – и хохочем. Слезаю с сундука, ноги в тапочки – открываю окно, одеваюсь. Смотрю на Анночку – у неё глаза большие, большие и голубые. Я говорю ей:

– Сиди!

Она кивает головой. Я опять выглядываю в прихожую, выхожу, тихо прячусь среди пальто и жду! Жду, жду – их нет. Я думаю: третий раз уже здесь жду Нинку, неужели они обе такие глупые, неужели они не помнят, где я прячусь и что я буду сейчас Нинку бить?! Думаю: ведь ноги у меня видны, их пальто не закрывает? Нет! Даша очень высокая, а Нинка очень глупая, они опять ничего не заметят. Жду! Очень долго жду – они не идут. Я всё равно буду ждать, когда-нибудь они выйдут! И они выходят, и, как только Даши не видно, я выскакиваю из-под пальто, толкаю Нинку на пол, сажусь на неё, хватаю за волосы и быстробыстро стучу об пол: БУМ-БУМ-БУМ – и кричу:

– Не будешь врать! Не будешь врать! Не будешь врать!

Нинка очень сильно вопит, я вижу, что бежит Даша, сразу вскакиваю, очень быстро бегу в комнату к окну – а Нинка всё кричит, – быстро вылезаю из окна и иду к Уралмашу. Погуляю! Вчера, когда мы гуляли с Бабусей, из Уралмаша выехал паровоз, очень красивый!

Вечером, когда Мамочка пришла с работы, её кто-то позвал, она ушла, потом пришла и говорит:

– Нинуша, мне надо с тобой поговорить.

Мы с ней сели за стол – у нас теперь есть стол из досок, правда, его нельзя гладить, потому что он весь в занозах! Нам ещё сделали две табуретки и скамейку, днём мы на ней сидим, когда едим или вообще, когда нам хочется, а ночью на ней Мамочка спит. Мы сидим с Мамочкой за столом, и она мне говорит:

– Нинуша, я прошу тебя, не бей больше Маленькую Нину!

– Почему?!

– Во-первых, она маленькая, она младше тебя.

– Бабуся сказала, что она в два раза толще!

– Но ведь мы с тобой давно договорились, что драться очень плохо. Можно только защищаться или защищать кого-то.

– Мамочка! Маленькая Нинка очень плохая! Она…

– Я знаю, за что ты её бьешь, но пойми, Нинуша, во всем виновата я!

– Ты-ы? Почему?

– Я не поверила Эллочке, а поверила Нине… то есть тёте Нине. Вчера я перед Эллочкой извинилась, она меня извинила и больше не расстраивается. Не будешь Нину бить? – спрашивает Мамочка.

– Не буду, – говорю, хотя не понимаю, в чём Мамочка виновата, если во всем виновата Маленькая Нинка?

– Договорились! – И Мамочка меня обнимает, мне так хорошо, когда она меня обнимает, но она сейчас очень мало бывает дома – она всё время работает.

Мы ложимся спать, Бабуся, Анночка и я – на сундуке, Мамочка – на скамейке, Эллочка – на корзинке. Бабуся сегодня сказала, что скоро Эллочке сделают кровать, её будут звать «топчан».

Я Эллочку люблю.

Красные ягоды

Смотрю в окно – выпал снег, красиво! Бабуся говорит, что снег выпал рано, и мы сейчас пойдём гулять «по первому снегу». Бабуся, Анночка и я! Мамочка на работе, а Эллочка в музыкальной школе. Мамочка сказала, что Эллочка – необыкновенный ребёнок, она поступила в музыкальную школу, а у нас ведь здесь нет рояля! И она каждый день встаёт «полседьмого», бежит в музыкальную школу и играет там на рояле с «семи до восьми», потому что школа ещё не работает и сторож пускает Эллочку учить рояльные уроки. Я тоже думаю, что она необыкновенная, потому что я просыпаюсь, когда уже все давно проснулись, и не понимаю, как можно проснуться так рано, как Эллочка?

Мы вышли на улицу. Там очень красиво – внизу снег, и снег немножко сыплется сверху. На улице никого нет, я оборачиваюсь и вижу, где мы шли по снегу. Когда гуляешь, есть не так хочется, а иногда я совсем забываю про еду!

Мы идём, идём – и вдруг я вижу мужчину, он подходит всё ближе и ближе, на нём синий короткий халат, на голове маленькая красивая шапочка, голая грудь, голые ноги и какие-то, вроде, тапочки. Он смотрит на Анночку и улыбается – все улыбаются, когда смотрят на Анночку, потому что она – ангел! Он останавливается перед нами, мы тоже останавливаемся, он наклоняет голову и как-то странно делает руками: сначала свое лицо погладил, потом на груди руки сжал. Бабуся тоже наклоняет голову, он улыбается мне, я тоже ему улыбаюсь. Потом он сует руку в карман халата, что-то оттуда достает, садится на корточки, протягивает руку Анночке и раскрывает её – на ладони лежат красные ягоды, я понимаю: он хочет дать их Анночке. Но Анночка пугается и не протягивает руку.

– Анночка, протяни руки, – говорит Бабуся. Анночка протягивает, Бабуся ей делает руки ладошками вверх, мужчина сыплет ей в руки ягоды, но Анночка разводит руки, и все ягоды падают в снег. Я расстраиваюсь и сержусь – он хотел Анночке ягоды подарить, а она? Зачем руки развела? И теперь ягоды на снегу! Бабуся говорит:

– Ну что же ты, деточка!

Я смотрю на него, а он не расстроился, улыбается, опять достает что-то из кармана и протягивает Анночке. Бабуся говорит:

– Деточка, держи руки вместе! – И её ладошки прижимает одну к другой.

Он опять насыпает ей в руки красные ягоды – она их держит, он смеётся, поднимается. Он высокий, глаза чёрные-чёрные, волосы чёрные – он красивый, весёлый и хороший! Но почему он так одет, как будто сейчас лето?

– Спасибо! – говорит Бабуся.

– Спасибо! – говорю я. Анночка молчит.

– Деточка, скажи «Спасибо!» – говорит Бабуся.

Анночка тихо-тихо говорит: «Спасибо!» Он опять странно делает руками, улыбается и наклоняет голову. Бабуся тоже ему улыбается и наклоняет голову, а я поднимаю голову, улыбаюсь ему. Я думаю: он очень хороший! Он уходит. Бабуся берёт ягоды из Анночкиных рук, кладёт ей в карман, и мы идём к Уралмашу – дальше гулять.

Я спрашиваю:

– Бабуся, а почему он так одет?

– Он из Средней Азии, – отвечает она.

– Но ведь сейчас холодно, – говорю, – и к нему придёт воспаление лёгких, если он будет так ходить! Мы одеты тепло, а он – холодно!

– Да, – говорит Бабуся, – он очень легко одет, совсем не для зимы!

Мы ужинаем. Я пью чай маленькими глотками и хлеб откусываю совсем маленькими кусочками – меня Эллочка научила, она говорит, что так получается, как будто больше съела. Кусок хлеба один и маленький, а когда так кусаешь и медленно ешь, получается, что и хлеба больше! Я всегда теперь так делаю, и мне кажется, что я уже поела. Вдруг вспомнила красные ягоды на снегу. Он очень хороший, но почему у него так мало одежды?

Мамочка сегодня раньше пришла с работы, а то мы часто ложимся спать, а её ещё нет. Они стоят с Бабусей у окна и тихо разговаривают. И я слышу: «…И все так одеты?.. Неужели целый вагон?! Соседка видела… Скоро начнутся настоящие морозы… В первый же день замёрзнут… Ведь привезли из такой тёплой страны и… Ужас… Даже не верится…»

Они ещё что-то говорят, я не слышу, но вдруг думаю: неужели этот человек с красными ягодами, такой хороший, добрый, красивый – неужели он замёрзнет, когда начнутся морозы?! Он замёрзнет… И что тогда с ним будет?! Бабушка смотрит на меня, Мамочка кивает, и я опять их лучше слышу. Бабуся говорит:

– Наверное, они здесь ненадолго!

– Конечно, – говорит Мамочка, – их ещё до морозов увезут домой, обязательно увезут!

Дальше я не слышу и радуюсь: значит, он скоро уедет домой, в «тёплую страну», и ему там будет тепло!

Володия

Я с Бабушкой в нашей комнате, на столе на газете чистим гнилую картошку. Бабушка недавно сказала, что мы «голодаем», и стала ходить куда-то «на пару часов» – там она разбирает картошку и потом ей дают за это гнилой картошки и немножко не очень хорошей. Дома я помогаю ей это почистить, чтобы вынуть оттуда «все хорошее» и отобрать не очень плохую кожуру. Потом Бабушка моет то, что мы отобрали, что-то ещё с этим делает – и жарит из этого лепёшки. Лепёшки противные и очень невкусные, но мы их едим. Все, кроме Анночки – у неё не получается, всё выходит обратно! У Мамочки тоже иногда не получается, а у меня, Бабушки и Эллочки – у нас получается.

Мне совсем скоро будет пять лет, а Эллочке будет восемь – мы с ней уже большие, она часто теперь вместо Бабушки ходит «отоваривать» карточки. Но, кроме хлебных карточек, сейчас почему-то ничего не «отоваривается». Поэтому, говорит Бабушка, обязательно надо есть эти лепёшки. Бабуся меня хвалит и говорит, что я хорошо ей помогаю, хорошо чищу – я рада!

Вдруг кто-то сильно открывает входную дверь, потом очень сильно открывает нашу – в комнату как будто входит, как будто падает женщина в пальто, она странно держит Эллочку – за пальто и за плечи, кричит и кулаком машет. Бабушка охает, хватает Эллочку, а Эллочка стоит и в разные стороны наклоняется! Бабушка с неё снимает пальто, туфли, быстро ведёт к кровати, кладёт на кровать прямо в платье и одеялом закрывает. Эллочка под одеялом немножко трясётся, у неё странные глаза и странное лицо! А женщина кричит, кулаком машет. Я сначала думала, что она просто кричит и кулаком машет, а теперь понимаю, что она что-то говорит, но я не понимаю что. Я тогда вся застыла, смотрю-смотрю только ей в глаза и понимаю, что она кричит:

– …И как все закричат: «Девочка упала! Девочка упала! Обморок!» Я обернулась, смотрю – она ещё далеко от прилавка, на полу лежит, серая, зелёная, глаза закатились, а в кулачке-то карточки зажала, сразу видно – кар-точ-ки! Я к ней подбежала, карточки у неё из кулака вытащила – вот так до сих пор и держу! Суета начнётся, и что?! Первое дело – карточки украдут! Ну я их держу! Воду принесли, ещё что-то, в чувство её привели, подняли. Я спрашиваю: живешь-то где? Она сказала. Вот привела! А вот карточки! А то что – украдут, и все, так и помереть недолго!!!

Она вынимает из своего кулака карточки и отдаёт Бабусе. Бабуся прижимает руки с карточками к груди и говорит:

– Спасибо вам большое, спа-си-бо!

– Да ладно! – Женщина машет рукой, выходит, Бабушка за ней.

Я смотрю на Эллочку – она уже не трясётся. Но лицо у неё не такое, как у неё, а какое-то другое! Я хочу у неё что-нибудь спросить, но ничего не получается. Приходит Бабушка, приносит стакан воды, что-то туда наливает, сыпет, к Эллочке подходит со стаканом и говорит:

– Пей, деточка, пей, моя родная, горячий, сладкий – тебе сразу станет лучше!

Эллочка садится, пьёт, опять ложится. Я смотрю – у неё лицо стало совсем как всегда. Я спрашиваю:

– Бабуся, а почему Эллочка в магазине упала?

– От голода, – говорит Бабушка.

Я думаю-думаю и не понимаю, как можно упасть от голода?!

Вечером сидим за столом. Сейчас на улице очень много темноты, и у нас две свечки горят! Бабушка нам читает второй раз «Как Братец Кролик победил Льва» – очень хорошая книжка, там много разных сказок, нам с Анночкой больше всего нравится про «жену Форомбиана», мы в неё иногда играем. Я смотрю на Бабушку через свечку. Бабушка то расплывается, то вся блестит, то лучи идут разноцветные. Протягиваю руку к свечке – капли горячие, но я терплю, они мне капают в руку, когда набирается побольше, я сразу в рот – и жую! Бабушка говорит:

– Деточка, только не глотай! – Она уже сколько раз мне так говорит.

– Ну, Бабушка, – говорю, – я же не маленькая, я знаю, что нельзя глотать!

Мамочка пришла с работы, всех нас гладит, улыбается, говорит Бабушке:

– Мамочка, не вставай, я сама чайник принесу!

Берет Анночку на руки и уходит на кухню – и дверь немножко не закрыла. Я сразу бегу и закрываю дверь, потому что из кухни идёт такой вкусный запах еды – тётка Нинка что-то готовит, и от этого запаха сразу очень хочется есть! Раньше я иногда стояла в прихожей и нюхала вкусный запах еды из кухни, я думала, что от этого меньше есть хочется. Как-то я стояла, нюхала еду, и мне так сильно захотелось есть, что я даже стала подпрыгивать и бегать по прихожей, чтобы забыть про еду. Тогда я пошла в нашу комнату, подумала и придумала: не надо нюхать вкусную еду – только хуже будет! И теперь я больше не нюхаю и Анночке сказала, чтобы не нюхала!

Открывается дверь, Мамочка стоит, в одной руке чайник, в другой – Анночка. У Анночки радостные глаза, она смеётся и кричит:

– Тётка Нинка дала мне володию, а я не сказала «спасибо»!

Мамочка ногой закрывает дверь, ставит чайник на стол и сажает Анночку на сундук. Я ничего не понимаю, что такое «володия», и вообще, что случилось? Мамочка рассказывает:

– Пришли мы с Анночкой на кухню – там Нина, ну… тётя Нина печёт оладьи, видит Анночку у меня на руках, берёт с тарелки, где уже испечённые оладьи, одну, Анночке протягивает и говорит: «Попробуй, это очень вкусно!» Анночка берёт оладью и быстро её съедает. Я говорю: «Анночка, надо сказать „спасибо“. Она молчит! Я повторяю: „Спасибо“ надо сказать!» Пять минут просила – молчит… и улыбается!

Теперь я понимаю, что случилось, и думаю: Анка молодец!

И говорю ей:

– Молодец!

Смотрю на Эллочку – она немножко хмурится, смотрю на Бабусю – она руки к щекам прижала, головой качает, значит, она расстроилась, смотрю на Мамочку – она налила в стакан горячей воды и непонятно куда смотрит, лицо грустное. Смотрю на Анночку – она радуется! Я тоже радуюсь! Я думаю: лучше, конечно, было не брать оладью у этой чертовки тётки Нинки, но понимаю, что нельзя было ей не взять эту оладью.

Она молодец, что не сказала «спасибо»! Молодец!!!

Фокусы

Открывается дверь в комнату, в дверях стоит Папа в шляпе и в пальто! Я его не забыла и сразу узнала. Никто не знал, что он приедет, а он приехал! Я обрадовалась, потому что Мамочка теперь не будет грустной, я несколько раз слышала, как она спрашивала у Бабушки: «Мамочка! Почему письма нет так долго? Уже несколько месяцев прошло, и я ничего о нём не знаю!» А Бабушка ей говорила: «Вавочка! Война! Письма быстро идти не могут, да и вообще письмо может пропасть!» И недавно вечером, когда Мамочка уже была дома, кто-то пришёл и сказал, что приехал поезд из Москвы, но он какой-то необычный. Мамочка быстро оделась и убежала. Я залезла на сундук и стала смотреть наши книжки. Потом мы пили горячую воду с противными лепёшками, и ещё был кусок хлеба, очень вкусный! Пришла Мамочка. Бабушка её сразу обняла и говорит: «Вавочка, милая! Он приедет! Он обязательно приедет!» А Мамочка говорит другим голосом: «Я бежала по всему поезду и звала его, но его нигде не было. Все сидели неподвижно, как будто они окоченели, в туфлях и лёгких пальто. А я всё звала и звала! И мне показалось, что это были вагоны метро!»

И вот Папа приехал – всё хорошо! Папа сказал, что у нас здесь, в «эвакуации», плохо с «электричеством», и он сейчас всё это наладит! И он сделал нам несколько маленьких электрических лампочек на длинной линейке, и линейка привинчивается к тяжёлой небольшой коробке без крышки. Папа сказал, что это «аккумуляторная батарея», и кто-то сразу назвал это «жираф». Папа сделал три «жирафа» с одной шеей и один с двумя шеями – у него две линейки, две лампочки и две батареи, батареи он завязал проводом и сказал, что теперь у нас будет «сносно». И на каждом «жирафе» есть включатель! Папа сказал, что приехал на два дня. Сейчас уже второй день. Мамочка на работе, Бабушка на кухне, мы втроём сидим за столом на лавке, а Папа напротив нас на табуретке. Он с Эллочкой уже долго о чём-то разговаривает, а мы с Анночкой на него глядим. Вдруг он говорит:

– Хотите, я вам фокус покажу?

– Хотим! – кричим мы.

– Вот смотрите. – И Папа ставит локоть на стол, делает прямую ладонь и растопыривает пальцы. И спрашивает: – Сколько пальцев у меня на руке? – Эллочка делает тонкие глаза, а мы с Анночкой хором говорим: «Пять!» – Так, – радуется Папа, – а теперь попробуем большой палец открутить! Анка охает, а я очень удивляюсь, неужели он может палец открутить?! Папа берёт большой палец в кулак второй рукой, крутит его, дёргает и при этом всё время говорит: «Трудно сегодня открутить… Да-а, что-то он сегодня плохо откручивается… Сейчас в эту сторону… А сейчас сильно дёрну!» Он дёргает второй рукой – и у него на первой руке четыре пальца! Анка рот раскрыла и не закрывает, Эллочка пожимает плечами, а я так радуюсь, ведь это волшебство! Но мне очень интересно, куда делся большой палец?

Я спрашиваю:

– А большой палец где?

– Вот в этом кулаке! – Папа трясёт кулаком.

Я думаю: конечно, это волшебство, но мне не нравится долго смотреть на четыре пальца на руке. И я говорю:

– Папа, а можно его обратно прикрутить?

– Сейчас прикрутим, – говорит Папа, приставляет кулак к четырем пальцам, крутит, крутит, потом говорит: – Раз! – И палец на месте!

Мы с Анкой хохочем и хлопаем в ладоши, а Эллочка делает кривую голову – это значит, что она считает, что всё это очень глупо. А нам с Анночкой всё равно, и мы просим Папу опять открутить и привинтить палец. Папа то отвинтит, то приставит и прикрутит, и опять отвинтит, и опять привинтит! Мы хохочем, а Папа спрашивает:

– Хотите, я покажу вам другой фокус?

– Хотим! – кричим мы хором. Он вынимает из кармана штанов монетку и спрашивает у Анночки:

– Что это такое?

– Мо-нет-ка, – говорит Анночка.

– Правильно, – говорит Папа. – Какая она? – спрашивает он у меня.

– Жёлтая, – говорю.

– Верно, – улыбается Папа. – А из чего она сделана? – спрашивает он Эллочку.

– Она металлическая! – Эллочка пожимает плечами, она очень умная.

– Вот именно, металлическая, – радуется Папа. – Прекрасно, – говорит Папа, – берем эту жёлтую металлическую монету, кладем её сюда… – Он кладёт её прямо на середину ладони, сверху кладёт вторую ладонь и говорит: – А теперь мы вотрём эту жёлтую металлическую монету в ладонь! – И начинает тереть второй ладошкой по первой – голову вбок наклонил, трёт, трёт и говорит: – Хорошо сегодня втирается… Хорошо… немножко надо посильнее!

Я даже дыхание затаила – неужели вотрёт?! Но ведь палец-то он открутил, значит, и монетку сможет втереть!

– Совсем немножко осталось, – бормочет Папа, – так-так-так… – Вдруг он поднимает голову и смотрит на потолок – мы тоже все смотрим на потолок. Папа голову быстро опускает и говорит: – Всё! Втёрлась! – Руки разводит и показывает: монетки нет!

– Здорово! – кричу я.

– Как здорово! – кричит Анночка.

Эллочка хмурится. Я прошу:

– Папа, дай руку посмотреть! Папа протягивает мне руку, и я начинаю её мять и складывать, очень стараюсь, но монетки под кожей не чувствую.

– А где же монетка? – спрашиваю. – Она нигде здесь в ладошке не торчит.

– Ты её не почувствуешь – я очень глубоко её втёр, – объясняет Папа. И тут мне так захотелось самой монетку втереть. Я говорю:

– Папа, а я смогу монетку втереть? Папа немножко думает, потом говорит:

– Не знаю, надо посмотреть твою руку. – Берёт мою руку, смотрит на неё, в кулак сжимает, пальцами везде давит и говорит: – Нет, не сможешь, рука ещё очень маленькая! – Кладёт свою руку на стол, а на неё – мою. – Видишь, – говорит, – у меня рука большая – есть место для монетки, а у тебя маленькая – места для монетки нет!

– Да-а! – Я смотрю, рука у меня очень маленькая! Плохо! – А когда рука вырастет, – спрашиваю Папу, – я смогу монетку втереть?

– Конечно, – говорит Папа, – когда у тебя рука вырастет, ты… очень много сможешь сделать!

Анночка спрашивает:

– А я?

– И ты сможешь, – говорит Папа. Мы с Анкой очень довольны. У Эллочки тонкие глаза и совсем кривая голова. – Папа смотрит на неё и улыбается!