Текст книги "Герой из убежища"

Для того, чтобы было чисто, не обязательно напрягаться изо всех сил и вставать в неудобную для себя позу. Но у бабушки было другое мнение на этот счёт: если уборка не приносила нам страданий, если мы не обливались потом и не запыхались, значит, мы не достаточно тщательно работали. Бабушка была одной из тех людей, для которых соблюдение порядка в доме было смыслом жизни. Все её нравоучения, наставления и советы прямо или косвенно касались поддержания чистоты.

– А теперь на улицу выйди, на дороге возле дарвозы грязно. Что же такое, опять неправильно веник держит. Сто раз показала уже. Ну-ка, дай мне. Вот, вот так крепко держать надо. Я тебя сейчас на всю махаллю¹⁴ опозорю! Такая большая девочка подметать не умеет! Стыдоба какая!

Бабушка кричала на всю улицу. Игравшие недалеко дети исподтишка наблюдали за нами. Кто-то бросал на меня сочувственные взгляды, некоторые явно хотели более зрелищного представления и с нетерпением ждали, когда же бабушка меня ударит. Но бабушка, к счастью, не прибегала к насилию, по крайней мере в отношении нас с братом, надо отдать ей должное.

Мои мучения прервал приезд кенайи, жены Ахмад-тога, с детьми. Мои старшие двоюродные брат и сестры коротко поздоровались со мной и с вещами направились к дому. Младшая, Марьям, прижалась к своей матери и исподтишка смотрела на меня. За год она, возможно, забыла меня, поэтому не спешила приближаться ко мне. Кенайи, высокая крепкая женщина, выглядела уставшей. Она была одной из тех немногих родственников, кто всегда здоровался со мной не просто как с несмышленым ребёнком. Мне она нравилась, хотя негативные высказывания о ней мне приходилось слышать чаще, чем о других родственниках. По мнению семьи моей матери, кенайи вскружила голову перспективному, порядочному, образованному молодому человеку, коим был Ахмад-тога, и именно из-за неё дела моего дяди пошли под откос. Бабушка и её дочери не считали кенайи ровней Ахмад-тога, который отучился в Ташкенте и которого ждало светлое будущее, и возмущались по поводу их женитьбы, даже когда на свет появился их пятый ребёнок.

Бабушка не удосужилась ей даже улыбнуться. Обменявшись с кенайи парочкой фраз, она тут же начала перечислять, какую работу по дому необходимо выполнить. Кенайи и виду не подала, что ей было неприятно выслушивать прямые указания. Такое отношение к невестке в узбекской семье было в порядке вещей, и кенайи никак этому не сопротивлялась. Тем не менее, первым делом она подошла к своему старшему сыну и осведомилась о его делах.

Маленькая Марьям была такой же надоедливой капризной шалуньей, как Акбар. К счастью, она не донимала моего брата, но зато доставалось мне. Среди всех моих родственников она была моей единственной младшей двоюродной сестрой, но она не обращалась ко мне на вы, несмотря на мои протесты. Не прошло и десяти минут, как она удосужилась откопать мою куклу и присвоить её себе. Я приложила титанические усилия, что вернуть себе свою любимую игрушку. Марьям очень быстро привыкла ко мне и начала швырять в меня вещами. Её старшие братья и сестра были загружены работой, как и мой брат, поэтому отбиваться от хулиганки мне приходилось самостоятельно.

Хилола-опа становилась всё более взвинченной и рассеянной. Она была совсем юной, только окончившей школу девушкой. Мои пятнадцатилетние двоюродные сестры, крупные крепкие, выглядели старше неё, поэтому у малознакомых людей могли возникнуть сомнения относительно того, которая из девушек выходила замуж. Хилола-опа, несмотря на многочисленных помощников, была по горло загружена работой. С той самой ночи мне не удавалось поговорить с ней. Когда я хотела тайком выбраться из своей комнаты и пойти переночевать у тёти, моя мать останавливала меня и говорила, что не надо мешать Хилола-опа, у неё приближалось важное мероприятие и ей требовался качественный отдых наедине.

За день до свадьбы я проснулась до рассвета. Мать ещё крепко спала, и я тихо выбралась из комнаты. В доме стояла абсолютная тишина, лишь изредка нарушаемая криками петухов во дворе. Я старалась ходить как можно осторожнее, но ветхий пол предательски скрипел. К моему облегчению, когда я проходила мимо комнаты бабушки, доносился её громкий храп, поэтому её ругань я благополучно избежала. Дверь комнаты Хилола-опа была приоткрыта, и я увидела, что она не спала. Моя фея сидела на кровати с каким-то предметом в руках. Я вошла в комнату, она меня не замечала. Она подняла голову лишь тогда, когда я подошла к ней вплотную. По её прекрасному лицу текли струйки слёз.

– Хороший он был человек, твой дедушка, жаль, что ты так и не узнала его, – сказала Хилола-опа, показывая мне фотографию своего отца в раме.

Я в тысячный раз посмотрела на фотографию дедушки, которого не застала в живых. Он был запечатлён суровым, прямо как Джавдат-тога. Густые чёрные брови были нахмурены, тюбетейка скрывала наличие или отсутствие волос. Я пугалась его фотографий и не могла долго на них смотреть, но радовалась, что дочери моего дедушки были так привязаны к нему.

– Как же рано он ушёл от нас. Тяжёлая у него всё-таки была жизнь, совсем его изнурила. Старшим сыновьям не было до него дела, а младший… И всё равно несмотря на все невзгоды твой дедушка был такой… справедливый, на него всегда можно было положиться. Ты пока не знаешь, но таких людей очень мало. Очень мало тех, кому можно доверять. Кто не причинит тебе боли. Мне так страшно, что я…

Хилола-опа не закончила фразу. Я смотрела на неё вопросительно. Она улыбнулась, поцеловала меня в щеку и убрала фотографию.

– А ты почему так рано встала? Даже твоя бабушка к утренней молитве ещё не проснулась, а ты по дому ходишь, – пожурила меня тётя и уложила к себе на кровать. Я лежала, прижавшись к ней. Это был последний раз, когда мы засыпали в обнимку.

На следующий день в это же время все в доме были уже на ногах, кроме крошки Марьям. Мы со старшими детьми расставляли посуду по столам. Мужчины были заняты приготовлением плова. Скоро дом стал наполняться людьми, и было сложно протиснуться. Во дворе сидели десятки незнакомых мне мужчин, которым подавали плов. Бедный Умар-тога был вынужден часами сидеть взаперти в своей комнате.

Спустя какое-то время прибыла новая партия людей, уже в сопровождении жениха. Оглушающие звуки традиционных музыкальных инструментов распространялись на огромные расстояния. Внутри дома всё пространство занимали женщины. Я едва успела взглянуть на свою красавицу-фею в белоснежном платье с пышными рукавами. На удивление, наряд очень шёл её детскому личику, она была ослепительна. Я так и не смогла выразить ей своё восхищение, но поймала издалека её взгляд. Она улыбнулась, увидев меня, но её тут же провели дальше.

Жених был в традиционном сарпо. Он выглядел гораздо старше моей маленькой феи, что мне почему-то сразу же не понравилось. На его лице не было никакого выражения, словно это был не его праздник. Сквозь потоки людей я не смогла разглядеть, как они уехали, несмотря на старания моего брата подтолкнуть меня ближе к выходу.

Мои родственники были заняты уборкой до глубокой ночи. По традиции женщины и дети со стороны невесты не присутствовали на свадьбе. Я подошла к кенайи, которая на пару минут расположилась на топчане, пока бабушка командовала всеми внутри дома.

– А когда вернётся Хилола-опа? – спросила я кенайи.

– Она уже не вернётся. Дом родителей жениха далеко отсюда, а молодым скоро надо будет уезжать, поэтому Хилола останется у них.

– Уезжать? Куда уезжать?

– В Москву, конечно. Жених же в Москве живет. Он увезёт с собой Хилолу.

Мне стало не по себе. Я скрылась в доме, чтобы никто не увидел моих слез. «Она ведь сказала, что мы будем видеться. Как она могла бросить меня?», думала я.

Через несколько дней мы с матерью и братом поехали навещать Хилола-опа. В доме жениха было полно гостей, и нам с братом оставалось слоняться из стороны в сторону, не находя себе места. Хилола-опа была в традиционном атласном наряде. Она накидывала на себя вуаль и делала поклоны родственникам жениха, которых впервые встречала. В ответ они одаривали её различными вещами. Мне едва удавалось уловить за покрывалом безэмоциональное выражение на её лице, от чего мне было больно. В тот день я так и не встретилась с ней взглядом.

Через неделю, прямо перед отъездом в Москву, Хилола-опа всё-таки приехала в свой родной дом в сопровождении мужа. Мы с братом первые столкнулись с ним, и нас смутило его неожиданное появление. Мы поздоровались с ним, запнувшись.

– А вы чьи дети? Почему вас здороваться как следует не научили? – сказал он сухо.

Женщины окружили мою фею и не оставляли её ни на минуту. Мне приходилось слушать их бесконечные расспросы о том, какая обстановка была дома у новой семьи Хилола-опа, какие у неё новые родственники, узнавала ли она, в каких условиях будет жить в Москве. Никто так и не спросил, как себя чувствовала моя фея. Никто не обратил внимание, как внезапно повзрослело её личико и каким строгим оно стало, словно это было в порядке вещей.

Когда молодожены прощались с нами, Хилола-опа лишь погладила по голове детей, не успев даже обнять никого из нас. Муж торопил её, и она выглядела рассеянной. Я схватила руку своей феи, когда она выходила за порог. Я с теплотой в душе вспоминаю, как она расчувствовалась, и я заметила слезы в её глазах. Мне радостно припоминать, что я даже не стала сдерживать рыдания. Она обернулась и села передо мной, чтобы вытереть мои слёзы и расцеловать меня в обе щеки напоследок.

Мне радостно вспоминать, сколько раз она останавливалась, чтобы ещё раз крепко прижать меня к сердцу, прежде чем она села в машину. Я с радостью прокручиваю в голове, как долго я бежала за разгоняющейся машиной, и моя фея смотрела на меня с любовью, пока она не скрылась из виду.

IX. Стрекозы и дорогие осколки.

Мне ужасно не хотелось идти в школу. Первый учебный день был для меня пыткой, и я могла радоваться лишь тому, что Мардона оказалась в одном классе со мной. Однако учительница рассаживала девочек и мальчиков вместе за партой, и Мардона сидела в нескольких рядах от меня.

Мой брат и Тимур смеялись над нами, увидев наши лишенные энтузиазма лица.

– Надо было в следующем году идти вместе с Джамалом, – буркнула я, когда мы все вместе возвращались домой.

– Согласна, – сказала Мардона.

– Тебе семь лет почти, какой ещё следующий год, – сказал Тимур своей сестре.

Дома нас с братом ждал дедушка. Так же, как и моего брата, его позабавили мои первые впечатления о школе. Он вручил мне свёрток с мармеладом, красивые блокноты и новую коробку мелков, которая была в два раза больше прежней.

– О, я обязательно буду рисовать… в школьном дворе! – воскликнула я и поблагодарила рассмеявшегося дедушку. Я сдержала обещание: я больше не хранила подарки дедушки, как реликвию, к которой можно лишь изредка дотрагиваться, но ни в коем случае не использовать по назначению.

Моему брату достался заветный обещанный подарок – телескоп. Я никогда прежде не видела брата таким счастливым. Весь день они с дедушкой настраивали телескоп и и смотрели через него на небо, даже когда солнце ещё не село за горизонт.

Нашей матери это не нравилось. Она считала, что дедушка чересчур балует нас. Более того, ей требовалась помощь в приготовлении к гапу, который проходил в нашем доме через неделю.

Гап – это было то мероприятие, к которому надо было готовиться, как к приходу гостей, но в десять раз усиленнее. Масштаб сборов был сравним с утренним пловом в день свадьбы Хилола-опа. В зале был убран наш стол, и по всему периметру помещения были расставлены столы на коротких ножках, чтобы женщины могли с удобством расположиться на курпаче¹⁵ за дастарханом.

В день мероприятия мы должны бы вернуться домой сразу же после уроков, и не с нашей привычной скоростью. Достаточно короткий путь от школы до дома мог занимать у нас с друзьями час.

Я получила свою первую тройку по математике. Я была прилежной ученицей и старалась тщательно делать все домашние задания и готовиться к урокам, заранее знакомясь с новыми темами, но это мне не помогало. К слову, мой брат не посвящал школьной учебе более получаса в день, и тем не менее умудрялся быть отличником. Правда ему часто ставили двойки за поведение, поскольку они с Юрой смеялись на занятиях.

Я знала, мне мне предстоял тяжелый разговор с матерью. Я надеялась, что гости в доме отложат его, и я смогу хоть как-то подготовиться.

Когда мы с братом пришли домой, у нас уже начали собираться гости. Тем не менее мать встретила нас и первым делом, как обычно, потребовала показать дневник.

– Поговорим с тобой после, – угрожающе сказала мать, увидев оценку, – а сейчас иди разливай маставу.

Освободившись, мы с братом сидели в кабинете, где обычно молился дедушка, и поджидали момента, когда смогли бы улизнуть из дома. До нас доносились разговоры женщин. Лучше всего нам были слышны обсуждения сват, которые приходили к какой-то девушке.

– Если будешь плохо учиться, тогда тётушки о твоём замужестве только и будут говорить, – сказал мой брат и захихикал. Я показала ему язык.

Вдруг с улицы послышались крики Юры. Он по привычке звал моего брата.

– Ты что, не сказал своему другу, что у нас гости? – раздраженно сказала мать своему сыну.

– Он, кажется, забыл.

– Иди, скажи ему, чтобы перестал орать.

Мы с братом с радостью выбежали на улицу. Юра уже направился за угол, и мы окликнули его.

– Что, заскучал? – сияя, спросил мой брат.

– Не то слово. К Тимуру и Мардоне их старшие братья приехали, Сабина и Джамал тоже у них сидят. Пойдём гулять?

– Мы должны обратно домой, у нас гости! – запротестовала я.

– Ну и что, взрослые без вас посидеть не смогут, что ли? Здесь рядом побудем, так уж и быть.

Хоть Юра и вырос в Ташкенте, ему было сложно обьяснить, что мы должны были помогать матери и не отходить от кухни. Мой брат охотно принял предложение, и я не хотела возвращаться домой одна.

Мы проходили мимо высоких кустов, когда Юра заметил стрекозу.

– Мне нужны стрекозы! – внезапно крикнул он.

– Ты шутишь? Зачем?

– Для научных целей. Я их потом выпущу.

– Даже моя сестра перестала ловить бабочек, – сказал мой брат с улыбкой. Я действительно любила пытать бедных бабочек, привязывая к их хвосту нитку. Однажды дедушка застал меня за этим занятием и впредь запретил мучить эфемерные создания.

Юра нёс с собой холщовую сумку, из которой извлёк пустую банку, вероятно, предназначавшуюся для молочных продуктов. В кусте было полно стрекоз, и поймать их не составляло никакого труда. Мы полностью наполнили банку Юры стрекозами.

– Надеюсь, ты не убьешь их.

– Да я отпущу их, за кого ты меня принимаешь. Я не Бабур Ходжаев. Я проголодался, а у вас можно поесть?

Мы с братом не могли отказать нашему другу. Мы не знали, как бы отреагировала наша мать, увидев в доме Юру, поэтому решили провести его тайком. Убедившись, что мать сидела в зале с гостями и что на кухне никого не было, мы на цыпочках пробрались к холодильнику и вытащили остатки салата, не поместившиеся в блюдцах для гостей. Мы с братом чуть не завопили, когда Юра открыл крышку банки со стрекозами. Сначала он прикрыл её ладонью, а затем подставил тряпочку, сказав, что через неё стрекозам легче дышать. Съев салат с лепешкой, мы выпили воды из крана и бесшумно поднялись наверх.

– Что с тобой сделают, когда увидят это? – спросил Юра, смотревший на рисунок моего брата под ковром.

– Понятия не имею, возможно, мне придётся частенько сбегать из дома, как тебе, – с улыбкой ответил мой брат.

Я делала уроки в комнате брата, пока они с Юрой игрались с телескопом. Спустя какое-то время мы услышали, как гости начали вставать со своих мест.

– Так, наверное, тебе лучше уйти, пока они не начали расходиться, – сказал мой брат Юре.

Мы вышли из комнаты и нагнулись над перилами, чтобы посмотреть, что происходило внизу. В коридоре было безлюдно.

– Бежим! – скомандовал мой брат.

Я резко отошла от перил, не заметив, что я зацепилась за сумку Юры. Он споткнулся и банка со стрекозами выпала из его рук и покатилась к лестнице. Мы втроём рванули к ней, но не успели: банка со звоном покатилась вниз. Когда мой брат наконец её поймал, половина стрекоз уже вылетела наружу.

– Ловите их!!! – насколько возможно громко шепнул брат, и мы бросились хватать улетавших всё выше насекомых.

Юра так увлёкся, что не заметил, как дверь зала отворилась и из неё начали выходить люди. Мы окликали его, но он не реагировал. Он поймал очередную стрекозу прямо перед носом женщины.

– Ой, ассалому алейкум, прошу прощения, – сказал Юра, хихикнув. Перед ним стояла завуч нашей школы. Наша мать жеманно улыбнулась, и это означало, что нам с братом предстояло получить серьёзное наказание.

– Прошу прощения, дети, видимо, заигрались, – сказала мать уважаемой женщине.

Крупная, одутловатая женщина с тяжелыми веками посмотрела на Юру с таким презрением, что это выглядело ничуть не угрожающе и даже нелепо. Продолжая широко улыбаться, Юра уступил дорогу и почтительным жестом предложил женщинам пройти.

– Не смей больше приводить этого русского мальчишку, ты меня понял? И больше не общайся с ним, – гневно сказала наша мать вечером, пока мы с братом раскладывали посуду.

– Я не слышу ответа.

– Да, да, я понял, – сухо сказал мой брат.

До глубокой ночи мы с братом ловили стрекоз, парящих в коридоре, и выпускали их на улицу. Наш отец узнал о произошедшем и также запретил водиться нам с Юрой. В окружении отца было немало русских, которые также были в его начальстве. К ним наш отец относился с уважением, и почему-то только Юра был «наглым русским мальчишкой».

По утрам мы с друзьями по очереди звали друг друга, чтобы пойти в школу вместе. Обычно Юра первым делом подходил к нашему дому и кричал во всё горло наши имена. Затем мы звали Аскаралиевых, и вместе с ними шли к дому Умаровых. На следующее утро после гапа мой брат торопил меня за завтраком, чтобы мы вышли из дома раньше, чем придёт Юра.

– Вы что, хотите убежать от него? – спросила я, ахнув.

– Нет, конечно. Надо просто его предупредить, чтобы больше не звал нас. Ну что, ты закончила? Идём?

Мы выбежали из дома и звали Аскаралиевых. Юры не было видно.

– Юра не звал вас? – спросил мой брат Тимура и Мардону, когда те вышли из дома.

– Нет. А он ещё не пришёл?

Мы не знали, что делать. До дома Юры мы бы не успели дойти, не опоздав на урок. Сабина, увидев нас с конца улицы, подошла к нам сама.

– Что вы здесь стоите? Мы же опоздаем. А где Юра?

– Может, он не придёт сегодня. Всё, идём сами, – сказал Тимур.

Мой брат выглядел напряженным, и весь путь до школы молчал. Мы уже собирались расходиться по классам, как нас нагнал Юра.

– Где ты был? Мы ждали тебя! – сказал мой брат.

– Прошу прощения, мать утром швырнула в меня кашу, надо было постирать одежду и переодеться. Я подходил к вашему дому, звал вас. Ваша мать, оказывается, ещё не ушла, она так зло со мной разговаривала, как будто я вчера ваш дом поджег, – весело сказал Юра.

– Мы хотели предупредить тебя, чтобы ты не звал нас больше по утрам, мы сами будем выходить, хорошо? Родители запретили нам с тобой общаться, – буркнул мой брат.

– О, – сказал Юра и изменился в лице. Прозвенел звонок, и мы все побежали на урок.

В тот день у старших ребят было больше занятий, поэтому мы с Мардоной пошли домой вдвоём. Мой брат вернулся домой на удивление быстро. Он был без настроения.

На следующий день Юра опять не пришёл к нам, хотя мы ждали его. Мы ждали его несколько дней подряд, пока не убедились, что он больше не собирался ходить с нами.

– Что с ним произошло? Надо поговорить с ним, – сказал Тимур по дороге в школу.

– Я пытался, но он избегает меня, – сказал мой брат.

После уроков Мардона взяла меня за руку и повела к дереву. Скрывшись, мы наблюдали, как дети ликующе выбегали из школы. Мой брат и Тимур вышли вместе и стояли у нашего привычного места встречи. Я хотела подойти к ним, но Мардона остановила меня.

– Нет, пусть они идут домой сами. Мы подождём Юру.

Наши братья, решив, что мы освободились раньше и уже ушли, направились в сторону нашей улицы. Юра вышел спустя пять минут, одинокий.

– Почему ты избегаешь нас? – сказала Мардона, нагнав его.

– О, привет. Я не избегаю вас, – смущенно ответил Юра.

– Нет, ты больше не ходишь с моим братом. Это всё из-за наших родителей? – спросила я. Юра тяжело вздохнул. Он пытался перейти на другую тему разговора, но мы настаивали на его ответе.

– Послушайте. Я по-прежнему люблю вас всех и бесконечно уважаю, но я, похоже, создаю вам только неприятности. Я не хочу, чтобы у вас были проблемы из-за меня. Искандару и без того непросто, а он слишком вежливый, чтобы говорить начистоту и отказывать мне в одолжениях. Я лучше отдалюсь от вас, чтобы вам не пришлось врать родителям. Я не могу быть вам достойным товарищем. Вам лучше без меня, – закончил Юра, когда его голос дрогнул.

– Что за глупости! – возмутилась Мардона, но так и не смогла убедить Юру избавиться от таких мыслей. Мы шли молча, пока наши пути не разошлись.

– Юра правда с нами никогда больше не будет общаться? – спросила я Мардону, когда мы подходили к нашим домам.

– Конечно, будет. Он наш друг. Друзья так легко не расстаются.

Проходили недели, а Юра по-прежнему не участвовал в наших играх. Нам не хватало его, хотя мы предпочитали не говорить об этом. Юра был тем человеком, благодаря которому все конфликты легко превращались в шутку, и ему, как никому другому, легко удавалась всех примирять. Он был нашим связующим звеном, хотя не был близок по крови ни к кому из нас. Без него атмосфера становилась напряженнее, и я чувствовала, как сказочная дружба, которая объединяла нас всех и была так непохожа на то, что было у других ребят, с каждым днём становилась всё более приземлённой и пресной.

В один холодный день, когда уже близилась зима, нам с братом пришлось пойти в ближайший рынок за овощами к ужину. Снег ещё не выпал, но я чувствовала, как коченеют мои руки без перчаток. Возвращаясь домой с мешками в руках, мы увидели Юру, одиноко бродившего по улице. Он был легко одет, словно выбежал из дома второпях. Мой брат окликнул его, и Юра ускорил шаг, сделав вид, что не услышал. Мой брат бросил мешки на землю и догнал его. Я смотрела издалека, как они оживленно разговаривают. Наконец они вместе подошли ко мне, и мой брат, беря в руки мешки, указал идти дальше.

– Юра поругался с мамой, он не хочет сегодня возвращаться домой. Он переночует у нас.

– Нет, я не…

– Я решил. Ты останешься у нас, – отрезал мой брат.

Мне было сложно представить, как мой брат собирался провести Юру тайком домой, да ещё на ночь. Я не могла возразить и пугалась предстоящих событий. Когда мы вернулись домой, мой брат забежал внутрь и оценил обстановку, попросив нас подождать у двери. Отец ещё не вернулся, можно было спокойно войти во двор. Пока я отвлекала мать и раскладывала овощи по местам, мой брат и Юра проскользнули к лестнице и поднялись наверх.

Ужин прошёл гладко, наши родители не заметили ничего подозрительного. Мы с братом сократили наши порции еды, и пока я мыла посуду, мой брат отнёс остатки ужина Юре, прятавшегося у него в комнате.

– Это самое странное приключение в моей жизни, вы даже не представляете, как колотится у меня сердце, – сияя, сказал Юра, когда мы все сидели в комнате брата.

– То ли ещё будет. Но ты больше не должен оставлять нас, а то Тимур становится чересчур язвительным, – улыбаясь, сказал мой брат и протянул руку своему другу. Юра охотно пожал руку моему брату.

Балкон у моего брата был открытым, и спать там в такой холод было нельзя. Тем не менее Юра настоял, чтобы мы приготовили ему ночлег на балконе, куда родители навряд ли зашли бы. Я вынесла курпачи, которые были у меня в комнате, и постелила на холодном полу в несколько слоёв. Мы взяли пледы и укрылись ими. Мой брат достал телескоп, и мы по очереди смотрели в него. Нам удалось полюбоваться пролетавшей кометой и второпях загадать желание. На какое-то время мы замерли от восторга.

Сладко зевнув, я прилегла, пока мой брат и Юра продолжали изучать космос. Это была волшебная ночь. Мои веки слипались, я наблюдала за мальчиками, не отходившими от телескопа. Краем глаза я также видела ночной небосвод, и мне казалось, что мой брат и Юра вот-вот взлетят ввысь и будут плыть прямо под звёздами.

Чьи-то громкие шаги перед моим лицом разбудили меня. Я медленно открыла глаза и застыла от ужаса. Над нами стоял отец. Мой брат и Юра тут же вскочили на ноги и смотрели на землю, не зная, что сказать.

– Так, ты, вон отсюда, – сказал отец, обращаясь к Юре. Наш гость бросил на нас с братом извиняющийся и сочувствующий взгляд, выходя из балкона.

– У тебя мозгов совсем нет, похоже. Привести в дом чужого человека, да ещё свою сестру в это ввязать. Ты о чем думал, вот здесь всех уложив?

– Мы не хотели спать на балконе, это случайно произошло, – сказал мой брат, не поднимая голову.

– Я тебе что говорил про этого мальчишку? Как ты смеешь опять с ним водиться?

– Он мой друг.

Наш отец, разбрасываясь проклятиями, со всей силы ударил по телескопу. Телескоп, стоявший на краю балкона, вылетел наружу и упал на землю, разбившись вдребезги. Бедный Юра как раз пробегал к выходу, но, к счастью, он не был задет. Продолжая ругаться, отец вышел. Он пнул осколок прибора, проходя через двор, пока мы с братом убирали одеяла и курпачи. Я плакала, когда веником собирала мелкие частички телескопа, а мой брат дрожащими руками подбирал более крупные и внимательно рассматривал их, словно надеясь, что можно будет склеить их вместе и восстановить его драгоценный подарок. Он так и не рассказал дедушке о произошедшем и каждый раз менял тему разговора, когда дедушка упоминал телескоп. Дедушка догадывался о случившейся неприятности, но не стал расспрашивать.

X. Белый дед, чёрный конь и волшебное дерево.

Учебный год проходил для меня невыносимо медленно; казалось, ему не будет конца. Наступление лета было огромным облечением: я не ждала возможности беззаботно проводить дни, меня больше привлекало отсутсвие необходимости ходить в школу, каждая минута в которой была для меня пыткой.

– Наконец можно заниматься действительно важными делами, – блаженно сказал Тимур, когда мы сидели во дворе Умаровых в первые дни летних каникул.

– И что же ты собираешься делать? – спросил Юра.

Негромкие щелчки отвлекли внимание Тимура.

– Ты теперь всё подряд будешь фотографировать что ли? – спросил он Джамала. На шестилетие Джамалу подарили фотоаппарат, который он не выпускал из рук. Он фотографировал и растения, и землю, и нас, хотя мы не позировали ему.

– Хочу поймать в кадр что-то необычное, – сказал Джамал с сосредоточенным лицом.

– Например? Своего наставника?

– Призраков невозможно сфотографировать, – шутливо-серьезно сказал Юра.

– Несуществующие вещи невозможно сфотографировать, – таким же тоном сказал Тимур.

– Вы слышали про Белого Деда? – спросила Сабина. Мы вопросительно посмотрели на неё, – Есть такая легенда. Добрый дух воплощается в виде немощного старичка и подходит к человеку просить помощи. Если оказать ему услугу, добрый дух показывает своё истинное лицо, и у него можно попросить всё, что угодно. Он исполнит любое желание.

– О, и где же встретить такого всемогущего старичка?

– К тебе бы он навряд ли подошёл, – сказала Мардона своему брату.

– А, ну да, чудеса случаются с теми, кто в них верит. Или, проще говоря, с теми, кто забивает себе голову небылицами, – сказал Тимур.

– На самом деле, я не раз слышал нечто подобное, – сказал Юра.

К нам вышла мать Сабины и Джамала, Латифа-хола, с тарелкой фруктов. Это была добродушная полненькая женщина, которая всегда широко улыбалась нам.

– Кенайи, а вы слышали про Белого Деда? – спросила её Мардона.

– Конечно! Ваш отец встречал его, вам разве не рассказывали? – затараторила Латифа-опа. Мардона покачала головой, Тимур фыркнул, – Ох, Тимур, ты такой умный мальчик, такой умный! Очень жаль, что ты не признаешь вещей, с которыми просто пока не сталкивался. У ваших родителей сначала родились двое прекрасных сыновей, каждый человек хотел бы таких иметь, Бог видит. Но вашим родителям очень хотелось иметь дочку, особенно вашему отцу. Бывают мужчины, которым хочется иметь побольше сыновей, а Захид-ака с нетерпением ждал дочь. Милую нежную девочку.

– Н-да, тот ещё цветочек, – сказал Тимур, смотря на свою сестру.

– Наша дикая розочка! – весело воскликнул мой брат.

– Не выживали следующие дети ваших родителей, Бог сразу забирал их. Вашему отцу очень больно было от этого, – продолжила Латифа-хола. – Однажды он встретил низенького, худощавого старика в потёртой одежде, который попросил у него денег. Ваш отец очень скромный, добропорядочный человек, с радостью помог нуждавшемуся. И внезапно старик превратился в прекрасного человека, тоже в возрасте, но очень высокого, крепкого, видного, в белоснежных одеяниях. Он сказал вашему отцу, что у него родится своевольный, строптивый сын, который при этом будет честным и добрым человеком, и он во многом преуспеет. А затем родится дочь, очень сильная и мудрая. У обоих будет непростая жизнь, подстать их нраву, но они будут справляться, стоя плечом к плечу. Я смотрю на вас, дорогие, и вы растёте в точности такими, какими вас описали! Ладно, мне надо идти, если что, вы ещё берите из кухни, что захотите, – сказала Латифа-опа и вернулась в дом, предоставив нам возможность переварить сказанное ею.

– Это просто совпадение, – сказал Тимур.

– Неужели ты не хочешь поверить, что ты особенный и многого добьёшься, – улыбнулся мой брат.

– Ну, это мне и так понятно.

– А ты спроси у отца, может, он тебе подробнее всё расскажет, – сказал Юра.

– Да не буду я с отцом говорить об этом, – отрезал Тимур. Я не понимала, почему он был так против, ведь ему ничего не стоило узнать об этой истории из первых уст, и при этом остаться при своём мнении. Весь остаток дня он выглядел задумчивым и неохотно поддерживал разговор. Мардона в этом поддержала брата, более не обсуждая услышанное.

Утро следующего дня запомнилось мне особенно отчётливо благодаря неожиданной новости. За завтраком раздался звонок, и наша мать долго сидела, общаясь по телефону в коридоре. Я не слышала содержание разговора, полностью увлечённая трапезой. Мать вернулась к столу необычайно радостной.

– У Хилолы родился сын, – объявила она нам с братом.

Я выронила вилку. Мой брат тоже раскрыл рот от удивления.

– Что вы так удивляетесь, – сказала нам мать своим привычным будничным тоном, – В августе они приедут к бабушке, и вы увидитесь с двоюродным братиком.

То, что моя фея стала матерью, казалось мне чем-то противоестественным. Я не могла представить её с маленьким ребёнком на руках, с её сыном. Мне стало страшно, что материнство могло изменить мою любимую тетю. «Станет ли она такой же, как другие взрослые? Будет ли она любить сына сильнее нас, сильнее меня, но при этом будет ли с ним черствой?», размышляла я.