Текст книги "Близнецы"

Я не позволяю себе пока думать о том, что нам надо выбраться. Я расслабляюсь, засунув руки под кофту, чтобы они согрелись. Я вижу, что Дигари холодно, но просто не могу отдать ему его вещь, зная, что просто-напросто окоченею. Чувствую себя такой эгоистичной, что мне становиться противно. Но все равно не отдаю. Он и не просит.

– Я хочу есть, – говорит Лорен тихо.

– Не раскисай. Вот вернемся в зону, там нам наверняка дадут поесть, – мечтает Дигари, – и там мы сможем поспать, согреться.

– Не дразни, – смеюсь я, понимая, что если это и произойдет, то совсем не скоро.

– И там будет теплое, мягкое одеялко… – продолжает он назло, и я пихаю его локтем в бок. Он дурачливо взвизгивает, и делает вид, что умирает. Мы смеемся.

Мне интересно, сколько времени. На данный момент в лесу так темно, что не видно даже собственной руки. Если бы я была здесь одна, у меня бы давно остановилось сердце от страха.

Так хочется оказаться дома, в теплоте и уюте, рядом с Элоди. Я бы просыпалась каждое утро на учебу, встречалась бы с Ким, мы шутили бы с ней на переменах. Потом я приходила бы домой, у нас был бы семейный час. И я чувствовала бы себя там, где я должна быть. Я так не хочу быть там, где я сейчас.

– Мы что-то должны делать, – шепчу я. Громче говорить не получается, но меня все слышат, – мы не можем все время идти непонятно куда. Так мы никогда не выберемся.

Я понимаю, что говорю правду. Но как это все осуществить?

– Было бы так неплохо, если бы можно было улететь в небо и увидеть, в какой стороне зона, – вздыхает Лорен.

– Ты права, было бы круто.

Я задумываюсь и представляю, какого бы это было, когда ты паришь в небесах, ветер обдувает твою кожу, ты чувствуешь свободу и знаешь, куда проложен твой путь.

– Погоди, – вдруг в голову приходит мысль.

Высота.

Глава 8

Высота необязательно в небесах, ее можно достигнуть и другими способами. Так, Сьюзен, думай. Высота, где она? Я поднимаю голову, взгляд упирается в ветви многочисленных деревьев. Деревья. Их здесь много, а главное: они высокие.

– Мы можем залезть на дерево.

Я поражаюсь тому, как не додумалась до этого раньше. Когда эта мысль приходит позже, кажется, что она такая простая. Это же идеальный вариант.

– О мой Бог, – расстягивая, говорит девушка, – да ты же чертов гений!

И я смеюсь от некоторой легкости ситуации. Меня переполняет гордость, я хочу встать и крикнуть на весь лес, что «да, я и правда чертов гений!», а потом закружиться на месте, танцуя. Меня уже не волнуют мысли о том, что зона может быть не видна, только то, что мы уже хоть что-то делаем. Что мы уже хоть немного ближе к выходу.

Я вскакиваю. Меня переполняет энергия от того, что еще не все потеряно. Что то, чем дразнил меня Дигари, не так далеко, как может показаться. Я смотрю на них всех. Они сидят, округлив глаза и улыбаясь. Облегченно вздыхают, понимая, что это может быть реальным способом наконец убраться отсюда.

– Я тебя обожаю, – смеется Дигари, хлопая меня по плечу. Такое чувство, будто все сейчас в тихой истерике, что все заражены энтузиазмом. Хочется делать что-то, чтобы скорее выбраться отсюда.

– А лезет кто? – спрашивает Лорен.

– Я. Хочу почувствовать, что такое небеса, – сразу отвечаю я. Мне больше не страшно, как было в первый раз, когда я лезла. Я хочу показать самой себе, какая я сильная. Что я могу. Я хочу почувствовать ту свободу, которая будет, когда я увижу этот вид. Когда я обязательно пойму, куда нужно идти. То ощещуние, что ты ни от кого не зависишь.

– Ты не только умная, ты еще и бесстрашная? – смеется она, и я весело киваю.

– Разумеется, я не только гений, – отвечаю, делая гордый вид. Остальные смеются.

Конечно, я понимаю, что, когда я начну лезть, мне будет страшно. Но сейчас у меня такое хорошее настроение. Я понимаю, что нужно побороть один из своих страхов. Хоть это и не страх темноты, его я пока не готова искоренить, но на дерево я обязательно смогу залезть. Главное поверить в себя, а потом уже будет легче.

Я смотрю по сторонам, выбирая то, на которое заберусь. Многие сразу не подходят из-за того, что на них практически нету веток, за которых можно зацепиться. Они мне кажутся такими одинокими, мертвыми. Я выбираю то, которое крупнее всех, и у которого много веток. Они начинаются где-то на высоте двух метров, и их довольно много. Есть шанс, что мне не придеться прыгать с одной на другую.

– Тебя подсадить? – спрашивает Дигари, когда я подхожу к нему. Я качаю головой, показывая, как мне легко дотянуться до него. Всего лишь поднимаю руку, и уже могу схватить ветку рукой.

Дигари больше не выглядит замученным ребенком, кровь снова прилила к его щекам. Но на нем оставила след усталось: синяки под глазами, почти бессмысленный взгляд. Его рыжие волосы взъерошены.

Смотрю вверх. Дерево высокое, но я обязательно залезу на него. Оно выше остальных, значит, они не будут мне загораживать вид. Я надеюсь на это, но мои мысли омрачает то, что зона может быть незаметна отсюда. Остается только надеятся, что я увижу какой-то признак, по которому я смогу определить, куда надо идти.

Я хватаюсь двумя руками за ветку и тяну свой вес вниз, она выдерживает. Чувствую боль в мыщцах, но я говорю себе, что это не помеха. Смотрю на свою команду, и они кивают головой, будто поддерживая меня.

Я опираюсь ногами о дерево, и приподнимаюсь на руках. Это дается не так легко, как могло казаться, но, переставляя ноги, я оказываюсь уже над веткой, и она упирается мне вниз живота. Первая ступень преодолена, и я решаю, что и остальные не будут сложным препятствием, если не смотреть вниз. Хочу закрыть глаза, но не понимаю, как такая глупая идея могла прийти ко мне в голову.

Вздыхаю и ставлю ногу на следующую ветку. Она немного скользит, но не так, чтобы я упала. Ветки расположены довольно близко друг к другу, поэтому мне намного легче. Я осматриваюсь. Уже здесь я чувствую легкий ветерок, но не пугаюсь. Наоборот, во мне зарождается непреодолимое желание лезть выше, чтобы почувствовать, каково там. Какой там воздух, какой вид.

– Видишь уже что-то? – кричит снизу Лорен.

– Да!

– Что?

– Деревья.

Мне хочется смеяться от данной ситуации. Я на высоте пару метров, и вокруг видны одни деревья, больше ничего. Если посмотреть вниз, видно, как моя команда задрала головы и внимательно наблюдает за каждым моим шагом. Дигари грызет ногти, и мне хочется крикнуть, чтобы он избавился от этой дурной привычки.

Ветки довольно крепкие, мне кажется, что наверх я залезу без труда. Очень надеюсь, что я не упаду с дерева, как это произошло в первый раз. Не хочу снова ходить с синяками по всему телу и ободранной одеждой, при том я одета в кофту Дигари. Будет некрасиво, если я ее порву. Хотя, вообще-то, нам предоставляют новую одежду, когда нашу стирают, или она рвется.

Руки приятно ноют, когда я подтягиваюсь на ветке. Я чувствую себя способной на все. Сильной. Что я смогу преодолеть все, что встанет на пути, что мы выберемся из этого чертового мертвого леса. Обещаю себе, что больше никогда в жизни не пойду сюда, но вспоминаю, что мы здесь бегаем каждое утро.

Воздух такой свежий, хочется вдыхать и вдыхать его, он приятно ласкает уставшее тело, кончиками пальцев помогает зажить ранам на коже, забирается в волосы и играет с ними, дружески пихает в спину, но я крепко держусь и не позволяю ему этого сделать. Мне становится так легко забираться, будто я всегда это делала, будто это самое любимое занятие, которое только может быть. Я не замечаю, как лица членов моей команды становятся маленькими светлыми пятнами внизу, без очертаний глаз, губ, носа.

Ближе к верху ветки более тонкие, но я надеюсь, что они выдержат мой небольшой вес. Зато за них легче хвататься, чем за толстые. Здесь более просторно, чем внизу, больше не лезут в лицо встречаемые совсем маленькие веточки или листья.

Я ощущаю незаметное прикосновение тонких ниточек на лице и чуть не падаю.

– Фу, паутина! – взвигиваю, одной рукой держась за ветку, а второй снимая ее со своего лица. Так противно, да еще и страх, что в ней были пауки. Не люблю пауков, у них такие длинные лапки, маленькое тельце. Все маленькое вводит меня в ужас, ведь залезет на тебя – ты и не заметишь. Да и такие неприятные ощущения, когда случайно в паутину вляпываешься, будто на тебя накинули тонкую материю.

Я не чувствую сложности в преодолении последних метров. Ощущаю себя белкой, которая всю жизнь проводит с ветки на ветку, находясь над землей в такое большое расстояние. Разумеется, ветки под моим весом прогибаются, я пытаюсь держатьяся ближе к стволу. Он становится все тоньше, но я не чувствую, что рискую своей жизнью. Вся жизнь – это риск.

Я даже смотрю вниз, но кроме большого количества веток, ничего не вижу. Скорее всего, даже моя команда меня не видит, и им даже страшнее, чем мне. Наверху ветер намного крепче, чем снизу. Когда он особенно сильно дует, то я покачиваюсь вместе с макушкой дерева, и у меня чувство, что вот еще один такой раз, и я обязательно сорвусь. Но после первого, второго, даже третьего раза я не срываюсь.

Я вижу над собой конец дерева. Он так близок, но я уже возвышаюсь над остальными деревьями. Решаю, что не полезу дальше. Хотя я отчасти и бесстрашная, но не самоубийца.

Ветер развевает мои волосы так, что они то тянут меня назад, то ударяют в лицо, и я ничего не вижу. Если я открою глаза, то они сразу залезут мне туда. Я боюсь их убрать, потому что обеими руками держусь за ствол, но когда ветер чуть-чуть стихает, я быстро завязываю волосы в узел сзади. Я даже и не заметила, как распустила их.

Я осматриваюсь. Хоть и в ночном мраке плохо видно, но я все равно замечаю, как красиво. Бесконечное море из верхушек деревьев, будто слитых вместе, и вечный простор неба, раскинувшегося над этим морем. Тысяча-тысяча звезд, на первый взгляд кажущиеся светящимися точками, но, представляя, что это что-то большое, необъятное, они кажутся такими значимыми, будто без них и мир другой. Неполная луна, такая белая, как клякса белых чернил на черной материи. Такой контраст создает иллюзию вечности. Что еще столько впереди, что мы не знаем, о чем даже не представляем. Что мы просто не понимаем.

Хочется раскнуть руки и прыгнуть, чтобы ощутить, как этот свежий воздух обвалакивает тебя, а потом подхватит, и ты полетишь. Ты сможешь лететь, куда ты захочешь, ты будешь свободен. Тебя не держит больше ничего, только зов того чувства бесконечности заволакивает тебя, и ты наслаждаешься каждым мгновением там, где остальным не суждено быть. Ты особенный, исключительный, ты летаешь, и волны из листьев лишь изредка цепляют тебя.

Но разве существует свобода? То значительное чувство, когда ты независим. Ее не существует, и я открываю глаза и вижу, что я не ечу над морским лесом, я стою в своих мечтах на верхушке одного жалкого незначительного дерева. Дерева, которое могло бы стать первым шагом в полете. Но люди летать не умеют.

Я смотрю по сторонам. Летние ночи не так темны, и мне практически все видно, лишь бы было на что смотреть. Монотонный лес уходит далеко вдаль и впереди, и сзади. Я вижу, как по небу летит черное пятно, что наверняка является птицой, но это не густые клубы дыма, выходящие из трубы здания зоны, которые могли бы указать путь. Только бесконечное зеленое море, уходящее, куда глаза глядят.

Я ищу хоть какую-то возможность узнать, куда идти. Где нас ждут, где тепло и спокойствие. Но как я глубоко ошибаюсь, как все оказалось не так просто. Как все надежды и вера разом испарились, и сейчас хочется спрыгуть с ветки дерева не для того, чтобы летать, а для того, чтобы расшибиться в лепешку о землю, чтобы больше не знать всего этого.

Все пропало. Это конец, мы больше не найдем, не увидим будущего. Мы обречены. Сколько нужно идти до конца этого моря, чтобы узнать, что там? До утра? А если это не тот путь? Мы не выберемся отсюда, и это не глупый подростковый максимализм. Это действительно конец, за приближение которого не стоит и бороться. Ведь поиски выхода – это лишь борьба за более скорую смерть от истощения, охлаждения и прочего.

Я иссякла. Не держась я за дерево, я бы в бессилии опустила руки. Я бы отпустила голову, но хочу насладиться этим видом. То, что заставило меня выписывать радугу в голове, вдруг стало для меня чем– то лишним.

Но разве борьба не поощряется? Я замечаю кое-что, пытаясь восстановить мозайку в голове. Я иду по дорожке и думаю о Ким, вроде. Подскальзываюсь и падаю, а потом я вижу дерево. Оно большое и могучее, на котором обязательно видно было бы намного больше, чем с этого. И я вижу его, а не с его верхушки. Я вижу, как оно выделяется среди остальных, такое высокое, отсюда же на сантиметр выше остальных. Оно стоит, будто зовя меня с собой, говоря, что еще не все потеряно.

Я знаю, это оно. И оно приведет нас домой. Я хочу кричать, кричать так громко, как только могу, хочу кричать о том, что меня переполняет. Я знаю теперь, что это не конец, и это то дерево. То, которое нам нужно.

Оно находится на северо-западе, и я понимаю, что команда Андреа пошла по правильному пути. Они обязательно выберутся. Я стараюсь не думать о том, что до этого мы еще раз разделились, и Белла пошла совсем в другую сторону. Главное не думать об этом. Проблемы нет, если о ней не думать.

Я старательно спускаюсь так, чтобы оказаться лицом к дереву. Если я сдвинусь хоть на сантиметр, то мы уже пойдем в совсем другую сторону. Мне хочется просто спрыгнуть, чтобы скорее рассказать своим хорошую новость, но если я спрыгну, она останется со мной уже навека.

Чем ниже я спускаюсь, тем увереннее я себя чувствую и ветер спокойнее. Я не представляю больше, как можно упасть отсюда, ведь каждая ветка поддерживает тебя. Я опускаю вниз взгляд и вижу взволнованные лица членов своей команды. Сколько я пробыла наверху? Пару минут? Десять? Может, больше? Когда находишься в таком месте, кажется, что время идет с другой скоростью.

Я вижу, как они уже издалека улыбаются. Значит, я слишком заметно свечусь от радости. У меня даже появляется желание навсегда остаться на этом дереве, как бы это не было возможно, но люди должны мечтать о нереальном, иначе жизнь скучна. Я довольно быстро переставляю ногами и руками, и через минуту я почти внизу. Я готовлюсь прыгнуть.

– Я тебя словлю, герой, – подходит к дереву Дигари.

Это очень мило с его стороны. Мне не сложно спрыгнуть с высоты двух метров, но я решаю, что не стоит его обижать, и слезу к нему на руки. Я думаю, это немного возвысит его в его глазах, как более значимого человека. Я опускаю ноги и проскакиваю в его руки, он их сжимает. Прыгаю я тоже лицом к дереву.

– Ну? Нашла что-то? – спрашивает Лорен, уже зная ответ.

Я сразу черчу ногой стрелку в сторону, куда надо идти. Я немного запыхалась, поэтому просто утвердительно киваю головой. Видно, как светлеет ее лицо. Борюсь с глупым порывом всех обнять, не хочу странно выглядеть.

– Я не увидела именно зону Восстановления, но заметила кое-что важное, что приведет нас туда, куда нам надо.

– Что это?

– Дерево, – отвечаю.

Я вижу, как Лорен поникает. Видно, что она даже не воспринимает мои слова всерьез.

– Да ладно? – повышает голос она, – здесь деревьев дофига и больше!

Я прекрасно понимаю, что она сейчас немного раздражена. Мы здесь так долго, что уже и не поймешь, сколько. У нее всего лишь нервы на пределе, как и у меня были только недавно. Я не имею права устраивать перепалку.

– Оно выше всех остальных. Я его заметила недалеко от площадки, когда мы шли. В общем, когда мы к нему подойдем, ты все поймешь, – пытаюсь ее убедить. Вижу, как она сомневается.

– Верь мне, – прошу ее.

Она тяжко вдыхает, будто я прошу ее подписать контракт о продаже души. Потом согласно кивает. Руки сложены на груди. «Ладно», – тихо говорит она.

– Тогда в путь.

Если с того момента, как было максимально темно, могло стать еще темнее, то стало. Я вообще ничего не вижу, что нас окружает. Так темно, будто просто закрыл глаза. Мы идем так близко друг к другу, как только можно. Не знаю, как остальным, но мне еще просто страшно. Страшно, что то, что гналось за нами, вернется. И тогда мы не спрячемся от него.

Каждый раз, когда мы проходим метров десять, я черчу стрелку, и возращаюсь к предыдущей ровной линией, чтобы убедиться, что мы идем в нужном направлении. Мне страшно, что мы собьемся с пути, хотя в любой момент можно еще залезть на дерево. У меня немного ободраны руки от лазания, и это больно, но вполне терпимо. Я привыкла к мазолям, и когда они обдираются, на тренировках.

Пока мы идем, то все молчим. Говорить абсолютно не о чем, и такое напряженное молчание тянет время. Мы набредаем на тропинку, но я против идти по ней, не зная, куда она может нас завести. Мы идем просто напролом, не позволяя нам сбиваться с пути.

Устраиваем привал где-то через минут сорок. Я чувствую себя уставшей, измотанной, будто сутки занималась физическими нагрузками. В принципе, примерно так и есть, разве что не так долго.

– Я так хочу есть, – шепчет тихо Лорен, ее обнимает ее партнер.

Мы не отвечаем. Все хотят есть. Дигари вообще сидит практически в стороне. Тот энтузиазм, что появился чуть раньше, испарился. Его просто больше нет, не хочется ничего делать. Хочется просто в один момент оказаться в тепле, уюте, там, где ты знаешь, что завтра ты будешь живой.

В небе что-то загорается. Молния. Через пару секунд громыхает так, что по телу будто барабанят. Потом я чувствую маленькие капельки, которые падают мне на руку. Они учащаются, и вот уже я почти промокшая насквозь. Такое чувство, что сегодня день невезений.

– Вот черт, стрелы смоет! – восклицаю я. Их уже почти и не видно. Можно заметить, если только присмотреться.

Мы все вскакиваем.

– Мы должны идти, пока совсем не заблудись. Рисуйте стрелки в том направлении, в каком идете, только посильнее нажимайте на землю, чтобы было сложнее стереть водой. Плевать на руки, на обувь, главное, снова не заблудиться!

Мне так холодно. Если бы не начался этот гребанный дождь, все было бы хорошо. Мы бежим, чтобы не задерживаться на одном месте, и чтобы дождь не стер наши художества. Все знают, как легко заблудиться и идти кругами. Дождь усилился, он бьет тяжелыми холодными каплями по коже. Такое чувство, что он может оставить синяки, если ударит два раза подряд в одно и тоже место.

Мы снова на тропинке, но я предполагаю, что дерево дальше. Мы продвигаемся не по тропинке, а опять через лес. Тем более, там хотя бы дождь не так сильно бьет, учитывая, что деревья преграждают ему путь.

– Долго еще? – кричит Дигари, но я его еле-еле слышу из-за шума дождя, поломанных веток, чавканья мокрой земли, когда ее касается нога.

– Не знаю, если через минут пять-десять не увидим его, снова полезу на дерево.

– Ты сумасшедшая? Хочет свалиться? Знаешь, как теперь скользко на нем?

Он прав. Я на земле чувствую себя неуверенно, как будет, когда я полезу на дерево?

Надежда потухает. Я понимаю, что мы бежали в правильном направлении, но мало ли. Мало ли стрелка немного сдвинулась, или мы вообще побежали в другую сторону. Это имеет большое значение.

Потом я вижу его. Оно сильно выделяется среди остальных, такое могучее, большое. Хочется дотронуться до него, попробовать обхватить, чтобы убедиться, что это не иллюзия. Ветки на нем начинаются только на высоте трех метров, и растут так густо, что из-за листвы их можно и не увидеть. Одна ветка почти такая же, как ствол обычного дерева. Если спрятаться за ним, то можно почувствовать себя в безопасности, а если выбрать из него всю «мякоть», то там можно было бы обустроить целую комнату, только очень маленькую.

– Вот оно, – выдыхаясь и хрипя, говорю. Я останавливаюсь от боли в левом боку и держусь за него.

– Черт, мы нашли его, – Лорен тоже останавливается и говорит, упираясь руками в колени.

Теперь мы выберемся. Мы почти достигли выхода, и это главное. Теперь осталось пройти некоторое время, и вот, мы на свободе, не в этом «мертвом» лесу. Мы придем в теплое, светлое помещение, мы сможем отдохнуть, поесть в конце концов.

– Помнишь обратный путь отсюда? – спрашивает Дигари.

– Не особо, но всяко лучше.

Я вообще не воспринимаю, как проблему, путь отсюда. Конечно, даже здесь можно заблудиться, но мы же недалеко отсюда пробегали каждое утро. По логике, мы уже должны знать эту местность, как облупленную.

– А ты вообще уверена, что это то дерево? – спрашивает Лорен.

– Нет, но оно единственное точно такое же, как и то. Значит, это оно и есть. На другие решения проблемы я уже неспособна.

Тропинка от дерева ведет только в две стороны. Одна, которая ведет в лес, и другая, которая, скорее всего, ведет из леса. По ней мы и идем, через лес идти уже не рационально. Я промокшая настолько, что мне кажется, что можно выжимать не только одежду, точнее ее остатки, но и мое тело. Мне так холодно, что я просто не знаю, что мне сделать, чтобы согреться. Очень надеюсь, что путь обратно не займет много времени.

Пока мы идем, я смотрю под ноги, сложив руки на груди, чтобы не потерять оставшееся тепло. Хочется лечь здесь, закопаться, но почувствовать хоть маленькую частицу чего-то согревающего. Я вижу на земле две длинные полосы, и совсем недалеко еще одну.

– Мы действительно пошли по правильному пути, – говорю я, хоть и тихо, надеясь, что меня услышат. У меня такое чувство, что если я скажу чуть громче, сильнее открывая рот, то в него обязательно прорвется ужасный холод, что он дотянется до каждого уголка моего тела не только снаружи, но и изнутри.

– С чего ты взяла? – все останавливаются и подходят ко мне.

– Я… – я на секунду задумываюсь, стоит ли рассказывать о своем небольшом позоре, потом решаюсь, – Я здесь подскользнулась, – ногой я указываю на них. Они немного подразмыты дождем, но все равно отчетливо видны.

– Не хочу показаться грубым, но, Сьюзен, подскальзывайся почаще, – говорит Дигари, но это не звучит весело. Его голос какой-то грустный, уставший.

– Слава Богу, хотя бы какая-то удача за последнее время, – скорбно произносит Лорен.

– Не забывай, что мы еще не попали в лапы волков и какой-то твари, что гналась за нами, – пытаюсь я ее подбодрить.

– Зато Саммер, чертова Саммер попала в его лапы! Это нечестно!

Я вздыхаю. Не поймешь, когда у нее все хорошо, когда плохо. Но ее можно понять, ведь мы тоже находимся в этой ситуации, и пережили многое, что могло сломать нам нервы. Я не отвечаю ей, чтобы не вступить в очередную перепалку. Мы возращаемся к пути, и я понимаю, что еще совсем немного, и вот он, наш «дом».

Дождь прекращается как раз тогда, когда мы подходим к выходу. Я уже издалека вижу, как прекращается длинный коридор, огороженный деревьями, и вдалеке светят одинокие фонари. Я так стремлюсь быстрее попасть к выходу, что начинаю бежать. Когда мы это преодолели, это кажется таким простым. Но я ни за что не вернулась бы сюда, ни под каким предлогом. Такое чувство, что в душе зарождается какой-то восторг. Я не знаю, бегут ли за мной остальные. Мне стыдно признаться, но мне просто плевать. Я хочу выбраться отсюда, чтобы эта темнота, холод остались позади, в обычных воспоминаниях.

Вспоминая, через что мы прошли, волосы встают дыбом. Я не знаю, что мне нужно предложить взамен, чтобы вернуться туда с этой же целью – выбраться. Это такое место, где чувствуешь себя одиноким, даже находясь рядом с несколькими людьми. Это место, которое останется в памяти надолго.

Когда я равняюсь с выходом, я позволяю себе передохнуть. Встаю, упираясь в колени, и слышу, как меня нагоняют остальные. Их можно услышать не только по звуку соприкосновения кроссовок с землей, но и по тяжелому дыханию. Если постараться, можно услышать бешенное биение сердца.

– Ну ты и втопила, – говорит Лорен с перерывами, после каждого слова вдыхая. Я ничего не отвечаю, перевожу дыхание.

Вообще-то, я искренне верила, что на площадке нас кто-то встретит. Но она пуста, как и мой желудок. Только горят фонари, освещая ее, и тренажеры откидывают причудливые походящие на деревья тени на лестницы. Я хочу спросить, где все, но в горле пересохло, и получается жалкий писк. На меня накатывает такая волна отчаяния, хотя я понимаю, что если они не здесь, то в доме. Но почему-то мне обидно, что нас не встретило много людей, укутывающих в одеяла и кричащих поздравления.

– Может, они в здании? – озвучивает мою мысль Дигари.

– Тогда чего стоим?

Что-то мне кажется не таким. Такое чувство, будто что-то пошло неправильно. Или уже утро? И мы опоздали? Я вскидываю взгляд к небу. Нет, небеса окрашены чернильными красками, и даже отсюда не разглядеть звезд. Скорее всего, сейчас часа три. Может, раньше. Если было бы позже, солнце бы не встало, но небо было бы серым.

– Мне кажется, что-то не так, – говорю я, пытаясь остановить их.

– Что ты городишь? – довольно грубо кидает Лорен через плечо, – что может быть не так? Ну не встретили и не встретили, на них теперь обижаться всю жизнь?

Я почему-то представляю себе ее обиженной, смотрящей наполненными слезами глазами, со сложенными вместе, будто просящими о чем-то, руками, и выпяченной нижней губой. Хочется именно такой ее и видеть сейчас после ее слов, униженной.

Я замыкаю нашу колонну. Впереди идет она, сзади ее партнер, передо мной Дигари. Он не попытался за меня заступиться, и это меня немного задевает. Но с каких пор он должен заступаться? – убеждаю я себя мысленно и успокаиваюсь, все еще непроизвольно сжимая кулаки.

Меня не покидает чувство, что что-то произошло. Я не знаю, откуда оно взялось. Но я все равно иду за ними, пытаясь понять, почему бы, собственно, не зайти в здание и не увидеть все своими глазами.

Когда мы подходим к нему, я замечаю, что свет практически нигде не горит. Они что, легли спать? Какого черта? А разве они не должны были, как минимум, следить за нами. А если бы с нами случилось бы что-то ужасное? Хотя, с нами и так случилось ужасное. Например, нападение волков. Они что, допустили бы, чтобы нас взяли и растерзали? По– моему, это отвратительно.

Мы замедляемся около входной двери. От уверенности Лорен не осталось и следа. Она стоит и мнется, не решаясь зайти внутрь. Я хочу ее подбодрить, но вспоминаю ее грубость, и не могу выдавить из себя и слова. Я понимаю, что человек должен уметь прощать, но я просто не могу пересилить себя. В конце концов, она все таки тянется к ручке. Не знаю, почему, но у меня сердце замедляется. Такое чувство, что сейчас произойдет что-то страшное.

Она жмет на ручку двери, и она не поддается.

– Что…, – возмущается Лорен, надавливая сильнее, – какого…

Видно, что она проглатывает в себя нецензурные фразы. Мне становится неловко. Вообще-то, нас учили, что мы не имеем права употреблять такое в своей речи, так как мы указываем на свою необразованность и низкий интеллектуальный уровень.

Дигари тоже подходит к двери и дергает за ручку. Она стоит так плотно, будто сзади ее подперли чем-то. Я не понимаю, что происходит. Такое чувство, будто над нами жестоко подшутили. Заставили отправиться в лес на долгое время, потом не встретили, дверь закрыта. Такое чувство, будто они просто выбрали самых слабых, что ли, и так отсеили их, надеясь, что они просто не выберутся. Ожидают, наверное, что не пришли бы и мы.

– Здесь есть черный вход? – спрашиваю, хотя в голове пляшет гордость, говорящяя мне, что надо наплевать.

Но если я не вернусь сюда, то мне больше некуда идти. В лес я тем более ни за что не вернусь. Остается надеятся, что они просто забыли про нас! (Хотя в душе я все равно понимаю, что это просто невозможно).

– Может, мне послышалось, и надо было вернуться до полуночи? – спрашивает партнер Лорен.

– Нет, он точно сказал, что времени до утра. Ну, или до рассвета, – отвечаю я. Но это, вроде, был риторический вопрос.

Во всяком случае, уже начинает светать. Конечно, солнце выйдет через часа два, но я уже более отчетливо вижу свою команду. Выглядят они паршиво. Всклоченные волосы, порванная одежда, по колени все в грязи, мокрые. Я очень надеюсь, что я выгляжу хоть немного лучше.

– Нам надо решать, что делать, – задумывается Дигари, большим пальцем водя по подбородку.

– Ну, пошли искать черный вход, как предложила Сюзи.

Все соглашаются, а я не могу избавиться от чувства, что что-то случилось, из-за неприятного осадка, из-за всего произошедшего. Мне становится нехорошо, начинает болеть голова от переутомления, мыщцы ног, и желудок будто поет кому-то серенаду. Лишь бы остальные не услышали его любовные песни. Когда мы отходим, я все таки дергаю за ручку сама, убеждаясь, что она действительно чем-то закреплена. В какой-то момент мне кажется, что дверь открыта, но мне только кажется.

По пути мы встречаем несколько дверей. Они все заперты, сколько бы мы не пытались их открыть. Ни одна из них. Тянули ручку на себя, стучали руками и ногами, пытались врезаться в них с расстояния. Не поддается никаким образом. Такое чувство, будто это не дверь, а какой-то каменный блок, сделанный под нее. С каждой дверью надежда утихает, и когда мы подходим к очередной, я уже знаю, что она заперта.

– Кто сейчас попытает счастье? – саркастически спрашивает Дигари, и сам подходит к ней.

Он медленно тянется, будто растягивает момент. Во мне снова зарождается надежда. Должно же повзти хоть раз! Он легонько касается пальцами металлической ручки, а потом медленно сжимает ее.

Сердце будто останавливается.

«Ну же, не томи, Дигари», – прошу я мысленно.

Время будто замерло.

Все внимание вертиться только вокруг одного действия. Одного объекта.

Мое тело будто напрягяется все больше с каждой милисекундой.

Голова становится свинцовой.

И…

Я тяжело выдыхаю, когда это происходит. Будто из меня вышибают весь воздух.

Она заперта.

– Твою мать! – я со злости пинаю дверь ногой. Хочетя рвать на себе волосы, но я держу себя в руках. Не хватало еще, чтобы меня выперли отсюда за то, что я почти что сумасшедшая.

Остальные не особо разачарованы. Видно было, что они этого ожидали. Я чуть ли не падаю на землю от бессилия, но вовремя опираюсь на плечо Дигари. Он поддерживает меня. Тяжело выдыхает, будто пытается выдохнуть все из легких. Я в разочаровании оглядываюсь по сторонам.

– Нам надо продолжать идти, – говорит Лорен.

Я понимаю, что дальнейшее не сулит ничего хорошего. Если все эти двери были заперты, значит, остальные будут заперты тоже. Но свои мысли я не озвучиваю. Надо всегда верить и надеяться только на лучшее, иначе жизнь не имеет смысла. Мы все шагаем дальше.

Дверей долго не появляется. Здание очень длинное, но, скорее всего, вход в него через коридор между ними. Уже довольно сильно посветлело, почти утро. Меня дико тянет завалиться спать прямо здесь, среди этой мягкой травы…