Текст книги "Близнецы"

У тех, у кого выпадают волосы, не всегда выпадают они полностью. Бывает, что поражены только некоторые части, и есть шанс спрятать то, что они выпадают, просто завязав хвост. Я хочу снова увидеть ее улыбку, но понимаю, что благодаря таким словам не увижу.

Белла медленно подводит руку с ножницами к волосам, но резко одергивает ее и кидает ножницы в раковину.

– Ты права, все еще впереди. Это не конец. Всего лишь волосы выпадают, – горько говорит она, но я вижу, что у нее появилась надежда в глазах.

Я улыбаюсь, и мы обнимаемся. Я понимаю, что в наших отношениях есть искренность, хотя я знаю ее пару дней. Мы даже еще не подруги, но я доверяю ей. Это – одно из самых важных пунктов в отношении людей. Доверять друг другу. Без доверия вы не знаете его, не верите ему.

Я жалею, что не могла больше доверять Ким. Мне было важно соблюдение правил. Я ей не рассказывала о своих странностях, не говорила о том, что чувствую. Но, оказывается, верить кому-то… так приятно.

Но здесь я снова противоречу себе. Я пока не готова рассказать Белле о том, кто я такая. Но я знаю, что когда-нибудь я смогу ей рассказать. Когда-нибудь, когда нам не будет угрожать опасность.

Мы опять попадаем на урок к Веронике Датрис. Волосы у нее заколоты в пучок на затылке, а одета она в синий, строгий костюм до колен. По периметру комнаты расставлены зеркала, а столы, за которыми ми сидели на прошлом уроке, унесли. Мы все стоим у двери и не знаем, что делать и куда идти.

– Я рада видеть вас снова, – говорит она. Ее пухлые руки у нее заплетаются в узел ниже живота, ногти острижены под корень, – я хочу, чтобы каждый из вас подошел к зеркалу и выбрал то, которое ему по душе.

Мы с Беллой выбираем два одинаковых, стоящих рядом. Все зеркала практически не отличаются. Наши во весь рост, с позолотой по краям.

– Сегодня вы научитесь общаться с самими собой, – говорит она и улыбается взглядам Соединенных, – это не так сложно, как вы думаете. Скажите что-то себе. Поздоровайтесь.

Это кажется смешным, но я здороваюсь со своим отражением.

– Сегодняшний урок у вас будет индивидуальным. Вы должны взять по планшету, интерактивной ручке и записывать данные, – мы с Беллой переглядываемся, но идем к большому столу у Вероники и берем по интерактивному планшету, – Ваша задача в том, что вы должны рассказывать что-то своему отражению. Не имеет значения, что. Но трудность может возникнуть в дальнейшем. Вы должны замечать свои черты характера. Какие-то повадки, привычки. Вы должны изучить самих себя. Это нелегко, но кому живется просто? Результаты записывайте на бумагу. Это поможет вам развить внимательность и узнать себя.

Мне кажется, это интересно. Во всяком случае, это поможет мне. Я замечу за собой какие-либо повадки, которые могут меня выдать. Я включаю планшет. Редко с ними обращаюсь, поэтому чувствую себя неуютно.

– Хм-м. Как ты? – спрашиваю я у второй Сьюзен.

Замечаю, что Белла смотрит на меня и улыбается. Тыкаю ее пальцем в бок, и она смеется. Наверное, со стороны это выглядит глупо.

– Сьюзен, ты такая растрепанная, – говорю я тихо и поправляю волосы, – Что я могу тебе рассказать? Все идет своим чередом. Встреча Близнецов, экзамены у нас, Соединение…

Я вспоминаю, что не знаю совсем, как сдала экзамены Молли. Мне не удалось в наши встречи узнать об этом у нее. Мне не удалось узнать вообще ничего о ее жизни.

– Сейчас мы проходим процедуру Восстановления. Я делаю все, чтобы в конце хорошо сдать экзамены, – я замечаю, что когда вру или недоговариваю, локоны волос завожу за ухо, даже если они не выбиваются, но не записываю это в планшет, – здесь сложно. Моя часть из зоны «сила», видимо, не так хорошо занималась, поэтому мне сложнее восстановиться.

Я знаю, что никто не слышит меня, но все равно не решаюсь говорить правду. Когда не знаю, что говорить, замечаю, что обхватываю то руку, то талию.

– Мне здесь нравится. Я чувствую себя свободной, – и это правда. Улыбаюсь своему отражению и вижу, что, когда улыбаюсь, у меня спокойное выражение лица. Только губы выдают, что у меня хорошее расположение духа.

Все, кроме лжи, я записываю. Даже когда пишу, замечаю за собой, что немного хмурюсь при чем-то абсурдном, а когда не знаю, что записать, у меня дергаются губы, будто я причмокиваю.

– Скажи, Сьюзен, ты когда-нибудь боялась чего-то? – спрашиваю я, но не собираюсь отвечать правду, – да, – слова выходят сами собой, – я боюсь. Мне страшно, когда я в полной темноте. Это из-за того, что я не могу контролировать ситуацию. Я ничего не вижу – и это меня пугает. Мне страшно, что кто-то может узнать о моих странностях. Страшно, что меня не примут из-за них. Все мы зависимы от общества, и мне страшно, что я останусь без него.

Я одергиваю себя, когда понимаю, что слишком много рассказываю правды. У меня раскраснелись щеки, горят глаза. Я решаю, что будет правильным записать об этом в планшете. Моя искренность польстит правительству.

Я смотрю по сторонам. Белла с интересом рассказывает что-то отражению, отчаянно жестикулируя. Если бы нам предолжили такое задание в школе, все бы не поняли его. Но здесь другая атмосфера. Даже я здесь стала раскрепощенней.

Я начинаю корчить рожи зеркалу. Рассказывать мне ничего не хочется, но я решаю, что запишу свои черты при разных эмоциях.

– Что это? – смеется Белла, когда я стараюсь изобразить злость. У меня ничего не получается, и от этого я злюсь по-настоящему.

Мне нравится наблюдать за собой. Это интересно, замечать за собой что-то новое, видеть свою реакцию на то, что ты видишь или тебе говорят. Если бы у меня не был такой прямой нос, или глаза не сидели бы так близко, или еще куча недостатков, возможно, я была бы симпатичной. Но красивый человек не всегда добрый.

Я не хочу врать, что не встречала красивых людей и душевно, и внутренне. Такая Белла, Элоди, Шон и Шейн. Тамолодая девушка, которая помогла мне подняться, когда я упала с лестницы еще в детстве.

– Не хочешь прогуляться сегодня? – спрашивает Белла, вдоволь насмеявшись. Я смотрю в окно и замечаю, что дождь почти кончился. Небольшие капли бьются о стекло, а потом растекаются по нему. Еще не темнеет, но на улице мрачно.

– Хорошо, – я соглашаюсь все равно. Будет лучше, если у меня будет, кому доверять.

Когда заканчивается время, мы сдаем планшеты. Вероника аккуратно складывает их в стопочку, и я завидую ее перфекционизму. Для меня не имеет значения, как застелена кровать или сложена посуда. Но иногда мне не хватает усидчивости, чтобы до конца доделать что-то.

Мы с Беллой не заходим в комнату, а сразу идем на улицу. Дождь уже закончился, и трава блестит от капель. Дует легкий ветер, но снаржи все равно тепло. Я снимаю обувь и становлюсь босыми ногами на землю.

– Никогда не разувайся после дождя. Вся земля холодная, и ты простудишься, – всегда говорила Элоди. Но сейчас ее нет, и я могу себе позволить насладиться свежестью.

Ноги немного застревают в земле, и ходить немного сложней, чем обычно, но это совсем не мешает. Белла тоже разувается. Обувь мы оставляем у входа.

– Что ты чувствуешь? – интересуюсь я у нее.

– В смысле?

– Что ты ощущаешь? После процедуры. Ты понимаешь, что ты делишь с кем-то тело, или нет? Есть что-то особенное, что происходит с тобой, но не происходило раньше?

– Ты же сама можешь ответить на вопрос, – улыбается она.

– Я думаю, у нас разные чувства.

– Наверное, ты права, – вздыхает, – но я ничего не чувствую физически. Единственные ощущения, так это то, что я все время думаю, как это происходит. Внутри меня сидит моя вторая часть и дает мне силы? Или я уже есть общее что-то? Не могу в это поверить.

Она нервно смеется. Когда она это делает, она немного откидывает голову назад. Зубы у нее белые, как маленькие облака. Наверное, чтобы были такие, надо чистить их три раза в день.

– Я чувствую, что во мне какой-то клад, что ли. Но я не могу его открыть. Во мне будто большая сила, но я не могу сразу ей воспользоваться. И меня это бесит. Будто видишь рядом с собой то, что давно хотел, но не можешь дотянуться! – она фыркает.

Я делаю вид, что понимаю, но это совсем не так. Мне даже нет, до чего дотягиваться. Мне придется добиться всего своими силами, и неизвестно, получится ли у меня.

– А ты что чувствуешь? – этот вопрос ставит меня в тупик.

– Примерно тоже самое, что и ты, – отвечаю я, но вижу, что ответ ее не удовлетворил, – глупое чувство, когда понимаешь, что у тебя вдруг появилось что-то еще, кроме того, что ты учил всю жизнь. Я чувствую свободу в действиях и рада этому.

Мы доходим до забора, и я замечаю, что наверху сетка. Я слышу легкое жужжание, почти незаметное, но оно есть. Роюсь пальцами в земле и поднимаю камень.

– Если ты хочешь узнать, заряжен ли забор, то так не узнаешь. Надо кинуть какую-нибудь проволку, чтобы закоротило, – вдруг говорит Белла, – но можешь не напрягаться. Я и так знаю, что это так.

Меня это пугает. Я не понимаю, чего опасаются правительство, ставя забор, заряженный током, ведь в любом случае Соединенный, что уйдет из зоны «Восстановление», будет считаться нарушившим правила и будет отправлен за пределы зоны.

Не бывает случаев, что пропавших не находили. В Новом Времени полностью искоренили случаи, когда люди живут на улице. Если такие есть, значит, они не прошли процедуру и прочее, а таких ликвидируют или отправляют за пределы. У других им спрятаться невозможно, они все контролируются. Но они это преподносят по-другому.

«В данный момент идет повышение мер безопасности в городе. Мы стараемся только ради своих жителей, чтобы ничего не угрожало их жизни, и они чувствовали себя в любом месте комфортно. (Отрывок из речи Бенджамена Андерсена)».

– Ясно, – отвечаю я Белле и кидаю камень под ноги. Она улыбается.

Мне нравится, что она все время улыбается. В такие моменты ты чувстувуешь, что человек тебе родной, если он доверяет тебе такую важную вещь, как улыбку.

– А кто тебе предназначен? – спрашивает Белла, и я краснею. Молчу, надеясь, что она забудет свой вопрос, но она его повторяет.

– Элиот, – вздыхаю я и смотрю на небо.

Оно покрыто серыми тучами, но в некоторых местах есть проем, в которые пробивается солнце. В такие моменты оно светит в глаза. Люблю, когда так происходит. Я чувствую такую приятную боль в глазах, и ощущение, что солнце наполняет меня жизнью.

Впервые за какое-то время я позволяю себе задуматься о том, что будет у нас в будущем. Я не хочу быть с этим человеком всю жизнь. Приходить вечером с работы и видеть его. Он будет сидеть и читать книгу, которая мне не нравится и попросит на ужин ту еду, которую я терпеть не могу. Интересно, что чувствуют другие? Они тоже думают, что не хотят прожить жизнь с этим человеком, или они испытывают какие-то приятные чувства?

– Ого, – восклицает Белла, – ничего себе. Повезло же, – говорит она, но когда смотрит на мой вид, смеется, – или не повезло. Он симпатичный, не скрою. Но если сердце к человеку не лежит, то это не твоя вина.

– Ладно, – через какое-то время отвечаю я, – а тебе?

– Рассел Скотт.

Я припоминаю, что у него было около шестидесяти процентов результат на экзамене, и он учился в параллельном классе. Он долговязый, худощавый, но у него после Соединения появились мыщцы, и он стал выглядеть мужественнее. У него короткие темные волосы и узкое лицо. Если присмотреться, можно заметить, что у него почти не видно зрачка из-за темноты глаз.

Я представляю, как они бы смотрелись вместе с Беллой. Она высокая, но он выше ее на пол головы. Она крупнее, чем он, но это не выглядит плохо. Они гармонируют друг с другом, как белый шоколад с черным или кофе с молоком.

– А вот и тот, кого мы вспоминали, – говорит Белла, и я сразу думаю, что она имеет ввиду Рассела, но смотрю в сторону и вижу, что к нам идет не он.

– Привет, Элиот, – говорит она, когда он подходит, – я забыла сделать домашнее задание. Я пойду, – я немного ошарашена такой резкой сменой настроения. Белла заговорщески смотрит на меня, я отправляю ей молнии глазами.

Она специально сделала так, чтобы оставить меня с Элиотом.

– Хорошо, – нехотя соглашаюсь я, и она исчезает за тяжелой дверью общей комнаты.

Только когда она уходит, вспоминаю, что у нас здесь нет домашних работ, и мысленно злюсь на нее.

– Как ты? – спрашивает он, и я удивляюсь, что он вдруг решил наладить отношения.

– Хорошо, а ты?

– И я хорошо.

На этом наш диалог заканчивается. Я все больше понимаю, что нам даже поговорить не о чем, и начинаю его рассматривать. Он ростом, как Белла. У него большие зеленые глаза и светлые волосы. Ресницы длиннее, чем у меня. До Соединения он был довольно крупным, но сейчас он выглядит еще более спортивным. На лице до сих пор заметны последствия того, что ему было нехорошо. Круги под глазами, бледность, легкая испарина на лбу.

Мы проходим по тропинке вдоль забора, но мне уже скучно с ним.

– Это так необычно, когда ты соединен с кем-то, – вдруг говорит он, – то есть, не соединен, а ты состоишь из двух частей. Я не хочу сказать, что это плохо. Нет, наоборот. Так интересно… Что получаешь то, что хотел все восомнадцать лет.

– Да, ты прав, это интересно.

– Но тебе же этого не понять, да?

Он смотрит на меня, и я сглатываю.

– Что? Ты о чем?

Он таинственно улыбается и не отвечает. У меня появляется ощущение, будто мне душу вскрыли и рассмотрели, и поднимается от пяток к макушке. Элиот подмигивает и разворачивается. Я хочу его остановить и спросить, что он имеет ввиду, надеясь, что не то, что я одна в этом теле, но мои ноги будто приросли к земле. Он уходит, а я так и остаюсь стоять на месте.

Когда я возращаюсь в комнату, уже почти десять часов вечера. Отбой только в одиннадцать, но все ложатся раньше, чтобы восстановить свои силы после процедуры, и лампочка горит только над моей кроватью, хотя я помню, что в последний раз, когда была здесь, выключала ее.

Я подхожу и сажусь на кровать. Белла уже тихо сопит, и я не хочу ее будить, чтобы сказать пару ласковых слов за то, что она ушла. Я перегибаюсь через кровать и щелкаю ее в нос. Она хмурится во сне. Когда я тянусь обратно на кровать, вижу, что ее полка закрыта не до конца. Борясь с мыслями о том, что я лезу в чужую личную жизнь, я заглядываю в нее. Там все перерыто, но ничего особенного нет. Про себя я отмечаю, что никогда не замечала за ней неряшливости, но запихиваю эту мысль глубоко внутрь головы и ложусь спать. Сегодня я слишком вымоталась и не иду в тренировочный зал. Когда голова едва касается подушки, я засыпаю.

– Подъем, – нас снова будит Хан, и я рычу во сне. Мне хочется еще поспать хоть немножко, но я опасаюсь, что он опять заберет у меня одеяло, и я поднимаюсь, выставив руки вперед:

– Встаю, встаю, – говорю я, но про себя замечаю, что мой голос не внушает доверие.

Он уходит, и мы все идем в душ. Там я освежаюсь и чувствую себя лучше, но постепенно приходят воспоминания о том, что вчера сказал Элиот, и я стону от еще одной проблемы. Он не должен знать. Если он имел ввиду то, что я… другая, то ему не составит труда рассказать это остальным.

Если я просто не сдам экзамены, то я останусь жива, хоть и за пределами штата. Если правительство узнает, что я Индивид, то они просто ликвидируют меня. Я даже знать не хочу, как. Я хочу остаться в живых, и это моя цель.

Когда мы заходим в общую комнату, там снова стоят Дэниел и наши инструктора. Мы вместе идем в кафетерий, там Наблюдающий просит минуту молчания, и мы все садимся на свои места.

– Сейчас к каждому подойдет Селеста или Закари, с ним вы познакомитесь попозже, и с помощью укола введет в вас препарат, – говорит он, – я прошу не волноваться и не устраивать истерики. Он поможет вам быстрее восстановиться после Соединения.

Когда ко мне подходит молодой парень со светлыми волосами, я протягиваю ему руку. Он вводит препарат в предплечье, как вводят прививки. На руке осталось маленькое красное пятнышко.

Закари невысокий и загорелый, уголки глаз у него сильно наклонены вниз, грубые, мужские руки и низкий голос, но выглядит он совсем непримечательно. Если бы я встретила его в другом месте, не узнала бы.

Когда я поела, я смотрю по сторонам. Замечаю, что Элиота здесь нет, но почему-то не хочу думать об этом. Мозг старательно засовывает мысли о нем вглубь моего сознания, и я так не хочу вспоминать его. Подкрадывается мысль, что это странно, но она сразу пропадает так же быстро, как и появилась.

После завтрака мы снова бегаем в лесу. Хоть это только третий раз, но я чувствую себя намного увереннее, и рассматриваю окружающую природу. Сквозь ветви деревьев просачиваются лучи солнца и падают на лицо, под ногами хрустят упавшие листья.

Сегодня мы занимаемся в тренировочном зале. Хан и Эльза расставляют нас в шеренгу, Дэниел идет, как обычно, за окно. Парни и девушки стоят вместе, поэтому я понимаю, что сегодня будет смешанная тренировка. Эльза уходит к Дэниелу.

– Сегодня пройдет первое маленькое испытание, оно в ваших результатах ничего не изменит. Оно нужно для того, чтобы определить ваши слабости и посмотреть, как вы восстанавливаетесь, – говорит Хан, – сейчас разминаем ноги.

Мы с Беллой переглядываемся. Я задаю немой вопрос «Что мы будем делать?», но она пожимает плечами. Мне интересно, но я не осмеливаюсь спросить у самого Хана. В конце концов, скоро мы все узнаем.

– Размялись? Я хочу, чтобы вы рассредоточились в три равные шеренги и встали в конце зала. Прошу, чтобы не было так, что в одной шеренге сильные, а в другой слабые.

Я хочу, чтобы мы с Беллой были вместе, но Хан выбирает трех капитанов, которые будут выбирать тех, кто будет на их стороне.

– Сьюзен, – мое имя третьей, и я иду к низкорослому, крепко сбитому парню. В нем я с трудом узнаю своего бывшего одноклассника, Дигари Горна.

Он очень умен, это я помню по вечно поднятой руке на уроках и его результатам на разных тестах, а так же экзамене. У него очень бледная кожа, но это не портит его, а гармонирует с его темно-рыжими волосами. У него приятное лицо, большие зеленые глаза и пухлые губы. Он все время гладко выбрит, но сейчас я замечаю на его лице легкую щетину. Она придает ему мужественности.

Когда я подхожу, он мне улыбается, и я улыбаюсь в ответ. Следующей выбирают Беллу, и она идет к темнокожей девушке с орлиным лицом. У нее длинный крючковатый нос и вытянутая челюсть. Она мне сразу не нравится, хотя я и понимаю, что нельзя судить о человеке по внешности.

Все разделены на группы, и мы идем к концу зала. Там белым мелом начертены широкие дорожки, мы становимся у их изголовья. Сейчас будет соревнования, суть которых будет – пробежать первым.

– Все становятся в линию, а первые люди бегут. Сейчас вы сами можете выбрать, за кем стоять, но потом менять расположение и соперника запрещается. Когда добежите, разворачиваетесь и идете обратно по нулевой дорожке, – громко говорит Хан.

Хан мне кажется добрым. Даже когда он кричит «подъем!» сердитым голосом, все равно его слова не воспринимаются, как сказанное со злостью. И внешность у него миловидная. Широкая челюсть, большие карие глаза и морщины от носа к кончикам губ, даже когда он не улыбается. Он выглядит старше своих лет.

Никто не решается бежать первым. Я думаю, что мне стоит опять вызваться первой, и подхожу к началу дорожки, но меня опережает высокая девушка. У нее длинные, светлые волосы. Они настолько белые, что кажется, что она поседела, или их облепил снег. Во всяком случае, выглядит она ослепительно. У нее вытянутое лицо и кошачьи глаза, кажется, что оранжевого цвета.

– Я первая, – говорит она. У нее звонкий голос, как колокольчик.

Остальные группы тоже выбирают того, кто побежит первым. Во первой группе это девушка, которая вызвала Беллу, а во второй высокий, темнокожий парень. В нем я тоже узнаю своего бывшего одноклассника, Моргана. Фамилию я не смогла вспомнить.

– Сейчас мы с Дэлом, – говорит Хан, и я понимаю, что он так называет Дэниела, – немного поменяемся местами. Он будет стоять в конце дорожек и фиксировать время, за которое вы пробежали. Я буду стоять около них и отмечать ваши ошибки при беге. Я больше занимаюсь тренировкой Соединенных, поэтому мне легче заметить их, чем Дэлу. Еще, если возникнет такая ситуация, что вы прибежали с соперником в одно время, мне будет легче заметить со стороны, кто прибежал раньше.

Мы все стоим у начала дорожек живой цепью, первые стоят чуть ближе к ним. Они готовы к бегу и ждут, когда Дэниел объявит, что можно бежать. Он поднимает руку. Я вижу, как в замедленном кадре, как она опускается.

Я все еще надеюсь, что Соединенные не восстановились. В основном, на это уходит около двух недель, как раз до первого испытания, дальше они чувствуют себя лучше и возращают только остатки сил.

Первой прибегает девушка из нашей шеренги. Она идет по нулевой дорожке, радостно улыбаясь и держа руки вверху в знак победы в этом маленьком сражении. Следующими идем я, парень с длинными волосами и… Белла.

– Вот черт, – думаю я и хочу поменяться с кем-то местами, но вспоминаю слова Хана. Не хочу выглядеть глупой или слабой перед остальными. Да и сдаваться не в моих правилах.

Белла смотрит на меня и улыбается. Ее не пугает, что мы должны бежать вместе. То есть, мы соперники. Мне не нравится то, что я должна пытаться опередить человека, с которым у меня завязалась дружба.

«На старт», отмечаю я для себя в голове, когда Дэниел поднимает руку.

Внимание.

В моей голове разом помещаются все страхи. Я не знаю, почему я переживаю, это происходит будто на подсознательном уровне. Смотрю на Беллу, Хана, Дэниела. Для них, возможно, это ничего не значит. Но у меня будто все мое тело помещается в сердце, я чувствую каждое биение. Такое ощущение, что каждый может его услышать, даже не вслушиваясь. Кровь клокочет в ушах. Все будто замедлилось в многие разы, я сконцентрирована только на руке Дэниела.

Марш.

Я срываюсь с места. Ноги будто одеревенели от страха, но я прогоняю его глубоко в голову и набираю скорость. Чувство, будто ветер бьет в лицо, но понимаю, что его здесь нет. Полностью отдаюсь бегу, пытаюсь делать шаги на столько большими, сколько могу, и откидывать свое тело на столько быстро и далеко, сколько у меня получается. Не смотрю по сторонам, боясь увидеть, что Белла или длинноволосый парень уже далеко впереди. Я сконцентрирована только на одной точке, руке Дэниела, которая держит какое-то маленькое устройство.

Мне страшно, что я могу быть последней. Это не изменит ничего в моей репутации в коллективе, не повлияет на мои результаты на экзамене. Я боюсь, что разочарую саму себя. Боюсь, что это подорвет во мне веру в то, что я смогу выжить.

Рука Дэниела катастрофически медленно приближается. Такое ощущение, что 70 метров я бегу около часа. Я беру всю свою силу воли в кулак, ведь именно она поможет мне бежать еще быстрее.

Я не замедляю бег к концу и пробегаю мимо Дэниела на такой же скорости, на которой и бежала. Он находится слишком близко, но я лишь волей случая не задеваю его. Я понимаю, что если у моих соперников не был меньший остановочный путь, то я первая.

Оборачиваюсь и вижу Беллу. Она наклонилась и упирается руками в коленки. Тяжело дышит. Мне тоже с трудом дается дышать, но я пытаюсь успокоить себя и дышу медленно и спокойно. Чувствую, что кровь прилила к лицу, а я вся вспотела. Вытираю руки о леггинсы и пытаюсь успокоить сердце.

Когда возращаюсь, стараюсь проходить мимо Дэниела. Он держит в одной руке, которой взмахивал, устройство, а в другой тонкую пластинку, но не вижу своих результатов.

– Молодец, – хрипит Белла, когда мы возращаемся по нулевой дорожке, – я не ожидала, что ты прибежишь первой.

Этого мне хватает. Я знаю, что прибежала первой, и я горда собой. У меня будто буря поднимается к груди, и я кричу «Да!» на весь зал. Это происходит непроизвольно, но я в шоке, что способна на такое. Мне нисколько не стыдно, хотя приемные родители учили меня скромности. Здесь мы все чувствуем себя свободными от наших запретов.

– А ты? – вдруг я вспоминаю, что не спросила у Беллы про ее результаты.

– Третяя, – отвечает она, но я не слышу в ее голосе сожаления.

Я хлопаю ее по плечу, и она одобряюще улыбается. Снова кончиками губ. Я просто таю от этой улыбки.

– Ничего, у меня еще будут возможности надрать вам задницы, – говорит она, и мы смеемся. Я смеюсь вместе с ней и чувствую, что я счастлива, хотя все время только и думала о том, чтобы выжить.

Как пробегают остальные, я не смотрю. Я пытаюсь отдышаться и прийти в себя от выигрыша. Когда все забеги кончаются, я медленно подхожу сзади Дэниела. Я хочу увидеть, какие у меня результаты, но не хочу, чтобы он меня заметил.

Он сверяет результаты в тонкой пластинке с результатами на навороченном секундометре именно в этот момент. Он круглый и с кнопкой на его краю, чтобы было удобно надавить на нее, когда кто-то прибегает. В верху отмечено, какой забег имеет данные результаты. Я не понимаю, как он помнит, кто был в каком забеге, но смотрю на пластинку и вижу, что на ней отмечены имена и рядом номер. Я понимаю, что он означает то, какими по счету мы бежали.

Я вижу, что мой результат в пластинке 8.65 секунд и хочу уйти, но мой взгляд по случайно задерживается на секундометре, и как раз в этот момент он проверяет наш забег. На нем моей результат 8.59 секунд. Я понимаю, что все равно прибежала первой, но во мне поднимается какая-то несвойственная мне обида.

Я хватаю его за плечо и разворачиваю к себе. Сначала он смотрит на меня непонимающим взглядом, но потом его брови хмурятся, и он хочет что-то сказать, но я его опережаю.

– Мой настоящий результат 8.59 секунд, но ты записал, что 8.65, – я констатирую это, как факт. Я сначала стараюсь говорить спокойно, но у меня не получается, – почему ты все время достаешь меня? То драка в первую ночь, то чуть не убил Беллу, сейчас написал неправильные результаты!

Я понимаю, что скорее всего веду себя, как ребенок, ведь вполне возможно, что он просто ошибся, но что-то мне подсказывает, что это не так.

– Сумасшедшая, – криво усмехается он и отворачивается. И все.

Я решаю не спорить с ним. Все равно я первая, это ведь самое важное. Или нет…

Я складываю руки на груди, но ухожу. Становлюсь рядом с Беллой. Хан с Дэниелом становится перед остальными, он хлопает в ладоши, и они отвлекаются на них.

Я очень зла, хорошее настроение будто улетучивается. Почему Дэниел все время хочет сделать мне хуже? Что же я ему сделала, раз он так меня ненавидит?

– Судя по вашим забегам, я могу с уверенностью сказать, что многие из вас забыли, что значит бегать, – говорит Хан. Он пальцами одной руки касается пальцев другой, образуя пирамиду.

Я пытаюсь вспомнить ошибки, которые я могла допустить, когда бежала, или какие-нибудь советы, которые давал Хан на пробежках, которые я не выполнила, но не вспоминаю. Он объясняет нам, какие у нас были недочеты. Когда он говорит, что многие из нас смотрят под ноги, когда мы бежим, но:

– … кроме Сьюзен, – при этих словах я краснею.

Потом Дэниел объявляет результаты.

– … Белла, 8.7 секунд, Льюис 8.67 секунд, Сьюзен 8.59 секунд…, – я довольна собой. Про себя замечаю, что он сказал мой правильный результат.

Слушаю все результаты и подсчитываю, что я на 9 месте. Прямо подо мной девушка со светлыми волосами, и я почему-то радуюсь, что у меня результат лучше.

– К экзаменам ваш результат должен быть меньше семи секунд, – говорит Хан, – сейчас вы еще не адаптировались, поэтому результат намного хуже. Но все еще впереди.

Значит, на две с половиной секунды меньше. Я не смогу. Остальные еще вернут силы, но я не смогу за примерно три месяца натренироваться настолько.

– Сейчас «адский круг», – говорит Дэниел. Я не понимаю, что он имеет ввиду, – девушки и юноши отдельно.

Я стою на месте и не двигаюсь, ожидая того, что он объяснит, что это такое, но он молчит. Все делятся на две группы и отходят в разные стороны.

– Ты чего стоишь? – спрашивает Белла, – ты что, никогда в адский круг не играла?

– Играла… Просто забыла, – отвечаю я, стараясь, чтобы звучало правдоподобно

Судорожно вспоминаю все виды спорта, которые могла знать, все игры. Но не могу такой припомнить. Во всяком случае, звучит устарающе.

– Видимо, процедура на тебя подействовала чересчур ошеломляюще, что ты забыла, что это такое, – смеется она, и мы подходим к компании девушек, – такое невозможно забыть.

Они расходятся по кругу и присаживаются.

– В общем, все становятся в стойку, – начинает она, но видит, что я не понимаю, – ну опираются руками, чтобы отжиматься. В кругу, и каждая девушка по кругу отжимается один раз. Например, я отжалась. Потом ты, и так далее. Потом круг начинается заново, и надо два раза отжаться. Понятно?

Я киваю. С отжиманием у меня идет неплохо, я думаю, это легче, чем подтягивания или отжимания на брусьях. Мне это кажется не таким сложным, пока не появляется одна проблема. Белла становится в стойку, за ней я. Она говорит:

– Ну только ложиться нельзя, но это и так понятно.

Я чуть не падаю от этих слов. Я думаю, что сразу устану с такими правилами.

– Все встали, – слышу я голос Дэниела, – теперь все наоборот. Хан засчитывает результаты, кто сдался первым, я и Эльза смотрим за техникой. Первым отжимается тот, у кого в забеге самый лучший результат. У парней Марк, у девушек Мадлен. Отжимаемся по часовой стрелке. На счет три начинаем отжиматься. Раз…

Не знаю, как у остальных, но я уже хочу отдохнуть.

– Два…

Он тянет слова, как мед. У него приятный голос, только слишком громкий.

– Три.

Между мной и девушкой, которая прибежала первой среди девушек, два человека. Та светленькая и Белла. Мадлен отжимается. Ей дается это с трудом, и я вижу, как напрягаются ее мыщцы на руках. Девушке со светлыми волосами не так сложно. Смотря на нее, я восхищаюсь. Она сильная, но совершенно не выглядит мужественно. У нее тонкие руки, талия, но при этом она не обеделена формами. В отличие от некоторых…

Белла отжимается хорошо. За ней я. Мне тяжело, но я не чувствую, что у меня совсем нет сил.

– Задницу ниже, – слышу я голос Дэниела. Он опускается рядом и смотрит, как я пытаюсь выровняться, – еще ниже.

Я слышу, как он рычит от злости и берет одной рукой над ней, а второй под ней и самостоятельно опускает ее на нужное расстояние. Я злюсь и мне хочется встать и ударить его, но я терплю, потому что если сдамся, то проиграю испытание, хоть оно и не засчитывается.

Пока до меня снова доходит очередь, я успеваю устать. Я вижу, что Мадлен еле держится, но светленькая чувствует себя хорошо, как и Белла. Я отжимаюсь два раза, но мне это дается легче, чем Мадлен. На третьем кругу она сдается и падает, как и две девушки, одна темнокожая с завитыми волосами, а другую почти не отличишь от парня, у нее короткие волосы и мужские черты лица. Ее зовут Эмми Диего, она училась в моем классе.