Текст книги "Время легенд"

Глава 7

Вашингтон, округ Колумбия, апрель 1966 года

– Послушай, Гарри, я понимаю, о чем ты толкуешь, и я с тобой согласен на все сто. Но убей бог, не соображу, с чего ты взял, будто бы только я могу поехать в Москву. – Лайнд стоял в кабинете Гарри Уорнера, прислонившись к подоконнику. За его спиной открывался прекрасный вид на здание Капитолия. – Почему бы не послать Лью Болдуина или Аллана Харриса?

Уорнер энергично помотал головой.

– Никто не знает этот город и его обитателей так, как знаешь его ты, Джим, – заметил он, сделав паузу, чтобы раскурить трубку.

Лайнд рассмеялся:

– Это слишком слабо сказано. Я не просто знаю Москву. За пять последних лет она стала мне родным домом.

– Ты сам просился туда, – напомнил Уорнер.

– Да, сам, – кивнув, ответил Лайнд.

Уорнер поднялся на ноги.

– Насколько мне помнится, ты предпочитал сидеть в Москве, только бы не возвращаться домой к жене. – Он снял с плитки кофейник и наполнил две чашки.

Лайнд взял кофе, предложенный Уорнером.

– Я женился на ней, чтобы создать себе прикрытие, – угрюмо произнес он. – Чего ты ждал от меня – цветов и поцелуев?

– Но ребенок – совсем другое дело, – закончил за него Уорнер.

Лицо Лайнда окаменело.

– Сейчас дочь нуждается во мне больше, чем когда-либо, – проговорил он наконец. – Самоубийство Фрэнсис сильно травмировало ее. Джейм – крепкая девчонка, но я знаю, как тяжело у нее на душе. Даже когда Фрэн была жива, у девочки, по сути, не было матери, ну а теперь, когда она умерла… – Он умолк.

– Я понимаю твое беспокойство о дочери, – сказал Уорнер, осторожно подбирая слова, – однако ты не должен забывать и о своих обязанностях.

Лайнд поднял глаза к потолку.

– Как же, забудешь о них! – произнес он с ноткой сарказма в голосе.

– У тебя ведь есть экономка.

Лайнд пригубил обжигающий кофе и отставил чашку.

– Да, – сказал он. – Но Сэди стареет, а Джейм была бы сущим наказанием даже для молодой энергичной женщины.

– Найми гувернантку, – предложил Уорнер. – Возьми кого-нибудь с хорошими рекомендациями и опытом обращения с детьми.

– Джейм нужен отец, Гарри. Ей нужен я, – резким тоном отозвался Лайнд. – Девочка должна быть уверена, что хотя бы один из ее родителей по-настоящему заботится о ней. Гувернантка – это не мать и не отец, уж поверь мне, я-то знаю! – Лайнд действительно знал, что говорил – пожалуй, даже слишком хорошо. Среди его детских впечатлений не сохранилось воспоминаний ни о матери, которая укладывает его в постель и читает ему сказки на сон грядущий, ни об отце, который носит его на своих плечах и учит играть в мяч. Он вынес из детства только воспоминания о няне, которая, хотя и любила его, вряд ли могла заменить маму. Мамой был один из двух бесплотных телефонных голосов родителей, которые звонили ему из экзотических уголков мира, чтобы поздравить с очередным днем рождения, которые они неизменно пропускали, пока подрастал их сын.

Лайнд не желал своей дочери подобной судьбы.

– Ну а дед с бабкой или сестра Фрэнсис? – настаивал Уорнер.

Лайнд покачал головой.

– Колин Колби все еще обвиняет меня в смерти Фрэн. Я не отдам ей Джейм ни на минуту, хотя и продолжаю считать ее супруга одним из немногих своих друзей. Что же до Кейт, то она вышла замуж за сенатора Крейга Пирсона и живет в Вашингтоне. У нее полно своих хлопот.

– Может быть, кто-нибудь из твоих родственников…

Лайнд нахмурился.

– Ты и сам отлично знаешь, как обстоят дела с моей семьей, – сказал он и, запнувшись, посмотрел на часы. – Извини, Гарри, но я должен успеть на самолет, чтобы вовремя вернуться домой к дочери и уложить ее в постель. – Он схватил пальто и выскочил в дверь, так и не добившись определенного решения.

После его ухода Уорнер надолго погрузился в раздумья. Он всегда относился к Лайнду с уважением, хотя особых симпатий к нему не питал. Уорнер всегда решительно отметал свои личные пристрастия, ведь, по сути дела, главным было одно – Лайнд был одним из лучших, а может, самым лучшим оперативным сотрудником, воспитанным в учебных лагерях УСС. Он всегда выполнял свой долг, не задавая лишних вопросов. Но теперь, с рождением дочери, он изменился. Став отцом, он утратил былую твердость.

И тем не менее Гарри Уорнер не сомневался, что он, как обычно, сумеет справиться с возникшим затруднением.

Примерно о том же думал и Лайнд, сидя в кресле самолета, державшего курс на Нью-Йорк. За три года, миновавшие со дня гибели Фрэнсис, он в полной мере осознал, какой это тяжкий труд – растить маленькую девочку без матери. И хотя Фрэнсис, пока была жива, почти не занималась воспитанием ребенка, с ее смертью многое изменилось. Раньше она хотя бы присутствовала в доме, если не душой, то телом. Покончив с собой, Фрэнсис нанесла дочери удар, от которого та до сих пор не могла оправиться. За последние два-три года Джейм сильно изменилась. Она по-прежнему была энергичной, веселой и острой на язык девчонкой, но теперь она ушла в себя, словно опасаясь проявить интерес к окружающему из страха быть отвергнутой. «Вся пошла в отца», – с раскаянием думал Лайнд.

Эта мысль вновь вернула его к воспоминаниям, о которых он хотел бы забыть навсегда, – к воспоминаниям о своих родителях, знаменитых археологах, исколесивших земной шар в погоне за сказочными открытиями, которые сулили появление их имен и портретов в газетах и научных журналах всего мира. В сущности, Лайнд гораздо чаще видел лица родителей на страницах изданий, чем во плоти. Он собрал целый альбом вырезок, фотографий и почтовых открыток, у него накопилась толстая пачка писем, начертанных торопливой рукой, в которых родители, как правило, выражали сожаление по поводу того, что не смогли вернуться домой в обещанный срок, но ни разу не спросили, как он живет, как успевает в школе, лишь слали ему экзотические подарки, нимало не интересовавшие мальчика, который мечтал только об одном – чтобы папа и мама хотя бы ненадолго задержались дома.

Лайнд вспомнил, как он огорчался, дожидаясь возвращения родителей из очередного путешествия, только чтобы узнать в самую последнюю минуту, что они не приедут. Он вспомнил, как в более зрелые годы одиночество и разочарование превращало его в непокорного бунтаря. Он не забыл, какую ярость вызвало в нем известие о том, что родители погребены под обвалом на раскопках в Египте. Лайнд возненавидел родителей за то, что они погибли, так и не выполнив свое обещание приехать домой. Он отлично понимал, как должна себя чувствовать Джейм после самоубийства матери.

Вместе с тем Лайнд всегда сознавал: в том, что дочь не обучена хорошим манерам, он виноват ничуть не меньше Фрэнсис. Он так редко оказывался рядом с дочерью, когда был нужен ей, – теперь создавалось впечатление, будто он проводит за рубежом еще больше времени.

Лайнд уже понял, что из него вышел никудышный воспитатель, если речь шла о Джейм. Он старался проявлять строгость, видя, что девочке нужна твердая рука, но в итоге никогда не мог в чем-либо ей отказать. Как ни прискорбно, его мягкость принесла Джейм больше вреда, чем пользы.

Он понимал, что дочь озорничает не из вредности, просто такова ее натура. Избыток энергии и природная живость ума не давали девочке сдерживать свое непомерное любопытство ко всему, что ее окружало. За три минувших года в его доме не удержалась ни одна гувернантка, как он ни старался. За восемнадцать месяцев сменилось шесть женщин. Требуя расчета, они говорили одно и то же: им нравится Джейм, она очаровательный ребенок, а сам Лайнд вполне устраивает их как работодатель, просто они не справляются с девочкой.

Даже Сэди, служившая у Лайнда экономкой еще до рождения Джейм, все чаще выражала недовольство. Лайнд не обвинял ее: Сэди старела, а приструнить Джейм становилось все тяжелее.

– Спасибо, не нужно, – сказал он, отмахнувшись от стюардессы, которая предложила ему напитки. Выглянув в иллюминатор слева от себя, Лайнд увидел внизу знакомые манхэттенские небоскребы.

К тому времени когда самолет приземлился в аэропорту Ла-Гуардиа, Лайнд наконец отыскал нужное решение.

– Но почему, папа? – Джейм смотрела на отца. В ее зеленых глазах застыла мольба. – Зачем?

На сей раз Лайнд решил проявить твердость. Это ради ее же блага, напоминал он себе, как только начинал чувствовать, что им овладевает слабость.

– Затем, что тебе так будет лучше, принцесса, – ответил он. – Ты должна общаться с девочками-сверстницами. Ты должна стать маленькой леди.

– Чушь собачья!

– Вот-вот, об этом я и говорю, – нарочито жестким голосом произнес Лайнд. – Твоя драчливость и твой язык достойны всяческого порицания.

– Я не хочу в пансион! – запричитала Джейм. – Там… там грязно, там воняет!

– В пансионе не так уж плохо, – настаивал Лайнд.

– Черта с два! – отрезала Джейм. – Все эти скучные дуры с их глупыми кофтами, клетчатыми юбками и жеманными манерами…

– Между, прочим, тебе не помешали бы хорошие манеры, – заметил Лайнд.

– Дерьмо! – бросила Джейм.

Лайнд неодобрительно посмотрел на дочь.

– Надеюсь, воспитательницы «Брайар-Ридж» исправят твою речь, – ровным голосом заметил он. – Ты сквернословишь хуже самого грубого мужлана.

Джейм просительно заглянула ему в глаза.

– Я хочу остаться дома, папа, – тихо сказала она. – Я хочу остаться с тобой… и с Сэди, хотя порой она невыносима.

– Сэди слишком стара, чтобы как следует приглядывать за тобой, а я, как ты знаешь, провожу дома от силы половину времени, – напомнил Лайнд. – Я пришел к выводу, что тебе будет лучше отправиться в пансион, и на этот раз ты не сможешь меня отговорить.

– Но, папа… – Джейм едва не плакала.

– Никаких «но», – ответил Лайнд, тряхнув головой. – Я хочу, чтобы ты получила хорошее воспитание, чего бы это ни стоило.

Пансион для девочек «Брайар-Ридж», расположенный в маленьком живописном поселке неподалеку от города Гринвича, штат Коннектикут, считался одной из лучших частных школ Новой Англии, а среди его выпускниц числились жены и дочери знаменитых политиков, артистов и прочих представителей высшего общества. Снаружи пансион напоминал старый особняк в георгианском стиле, расположенный поодаль от шоссе на пяти акрах холмистого газона, но при взгляде изнутри предназначение здания не вызывало сомнений – невзирая на элегантность отделки, это было настоящее учебное заведение. Квартиры и кабинеты персонала находились на первом этаже, на втором размещалось общежитие для учащихся: спальни на два места и более, в которых проживали девочки от шести до тринадцати лет.

Целое крыло особняка было отдано классным комнатам. Спортивный зал, танцевальная студия и конюшни занимали отдельные помещения позади главного здания. Здесь преподавали дамы из хороших семей, все как одна приверженные жесткому подходу к воспитанию.

Джейм заранее ненавидела пансион от всей души, но, как она ни старалась, сломить решимость отца ей не удалось. Несмотря на все ее просьбы, мольбы, уговоры и слезы, Лайнд оставался непоколебим.

Лайнд проводил едва не плачущую дочь в ее комнату, и школьный администратор Анита Рэни познакомила ее с соседкой, Андреа Марлер, изящной светловолосой девочкой, которой на вид было столько же лет, сколько Джейм. Маленькая, хорошо воспитанная Андреа носила аккуратный строгий костюм из тех, что так презирала Джейм, и она приготовилась возненавидеть новую знакомую с первого взгляда. Однако Андреа отнеслась к ней с теплотой и дружелюбием, встретив Джейм так, словно они знали друг друга всю жизнь.

– Надеюсь, мы подружимся, – сказала девочка, ослепительно улыбаясь. – Можешь звать меня Энди. Меня все так называют.

И хотя какая-то часть существа Джейм по-прежнему противилась всему, что было связано со школой, она вдруг увидела, что пожимает новой знакомой руку.

– Меня зовут Джейм… а это мой папа.

Андреа вскинула глаза.

– Такой высокий, – заметила она.

Джейм пожала плечами:

– Таким уж он уродился.

– Андреа, будь любезна, познакомь Джейм с окрестностями, а мы тем временем покончим с формальностями, – предложила мисс Рэни.

– Да, разумеется, – отозвалась девочка, продолжая улыбаться.

«Как она может скалить зубы, сидя под замком в этой кутузке? – гадала Джейм. – Хотела бы я взглянуть на дом, в котором она жила».

Мисс Рэни отправилась в кабинет, Андреа куда-то отлучилась, и у Джейм осталось несколько минут, чтобы побыть наедине с отцом до его отъезда.

– Выше нос, принцесса, – сказал Лайнд, стряхивая слезинку, которая выкатилась из уголка его глаза и потекла по щеке. – Я ведь не навсегда уезжаю. Когда я буду возвращаться домой, мы с тобой будем вместе проводить каждые выходные, обещаю.

– Нельзя ли мне получить гарантии в письменном виде? – спросила девочка, выдавив улыбку.

– И даже подписанные кровью, если желаешь, – ответил Лайнд.

– Нет уж, спасибо, – сказала она, покачав головой. – Слишком много хлопот.

Лайнд поцеловал ее в лоб.

– Я приеду за тобой в пятницу вечером, сразу после последнего урока, – пообещал он. – Мы устроим что-нибудь особенное.

– Когда мы вместе, каждый день особенный, – отозвалась Джейм, тесно прильнув к отцу.

Хотя жизнь в «Брайар-Ридж» не доставляла Джейм особого удовольствия, она научилась смиряться с пребыванием в школе. Она получала хорошие отметки и никогда не пропускала уроков, зная, что в таком случае ее не отпустят на выходные к отцу в Саунд-Бич. Благодаря своему изящному телосложению и длинным ногам она отлично танцевала, скакала на лошади лучше любой своей одноклассницы и обожала плавание. Она близко сошлась с Андреа, которая оказалась первой подругой в ее жизни. У нее сложились хорошие отношения и с другими девочками, однако в те выходные, когда отец был в отъезде, она предпочитала оставаться в пансионе, отклоняя предложения подруг погостить у них дома, поскольку тогда ей пришлось бы в ответ приглашать их к себе, а Джейм не хотела делить с посторонними те драгоценные часы, которые могла провести с отцом.

Когда отец был дома, он забирал ее по вечерам в пятницу и привозил обратно в «Брайар-Ридж» ночью в воскресенье, невзирая на все попытки мисс Рэни отговорить его от слишком поздних возвращений. «У меня нет никого, кроме дочери, и мы не так уж часто видимся. До тех пор пока она не засыпает на утренних уроках в понедельник, ваши опасения совершенно необоснованны», – не раз говорил ей Лайнд, ни капли не сомневаясь в своей правоте.

Дома, в Саунд-Бич, они отдавались привычным, милым их сердцу занятиям – ездили на лошадях, стреляли из лука, бороздили воды залива Лонг-Айленд на своей семнадцатифутовой яхте «Дэйсейлер» и снимали друг друга камерой «Инстаматик», которую Джейм получила в подарок от отца на свой восьмой день рождения. Лайнд слабо разбирался в фотографии, но Джейм оказалась весьма искушенным для своего возраста мастером. Она сделала сотни снимков, фотографируя Сэди, своего пони Кристобаля, но в основном отца. Лайнд частенько гадал, кто из них двоих получает больше удовольствия от проведенных вместе выходных.

Джейм никогда не упоминала о матери, и это ставило Лайнда в тупик. С тех пор как Фрэнсис была предана земле, Джейм ни разу не заговорила о том страшном дне, ни разу не пустилась в воспоминания о немногих приятных мгновениях своей жизни, связанных с Фрэнсис. Лайнд видел, что она по-прежнему терзается горем; он знал, что даже сейчас, три года спустя, Джейм порой плачет перед тем, как уснуть, и понимал, что она все еще думает о матери. Он не задавал дочери вопросов.

Будет лучше, если Джейм заведет этот разговор сама, полагал он.

Однажды Джейм наконец решилась. Приехав домой из «Брайар-Ридж», они прогуливались по берегу залива, подставляя босые ноги волнам прибоя, и девочка вдруг спросила:

– Скажи, папа, почему наша мама умерла?

Вопрос прозвучал столь неожиданно, что Лайнд оказался захваченным врасплох вопросом, и теперь ему совсем не хотелось ответить пошлостью вроде: «Мама убила себя, потому что была тяжело больна».

– Знаешь, принцесса, – заговорил он, опускаясь перед дочерью на колени, – когда люди хотят того, чего не могут получить, невыполнимое желание разъедает их изнутри, и в конце концов они вдруг прекращают жить.

– Как ты думаешь, она любила меня? – В глазах Джейм застыла печаль.

Лайнд не верил своим ушам. Джейм удалось облечь в слова все те противоречия, которые существовали между ним и Фрэн.

– Ну конечно, любила, – ответил он. – С той секунды когда ты появилась на свет, мама не переставала тебя любить, но у нее не хватало сил проявить свои чувства.

Джейм посмотрела ему в глаза, и на ее мордашке появилась та самая мина, которая возникала на лице Лайнда всякий раз, когда он принимал окончательное решение.

– Со мной этого никогда не случится, папа, – уверенно произнесла девочка. – Я обязательно добьюсь всего, чего хочу!

Лайнд рассмеялся и взъерошил ее волосы.

– Я ни минуты не сомневался в этом, принцесса, – сказал он.

– Почему ты должен лететь в Париж именно сейчас? – спросила Джейм, когда они с отцом возвращались в «Брайар-Ридж» по длинному трехполосному шоссе. – Ведь скоро Рождество…

– Знаю, принцесса, но тут уж ничего не поделаешь.

Работа есть работа, – ответил Лайнд.

– Я ненавижу твою работу, – сказала Джейм, насупившись.

– Я и сам порой ненавижу ее, – признался Лайнд, как обычно, разрываясь между любовью к дочери, с которой ему хотелось проводить как можно больше времени, и страстью к своей захватывающей, волнующей профессии.

– Ты вернешься на Рождество? – спросила Джейм.

– Не уверен, принцесса, – откровенно признался Лайнд. – Но конечно, постараюсь. – Он протянул руку, взял маленькую ладошку дочери и ободряюще пожал ее. – И привезу тебе какой-нибудь особенный подарок.

– Мне нужен только ты, папа. Ты и есть мой лучший подарок.

Лайнд остановил машину напротив главного здания пансиона. Джейм молча смотрела, как отец вылезает из автомобиля и обходит его кругом, чтобы открыть ей дверцу. Лайнд потянулся к чемодану, лежавшему на заднем сиденье, однако, заметив мрачное выражение на лице Джейм, замер на месте.

– Все не так плохо, как кажется, принцесса, – сказал он.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – отозвалась Джейм.

– Я тоже не хочу оставлять тебя, – быстро заговорил Лайнд, – но мне нужно работать. Ты сама знаешь.

А тебе нужны друзья твоего возраста, учителя. Женщины, которые научат тебя всему, что должна знать и уметь девочка и чему не могу научить тебя я.

– Я могла бы учиться у бабушки или тети Кейт, – настаивала Джейм.

– Брось, принцесса. Ты уже давно не видела свою бабушку, а тетя Кейт, как тебе известно, живет со своим мужем в Вашингтоне, – напомнил Лайнд.

Джейм скорчила рожицу.

– Ну почему я так ненавижу все то, что полезно?

Лайнд рассмеялся.

– Это один из неписаных законов природы, малышка, – ответил он.

Джейм сидела за столом в комнате, которую они делили с Андреа, и смотрела в серое хмурое декабрьское небо, рассеянно гадая, выпадет ли снег. Всем девчонкам хотелось, чтобы на Рождество был снег. «Всем, кроме меня, – угрюмо размышляла Джейм. – Я хочу, чтобы была ясная погода и папа мог прилететь домой». Находясь в отъезде, отец писал ей не реже раза в неделю, посылал открытки и подарки. На сей раз от него не было ни слуху ни духу. Может быть, готовит сюрприз, говорила себе Джейм.

Потом она задумалась над тем, удастся ли ей сдать экзамен по математике. Господи, как она ненавидела математику! Неужели человек не может добиться успеха без математики? Джейм опустила глаза на письмо, только что полученное из Вашингтона от тетки Кейт. Тетка приглашала ее к себе на праздники, если не вернется отец. Как ни любила Джейм тетку, она очень надеялась, что ей не придется принимать это приглашение. Единственным человеком, с которым ей хотелось встретить Рождество, был ее папа.

Джейм взяла в руки рамку с фотографией отца, которую постоянно держала на своем столе. Она сама сделала этот снимок. Все, кому попадались на глаза ее снимки, прочили Джейм будущее профессионального фотографа, но сама она не задумывалась над этим и бралась за аппарат только для собственного удовольствия, не более того. Например, вот этот снимок она сделала во время одного из уик-эндов на берегу.

– Джейм! – в комнату ворвалась задыхающаяся Андреа. – Тебя ищет Годзилла Рэни. Она просила тебя сейчас же явиться к ней в кабинет!

– Зачем? – с тяжелым вздохом спросила Джейм, вставая из-за стола. – В чем я провинилась на сей раз?

– Насколько мне известно, ни в чем, – ответила Андреа. – К тебе приехали посетители, кажется, твои тетя и дядя.

– Тетя Кейт? – Джейм не скрывала своего изумления.

– Видимо, да, – сказала Андреа, пожимая плечами.

– Должно быть, это она, – решила Джейм, сунув ноги в туфли. – Кроме нее, у меня нет теток.

Шагая по пустому коридору, Джейм размышляла, зачем тете Кейт понадобилось приезжать в пансион.

Может быть, она хочет забрать ее на Рождество в Вашингтон? Знает ли Кейт, что папа может к этому времени вернуться домой? А может, папа уже выяснил, что не вернется, и написал тетке? Ну да, конечно. У Джейм сразу испортилось настроение, но она рассудила, что из всякого положения следует извлекать как можно больше удовольствия, и остановилась на лестничной клетке.

Оглядевшись и не заметив никого вокруг, она оседлала перила и съехала к подножию лестницы. Легко спрыгнув на ноги, Джейм торопливо двинулась к кабинету Аниты Рэни.

– Мисс Рэни, Андреа сказала, что вы ищете меня… – заговорила он и тут же умолкла, остановившись в дверях. Перед столом миссис Рэни сидели совершенно незнакомые мужчина и женщина. Это были старомодно одетые люди лет пятидесяти с уже начинавшими седеть висками. Джейм не раз доводилось слышать всевозможные истории о похитителях, которые крадут детей из пансионов, прикидываясь их родственниками. – Я впервые вижу этих двоих, миссис Рэни, – произнесла она, запинаясь. – Это не мои дядя и тетя.

– Ошибаешься, милая. – Женщина поднялась и подошла к девочке. Джейм отступила на шаг. – Ты не знаешь нас, потому что мы в последний раз виделись с твоим папой – моим братом – за три года до твоего рождения. Я твоя тетя Элис, а это твой дядя, мой муж Джозеф Харкорт.

– Где мой папа? – требовательным голосом осведомилась Джейм, догадываясь, что случилось нечто ужасное.

– Мы поговорим об этом, как только приедем домой, – пообещала женщина.

– Домой? – Подстегнутая гневом, Джейм вытянулась в струнку. – Я никуда не поеду с вами, пока вы не объясните мне, где находится мой отец и почему я не получаю от него писем!

– Джейм, дорогая…

– Не трогайте меня! – взвизгнула девочка, отталкивая женщину прочь.

– Ладно, – произнесла Элис Харкорт, покорно вздохнув. – Я хотела сообщить тебе об этом совсем по-другому, но ты не оставляешь мне выбора. Произошел несчастный случай. Твой папа… твой отец попал в авиакатастрофу. Он погиб, Джейм.

Джейм покачала головой, и окружающий мир вдруг бешено завертелся. Потом все заволокло черной пеленой.