Текст книги "Северный полюс, Северная Атлантика и Гидрографическая экспедиция Северного флота. Малоизвестные факты"

4 декабря мне выдали на службе грузовик ЗИЛ-130, и я поехал на 14-й лесозавод, где купил дрова, называемые «стульчиками», т. е. обрезки экспортных высушенных сосновых досок толщиной 40 миллиметров (оказались впоследствии очень хорошим материалом для вырезания всяких предметов). Привез целый грузовик «стульчиков» на Левачева и, сгрузив их на землю, покрытую снегом, перетаскал затем в свой сарайчик, стоящий в общем строю за домом. После этого стало возможным переезжать из общежития в свою квартирку.

Перед переездом в квартиру в субботу устроил небольшой сабантуй по этому поводу. Пригласил с первого этажа холостяков Шур (А. Опарина, А. Боловина) и Андрея Адрианова. Посидели хорошо, без всяких злоупотреблений, и разошлись. Мы легли с Володей спать. Вдруг раздался громкий стук в дверь, и в комнату зашел навеселе Саша Боливар (А. Боловин) с предложением поиграть напоследок в теннис. Я глянул на часы: полвторого ночи. Тем не менее встал и пошел играть. Играли мы достаточно долго, и я все время выигрывал как более трезвый. Потом в полутемном коридоре показалась дрейфующая фигура Саши Опарина с бутылкой вина и закуской, и мы пошли к ним в ВИП-номер. До 6 утра Саша Опарин, хороший рассказчик и знаток всех стихотворений Сергея Есенина, читал стихи и рассказывал случаи из их лейтенантской жизни, и мы все дружно до слез смеялись, после чего я пошел к себе в комнату.

16 декабря я переехал в свою квартиру, оставив Володю одного в нашей комнате в общежитии. Когда стал топить печку, то со стороны большой комнаты в ее стенке увидел среди кирпичей отблески огня, т. е. нужен был ремонт. На следующий день пошел в ОМИС (отдел морской инженерной службы) и попросил выделить мне печника для данного ремонта. Когда тот пришел, то вместо предполагаемого изъятия двух кирпичей и обмазки их глиной печник вынул 17 кирпичей.

На службе начали активно готовиться ко «льду», поэтому неделю провели на Кемской, наматывая тросы на лебедки, проверяя движки-генераторы и получая арктический вариант одежды (унты, меховые комбинезоны, кожаные коричневые куртки полярных летчиков и полушубки на собачьем меху изнутри). Удивило, что в комплект одежды вошло две пары валенок с галошами. На мой вопрос: «Зачем?» последовал не менее удививший меня ответ: «Настоящие полярники ходят в валенках с галошами!» Оказалось, что пресный снег, выпадая на лед, в котором соленость хоть и уменьшилась до 6—10 промилле по сравнению с соленостью воды, из которой он образовался (32—33 промилле), становится слегка соленым, особенно на границе их контакта. В результате войлочные подошвы унтов, попадая с улицы в теплые палатки, постепенно также просаливаются от тающего снега, после чего их уже невозможно высушить и в ногах постоянно ощущается сырость. Ситуация резко ухудшается при взрывах лунок или их просверливании, когда вода выливается на лед. Если кто не успевает отбежать от них в унтах, то унты уже можно больше не сушить, именно поэтому настоящие полярники и ходят в валенках с галошами.

В начале декабря позвонила Света и сказала, что купила билеты на самолет из Кишинева не на 24, а почему-то на 25 декабря, что меня немного расстроило, так как не удастся отметить вместе годовщину свадьбы.

25 декабря, когда Света с Аленкой приехала в аэропорт Кишинева (60 километров от Тирасполя), то, к моему и ее еще большему огорчению, объявили, что вылет задерживается по погоде больше чем на сутки. В результате Света с Аленкой прилетели в Архангельск в 2 часа ночи 27 декабря. Когда вошли в нашу квартиру, то Света увидела на столе сделанный мной почти за 3 месяца небольшой покрытый лаком беленький ларец, на крышке которого была вырезана дата «24 декабря 1980 года» и расположение звезд на небе в наших созвездиях Козерога и Близнецов. Света, взяв его в руки, только и сказала: «Ты что, с ума сошел?» и поцеловала меня, из чего я сделал вывод, что ларец ей очень понравился. Полуторная квартира Свете тоже понравилась: маленькая, но зато своя. Первую ночь спали плохо, так как я перестарался и перетопил печку, а открывать форточку из-за маленькой Алены было нельзя.

31 декабря (четверг) температура воздуха упала с -4-х до -20 градусов. Новый год отмечали вместе со своими соседями – Валей Назаровым, его женой Ириной и их дочкой Зиной, которая была на год старше Аленки.

1—3 января 1982 года температура продолжала падать и достигла отметки -33 градуса – настоящая северная зима. Света в январе уже освоилась, и сама ходила в специальный магазин для молодых мам, где можно было купить молоко и сметану (в обычном магазине это было редкостью, особенно сметана).

Весь январь (8 января температура воздуха упала до -39,5 градусов) продолжали подготовку к вылету на «лед» либо на Красных партизанах, либо на Кемской, либо в Гидрометслужбе с актинометрией. Все объекты были в Соломбале, поэтому при переездах с места на место в шубе и унтах успевал забегать на обед домой и проведать своих девочек.

На базе, на улице Кемской, хранилось наше полевое оборудование, которым заведовал старший инженер нашего отряда Юрий Петрович Богунов – доброжелательный помор невысокого роста, которого все звали Петровичем. Одной из задач подготовки к вылету на «лед» была проверка комплектности и исправности палаток КАПШ-1 и КАПШ-2, в которых нам предстояло жить и работать. Аббревиатура КАПШ расшифровывается как «Каркасная арктическая палатка Шапошникова». КАПШ-1 и КАПШ-2 имели одинаковый принцип устройства, только первая была рассчитана для проживания трех человек, а вторая – шести. Конструктор палатки С. А. Шапошников разработал эти полусферические палатки в 1948 году для ВВЭ «Север-2» (ААНИИ) на основе кардинальной переделки своей предыдущей версии, сделанной им для дрейфующей станции «Северный полюс-1» в форме традиционной («домик») палатки. Новая форма вобрала в себя черты яранги, но на более высоком технологическом уровне, была более устойчива к ветру, и ее можно было перетаскивать с места на место, не разбирая. Палатка КАПШ-1 представляла собой в основании круг, а КАПШ-2 – овал.

Петрович объяснил технологию сбора палатки. На первом этапе на снегу раскатывался четырехугольный кусок черного брезента, на который сначала раскладывалось «вспушенное» сено толщиной до 30 см (сено возили с собой с Большой земли в спрессованных тюках. Некоторые непричастные очевидцы, видевшие погрузку в аэропорту, спрашивали: «Коровам везете?»). Затем на сено укладывались квадраты пенопласта толщиной 5 сантиметров, а на них – вырезанная по форме днища палатки фанера толщиной 5—8 миллиметров. Затем на фанеру накладывался следующий кусок брезента. После этого на созданный многослойный «пирог» для защиты от проникновения холода льда устанавливался каркас из алюминиевых дуг, крепящихся к аналогичным дугам, расположенным и скрепленным между собой по периметру палатки. Ширина проема между боковыми дугами палатки С. А. Шапошниковым была выбрана с расчетом, чтобы между ними мог выпасть человек в случае пожара в палатке.

После установки каркаса к его дугам крепился «нижник» – чехол из белой плотной ткани. Затем на собранный каркас с подвязанным «нижником» натягивался «верхник» – сшитый по форме палатки чехол из черного плотного брезента с иллюминаторами. После завершения всей процедуры все, что лежало на расстеленном на снегу брезенте и выходило за периметр палатки, убиралось, а оставшаяся часть брезента скатывалась и крепилась к «верхнику» палатки на высоте около 30 сантиметров. Вход в палатку представлял собой проем с откидывающейся кверху дверцей, собранной из деревянного каркаса, обтянутого с двух сторон брезентом, изнутри белого цвета. Нижняя часть дверцы была на удалении 30—40 сантиметров от снежной поверхности. Снаружи к дверце крепилась деревянная ручка. После сбора палатки к ней крепились по периметру 4 толстые веревки, за которые можно было бы перетащить саму палатку в другое место, если под ней «разъедется» лед. Отопление палатки производилось при помощи либо газовых горелок (опасный вариант), либо при помощи двухконфорочных газовых плит с открытой духовкой, из которой и шло тепло. На самой плите топили снег для умывания и чая.

В случае пожара время горения палатки составляло около минуты, поэтому запрещалось спать раздетым в спальных мешках. При этом каждый участник экспедиции обязан был иметь при себе финку (длинный нож) для экстренного покидания палатки в случае пожара. Т. е. предполагалось, что в случае пожара каждый обитатель палатки должен распороть сначала «нижник» между вертикальными ребрами палатки (это легко), а затем и «верхник» (что очень сложно из-за плотного брезента) и выпасть из нее.

Вот такие палатки мы и разбирали с Петровичем и проверяли их комплектность и исправность.

На мой день рождения, 20 января, температура воздуха, видимо, в качестве подарка повысилась до – 6 градусов. На день рождения к нам пришел Володя, и мы хорошо и тихо его отметили.

В конце января мне доверили получить для работ на льду 4 килограмма «шила» (спирта) на Кемской. Взяв канистру у Петровича, пришел к заведующей складом. Показал ей накладную на «шило», та молча сунула мне в руки шланг и показала на бочку, стоящую в ангаре. Я спросил тетю-заведующую: «Зачем мне шланг?» Та, развернувшись ко мне, широко открыла глаза и посмотрела на меня как на сумасшедшего, после чего кратко сказала: «Отсасывайте!» От такого предложения я опешил и сказал, что не буду этого делать. Кладовщица еще больше открыла глаза, показывая всем видом, что, видимо, я сошел с ума, чтобы отказываться от дармовой дозы спиртного. Я повторил, что не буду отсасывать спирт из бочки. Кладовщица, посмотрев на меня уже как на убогого, крикнула проходившему мимо работяге, не хочет ли он отсосать из бочки спирта. Не успела она завершить фразу, как тот уже был в ангаре и, забрав у меня шланг, с силой втянул в себя воздух, а с ним и спирт из бочки, при этом явно задержавшись на последней фазе. Канистра стояла на весах около бочки, куда работяга вставил шланг с льющимся спиртом. Получив свои 4 килограмма, я вышел из ангара, чувствуя на себе изумленный взгляд кладовщицы и сезонников. «Шило» я доставил в здание экспедиции и сдал его Олегу Ахтамовичу, который поставил канистру в сейф во избежание «утечек» до вылета на «лед».

В начале февраля меня отправили от лица экспедиции как бывшего спортсмена на соревнования Спецчастей Архангельска по лыжам. При этом лыжи надо было самому за свои деньги брать напрокат. Мои слова, что в морском многоборье нет вида «гонки на лыжах» никого не убедили. Пробежал 5 километров вроде неплохо, но сильно устал. Команда экспедиции заняла 2 место.

В следующие дни последовательно прошли соревнования по волейболу (3 место) и баскетболу (2 место), к которым меня также привлекли, но уже при моем желании. После всех соревнований долго болели все виды мышц. Отдыхал на бесконечных то партийных, то комсомольских собраниях, то на лекциях по марксизму-ленинизму в политотделе Спецчастей.

В перерывах между соревнованиями и собраниями получил для «льда» в Гидрометслужбе Архангельска маневренную метеорологическую станцию, которую затем вместе с Валей Назаровым собрали и тестировали на Красных партизанах. С проверкой работоспособности актинометрических приборов произошел конфуз. Чтобы проверить работоспособность актинометра, измеряющего прямую солнечную радиацию, решил провести эксперимент. В феврале солнце еще вставало не очень высоко, при этом постоянно было в облаках, поэтому для проверки работоспособности направил на дно измерительной трубки актинометра луч от фонарика. Однако стрелка гальванометра, регистрирующая прямую солнечную радиацию, даже не дернулась. Тогда поднес актинометр к лампочке в 100 ватт, результат тот же. Подумав, что, может быть, данный экземпляр гальванометра неисправен, поднес другой, однако стрелка продолжала «спать». Тогда я оделся и вышел на улицу, где уже стемнело и зажегся прожектор с сильным лучом света. Соорудив из ящиков помост, поднялся на него, чтобы дотянуться до прожектора. Поднес вплотную к нему актинометр с гальванометром, опять никакой реакции. Все, думаю, пока вез приборы на грузовике, видимо, на одном из ухабов в гальванометрах треснула какая-нибудь хрупкая деталь, и теперь меня Прокопыч съест живьем (по тем временам за порчу оборудования по своей невнимательности запросто делали начисления на зарплату). Тем не менее решил пока не афишировать возникшую ситуацию. На следующий день с утра примчался на Красных партизан, благо данная улица располагалась метрах в трестах от моего дома. Дождавшись, что на небе усилилось марево восхода, направил в сторону поднимающегося Солнца в облаках трубку актинометра. И, о чудо, стрелка гальванометра дрогнула и отползла от нуля. Я не мог поверить, что мощность излучения от восхода Солнца в облаках, на который я мог спокойно смотреть не жмурясь, оказывается существенно больше излучения прожектора, ослепившего меня, когда я в него заглянул. Вот что значит мощность солнечного излучения даже на восходе. Все увиденное намотал на ус. Валя Назаров после моих опытов загорелся идеей сделать электронное устройство, которое будет автоматически вращать актинометр за перемещающимся по небу Солнцем.

23 февраля, в наш праздник, меня от экспедиции отправили в райком партии на торжественное собрание, где мне вручили книгу и почетную грамоту, за что, я так и не понял, так как без году неделя в экспедиции. В тот же день Аленке исполнилось 4 месяца, которой все наши знакомые по ее виду давали уже 6 месяцев.

В конце февраля на Кемскую прибыл нештатный «пожарник» – ответственный за проверку противопожарной безопасности старший лейтенант Боря Фаянсон, впоследствии вынужденный сменить свою фамилию на фамилию жены – Каленов.

Смена фамилии была необходима, так как его упорно, без всяких объяснений три года не назначали на должность командира партии, что позволяло присвоить долгожданное очередное звание капитан-лейтенанта. После смены фамилии Борю быстро назначили командиром партии и присвоили долгожданного «каплея».

Походив для порядка по помещениям отрядов, Боря зашел к нам в мастерскую, и мы стали с ним играть в кошу (арабская игра на доске, где надо переставлять свои фишки, согласно выпавших сторон (от 1 до 6 точек) брошенного тобой кубика. Иногда игру называют «шиш-беш», что на арабском означают цифры 5—6). И вдруг открывается дверь именно в наше помещение из двух десятков других, и входит ВРИО начальника экспедиции А. П. Макорта (выпускник Гидрографического факультета ВВМУ им. Фрунзе 1971 года). Наступила немая сцена… Однако Александр Павлович лишь немного нас пожурил и пошел дальше. После его ухода Боря с выдохом сказал: «Хорошо, что он не знал, что я провожу проверку состояния противопожарной безопасности, а то бы все кончилось гораздо хуже».

С учетом того, что в марте объявили готовность к отлету первого броска группы офицеров и гражданских спецов для организации сбора грузов в Певеке для последующих работ на льду, в который меня записали, то решил отправить Свету к ее маме в Тирасполь через Ленинград. Купил билеты в Ленинград на вечер 4 марта, а при покупке что-то стукнуло в голову, и я взял билет и на себя, хотя 4 марта был четверг. Не помню, с кем договаривался, но вернулся 9 марта, при этом утренний рейс задержали до вечера, так что в дневнике нашел только фразу: «Не знаю, что со мной сделают завтра». На выходных в Ленинграде накупил на 30 рублей продуктов Алле Ивановне, с которой мы продолжали поддерживать дружеские отношения. Когда отложили рейс в Ленинграде, я за 1 рубль сдал багаж в камеру хранения и пошел звонить Свете по телефону-автомату. Пока звонил, у меня украли кошелек с 25 рублями вместе с перчатками. Было очень неприятно, как будто нагадили в душу. Тем не менее я рванул из аэропорта опять к Свете с Аленкой, чтобы побыть еще немножко вместе.

1 марта провел комсомольское собрание экспедиции для комсомольцев, вылетающих на «лед» (фото на вклейке 7). На удивление, оказалось, что среди комсомольцев оказалось много офицеров, старших меня по выпуску. Одним из них оказался Виктор Беляев – мой начальник на предстоящую экспедицию.

10 марта был первый вылет в Певек с оборудованием, но меня на борт не взяли, сказав находиться в постоянной готовности. На всю экспедицию на «льду» полагался один автомат Калашникова, который поручили получить мне, узнав, что я самый непьющий в экспедиции. В ожидании отлета ходил на службу в полярной гражданской форме.

15 марта с утра к нам в мастерскую на Красных партизан прибыл Олег Ахтамович, где мы в ожидании моего отлета с переменным успехом в выигрышах рубились в кошу с Джексоном – Е. В. Моляковым. Евгений Васильевич был крупного телосложения военным пенсионером, но он также собирался лететь на лед, невзирая на его почтенный возраст в 55 лет (сейчас, когда мне 59, я понимаю, что это совершенно непочтенный возраст, особенно с учетом того, что на пенсию уходят в 60 лет). Однако на момент прихода Олега Ахтамовича я уже занимался полировкой своего большого ножа, вырубленного зубилом местным умельцем с Кемской из дисковой пилы, а затем на токарном станке придавшим ему по моему настоянию форму пиратского кинжала. Нож я сделал потому, что на складе не оказалось финок, так как их все уже раздали, включая мою, которую я сдал после экспедиции на Фаресовом острове. По правилам нахождения на льдине каждый член экспедиции должен был постоянно иметь при себе финку, чтобы при случае пожара палатки, сгоравшей за 2—3 минуты, успеть выпасть из нее, распоров ее брезентовые стенки между вертикальными алюминиевыми дугами. Олег Ахтамович, постояв около меня и наблюдая, как я полирую лезвие ножа, вдруг сказал: «Лети-ка ты, Олег, завтра!» Я немного растерялся, но говорю: «Ну и хорошо!» Потом, сделав небольшую паузу, Олег Ахтамович добавил: «А в мае я планирую отправить тебя в поход в Северную Атлантику с заходом в Рейкьявик». Я был очень обрадован этим известием. С учетом завтрашнего отлета после обеда я составил опись ящиков и имущества, которое должно было лететь со мной. Получилось, что вместо ранее заявленных 1 200 килограммов набралось 1 700 килограммов, о чем сразу сообщил в штаб экспедиции для учета при организации рейса.

Экспедиция ВВШЭ «Север-82»

Однако я не улетел ни на следующий день, ни на последующий, так как в экспедицию пришло трагическое известие о том, что на нашей льдине (ледовой базе) погиб комэск (командир эскадрильи) сводного авиаотряда Валерий Иванович Филиппов, радиотехник Виктор Ганин, а третий член первого авиационного броска, радист Александр Васильев, – тяжело ранен. Выяснилось, что после производства ледовой разведки 10 марта для организации ледового лагеря экспедиции ВВШЭ «Север-82» было выбрано ледяное поле длиной около 5-ти километров и шириной около 4-х километров. После этого на данную льдину была высажена группа радиопривода из трех человек, задачей которой было наведение на организованную взлетно-посадочную полосу всех видов самолетов и вертолетов, задействованных для завоза грузов (самолеты Ил-18, Ан-12, Ан-26 и вертолет Ми-6), и выполнения работ (самолеты Ил-14, Ан-2 и вертолеты Ми-2). Необходимо отметить, что найти в безмолвной белоснежной бескрайней «пустыне» – ледяном покрове Северного Ледовитого океана – точку ледового лагеря является архисложной задачей с учетом отсутствия в то время средств спутниковой навигации. Для поиска ледовой базы вылетевшие самолеты, чтобы найти ледовый лагерь, должны были ловить радиосигнал с этого лагеря и наводиться на него. С этой целью и была заброшена группа радиопривода на выбранную льдину.

Гораздо позже выживший радист рассказал, что случилось. После обустройства палатки КАПШ-1, для отопления которой традиционно у летчиков использовалась небольшая прямоугольная вертикально расположенная газовая горелка, группа приступила к приготовлению обеда. Газ поступал в горелку из стоящего здесь же, в палатке, 50-литрового баллона. В палатке также располагалась газовая плита для приготовления пищи со своим газовым баллоном. После обеда завязались разговоры с небольшим употреблением спиртного. Когда радист в нижнем белье выходил из палатки «до ветра» (справлять нужду), то в этот момент раздался взрыв, и его отбросило от палатки на несколько метров. Очнувшись от контузии и холода, радист увидел, что палатку разорвало на части и она сгорела со всем имуществом и людьми. Осознав всю ситуацию, он понял, что, для того чтобы не замерзнуть, необходимо как-то согреться. И он придумал крайне необычный способ, говорящий о том, что он хорошо знал физику. Рядом с палаткой лежало несколько десятков газовых баллонов, которые, слава богу, не взорвались при ее взрыве. Для перетаскивания грузов на льдине обычно используются небольшие волокуши (длина около полутора метров, ширина около одного метра), обитые алюминиевым листом для хорошего скольжения и прочности. Радист, который оставался в одном нижнем белье, так как одежда сгорела в палатке, догадался сделать следующее: он нашел торос (вздыбившиеся льдины при столкновении друг с другом), расположенный под углом 60—70 градусов к горизонтальной поверхности, и прислонил к нему волокушу. После этого он подтащил к ней несколько газовых баллонов и, открыв их вентили, поджег газовые струи, направив их на алюминиевый лист волокуши. Спрятавшись между волокушей и торосом, он стал ожидать прилета группы спасения, так как это было автоматической операцией после невыхода на радиосвязь в положенный срок. Конечно, раскаленное в нескольких местах днище волокуши не создавало существенно теплой обстановки в его мини-берлоге, но все же именно это спасло радиста, которого через сутки нашли под волокушей контуженного, обмороженного и поседевшего. Одной из наиболее вероятных гипотез взрыва и пожара палатки, по мнению наших ветеранов льда, явился не замеченный летчиками разворот горелки в сторону газового баллона, который, сильно нагревшись, взорвался. Вот из-за этого трагического события и задержался мой вылет в Певек.