Текст книги "Вечная философия"

Вывод прост. Количество и качество дошедших до нас биографических документов не дают нам возможности узнать, какой была остаточная личность Христа. Но если Евангелия говорят нам очень мало о личном «я» Иисуса, они восполняют этот пробел опосредованно – через притчи и дискурсы, рассказывая нам очень много о духовном «Не-Я», которое пронизывало этого смертного человека, за что ученики и называли его Христом и считали вечным Логосом.

Биография святого или аватара ценна тем, что проливает свет на то, как обстоятельства определенной человеческой жизни очищают человека от его «я», чтобы освободить место для божественного «Не-Я». Авторы синоптических Евангелий не писали таких жизнеописаний, и никакой пословный разбор и хитроумные догадки не могут этого изменить. За последние сто лет огромное количество усилий было потрачено на попытки извлечь из этих документов больше данных, чем в них было на самом деле. Как бы ни досадно нам было, что авторы синоптических Евангелий не питали симпатии к жизнеописаниям, и какие бы возражения ни вызывали религиозные взгляды Павла и Иоанна, не может быть никаких сомнений, что инстинктивно они двигались в абсолютно верном направлении. Каждый в своей собственной манере писал о вечном «Не-Я» Христа, а не о его историческом «я», каждый по-своему подчеркивал эту часть жизни Христа, в которой из-за ее надличностной природы могли участвовать все люди. (Природа личного «я» такова, что ни один человек не может быть частью другого человека. Личность может заключать в себе или составлять что-то либо большее, либо меньшее, чем личность, но не может заключать в себе или составлять другую личность.)

Доктрину вочеловечения Бога можно найти в большинстве основных исторических учений, основанных на Вечной философии, – в индуизме, в махаяна-буддизме, в христианстве и в суфизме, где Пророк отождествлялся с вечным Логосом.

Когда наступает упадок религии и преобладание беззакония и безбожия, тогда Я Сам нисхожу, о потомок Бхараты.

Ради спасения праведных и уничтожения злодеев и ради установления закона религии Я являюсь из века в век.

Кто знает истинную природу Моего божественного появления и Моих деяний, тот, оставив тело, не родится вновь, но придет ко Мне, о Арджуна.

Освободившись от привязанностей, страха, гнева, преисполнившись Мной и предавшись Мне, многие, очищенные огнем познания, достигли Моего бытия.

Бхагавад-Гита

И сказал Благословенный: «Знай же, Васетха, что время от времени на землю приходит Татхагата, полностью пробужденный, Бхагават, Архат, преисполненный мудрости и милосердия. Благословенный, познавший мир, непревзойденный Учитель всех живых существ. Наставник богов и людей, великий Будда. Он сам до конца познал и видит как на ладони всю эту вселенную – ее нижние и верхние миры и всех ее обитателей, и знание свое Он передает другим. Он провозглашает истину – скрытую и выраженную, прекрасную в своем зарождении, прекрасную в ее развитии, совершенную в ее конце. Он открывает высшую жизнь во всей ее чистоте и совершенстве».

Тевигга-суттанта

Кришна – это воплощение Брахмана, Гаутама Будда – воплощение того, что махаянисты называли Дхармакайей, Таковостью, Разумом, духовной Основой всего сущего. Христианская доктрина воплощения Бога в человеческой форме отличается от подобных доктрин в Индии и на Дальнем Востоке только тем, что у христиан Аватар был и может быть только один.

Наши действия в значительной мере зависят от наших мыслей, и если мы совершаем дурные поступки, то у нас есть фактические основания предполагать, что наше мышление в чем-то не соответствует материальной, ментальной или духовной реальности. Христиане верили, что есть только один Аватар, и христианская история знала больше кровавых крестовых походов, межконфессионных войн, преследований и религиозного империализма, чем история индуизма или буддизма. Абсурдные и идолопоклоннические доктрины, провозглашающие квазибожественную природу монархических государств и их правителей, разжигали бесчисленные политические войны и на Западе, и на Востоке, однако восточные народы не верили в уникальное откровение в один-единственный конкретный момент времени или в квазибожественность некой церковной организации, а потому на удивление успешно избежали массовых убийств во имя религии, которые в христианском мире совершались с чудовищной частотой. В этом отношении уровень общественной морали на Западе был ниже, чем на Востоке, и при этом выдающихся святых Запад породил не больше, а моральные установки рядовых индивидов, судя по имеющимся у нас свидетельствам, были ничуть не лучше, чем на Востоке. Если дерево и впрямь познается по плодам, то христианское отступление от положений Вечной философии оказалось непростительным.

Логос выходит из вечности во время исключительно для того, чтобы препроводить тех, чью телесную форму он принимает, из времени в вечность. Если появление Аватара на исторической сцене имеет огромную важность, то это потому, что через свое учение он показывает и, будучи каналом для благодати и божественной силы, воплощает в себе путь, который выведет людей за пределы истории. Автор Четвертого Евангелия утверждает, что слово стало плотью, но в другом абзаце он добавляет, что плоть не пользует, то есть не значит, нимало. Нимало, надо отметить, сама по себе: как средство слияния с имманентным и трансцендентным Духом она, конечно, значит очень много. В этом контексте очень интересно пронаблюдать историю развития буддизма. «В форме религиозных и мистических образов, – пишет Р. Е. Джонстон в книге «Буддийский Китай», – Махаяна выражает вселенские положения, в то время как Хинаяна не может освободиться от господства исторического факта». Выдающийся востоковед Ананда Кумарасвами пишет: «Как Вайшнавские священные тексты предупреждают кришнаита о том, что Кришна Лила – это не история, но процесс, вечно развивающийся в сердце человека, так адепт Махаяны предупрежден, что вопросы исторического факта не имеют никакой религиозной значимости». (За исключением тех случаев, стоит добавить, когда они указывают на средства – или сами представляют собой эти средства – удаленные или прямые, политические, этические или духовные, при помощи которых люди могут достичь освобождения от своего «я» и уз времени.)

На Западе освободить христианство от ига исторического факта (или, точнее, от той путаницы современных хроник и последующих умозаключений и фантазий, которые в различные эпохи принимались за исторический факт) пытались мистики. Из произведений Экхарта, Таулера и Рюйсбрука, Бёмэ, Уильяма Ло и квакеров можно было бы вывести духовное, универсальное христианство, толкователи которого раскрывают нам не историю, какой она была или какой, по мнению потомков, она должна была быть, но «процесс, вечно происходящий в сердце человека». Но к сожалению, мистикам никогда не хватало влияния, чтобы совершить на Западе махаянистский переворот. Несмотря на их усилия, христианство осталось религией, в которой чистая Вечная философия всегда затмевалась – порой больше, порой меньше – идолопоклоннической поглощенностью событиями и явлениями во времени, которые рассматривались не просто как удобное средство, но как самоцель, священная по своей природе и даже божественная. Более того, вносимые в историю на протяжении веков правки крайне неосмотрительно воспринимались как часть истории, что вложило мощное оружие в руки протестантов и позднее полемиков-рационалистов. Насколько мудрее было бы признать совершенно правомерный факт, что когда строгость Христоса-судии излишне подчеркивалась, у людей появлялась потребность олицетворять божественное милосердие в новой форме, в результате чего фигура Девы Марии, заступницы перед заступником, обрела особую значимость. А когда с течением времени образ Царицы Небесной стал внушать излишнее благоговение, милосердие перевоплотилось в скромную фигуру святого Иосифа, который тем самым стал заступником перед заступницей перед заступником. Точно так же буддисты почувствовали, что историческое лицо Шакъямуни, почитавшее самообладание, избирательность и полное умирание личности как основные средства освобождения духа, слишком строго и интеллектуально. В результате любовь и сострадание, которые Шакъямуни также проповедовал, нашли воплощение в таких Буддах, как Амида и Майтрея – божества, полностью устраненные из истории, так что их жизненный путь был помещен куда-то в далекое прошлое или далекое будущее. Здесь следует отметить, что огромное количество Будд и Бодхисаттв, о которых говорят теологи-махаянисты, сопоставимо с огромными масштабами их космологии. Время для них не имеет начала, а бесчисленные вселенные, каждая из которых порождает живых существ самого разного свойства, рождаются, развиваются, распадаются и умирают, только чтобы вновь повторить этот цикл – снова и снова, вплоть до окончательного непостижимо далекого завершения, когда каждое живое существо в каждом мире обретет избавление от времени, получит вечную Таковость или станет Буддой. Это буддийское мировоззрение находит отражение в современной астрономической картине мира – особенно в той ее версии, которая изложена в недавно опубликованной теории формирования планет доктора Вайцзекера. Если гипотеза Вайцзекера верна, то порождение планетарной системы – это естественный этап в существовании любой звезды. В одной только нашей галактике сорок тысяч миллионов звезд, а за пределами нашей галактики их число бесконечно. Если – а в это нам придется поверить – духовные законы, управляющие сознанием, едины для всей вселенной, наполненной планетами и, возможно, иными формами жизни, тогда определенно в ней есть огромное количество места и в то же время, несомненно, мучительная и отчаянная потребность в тех бесчисленных искупительных воплощениях Таковости, на чьих сияющих множествах так сосредоточены махаянисты.

Что же касается меня, я считаю, что основная причина, побудившая невидимого Бога стать видимым во плоти и вести разговор с людьми, – это стремление провести земных людей, которые способны любить лишь по-земному, к здоровой любви к его телу, а оттуда постепенно – к духовной любви.

Св. Бернар

Доктрину святого Бернара о «телесной любви к Христу» очень емко выразил профессор Этьен Жильсон в своей книге «Мистическая теология святого Бернара». «Самоосознанность, уже обращенная в социальную телесную любовь к ближнему, столь схожему с нами в своем страдании, теперь по второму разу перевоплощается в телесную любовь к Христу как к образцу сострадания, который во имя нашего спасения стал Мужем скорбей. Цистерианские мистики размышляли о видимом человеческом воплощении Христа в этом ключе. Это лишь начало, но начало абсолютно необходимое. /…/ По сути своей любовь к ближнему, разумеется, духовна, и подобная земная любовь может быть не более чем ее предтечей. Она слишком тесно связана с телесными ощущениями, если только мы не знаем, как разумно ими распорядиться, и полагаться на нее можно лишь в качестве промежуточного этапа. Выражаясь подобным образом, Бернар лишь систематизировал свой собственный опыт – ибо мы знаем из первых уст, что он был приверженцем практики этой телесной любви в начале своего «обращения», а позже считал, что оставить ее позади, двигаясь дальше, – это большое достижение. Не забыть ее, но добавить нечто новое, более весомое, как разумное и духовное весомее телесного. Тем не менее начало – это уже достижение.

Святой Бернар всегда подчеркивал, что телесная любовь к Христу – чувство более низкого порядка. И причиной тому – именно ее чувственная природа, ибо христианская любовь по сути своей абсолютно духовна. Душе по праву дана возможность с помощью своих духовных сил прийти к непосредственному единению с Богом, Который есть Чистый Дух. Более того, Воплощение должно рассматриваться как одно из последствий греховности человечества, а значит, любовь к Христу-человеку оказывается связана с историей грехопадения, в котором не было необходимости и которое не должно было произойти. Далее святой Бернар неоднократно отмечает, что такая любовь не должна оставаться без присмотра и что ее необходимо поддерживать так называемой наукой. Он своими глазами видел примеры того, как даже самая истовая набожность погибает, если не сопровождается и не управляется разумным богословием».

Могут ли многочисленные фантастические и противоречащие друг другу теории искупления грехов, искусственно привитые христианской доктрине божественного воплощения, рассматриваться как неотъемлемые составляющие «разумного богословия»? Мне сложно представить, что, рассматривая историю этих понятий, как она представлена, например, автором Послания к Евреям, Афанасием и Августином, Ансельмом и Лютером, Кальвином и Горацием, можно ответить на этот вопрос утвердительно. В нынешнем рассуждении достаточно будет обратить внимание на один из самых печальных примеров горькой иронии в истории человечества. Иисус из Евангелий считал, что законники дальше от Царствия Небесного и менее восприимчивы к реальности, чем едва ли не любой другой класс людей, не считая разве что богачей. Но христианское богословие, в особенности богословие западных церквей, было порождением разумов, насквозь пропитанных иудейским и римским законничеством. Слишком часто опыт непосредственного восприятия Аватара и богоцентричного святого встраивался в систему не философами, а законниками-теоретиками и метафизическими юристами. Почему так необычайно сложно то, что аббат Джон Чэпмен назвал «проблемой примирения» (не просто объединения) Мистицизма и Христианства? Да потому, что так много католических и протестантских теорий были плодом размышлений тех самых законников, которых Христос считал в высшей степени неспособными понять подлинную Природу Вещей. «Аббат (Чэпмен, очевидно, имеет в виду аббата Мармиона) говорит, что святой Хуан де ла Крус подобен губке, пропитанной христианством. Можно выжать его досуха, и тогда останется полная мистическая теория (иными словами, Вечная философия). Вследствие этого я пятнадцать лет или около того ненавидел святого Хуана де ла Крус и называл его буддистом. Я любил святую Терезу и снова и снова перечитывал ее труды. Она была в первую очередь христианкой и только во вторую – мистиком. Затем я обнаружил, что в том, что касается молитв, я впустую растратил пятнадцать лет».

Теперь узри смысл двух изречений Христа. Первое: «Никто не приходит к Отцу, как только через Меня», то есть через мою жизнь. Второе: «Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец», то есть никто не будет подражать жизни моей и следовать за мной, если не побудит его к этому Отец, то есть Простое и Совершенное Благо, о котором святой Павел сказал: «Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится».

Theologia Germanica

Иными словами, подражание Христу предшествует отождествлению с Богом-Отцом, а чтобы человек хотя бы просто задумался о подражании земному поведению воплощенного Божества, между человеческим духом и Святым Духом должно существовать внутреннее тождество или сходство. Христианские богословы говорят о возможности «обожествления», но отрицают единство сущности духовной реальности и человеческого духа. В Веданте и Махаяна-буддизме, а также в суфийском учении дух и Дух состоят из единого вещества, Атман есть Брахман, То есть ты.

Если же он непросветлен, то хоть по своей природе он и Будда, он является обычным живым существом. Но если у него возникла хоть одна просветленная мысль, он, даже будучи живым существом, является Буддой.

Хуэйнэн

Таким образом, каждый человек может опосредованно стать Аватаром, но не одними только своими усилиями. Его нужно наставлять на путь, ему нужна помощь божественной благодати. Для того чтобы так наставлять людей и помогать им, Божественная сущность принимает форму простого человека, который должен заслужить освобождение и просветление так, как предписывает божественная Природа Вещей, – а именно через любовь к ближнему, умирание своей личности и через полную, однонаправленную осознанность. Достигнувший просветления Аватар может открыть путь к просветлению другим и помочь им стать тем, кем они потенциально уже являются. Tel qu’en Lui-meme enfin l’eternite le change. И конечно, вечность, которая превращает нас в Нас самих, – это не просто жизнь, продолжающаяся после телесной смерти. Невозможно постичь безвременную реальность там, если мы не обладали таким же или схожим знанием во временном и материальном мире. Своими заветами и своим примером Аватар учит нас, что это преображающее знание возможно, что оно взывает ко всем разумным существам и что рано или поздно, так или иначе все непременно его достигнут.

Глава 4
Бог в мире

«То есть ты»: «Узри во всех вещах одну» – Бога внутри и Бога вовне. Есть путь к реальности в душе и через душу, и есть путь к реальности в мире и через мир. Едва ли конечной цели можно достичь, следуя лишь одному пути и полностью исключая другой. Третий, лучший и самый сложный путь – это тот путь, который ведет к божественному Основанию одновременно в субъекте и объекте восприятия.

Разум – не что иное, как Будда, а Будда – не что иное, как живое существо. Когда Разум принимает форму живого существа, он ничего не теряет, когда он становится Буддой, он ничего не обретает.

Хуанпо Сиюн

Все существа вечно существуют в божественной сути как прообразы. Согласно божественной мысли, все существа до момента сотворения были едины с сутью Бога. (Бог порождает во времени то, что было и остается в вечности.) В вечности все существа суть Бог в Боге. До тех пор, пока они в Боге, они суть единая жизнь, единая сущность, единая сила, единое Одно, и не менее того.

Сузо

Образ Бога в сущности и в личности находится во всем человечестве. Он содержится в каждом – целый, полный и неделимый – и в целом единый. В этом мы все суть одно в соединстве с нашим общим образом, и это образ Бога и источник всей жизни в нас. Наша сотворенная сущность и наша жизнь связаны с ним напрямую, ибо он – их первопричина в вечности.

Рюйсбрук

Когда человек ограничен простым пониманием? Отвечу: «Когда человек видит каждую вещь в отдельности от других». А когда человек поднимается над простым пониманием? На это скажу: «Когда человек видит Все во всем, тогда человек поднимается над простым пониманием».

Экхарт

Существует четыре вида дхьян. Каковы эти четыре? Они таковы: дхьяна, достигаемая невеждами, дхьяна исследования смыслов-значений, дхьяна постижения Таковости и четвертая – дхьяна Татхагат.

Что понимается под дхьяной, достигаемой невеждами? Она обретается совершенствующимися в йоге шраваков и пратьекабудд исходя из приверженности к бессамостности личности, к признакам особости и общности существ в сочетании с признаками не-вечности, страдания и нечистоты, воспринимаемыми ими как только такие, а не иные. Начиная с этого, они продвигаются дальше и дальше, достигая прекращения восприятия. Такова дхьяна, достигаемая невеждами.

Далее, Махамати, что же представляет собой дхьяна, посвященная исследованию смыслов-значений? В ней, достигнув постижения сущности бессамостности личности и признаков особости и общности, пребывающих за пределами представлений тиртхакаров о «я» и «другом», последовательно исследуют смыслы-значения признаков на уровне бессущностности дхарм. Такова дхьяна постижения смыслов-значений.

Что же, Махамати, представляет собой дхьяна постижения Таковости? Когда, в силу пребывания в состоянии ви́дения всего таким, как оно есть, двойная бессамостность постигается как воображаемая, происходит полное прекращение воображения-различения. Это я называю дхьяной постижения Таковости-Татхаты.

Наконец, Махамати, что представляет собой дхьяна Татхагат? В ней вступивший на уровень Татхагат и объятый невообразимым блаженством трех признаков выявления внутреннего благородного знания служит истоком совершенствования всех существ. Это я называю дхьяной Татхагат.

Ланкаватара-сутра

Когда последователи учения дзен не выходят за пределы своих чувств и мыслей, все их действия и поступки не имеют значения. Но когда чувства и мысли уничтожаются, все пути ко Вселенскому Разуму оказываются закрыты, и тогда вход невозможен. Первоначальный Разум нужно осознавать наряду с работой чувств и мыслей, но понимать, что он не принадлежит к ним и не зависит от них. Не строй свое мнение на чувствах и мыслях, не клади чувства и мысли в основание понимания, но в то же время не ищи Разум в отдалении от чувств и мыслей, не пытайся постичь реальность, отказавшись от чувств и мыслей. Когда ты не привязан к ним и не отрешен от них, тогда ты получишь совершенную и беспрепятственную свободу и обретешь просветление.

Хуанпо Сиюн

Каждый отдельный предмет – от атома и до самых сложноорганизованных живых существ и самых возвышенных умов – можно считать, как выразился Рене Генон, точкой, в которой луч первоначальной Божественной сущности сталкивается с обособленным сотворенным порождением созидательной энергии той же Божественной сущности. Творение как таковое может находиться на сильном отдалении от Бога, в том смысле, что ему не хватает интеллекта, чтобы обнаружить природу божественной Основы в себе самом. Но это существо в своей вечной сущности, как место столкновения тварной природы и первоначальной божественной Основы, – это одна из бесчисленных точек, где божественная реальность присутствует полностью и во все времена. Из-за этого рациональные существа могут прийти к постижению божественной Основы в единении, неразумные и неодушевленные существа могут раскрыть разумным существам полноту божественного присутствия в их материальных формах. Восприятие поэта или художника, видящих божественное в природе, или верующего, ощущающего священное присутствие в церковном таинстве, символе или образе, не совсем субъективно. Действительно, такое восприятие доступно не любому, ибо знание – это функция бытия, однако объект знания не зависит от природы и свойств знающего. То, что поэт и художник видят и пытаются запечатлеть для нас, действительно находится здесь в ожидании, пока его постигнет любой, обладающий соответствующими способностями. Также и в образе священного объекта божественная Основа присутствует всецело. Вера и набожность подготавливают разум верующего к восприятию луча Божественной сущности на пересечении с определенным предметом материального мира. Между тем, будучи объектами поклонения, эти предметы создают вокруг себя силовое поле. Стремления, эмоции, воображение тех, кто, как и поколения его предков до него, преклоняет колени перед святыней, создают своего рода устойчивую воронку в психическом пространстве, так что наряду с первичной божественной жизнью, которую, как и всем прочим одушевленным и неодушевленным существам, ему дарует связь с божественной Основой, он также проживает вторичную божественную жизнь более низкого порядка, которую на него проецируют поклоняющиеся. Религиозные переживания сакраменталистов и тех, кто поклоняется образу, могут быть совершенно неподдельными и объективными, но не всегда непосредственным объектом этого переживания является Бог или Божественная сущность. Это переживание может быть (и, вероятно, в большинстве случаев это именно так) основано на восприятии того силового поля, которое прошлые и нынешние верующие спроецировали на объект поклонения, где оно словно задерживается в состоянии так называемой вторичной объективности, ожидания, пока его постигнут умы, тонко настроенные на такие поля. Насколько желателен подобный опыт, мы подробно рассмотрим в следующем разделе. Сейчас же достаточно сказать: иконоборцы, считающие священные предметы и символы лишь истуканами, не имеют достаточных оснований для своей неприязни.

 
Не может мастер порешить,
Во что полено превратить,
В корыто иль в святыню.
И после долгих споров
Решил он высечь лик Лойолы.
 

Поглощенный протестантизмом, этот сатирик забыл, что в свином корыте Бог присутствует не меньше, чем в образах, традиционно почитаемых священными.

«Подними камень и найдешь меня там, – говорится в одной из самых известных оксиринхских Логий Христовых, – расколи дерево, и я – там». Те, кто лично и немедленно признал истинность этого высказывания, а также истинность брахманистского «То есть ты», достигли абсолютного спасения.

Шравака (дословно «слушатель», имя, которое буддисты Махаяны дали последователям течения Хинаяна) не способен постичь этот Разум, ибо он сам по себе не имеет никаких ступеней, никакой причинности. Практикуя устранение причин, он достигает результата и пребывает в самахди (созерцании) Пустоты многие, многие эоны лет. Как бы ни был просветлен таким образом Шравака, он на неверном пути. С точки зрения Бодхисаттвы, это страдание, подобное адским мукам. Шравака похоронил себя в пустоте и не знает, как выбраться из молчаливого созерцания, ибо он не способен заглянуть в самого Бодхисаттву.

Мо Цзу

Когда Просветление достигает совершенства, Бодхисаттва освобождается от оков материальных вещей, но не стремится освободиться от самих вещей. Он не ненавидит Сансару (мир становления), и он не любит Нирвану. Сияние Просветления – это не оковы и не освобождение.

Прунабудда-сутра

Прикосновение Земли всегда возобновляет силы сына Земли, даже когда он ищет сверхприродного Знания. Можно даже сказать, что сверхприродное во всей полноте можно постичь и прийти к его вершинам лишь тогда, когда мы плотно стоим на материальной почве. «Основа его – Земля», – говорит Упанишад, когда воображает Я, проявленное во вселенной.

Шри Ауробиндо

«Можно прийти к его вершинам». Для тех из нас, кто еще барахтается в низших болотах, здесь слышится ирония. Тем не менее при знакомстве с вершинами и полнотой можно понять, что хочет сказать автор. Открыть Царство Божие исключительно в самом себе проще, чем открыть его не только там, но и во внешнем мире разумов, вещей и живых существ. Проще, потому что вершины внутри нас открываются тем из нас, кто готов исключить из поля зрения все, что лежит за пределами нас самих. И хотя это исключение может быть процессом болезненным и требующим необычайного смирения, процесс включения, через который мы приходим к познанию полноты и вершин духовной жизни, несомненно тяжелее. Сосредоточившись исключительно на вершинах внутри, мы избегаем соблазнов и отвлекающих факторов, предаваясь всеобщему отрицанию и подавлению. Но когда мы рассчитываем постичь Бога включительно, чтобы осознать присутствие божественной Основы не только в душе, но и во внешнем мире, соблазнов и отвлекающих факторов нужно не избегать, а, напротив, отдаваться им и использовать их как возможности для дальнейшего развития, нужно не подавлять деятельность, направленную вовне, но трансформировать ее в священнодействие. Смирение станет более истовым и чутким, потребуется неустанное осознание и – на уровне мысли, чувства и поведения – постоянная работа над своего рода художественным тактом и вкусом. Лучшие описания психологии человека, для которого сансара и нирвана, время и вечность суть одно, мы находим в литературе Махаяны и дзен-буддизма. Дальневосточный Буддизм более обстоятельно, чем, пожалуй, любая другая религия, учит, как обрести духовное Знание во всей его полноте и достичь вершин внутри мира и в мире, так же как и внутри души и в душе. Здесь мы можем отметить тот весьма значимый факт, что несравненные пейзажи, созданные живописцами Китая и Японии, были изначально произведениями религиозного искусства, вдохновленными Дао и дзен-буддизмом, в то время как в Европе, напротив, пейзажная живопись и поэзия «поклонения природе» были светскими искусствами, расцвет которых приходился на период упадка христианства и которые практически никогда не черпали вдохновение в христианских идеалах.

«Слеп, глух, нем! Бесконечно недостижим для уловок воображения!»

В этих строках Сэкко отмел в сторону все, что вы видите, вместе с тем, чего вы не видите, все, что вы слышите, вместе с тем, чего вы не слышите, все, что вы говорите, и то, о чем вы говорить не можете. Все это полностью смыто, и вы обретаете жизнь слепоглухонемого человека. Здесь всему вашему воображению, измышлениям и подсчетам раз и навсегда приходит конец, они больше не используются. Именно здесь пролегает высшая точка дзен, именно там нам открывается истинная слепота, истинная глухота и истинная немота, каждая в своем безыскусном, безрезультатном аспекте.

«Над небесами и под небесами. Как нелепо, как обескураживающе!» Здесь Сэкко словно поднимает что-то одной рукой и опускает другой. Скажите мне, что он находит таким нелепым, обескураживающим? Нелепо, что немой человек в итоге оказывается не немым, что глухой не глух, а обескураживает, что тот, кто вовсе не слеп, слеп ко всему этому и что тот, кто вовсе не глух, глух ко всему этому.

«Ли-лоу не знает, как различить верный цвет». Ли-лоу жил во времена правления императора Хаун-ди. Говорят, он мог разглядеть кончик волоска на расстоянии ста шагов. Его зрение было необычайным. Когда император Хаун-ди совершал водную прогулку по реке Чи, он уронил в воду драгоценный камень и велел Ли достать его. Ли не смог выполнить поручение. Тогда Император заставил Чи-коу искать драгоценность, но и тот не достиг успеха. Позже Хсианг-вангу было приказано достать драгоценность, и он достал ее.

Следовательно,

«Когда Хсианг-ванг спускается под воду, драгоценный камень сияет ярче, но когда приходит Ли-лоу, волны поднимаются до самых небес». Когда мы доходим до высших сфер, даже глаза Ли-лоу не могут различить верного цвета.

«Как может Ши-куанг узнать загадочную мелодию?» Ши-хуа был сыном Шинь-куанга Ши из провинции Чианг династии Чоу. Его другим именем было Цзу-е. Он четко различал пять звуков и шесть нот, мог расслышать, как дерутся муравьи по другую сторону холма. Когда Чин и Чоу воевали между собой, Шинь-куанг мог определить, лишь слегка коснувшись пальцами струн лютни, что участие в этой войне неблагоприятно для Чоу. Несмотря на эту необычайную чувствительность, Сэкко заявляет, что он не способен распознать загадочное время. В конце концов, тот, кто вовсе не глух, в самом деле глух. Самая изысканная нота высших сфер недоступна уху Шинь-куанга. Сэкко говорит: я не буду ни Ли-лоу, ни Шинь-куангом. Ибо «Какая жизнь может сравниться с этой? Тихо сидя у окна, я наблюдаю, как опадают листья, как распускаются цветы, как сменяют друг друга времена года». После достижения этапа осознания видеть значит не-видеть, слышать – не-слышать, поучать – не-поучать. Когда голодный ест, когда уставший спит. Пусть листья падают, пусть цветы цветут, как они того пожелают. Когда листья опадают, я знаю, что на дворе осень, когда цветут цветы, я знаю, что пришла весна. Расчистив перед тобой все дочиста, Сэкко открывает новый путь и говорит: «Ты понимаешь это или нет? Железный прут без отверстия!» Он сделал для тебя все, что мог, он исчерпал себя и может только обернуться и дать тебе этот железный прут без отверстия. Это самое значительное выражение. Взгляни и узри собственными глазами! Если поколеблешься, навсегда упустишь момент. Йенго (автор этого комментария) теперь поднял свой посох и сказал: «Видишь?» Потом он ударил им по своему стулу и спросил: «Слышишь?» Спустившись со стула, он сказал: «Говорили ли о чем-то?»

В чем именно смысл этого железного прута без отверстия? Не буду притворяться, что знаю. Дзен-буддисты всегда любили использовать бессмыслицу для стимулирования разума, чтобы продвинуть его на уровень, лежащий за пределами смысла, так что, вероятно, суть прута как раз и заключается в его бессмысленности и в нашей обеспокоенной, озадаченной реакции на эту бессмысленность.