Текст книги "Вечная философия"

Глава 5
Любовь к ближнему

Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.

1-е Иоанна 4

Любовью, но не мыслью, можно обрести и сохранить Его.

Облако Неведения

Тот, кто стремится достичь восприятия Бога (т. е. постижения в единении), должен первым делом пытливо испросить самого себя, насколько сильно он любит. Ибо любовь – это мотивирующая сила разума (machina mentis), которая высвобождает его из мира и поднимает над ним.

Папа Римский Григорий I

Любовь – астролябия божественных тайн.

Джалаладдин Руми

Всегда б так было, боги! О, когда бы

Пресытившийся и забывший стыд

Проснулся и почуял вашу руку…

Уильям Шекспир

Любовь безгрешна, в ней нет ошибок, потому что все ошибки – лишь от недостатка любви.

Уильям Ло

Мы можем любить лишь то, что знаем, и нам не постичь полностью то, что мы не любим. Любовь – это форма знания, и когда любовь достаточно бескорыстна и достаточно сильна, знание очищается от греха и превращается в постижение в единении. Где нет любви к ближнему (или, короче говоря, милосердия), там есть лишь греховное себялюбие, а значит, лишь частичное и искаженное знание и о себе, и о мире вещей, жизней и разумов за пределами своего «я». Пресытившийся человек забывает стыд, потому что ставит собственные желания выше законов Природы и духа. В результате он не «чует» и потому сам лишает себя способности к познанию. Его невежество абсолютно добровольно – если он не может видеть, то лишь потому, что не хочет. Такое добровольное невежество неизбежно ведет к дурным последствиям. За гордыней следует возмездие, иногда яркое и показательное – когда тот, кто ослепил сам себя (Макбет, Отелло, Лир), попадает в ловушку собственного честолюбия, одержимости или вздорного тщеславия, иногда скрытое – когда власть, богатство и слава остаются с человеком до конца, но ценой все возрастающей невосприимчивости к благодати и просветлению, все более абсолютной и вечной заключенности в удушливой тюрьме своего «я» и отчужденности. Всю глубину духовного невежества «забывших стыд» можно увидеть в поведении кардинала Ришелье, когда он был уже на смертном одре. Священник, который исповедовал его, призывал этого великого человека подготовить свою душу к грядущему, простив всех врагов. «У меня никогда не было врагов, – отвечал кардинал с уверенным спокойствием невежества, которое за долгие годы интриг, алчности и честолюбия стало столь же абсолютным, как и его политическая власть, – за исключением врагов Государства». Подобно Наполеону, но в иной форме, он «чувствовал власть Небес», поскольку отказался чувствовать любовь и потому отказался от полного постижения самого себя и всего прочего.

Здесь на земле Бога лучше любить, чем знать, в то время как низшие вещи лучше знать, чем любить. Зная их, мы некоторым образом возносим их до нашего интеллектуального уровня, в то время как любя их, мы сами снисходим к ним и можем оказаться в их власти, как скупец оказывается во власти золота.

Фома Аквинский

Это изречение, казалось бы, противоречит сказанному ранее. Но на самом деле святой Фома просто различал несколько форм любви и знания. Лучше познать Бога через любовь, нежели просто знать о Боге, без любви, через чтение богословских трактатов. Золото же, напротив, следует познавать не через любовь – или скорее вожделение – скупца, а либо отрешенно, как познает мир ученый, либо через бескорыстное познание в любви, как это делает ювелир или тот, кто восхищается творением ювелира просто потому, что оно красиво. То же можно сказать и о всех существах и разумах. Плохо знать и любить их в эгоизме и алчности, чуть лучше познавать их с научной отрешенностью, а лучше всего объединить абстрактное знание-без-алчности с искренним бескорыстным познанием любовью, основанном на эстетическом удовольствии, милосердии либо на том и другом одновременно.

Поклоняясь истине как таковой, мы создаем себе кумира, ибо истина без любви – это не Бог, а его образ и идол, которого не должно ни любить, ни боготворить.

Блез Паскаль

По некой филологической случайности (которая, вероятно, была и не случайностью вовсе, а одним из тончайших проявлений затаенного стремления человека к невежеству и духовной темноте) в современном языке слово «милосердие» больше ассоциируется с благотворительностью и почти никогда не используется в своем первоначальном значении – как высшая, наиболее божественная форма любви. Из-за того, что наш словарь психологических и духовных терминов, который и в лучшие времена нельзя назвать полным, так обеднел, слово «любовь» также приобрело дополнительные значения. «Бог есть любовь, – твердим мы, – возлюби ближнего, как самого себя». Но к сожалению, любовь означает все – от того, что происходит, когда на экране сходятся в восторженной экзальтации два крупных плана, до того, что происходит, когда какой-нибудь Джон Вулман или Питер Клавер пекутся о судьбе чернокожих рабов, ибо в них храм Святого Духа; от толп, которые орут, поют и размахивают флагами на трибунах берлинского Дворца спорта или на Красной площади, до одинокого созерцателя, полностью поглощенного простой молитвой. Неоднозначность лексики приводит к смятению мысли, а в вопросе любви смятение мысли удивительным образом приводит к тому, что упорствующая в заблуждении, разобщенная природа человека, намеренная взять лучшее от обоих миров, утверждает, что служит Богу, а на деле поклоняется Мамоне, Марсу или Приапу. Мастера духовной жизни в системных трудах или в кратких афоризмах и баснях описали природу подлинной любви к ближнему, проведя различие между ней и иными, более низкими формами любви.

Рассмотрим ее основные характеристики по порядку. Во-первых, любовь к ближнему бескорыстна, она не ищет выгоды и не ослабевает, если на добро отвечают злом. Бога следует любить ради него самого, а не ради его даров, а людей и вещи следует любить ради Бога, ибо в них – храм Святого Духа. Более того, любовь к ближнему, будучи бескорыстной, становится вселенской.

Любовь не ищет причин, кроме самой себя, и не ждет плодов, ибо она – плод самой себя. Любовь – это упоение любовью. Я люблю, ибо люблю, я люблю, чтобы любить. Из всех движений и волнений души любовь – единственное, чем творение Божье может хотя бы отчасти отплатить своему Создателю. Любя, Бог хочет лишь, чтобы его возлюбили, ибо знает, что любовь осчастливит тех, кто любит его.

Св. Бернар

Ибо любовь не имеет побочных целей, не желает ничего, а только лишь расти, разгораясь от всего вокруг, словно огонь от масла. Она получает желаемое и не ведает разочарований, ибо все (даже жестокость возлюбленных) естественным образом помогает ей идти своим путем и вершить дела свои.

Уильям Ло

Те, кто дурно говорит обо мне, – на самом деле мои хорошие друзья. Когда обо мне злословят, а я не держу зла и не делаю предпочтений, во мне вырастает сила любви и смирения, рожденная из Нерожденного.

Кунг-Чиа Та-ши

Есть люди, которые хотят видеть Бога своими глазами, как видят они корову, и любить Его, как любят они свою корову за молоко, и сыр, и доход, которые она дает. Так случается с людьми, которые любят Бога во имя внешнего богатства и внутреннего комфорта. Те, кто любит Бога во имя собственной выгоды, любят его неправедно. Истинно, говорю я вам, любой предмет, который вы держите в уме, как бы хорош он ни был, лишь заслонит от вас сокровенную Истину.

Экхарт

Как нищий просит подаяния, так я прошу Тебя, Господи, и прошу у Тебя большего, чем могли бы попросить тысяча царей. Каждый просит Тебя даровать ему что-то. Я прошу Тебя даровать мне Тебя.

Абдаллах Ансари

Я не желаю любви, которая будет во имя Бога или в Боге. Такая любовь несовместима с чистой любовью, ибо чистая любовь – это сам Бог.

Св. Екатерина Генуэзская

Так же сильно, как мать, порой рискуя собственной жизнью, лелеет свое дитя, свое единственное дитя, развивайте безграничную сердечную любовь ко всем живым существам.

Развивайте безграничное дружелюбие (метта) ко всей вселенной, посылая дружелюбие вверх, вниз – повсюду, без ограничений, соперничества или ненависти.

Остаетесь ли вы на одном месте или путешествуете, сидите или лежите, во все часы бодрствования оставайтесь в этом осознании, которое известно как высшее пребывание здесь и сейчас.

Так вы оставите все воззрения, обретете спонтанную нравственность и совершенное Постижение.

Метта Сутта

Научись смотреть равным взором на все сущее, видя во всем единое Я.

Шримад-Бхагаватам

Вторая отличительная черта любви к ближнему – это то, что она в отличие от более низших форм любви не является эмоцией. Она начинается как добровольное действие и доводится до совершенства как исключительно духовное осознание, постижение в любви сути предмета.

Да узрит каждый, что подлинная любовь к Богу заключается не в пролитых слезах и не в той сладости и нежности, которой мы обычно жаждем просто потому, что они служат нам утешением, но в служении Богу со справедливостью, силой духа и смирением.

Св. Тереза

Ценность любви не в высоких чувствах, но в отрешенности, в терпении, с которым мы сносим все испытания во имя Господа, которого любим.

Св. Хуан де ла Крус

Под любовью я разумею не природную нежность, которая в той или иной степени существует в людях по самой их природе, но более глубокое душевное начало, основанное на разуме и набожности, которое пробуждает в нас нежность, доброту и ласковость ко всем существам вокруг нас как к тварям Божьим, заставляет нас любить их во славу Его.

Уильям Ло

Природа любви к ближнему, или знания-любви к Богу, определяется Шанкарой, великим ведантийским святым и философом девятого века, в тридцать втором куплете его Вивека-Чудамани.

Из всех средств, ведущих к Освобождению, бхакти, или преданность, – наилучшее; и это бхакти означает поиск истины собственного Я (Атмана, тождественного Брахману) – так говорят Мудрые.

Иными словами, высшая форма Божьей любви – это непосредственное духовное восприятие, посредством которого «знающий, предмет знания и знание становятся единым целым». Как обрести высшее знание в любви к Духу посредством духа, а также ранние стадии этого знания описываются Шанкарой в предшествующих строках его философской поэмы – это волевые усилия, направленные на избавление от себялюбивых мыслей, чувств и действий, на отречение от желаний и привязанностей или (используя соответствующий христианский термин) на «священное безразличие», на радостное принятие превратностей судьбы без жалости к себе и без помыслов о том, чтобы отвечать злом на зло, и, наконец, на неустанное и однонаправленное осознание Божественной сущности, которая одновременно трансцендентна и в силу своей трансцендентности имманентна каждой душе.

Очевидно, что ни один ясно различаемый предмет, радующий волю, не может быть Богом, а потому, если воля стремится к соединению с Богом, она должна опустошить себя, отринуть любое суетное желание и привязанность, любое удовольствие, низшее или высшее, бренное или духовное. Очищенная от всех неподобающих удовольствий, радостей и желаний, она может всецело отдаться любви Божьей. Ибо если воля может как-либо постичь Бога и соединиться с Ним, то не силой желаний, но любовью, и только ею одной, а поскольку наслаждение, радость и счастье, которые способна испытать воля, не суть любовь, следовательно, ни одно из этих приятных ощущений не может быть подходящим средством для соединения с Богом. Подходящие средства – это деяния, направляемые волей. И потому, что такие деяния весьма отличны от чувств, воля соединяется с Богом и пребывает в Нем через действие, а действие это – любовь. Это единение не сопровождается чувством и желанием, ибо они остаются в душе как цели и средства. Пользу эти чувства могут принести, лишь если служат стимулом к любви, если воля твердо настроена двигаться вперед, – никакой другой пользы в них нет.

А потому отнюдь не мудр тот, кто, лишившись духовной радости и блаженства, считает, что Бог покинул его, а обретя их вновь, радуется, веря, что тем самым воссоединился с Богом. Еще глупее тот, кто ищет блаженства в Боге, упивается им и стремится не отпускать его – ибо тем самым он ищет Бога не деяниями воли, укорененной в пустоте веры и любви к ближнему, но только в сотворенной духовной радости и блаженстве, ибо тогда он подчиняется собственной воле и собственным удовольствиям.

Воля не может достичь радости и блаженства соединения с божественным иначе как через отрешенность, отказ от стремления ко всякому наслаждению, земному либо небесному.

Св. Хуан де ла Крус

Любовь (любовь, порожденная разумом и эмоциями) не объединяет. Она сплачивает действия, но не дает единения сущности.

Экхарт

Порожденная разумом любовь, пусть даже предметом ее будет нечто высшее, не может соединить душу с божественной Основой потому, что, подобно другим эмоциям, происходящим из сердца, разумная любовь усиливает сосредоточенность на себе – последнее препятствие на пути к этому единению. «Те, кто проклят, пребывают в вечном движении, никогда не сменяемом покоем; мы, смертные, еще не закончившие своего паломничества, иногда пребываем в движении, иногда же – в покое. Только Бог пребывает в вечном покое без движения». Следовательно, только обретя божественный покой, лежащий за пределами всякого понимания, мы можем познать Бога и обрести Его любовь. А к покою, лежащему за пределами понимания, мы должны прийти через покой мирской, весьма обыкновенный и понятный каждому: через мир между странами и внутри их (ибо войны и кровопролитные революции в той или иной степени полностью скрывают Бога от большинства их участников), мир между отдельными людьми и в душах отдельных людей (ибо личные ссоры и сокровенные страхи, любовь и ненависть, честолюбие и жажда развлечений – все эти мелочные явления не менее губительны для духовного развития, чем крупные потрясения). Мы должны стремиться к тому покою, который нам под силу принести себе и окружающим, чтобы подготовиться к иному покою – покою, происходящему от Духа и состояния постижения Бога в любви и единении, как упоминал святой Павел.

Только через покой разума можно преобразить ложный разум смертей и перерождений в чистый Интуитивный Разум, тем самым высвободив первичную и просветляющую Сущность Разума. Сделай это отправной точкой своих духовных практик. Приведя отправную точку в гармонию со своей целью, ты с помощью праведных практик сможешь достичь своей конечной цели – совершенного Просветления.

Если хочешь умиротворить свой разум и вернуть его изначальную чистоту, поступай, как если бы очищал кувшин, полный грязной воды. Сперва нужно поставить его, чтобы грязь осела на дно и вода прояснилась, – это будет соответствовать состоянию разума, прежде чем его коснулась скверна страстей. Теперь аккуратно сцеди чистую воду. Когда разум обретет покой и сосредоточение на совершенном единении, тогда все вещи будут видеться не в своей отчужденности, но в единении, в которое не проникнуть страстям и которое пребывает в совершенном согласии с таинственной и неописуемой чистотой Нирваны.

Шурангама-сутра

Сие тождество, происходящее из Единого, стремящееся к Единому и идущее рука об руку с Единым, – первопричина, источник и сокрушительная волна сияющей Любви.

Экхарт

Духовное развитие, как мы могли отметить в ряде других контекстов, – это всегда спираль, движение по которой происходит в обе стороны. Покой без смятений и эмоциональных волнений – это путь к любви к ближнему, а любовь к ближнему, или знание в любви и единении, – это путь к высшему божественному покою. То же верно и для смирения, которое являет собой третью характерную особенность любви к ближнему. Смирение – необходимое условие высшей формы любви, а высшая форма любви создает возможность постичь смирение через полное самоуничижение.

Станешь ли ты паломником на пути Любви?

Первое условие для того – стать смиренным, подобно пыли и праху.

Абдаллах Ансари

Лишь одно хочу сказать вам о любви к ближнему: что смирение, и только оно одно, может подготовить вас к ней. Ничто, кроме осознания собственной слабости, не пробудит в вас снисхождения и жалости к слабости других. Вы ответите: я понимаю, что смирение пробуждает снисходительность к другим, но как же мне обрести смирение? В этом вам поможет сочетание двух вещей, разделять которые не следует ни в коем случае. Первая – это осознание глубокого омута, из которого вас вытащила на свет всемогущая рука Бога и над которым Он всегда держит вас словно бы в подвешенном состоянии. Вторая – это присутствие этого вездесущего Бога. Только постигая и любя Бога, мы можем научиться забывать себя, осознать величие ничто, которое нас ослепляет, и с благодарностью принять нашу ничтожность перед бесконечным Величеством, в котором растворяется все сущее. Любите Бога – и будете смиренны, любите Бога – и отринете себялюбие, любите Бога – и сможете любить все, что Он дарует вам, чтобы любить во имя любви к Нему.

Фенелон

Как мы видим, чувства могут служить поводом для любви к ближнему, но сама по себе любовь к ближнему берет начало в воле – воле к покою и к смирению, воле к терпению и доброте к ближним, воле к бескорыстной любви к Богу, которая «ничего не просит и ни в чем не отказывает». Но волю можно развить практикой и укрепить упорством. Это прекрасно показано в следующем – замечательном в своей ясности – отрывке разговора между молодым епископом Беллийским и его любимым другом и наставником Франциском Сальским.

Однажды я спросил епископа Женевского, что нужно сделать, чтобы достичь совершенства.

– Ты должен всем сердцем любить Бога, – ответил он. – И возлюбить ближнего, как самого себя.

– Я спросил не в чем заключается совершенство, – отвечал я, – но как его достичь.

– Любовь к ближнему, – повторил он. – Это и цель, и средство, это единственный способ достичь совершенства, которое и есть Любовь к ближнему. Как душа есть источник жизни в теле, так любовь есть источник жизни в душе.

– Все это мне известно, – сказал я. – Но я хочу знать, как можно возлюбить Бога всем сердцем и возлюбить ближнего, как самого себя.

Но вновь он ответил мне:

– Мы должны любить Бога всем сердцем и любить ближнего, как самого себя.

– Я ни на шаг не продвинулся, – отвечал я. – Скажи, как обрести эту любовь?

– Лучший способ, самый простой и самый короткий путь к тому, чтобы любить его всем сердцем, – это любить Его полностью и от всего сердца!

Иного ответа от него было не допроситься.

Наконец Епископ сказал:

– Есть многие и помимо тебя, кто желает, чтобы я поведал им методу и систему, секретный рецепт совершенства. Но я могу сказать лишь одно: весь секрет в том, чтобы любить Бога всем сердцем, и единственный способ достичь этой любви – это любить. Ты учишься говорить, разговаривая, учишься учиться, учась, учишься бегать на бегу, учишься работать, работая, – и точно так же ты научишься любить Бога и человека, любя. Все, кто желает научиться каким-либо иным путем, обманывают себя. Если хочешь возлюбить Бога, продолжай любить его все сильнее и сильнее. Начни как простой подмастерье, и сама сила любви приведет тебя к тому, чтобы стать мастером в этом искусстве. Те, кто добился наибольшего успеха, неустанно продолжали двигаться вперед, ни на секунду не веря, что они уже в конце пути, ибо любовь к ближнему должна расти в нас до нашего последнего вдоха.

Жан-Пьер Камю

Переход от того, что святой Бернар называет «телесной любовью» к освященному человечеству, к духовной любви к Божественному, от эмоциональной любви, которая может объединить лишь любящего с предметом любви – к совершенной любви к ближнему, которая объединяет их в едином духовном естестве, в религиозной практике рассматривается как переход от размышлений, спутанных и эмоциональных, к самодостаточному созерцанию. Все христианские богословы настаивают на том, что духовная любовь к Богу выше телесной любви к человечеству, которая служит предтечей и средством для достижения конечной цели человека – постижения в единении и любви божественной Основы, но все они не менее авторитетно заявляют, что телесная любовь – это необходимая предтеча и незаменимое средство. Восточные мыслители согласились бы, что для большинства людей это действительно так, но не для всех, ибо некоторые уже рождены созерцателями, которые способны «найти гармонию между начальной точкой и целью» и перейти непосредственно к йога-знанию.

С точки зрения вот такого прирожденного созерцателя и пишет следующий отрывок один из величайших даоских философов:

Для них собственный отец равен Небу, и они любят его всей душой. Что же говорить о том, кто возвышается над ними? Каждый из нас полагает, что его господин лучше его самого, и потому готов отдать за него жизнь. Что же говорить о самом подлинном из владык в этом мире? Когда высыхает пруд, рыбы, оказавшиеся на суше, увлажняют друг друга жабрами и смачивают друг друга слюной. И все-таки лучше им забыть друг о друге в просторах многоводных рек и озер.

Чжуан-цзы

Эта «слюна» личностной, эмоциональной любви отдаленно напоминает воду духовного естества Божественной сущности, но худшего качества (именно потому, что эта любовь эмоциональна и потому завязана на отдельных личностей) и в недостаточном количестве. Своим добровольным невежеством, дурным поведением и неправедным существованием человечество иссушило божественные источники, и теперь люди могут чуть облегчить свое кошмарное существование, «увлажняя друг друга жабрами и смачивая слюной». Но им не видать счастья и безопасности, не вознестись в вечность, пока они не перестанут довольствоваться этой слюной и не отрекутся от самих себя во имя того, что на самом деле – их природная стихия: воды вечности. Тот, кто в первую очередь ищет Царствия Божия, получит в придачу все прочее. Те же, кто, подобно современным идолопоклонникам прогресса, ищет в первую очередь всего прочего, ожидая (после подчинения себе атомной энергии и следующих двух-трех революций) получить Царствие Божие в придачу, – те лишатся всего.

И все же мы продолжаем слепо верить в прогресс, считать личностную «слюну» высочайшей формой божественной влаги и предпочитаем невозможно мучительное существование на суше вместо любви, радости и покоя нашего исконного океана.

Те, кто исповедует любовь, не похожи на других.

У тех, кто Любит, своя религия и своя вера.

Джалаладдин Руми

Душа живет тем, что любит, а не телом, в которое она вдыхает жизнь. Ибо она не берет жизнь в теле, но наделяет его жизнью и живет в предмете своей любви.

Св. Хуан де ла Крус

Умеренность – это любовь, полностью отдающаяся Тому, кто является ее предметом, отвага – это любовь, с радостью переносящая все ради Того, кто является ее предметом, справедливость – это любовь, служащая только Тому, кто является ее предметом, и потому правящая верно, благоразумие – это любовь, делающая мудрое различение между тем, что мешает ей, и тем, что ей помогает.

Августин Блаженный

Отличительные черты любви к ближнему – это бескорыстие, покой и смирение. Но где есть бескорыстие, там не место жажде наживы и страху личных потерь или наказания, где есть покой – там не может быть ни страсти, ни неприязни, а может быть лишь уверенное стремление слиться с божественным Дао или Логосом на всех уровнях существования и уверенное осознание божественного «Я» и своей связи с ним, а там, где есть смирение, не может быть придирчивости или восхваления эго или любого воображаемого альтер эго за счет других, ибо есть осознание, что другие наделены теми же слабостями и недостатками, но вместе с тем и такой же способностью переступить через них в постижении Бога в единении. Из всего этого следует, что любовь к ближнему – это основа и суть морали и что там, где есть любовь к ближнему, многого зла можно избежать. Все это можно свести к изречению Августина: «Люби и делай что хочешь». Из тех, кто позднее развивал тему, начало которой положил Августин, мы можем процитировать Джона Эверарда, одного из тех духовно настроенных богословов семнадцатого века, чьи проповеди не достигали безнадежно глухих ушей враждующих сторон, а затем, когда революция и военная диктатура сошли на нет, еще более глухих ушей священников эпохи Реставрации и их преемников в эпоху Августа. (Насколько глухи были эти уши, мы можем судить по тому, что Свифт писал о своих любимых, наделенных безупречной моралью гуигнгнмах. Основным предметом их бесед, а также их поэзии были такие явления, как «дружба и доброжелательство, видимые явления природы и явления старины, пределы и границы добродетели, непогрешимые законы разума». Никогда их умы не занимали мысли о Боге, о любви к ближнему, о спасении. И это достаточно ясно показывает, что декан собора Святого Патрика думал о религии, посредством которой зарабатывал на жизнь.)

Освободите человека, который нашел Проводника внутри себя, и пусть попробует пренебречь внешним миром, если сможет! Это то же самое, что сказать человеку, который нежно любит свою жену: «Можешь бить ее, ранить или убить ее, если пожелаешь».

Джон Эверард

Из этого отрывка следует, что там, где есть ясность, не может быть принуждения.

Бог никого не неволит, ибо любовь не может принуждать, а потому служение Богу – это воплощенная свобода.

Ганс Денк

Но как раз потому, что любовь не может принуждать, у любви к ближнему есть особый авторитет, непринудительная сила, посредством которой эта любовь защищается и осуществляет свою благодетельную волю в этом мире – не всегда, разумеется, не обязательно и неумолимо (ибо люди и в еще большей степени организации людей могут быть защищены от божественного влияния непроницаемой броней), но с поразительной частотой.

Небеса вооружают жалостью тех, кого хотят уберечь от погибели.

Лао-цзы

«Он оскорбил меня, он ударил меня, он одержал верх надо мной, он обобрал меня». У тех, кто таит в себе такие мысли, ненависть не прекращается. «Он оскорбил меня, он ударил меня, он одержал верх надо мной, он обобрал меня». У тех, кто не таит в себе такие мысли, ненависть прекращается. Ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью, отсутствием ненависти прекращается она. Вот извечная дхамма.

Дхаммапада

Наше экономическое, социальное и международное устройство по большей части строится на организованном отсутствии любви. Мы начинаем с того, что не испытываем милосердия по отношению к природе, и вместо того, чтобы жить в согласии с Дао и Логосом на неодушевленном и животном уровне, мы пытаемся покорять и эксплуатировать, впустую тратим минеральные ресурсы Земли, уничтожаем почву, разоряем леса, сливаем грязь в реки и выбрасываем в воздух ядовитые газы. От нелюбви по отношению к Природе мы переходим к нелюбви по отношению к искусству – и эта нелюбовь столь свирепа, что мы практически уничтожили все полезные и основополагающие искусства, заменив их массовым механизированным производством. И конечно, эта нелюбовь к искусству в то же время является нелюбовью к человеку, который вынужден без промахов и надежды на милосердие выполнять задания, отдаваемые нашими механическими суррогатами искусства и бесконечной бюрократией, на которой держится массовое производство и массовое распространение товаров. Массовое производство и массовое распространение влечет за собой массовое финансирование, и, объединившись, эти три явления подминают под себя все больше мелких землевладельцев и владельцев производственного оборудования, тем самым лишая свободы большинство и наделяя меньшинство силой контролировать жизни своих ближних. Это могущественное меньшинство состоит из частных капиталистов или правительственных бюрократов, или же из тех и других, объединившихся с общей целью, – и, конечно, принудительная и потому не наделенная любовью природа этого контроля не меняется от того, называют себя эти верха директорами компаний или чиновниками. Единственная разница между этими правителями-олигархами состоит в том, что первые черпают больше силы в богатстве, чем в своем положении в общепринятой иерархии, вторые же черпают больше силы в положении, чем в богатстве. На этом весьма единообразном фундаменте лишенных любви взаимоотношений строятся другие отношения, которые могут сильно отличаться друг от друга в разных обществах в зависимости от локальных условий и локального образа мышления и чувствования. Вот несколько примеров: презрение к расовым меньшинствам и их эксплуатация белым большинством или цветное большинство, которым управляет белое империалистское большинство; ненависть к евреям, католикам, масонам или к любому другому меньшинству, чей язык, привычки, внешность или религия по воле случая отличаются от местного большинства. И венчают всю эту суперструктуру нелюбви к ближнему отношения между государством и другим суверенным государством – нелюбовь, которая выражается в том, что за аксиому принимается, будто для организованной нации естественно и правильно вести себя подобно вору и убийце, вооруженному до зубов и готовому при любой удачной возможности обирать и убивать. (Ярким примером того, как это представление о природе наций принимается за аксиому, служит история Центральной Америки. До тех пор, пока произвольно обозначенные территории Центральной Америки назывались провинциями испанской колониальной империи, между их обитателями царил мир. Но в начале девятнадцатого века различные административные территории Испанской империи откололись от своей альма-матер и решили стать самостоятельными странами по подобию европейских государств. В результате они немедленно начали воевать друг с другом. Почему? Потому, что суверенное государство по определению является организацией, в чьи права и обязанности входит принуждать своих членов грабить и убивать в огромных масштабах.)

Основным принципом любой социальной организации должно быть положение «Не введи нас во искушение», а искушения, от которых людей нужно ограждать и которые по возможности должны ликвидироваться экономическими и политическими средствами, – это то, что уводит от любви к ближнему, то есть от бескорыстной любви к Богу, Природе и человеку. На начальном этапе распространение и общее принятие Вечной философии в любой форме поможет уберечь людей от искушения предаться слепому идолопоклонничеству, со временем – от слепого поклонения церкви, государству, революционному будущему, гуманистическому самопоклонению – от всего того, что по природе своей неизбежно противопоставляется любви к ближнему. Затем настанет время децентрализации, широко распространенной частной собственности на землю и средства производства в малых масштабах, неприятия государственной монополии или монополии корпораций, разделения экономической и политической власти (единственного залога, как не уставал повторять лорд Эктон, гражданских свобод и верховенства закона). Эти социальные преобразования сыграют большую роль в том, чтобы амбициозные индивиды, организации и правительства устояли перед искушением установить тиранию, а кооперативы, демократически управляемые профорганизации и городские собрания освободят массы от искушения слишком буквально воспринять идеи децентрализованного индивидуализма. Но конечно, ни одна из этих желательных по сути своей реформ не может быть проведена, пока считается правильным и естественным, что суверенные государства должны быть готовы воевать друг с другом. Ибо в современном мире войну могут вести исключительно страны с переразвитой тяжелой промышленностью, страны, в которых экономическая власть принадлежит либо государствам, либо нескольким корпорациям-монополистам, которые легко обложить налогами и в случае необходимости временно национализировать, страны, в которых массы трудящихся, не владеющие собственностью, готовы к переселению, поскольку не имеют корней и вышколены заводским режимом. Любое децентрализованное сообщество свободных владельцев малого производства, обладающее правильно стабилизированной экономикой, в нашем непрестанно воюющем мире оказывается во власти тех обществ, в которых производство автоматизировано и централизовано, в которых люди не имеют корней, а потому легко управляемы, а в экономике наблюдается явный перекос. Вот почему единственное, к чему стремятся промышленно неразвитые страны – такие, как Мексика и Китай, – это уподобиться Германии, Англии или Соединенным Штатам. До тех пор, пока существует основанная на нелюбви война и подготовка к войне, нельзя на уровне страны или мира снизить уровень нелюбви, на которой строятся наши экономические и политические системы. Война и подготовка к войне – это неискоренимое искушение все ухудшать и ухудшать нынешнюю дурную, безбожную организацию общества, используя для этого стремительно развивающиеся технологии.