Текст книги "Самые сильные силы"

Глава 8

Теперь память выдала Филиппу явно постыдный случай, что произошел с ним в первую ночь после собственной свадьбы.

Все гости из ресторана разъехались, и только близкая подруга жены Наташа осталась с молодоженами, потому что приехала из другого города. Втроем они поехали в арендованную однокомнатную квартиру. Из мебели в квартире не имелось ни дивана, ни раскладушки, а в комнате посредине стояла только большая деревянная кровать с толстой пуховой периной, которую любимая бабушка Филиппа собирала по перышку в подарок на свадьбу. Поскольку имелась только одно место для сна, то простодушная жена Александра предложила подруге лечь с ними вместе «валетом»: Филипп с женой головами в одну сторону, а Наташа – в другую. Подруги не только проучились вместе в университете пять лет, но и прожили в университетском общежитии в одной комнате все время учебы, так как приехали из области. Наташа славилась не только той «гитарностью» фигуры, которая всегда Филиппу нравилась в девушках, но и умением играть на аккордеоне, петь, танцевать и искренне веселиться и заводить всех, что подкупало парней в общении с ней. Наташа была очень доступна, если мужчина ей нравился, а нравились ей почти все молодые люди. Филипп через своего друга Николая познакомился сначала с Наташей, а Наташа познакомила Филиппа со своей лучшей подругой Александрой. Так они вчетвером дружили в течение года после окончания университета. Чуть позже Николай расстался с Наташей, и она долгое время оставалась без поклонника. Филиппу хотелось как бы «подобрать» брошенную Наташу – она ему нравилась больше, чем Александра – но это значило поссорить подруг, а самому предстать в неприличном свете. Вскоре после размолвки с Николаем Наташа уехала на родину. Девушка жила в соседнем городе, и это окончательно не позволило Филиппу с ней сблизиться. Наташа по приглашению молодой семьи приехала на свадьбу и очень радовалась за друзей.

Филипп, лежа с женой и ее лучшей подругой в одной кровати, не мог никак уснуть. Он чувствовал, что с ним рядом лежит известная ему во всем жена и новая неведомая молодая женщина, которую он с давних пор и по сей день очень желал, несмотря на только что сыгранную свадьбу с ее подругой. Домников, хмельной от шампанского, осмелился, как бы случайно прикоснуться к Наталье под одеялом и, возможно, почувствовать встречное движение. Филипп никак ничего не мог поделать с собой, чтобы заглушить стремление иметь близость с подругой жены.

Домников женился на Александре, потому что считал, что легкомысленно дал ей такое обещание, поэтому полагал, что тайно имеет право быть иногда свободным в браке за приверженность слову. Как только Филипп убедился, что жена уснула, он как бы ненароком просунул свою ногу между ног Наташи. Его нога оказалась именно там, где ему хотелось.

Наташа не попыталась отстраниться, и Филипп, как в детском садике от близости с девочкой, опять почувствовал знакомую дрожь и приятный холодок в груди. Его дыхание участилось. Филипп как мог, пытался дыхание успокоить. На мгновение Домников задерживал дыхание, чтобы не разбудить жену. Прошло несколько минут, и Филипп протолкнул ногу ближе к интимным местам подруги Александры, и вдруг Наташа решительно отстранила его ногу и отодвинулась дальше от Филиппа. Это был ясный ее ответ, что она не желает участвовать в предательстве подруги. Филипп после такого отпора почувствовал себя мелким и мерзким типом, который мог решиться на измену жене немедленно после женитьбы. Филипп не мог уснуть не от того, что Наташа могла рассказать Александре утром о его ночном поведении, а от того, что теперь Наташа знала, каким он может быть гадким по отношению к своей простодушной и наивной жене. Ему, наверное, стало бы легче, если бы Наталья сейчас же встала и все рассказала Александре. Филиппа угнетало то, что кто-то знал, что он может быть таким отвратительным. Ему казалось, что этот единственный человек, вдруг ставший осведомленным о его предательской натуре, одно и то же, что если бы об этом вдруг узнало все человечество.

Утром следующего дня Филипп с женой уехали на работу, а Наташа осталась в их съемной квартире собираться в дорогу. Филипп преднамеренно раньше жены вернулся с работы. В течение часа он оставался один на один с Натальей до прихода жены. Молодые люди не сказали друг другу ни слова. Ощущалось гнетущее напряжение и неловкость за все то, что произошло ночью. Филипп старался понять по лицу подруги жены, а возможна ли близость сейчас, в отсутствие Александры. Филиппу очень хотелось склонить Наташу к близости и тем самым «замарать» ее тоже, но нервное и злое лицо молодой женщины говорило определенно, что она готова решительно отвергнуть все домогательства Филиппа ради подруги. Для Филиппа поведение сокурсницы жены, доступной всегда и всем парням без особого разбора, показалось невероятным. Домников был поражен. Ему всегда казалось, что Наташа испытывала к нему особую симпатию. Филипп чувствовал себя скверно. В этот же день вечером Наталья уехала в свой город и больше не пыталась приехать к ним вновь. Лучшая подруга жены ничего не сказала своей подруге при расставании на вокзале, куда Филипп не поехал, но в ее прощальном поцелуе и последнем взгляде на подругу чувствовалась большая жалость к наивной и чистой Александре, которую Наташа очень любила. Наташе представлялось, что будущая супружеская жизнь Александры не обещала ничего хорошего, раз ее муж посмел в первую ночь после свадьбы грязно домогаться ее со спящей рядом женой. У Наташи не укладывалось подобное в голове. Наташе казалось, что подруга, возможно, в большой беде, но сама не могла и не решилась открыть перед Александрой истинное лицо ее молодого мужа. Как воспитанная, высокообразованная и интеллигентная женщина, Наташа все-таки сомневалась и предполагала, что, возможно, поведение Филиппа истолковано ею неверно.

После этого постыдного случая Домников знал, что в мире есть человек, который ведает, что он может быть отвратительным и подлым. Филипп как бы потерял чистоту и порядочность, которую уже никак невозможно было вернуть. Домников при каждой измене жене не терзал себя больше переживаниями. Ему не казалось, что прекратить измены физически невозможно, он считал, что прекращать их не имеет никакого смысла после казуса с подругой жены. Домников не мог больше остановиться, как наркоман, который один раз попробовал сильный наркотик и поэтому считал себя навсегда потерянным человеком.

Глава 9

Последний по времени случай в жизни Домникова, когда его душу наполнял знакомый приятный холодок, и он ощущал дрожь в руках, что и в предыдущих событиях, был его первый опыт торговли акциями на бирже. Этот последний случай оставил похожие ощущения, когда Филипп в течение пяти минут утром после открытия биржи на сохраненную позицию с прошедшего дня заработал более десяти тысяч долларов или более двадцати процентов от собственного депозита у брокера. Филипп спешно закрыл прибыльную сделку, и в этот момент его руки охватила дрожь, а душу наполнил тот самый знакомый приятный холодок. Сильнее всего Филиппа трясло в течение нескольких секунд, пока он ожидал появления на мониторе компьютера уведомление, что его выгодная сделка исполнена. Филипп в полной мере осознал, что может пойти немедленно к брокеру и забрать внезапно свалившуюся ему на счет сумму. Тогда Домников от эйфории не только ног под собой не чувствовал, но и мысли его улетели высоко. Филипп благодарил Бога, что тот открыл ему возможность зарабатывать деньги одним нажатием кнопки компьютерной мышки. Подобные движения цен акций происходили ежедневно, а значит, теоретически можно было зарабатывать тысячи процентов от депозита за год. Однако сомнения его не покидали. Домников оправданно не верил, что миллионы людей на бирже хуже его, новичка, разбираются в торговле акциями, и понимал, что вероятнее всего, его успех носил случайный характер. С другой стороны, Филипп не видел, почему нельзя научиться угадывать направление движения цены. Все колебания цен на акции обусловлены новостями, но узнать первым новость невозможно, поэтому перед важными новостями лучше находиться в деньгах, рассудил он, чему учили его и многочисленные учебники. Можно было бы по графикам цен предугадать какую-то ожидаемую новость, ибо у любой новости есть первый посвященный, который обязательно проявится на графиках перед объявлением этой новости, но это рискованно.

Однажды Домников решил повторить свой успех при открытии биржи и на растущем рынке на весь депозит с кредитом брокера накупил акций и оставил позицию на утро, ожидая продолжения роста и утреннего скачка цен вверх. Филипп невольно мысленно начал планировать, куда он потратит предполагаемую прибыль, и на первом месте в этом плане стояло заурядное желание пригласить друзей в сауну, купить им и себе элитных проституток часов на пять, с дорогим алкоголем и закуской. От одних подобных планов душу Филиппа вновь наполнил приятный холодок. Ночью Домникову приснился сон, где он попал в наводнение. Все меньше и меньше оставалось суши, где он мог спрятаться от воды. Вода все наступала и поднималась выше. Со страхом и паникой Филипп запрыгнул на последний островок площадью не больше квадратного метра. Вдруг вода остановилась. Филипп успокоился, свернулся калачиком и задремал на этом крохотном клочке земли. Когда Филипп очнулся на островке суши, то увидел, что вода ушла, и он оказался на пике высокой горы, спуститься с которой он не мог из-за большой высоты. Гора оказалась отвесной и очень высокой. С высоты этого пика Филипп едва видел землю через облака внизу. Филипп понял, что если он прыгнет или начнет медленно спускаться по отвесному склону, то неминуемо разобьется. От ужасной безысходности Домников проснулся. Утреннее открытие биржи было обвальным. Все акции рухнули в цене на три – пять процентов, а к вечеру падение достигло десяти процентов. Часто большое падение продолжается не один день, а это значит, что брокер потребует вернуть кредит и нужно будет зафиксировать двойной убыток. Так и случилось. Филипп через два дня получил сообщение о недостатке средств на счете и был вынужден зафиксировать огромную для него потерю денежных средств. Весь день Филипп чувствовал себя подавленным. Он пытался найти истинную причину обвала. Аналитики объясняли падение рынков разными причинами. Тогда до Филиппа дошло, что новости есть ожидаемые и есть новости неожиданные и никем не анонсируемые. К первым относятся отчеты крупных компаний и еженедельные показатели американской экономики. К неожиданным новостям относились информационные бюллетени рейтинговых агентств и никогда не объявляемые наперед интервенции главных валют на межбанковском рынке с участием центральных государственных банков. Неожиданные новости были как гром среди ясного неба. Это всегда значительно понижало или поднимало основные валюты, а те в свою очередь неожиданно резко опускали или поднимали фондовые и товарные рынки. Филипп вынужден был признать, что и при очень большом опыте крупные потери неизбежны. Ему опять стало грустно от того, что не может быть больших легких и регулярных заработков. Можно не рисковать, но тогда заработки становились заурядными. Заработать в год от десяти до тридцати процентов не казалось Филиппу заработком исключительным. Только брокеры и финансовые компании регулярно стабильно зарабатывали на обслуживании чужих денег, потеря которых ничем существенным им не грозила, невзирая на то – обвалится рынок или взлетит до небес. В конце концов, Филипп оказался соучредителем маленькой финансовой компании. Теперь он знал по себе, что каждый собственник банка или финансовой компании, как только получал в свое распоряжение деньги наивного инвестора, сначала думал о том, как эти деньги не вернуть. В лучшем случае для инвестора собственник банка или финансовой компании думал, как занизить заработанную прибыль на деньги инвестора или оставить всю себе. Все это можно было сделать по формальным признакам на законном основании. Чуть позже один пожилой биржевик ему сказал: «Молодой трейдер всегда проиграет, потому что против него играют его собственные полные яйца, а выигрывать может только тот, у кого яйца пустые. Другими словами – деньги всегда приходят тому, кому они уже не нужны, кто уже устал от жизни».

Ожидание большого заработка после одного нажатия кнопки компьютера, который, прежде всего, хотелось потратить на лучших проституток, попытка соблазнить подругу жены тотчас после свадьбы, кража денег у родной тети и прикосновения к интимным местам девочки-ровесницы в детском саду – все это заставляло Филиппа испытывать одинаковую дрожь в руках и приятный холодок в груди. Это сходство чувств говорило ему, что все эти события в жизни близки по неприличности, но безумно сладостны по ощущениям и потому неимоверно сильны. «Неужели все неприлично, что безумно сладостно по ощущениям? Почему все это мы не можем делать открыто? Что это за силы, сидящие в нас и заставляющие нас вести себя именно неприлично, и какая цель у этих сил?» – спрашивал который раз себя Филипп.

Глава 10

Через едва видимую щель между дверьми лифта свет позволил Домникову разглядеть время на своих часах. Именно в этой ситуации Филипп ощутил преимущество белого циферблата. Филипп знал как аксиому, что черный циферблат часов неприемлем для делового человека, но объяснения этому не находил.

Они, пассажиры лифта, висят в обесточенной темной и душной кабине уже больше чем сорок минут. Домников зашел в лифт в девять, а в данный момент стрелки показывали почти без четверти десять. Признаков, что кто-то занят их освобождением из лифта, не наблюдалось. Катя продолжала стоять, а Филипп с Татьяной сидели на полу. Неожиданно Татьяна перестала громко сопеть носом и очнулась от временной потери сознания. Девушка огляделась в темноте и не сразу вспомнила, что произошло. Теперь Таня не плакала, а только молчала. Она уже не так сильно, как до потери сознания, прижималась к Филиппу и не могла уже поранить его спину. Филипп обдумывал, что бы сказать такое успокаивающее, чтобы не молчать в душной темноте. Филипп понимал, что в таком положении лучше что-то говорить, так как это отвлекало от тревожной неопределенности.

– Хорошо, что мы в гостинице. Без лифта здесь долго работать не смогут, а значит, о нас не забудут. Если бы мы застряли в многоэтажном жилом доме, то нам пришлось бы долго ждать освобождения… – Немного помолчав, Филипп добавил: – Можно попытаться открыть двери самостоятельно, но нужно что-то плоское и твердое, чтобы сначала немного раздвинуть их, а потом вставить в щель ладони и попытаться открыть створки.

– Лифт остановился между этажами, поэтому нам трудно будет пролезть вниз или вверх, – предположила робко Катя. Таня все время молчала и чуть больше сместилась к груди Филиппа, давая понять, что она против того, чтобы Филипп что-то предпринимал и на это время оставлял ее одну. Еще ее пугала любая возможность двигаться в лифте и тем самым подвергать риску его устойчивость и способность держаться на высоте.

– Опасно то, что подадут электричество в тот момент, когда мы начнем выбираться на верхний этаж или пролазить, наоборот, на нижний, если нам вдруг удастся открыть двери, и тогда кого-нибудь прижмет кабиной. Неизвестно, как лифт работает после подачи электричества: или он сразу поедет, или будет ждать повторения команды на движение? – спросил Филипп, не ожидая ответа. Ему показалось, что девушки начали выходить из оцепенения и страха, охватившего их сразу после остановки лифта. Подруги теперь стали понимать, что лифт держится навесу крепко, и им ничто не угрожает. Однако темнота и неизвестность все еще продолжали держать девушек в напряжении. Филипп заметил, что окончательно потерял мужской интерес к Тане, сидящей на его ногах. Больная женщина всегда вызывала у Филиппа только жалость и сострадание и совсем убивала всякий мужской интерес.

Когда Домникову было четырнадцать лет, он уже давно жил у бабушки в ее коммунальной квартире. В соседней комнате жила веселая и фигуристая одинокая пятидесятилетняя женщина. Соседка всегда громко смеялась и ходила в общий туалет на глазах Филиппа в одних белых облегающих рейтузах. Когда она выходила из уборной и шла в свою комнату, то он не мог оторвать глаз от ее большого зада. Соседка перед дверью в комнату внезапно оборачивалась и ловила завороженное выражение лица Филиппа с открытым ртом, который никак не мог быстро среагировать и отвести глаза. Улыбнувшись понимающе, соседка игриво исчезала в комнате. Филиппу казалось, что красивее и желаннее нет на свете женщины, чем эта стареющая, с проступающими синими венами на полных ногах тетка. Она часто снилась Филиппу ночью, а утром он просыпался и чувствовал первую липкую влажность на конце пениса в тесных трусах.

Спустя год соседка неожиданно заболела. У нее обнаружили рак матки. Женщина высохла буквально на глазах. Филипп помнил, как мучилась женщина от боли и каталась со стонами по полу в своей маленькой девятиметровой комнате, куда сбегались все соседи. Филипп тогда смотрел на эту изможденную от болезни женщину и не мог поверить, что совсем недавно мечтал, чтобы она пригласила его к себе в комнату. Спустя некоторое время соседка умерла, и Филипп помнил, как та лежала в гробу, обшитом красным сатином, с просветленным, но очень исхудавшим лицом. Казалось, что лицо соседки было довольным от того, что господь, наконец, отпустил ее на тот свет и прекратил ужасные страдания.

Филипп представил, что, возможно, его дочери, когда вырастут, могут попасть в подобную ситуацию, как эти две несчастные девушки с ним в лифте. Филиппу показалось невероятным и до тошноты противным, что какой-то другой парень на его месте мог бы, прежде всего, похотливо желать его перепуганных дочерей в темном и застрявшем между этажами лифте. Домников ясно представил, как бы могли презирать родители этих девушек его, прочитав мысли, приходившие ему в первые минуты после остановки лифта.

Неожиданно внизу, на первом этаже, в шахте послышались разговоры. Какие-то люди, видимо, ремонтники, раздвинули двери и проникли в ствол лифтовой шахты. Содержание их разговора невозможно было понять. Ремонтники, очевидно, что-то осматривали, спорили и прикасались к тросам. Кабина лифта немного задрожала, и Филипп почувствовал, что сидящая на его коленях девушка опять забилась в конвульсиях, вновь охватившего ее приступа падучей.

– Ей снова плохо! – сказал Филипп и крепко прижал Татьяну к себе. Несчастная девушка опять засопела и застонала. Филипп определил, что больной словно стало не хватать воздуха. Таня пыталась вздохнуть, но у нее ничего не получалось, и только продолжала все громче и громче стонать, выдыхая последние остатки воздуха из легких. Филипп осознал, что новый приступ чем-то отличается от предыдущего, но что делать – не ведал. Домникову показалось, что нужно что-то срочно предпринять, как однажды за обеденным столом со своей семьей, когда его младшая дочь Маша вдруг подавилась. Дочь вдруг внезапно посинела. Ребенок не мог ни вздохнуть, ни сказать что-либо. В одно мгновение Филипп поднял дочь со стула и наклонил головой вниз, а затем безжалостно сильно ударил кулаком по спине, чуть ниже шеи. На пол стремительно вылетел маленький кусочек непрожеванного хлеба, попавший случайно в дыхательное горло. Маша свободно вздохнула и заплакала, но не от боли после удара отца, а от обиды, что отец так нещадно мог ее ударить. Филипп почувствовал обиду дочери. Домников поспешил взять Машу поскорее на руки и прижать к себе. Филипп стал уверять дочь, что если бы он не ударил ей сильно, то она могла бы задохнуться и умереть. Ребенок вскоре перестал плакать и посмотрел куда-то задумчиво в окно своими большими глазами, полными слез, затем Маша положила свою голову отцу на плечо. Плач прекратился, но дочь еще иногда звонко вздыхала, и вздохи ее были похожи на икоту. Дочь понимала, что папа действительно любит ее нисколько не меньше, чем старшую сестру Аню, к которой она иногда ревновала отца.

– У нее, возможно, западание языка!.. – с тревогой в голосе сообщила Катя, тоже почувствовав, что Таня не может дышать. – Ей необходимо открыть рот, – продолжала Катя, – и что-нибудь вставить между верхними и нижними зубами! У меня где-то в сумочке есть зеркальце в костяном футляре! Она его не сможет раскусить – футляр сделан из рогов оленя или лося, я точно не помню. Мне это зеркальце подарил папа на день рождения. Я сейчас поищу, а вы попробуйте ей открыть рот! Ей нужно сильно сжимать обе щеки, тогда она откроет рот! – Филипп не знал того, что западание языка не опасно для больной и попробовал большим и указательным пальцами правой руки сдавить девушке обе щеки, но это не помогло. В бессознательном состоянии Таня сильно сжимала свои челюсти, и казалось, что разомкнуть их никто не в состоянии.

– Вот! Нашла! – спешно протягивая в темноте зеркальце в футляре Филиппу, сказала Катя.

– Я не могу одной рукой открыть ей рот. Ты держи эту штуку, а я попробую обеими руками ей сдавить щеки и разомкнуть челюсти. Я дам тебе знать, когда можно будет ей вставить футляр между зубами. – Потное лицо девушки и влажные руки Филиппа не давали ему с достаточной силой сдавить щеки Татьяны. Пальцы скользили и не могли зафиксироваться на щеках.

– Хорошо, – ответила Катя. Филипп притянул Таню ближе к себе, обтер руки о свою рубашку и большими пальцами сдавил с силой девушке щеки. Таня вдруг громко застонала от боли и разжала челюсти.

– Она, по-моему, открыла рот! Вставляй зеркало скорее, но не далеко в рот. Главное, чтобы передние зубы не смогли сомкнуться! – скомандовал Филипп, и Катя быстро наклонилась к ним, рукой нащупала лицо подруги и вставила ей в приоткрытый рот половину костяного футляра. Больная громко замычала, но Филипп и Катя с облегчением почувствовали, что к Татьяне вернулась способность дышать. На первом этаже в лифтовой шахте вновь хлопнули двери и все стихло. По всей видимости, ремонтники что-то осмотрели и удалились.