Текст книги "Однажды в Хорс-тауне"

Олег Бондарев
Однажды в Хорс-тауне

Поднят ворот, пуст карман.

Он немолод и вечно пьян.

Он на взводе – не подходы.

Он уходит – всегда один,

Но зато мой друг лучше всех играет блюз.

Круче всех вокруг он один играет блюз

Машина Времени «Мой друг лучше всех играет блюз»

Вы не смотрите в зеркало, потому что боитесь увидеть там кого-то другого.

Я не смотрю в зеркало, потому что боюсь увидеть себя.

Это звучит глупо, напыщенно. Вы думаете: «Он слишком много на себя берет…» – и все в таком духе. Но я не хочу брать больше, чем есть. Того, что у меня имеется, хватает с лихвой.

У меня есть я сам. Если вдуматься, худшего подарка судьба преподнести не могла.

Вы не понимаете. Вы удивлены. Вы качаете головой, думая, что я мешаю себя с дерьмом ради дружеского подбадривания, ради слов: «Ну что ты, не так уж ты и плох…»

Но это не так. Я просто констатирую факты. А ваши подбадривания приберегите для беременной девочки, которая залетела благодаря толпе пьяных уродов, оттрахавших ее в темном переулке. Девочки, мать которой умерла при родах, а отец спился и подох, не оставив после себя ничего, кроме пустой стеклотары.

Девочка стоит на крыше дома и смотрит вниз, готовясь сделать самый главный шаг в своей жизни.

Но вы ей не поможете – вы в силах лишь приблизить неминуемое.

Слова – единственное, что у вас осталось. Вы только говорите, потому что это так легко – говорить, но никогда ничего не сделаете. Ваши слова улетят с порывом ветра, который в считанные секунды перемешает их с пылью.

И ваши слова – такая же пыль…

Но вы гордитесь ими. Вы думаете, сказать что-то – уже помочь. Вы говорите, когда нужно действовать. Но вы боитесь действовать, потому что в случае неудачи на вас ополчатся остальные – еще более робкие и осторожные.

Вот почему девочка сделает шаг. Вы не протянете ей руки – вы бросите слова, за которые нельзя ухватиться. Вы не поможете ей – вы толкнете ее в спину.

Вот почему я ненавижу вас и ваш мир, и самого себя ненавижу.

Глава 1
Триллер в каждый дом

Это телешоу (игра, разводка, способ подзаработать – нужное подчеркнуть) собирало у экранов всех от мала до велика. Старики со сморщенными лицами щурились, пытаясь уследить за шустрым ведущим. Маленькие дети, услышав заветные слова «следующая цифра…», смешно шлепали губами. Влюбленные парочки, обнявшись, полулежали на диванах, слишком увлеченные, чтобы обращать внимание Друг на друга.

Сидевший у стойки мужчина в сером плаще и шляпе курил и потягивал виски. Он был высок – около шести с половиной футов – плечист, коротко стрижен и небрит. Маленькие черные глазки, похожие на крысиные, бегали туда-сюда, будто в поисках чего-то. Стакан перед посетителем был наполовину пуст.

– Включай, включай! Сейчас начнется!

Незнакомец утер крючковатый нос грязным платком – последнюю неделю его мучил насморк.

– Чертова осень… – пробормотал мужчина. – Чертов ноябрь…

Его звали Винсент Новал, и он, как и большинство обитателей Хорс-тауна, был всего лишь еще одним неудачником, которого судьба отправила в этот богом забытый городок.

В баре толпилась целая куча народа, но выпивка, похоже, никого не интересовала.

«Я приветствую вас на шоу “Немного счастья”…»

При желании Винсент мог бы обчистить карманы всех собравшихся здесь людей и преспокойно убраться – никто бы и слова ему не сказал. Но это было чертовски скучно. Все равно, что читать телефонный справочник.

Винсент был единственным живым в этом царстве мертвых, единственным человеком среди зомби, которые, разинув рты, смотрели на экран маленького закрепленного под потолком телевизора.

Это был настоящий, массовый и притом разрешенный правительством гипноз.

Словно незримый иллюзионист раскачивает маятник перед всем миром, который, разинув множество ртов, водит миллиардами глаз влево-вправо, влево-вправо…

«Итак, напоминаем: третья цифра – восемь… Очень скоро мы узнаем четвертую… Вы волнуетесь, Нил?»

Нил «мать-его-так» Джефферсон ни черта не волновался. Нил вот уже в шестьсот тридцатый раз тупо улыбался в камеру и медленно вжимал в стол кнопку, запуская лототрон.

В проклятом барабане крутились бумажки с цифрами. Бумажек было много, цифры могли повторяться бессчетное количество раз.

За шестьсот тридцать выпусков главный – и единственный – приз разыгрывался тридцать пять раз. Еще два вечера, и станет известна тридцать шестая выигрышная комбинация.

Пока что ни один номер не соответствовал реально живущему на свете человеку.

Хотя чему удивляться? Ведь совпасть должны были не две-три цифры – восемнадцать.

Первые восемь цифр должны были составить дату рождения: две обозначали день, две – месяц и четыре – год. Следом шел уникальный номер гражданина, состоящий из десяти знаков. У каждого человека на свете наличествовал такой – будь то аккурат появившийся на свет малыш в роддоме на окраине Москвы или девяностолетний старик-отшельник, живущий в лесах Амазонки.

Итого – восемнадцать цифр.

Примитивный развод… Но люди не могут не играть.

В конце концов, платить за просмотр шоу не заставляют, так чего же опасаться? Это всего-навсего чудновеселая игра, победитель которой, если таковой найдется, получит – о Боже, это просто невероятно! – счастье.

Занавес.

Новал толкнул сидевшего рядом с ним мужчину в плечо.

Никакой реакции.

Тогда Винс нагнулся и плюнул мужчине в стакан.

– Сюрприз! – с улыбкой сообщил он.

Хозяин стакана и бровью не повел.

– А в ответ тишина… – пропел Винсент и, щелкнув пальцами, обратился к бармену:

– Ты не поверишь, дружище, но по нечетным, когда у тебя смена, я сплю с твоей женушкой!

Бармен не повернул головы. Он вообще не шевельнулся. Его глаза следили за ведущим на экране.

– Черт, шутка не вкатила, – вздохнул Винс. – Хотя удивляться нечему. Женись я на такой корове, тоже не поверил бы.

Посидев немного, он резко повернулся влево и, ткнув пальцем в грудь чернокожего паренька в бейсболке, воскликнул:

– Твоя мама такая тощая, что может пролезть под дверью и спрятаться под ковром!

Никаких возражений.

– Согласен, до парней из стенд-апа мне далеко. Но, честное слово, я старался! – Винс скорчил жалобную физиономию и просящим тоном протянул:

– Может, угостишь меня выпивкой, черномазый? О, нет! Нет, я этого не говорил! У вас нет свидетелей! У вас нет доказательств!..

Новал вскочил с табурета и стал павлином расхаживать между посетителей. Проходя мимо очередного истукана, он высказывал первое, что приходило на ум:

– Боже, только идиот мог напялить широкополую шляпу к спортивному костюму… А эта и вовсе оделась, как шлюха, хотя днем торгует хот-догами на углу Баттерфляй и Хелпми… Хотя, это одно и то же… А это что за рожа? Вылитый осел!.. Ну а вон тот, с лисьей мордой…

Таким странным образом он добрался до выхода и уже собирался толкнуть дверь, когда его что-то остановило.

Это «что-то» стоило тридцать баксов и было чертовски крепким.

– Единственный нормальный человек среди этих уродов… – проворчал Винс, погладив седого мужчину в опрятном костюме по загривку. – Дарить – это ведь так здорово!

С этими словами Винс подхватил со стола бутылку «Мидлтона» и, отсалютовав Опрятному, покинул бар.

Улица встретила оглушительной тишиной. Ветер лениво подбрасывал смятые бумажные стаканчики, пыльные пакеты цеплялись за фонарные столбы и медленно сползали вниз – до следующего порыва.

Винс посмотрел на часы.

Семь ноль десять.

Через пятьдесят минут улица снова оживет. Люди выйдут из баров, магазинов, вспомнят о чертовски важных делах, посетуют на проклятые сутки, в которых всего двадцать четыре часа.

Винс огляделся по сторонам, сунул бутылку под мышку и полез за сигаретами. Выбил одну из пачки, вставил в рот, щелкнул зажигалкой. На боку ее были выгравированы буквы «V» и «N».

«Винсент Новал». Подарок отца… Точнее, Винс сам сделал себе этот подарок – на спертые у предка деньги.

Винс ухмыльнулся, вспоминая лицо родителя. Вечно пьяный, с дурно пахнущей папиросой в углу рта и полупустым стаканом в руке, Хью Новал остался гнить в трущобах Детройта.

Хорошо, что Лиза не видела его, иначе точно ушла бы. Собрала бы вещи и покинула вонючую коморку возле сервиса «Дженерал Моторе», где Хью почти тридцать лет проработал механиком.

Лиза не терпела табачного дыма. При ней отец курил только на улице.

Лиза не любила спиртное. При ней отец выпивал редко и никогда не приходил домой пьяным.

Когда Лизы не стало, Хью стал курить на кухне и глушить дешевый портвейн, сидя на унитазе.

Видимо, чтобы далеко не бегать в случае чего.

Может, он уже подох? Может, сердце не выдержало, и он лежит теперь в пустой квартире, на голом полу, разлагается, а предприимчивые менеджеры уже подыскали на его место другого неудачника?

К черту. Плевать, что с ним. Пусть горит в аду.

Винс поправил ворот плаща, надвинул шляпу на глаза и пошел прочь от бара.

Фонари горели через один, витрины магазинов погасли еще час назад. Новал с удовольствием вдыхал прохладный осенний воздух и привычно вглядывался в полумрак, надеясь увидеть что-то интересное.

Боже, да хоть что-то.

Шорох.

Едва слышный, но все же.

– Снова ты, – тихо сказал Винс и резко обернулся.

Ничего.

– Ты снова преследуешь меня, но, видно, не для того, чтобы поболтать о погоде. А чтобы прятаться и палить из-за угла. Тебе нравится мой вид сзади?

– Ты нужен мне, Винс.

Голос этот, неожиданно звонкий, детский, был Новалу незнаком.

– Зачем? Может, чтобы свести тебя с какой-нибудь грудастой девкой? Или чтобы стать твоим другом? Ты, наверное, одинок, если так неохотно идешь на контакт?

– Ты не боишься меня? – спросил незнакомец.

– Тебя? Конечно, нет. Я тебя и не видел ни разу. Может, ты сопливый мальчишка четырех футов роста, который сбежал от мамочки, пока она думала, что лучше – прокладки или тампоны? Учти – я таких не боюсь с тех пор, как окончил школу.

– Я ожидал чего-то подобного, – ответил незнакомец, не обращая внимания на шуточки Новала. – Когда человек не видит собеседника, он начинает тревожиться…

– Черт, парень, да ты явно пересмотрел голливудской дряни! – хохотнул Винс. – Все эти чертовы тупые триллеры, где главный негодяй преследует главного героя, весь фильм прячась в тени, а зрители гадают, кто же он на самом деле, этот скрытный малый!

Новал откашлялся и тонким голоском, словно пародируя собеседника, воскликнул:

– Бог мой, да кто он такой? Садовник? Таксист? Или его отец, навечно прикованный к инвалидному креслу, который на самом деле ни к чему не прикован и вполне может ходить, бегать и даже играть в баскетбол?

– Все это бред, парень, – добавил Винс уже нормальным голосом. – Выдуманная реальность, в которой охотник общается с дичью из тени, нарочно изменяя голос и старательно пряча лицо под капюшоном. В жизни такое вызывает не ужас, а смех или даже сочувствие – потому как человек, который ведет себя подобным образом, наверняка шизофреник.

Неизвестный молчал долго. Винс уже решил, что он ушел куда-то по своим чрезвычайно секретным делам, когда преследователь робко поинтересовался:

– Ты выслушаешь меня, если я покажусь?

– Ну разумеется, – хмыкнул Новал. – Только если хочешь выпросить у меня пару баксов или всучить плойку для волос, лучше и не начинай. Во-первых, я на мели, а, во-вторых, мои волосы мне нравятся такими, какие они есть.

– Я выхожу, – предупредил незнакомец.

– Я весь внимание, – снова ухмыльнулся Винс.

Он вырос словно из-под земли, иначе не скажешь.

Через секунду обычная черная тень на асфальте, как по мановению волшебной палочки, стала бомжом.

Ну или кем-то, очень похожим на бомжа.

Пяти футов от земли, с грязной бородой, длинными немытыми патлами до плеч, незнакомец стоял перед Винсом, сунув руки в карманы изношенного плаща. От банального бомжа его отличала только одна, достаточно интересная особенность – собеседник Новала был черен, черен, как пакля.

– Ну ты и ушлепок, – только и сказал Винс.

– Ушлепок? – пробормотало бородатое существо.

– Ну это, знаешь ли, кто-то, точь-в-точь похожий на тебя, – объяснил Новал. – По крайней мере, я, когда говорю или слышу это слово, сразу же представляю подобного типа. Мелкого, черного, бородатого и грязного. Удивительно только, что ты не вонючий. Хороший дезодорант?

– А почему я должен вонять?

– Потому что все ушлепки так делают, – пожав плечами, ответил Винс. – Дурно пахнуть – это они умеют лучше всего.

– Может, дело в том, что я не ушлепок?

– Ну а кто ж ты тогда? Министр обороны? Хотя… Министра обороны нашей славной страны я именно так себе и представлял. Можно автограф, господин министр?

– Я – всего лишь темный.

– Я тебе больше скажу: ты не темный, приятель. Ты – черный. Так, наверное, выглядит чернокожий шахтер, если его хорошенько измазать дегтем и кинуть в дерьмо.

– Нет, ты не понял, – замотал головой коротышка. – Я не человек.

– В этом я и не сомневался, – кивнул Винс. – Хотя странно, что ты сам мне об этом говоришь. Как я успел понять за свою недолгую жизнь, у вашего брата самооценка просто зашкаливает.

– Ты все еще не понимаешь, – покачал головой карлик. – Мы – даркеры, ночной народ. Не люди в обычном понимании. Мы низкие, черные, и, в большинстве своем, бородатые. А еще мы можем становиться невидимыми.

– Слушай, я же сказал тебе – я на мели. Нет, ты, конечно, можешь обижаться, но у меня действительно нет денег, как нет и знакомого психиатра, который принял бы тебя бесплатно. Так что я пойду, а ты поищи какого-нибудь специалиста, чтобы он помог разобраться с твоей проблемой… Только не затягивай, я слышал, чем дольше откладываешь, тем сложней это вылечить. Так что…

– Не считай меня идиотом. Я говорю правду. Понимаю, поверить сложно… Но как ты объяснишь это?

Даркер исчез, а спустя десять секунд появился вновь.

– Вряд ли обычный сумасшедший способен на такое, – заметил он.

– Откуда мне знать, что ты не чертов фокусник с ящиком спецэффектов в кармане?

– Ящик туда бы не влез.

– Я фигурально выражаюсь, если ты не понял.

– Это не фокус, – покачал головой карлик. – Я действительно могу исчезать.

– Хорошо, хорошо. Допустим, ты не врешь. Тогда что еще ты можешь? Летать? Хватать баб за задницы, не подходя к ним ближе, чем на пять футов? Удиви меня, парень!

– Это все, что я могу, – развел руками даркер. – Исчезать.

– Негусто что-то для крутого парня из ночного народа. Вам, к слову, обязательно быть такими грязными, или ты не моешься из-за каких-то личных убеждений?

– Даркеры живут на улице. Несведущий может подумать, что мы обычные бомжи, но это не так.

– И в чем же разница между вами?

– Мы не страдаем подобными вещами, – сказал карлик и указал вправо.

Повернув голову, Винс увидел бородатого мужика в старой куртке, который, открыв рот, смотрел на витрину. Проследив его взгляд, Новал понял, что бомж смотрит через стекло на экран телевизора.

Ну да, конечно.

«Немного счастья».

– Ну, радуйтесь, значит. Каждый день на час превращаться в статую – приятного мало, – сказал Винс, вновь поворачиваясь к карлику. – Но я до сих пор не понимаю, чего ты хочешь от меня?

– Почему все люди в городе смотрят это шоу, а ты – нет?

– Признаться, я и сам хотел бы это знать.

Даркер неуверенно переминался с ноги на ногу, ожидая, что Винс скажет что-то еще.

– Ладно, черт с тобой, парень, – махнул рукой Новал. – Пойдем ко мне, пропустим по маленькой. А там разберемся, что тебе нужно и чем я могу помочь.

Карлик уже нравился Винсу. Пусть лишь оттого, что не смотрел треклятое шоу, но ведь дружба должна с чего-то начинаться?

* * *

Люди любят ныть о том, как скучна, их жизнь, как им обрыдла рутина, как им надоело возвращаться из душного офиса в мрачный и не менее душный дом…

Бред, скажу на это я.

Если вам так скучно, вступайте в армию и отправляйтесь на войну. Там, сидя в полуразрушенной снарядами халупе, содрогаясь от грохочущих снаружи взрывов, обняв автомат всеми конечностями, вы не раз вспомните уютную квартирку на Карстон-бич, где было так спокойно и тихо.

И если вы не сдохнете на войне и вернетесь, вы будете радоваться каждому мигу, проведенному в офисе или дома, с дрожью вспоминая рокот автоматов и крики умирающих людей.

Мне острые ощущения без надобности. Я люблю свою проклятую конуру с линялым диваном, старым письменным столом, упертым с ближайшей свалки, и скрипучим креслом, одна из пружин которого скоро вопьется мне в задницу.

И лучшего жилья мне не надо.

По крайне мере, тут я знаю, где что лежит.

* * *

– Заходи, располагайся. Желательно на полу, потому что этот диван я купил.

– А остальное? – спросил даркер, оглядывая берлогу Винса.

– Что-то купил, что-то спер, что-то принес с помойки и починил. Телевизор я практически стащил, но тут шоу закончилось, и меня засекли. Пришлось объясниться и заплатить.

– Ты вор?

– Время от времени, – хмыкнул Новал, плюхнувшись на кресло, которое тут же жалобно скрипнуло.

– Это твое основное занятие?

– Вот еще, – Винс достал сигарету и закурил. – Мое основное занятие – частный сыск.

– Частный сыщик и вор? Никогда не думал, что такое сочетание возможно.

– В этом чокнутом мире существуют и не такие комбинации. Некоторые девочки днем учатся, а ночью зарабатывают на учебу. И, поверь, они вовсе не разгрузкой вагонов заняты.

– Мне всегда казалось, частные сыщики должны преследовать воров, а не сами ими быть.

– Слишком много фильмов про правильных копов и всяких там пуаро, – усмехнулся Винс. – Но в реальности они не протянули бы и недели. Наверное, считаешь меня жутко аморальным типом? Но это элементарная логика. Рассуди сам: мой заработок напрямую зависит от клиентов, приходящих ко мне в контору. Если клиенты есть – я живу хорошо, покупаю дорогое вино и сигары, смотрю матч «Лос-Анджелес Лейкерс» по спутниковому каналу, нежась в джакузи. Если клиентов нет – я курю дешевые «Филип Моррис», пью дрянное пиво и смотрю канал «Дискавери», лежа на старом диване, из которого уже пружины торчат. В этом – прямая зависимость сыщика от клиентуры, парень. А теперь подумай – кому охота курить «Филипп Моррис», если можно стащить из магазина коробку «Ла Корона» и наслаждаться? К черту «Натурал» по тридцать центов за банку – я стырю бутылку «Мидлтона» и с довольной миной выпью ее до капли. И, знаешь, этот виски будет еще вкусней, потому что он достался мне даром. Улавливаешь?

– "Улавливаю, – кивнул даркер. – Но мне это кажется неправильным.

– Кажется ему… – проворчал Винс.

Он затушил сигарету об угол стола и, открыв верхний ящик, достал два стакана. Потом прошел к дивану и со вздохом плюхнулся на подушки.

– Составишь мне компанию? – спросил он.

Карлик неуверенно пожал плечами.

– Садись! – подбодрил его Винс. – Даже такому крутому парню, как ты, порой надо расслабиться.

– Я вовсе не крутой парень, – возразил бородач, усаживаясь рядом с детективом. – Даркеры не герои, совсем нет.

– Люди тоже, хотя подчас и пытаются доказать обратное.

Он налил на два пальца, протянул стакан карлику. Прыснул себе.

– За знакомство? – предложил Винс.

Даркер кивнул.

Они чокнулись и пригубили.

– Не сказал бы, что стоит своих денег, но неплохо, – причмокнув, похвалил Новал. – По крайне мере, не та крысиная моча по двадцать центов за стопку.

– Я впервые пью виски, – признался карлик.

– Да? – удивился Винс. – С почином, значит. И как оно?

– Ничего.

– Если хочешь пить такой постоянно, становись детективом и начинай воровать. Проверенный способ.

Они помолчали.

– Слушай, парень, а ты ведь так и не представился! – спохватился Винс. – Как тебя звать-то, а?

– Мое имя сложно выговорить.

– Неважно. Сначала скажи его, а я уж решу, сложно или нет.

– Ну ладно, – пожал плечами даркер и начал. – Нубалорон Хасамакш Вас Дерст Ма…

– Стой-стой-стой! – поморщившись, воскликнул Винс. – Я, конечно, ожидал чего-то необычного, но не настолько же! Как там ты говорил в начале? «Нуба-кто-то-там»? Отлично. Значит, буду звать тебя Нубом. Чтобы язык не сломать ненароком. Пойдет?

– Да, конечно. Меня так зовет мама, – кивнул даркер.

– Вот и отлично. А ты можешь звать меня Винсом. Хотя я предпочитаю «О Великий».

– Винс покороче, – заметил Нуб с улыбкой.

– Я тоже так думаю, – усмехнулся детектив. – А ты, я смотрю, не лишен чувства юмора? Это хорошо, а то я решил, что беседа будет скучной. Так и о чем ты хотел поговорить?

– Я давно следил за тобой, Винс. Днем ты такой же, как остальные. Предпочитаешь серые тона в одежде, широкополая шляпа и поднятый ворот плаща скрывают лицо… Подобных типов на свете – хоть отбавляй. Однако в семь начинается твой бенефис. Ты бродишь среди замерших у экрана людей, отпускаешь колкости в их сторону… А они стоят в тех же позах, будто не замечают тебя.

– Да, а еще я чищу их карманы. И что дальше?

– Я долго не решался подойти, но сегодня наконец не выдержал. Любопытство с такой силой влекло меня, что в конечном итоге я сдался и заговорил с тобой.

– Молодцом. Подошел, заговорил и получил стакан виски. Если повезет, можешь рассчитывать еще и на яичницу… Хотя вряд ли. По-моему, последние три яйца я разбил вчера – швырялся, знаешь ли, в одного толстого господина, который стоял под моим окном и пялился в экран своего КПК. Вот смеху было, когда шоу закончилось, а он обнаружил, что его костюм за триста баксов порядочно изгажен. Он почему-то искал пакостника в небе – наверное, предположил, что курицы научились поднимать свой зад выше пятнадцати дюймов и нестись прямо в воздухе.

Он рассмеялся. Неожиданно искренне.

Через пару секунд Нуб тоже не выдержал – захихикал, закрыв рот ладонью.

– Ладно, хватит, – сказал детектив, успокаиваясь. – Посмеяться мы сможем и потом. А пока – объясни, почему тебя не устраивает, что, пока все изображают музей восковых фигур, я хохочу в сторонке?

– Ну… Мне не то чтобы не нравится… – неожиданно смутился даркер. – Просто… это… непонятно. А я хочу понять!

– Постой, постой! – воскликнул Винс. – Ты сказал: «Мне не то чтобы не нравится». Что это значит? Тебе это все же нравится? Почему?

– Даркеры… они как ты. Мы не превращаемся в статуи. Даже наоборот… мы как ты…

– Воруете, – заключил Винс. – Дьявол, какой же ты лицемер, Нуб! Только что упрекал меня, а сам, как я погляжу, ничем не лучше? Здорово же получается!

– Такова наша природа, – покачал головой Нуб. – Мы созданы питаться с помойки и при случае тянуть все, что плохо лежит.

– А как же стремление к лучшей жизни? – фыркнул детектив. – Почему работать не пойти, как все? Даже я вон работаю как-то. А ворую всего час в день. И ничего, контору обставил, пью, жру, пусть и нечасто. Хожу, правда, в тряпье… Но это дело поправимое – завтра же стащу какой-нибудь плащ.

– Мы не можем работать.

– Это почему же? – удивился Новал. – Две руки, две ноги есть? Голова? Чем не рабочий класс?

– Люди не знают про нас, Винс. Мы скрываемся от них под видом обычных попрошаек. Что будет, если мы захотим большего? Люди не обращают внимания на бедняков, спящих в куче помоев, но стоит им расправить плечи и поднять голову, как все их тут же замечают и пытаются затолкать обратно в мусорный бак!

– Какие-то вы хитрые, даркеры, – прищурился Новал. – Почти как люди. Тем тоже, только дай повод что-то не делать – лапы кверху и все, можно крест ставить. Хоть бы кто на лапы эти корявые встал и сказал: «Я, блин, всех переплюну!» Нет же таких…

Язык у детектива уже заплетался – дармовой виски давал о себе знать. Он с трудом поднялся на ноги – весь дом ходил ходуном, как корабль во время шторма.

«До чего банальное сравнение, – отметил про себя Винс, – но до чего же верное…»

Пошатываясь и цепляясь за все, что попадалось под руку, он добрался до стола и с облегчением рухнул в кресло.

– А вали-ка ты, парень, ко всем чертям, – неожиданно промямлил детектив, тыча в сторону двери. – Ты, я думал, нормальный… А ты как они… Как я… Вали давай. И чтоб духу твоего тут не было.

– Но мы ведь так и не разобрались…

– И не разберемся. Не станем даже. Ты, видно, тугой, да? Либо на ухо, либо на мозги, сразу и не разберешь… Уже сто пять раз сказал – не знаю я, почему со мной такого дерьма не происходит… Больше даже на детекторе лжи не сказал бы… Проклятый виски…

Отвернувшись от стола, Новал блеванул прямо в корзину для бумаг.

– Вот блин… – пробормотал он, не разгибаясь. – Леще «Мидлтон»…

Когда желудок его окончательно опустел, Винс поднял голову.

Нуба уже не было.

* * *

Состав престарелой гусеницей полз по рельсам, сотрясаясь, будто страдающий болезнью Паркинсона. Это был поезд, которому недолго оставалось бороздить просторы страны – по прошествии пары-тройки лет его всенепременно спишут.

Тринадцатый вагон в этот раз пустовал. Скучающая проводница прошла из одного конца в другой и вернулась обратно.

Семейство «муж-жена-сын», расположившись на койках, полушепотом о чем-то беседовало, а в соседнем купе невысокий мужчина интеллигентного вида читал книгу, часто переворачивая страницы.

– Лихо, – заметила проводница, остановившись в дверях.

Мужчина взглянул на нее поверх очков с прямоугольными стеклами, снова опустил взгляд в книгу и сказал с усмешкой:

– Я всегда читал очень быстро – чтобы успеть прочитать как можно больше.

– Успеть до чего?

– До последней станции.

Проводница понимающе улыбнулась. Постояв с минуту в дверях, она пошла дальше, кажется, немного разочарованная – судя по всему, не ожидала, что диалог закончится так быстро.

Мужчина не обратил на ее уход внимания. Казалось, он был настолько увлечен книгой, что даже сделай проводница двойное сальто назад, это осталось бы для него незамеченным.

Книги интересней жизни. Потому что в них подчас ее больше.

Поезд престарелой гусеницей полз к Новому Орлеану.

* * *

Человечество не придумало большей кары за жадность, чем утренний бодун.

Если этого не сказал ни один из классиков, значит, вся наша философия – не более чем набор пустых слов.

* * *

Пакостный будильник зазвонил в самое неподходящее время – в восемь.

Утро было мерзким продолжением отвратной ночи – серое небо разрезали бесцветные струи дождя, размывая дерьмо и грязь по асфальту, соплями стекая по грязным оконным стеклам и поливая бродяг, спавших под дырявыми карнизами.

Винс стоял у окна с остатками злосчастного «Мидлтона» в стакане, дрожью в коленях и мерзким гулом в висках. Его взгляд не пытался вырвать из общей картины какую-то деталь. Детектив просто смотрел на дождь – с тем же равнодушием, с каким смотрят прогноз погоды или соревнования по керлингу.

Тучи. Льет, как из ведра. Прохладно. Ветер…

Новал пригубил виски, поморщился.

– И за такое пойло кто-то готов платить тридцать баксов? – спросил он у отражения в стекле.

Отражение пожало плечами.

– Идиоты, – без тени эмоций на лице произнес Винс и поплелся к креслу.

Усевшись за стол, он стал рыться в ящиках.

– Куда же я сунул эту проклятую пачку?.. – бормотал детектив.

По просшествии пяти минут бестолковых поисков возникла идея посмотреть в кармане плаща.

– Я, пожалуй, тоже идиот, – заключил сыщик, закурил и бросил пачку на стол.

Некоторое время он просто сидел, тупо уставившись в противоположную стену. С аляповатых плакатов на него смотрели старые и очень старые рок-звезды. Когда-то он знал наизусть их песни, даже сам наигрывал некоторые, самые известные, на гитаре и дурным голосом распевал их, мешая соседям спать.

То было время экстази, пива и бухих кобыл, готовых наброситься на любого типа, смахивающего на Курта Кобейна или Уэса Борланда. Время беспробудного пьянства, плясок до утра и гитарных запилов.

Славное время.

Винс улыбнулся. Память услужливо подбросила несколько видеофайлов – вечеринка у Джисс, концерт Limp Bizkit в Оберн-хилл…

В дверь постучали.

– Кого там несет с утра пораньше… – поднявшись, пробурчал Винс. – Если новый клиент – выгоню к чертям собачим…

Это был не клиент.

– Мистер Пропник! – воскликнул Винс и радостно улыбнулся.

По крайне мере, натягивая улыбку, детектив хотел, чтобы она выглядела радостной.

Впрочем, старого прохвоста было не так легко провести. Он не в первый раз имел дело с Винсом и прекрасно знал цену его актерскому таланту.

– Не верю, – проскрипел старик и, не дожидаясь приглашения, разъяренным воробьем влетел внутрь. Дорогой он беззастенчиво толкнул Новала в плечо.

– Хороший удар, мистер Пропник! – похвалил детектив. – Думаю, в юности вы не раз бивали этого проклятого выскочку, Кассиуса Клея!

– Заткнись.

Старик вышел на середину комнаты и, уперев руки в бока, принялся вертеть головой. Зорким взглядом он выискивал скрытые изъяны, полагая, что множество явных – лишь капля в море.

К счастью для Винса, Пропник не обнаружил ничего, кроме того, что и так было на виду – кучи грязной одежды, разбросанных по полу бутылок и окурков, торчащих из ковра.

– Это все? – спросил старик, поворачиваясь к Новалу.

– О чем вы?

– О дерьме. То, что я вижу – это все дерьмо, которым ты завалил мою квартиру?

– О да, больше дерьма из меня бы просто не вышло, – охотно закивал Винс.

– Ну да уж конечно! – саркастически воскликнул Пропник. – Да в тебе больше дерьма, чем во всех жителях этого города, вместе взятых! И ты рассчитываешь, что клиенты станут общаться с детективом, живущим в таком гадюшнике? Нужно быть идиотом, чтобы войти сюда!

– Нужно быть достаточно небедным, чтобы оплачивать мои услуги, сэр. Я беру довольно много.

– Ага. Именно поэтому ты уже третий месяц подряд не платишь мне за квартиру.

– Небедных мало, – парировал Винс. – Вот если бы я работал за ломаный цент, уверен, от клиентов отбоя бы не было. Но тогда, чтобы оплатить аренду, мне пришлось бы в месяц раскрывать по пятьдесят тысяч дел – и то, это если не пить и не есть.

– Все шутишь, – фыркнул Пропник. – Ты не сыщик, ты клоун, Новал!

– У меня много талантов.

– А по мне – ни одного.

– Вы говорили, что есть – клоунский.

– Думай, что хочешь, делай, что хочешь. Мне глубоко фиолетово, кем ты будешь работать – сыщиком, пожарником или сутенером. Но если сегодня вечером я не получу аренду за все три месяца, твой офис переедет на ближайшую помойку.

– О’кей, – неожиданно легко согласился Винс. – Зайду после восьми.

– Чего так поздно?

– Ну, до семи я буду занят. А потом начинается «Немного счастья» – не могу же я пропустить шоу?

– А, ну да, ну да, – спохватился Пропник. – Шоу пропускать нельзя, тут ты прав… И как я позабыл? Ну ладно… Значит, жду тебя не позже девяти, иначе к половине десятого ты уже будешь искать новое место для своей… конторы. Усекаешь?

– А то.

– Все, жду, – с этими словами Пропник вышел прочь, громко хлопнув дверью напоследок.

Винс зевнул, с наслаждением потянулся.

Старик, посетивший его контору, был владельцем дома и, по совместительству, старым скупым ублюдком. Однако, как бы ни пыжился Пропник, детектив давно уже завладел ключиком, открывающим перед ним, казалось бы, недосягаемые возможности.

Этим ключиком была непреклонность, с которой отлично сочеталась определенная харизма Винса. В ответ на вопрос о квартплате Новал предлагал долгую и скучную игру под названием «хоть-вы-и-главный-но-последнее-слово-будет-за-мной». Он не успокаивался до тех пор, пока Пропник не сдавался. Это было непросто, да, но приз того стоил. Пока что Винс не проигрывал ни разу.