Текст книги "Русский фронтир (сборник)"

– Не надо про депрессию, – тихо попросила Ольга, сморщив нос.

– Извини, я и забыл…

Ольга посмотрела на Виктора и после долгого молчания сказала:

– У меня сестра болеет. Тяжелая форма депрессии. После смерти отца мать начала болеть, сестра ухаживала за ней, пока я училась, сильно переживала. Сейчас сидит на антидепрессантах. Боюсь даже подумать, что она может вовремя не принять таблетки.

– Разве это болезнь? – спросил Виктор. – Я думал, это вроде плохого настроения и лекарства только вредят. Когда я ходил на сейнере, у нашего старпома тоже случалась депрессия, если рыба не шла. Так он черного перца в водку набухает, стакан в себя ввинтит, и снова бодрый такой, веселый.

Ольга только махнула рукой, а Зельдин пояснил, что тяжелую депрессию водкой не вылечить, разве что запоем, но и это чревато, поскольку человеку в таком состоянии все не в радость, ну вот буквально ничто не может доставить ему удовольствие.

– Ангедония, – сказал Ольга. – Лечащий врач так это назвал.

Виктор сочувственно покачал головой. Раз есть название, значит, есть и болезнь. Бывало у него плохое настроение, но и поводы для этого были. А вот так, чтобы без причин все не в радость – это не жизнь.

– Дядя Вася советует поменять жилье, но мать ни в какую. Отсюда, говорит, вынесут, тогда и делайте что хотите.

«При чем тут жилье», – хотел спросит Виктор, но не успел.

Судя по всему, Зельдин уже говорил на эту тему, и сейчас, благо все равно делать было нечего, прочел своеобразную лекцию о влиянии ландшафта и архитектуры на здоровье. Виктор даже кое что запомнил из его рассуждений об эмпирике геомантов, о тонком взаимодействии ландшафта на психотипы этносов, о том, как научно было доказано, что вид из больничного окна на цветущие растения приводит к росту числа выздоравливающих, а, допустим, на глухую стену – наоборот. Рассказал Зельдин и о статистике, которую собирал покойный Демченко, пытаясь найти взаимосвязь между архитектурными комплексами в больших городах с психическими заболеваниями и самоубийствами.

– Неужели нашел? – удивился Виктор.

Ему не верилось, что какая-то не под тем углом поставленная стена, кривая загогулина на фасаде или клякса на заборе могут заставить человека наложить на себя руки. Зельдин пояснил, что когда речь идет о больших количествах людей, то отклонения могут быть как в сторону уменьшения от усредненного параметра, так и увеличения. Все факторы, влияющие на эти отклонения, в том числе и невербальные команды, практически невозможно учесть.

Раз невозможно, то чего же людей пугать, чуть не спросил Виктор, глядя на загрустившую Ольгу, но промолчал. Зельдин тоже спохватился и пояснил, что все это, скорее всего, плоды воображения покойного Никиты, который из любой мелочи мог составить теорию заговора. Вот, к примеру, когда началось массовое использование строительных принтеров, Демченко, вообще-то горячий сторонник научно-технического прогресса, вдруг выступил против. Во время своих выступлений он пугал тем, что хакеры могут легко взломать систему заправки картриджей для принтеров и, внеся закладки в программы управления, изменят компоненты, например, цементирующих реактивов. А испарения, идущие от стен, медленно начнут воздействовать на психику, а то и на рождаемость.

Самое интересно, добавил Зельдин, что подобных страшилок в сети было очень много. Но несколько лет тому назад после очередного выступления Никиты началось расследование и обнаружилось, что некий домостроительный комбинат не только использовал просроченные картриджи, но и добывал песок для бетона из закрытого карьера, находящегося рядом с могильником химических отходов. Головы тогда летели, как кегли, и сроки шли с конфискацией, как недобро шутили, «до седьмого колена».

Под негромкий говор Ольга стала клевать носом, потом громко зевнула, извинилась и, сказав, что немного поспит, вытянулась в кресле.

Виктор попросил закрыть дверь на защелку и открыть только на условный стук, а он пока сходит за припасами. Если, мало ли что, задержится, никуда не ходить, ждать. Через два дня пробиваться к Департаменту.

На ярусе между тем кипела жизнь. Кто-то из жильцов верхних контейнеров тянул монотонную песню, в которой можно было услышать завывание ветра в пустыне. Внизу детвора привязала веревки с доской к поперечной перекладине, устроив качели. Трубы, из которых были составлены леса, поскрипывали, с них сыпалась ржавая пыль, но никто на это не обращал внимания. У лестницы на колченогом стуле сидел смотрящий с короткой трубкой в зубах и бдительно поглядывал по сторонам, а рядом с ним прямо на грязном потрескавшемся бетоне валялся пьяный в хлам негр, судя по цвету и запаху лужи – в собственной моче. На ярусе кипела жизнь и никто вроде бы не страдал ни от какой депрессии.

С едой быстро разобрался. В ближайшей лавке было все необходимое и даже пиво, которое варили только для своих. Недалеко от лавки нашел точку скупки – прикрытая старым выцветшим ковриком ниша, в которой молодой таджик в кепке и с золотым зубом увлеченно возил пальцем по обмотанному по краям клейкой лентой планшету. Узнав, что требуется, высыпал перед Виктором десяток навигаторов и, вытащив из кучи старый, с треснувшим дисплеем, сказал, что гарантированно сработает только на один звонок, потом автоматом заблокируется. Взял за него как за новый.

С полными пакетами и практически без денег Виктор вернулся в контейнерный ярус. Пьяный негр куда-то уполз, оставив за собой мокрый след. Смотрящий внимательно посмотрел на Виктора, словно пытаясь что-то сказать, но глубоко затянулся и, наверное, забыв, что именно, закрыл глаза.

А вот дверь в контейнер оказалась незапертой, и когда Виктор постучал, она, скрипнув, чуть подалась на него.

Внутри было тихо. Ругнувшись, осторожно потянул ребристое железо на себя, кинул взгляд и быстро отдернул голову. Потом нырнул внутрь и прижался к стене. Ольга спит, Зельдина нет. С лязгом захлопнул дверь.

– А!.. Что!.. – Ольга подняла голову и жалобно сказала: – Господи, как голова болит!

– Где дядя Вася? – спросил Виктор, опуская пакеты на пол.

– Не знаю. Наверное, сейчас придет. Мне что, за ним в сортир бегать?

Не отвечая, Виктор стал выгружать на картонную коробку, заменяющую стол, покупки, подумал и не стал показывать навигатор. С легким стоном Ольга поднялась и, пробормотав, «мне тоже надо», поплелась к двери.

– Подожди, я с тобой.

Ольга хихикнула, но тут же скривилась, прижав пальцы к вискам.

Несколько минут спустя им стало не до смеха. В санитарном блоке Зельдина не оказалось, смотрящий на вопросы Виктора задумчиво попыхивал трубкой, а затем, уронив голову на грудь, а трубку на пол, захрапел.

Они вернулись в контейнер.

– Дядя Вася обязательно вернется, – убежденно сказала Ольга. – Надо его подождать.

– Подождем, – согласился Виктор, хотя здравый смысл кричал «беги!».

– Аптечку в офисе забыла, – Ольга снова начала массировать виски. – У тебя от головы ничего нет?

Виктор не подозревал, что в этот миг его персональная колея снова изменила направление. Отлепив поясную сумку от липучки, он достал упаковку анальгетика и задел боковой кармашек. Оттуда вывалилась костяшка «цзю», отскочила от пола и попала в щель между матрасом и кирпичами, на которых держался лист из стеклопластика. Кинув Ольге упаковку анальгетика, присел, чтобы подобрать костяшку, сразу же увидев, куда она завалилась.

Увидел не только ее. С трудом дотянувшись до аэрозольного баллончика в черно-желтую полоску, Виктор вытащил его наружу. К нему знакомым цветастым платком был примотан круглый предмет, тоже знакомый, но по временам пограничной службы.

– Это что за штука? – спросила Ольга, запивая таблетку.

– Средство против тараканов. А вот это безоболочная граната с трехсекундным взрывателем нажимного действия. Все вместе – бомба. Небольшая такая, но хватит любому, кто сядет на матрас. А в закрытом объеме вообще никто отсюда не уйдет.

– Ой, – сказала Ольга. – А как же дядя Вася?

– Сволочь твой дядя Вася! – только и смог ответить Виктор.

Осторожно вывинтил взрыватель, завернул его в платок и спрятал в поясную сумку. Туда же, прижав на миг ко лбу, отправил и костяшку от маджонга. Гранату сунул в карман комбинезона. Эксперты разберутся, откуда у мирного архитектора снаряжение коварного подрывника.

Покинув контейнерный городок, Виктор повел Ольгу наверх, причем не таясь и самым коротким путем. Как он и предполагал, никто не обратил на них внимания, патрули местного самоуправления даже не посмотрели в их сторону, а полицейский блокпост у одного из легальных выходов не был перекрыт.

Выйдя на поверхность недалеко от палеонтологического музея, Виктор достал навигатор и задумался – кому звонить? Роль Бурмистрова в этой мутной истории была непонятна, секретарши вышестоящего начальства могут вообще отказаться с ним говорить и переключат на Николая Семеновича. Оставался номер, который вечность тому назад сообщил Олег, и номер этот запомнился очень крепко. Но на такие высоты звонить без серьезного повода как-то даже неприлично. С другой стороны, если возникли сомнения в лояльности руководства, то повод куда уж серьезнее.

– Дай позвонить сестре, – сказала Ольга и чуть не выхватила навигатор из его ладони.

Он успел отдернуть руку.

– Можно сделать только один звонок, – и Виктор, боясь передумать, быстро набрал номер.

Соединили сразу, но не с Олегом, а с секретаршей. Виктор назвал себя и попытался в двух словах обрисовать ситуацию, но запутался. Плюнул на то, что навигатор чужой, а линия не защищена, и сообщил код высшего приоритета, за использование которого всуе в лучшем случае отделался бы двумя-тремя годами вольного поселения. На том конце секунд пять помолчали, затем переключили на начальство и знакомый голос велел добираться до любого полицейского участка, а там назвать себя.

Ольга сердито хмурилась, но услышав его слова, сделала круглые глаза.

– Можно, я домой поеду, – робко попросила она, когда разговор был закончен. – Мама и сестра…

– Решай сама, – сказал Виктор.

– Ага, – сказала Ольга и, пока он пытался реанимировать навигатор, исчезла.

В участке его сразу же, не говоря ни слова, заперли в одиночную камеру. Чуть позже сам начальник отделения принес бутылку с водой и упаковку с бутербродами. Посмотрел на Виктора, покачал головой и вышел. Через три часа его выпустили, а дежурный сказал, что приказано возвращаться домой и спать спокойно. Что Виктор и сделал.

Выспаться не удалось. Всю ночь снилось, будто он бегает по уровням и ярусам Бункера, отстреливаясь от серых плоских, словно вырезанных из бумаги фигур, а над ними время от времени вспыхивали красным огнем числа, показывающие, сколько врагов он истребил и сколько зарядов у него осталось. Проснулся от боли в ногах, словно он на самом деле пробегал всю ночь.

В офисе продолжались сборы. Николай Семенович как ни в чем не бывало заглянул в отдел, поторопил, а потом, отозвав Виктора в сторонку, сказал, что у него нет к нему претензий, хотя дров он чуть не наломал. Виктор не понял, при чем тут какие-то дрова, но Бурмистров уже скрылся в своем кабинете, даже не спросив, куда делась Ольга и почему ее и сегодня нет на месте.

А через час на его терминал пришло сообщение, в котором предписывалось, куда и во сколько ему следует явиться для устного доклада. Место оказалось несколько странным для встречи с начальством, но Виктора сейчас было трудно чем-то удивить.

Незадолго до указанного времени он оказался в Тропарево, у дверей храма Архангела Михаила. Вошел, поставил свечку у иконы Николая Чудотворца, постоял, дожидаясь, пока не отпустит наконец внутреннее напряжение, которое, подобно сжатой пружине, последние дни не покидало его.

Во дворе храма его встретил крепкий мужчина с выправкой профессионального телохранителя и кивком указал в сторону аллеи, ведущей к станции метро. Через несколько шагов его окликнули.

На скамейке сидели Олег и Сергей Викторович. Большое, очень большое начальство, подумал Виктор, и по спине пробежал холодок.

– Присаживайтесь, юноша, – сказал Сергей Викторович. – Медленно и не торопясь рассказывайте обо всем, что сочтете важным. А потом и о неважном.

Виктор сосчитал в уме до десяти и начал говорить…

– Ну, что же, – примерно через час сказал Олег. – Картина в целом ясная. Ты не понял намека Бурмистрова, это он якобы предупреждал, чтобы опасались Зельдина. Полиция приехала вас спасать. Но в целом неплохо, весьма неплохо. Вы смешали карты, наши… скажем так, контрагенты не успели разобраться в ситуации, начали метаться, некоторые концы провисли. Благодаря вам с этих кончиков следователи мало-помалу и размотают все, что им положено разматывать.

– Что там на самом деле… – начал было Виктор, но Олег оборвал его.

– А тебе пока не положено. Получишь допуск, узнаешь все детали.

– На той флешке, что сбросили в сеть, ничего не было? – попробовал угадать Виктор. – А сам «дядя Вася» был в доле?

Олег и Сергей Викторович переглянулись.

– Информация была заархивирована, пароль у Зельдина. Насчет его интереса… Основная версия – он собирался шантажировать корпорацию. За долю малую, полпроцента, но ради нее взорвал бы весь ваш клоповник.

– Друга своего, Никиту, тоже он?

– Пока не знаем. Сбой в программе принтера. Но ты говоришь, что у Зельдина был знакомый хакер. Копнут и по этой линии.

– Что будет с Ольгой?

Сергей Викторович и Олег переглянулись.

– С сегодняшнего дня Скобелева в штате аналитического отдела, – сказал Олег. – Это она нашла какие-то мелкие нестыковки в открытых отчетах Департамента и вывела на Зельдина. Несмотря на родственные чувства.

«Вот оно как!» – безразлично подумал Виктор.

– Стало быть, – сказал он, – мы вроде наживки дергались туда-сюда, выманивая рыбку покрупнее.

Олег улыбнулся, а Сергей Викторович, хмыкнув, забарабанил пальцами по скамейке.

– Только мне почему-то кажется, – продолжил Виктор, – что и Зельдин здесь был наживкой для самой большой рыбы. И мне почему-то кажется, что мы его не скоро увидим.

– Мне все ясно, – заговорил Сергей Викторович.

– Мне тоже, – отозвался Олег. – Немного погонять на тренингах, и мы имеем готового Наблюдателя.

– Ты не обратил внимания на его интуицию, – возразил Сергей Викторович, а затем повернулся к Виктору: – Ваши суждения комментировать не буду, и, надеюсь, своими версиями вы будете делиться только с нами. Но только скажите, молодой человек, что вас заставляло действовать так, а не иначе?

– Ну-у… – замялся Виктор, – наверное, ощущение неправильности.

– Вот, – Сергей Викторович назидательно поднял палец. – Хотя и есть в нем какая-то эмоциональная заторможенность, мы определим его в стажеры к опытному Уполномоченному, а пару-тройку лет, чем черт не шутит…

– Кто это здесь черта поминает! – рявкнул сердитый бас у них над головами.

Над скамейкой возвышался священник в рясе и грозил им кулаком.

– Присаживайтесь, отец Михаил, – сказал Сергей Викторович. – Мы тут с юношей беседуем. Перспективный юноша, надо заметить. Вырос в Бункере, повидал жизнь, разумом не быстр, но крепок.

– Что, служивые, очередную душу в тенета мирские поглубже затягиваете?

– Так ведь государству и Государю служба, – сказал Олег.

– А ну как правитель с пути истинного сойдет, – прищурился отец Михаил. – Кому служить будете? А? То-то и оно! Так что поаккуратнее со рвением, рвение без разумения к соблазну склоняет.

– К какому соблазну? – спросил Виктор.

– К простым ответам на любые вопросы, и тогда жизнь становится простой, беззаботной. Не жизнь, а праздник! Вот как у вас там, внизу.

Виктору не понравилось, что в последнее время по адресу Бункера все, кому не лень, нехорошо прохаживаются. Он возразил отцу Михаилу в том смысле, что не умеющие радоваться жизни люди заболевают и потом долго лечатся…

– Как, говоришь, – перебил его священник, – ангедония?! Ишь, чего выдумали, в Юнга через Адлера мать их Фрейдом по Грофу восемь раз на кушетке, прости Господи! Кто же не велит радоваться? Все хорошо в меру. То, о чем тебе рассказали, – это смертный грех, грех уныния! Ты помни, что по службе твоей придется в людях на вид прекрасных сомневаться, искать за ними дела ужасные. Испытывать будет жизнь тебя всегда, специфика такая у вашего Департамента. Не ликуй беспричинно, но и не копи в душе тоски, потому что с годами тебе может показаться, что все вокруг дерьмо. Помни, все вокруг творение Божие и всему есть место и цель. И не стоит впадать в уныние из-за всякого дерьма.

Виктор задумался над словами отца Михаила. Он даже закрыл глаза, пытаясь понять, что так разгневало священника. А когда открыл, то обнаружил, что остался на аллее один, лишь уходящее за горизонт солнце сквозь дыру в облаках играло на позолоченных куполах.

Далия Трускиновская, Дмитрий Федотов
Марианский инцидент

Признаться, получив это задание лично от господина Сытина, главного редактора нашего солидного еженедельника «Российский вестник», я сперва решил, что в чем-то провинился. Ведь обычно в далекие провинции империи посылают именно за неумеренный язык, ну или за разгильдяйство – в качестве последней меры. Я же себя разгильдяем не числил, да и за языком в репортажах и статьях старался следить…

– Поезжай-ка ты, брат Кошурников, в наш самый южный город – Головнин, – сказал мне Сытин, подкручивая пышный фамильный ус.

– Помилуйте, Степан Дмитриевич, за что?!

– Не «за что», а «зачем», ты хотел спросить?.. Поясняю. Через месяц у Головнина – юбилей, десять лет, как-никак, городу и форпосту российскому на Тихом океане! Всей империей праздновать будем, Государь в Грановитой палате наградит участников той Марианской истории. Надо приготовиться загодя. Вот про это и напишешь. Найдешь новые факты – повышенный гонорар выпишу!..

Я хоть и был озадачен таким поворотом судьбы, но как услышал про повышенный гонорар, подумал: «А, была не была, прокачусь! Ведь Головнин – это ж бывшая Хагатна, столица Марианских островов. Опять же, в Белокаменной холодно, февраль-вьюговей хозяйничает, а острова – тропические: солнце, море, фрукты!..»

– Проездные по факту оплачу, – видя мои колебания, продолжил Сытин. – Главное – чтобы это не было похоже на отчетный доклад министра двора. Найди то, чего до тебя еще никто не вытаскивал на свет божий. Людей найди!

Легко сказать… История-то шумная была, считай, на весь мир прогремела… Все имена – известны, один адмирал Прозоров чего стоит…

Но истории – шестнадцать лет. Головнин, как и Москва, тоже не сразу строился. Уж если это форпост империи на Тихом океане – он должен выглядеть достойно. Там такой военный порт отгрохали – почище Кронштадта, Севастополя и Полярного-два.

В общем, согласился я. С вечера собрал чемодан (понятно, пляжные принадлежности прихватил!), забронировал номер в гостинице «Коралловая ветка», позвонил во «Всероссийские авиалинии» и заказал прямой рейс до Головнина. Не люблю пересадки, а тут хоть и двенадцать часов в воздухе, зато сразу на место попаду. К тому же, говорят, наши «Русичи» – лучшие стратопланы в мире, а удобства в них такие, что иной круизный лайнер позавидует.

Человек я холостой, хотя и не без интереса. Потому счел нужным сообщить о своем отъезде не только родителям. Ирина ответила сразу, будто ожидала звонка.

– Здравствуй, родная! – улыбнулся я, когда ее милое личико появилось на экране моего бывалого «Чижа».

– Здравствуй, Миша… – Она вгляделась в мое лицо и нахмурилась. – Что-то случилось?

– Да… – Я вздохнул. – Извини, но я не смогу поехать с тобой на воды в Липецк. Служебная командировка…

– И куда же?

– В тьмутаракань за кудыкино море… Лечу в Головнин, на Марианские острова. Почти что на границу империи.

– О-о!.. – Ирина вдруг широко улыбнулась. – Привези мне, пожалуйста, настоящие чаморрита!

Я не стал уточнять, что это такое, рассудив, что разберусь на месте.

– Не скучай, родная, я – быстро, всего на несколько дней. Люблю тебя!

– И я тебя…

Ночью мне приснились загадочные чаморрита. Они были блестящими, разноцветными, но почему-то с глазами.

Когда совершаешь длительный перелет на восток, часто возникает ощущение, будто путешествуешь на машине времени – из жизни выпадают сутки, а то и более. Я вылетел из международного аэропорта Домодедово в полдень пятнадцатого числа, а прибыл в аэропорт Головнина в шесть часов пополудни шестнадцатого.

В тропиках темнеет рано, и пока я добрался до гостиницы в предместье, на берегу живописной бухты, солнце успело нырнуть в океанскую постель. В самолете я выспался, был бодр и готов к интересному общению. Оставив чемодан в номере, я переоделся и отправился на прогулку по набережной. Хотелось посмотреть издали на военный порт.

Он был великолепен. Причальные мачты дирижаблей торчали вверх метров на триста, к посадочным площадкам вели скоростные лифты. На рейде я увидел авианосец «Цесаревич Николай». Вдали через всю бухту пронесся патрульный катер на подводных крыльях. Да, подумал я, теперь-то Марианскую впадину берегут как зеницу ока. Наконец-то у нее появился настоящий хозяин.

И сразу дремавший где-то между мозговыми извилинами репортер зашевелился. «Узнать точную глубину Марианской впадины, – забормотал он, – узнать про флору и фауну…»

– Кыш, – сказал я ему. – Прежде всего нужно попасть на базу подводных пловцов.

Эта база где-то в порту, но точный план порта мне раздобыть не удалось, только приблизительный. И это правильно. Были еще картинки, полученные со спутников слежения. Но, поди, пойми, под которой крышей базируются пловцы-океаники. Их на самом деле не так уж много, очень удивлюсь, если узнаю, что больше полусотни.

Пройдя вдоль бухты метров триста, я достиг небольшого парка, где играла негромкая приятная музыка, среди пышной листвы горели разноцветные фонарики и то тут, то там зазывно светились козырьки разнообразных лотков и лавочек, торгующих всякой всячиной – от фруктового льда до подводных навигаторов для любителей ночных погружений. Мое внимание привлекла просторная веранда кафе с романтическим названием «Голубая бездна». Публики за столиками было немного, все больше пожилые пары. Я вспомнил, что губернатор Марианских островов, младший сын адмирала Поклонского, победителя в печально известной битве за Арктику, – большой меценат. Едва заняв сей важный пост, он объявил о создании Фонда здоровья и долголетия и на собранные средства открыл несколько прекрасных санаториев на главном острове архипелага, куда пригласил приезжать из метрополии пенсионеров. Разумеется, за счет Фонда!

Я облюбовал столик на краю веранды с видом на ночную бухту, заказал местного пива и маринованных в ананасовом соке трепангов. Потягивая душистый, прохладный напиток, я лениво подумывал, с чего начать завтрашние поиски информации. Перед тем как связываться с комендантом порта, нужно было понять, что вообще такое – этот Головнин. То ли отправиться в местный музей и поговорить с краеведом, который покажет любопытные экспонаты, то ли сразу в городскую библиотеку – в библиотеках всегда собираются ветераны, которые такого понарасскажут – ни в одном уголке Рунета не откопаешь. То ли даже в церковь – там тоже старшее поколение после службы сидит во дворе, пьет чай с баранками…

О так называемом Марианском инциденте я знал ровно столько же, сколько всякий любознательный пользователь Рунета. Информация долгое время была засекречена, потому что генетические эксперименты и тогда не одобрялись, и теперь не одобряются. Выводить новую породу людей, даже с самыми благородными целями, противозаконно. Вот никто и не знал толком, что это такое – пловцы-океаники. Они есть – и с вас, господа, довольно.

Не мог же я принимать всерьез интерактивные компьютерные игрушки, где океаники воевали с гигантскими кальмарами на самом дне Марианской впадины. Там у них были жаберные щели от уха до ключицы, и морская вода полоскала роскошные розовые жабры. Дно Марианской впадины – это смерть. Давление столба воды такое, что ты, и не добравшись до дна, сплющишься в бумажный лист. Связываться с подводным термальным вулканом тоже не советую – температура воды, которую он выстреливает, выше четырехсот градусов, на такой глубине это не противоречит законам физики. Что касается гигантских кальмаров, то зонды обнаружили там, внизу, только гигантских амеб с мою ладонь величиной.

– Разрешите присесть, молодой человек? – раздался над моим левым плечом хрипловатый басок.

Я обернулся. Передо мной стоял невысокий, поджарый мужчина в выгоревших шортах и такой же выгоревшей безрукавке на голое тело. Кепи с длинным козырьком и сандалии дополняли образ местного работяги, скорее всего, моряка или рыболова. Но седые бакенбарды, загорелая до бронзового состояния кожа и заметные шрамы на руках и щеке вернее указывали на первое.

– Конечно, милости прошу! – Я встал и пожал протянутую руку. – Михаил Кошурников, журналист из Москвы…

– О! Из столицы!.. – Ответное рукопожатие было крепким и энергичным. – А я – Никита Сомов. Каботажник.

Мы сели друг напротив друга, и Сомов, водрузив перед собой большую кружку с пивом, тут же достал из нагрудного кармана безрукавки короткую толстую трубку – настоящую трубку для курения табака, а не эти новомодные имитации. Потом вынул из другого кармана полотняный мешочек и принялся набивать табачным зельем чубук.

– Какими ветрами вас к нам? – поинтересовался Никита.

– Редакционными, разумеется, – усмехнулся я. – Получил задание: написать статью к юбилею вашего славного города.

– Ага. – Сомов медленно раскуривал трубку. – Пиво будете?

Я не отказался, попробовал и туак. Потом мы поговорили про особенности местной рыбалки – и я понял, что, кажется, уже созрел для постели с простыней вместо одеяла.

– Если пойдете к коменданту порта, просите, чтобы взяли на катер, отвезли на мыс Московский. Оттуда начался сегодняшний Головнин, – посоветовал Никита. – Волнорез там стоит, остатки лагеря, есть что поснимать.

– Почему не сразу в Хатагне?

– Туристический город, все на туристах завязано, на лентяях. Очень осторожно нужно было начинать, чтобы людей не обидеть. Проще всего – посносить все эти ресторанчики, лавочки, салончики и нагромоздить небоскребов. Им, здешним, и так тяжко пришлось, когда власть менялась. Новое начальство, новая валюта, вы ж понимаете…

Утром я был на приеме у коменданта военного порта. Нельзя сказать, что визит московского журналиста его очень обрадовал. Когда дошло до Марианского инцидента, он насупился. А невинный вопрос об океаниках вызвал такое недовольство, что я съежился. Если верить коменданту, господину Архипову, то были какие-то эксперименты двадцать лет назад, и не более того, а теперь живого океаника в радиусе пяти тысяч километров не найдешь.

Все бы ничего, вот только я уже всей шкурой чую, когда мне врут.

Да, на катере меня прокатили, фотографировать позволили. И по причалу возле волнореза я прогулялся.

Ко мне приставили хорошего человека, мичмана Воронина. Мичман уже собирался в отставку, в Головнине служил с самых первых часов его существования, назвал мне множество замечательных имен – успевай только записывать. Поскольку дикция у мичмана та еще, на диктофон надежды было мало.

– Вам нужно найти в деловом центре Анну Георгиевну Белкину, архитектора, она весь деловой квартал проектировала – вон, видите, окна блестят? В порту мы поищем Левона Мкртчяна, он расскажет про причальные мачты. Тренера еще обязательно расспросите, Колесникова, он наших молодых учит плавать всеми стилями и нырять, еще – Никиту Сомова… Нет, лучше Теймураза Джибути, Теймураз тут тоже с первого дня…

Я хотел бы спросить, чем известен Сомов, но воздержался. Воронин явно жалел, что проболтался.

В порту я пробыл весь день, а вечером помчался в «Голубую бездну». Бармен сказал: да, Сомова знает, но Сомов с утра ушел на своей «Шаланде», повез товары на островки. Если мне угодно ждать, могу тут сидеть хоть сутками, голодным не останусь. Плавучие островки были из спрессованного до каменного состояния океанского мусора и служили базой для рыболовецкого флота. Народу там жило немного, в основном старые рыбаки, и Сомов, навестив их и выдав заказы, уходил обычно на север, где на пустынном побережье круглый год водились любители дикого отдыха. Там у него тоже были какие-то договоренности, какие-то возможности подзаработать. Обычно он уходил дня на четыре, но бывало, что и на неделю. А вот как раз недели-то у меня и нет!

Я посмотрел по карте – всего-то двадцать километров.

Бармен нашел мне парня с моторкой, который знал в лицо «Шаланду», и мы понеслись.

Сомова мы обнаружили на пустынном пляже. Он загорал в одиночестве и смотрел на древнем таблете кино.

– А, это вы, московский гость, – он, кажется, даже не удивился. – Выследили!

– Вы участвовали в Марианском инциденте? – прямо спросил я.

– Ну, участвовал. Я много в чем поучаствовал.

– И много любопытного знаете.

– Допустим, знаю.

– Не поделитесь информацией?

– Хм…

– Это было шестнадцать лет назад. Все военные тайны давно устарели.

– То, что касается океаников, не устарело.

– То есть эксперименты продолжаются?

– Я не знаю.

Нужно было как-то найти подход к упрямому каботажнику.

– Жаль, – сказал я. – Очень жаль. Люди, которые служили империи, будут забыты. Все мы не вечны. Вы не представляете, как быстро летит время и уходят на тот свет свидетели… А ведь океаники наверняка получили георгиевские кресты первой или второй степени.

– Владимирские звезды мы получили. «Польза, честь и слава». И повышение в чине на две степени.

– Несправедливо получается. Пользу океаники принесли, честь им была оказана, а от славы их избавили, – заметил я.

– На кой она? Вот я тут живу, у меня семья, климат подходящий, и что мне та слава? Главное, знать, что мы… Ну да ладно. Хватит. Вы на меня уйму времени потратили.

Спорить я не стал. Маленькая хитрость, приемчик, которым владеют журналисты? Сперва дай человеку рассказать тебе, что ему хочется, и потом он расскажет то, что тебе нужно.

– Хорошо, оставим океаников. Давайте потолкуем о русских каботажниках, – предложил я. – Тоже ведь любопытная тема – увели бизнес из-под носа у местных лодочников.

– Ничего мы не уводили!

И я вздохнул с облегчением – сейчас он заговорит…

– Хорошо, – сказал он через два часа. – Мне еще работать… Приходите завтра ко мне домой, часиков в семь вечера. Моя Дарьюшка прекрасно готовит кокосовый суп и креветки на углях…

Он ушел на «Шаланде», я на моторке.

Ночью я послал запрос в одно ведомство. Иногда я добывал там информацию, но старался не надоедать. Запрос был сформулирован предельно лаконично: «Марианский инцидент. Никита Сомов». Ответ был также лаконичен: «…капитан, помощник командира первого отряда океаников «С» – глубоководных пловцов, которые предотвратили самый масштабный в истории террористический акт, подрыв термоядерной бомбы…»