Текст книги "Техподдержка"

Не-а, без толку это. Неубедительно.

«У меня замечательные пушки. И много снарядов. Пока машина может стрелять, жертва тут, извините, кто-то другой! А там разберемся…».

Есть, видимо, некая магия в русских двуствольных зенитных автоматах модели 2А38М; уже не в первый раз, стоило Лехе вспомнить, какие у него чудесные пушки, депрессия отступила. И голова начала работать.

Ну-с, вы просите войны – будет вам война. Мы с «Избушкой» вступаем на путь обмана. Для начала покажем врагу, что испугались и бежим. А там посмотрим.

– Ладно, поехали, – сказал он. – Включи ходовой режим «песок». Знаешь, как?.. Теперь дай пару шагов на месте.

Рамона положила руки на джойстики, «Избушка» переступила с ноги на ногу, снизу раздался скрежет; железные ступни машины давненько не растопыривались в положение для ходьбы по мягкому грунту.

– Скорость на песке не больше десяти километров в час. Вперед!

– Есть, командир.

Машина пошла. Леха надел очки, посмотрел индикацию заряда и решил, что на том берегу закроет-таки люки и включит кондиционер. Прямо по курсу – заповедный буш, где ничего нет, кроме дикого зверья. Можно двигаться экономичным ходом, двенадцать-пятнадцать километров в час, спокойно заряжаясь и наблюдая, как позади надрываются преследователи. Если те, конечно, перейдут границу вслед за нами. Рискнут – тем хуже для них. Не выдержат они марафон с боевой выкладкой. Сдохнут.

Будь это тяжелая пехота, еще бог знает, кто кого загнал бы. Для нее пятнадцать – нормальная скорость на марше, а атакует она на тридцати. Но, к счастью, бронескафандры со встроенным экзоскелетом, они же «скафы», или, в просторечии, «шкафы» – слишком дорогие игрушки для африканских регулярных войск, а для бандитов и подавно. Не водится здесь тяжелой пехоты. Не бывает тут адских забегов рыцарей с пулеметами по буеракам. Так что – ножками, ребята, ножками.

А нам спешить некуда, мы ждем прояснения обстановки и указаний из Москвы. Хорошо бы только к ночи где-нибудь укрыться. Ничего, придумаем.

– Не наступи на крокодила! – сказал Леха. – Хватит с него на сегодня.

Крокодил валялся в луже и делал вид, что шагающая машина ему совсем не интересна.

«Избушка» пересекла высохшее русло и с громким хрустом вломилась в кусты на территории другого государства.

* * *

– Неплохо бегут, – сказал Леха через час.

«Избушка», уютно пыхтя, топала сквозь буш, иногда чуть отклоняясь от курса, чтобы не ломать особо крепкие деревья. В машине было наконец-то прохладно. Чистая идиллия, если бы не сто человек на хвосте.

Рамона изредка скупо, чтобы лишний раз не светиться, постреливала радаром туда-сюда, и если впереди было ожидаемо чисто, то сзади творились чудеса.

Преследователи упорно держались в паре километров за машиной, двигаясь по-прежнему широкой цепью. Если сейчас встать, они настигнут «Избушку» за четверть часа. С одной стороны, было бы интересно поглядеть, что это за боевые верблюды такие двужильные, а с другой, как-то совсем не тянуло встречаться с ними нос к носу.

Очень хотелось позвонить Тёмкину и спросить, что полагается делать в Африке, когда за тобой гонится пешком вооруженная толпа. Но консул наверняка решит, будто Леха в панике, и ради его же блага потребует немедленно бросить машину.

– Это вообще законно? – буркнул Леха.

– Не понимаю вопроса.

– Извини, шутка. Я хотел спросить: это вообще нормально? Бегать по жаре с таким весом на горбу без отдыха. Ну три километра, ну пять… А эти сколько уже? Двенадцать?

– Для регулярных войск Лимпопо и соседних государств – нормально. Они специально учатся быстро покрывать большие дистанции. Частные армии и банды могут то же самое, если бойцы жуют кат, это такой стимулятор. А личная гвардия Директора Буки…

– Умоляю, духов – отставить!

– Слушаюсь. Личная гвардия Директора может держать такой темп несколько часов.

– Ну и ну… Я слышал, гвардию тут очень боятся, – вспомнил Леха. – Вряд ли потому, что она хорошо бегает. Злые ребята? Терроризируют население?

– Вовсе нет. Гвардия не выполняет полицейских задач. Это всего лишь полк специального назначения. Но если обычное пехотное отделение – десять человек, то в гвардии – девять.

– И что?..

– Насколько мне известно, пока они служат в учебном полку кандидатами, их десять. Ровно год они тренируются вместе, а потом отправляются на сдачу экзамена в буш. Им надо за неделю пройти довольно трудный маршрут и выполнить несколько диверсионных задач. Основная сложность – уходят они с голыми руками, в набедренных повязках. И назад их вернется девять.

– И что? – тупо повторил Леха.

– Я тоже не понимаю, что это значит. Но люди – боятся.

– Шокирующая Африка! – Леха фыркнул. – Ты давно в Лимпопо?

– Не знаю, – небрежно бросила Рамона.

Это было сказано настолько естественно, что Леха в ответ кивнул. Не знает – и не знает.

Через секунду ему стало как-то не по себе.

Еще через секунду он почувствовал, что очень хочет убить того, кто сделал Рамону такой.

Если верить легендам, у них там весьма романтично. Главный механизм социального лифта в Сан-Эскобаре – «Черный фургон». Говорят, что раз в год, в сезон дождей, по улочкам деревенек и фавел проезжает черный фургон без опознавательных знаков. К нему стекаются подростки обоих полов, от девяти до шестнадцати лет. Всего-то и нужно сделать – уколоть палец иголкой и капнуть крови в приемник генетического анализатора рядом с дверью. Если загорается красная лампочка, ничего не происходит, и ты всю оставшуюся жизнь будешь выращивать болотные овощи, играть в футбол и заниматься местной экзотической разновидностью рукопашного боя. А может, кончишь школу, поступишь в университет и сделаешь какую-никакую карьеру. Но если вспыхнет зеленая лампочка, на борту фургона откроется тяжелая дверь, ты шагнешь внутрь, в темноту. Твоя семья больше никогда не будет испытывать нужду – правительство Сан-Эскобара позаботится об этом. А ты, изменившись внешне и внутренне, станешь частью незаметной, но внушительной силы, сан-эскобарского спецназа. Но это, разумеется, деревенские сказки.

Скорее всего, было не так, скучнее и грустнее. Жила в трущобах девочка, и родители продали ее медицинскому центру «на органы», а то всё равно загнется от голода. Или пришли солдаты и сказали: у вас детей много, одного ребенка забираем; не волнуйтесь, его будущее обеспечено, и это ради блага государства.

Наконец, Рамону могли вырастить, что называется, в пробирке. Самый правдоподобный вариант, если девушка – экспериментальная модель человека, заточенного под специальные задачи. Не было у нее ни мамы, ни папы, только люди в белых халатах вокруг.

Вспомнились слова Ломакина: «Сан-Эскобар должен быть разрушен». Еще несколько часов назад Леха сказал бы, что вопрос спорный. А теперь сам бы отстрелялся по эскобарской хунте, не раздумывая. Да и по людям в белых халатах тоже.

Или просто по каким-нибудь нехорошим парням. Так, неприцельно, на кого бог пошлет, чтобы сорвать злость.

– А не дать ли нам пару очередей назад? – спросил он, втайне надеясь на положительный ответ. А если нет, хотя бы поболтаем. С ней приятно болтать, у нее такой чарующий голос.

– Нерационально. Бессмысленный расход снарядов, – отрезала Рамона.

– Жалко тебе, что ли? Пусть порадуются люди. Вдруг им скучно бежать?

– Я догадываюсь, ты сейчас шутишь, – сказала Рамона, не отрывая взгляда от мониторов. – Но если действительно хочешь открыть огонь – приказывай. Ты командир. Вряд ли это нанесет существенный урон и замедлит продвижение врага. Зато покажет ему, что мы нервничаем.

– Да, эти долбаные спортсмены меня нервируют! – признался Леха. – Прости, но ты понимаешь, что нас уже полтора часа преследуют бегом какие-то совершенно незнакомые люди, которым непонятно, чего надо?!

– Здесь это бывает.

– Что – бывает? Что за тобой бежит толпа с загадочными намерениями?

– За мной – нет, – очень серьезно ответила Рамона.

Несколько секунд Леха думал, как бы половчее съязвить, но в голову лезли только сомнительные комплименты вроде: «За тобой-то ясно, с какими намерениями бежать!»

– Послушай, – сказал он наконец, призвав на помощь всю доступную рассудительность. – Может, я не очень умный командир, но я хорошо знаю машину. Поэтому мне неуютно. «Избушка» не предназначена для боя с легкой пехотой… во всяком случае, когда противника так много, и он движется врассыпную. Взвод еще туда-сюда, но не целая рота… Я прошу тебя понять, мне не нравится, что враг так близко. Любая случайная остановка – и нас сразу догонят. Это просто опасно! Мы сейчас даже свернуть не можем – они заметят и срежут угол.

– Полностью согласна, командир.

– Тогда как нам отвязаться от них?

– Если ты намерен и дальше идти прямо, решение простое. Надо подождать еще час, а лучше два, потом резко ускориться. К тому моменту преследователи устанут. Мы оторвемся и сможем изменить курс. Заодно узнаем, есть ли у них переносной радар. Пока они идут просто по нашим следам на почве.

– Два часа… – простонал Леха. – Да за два часа может случиться что угодно…

– Я понимаю твою озабоченность. Хорошо, если мы сейчас немного прибавим, хотя бы до двадцати километров в час, враги начнут отставать. Твое решение?..

Леха с тоской поглядел на индикатор батарей. Нет, рано прибавлять. Мало ли, что ждет впереди. Машина должна быть готова к полноценной драке, а значит, аккумуляторы надо «забить» как можно плотнее. На форсированных режимах «Избушка» выжирает их очень быстро, и генератор не успеет восстановить заряд.

Главный козырь шагохода – подвижность. Худшее, что может случиться с БШМ в разгар боя, – если вдруг придется сбавить темп до пешего. Леха уже это пережил на своей шкуре и повторения не хотел.

Удивительно, но еще лет сорок назад никто не предполагал, что шагоходы станут бегать, как укушенные. Когда в 2010-х американцы придумали четвероногий грузовик, они строили именно грузовик, тяжеловоз для минноопасных и труднодоступных районов. Его называли «робослоном». Считалось, что настоящие воины будущего – стремительные пехотинцы в боевых экзоскелетах, – а задачей «робослонов» станет таскать за ними оборудование и боеприпасы.

Потом один из прототипов грузовика распилили пополам, чисто ради эксперимента, оставив две ноги и кабину пилота. Так проверяли алгоритмы поддержания устойчивости. И оказалось, что бортовой компьютер вполне уверенно ведет половинку машины по пересеченной местности. И движется она, пожалуй, куда веселее четвероногой.

Пока американские инженеры гоняли свой демонстратор технологий по холмам и снимали о нем ролики, а в Пентагоне крутили пальцем у виска, русские насмешили весь мир, показав на международной военной выставке макет шагающего монстра по имени «Игорёк». Несуразная конструкция на двух негнущихся ногах выглядела так, будто вот-вот рухнет носом вниз. У нее не было ни двигателя, ни работающего шасси, ни сколько-нибудь внятной концепции боевого применения. Русские только делали загадочные лица, как они это умеют, и еще кто-то обмолвился, что нелепый фанерный страшила – перспективная инженерная машина.

Но уже через два года, в 2020-м, всем стало не до шуток. Теперь по выставке резво носился «Игорёк-2», беспилотный, зато вооруженный и очень опасный. В следующие несколько лет «Игорьки» были замечены на любительских видео из «горячих точек», где они вовсю сбивали дроны и расстреливали «шахидмобили». В 2023-м группа шагоходов впервые приняла участие в параде на Красной площади и произвела фурор. Но в том же году резко вырвался вперед Китай. Он предъявил миру свою версию боевой машины нового типа, на фоне которой «Игорёк» смотрелся игрушкой. Китайцы сделали первую настоящую БШМ, лучше русской модели по всем статьям – крупнее, быстрее, мощнее, с пушечным вооружением, и наконец-то пилотируемую. Да, пока еще рабочий прототип, не бронированный, а из обычной конструкционной стали. Зато он прекрасно выглядел, мог бегать и даже немного прыгать.

Американцы наблюдали за этой гонкой вооружений с такой нескрываемой обидой, словно у них украли любимую игрушку. Некоторые даже по старой привычке жаловались на русских хакеров.

Россияне продолжали загадочно улыбаться, поскольку уже вовсю испытывали тяжелое двуногое шасси следующего поколения. Но тут внезапно и очень невовремя, как это часто бывает на Руси, кто-то важный и главный, увидав китайскую БШМ, расстроился: «А почему у нас нет такой машины?! Что значит – готовимся?! А как же престиж страны?!»

Когда начальство говорит о престиже, конструкторы берут под козырек, понимая, что иначе с них не слезут. Через неделю на экспериментальное шасси нахлобучили сверху башню от «Тунгуски» и сказали, что так и было. В смысле – заявили, что готовы к серийному производству. Желающие могут удостовериться: никакого подвоха, машина реальная, а не консервная банка «мэйд ин чайна». Двадцать тонн, скорость «на рывке» до шестидесяти километров в час, автономность до пятисот, а как наша русская красавица убивает всё на своем пути – ну просто загляденье.

По слухам, в китайском военном руководстве случился такой скандал, что даже кого-то расстреляли.

Так появилась на свет «Избушка»; и между прочим, действительно была идея немедленно пустить ее в серию без доработок. Прямо в формате зенитки. Почему, никто уже не помнит, или притворяются, будто не помнят. Наверное, потому что башня «Тунгуски» встала на опытное шасси, как родная, а от добра добра не ищут. Но смысл двуногой зенитной установки, когда все кругом на колесах и гусеницах, надо объяснить, хотя бы себе. Легенда сохранила фразу некоего военного аналитика: «Она может присесть в кустах и спрятаться, а потом – ка-ак прыгнет!». Где тут связь с противовоздушной обороной, не вполне ясно. Может быть, никакой, и в этом мораль легенды. Или просто ее автор был сердит на военных аналитиков.

В конечном счете «Избушка» осталась стоять в ангаре одна-одинешенька, первая и единственная в своем роде. Это не значит, что ее мало любили. Напротив, вот уж кому перепало любви сполна. Пока машину обкатывали и изучали, та сама шаг за шагом подсказывала концепцию боевого применения БШМ. Некоторые тактические приемы не пришли бы в голову даже ее конструкторам, и даже в ночном кошмаре. За это «Избушку» постоянно хвалили, называли умницей, говорили с ней, как с живой, и по старинному русскому обычаю кропили ее железные лапы водкой, чтобы отвести дурной глаз. В первую редакцию «Наставления по боевому применению боевых шагающих машин» сентиментальный Ломакин даже вписал посвящение: «Верной подруге Избушке от творческого коллектива». Его выкинули, конечно. Потому что серьезный документ, не положено. Да и сам заводской шифр проекта – да-да, именно «Избушка», – считался на тот момент совершенно секретным.

Леха был знаком с «Наставлением» более чем поверхностно, зато краткий курс общения с Ломакиным даром для него не прошел. Человек с железными нервами умел передать ученику действительно важный минимум знаний, да еще таким тоном, что печенкой чуешь: за словами пилота стоит опыт, без которого лучше обойтись. Живее будешь. Делай как надо – и обойдешься.

Главное – всегда держи аккумуляторы заряженными под пробку…

– Не надо пока разгоняться, – сказал Леха. – Подождем.

Он уткнулся в планшет, снова изучая карту. Идти прямо вроде бы ничего не мешало. Но неясные черточки и пятнышки в буше, замеченные еще в прошлый раз, начали беспокоить. Его теперь всё беспокоило.

Что там? Все-таки царапины на мониторе – или реальные объекты? Недовольно хмыкнув, Леха поднял гибкую пластину на уровень глаз и посмотрел на нее под острым углом. Монитор и правда основательно затерт, давно пора купить новый планшет. Он подвигал карту туда-сюда. Увеличил до предела и снова подвигал. Непонятно. Но если там что-то и есть, вряд ли это серьезнее заброшенной дороги и развалин деревни аборигенов. Здесь же национальный парк, особая природная зона. Не нарваться бы на туристов, кстати… Хотя какие туристы в республике Селеби-Пхикве? Чего они тут забыли? У соседей всё лучше, больше, интереснее, комфортабельнее и респектабельнее. И ближе к аэропортам и шоссе. А здесь обстановка – самое милое дело для беглого шагохода. Только хотелось бы ориентироваться получше.

Минуточку! Спорим, у Рамоны есть новейшая и подробнейшая карта Лимпопо и окрестностей, и она уже в памяти машины, а я тут как бедный родственник сижу… Леха чуть подвинулся, чтобы лучше видеть мониторы.

– Почему ты не загрузишь свою карту? – удивился он.

– Нет смысла. Она ничем не отличается от твоей.

– Но…

– Последний раз здесь делали аэрофотосъемку, когда еще были целы ЮАР, Ботсвана и Зимбабве. С началом раздробленности отношения между соседями испортились, и теперь хорошая карта – важный стратегический ресурс. Соседи мешают нам добыть его, мы мешаем им. Любой разведчик будет сбит, поэтому их давно уже не пытаются запускать. Подробно изучены только участки вдоль дорог. Буш, куда мы сейчас уходим, – практически терра инкогнита.

– Потому и уходим, ха-ха… А почему бы вам не попросить влиятельных друзей сделать карту? Друзей, у которых есть военные спутники?

– Влиятельные друзья не хотят, чтобы здесь начались серьезные боевые действия. Им это невыгодно.

– Разумно. Я тоже не хочу боевых действий…

– Я заметила. Это похвально.

Леха фыркнул и снова уткнулся в планшет.

Он прикинул расстояния. А что, неплохо. До ближайших поселков – километров двадцать, если взять резко влево, а если прямо – больше сорока. До более-менее приличной асфальтированной дороги – полста. Широко живем! В воздухе – никого. На земле – только эти легкоатлеты позади. И ни один радарный луч не коснулся «Избушки» с момента, как улетел штурмовик. Черт побери, а ведь давненько не было так свободно и спокойно. Мы не страдаем от жары, не голодны, в баке еще много топлива, и нас никто не пытается убить прямо сейчас!

И даже в интернете за последний час – ни одной новой статьи про бесчинства русских в Лимпопо. А судя по местной прессе, в республике вообще ничего особенного не происходит. Ну, кроме появления на полигоне духа Черного Джонни Уокера. Леху отдельно поразило, что эта информация не обсуждалась никем и никак. Либо она по здешним меркам пустяки и дело житейское, либо официальные заявления офиса Директора Буки не принято комментировать во избежание знакомства с гвардией диктатора. Гвардейцы, может, и не выполняют полицейских задач, но наверняка способны чисто по-дружески зайти в гости и спросить, как дела… Леха отыскал новостные ленты сопредельных государств и увидел, что на английском и африкаанс там тоже абсолютно тихо и глухо, а блоги на языках группы банту плохо индексируются и не поддаются машинному переводу.

Похоже на информационную блокаду. Пошумели – и дружно заткнулись. Это ведь неспроста. Снова захотелось позвонить консулу, еще острее, чем раньше, но тут Леха вспомнил, что у него нет в паспорте визы Селеби-Пхикве.

Тёмкин, конечно, очень славный человек, но вряд ли обрадуется тому, что его соотечественник уже повинен в нарушении границы с применением бронетехники и не собирается останавливаться на достигнутом.

М-да, неудобно получилось.

Тут-то планшет и звякнул.

– Ты почему не выключил телефон?! – грозно спросил Тёмкин.

Леха сел прямее и постарался сделать максимально суровое лицо – хотя бы для себя, просто ради поднятия духа.

– Не вижу такой необходимости. Зато если у вас что-то прояснится, вы сможете позвонить мне в любой момент.

– Ну-ну… Ты где сейчас? Как обстановка?

– Вам лучше не знать. Могу только доложить, что был один интересный контакт, и нас не тронули.

– Ишь ты! – восхитился Тёмкин.

– Контакт с севера, внушающий уважение, практически официальный, – рискнул уточнить Леха. – Мы, образно говоря, засвидетельствовали друг другу почтение и разошлись по-хорошему. Левыми бортами, – добавил он, сам уже не понимая, зачем.

Наверное, чтобы напустить туману, если их подслушивают.

Ну а что, можно ведь и так подумать.

– Ишь ты! – повторил Тёмкин. – Народная дипломатия в действии. Вот же драть тебя некому!

– Надеюсь, у вас всё в порядке? – поспешил свернуть с темы Леха.

– Мы работаем над этим, – туманно сообщил консул.

– Хорошо. Я жду вашего звонка, а пока… Тоже работаю по своему плану теми силами, что есть.

Леха хотел добавить, что силы у него давно на исходе, и кое-кому стоило бы поспешить, но вовремя осекся.

Во-первых, не так уж плохо он себя чувствовал. А во-вторых, если проявить в разговоре слабость, хотя бы одним неосторожным словом, ему напомнят, что надо быть послушным мальчиком, бросить «Избушку» и прятаться по кустам, лишь бы не угодить в плен вместе с машиной.

– Слу-ушай, красавец, – протянул Тёмкин вкрадчиво. – Я правильно сейчас услышал, что если тебя попросят оставить имущество, ты можешь не согласиться?.. А если это прикажет твое начальство?

– Мне отсюда виднее, – предельно сухо ответил Леха, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Это было нелегко. Тёмкин вдруг заговорил до того приторно-ласково, что впору сразу повеситься. Наверное, таким тоном в Древнем Риме советовали выпить яду.

Интересно, он нарочно так давит или у него это мимоходом получается?

– Понял, – сказал Тёмкин. – Ладно, до связи, береги себя.

Леха откинулся на стену, закрыл глаза и прикусил губу.

Судя по всему, наши сейчас обсуждают вопрос, стоит ли бросать «Избушку» на произвол судьбы, и прикидывают, кто из африканцев первым до нее доберется. Или уговаривают «стратегических партнеров», чтобы те прихлопнули-таки машину ракетой – типа, не доставайся же ты никому. Во все эти расклады никак не вписывается некто Филимонов, засевший в «Избушке», будто она и вправду домик. Зачем нам маркетолог? Нам маркетолог не нужен… Пусть бежит от машины как можно дальше и выбирается из буша своим ходом. Заехал черт знает куда? Сам виноват. Меньше надо выпендриваться.

Намек был яснее ясного: Леха – проблема.

А то, что его слопает первая же стая гиен, как раз не проблема вовсе. Строго говоря, это будет грандиозное облегчение для всех. Несчастный случай в Африке, нормальное дело. Ладно, от гиен Рамона отстреляется, но есть еще львы, носороги, слоны, да тут каждой твари по паре… И вдобавок люди, которым нельзя доверять. «Избушка» – единственный шанс не подпустить всю эту братию, звериную и человечью, слишком близко.

Леха открыл глаза и огляделся. Как уютно в башне. Полумрак, гул двигателя, разноцветные отсветы мониторов… Нет уж, дорогие мои, пока нет связи с Негром Васей, я лучше снова пойду в лобовую атаку на танки, чем оставлю машину.

Даже не просите.

«Я совсем не герой, просто очень хочу спастись. То, что я попутно спасу машину, – побочный эффект, скажем так. Не стоит даже задумываться об этом. Если буду строить из себя героя – наверняка убьемся. А разумная трусость – шанс для нас всех…».

Он вздохнул, поднялся на ноги, сунул планшет в карман на спинке пилотского сиденья и встал рядом.

Рамона искоса поглядела на него и отвернулась к мониторам.

– Через два часа начнет темнеть, – сказала она. – Я бы советовала тебе поспать. Ночь может быть тревожной.

– Почему?

– Наши средства дальнего обнаружения и ночного наблюдения ограничены. Противник может реализовать свое преимущество.

– А оно у него есть? – беспечно ляпнул Леха.

Стоять рядом с Рамоной было настолько лучше, чем сидеть в углу далеко от нее, что Леха мигом размяк и расслабился. Какие-то она источает… Флюиды. Хотя скорее всего – банальные феромоны. Наверняка их выработка искусственно усилена. Интересно, а она может их выключить? Ну, временно усыпить железу, которая их производит? Ведь если мужчину рядом с ней так сурово колбасит, то караульные собаки должны чуять Рамону вообще за километр, а это не годится для диверсанта.

Впрочем, что я о ней знаю? Она ведь не настоящая эскобарская гончая. Сказал же Ломакин: скорее всего, прототип. Может, Рамона – сексуальная бомба страшной убойной силы, и ничего больше. А ее воинские таланты объясняются тем, что она сделана на базе диверсионной модели. Такая же жертва эксперимента, как наша «Избушка». Отработала свое и обречена на забвение…

– У противника есть всё, – веско сказала Рамона. – Потому что наш противник – все.

– Извини, – Леха помотал головой. – Задумался. Да, ты права. Мы в кольце врагов. И если нас не облучают радаром… Это ведь тоже что-то значит? Нас ведут каким-то другим образом? Или ждут, когда сами подставимся? Выйдем в зону поражения?

– Да, возможно всё перечисленное. Приятно знать, что ты учитываешь это. Каков твой план?

– В разработке, – сухо буркнул Леха.

Рамона снова на него покосилась. На этот раз не деловито, а очень живо, чуть ли не ехидно. Леха подумал, что если девушка сейчас едко пошутит, он это, безусловно, заслужил.

– Хорошо, докладываю, – сдался он. – Только не смейся. У меня есть мечта.

– Ничего смешного.

– У тебя тоже есть?

– Конечно.

– А какая, если не секрет?

Рамона молчала. Леха ждал.

– Не знаю, – сухо произнесла она наконец. – Я вся – внимание.

Лехе послышалась в ее голосе затаенная боль, и он мысленно выругал себя последними словами за бестактность. Что же они с тобой сделали, бедная девочка…

– У меня есть мечта, – повторил он. – Чтобы прилетел конвертоплан, подхватил нас и отнес в русское консульство. Или на аэродром, где наш самолет. Но лучше сначала в консульство. Это территория России, и мы оттуда имеем право даже отстреливаться, если нападут. Но, думаю, до штурма не дойдет…

Леха не просто так думал, а был твердо уверен. Вся уверенность строилась лишь на том, что он не мог себе представить аборигена, которому хватит дури напасть на Тёмкина. Это получится совсем неправильно и совершенно взломает картину мира. Даже в бушующем океане войны Шрёдингера должны быть свои островки безопасности. Леха подозревал, что стоит Тёмкину выглянуть из-за забора и бросить распоясавшимся местным: «А ну, кафры, вы мне это прекратите!», как те немедленно прекратят.

– Короче, нам нужен транспорт. И пилот. Ты водишь тяжелые конвертопланы?

– К сожалению, нет. Мои знания о пилотаже воздушного транспорта сугубо теоретические. Я, безусловно, смогу оторвать от земли любую технику и полететь в заданном направлении. Но больше ничего не гарантирую. Мне очень жаль. Прости.

Она даже потупилась виновато. У Лехи в который раз защемило сердце.

– Да что ты! – он погладил ее по плечу. – За что извиняться? Ты и так моя спасительница!

– Сейчас не уверена, – сказала Рамона, глядя вниз. – Возможно, мое появление здесь было ошибкой. Возможно, друг неверно рассчитал последствия.

– На дорогу гляди! – неожиданно для себя прикрикнул Леха.

Девушка послушно дернулась и подняла глаза.

– И ты мне это прекрати! Не надо мне… этого! Ты мне такая не нравишься!

Отчитываю ее, будто ребенка, подумал Леха. Совсем уже сдурел. Какое я вообще имею право на нее гавкать?

Рамона тем временем села прямее, расправила плечи и изобразила лицом глубокое искреннее внимание. Может, ей действительно надо было, чтобы на нее накричали.

– Друг не ошибся, – сказал Леха твердо. – Я без тебя пропал бы. Слушай мой план. Мы ждем связи, ждем новостей. Если пока никто не звонит – значит, для нас ничего не придумали. Значит, берем инициативу на себя и сами ищем транспорт, чтобы улететь отсюда. Не найдем в Селеби-Пхикве, свернем на восток, к матабеле, посмотрим у них. Везде есть аэродромы, везде есть самолеты, а где самолеты, может быть и конвертоплан. А там и пилот отыщется…

И охрана там будет, подумал он, но тут уж ничего не поделаешь.

«А если удастся договориться по-хорошему? – размечтался Леха. – Вдруг встретится кто-нибудь, кто не хочет взять нас в плен, а хочет, чтобы мы убрались подальше. Устранить с карты беспокоящий фактор. Нет, ну может быть такое, а?»

– Если бы еще эти марафонцы не висели на хвосте… – протянул он задумчиво, глядя на цепочку белых точек позади. – Надоели! Может, по мне не заметно, а я из-за них просто в бешенстве.

– Не волнуйся. Они никак не помешают твоему плану. Мы хотели оторваться от них резко, но это не обязательно, если ты решил идти за транспортом. Думаю, примерно через час можно начать понемногу отклоняться вправо. Погоня не догадается срезать угол сразу, а когда поймет, что мы поворачиваем, будет уже поздно. Они выбьются из сил и не догонят нас, а мы успеем зарядить батареи и спокойно вернемся на базу, сделав полный круг. Хороший план, командир.

– Погоди… Вернемся на базу? – переспросил Леха.

– Естественно. Придется дать большой крюк через Матабелеленд, но так даже лучше. Это будет путь обмана. Очень долго никто не сможет поверить, что мы на самом деле пошли назад.

– Но база…

– Она сейчас фактически брошена. Техника, уцелевшая после боя с тобой, ушла оттуда, я только не поняла, куда. На юго-запад, в глубь Лимпопо. Если на базе кто-то оставил караул, им можно пренебречь, я возьму его на себя. У нас не закрыт только вопрос с пилотом. Его придется решать тебе. Сожалею.

Леха присел на корточки рядом с креслом, держась за подлокотник, и уставился на Рамону во все глаза.

– Тебе никто не говорил, что ты – сокровище?

Он, видимо, так много разных смыслов вложил в эти слова, что девушка слегка зарделась.

– Дорогая, я тебя верно понял? На базе есть то, что нам надо?

– Транспортный конвертоплан «Ильюшин», модель тридцать пятого года, почти новый. Полностью исправен, полностью заправлен, проверен сегодня утром на случай эвакуации по воздуху лимузина Директора Буки…

– Да пошлют ему духи долгую жизнь, и так далее… – перебил Леха хрипло. Отчего-то вдруг пересохло горло.

Он подался вперед, неловко обнял Рамону и припал губами к ее губам так жадно, будто хотел напиться, и так нежно, словно боялся испугать. Всё вокруг исчезло – машина, Африка, планета Земля, – осталось только ослепительно яркое, почти болезненное счастье прикосновения к женщине, созданной для него. К девушке чистой и светлой, потому что помыслы ее таковы. К девственнице, у которой никого не было, потому что ее никогда не любили…

– МИНЫ, – сообщила распроклятая тетка.

Машина плавно сбросила ход и встала.

Рамона деликатно отстранилась, Леха с трудом оторвался от нее.

Некоторое время оба молча глядели на мониторы, переводя дух.

У Лехи в голове крутилось множество вопросов личного характера, а привычная здравая идея «Не будь идиотом!» куда-то улетучилась.

Он попытался собраться с мыслями. Не хватало сейчас застрять на минном поле. Это, мягко говоря, не лучшее, что может случиться, когда за тобой бежит сотня очень злых негров с противотанковым вооружением.

– А почему так… Насыпано? – спросил он просто чтобы не молчать дурак дураком.

Если верить датчикам, мины лежали совершенно бессистемно. Начиналась россыпь метров за десять от машины; вовремя «Избушка» встала. Захотелось выглянуть из люка и посмотреть вперед глазами. Камеры внешнего обзора показывали всё тот же буш: редкие деревца, а в основном кусты и еще раз кусты, чрезвычайно недружелюбные на вид. Злые даже. И узкие проходы между ними.