Текст книги "Техподдержка"

Леха застыл как истукан.

– К сожалению, экипаж бросил машину, и мне пришлось управлять зениткой с дистанционного пульта, сидя за рулем. Это чрезвычайно неудобно.

Леха медленно стянул с головы шлемофон.

– Я буду звать тебя Рамоной. Если вдруг скажу «Рома», не удивляйся. Просто так короче и удобнее в бою. И возьми шлемофон. Погоди, я сам его тебе надену…

– Нет, оставь шлем себе. Лучше пристегни меня. Похоже, бородавочник заходит на нас. Странно, но надо приготовиться.

– Да ничего странного, потом скажут, что им показалось, будто мы пересекли границу.

– Понимаю. Если он выстрелит и не отвернет сразу, рекомендую подпустить его на пять километров. Нет смысла в обмене ракетами на предельной дальности. Решение за тобой, командир.

Леха пристегнул ее ремнями безопасности. Она потерлась щекой об его руку. Не по-собачьи. По-человечески.

– Ты знаешь, что делаешь, – сказал он. – Вот и делай.

Лирическое отступление
Inglorious B@sterds

Олег Ломакин открыл глаза. Он лежал на топчане в убогой хижине, похожей на ящик из фанеры; сквозь щели било солнце. Ломакин чуть повернул голову, увидел некое подобие кресла, или, скорее, руины кресла, а среди руин – чернокожего мужчину лет сорока, в перепачканном белом костюме с оторванным рукавом. Костюм в прошлой жизни был дорогим, да и от мужчины даже издали веяло ухоженностью и очевидным богатством.

Лицо его было в тени, но Ломакин, конечно, узнал этого человека.

Веселый Роджер.

Что он тут делает? Он двадцать два года назад разбился на вертолете.

Так, всё понятно, я умер. Где, как, при каких обстоятельствах – черт знает. Про Роджера помню, о себе – ничего. А это важно?

Мысль о смерти не вызвала у Ломакина особой горечи, ему скорее было интересно: допустим, оправдалась гипотеза, что у каждого свой персональный ад, – но почему мой выглядит именно так? А если это мой рай?!

– Роджер… Ты почему здесь?

Черный пошевелился в кресле, подался вперед. Это был не Роджер.

– Ты кто? – спросил Ломакин.

– Конь в пальто! – раздраженно ответил тот по-русски. – Кто, кто… Опять кто…

Он вынул из-за кресла пластиковую флягу, встал, подошел к Ломакину и осторожно, почти ласково, помог ему приподняться. Во фляге оказалась вода, теплая, зато чистая. Ломакин благодарно кивнул и снова лег.

– Давай, спи дальше, – буркнул черный. – Если не узнаешь меня и в следующий раз, придется звать колдуна. А зачем? Я же, блин, не верю им. Шарлатаны они все, эти народные целители, папуасы хреновы.

– А-а, я сплю… – догадался Ломакин. – Ты мне снишься. Ну и слава богу.

– Да, – со вздохом согласился черный. – Может быть, нам кажется, что мы существуем, а на самом деле нас нет. Может быть, я и не человек, а только делаю вид, что у меня руки, ноги, голова; может, я и не существую вовсе, а только кажется мне, что я хожу, ем, сплю… О, если бы не существовать!

– Во дурак-то, – буркнул Ломакин.

Закрыл глаза и мгновенно уснул.

И во сне увидел Африку.

Глава 7
A Bridge Too Far

5 ноября 2049 года, пятница

профессиональный праздник: День военного разведчика

время: день

29 ˚С, без осадков

Если хотите узнать, что такое «контраст поражает», или как минимум вызывает нервный смех, вам надо пересечь границу между Лимпопо и Селеби-Пхикве. Только не на шагоходе через сухую реку, а на машине через контрольно-пропускной пункт. Заодно посмотрите, как выглядел старый добрый чек-пойнт между старыми добрыми ЮАР и Ботсваной; там с тех пор ничего не изменилось, кроме флагов и табличек.

А потом будете нервно смеяться.

Сначала всё нормально: вы едете себе и едете по узкой, но вполне приличной асфальтированной дороге, на которой есть даже разметка, включая белую полосу вдоль обочин, и не видите ничего особенного. Ну разве что остались позади ухоженные круглые поля с автоматическим поливом, и теперь за окном проносится дикий южноафриканский пейзаж. Дикий не в смысле «страшный», а в смысле «унылый»; он вам уже надоел, и закралась в голову мысль – кажется, вы знаете, почему здесь белые люди столько пьют, да и местные не прочь. Ох, не только ради дезинфекции. В основном на нервной почве.

Нехорошие мысли навевает Африка, когда она заждалась воды с неба.

В преддверии сезона дождей саванна будто и не живет, а доживает на последних каплях влаги. Чахлые рыжие деревца торчат в ровной степи, как по линеечке, но это порядок не рукотворный, а природный – они растут на таком расстоянии друг от друга, чтобы не загнуться. Доминирующий цвет – ржавый. Добавить немного металлолома и развалин – получится картина «мы после атомной войны».

Но, в общем, тут и без разрушений ничего так, убедительно. Жутковато.

Потом на горизонте возникают строения, и вы, наверное, ждете чего угодно, вплоть до блокпоста мутантов-грабителей на радиоактивных танках. Но при ближайшем рассмотрении зрелище прямо идиллическое: аккуратные домики, ровные дорожки, подстриженные газончики, чистые новые машины. И опрятные дружелюбные люди. Вы переводите дух. Цивилизация! Тут даже зелень – зеленая!

Это чек-пойнт республики Лимпопо в двух шагах от одноименной реки. После суровой ржавой саванны всё здесь кажется вам немножко игрушечным, в основном за счет того, что кругом порядок. И бордюры по линеечке, и куда ни глянь, там покрашено, отмыто, подметено; короче говоря, африканского колорита днем с огнем не найти. Чек-пойнт – милый и даже очаровательный.

Естественно, вы расслабляетесь и теряете бдительность.

Вы смотрите вперед: там граница. Она представляет собой забор из сетки на стальных шестах. Чтобы вы не ошиблись, на заборе висит табличка. Ворота распахнуты настежь: проходи, не стесняйся. За границей – густые заросли, в них теряется дорога, резко уходя от чек-пойнта в кусты направо, и как оно там дальше, за поворотом, в другом государстве, бог весть. Но ничего пугающего на той стороне точно не видать.

Да и чего бояться? В конце концов, вы сейчас переедете из самой задрипанной провинции бывшей ЮАР в отнюдь не самую бедную провинцию бывшей Ботсваны. А по нынешним временам подымай выше: из самой шебутной и придурковатой независимой республики Южной Африки – в одну из самых тихих и спокойных. Да, Лимпопо – страна контрастов, но контрасты вам уже изрядно намозолили глаза. Покоя хочется.

Наслаждаясь тем, какое всё красивое, какое всё зеленое, вы пересекаете границу, сворачиваете направо, и тут асфальт внезапно кончается, а местный колорит наносит удар под дых.

Вы в России.

Впереди – пыльная и кривая проселочная дорога. На просмоленном деревянном столбе висит уродливый ящик с транформатором. Столб выглядит так, будто об него чесались медведи. Иногда они пробовали жевать ящик. От трансформатора куда-то в заросли тянутся допотопные провода из витой алюминиевой проволоки. Судя по тому, что всё это хозяйство до сих пор не растащили, – оно под током. Почему оно еще не долбануло и не сгорело, загадка. Приглядевшись, вы понимаете: горело уже.

Отчего-то хочется выругаться матом и хряпнуть водки.

Первая мысль: вас телепортировали из цивилизованной Лимпопо в жопу мира, километров за двести-триста от Москвы, где никаких примет времени, кроме дороги в никуда, мятого железного ящика на столбе и проводов, несущих свет в чащобу. Вы озираетесь, внутренне холодея от того, какое всё кругом родное; того и гляди из леса появится русский человек. Он выругается матом, достанет початую бутылку водки с газетной затычкой, хряпнет из горлышка, утрется рукавом и протянет бутылку вам.

А не надо было расслабляться, это Африка.

Чтобы отогнать этот кошмар, вы возвращаетесь назад на полсотни метров, выглядываете из-за куста – да вон же, черт побери, асфальт, забор, пограничный знак, уютные домики, современные машины, прилично одетые чернокожие люди и всё такое. Там, за забором, диктатор-социалист борется с тяжким наследием апартеида и уже почти разворовал страну к чертовой матери. А вы стоите на земле, где, слава богу, демократически выбранное правительство уважает свободу и права человека.

Но что-то здесь пошло не так. И, кажется, очень давно…

Леху Филимонова контраст между государствами социалистической диктатуры и торжествующей демократии отнюдь не поразил. У Лехи в тылу был редкий лес – и прямо по фронту, за руслом высохшей реки, стоял такой же лес. Никакой разницы. Позади опасность, впереди неопределенность.

И штурмовик.

Ты ж гляди, какая к нам летит, понимаешь… вещь.

Фэйрчайлд, мать его, Рипаблик А-10 Тандер-болт II.

Кто другой на месте Лехи сейчас хохотал бы и потирал ладони в предвкушении, как «Избушка» разберет этот летающий сарай на дрова. Если, конечно, тот сам от натуги не развалится. Назвать А-10 даже ведром с заклепками слишком лестно – откуда бы тут ни взялся «бородавочник», ему в лучшем случае лет семьдесят. Допустим, судьба конкретного экземпляра так сложилась, что он мало работал, и ресурс еще не выбран. Разумеется, был модифицирован по самые уши и хорошо обслужен – судя хотя бы по тому, что смог оторваться от земли и не потерять крылья. А-10 вообще аппарат выносливый и крепкий. Но давайте честно, джентльмены, штурмовики даже в Африке столько не живут.

Нет, ну справедливости ради, неплохой в прошлом самолет. У него та-акая пушка! Господи, если он из нее сейчас жахнет, то ведь треснет пополам…

Всё это пронеслось в голове за секунду, а потом Леха надел шлемофон, присел в углу башни и постарался как следует упереться руками и ногами. Замечательная шестистволка «бородавочника» Леху не беспокоила. Вряд ли там в кабине псих, способный довести дело до артиллерийской дуэли. Шутки шутками, но пушка А-10 размещается в брюхе, а сила отдачи у нее примерно в половину тяги двигателей. Заслуженного ветерана разорвет на части от первой же собственной очереди. Мы такой красоты, к сожалению, не увидим, потому что немного раньше просто и скучно застрелим старикашку.

А вот ракеты у дедушки – неизвестно какие. Рамоне, конечно, лучше знать, но Леха раньше не слыхал, чтобы на штурмовики вешали «Хеллфайры». Это типичное оружие вертолетов и дронов. Правда, Леха уже понял, что Африка в своем военно-техническом контексте поистине удивительна и даже внезапна. Ладно, допустим, прицепили десяток «Хеллфайров» на внешнюю подвеску. Все сразу они в нас не полетят, как-нибудь отстреляемся, задействуем помехи, будем скакать туда-сюда, и пускай эти хлопушки втыкаются в землю даже поблизости – не смертельно. А вдруг там хотя бы один старый добрый «Мейверик»? Тоже семьдесят лет в строю во имя свободы и демократии, но, в отличие от штурмовика, – как огурчик.

И боевая часть – полцентнера взрывчатки. Он упадет рядом – «Избушка» тоже упадет.

– А если все-таки «Мейверик»? – задумался Леха вслух.

– Маловероятно.

Машина, тихо урча, топталась на месте: Рамона легонько шевелила джойстиками, привыкая к управлению.

– А с какой дальности он его пустит? – не унимался Леха. – Километров с двадцати?

– Исключено. В текущих условиях для ракеты типа «Мейверик» надежный захват цели размером с шагоход возможен приблизительно на шести километрах.

Теперь Леха занервничал всерьез. Плохая новость. Значит, сколько этому бродяге до нас, секунд пятнадцать? Успеем сбить? А если нет? А вдруг помехи не помогут? А не сумеем далеко отбежать? А он ка-ак бабахнет… И взрывной волной ка-ак толкнет «Избушку»… А она ка-ак рухнет… И мы вместе с ней. И даже если нам посчастливится не переломать себе все кости, машина-то уже не встанет…

Из своего угла Леха не мог нормально следить за мониторами, а Рамону от него закрыла высокая спинка кресла – он видел только ее левую руку на джойстике. Рука была красивая, но само положение дел начинало потихоньку бесить. Леху задвинули в угол не в переносном смысле, а в самом прямом; он совершенно не владел обстановкой и чувствовал себя беспомощным и бесполезным.

Как будто он станет полезнее, если что-то увидит!

Надо хотя бы показать, что совсем не испуган.

Лучше всего – пошутить. Чисто по-военному, мужественно и компетентно, с глубоким техническим подтекстом. Такой юмор для понимающих. Это мы можем. Это мы сейчас.

– Удивительно не то, что к нам летит А-10, – буркнул Леха. – Удивительно, что он летит!

– Это важная и своевременная информация, – сухо отозвалась Рамона.

Тьфу, блин. Кто бы мог подумать, что она так умеет. Сиди теперь, обтекай.

Леха тяжело вздохнул и огляделся в поисках очков. Совсем забыл про них. «Сейчас надену – и всё, что надо, увижу. И буду владеть-таки обстановкой. Или лучше не надо? А вдруг действительно испугаюсь?»

Тут-то его и напугали. В наушниках шлемофона раздался знакомый женский голос, тот самый, которым БИУС сообщает хреновые новости, и произнес одно слово.

– ЗАХВАТ!

Леха размазался по стенке и, кажется, издал какой-то звук, характерный для гражданского лица, осознавшего, что его занесло в неподходящее место в неподходящее время. Иначе вряд ли Рамона обратила бы на Леху внимание сейчас.

– Расслабься! – бросила она.

Расслабишься тут с вами. Это плохо получается, когда в тебя совсем недавно стреляли из танковых пушек. На свою беду, ты уже понял, что война – стихия, но еще не знаешь, как с ней бороться. Ты же не солдат. Ты тот самый гражданский, который – осознал. Поэтому борешься в основном с желанием бежать отсюда сломя голову.

Насколько же проще было, когда сам сидел за управлением. В кресле пилота некогда думать и бояться, надо реагировать на угрозы…

Леху выручили очки: он случайно наткнулся кончиками пальцев на знакомый ремешок и отвлекся. Ну конечно, вот они лежат. Надевать нет времени – хотя бы приложить к лицу.

Он схватил очки, и…

– Ушел, – сказала Рамона. – Я так и думала.

Леха медленно поднялся на ноги, точнее, вполз по стенке вверх.

А-10, обозначив захват цели ракетой, уходил по широкой дуге обратно в глубь своей территории. Не самая вежливая демонстрация силы, конечно, зато внушительная. И убедительная для тех, кто понимает. Вылет штурмовика – удовольствие недешевое, и раз вожди народа тсвана, или кукловоды, что дергают их за нитки, не пожадничали, значит, видеть нас за рекой они совершенно не хотят.

Удачно, что Рамона даже не подумала захватить штурмовик в ответ. «Светила» радаром и только. Умное решение. А я бы не догадался. Теперь-то, задним числом, ясно, почему она так сделала: пусть в Селеби-Пхикве думают про нас что угодно. Что нам, допустим, все ракеты повредили в бою. Или мы их сменяли на водку. Или просто не хотим и не будем драться, пока другая сторона не выстрелит.

Леха крепко вцепился в спинку кресла. Руки дрожали.

– Ты уверен, что тебе не нужен глоток бренди?

– И так хорошо, – прохрипел Леха пересохшим горлом. – Воды…

Ему и правда было хорошо. Стало хорошо. Только стыдно, что перетрусил. Сейчас, когда страх отступил, Леха сам не мог понять: чего он, собственно, боялся? Подумаешь, старое летучее корыто исполнило боевой заход, демонстративно наглый. Потому и наглый, что А-10 всего лишь обозначил намерения. Так не воюют штурмовики против зениток. Это был просто обмен любезностями: их задача – сунуть нам под нос «фак», а наша – не поддаться на провокацию. Все улыбаются и машут. Все понимают, что никакой А-10 даже в лучшие свои дни не полез бы на «Тунгуску» прямо в лоб. Только вдвоем, а лучше целым звеном, на бреющем, с разных направлений. Он же не дурак. У этого бородавочника, образно говоря, прописано в генетическом коде, что «Тунгуску» нарочно выдумали для укрощения таких, как он.

«Один я ничего не понял. Дал волю нервам, потерял способность думать – и ведь не в бою, а всего-то в обстановке, приближенной к боевой.

Наверное, я не создан для всего этого…»

Наверное, дело в том, что воевать – страшно. Отбивая внезапную атаку, даже рядовой маркетолог «Рособоронтеха» способен на подвиги: ты посади его в БШМ, покажи, где красная кнопка, и увидишь, что маркетологу сам черт не брат. Но если надо с холодной головой стоять и выжидать, пока на тебя надвигается опасность… Для такого нужны особенные маркетологи, специально обученные, с психикой командира противотанкового расчета.

Но ведь ты сейчас и есть командир. Тебе нельзя бояться. Рамона, со всей ее подготовкой и железной выдержкой, – тактик, а ты определяешь стратегию. От твоих решений зависит ваше будущее.

Выше нос, товарищ Филимонов, командир боевой машины.

Рамона передала бутылку, он сделал несколько экономных глотков. Мало ли, что будет дальше, воду надо беречь. Стоило бы закрыть люки и включить кондиционер, но… Тоже успеется. Есть вещи поважнее, чем твое самочувствие. Рамона вроде бы не страдает от духоты, а ты – потерпишь. Сначала запасем энергию. Леха сейчас прямо-таки физически чувствовал, как по медным нервам машины бежит живительный ток, заряжая аккумуляторы.

От двигателя на башню приходила довольно заметная вибрация, да и пыхтел-тарахтел он в подполье отнюдь не шепотом, но это совсем не раздражало, а наоборот, придавало уверенности. «Избушка» сейчас казалась живой, как никогда, полной сил, готовой защищать и служить.

Леха поймал себя на том, что очень рад за «Избушку». Она хорошо себя чувствует – и ему становится легче с каждой секундой.

Странное, непривычное ощущение.

Но, в общем, понятное. Совсем недавно Леха окунулся всей душой в ту бездну отчаяния, с которой знакомы только военные. Это когда боевая машина, выполнив задачу на последнем издыхании, вытащив тебя из беды, вдруг становится грудой железа, и ты ничего не можешь сделать. И вроде ни в чем не виноват – тебя учили только нажимать на кнопки и прикидываться умным, – но всё равно ты сволочь и предатель. Ты успел полюбить машину, ты благодарен ей, и теперь проклинаешь себя за то, что плохо изучал ее материальную часть. Да, самое ценное и важное на войне механизмов – экипаж, а техника – расходный материал, это все знают, тысячу раз да. Оставь машину и беги, твоя голова стоит намного дороже, а машину новую дадут. Но откуда тогда чувство, будто ты не мертвый шагоход бросаешь, а раненого друга? Не потому ведь, что у стального товарища две ноги.

Просто он хотя и стальной, но – товарищ.

Господи, подумал Леха, а как же остро это всё переживает Ломакин, с его-то железными нервами и умением сливаться с машиной воедино? Конечно, вряд ли под ним подбивали технику с тех пор, как он заимел эскобарский нейрошунт; нет ему больше такого доверия, чтобы посылать в «горячие точки планеты». Но ведь Олег Иванович испытатель, гоняет на предельных режимах и вполне может чувствовать поломки, будто свою родную боль… Секундочку, а каково вообще придется военным операторам завтрашнего дня – буквально завтрашнего, – когда все будут с шунтами? Кто-нибудь подумал об этом? Зажигать и нагибать усилием мысли, сидя с закрытыми глазами внутри бронекапсулы, здорово, а совсем хорошо – сидя от нее километров за тысячу.

Но что случится, когда зажгут и нагнут тебя?..

– Похоже на легкую пехоту. Ты это видишь?

Леха очнулся и схватился за очки.

С тыла надвигался рой крошечных белых точек. Действительно, похоже на легкую пехоту. Думают, что мы их в лесу не разглядим, идут совсем без маскировки, светят железом напропалую.

Или не скрываются нарочно?

– До ста человек в пешем строю, – сказала Рамона. – Судя по засветке, могут нести что-то нештатное. И у них плохо с маскировкой. Это не похоже на пехотную роту Лимпопо. Не понимаю, кто они. К сожалению, наши возможности по дальнему обнаружению целей ограничены, мы слишком поздно их засекли и не знаем, откуда они подошли. Направление могло бы дать подсказку.

– Сколько им до нас, как ты думаешь?

– Чуть больше двадцати минут.

Леха всматривался в белые точки – и пытался сообразить, что ими движет. Они ведь должны понимать: наши пушки скосят этот чахлый лесок подчистую. Да мы и сосновую чащу срубим под самый корешок, от нас за деревом не отсидишься, разве что за какой-нибудь секвойей.

Проблема в другом. Если пехотинцы знают, чего ради сюда явились, они развернутся в широкую цепь… ага, уже разворачиваются. Значит, вздумай мы отстреливаться, расход боекомплекта будет огромен, а прижать к земле всех сразу не выйдет. Противник рано или поздно возьмет нас в клещи, а мы перегреем орудия или растратим снаряды. Вероятно, на то и расчет. И плевать, сколько черных парней «Избушка» нашинкует в мелкий винегрет. А почему бы и нет? В прошлом веке сомалийцы так нагибали американских рейнджеров, довольно успешно. Может, в Африке до сих пор это принято – бросаться толпой на бронетехнику… Ничего не скажешь, они смелые парни, если полезли ловить по лесу самоходную зенитку, – но что теперь с ними делать?!

Не убивать же.

– Ситуация развивается логично. Но почему они совсем не прячутся… – задумчиво протянула Рамона.

Леха еще не слышал у нее такой интонации. Девушка была озадачена и не скрывала этого. Остро захотелось погладить ее по голове и утешить. Леха на всякий случай крепче взялся за спинку кресла. Не потому что Рамона будет против, вовсе нет. Потому что не надо так, и всё тут.

– Хотят выдавить нас через границу? – ляпнул он первое, что пришло в голову.

– Неизвестно. Если мне позволено высказать мнение…

– Конечно, ты что! Всегда говори! Думай и говори!

– Спасибо. Когда я наблюдала за боем, мне не показалось, что тебя хотят убрать за границу Лимпопо. Скорее – загнать в лес, и там скрытно подвести вплотную пехоту, чтобы захватить машину. Поставить несколько гранатометчиков на прямую наводку – и предъявить ультиматум.

– Рад, что наши мнения совпадают, – солидно произнес Леха и отдернул-таки руку, которая уже подбиралась к затылку девушки. – Тогда – почему они так странно ведут себя? Думают, если у нас башня от старой зенитки, то и начинка вся прошлого века?

– Не понимаю. Уверена, что бой был записан с нескольких точек. Достаточно посмотреть – и увидеть, что на машине современный радар. И выходы датчиков у вас плохо замаскированы. Вам стоило бы поработать над этим.

– Не было такой задачи, – вступился Леха за своих. – Ну извини.

– Это хорошая машина, – похвалила «Избушку» Рамона. – Но…

– Только на ней неудобно воевать с пехотой, если та идет россыпью, – закончил Леха. – И противник знает это. Или не знает… Или знает, но делает вид, что не знает… Проклятье!

– Война – путь обмана. Так учит Директор Бука, да пошлют ему духи долгую жизнь на благо народа.

– Хорошо сказано. И дальше что?

– Если ты можешь что-нибудь, показывай врагу, будто не можешь; если пользуешься чем-нибудь – показывай, будто не пользуешься; если ты близко – покажи, что ты далеко.

– Большой философ ваш Директор… – протянул Леха.

И осекся.

Минуточку. Кое-что важное надо узнать у Рамоны. Давно надо было!

«Вот же остолоп! У меня под боком великолепный информатор, а я стою тут, как дурак, и думаю о том, какой я дурак! Ну и кто я после этого?!»

– Пять минут еще есть? – быстро спросил он.

– Почти десять. Но потом нужно действовать.

– Расскажи мне про Лимпопо. Что случилось? Военный переворот? А он удался или нет? Что вообще творится и как это касается нас? Ты же в свите Буки. Кто у вас против кого? Ты наверняка изучила местные кланы и группировки…

– Не было такой задачи, – безмятежно ответила Рамона.

Леха совершенно растерялся. Только-только ему пришел в голову самый главный вопрос сегодняшнего дня, вопрос жизни и смерти буквально, который следовало задать первым делом, едва отношения с Рамоной наладились. И нате вам.

– Но если ты спрашиваешь…

– Конечно спрашиваю!

– Опираясь на косвенные данные, могу сделать вывод, что в Лимпопо все против всех.

Чтобы переварить эту новость, Леха сделал еще глоток воды и даже расточительно плеснул несколько капель в лицо.

– А чего страна еще не развалилась?

– Директор Бука, да пошлют ему духи долгую жизнь на благо народа, работает над этим, – сообщила Рамона, то ли не замечая двусмысленности, то ли сказав именно что хотела.

– Да уж, хорошо работает… Я просто надеялся понять, куда идти. Допустим, мы убежали от пехоты – а дальше? Так и будем шляться по лесу, пока не подстрелят? Нам нужно укрытие. Нужен кто-то лояльный к Директору, чтобы приютил на время, дал спрятаться. Неважно, в Лимпопо или за границей, племя или частная военная компания, или даже банда. Хотя здесь это, наверное, одно и то же… Есть поблизости люди, которым можно верить?

– Сожалею, но искать союзников бессмысленно и даже опасно. Если кто-то еще вчера поддерживал официальную власть Лимпопо, это не значит, что он сегодня на нашей стороне. Здесь не бывает устойчивых коалиций. Влиятельные кланы заключают альянсы на короткое время, предают друг друга, входят в новые соглашения и опять предают. Основная причина такой разобщенности – атмосфера постоянной лжи, в которой главы группировок живут и принимают решения. Нехватка данных, ежедневный вброс ложных материалов, неверная оценка того немногого, что удается подтвердить…

Леха постарался не таращить глаза, слушая гладкую, как по учебнику, речь. Что-то она ему напомнила. Ну конечно! Таким же заученным тоном Рамона докладывала о системах пуска дизелей.

Что она сейчас цитирует? Докладную записку какую-то, не иначе.

Интересно, чью. Неужели из тех материалов, что ей вложили в голову сан-эскобарцы перед отправкой в Лимпопо? Но зачем ей столько знать? Чтобы успешно прикидываться «экспертом по коммерческой безопасности»? Перед кем? Не перед Букой же. Вряд ли она ему читает лекции. Она ему… Ну ладно. Об этом лучше не задумываться.

Весьма загадочная девушка. Но до чего хороша. Да и говорит – заслушаешься.

– Обстановка недоверия подогревается снаружи. Усилиями соседей, воздействием сверхдержав по разным каналам и прямой работой корпораций с чиновниками Лимпопо. Любое вмешательство извне тоже сильно легендировано, и далеко не всегда понятно, чьи интересы продвигаются. Анализ осложняется тем, что в соседних государствах тоже все играют против всех и никто не может доверять никому…

– Чертова война Шрёдингера, – буркнул Леха. – Ну просто кругом война Шрёдингера, что горячая, что холодная…

– Не знаю термина.

– Потом расскажу.

– Хорошо. Наконец, изредка крупные игроки идут по пути открытых акций, но всегда остается вопрос, как их поймут и оценят. Например, публичное вручение русской боевой машины Директору Буке, да пошлют ему духи долгую жизнь на благо народа…

– Минуточку! Никто ему ничего не вручал! – перебил Леха. – Он – покупатель! Контракт не подписан…

– Не имеет значения. В любом случае этот жест русских был ошибочно понят, вызвал неправильную реакцию и повлек за собой непредсказуемые последствия. Что мы и наблюдаем прямо сейчас.

Она выразительно посмотрела на мониторы, потом на него.

– Это важная и своевременная информация, – упавшим голосом пошутил Леха.

– Всегда к твоим услугам.

– Да уж…

Леха глядел на Рамону сверху вниз и вдруг представил, как на это прекрасное юное тело напрыгивает толстенький жирненький черненький лоснящийся Директор Бука.

Зрелище вышло даже не страшное, а вовсе апокалиптическое. Леху аж передернуло.

Кажется, у меня развивается сексуальный психоз на почве стресса, подумал он.

– Между прочим, твой Директор тоже большой любитель… э-э… вбросить ложные материалы! – мрачно сообщил он. – Я кое-что знаю об этом.

– Разумеется! Когда все кругом обманывают, ты должен быть самым лучшим обманщиком. Этим занимается отдел дезинформации в Управлении информации. Его курирует лично Бэзил Ндоу, друг детства и конфидент Директора Буки, да пошлют ему…

– Заткнись, – процедил Леха сквозь зубы.

Он не мог больше слышать про Директора, потому что в голову сразу лезла сплошная порнография. Естественно, с Рамоной в роли юной невинной жертвы домогательств.

Девушка пожала плечами и отвернулась к мониторам.

Там крошечные светлячки приближались широкой цепью, постепенно выдвигая фланги вперед.

Пулеметов бы нам, подумал Леха, на внешнюю подвеску. Хотя бы парочку. Очень не хватает пулеметов. И не хватает подвижности башни в вертикальной проекции, как у современной БШМ. А еще миномет сюда так и просится. Тут места для него с боекомплектом – полно. Мы бы сейчас не лясы точили, а вели предупредительный и заградительный огонь с целью смущения и озадачивания противника.

Но если подумать как следует, у этих-то у самих минометы найдутся. Вон как ярко светятся. Много железа ребята на себе тащат. Начнут палить в ответ, тоже чисто для острастки, положат нам случайно плюху на крышу – некрасиво может получиться.

Значит, на самом деле не хватает здесь грузового конвертоплана.

Чтобы прилетел на нем добрый волшебник дядя Олег Ломакин, зацепил «Избушку», поднял высоко в небеса и отвез прямиком в русское консульство, на задний двор, к бассейну, где сидит, попивая джин с тоником, добрый волшебник дядя Сережа Тёмкин… И – домой.

Ах, как задорно кричал Негр Вася: «В Москву! В Москву! В Москву!».

Леха даже зубами скрипнул от беспомощности. Проклятая Африка. Она сначала притворяется лениво-безмятежной, а потом – бац! – пожалуйте на войну. И хрен поймешь, кто с кем воюет, а ты знай уворачивайся, когда прилетает.

– А что, если всё проще? – задумался он вслух. – Почему мы решили, будто эти пехотинцы – из той же группировки, что устроила бойню на полигоне? Ты сама сказала: непонятно, откуда они подошли. А если это третья сила? Местная банда, которая слабо владеет информацией, но тоже хочет нас поймать. Может, она вообще не из Лимпопо. Быстро забежала через границу, по краю леса, тут ведь близко… Почему бы и нет? Нас все хотят поймать. Верно?

– Кроме тех, – Рамона чуть шевельнула головой, показывая вперед, за реку.

Леха аж задохнулся: какой же у нее прелестный носик. И подбородок. Какое у нее прелестное всё.

– Да, народ тсвана нам не рад, – согласился он. – Кажется, не рад… Стоп, а почему мы так уверены? Они подняли штурмовик, обеспечили себе алиби. А на самом деле загоняют нас в ловушку на своей земле! Или это сложная комбинация – и кому-то выгодно, чтобы мы заманили пехоту через границу! Или это вообще провокация матабеле, которым тут два шага буквально – пришли и разжигают конфликт нашими руками! Что скажешь?

– Не исключено, – очень спокойно сказала Рамона, глядя на него честными глазами.

Леха почувствовал, что заигрался в конспирологию: еще немного, и закипят мозги. А самое неприятное – полная безнадега на душе. Чертова Африка, как тут тесно и как сложно. Куда ни плюнь, везде алчные черные морды, и у каждой свой интерес, а ты – добыча.

Плохо быть добычей для всех сразу. Трудно рассчитать свой маневр. Да чего там – невозможно. Бойся и беги, пока не съели.

Вот, значит, что чувствует объект войны Шрёдингера.

Он, в первую очередь, ничего не понимает. И любая его попытка узнать больше, чтобы прояснить свое положение, гарантирует, что объект еще сильнее запутается. Испугается – и побежит навстречу гибели.

Я не объект, напомнил себе Леха. Я субъект. И не жертва. И не добыча.