Текст книги "Практикум по психологии личности"

Олег Павлович Елисеев
Практикум по психологии личности

Предисловие

Уважаемые читатели! В третьем издании практикума, устойчиво востребованного вами в течение последних десяти лет, сохранена оправдавшая себя форма научно-методического преломления основных теоретических положений современного человекознания через призму практического исследования личности.

Цель практикума – методологически и теоретически обосновать, а затем конкретно представить технологию профессионально грамотного психологического познания личности. Поэтому основные задачи практикума состоят в последовательном раскрытии существа этой технологии на основе описания целого ряда методик, направленных на изучение отдельных элементов целостной структуры личности.

Такой подход, реализуемый в данной книге, является в полном смысле слова конструктивным, безусловно предполагающим, что наилучшей опорой как для творческих размышлений о психологии человека, так и для экспериментального ее изучения являются наиболее глубоко обоснованные положения вполне апробированных отечественных и зарубежных теорий личности.

Реализация такого конструктивного подхода в процессе построения уникального портрета личности каждого отдельного человека, обратившегося к специалисту-психологу, осуществляется в предположении того, что в эволюции личности наличествует тесная взаимосвязь количественных и качественных изменений, и эта взаимосвязь выражается конкретно определяемыми мерами потенциального и актуального, мерами индивидуального и социального.

Именно игнорирование или, возможно, непонимание степени укорененности личности в социуме, в действительной жизни, противополагаемое абстрактно определенным потребностям «свободной» индивидуальности, до сих пор является тем камнем преткновения, который не позволяет проложить конструктивный путь от психологических теорий личности к реальной ее психологии.

К настоящему времени продолжает стремительно расширяться круг все новых и новых авторских теорий личности, студентам читаются специальные курсы психологии личности; за последние десять лет появились наконец и соответствующие учебники. Но для специалистов-практиков необходимы не только знание новейшей истории психологии личности, не только блистательная эрудиция в отношении трудов многих выдающихся психологов, но и прежде всего профессиональная компетентность как общественно признаваемая и жестко определяемая социально-экономическими условиями профессиональная дееспособность.

Вот почему настоящий практикум по психологии личности не является всего лишь некоторым рядовым компендиумом или просто сборником в той или иной мере известных методик. С другой стороны, сравнительно с другими психологическими практикумами довольно значительные теоретические главы данного учебного пособия также не представляют компиляции, компенсирующей дефицит средств и времени в отношении академического познания личности. Теоретическая часть книги, представляющая практико-ориентированное авторское обобщение современных представлений о личности, предназначена для того, чтобы читатель сумел самостоятельно выстроить собственную «рабочую» концепцию развивающейся личности, немедленно реализуемую путем свободного выбора технологий и методик, предлагаемых в практической части данного пособия.

Единственное, но кардинальное требование к читателю при таком конструктивном подходе состоит в том, чтобы ни на йоту не погрешить против истины психологического познания личности. Эта максима объединяет, как две стороны одной медали, два принципа: «Не навреди» и «Человеку – познай себя», в том определении истины, которое предложил еще Б. Спиноза, этот «чистейший из мудрецов», считавший, что в процессе самопознания человек устанавливает меру адекватности идеи объекту: «…тот, кто обладает истиной, не может сомневаться, что он имеет ее, но тот, кто опутан ложью или заблуждением, может воображать, что он обладает истиной, подобно тому как видящий сон может думать, что бодрствует; но кто бодрствует, никогда не может думать, что видит сон. …если бы человеческая душа имела только адекватные идеи, она не образовала бы никакого понятия о зле» [115; 81, 800].

Чтобы в самом начале диалога с читателем «снять», как говорят философы, неадекватное противопоставление идеи индивидуального существования человека как личности и социального, объективного его бытия, уже в первой главе книги предлагается понятие общности как первичной абстракции психологии человека. Общность как идея активного сотворения личности и как реальность бытия человека в обществе представляет не столько условное объединение людей в группе, сколько действительное их психологическое единство, их единодушие, существующее по тому или иному психологическому признаку. В главах со второй по седьмую рассматриваются формы и механизмы функционирования отдельных общностей, содержательно представляющих психологическую активность человека в универсальном и непрерывном ее профиле.

Смысл психологической активности человека раскрывается в последующих трех главах, где ее закономерности проявляются на основе типологического подхода, столь необходимого в практике межличностного взаимодействия. Конечно, те из читателей, кто интересуется только вопросами сугубо практическими, до известных пределов могут обойтись и без внимательного изучения теоретических вопросов практикума, поскольку профиль личностной активности может быть построен ими по образцам, которые представлены в книге и порознь, и совместно.

Кажущееся «снижение» сложности научно-практического определения структуры личности вовсе не означает, что целостное качество личности сводится всего лишь к нескольким составляющим его компонентам. Глубина и трудность проникновения в сущность личностного бытия человека относительно независимы от его структурирования, но простое изложение сложного материала позволяет расширить круг потенциальных потребителей психологических и вообще гуманитарных знаний. Тем самым разрешается не только проблема экономической состоятельности гуманитарной науки, но и другие, гораздо более сложные глобальные проблемы современной эпохи, в которой значение человеческого фактора неуклонно возрастает.

Солидарно с идеями Б. Г. Ананьева, Э. В. Ильенкова и П. Тейяра де Шардена, австрийский философ П. Фишер подчеркивает: «Мы, люди планеты Земля, начиная с 1945 года движемся по самому узкому месту ущелья», которое на самом деле «…не конец пути, а всего лишь барьер и ключ к Омеге… Оптимизм… мы можем почерпнуть из действенных законов эволюции, которые представляют человека как существо, способное учиться» [123, 36]. На основе массового психологического просвещения личностное самопознание человека может приобрести необходимый, достойный его потенциального космизма, геопсихологический статус. Как обобщает известный философ В. И. Стрельченко: «Космоцентризм как форма преодоления тенденций дезинтеграции и распада культуры… принадлежит к числу важнейших системообразующих начал становления и развития отечественного духовного и практического опыта» [116, 73].

Согласно с мнением В. П. Зинченко, установление истинного качества социокультурной активности «психологического человека» на материале изучения развивающейся его личности – в этом должна состоять сверхзадача практикума [40, 10]. В том, что такая сверхзадача, формулируемая в контексте идеалов духовного здоровья человека, в перспективе разрешима совместными усилиями психологов-специалистов, меня убеждают отклики читателей в России и за ее рубежами. Моя уверенность в этом в значительной степени укрепляется благодаря постоянному дружескому расположению и сопереживанию со стороны моих дорогих жены и дочери: к. п. н. Л. Я. и О. О. Елисеевых.

Академик РАЕН, д. ф. н. О. П. Елисеев

Москва, 22 мая 2009 г.

РАЗДЕЛ I. ЛИЧНОСТЬ КАК ПРЕДМЕТ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ

Глава 1. Философско-антропологические и психологические вопросы гуманитарного образования человека

Совершенствование гуманитарного образования предполагает продвижение по наиболее перспективным направлениям подготовки высококвалифицированных специалистов, способных участвовать в разрешении глобальных проблем человечества. Двадцать первый век будет веком культуры, или его не будет – эта драматическая формула академика Д. С. Лихачева не имеет альтернативы в смысле необходимости социально-культурной ориентации отечественной и мировой систем образования. Реализуя личностно-центрированные идеи развития этих систем по горизонтали и «вглубь», вплоть до технологий построения индивидуальных образовательных маршрутов, недостаточно только констатировать социальную опосредованность этих маршрутов.

Многие психологи и педагоги, считающие движение «вверх» и «вглубь» по вертикали образования социально определенным, политики и воспитатели, объясняющие социализацию человека влиянием многих микро-, макро-, мезо– и мегафакторов, – все эти специалисты практически разрешают многие вопросы развития системы образования. Для специалистов-практиков реальный процесс образования человека объективно, т. е. совершенно независимо от их воли, становится процессом социальным. Они безусловно правы в том, что основное, социально-творческое, содержание образования человека как личности принадлежит культуре. В этом смысле гуманитарное образование человека, конечно, объективно.

Но объективно существующий процесс невозможен без реальных источников его «самодвижения», а значит, социализация всегда предполагает наличие дополнительных по отношению к ней процессов индивидуализации и субъективации. Вместе с тем как в теории, так и в практике социально-психологической помощи человеку зачастую присутствует позиция относительного дистанцирования от какой бы то ни было включенности специалистов в процесс социализации.

Признание объективности процессов гуманитарного образования человека отнюдь не означает, что можно согласиться с принципиальным неприятием таких ситуаций, где специалисты были бы вынуждены отвечать на критический вопрос о мере воспитанности воспитателей, обнаруживая тем самым индивидуально-определенную и своеобразно развитую меру их собственной инициативности, меру их свободы и ответственности. Эта мера включенности специалистов в объективный процесс социализации и есть в конечном счете мера их собственного качества субъектности – на фоне субъективного понимания и осуществления ими профессиональной деятельности.

В сущности процесс социализации является не только объективным, т. е. воплощающим закономерности социально-культурного образования человека как личности, но и субъектным, т. е. «самодвижущимся» процессом. Его движение и развитие происходит благодаря субъективным, небеспристрастным отношениям, а также действиям по их изменению и удовлетворению потребностей общественного человека. В каждый новый момент своей истории человек осуществляет процесс собственной социализации, воплощающий самовоспроизводство этого человека, воспроизводство мировых цивилизационных и культурных сфер, совмещенных с ее природной сферой.

Как деятельность специалиста, так и деятельность его подопечных никогда в принципе не должны терять своей специфики, поскольку они не совпадают полностью ни по смыслу, ни по целям, ни по содержанию и формам. Взаимодействие клиентов и специалистов можно представить как более или менее взаимное объединение субъектов процесса социализации в единый ансамбль. Идеальными «дирижерами» этого ансамбля субъектов, каждый из которых исполняет свою партию, осуществляет свою собственную, социально значимую деятельность, являются одни, и только они одни, объективные закономерности процесса социализации.

Иначе говоря, только логика этого процесса, преломляемая (более или менее адекватно) социально-психологическими свойствами субъектов, в конце концов позволяет упорядочить содержание практики социально-психологической помощи. И только в этом случае названная практика может стать действительным критерием истинности и эффективности процесса социализации.

В субъективных взаимоотношениях и взаимодействии клиентов и специалистов конкретизируется диалектика взаимного положительного отрицания субъектов процесса социализации, которая состоит в их совместном личностном со-развитии, в отрицании антигуманного и сохранении культурно-значимого содержания этого со-развития. Одновременно происходит и взаимное положительное отрицание субъективной и объективной сторон процесса социализации – при условии, что компетентные специалисты, учитывая собственную субъектность, действуют в согласии с объективными закономерностями социализации. Опираясь на знание этих закономерностей, специалисты способствуют развитию личностей клиентов и своих собственных личностей как микрокосмов общечеловеческой культуры.

Социализация, цель и содержание которой сводятся к субъективации, есть процесс аккультурации.

Редуцированная социализация, представляемая в качестве индивидуализации, есть не более чем так называемый «цивилизационный процесс», в котором субъективное (но, к сожалению, минимально субъектное) начало доминирует по отношению к объективным закономерностям целостного процесса социально-культурного образования человека как личности и микрокосма культуры.

При цивилизационном понимании социализации как специалист, так и клиент во многом утрачивают качество субъектности, т. е. утрачивают это качество прежде всего в своем взаимодействии: последнее все более становится объект-объектным, а то, что оно не теряет при этом своей субъективности, еще более усугубляет положение специалиста. Если специалист низводится до уровня функционера в социальном обслуживании населения, уровня фельдшера, то постоянно решается дилемма: «клиент (или специалист?) всегда прав». Эффективность и адекватность социализации в таком случае – это, как говорится, «вообще другой вопрос»: главное – это набор социальных услуг, что фактически сводит социально-психологическую помощь к сфере сервиса.

Социализация, рассматриваемая в качестве аккультурации, не может быть сведена к «объективным» факторам, а тем более к социальным ус лугам. Аккультурация определяется логикой и закономерностями развития личности человека в социуме и в культуре. Это развитие есть образование целостной системы внутренних и внешних отношений человека как системы открытой, системы, имеющей уникальную и вместе с тем типическую и закономерно определенную структуру. В подобной структуре непрерывно происходят процессы интеграции и дифференциации, кристаллизации и диссоциации ее компонентов. Учет всех этих особенностей реального процесса социализации человека, в отличие от мнимого, вымышленного или виртуального его представления, требует высочайшей профессиональной компетентности специалистов и как минимум их университетской подготовленности на уровне магистров социально-педагогического и социально-культурного антропологического образования.

Однако социализация, понимаемая как аккультурация человека, пока еще не является предметом согласия как теоретиков, так и практиков. Вместо этого, правда, в декларативном плане, индивидуализированная, или «личностно-центированная», социализация представляется как идеал, как воплощение, само собой разумеется, «подлинного» гуманистического подхода.

Итак, субъектное (т. е. культуральное) понимание и осуществление социализации в современной психологии, социальной педагогике и в психолого-педагогической практике чаще всего замещается все объясняющими понятиями «социально-психологическая помощь» и «социальная работа». Этими понятиями часто определяется как деятельность специалистов, так и их квалификация.

По мнению практиков, наиболее четко обобщенному В. А. Никитиным, в понятии «социальная работа» эпитет «социальность» определяет цель (ре)социализации следующим образом: «Оказание помощи человеку в приобретении или обретении социальности, социального функционирования и на этой основе – социального благополучия. В этом смысле термин „социальная работа“ выступает как синоним такого типа социальной деятельности в обществе, целью и результатом которой должна быть социализация или(и) ресоциализация человека» [76, 99].

Социальное обслуживание в этом контексте, по В. А. Никитину, – это «составная часть» названной социальной деятельности, однако эта часть, по сути, оказывается абсолютно доминирующей. Таким образом, «обслуживание» превращается в управление клиентом, который является, разумеется, лишь объектом, а не субъектом (ре)социализации.

В соответствии с вышеприведенным определением деятельности специалиста В. А. Никитин выстраивает простую классификацию уровней социальной работы: индивидуально-групповой, муниципально-территориапьный и социетапьно-федеральный. Таким образом, предметами психологии, социальной педагогики и социальной работы становятся: человек, группа людей, общественные и государственные организации, т. е. эмпирически определенные феномены. Отсюда следует, что социальная работа и вместе с ней многие аспекты социально-психологической помощи не могут быть корректно определены ни как научные дисциплины, ни как феномены культуры.

По всей видимости, такого рода ситуация неразрешима в принципе до тех пор, пока не будет выяснена природа кризиса научного познания, изначально присущего становлению социальной науки о человеке как личности и весьма значимого для судеб культурного развития общества.

Практика бессильна и неэффективна потому, что в методологии гуманитарного познания не разрешены проблемы определения объекта и предмета новых и существующих гуманитарных научных дисциплин, и потому еще, что на место категорий гуманитарного образования человека механически выдвинуты названия эмпирических феноменов. Однако нельзя согласиться и с мнением, что трудноразрешимую задачу формирования новых гуманитарных и социальных наук не следует разрешать вообще, поскольку она представляет собой только «уровень непосредственной социализации и ресоциализации в обществе» [76, 100].

Проблемы разрешения кризиса, очевидно, состоят не в поиске названия для новой науки, – это название может быть определено, например, как социально-психологическая и, в частности, социально-педагогическая антропология. Главное состоит в том, чтобы оптимально определить основную категорию этой отрасли антропологии в соответствии с запросами практики, безусловно являющейся социальной, так как «конечным результатом всех применяемых методов, средств, факторов и условий должно быть приобретение и восстановление человеком или группой определенного типа и уровня социальности…» [76, 101]. Тем более что главное в этом вопросе составляет «тип социальности, всегда в прямой или опосредованной форме влиявший на содержание, формы и методы социализации или ресоциализации…» [76, 100].

Понятие «социальность», предлагаемое В. А. Никитиным, заслуживает внимательного рассмотрения, поскольку оно генетически присуще практике. Именно практика, продолжая известную мысль Л. С. Выготского, является тем самым камнем, «который презрели строители» и который должен стать «во главу угла» в ситуации кризиса социально-культурного образования человека, подобно тому как практика должна была способствовать разрешению кризиса психологической науки. Поскольку привлечение авторитетного в науке и культуре имени Л. С. Выготского чрезвычайно ответственно, остановимся подробнее на содержании его взглядов на возможные пути выхода из кризиса социально-культурного образования человека.

Л. С. Выготский в известном труде «Исторический смысл психологического кризиса» рассматривает ситуацию, весьма сходную со сложившимся в настоящее время положением в гуманитарном образовании, и отмечает: «В последнее время все чаще раздаются голоса, выдвигающие проблему общей психологии как проблему первостепенной важности.

Мнение это, что самое замечательное, исходит не от философов, для которых обобщения сделались профессиональной привычкой; даже не от теоретиков-психологов, но от психологов-практиков, разрабатывающих специальные области прикладной психологии, от психиатров и психотехников, представителей наиболее точной и конкретной части нашей науки» [23, 292]. В современной ситуации те же самые мнения широко распространены в среде социальных педагогов и работников, стремящихся обнаружить ту научную дисциплину, которая явилась бы oбщей для всех специалистов гуманитарной социальной науки.

Л. С. Выготский рассматривает такую ситуацию как «методологический кризис», в котором как раз и рождается общая наука. При этом понятие oбщей дисциплины «…вовсе не совпадает с понятием основной, центральной для ряда отдельных, специальных дисциплин, – теоретической…» [23, 292]. Л. С. Выготский приводит в связи с этим замечание Л. Бинсвагнера о том, что теоретическая наука не есть ни общая, ни часть ее, но сама есть объект или предмет общей науки. Последняя задается вопросами, как вообще возможна теоретическая наука, какова ее структура и в чем состоит специфика ее понятий. Теоретическая наука уже потому не может быть идентифицирована с общей, что как раз вопрос о создании теорий есть основной вопрос общей науки. (Заметим по этому поводу, что включение всей научной и прикладной деятельности по различным специальностям в содержание культуры возможно только посредством развития общей науки.)

«Ключ» к общей науке может, например, «принадлежать» патологии или виктимологии, поскольку с этой точки зрения «…всякий нормальный человек есть более или менее сумасшедший и должен психологически пониматься именно как вариант того или иного патологического типа» [23, 293]. В целом, кроме патологии как объяснительной идеи психоанализа Л. С. Выготский обнаруживает еще три подобных идеи в содержании рефлексологии, гештальтпсихологии и персонализма [23, 306]. Но, например, «…необычайно ценный принцип личности вначале захватил психологию во всем ее объеме, а потом и перешагнул за ее пределы. В виде критического персонализма он включил в понятие личности не только человека, но и животных, и растения: все в мире оказалось личностью» [23, 308].

Судьбы названных четырех идей подобны, как четыре капли одного и того же дождя: «Объем понятия растет и стремится к бесконечности; по известному логическому закону содержание его столь же стремительно падает до нуля. Каждая из этих четырех идей на своем месте чрезвычайно содержательна, полна значения и смысла, полноценна и плодотворна. Но возведенные в ранг мировых законов, они стоят друг друга, они абсолютно равны между собой, как круглые и пустые нули; личность Штерна по Бехтереву есть комплекс рефлексов, по Вертгеймеру – гештальт, по Фрейду – сексуальность» [23, 308].

Подчеркнем: «личность» = «рефлекс» = «гепштальт» = «сексуальность» и т. д., т. е., продолжая мысль Л. С. Выготского, хотя образование человека как личности и составляет одну из важнейших целей социально-психологической помощи, но само по себе понятие «личность» не может быть принято в качестве всеобъясняющей и универсальной категории в общей науке о процессах аккультурации человека и эволюции его личности.

Еще большим «упрощением» ситуации кризиса является то, что специалисты гуманитарной сферы и в настоящее время по-прежнему стремятся создать общую науку за счет интеграции с психоанализом и персонализмом: «Новые структуры, а социальная работа – новая научная структура, стремятся за счет интеграции с другими дисциплинами наработать свой понятийно-терминологический и феноменологический ряд» [122, 174]. Теоретики гуманитарной науки по-прежнему видят проблемы «в виктимности клиента, в его предрасположенности быть жертвой обстоятельств, насилий, конфликтов» в сфере «личность-среда» [122, 173]. И так же точно признается обратный принцип: «среда-личность». В основе такого решения лежат представления о гуманитарных знаниях как имеющих «…амбивалентную структуру». В результате, в согласии с мыслью автора, социально-психологическая помощь и социальная работа становятся по определению принадлежащими к сфере «цивилизационной деятельности», т. е. лишь к внешнему слою культуры. В этом случае уже не имеет смысла обсуждать вопрос о научном статусе гуманитарных прикладных дисциплин. Решение этого вопроса откладывается на неопределенный срок.