Текст книги "История загробного мира"

 
Когда Энкиду из земли захотел подняться, —
Намтар его не держит, демон его не держит,
Страж Нергала беспощадный его не держит —
Земля его держит.
 

Тщетно Гильгамеш бегал из храма в храм и молил богов о спасении верного слуги. Один лишь бог Эа (Энки) откликнулся на просьбу царя, но и он не мог пойти против закона. Эа лишь попросил Нергала открыть отверстие в земле, чтобы дух злосчастного Энкиду мог выйти на поверхность и рассказать Гильгамешу о быте и нравах преисподней.

Нергал исполнил просьбу старого бога, и дух Энкиду встретился с Гильгамешем. Друзья обнялись, но потом Энкиду подтвердил, что, несмотря на объятия, он всего лишь дух, а тело пребывает под землей: «как старое платье, едят его черви» и «полно оно праха». Тем не менее со слов Энкиду выяснилось, что в загробном мире все обстоит не так уж и плохо и достаточно справедливо:

 
«Того, кто сына родил, видал ты?» – «Видел,
Он в Земле утешен, хлеб он вкушает».
«Того, кто трех сыновей родил, видал ты?» – «Видел,
Он в Земле утешен, пьет он воду».
«Того, кто четырех сыновей родил, видал ты?» —«Видел,
Его кормят и поят, веселится его сердце».
 

Еще лучше оказалась участь того, кто родил пятерых сыновей, – «во Дворец он входит». Самой завидной, вероятно, была загробная судьба человека, родившего семерых, – такие упоминаются, но их воздаяние для нас остается загадкой: текст испорчен. Убитый в сражении будет утешен сразу отцом, матерью и склонившейся над ним женой…

Но все эти загробные радости предстоят лишь тем, о чьей участи позаботились живые. Энкиду довелось видеть того, «чье тело брошено в степи», – «его дух в Земле не имеет покоя». И совсем уж жалкий жребий ожидает того, чей дух не чтим потомками:

 
Из горшков объедки, хлебные крошки.
Что на улице брошены, ест он.
 

Сам Гильгамеш не был чужд духовных поисков и еще при жизни побывал если не в самом загробном мире, то на сопредельных территориях. Аккадский эпос повествует о том, как Гильгамеш, потеряв своего друга Энкиду (в этой версии он умер своей смертью), отправляется к праведному Утнапишти, чтобы расспросить его «о жизни и смерти». Царь проходит подземным путем, по которому сквозь гряду гор, окружающих обитаемый мир, следует солнце, переправляется через «воды смерти» и достигает места, где «при устье рек, в отдаленье» живет обретший бессмертие спаситель человечества. Из других источников известно, что Утнапишти обитает в земном раю, Дильмуне, где нет пресной воды (ее вынужден доставлять туда бог солнца Уту), поэтому сообщение об «устье двух рек» вызывает некоторое недоумение. Но можно допустить, что за более чем тридцать тысяч лет (а по одной из версий – почти за полмиллиона лет) Уту налил в Дильмуне столько воды, что образовал две небольшие речки, которые впоследствии пересохли (в наше время на Бахрейнских островах рек не существует).

Побывав в земном раю, Гильгамеш чуть было сам не обрел бессмертие: Утнапишти научил его, как добыть волшебный цветок, дарующий вечную жизнь и молодость. Альтруистичный Гильгамеш собрался не только сам обрести жизнь вечную, но и накормить замечательным цветком весь народ Урука. Случись это, поток переселенцев в царство Эрешкигаль мог полностью иссякнуть, и население его стабилизировалось бы не позже 2600 года до н. э. Но по недосмотру героя цветок был украден змеей. Змея действительно тут же сбросила кожу и помолодела (по поводу обретения ею вечной жизни точных данных нет). А Гильгамеш, вернувшись в Урук и процарствовав положенное время, умер и отправился в преисподнюю, как и все шумеры.

О начальном этапе его пребывания в царстве Эрешкигаль тоже имеется некоторая информация. Сохранилась глиняная табличка, которая, по мнению исследователей, является одной из версий окончания эпоса о Гильгамеше, названного «Смерть Гильгамеша». В ней говорится о том, как царь Урука, спустившись в загробный мир, принес богатые жертвы и дары богам подземного царства и наиболее знатным его обитателям из числа людей. Причем дары эти Гильгамеш принес не только от своего имени, но и от имени тех, кто «почил вместе с ним». Это дает основание думать, что знаменитого урукского царя сопровождала в загробный мир целая свита.

Позднее покойному Гильгамешу и самому довелось принимать подарки от новых поселенцев подземного мира. Сохранилась поэма (нечто вроде погребальной песни) об Урнамму, царе города Ура, жившем в конце третьего тысячелетия. Царь тоже прибыл на новое место жительства с богатыми дарами и почтил ими семь богов подземного мира и их наиболее выдающихся подданных. Урнамму раздаривал оружие, одежду, украшения, драгоценности и корабли. Кроме того, он заколол в загробном мире волов и быков и сделал это собственноручно, поскольку свита в поэме не упоминается (вероятно, к тому времени обычай отправлять с царем его приближенных вышел из употребления). Впрочем, царю не пришлось долго сожалеть об оставленных на земле слугах: к нему тут же приставили в этом качестве нескольких ранее умерших обитателей загробного царства.

Гильгамеш ко времени смерти Урнамму сильно возвысился в табели о рангах и принял сан божества: в поэме он упомянут наравне с Нергалом, Эрешгикаль и Думузи. Интересно, что подарки получили не только главные боги, но и писец, ведущий дела загробного царства. Когда дела с подарками были улажены, Гильгамеш, видимо в благодарность, согласился выступить в качестве гида и познакомить покойного с законами и традициями «Страны без возврата». К сожалению, эта часть текста не сохранилась.

География объединенного загробного царства шумеров и аккадцев мало изучена. Известно лишь, что оно находилось под землей и что по крайней мере какая-то его часть была расположена непосредственно под Уруком (именно из Урука провалился в «Страну без возврата» пресловутый барабан). Одно из названий этого царства – Кур – когда-то означало гору и лишь позднее приобрело смысл «чужая страна». Возможно, что какая-то часть преисподней находилась под гористой местностью и вход туда вел через ущелья или пещеры. Тем, кто отправлялся в преисподнюю более цивилизованным путем, чем это сделали барабан и за ним Энкиду, следовало пересечь подземную реку – здесь существовала лодочная переправа. Парадный вход состоял из семи последовательных врат, но есть сообщение и о четырнадцати вратах, возможно ведущих в преисподнюю с разных сторон. Известно, что, когда Нергал спускался под землю для единоборства с Эрешкигаль, он поставил четырнадцать дружественных ему демонов на страже у четырнадцати ворот загробного царства.

Вопрос о небесных светилах загробного царства шумеров остается до настоящего дня не выясненным. С одной стороны, многие источники подчеркивали, что там таковых нет и быть не может. Царство Эрешкигаль называли «жилищем мрака», «домом, где живущие лишаются света», местом, где «света не видят, но во тьме обитают». С другой стороны, существует точка зрения, что солнце Уту (у аккадцев Шамаш) ночью путешествует по подземному миру, неся умершим не только свет, но и еду, и питье. Недаром аккадцы иногда именовали Шамаша «солнце мертвых душ». В этом Уту-Шамаш сходен с египетским Ра, который равно светит и живым, и мертвым. В своей знаменитой элегии на смерть отца шумерский поэт рубежа третьего – второго тысячелетий до н. э. Лудингирра прямо называет солнечного бога владыкой и судьей загробного мира:

 
Уту, великий владыка ада.
когда превратит темные места в светлые.
будет судить тебя [благожелательно].
 

Относительно лунного бога Нанны известно, что днем он путешествует по подземному царству в своей барке. Тот же Лудингирра сообщает, что Нанна, помимо своих ежедневных странствий под землей, ежемесячно проводит там «день сна» – двадцать восьмой или двадцать девятый день лунного месяца, – решая судьбы умерших.

Из коренного населения «Страны без возврата», помимо уже упомянутых нами Эрешкигаль, Нергала, Намтара и Думузи (периодически замещаемого сестрой), можно отметить Нунгаль – дочь царицы Эрешкигаль, которая, по некоторым данным, ведала загробным правосудием. Сына Эрешкигаль и Энлиля мы уже упоминали. Еще один сын Эрешкигаль, Ниназу, являясь богом подземного царства, по совместительству занимался целительством, и даже имя его в переводе с шумерского означает «господин врач». Сын Ниназу, Нингишзида, тоже обитал в подземном мире, где сторожил заточенных злых демонов. Сестра Думузи, Гештинанна, вынужденно попавшая в загробный мир, нашла здесь себе дело по душе: она стала писцом, вела дела умерших и зачитывала «таблицу судеб». У аккадцев этим ведала Белет-цери, хотя, возможно, богини просто сменяли друг друга – ведь Гештинанна ежегодно по шесть месяцев проводила в мире живых.

В загробном мире жили и упомянутые уже демоны галлу, и ануннаки, по крайне мере некоторые из них. Кто такие ануннаки, до сих пор толком не известно. В свое время бог Ан «приказал им родиться», что они и сделали. По некоторым сведениям, приказ бога исполнили семь ануннаков, по другим – пятьдесят и даже шестьсот. Ануннаки каким-то образом ведали судьбами людей; обитали они и под землей, и на небе. Некоторые из них исполняли судебные функции при Эрешкигаль и Нунгаль. Существует точка зрения, что они всегда выносили один-единственный приговор – смертный, после чего подсудимый, попавший в лапы загробного правосудия, окончательно умирал и оставался в «Стране без возврата» навсегда. Но это не вполне справедливое мнение: ведь еще Энкиду подробно рассказал о вполне сносной участи шумеров, родивших должное количество сыновей или убитых в сражении (конечно, при условии, что их родственники позаботятся о необходимых заупокойных ритуалах). Это наводит на мысль, что Эрешкигаль, несмотря на все сложности своего характера, должным образом следила за исполнением правосудия во вверенном ей государстве и, несмотря на то что выход из «Страны без возврата» был заказан, справедливость при распределении жизненных благ там соблюдалась.

Как и при переходе власти в надземном мире от шумеров к аккадцам, так и при следующем политическом потрясении – возвышении Вавилона, установившего свое господство над Месопотамией, – в загробном мире радикальных реформ не проводилось. Тем не менее некоторые изменения произошли. Во-первых, Нергал постепенно отстранил свою жену от государственных дел и стал править единолично. Эрешкигаль сохранила титул богини, супруги и царицы, но реальную власть потеряла. Укрепляя свое положение, Нергал окружил себя множеством подвластных ему мелких божеств и демонов преисподней. Среди них, помимо уже известных нам ануннаков и галлу, появились утукки, асакки, этимме, ночные инкубы лилу, совращающие женщин, и столь же аморальные суккубы лилит, совращающие мужчин. Обитала в преисподней и львиноголовая Ламашту, похищающая детей и насылающая на них болезни, поселились и сами эти болезни, и разнообразные призраки, и злобные духи мертвецов, не получивших должного погребения. Впрочем, Нергал твердой рукой управлял всем этим пестрым разнородным скопищем. Его власть теперь не только опиралась на личный авторитет, но и поддерживалась четкой административной структурой всего мироздания.

Если раньше у шумеров и аккадцев не было верховного бога и каждый из богов пользовался определенной автономией во вверенной ему сфере, а некоторые вопросы решались демократическим путем, то во втором тысячелетии бог Мардук, бывший скромным покровителем провинциального городка Вавилона, возвысился вместе со своим городом. Выяснилось, что именно он когда-то создал мир из тела убитой им богини Тиамат, сотворил небо, землю и подземное царство. Причем все земные объекты были им задуманы лишь как отражения объектов небесных. Например, земные реки Тигр и Евфрат оказались скромным подобием соответствующих небесных рек, существующих в виде созвездий. Преисподняя, в свою очередь, стала отражением своего небесного прообраза. Впрочем, на ее деятельности это не отразилось и автономии Нергал не лишился. Напротив, четкий порядок, который теперь воцарился в мироздании, требовал, чтобы каждый бог занимался своим делом, и даже верховный владыка Мардук не мог оставлять небеса, чтобы проинспектировать провинции.

Единственная попытка Мардука спуститься в загробное царство, чтобы обжечь в подземном огне загрязнившиеся знаки царской власти, потерпела неудачу. На время своего отсутствия Мардук оставил трон Эрре, богу войны и чумы. Непонятно, чем объяснялся столь странный выбор – возможно, тем, что Эрра был во многом близок Нергалу и иногда идентифицировался с ним. Спустившись в преисподнюю, Мардук в виде ответного жеста предложил Эрре-Нергалу занять его место на небе. Эрра злоупотребил предоставленной ему властью и принес на землю чуму, хаос и разруху, не пощадив даже столь любезный сердцу Мардука Вавилон. Правда, потом он признал свою вину и порядок был восстановлен. Но с тех пор Мардук, с опозданием уяснивший, что каждый бог должен сидеть на своем месте, перестал спускаться в преисподнюю и предоставил Нергалу достаточную автономию, каковой тот, вероятно, и пользуется по сей день.

Так говорил Заратуштра

Во втором тысячелетии до н. э., в те времена, когда покойные жители Вавилона мирно и без особых приключений переправлялись в царство Нергала и Эрешкигаль, их восточные соседи, жившие на территории современного Ирана, почти столь же бесконфликтно переселялись в царство Йимы (или Ямы). Души древних иранцев – «урваны» – после трехдневных сборов, во время которых родственники снаряжали их в дорогу, пересекали некую опасную преграду, возможно реку, и попадали на новое место жительства. Однако для того, чтобы стать полноправными обитателями царства Йимы, иранцам следовало выдержать довольно значительный срок существования «без гражданства». Поначалу они не пользовались никакими привилегиями и не имели доступа к общественным фондам, поэтому в течение первого месяца после смерти наследники покойного каждый день готовили и отправляли в загробный мир специальную пищу. Потом этот ритуал следовало проводить лишь раз в месяц. По истечении года приношения делались один раз в год. И лишь через тридцать лет покойный становился полноправным обитателем царства Йимы и начинал существовать за счет обобществленных даров, которые древние иранцы приносили своим усопшим в последнюю ночь старого года.

Помимо пищи повседневной, в течение первого года после смерти покойный получал от своих близких еще и три особо торжественных угощения, связанных с принесением в жертву животных. Кровавые жертвы приносились на третий и тридцатый дни и по истечении года. Впрочем, животные от этого, по-видимому, не слишком страдали, ибо их души тоже обладали своего рода бессмертием. Об этом говорят зороастрийские священные книги, которые, правда, были написаны несколько позже, но зафиксировали старую традицию. «Мы молимся нашим душам и душам домашних животных, которые кормят нас… и душам полезных диких животных», – говорится в одной из священных книг зороастризма. И если в загробной судьбе животных, умерших естественной смертью, еще можно было сомневаться, то по поводу тех, что были убиты жрецами с соблюдением должного ритуала, таких сомнений не было: их души поглощались неким Гэуш-Урваном (Душой быка), который олицетворял собой скот вообще и заботился обо всех полезных животных.

Хотя жизнь в царстве Йимы была, по-видимому, достаточно беззаботной и сытой, с течением времени часть иранцев решила отказаться от подземного благополучия и начала осваивать новые земли, точнее, небеса. Был построен мост, соединяющий земную гору Хара с небом. О том, где находится эта гора, сегодня ведутся споры. Все специалисты согласны с тем, что это – одна из гор прародины индоиранцев (общих предков иранских и индоевропейских народов). Некоторые исследователи помещают ее на Урале или даже на скромных Северных Увалах, высота которых не превышает 293 метра над уровнем моря… Но где бы ни находился замечательный мост, преодолеть его было дано далеко не каждому: шансы были лишь у тех, кто при жизни совершал достаточное количество жертвоприношений богам. Кроме того, серьезные препоны возникали у лиц не принадлежавших к высшим сословиям, а также у женщин и детей: они падали с моста и попадали в подземное царство Йимы.

Относительно телесного воскрешения древних иранцев точных сведений не существует. Во всяком случае, некоторые из них, видимо, не исключали возможность возродиться в новом теле с использованием старых костей. Об этом свидетельствует близкая им индийская традиция: индоарийцы, незадолго до этого отделившиеся от иранцев, кремировали тела, а кости тщательно собирали для последующего воскрешения. Иранцы, которые уже тогда почитали огонь, не хотели осквернять его соприкосновением с мертвым телом. Однако о костях следовало так или иначе позаботиться, поэтому тела покойных выставляли на открытом месте для того, чтобы птицы и звери очистили скелеты от плоти. После этого кости собирали и хоронили.

С приходом в мир пророка Заратуштры реальные шансы на небесное блаженство появились не только у царей, жрецов и воинов, но и у представителей всех сословий, не исключая женщин и детей. Трудно сказать, когда это произошло, – годы жизни пророка разные специалисты помещают в разное время: от середины второго тысячелетия до рубежа второго и третьего тысячелетий, а традиционная пехлевийская хронология датирует его VII—VI веками до н. э. Во всяком случае, если стоять на точке зрения ученых, то не позже начала первого тысячелетия до н. э. двери в небо распахнулись для всех, независимо от пола, возраста и сословия. И даже жертвоприношения теперь ни от кого не требовались. Заратуштра установил новый порядок перехода небесного моста Чинват. Теперь прямо на нем заседало судилище, возглавляемое богом Митрой, которому помогали Срош (дух порядка) и Рашну (дух праведности). На специальных весах они измеряли добрые мысли, слова и дела каждой души. Другие весы были предназначены для неправедных дел и мыслей. После взвешивания и вынесения приговора перед душой, предназначенной раю, мост чудесным образом расширялся; она увлекалась в небеса прекрасной юной девушкой и оказывалась в обители бога Ормазда (Ахурамазды), олицетворяющего доброе начало.

Перед грешниками мост, напротив, сужался до размеров лезвия клинка, после чего душе ничего другого не оставалось, кроме как отправляться в ад. Душу, обреченную на спуск в преисподнюю, тоже сопровождала «юная девушка», которая, однако, имела весьма отталкивающий вид. Она отводила грешника в обитель Ахримана, ведающего мировым злом. Здесь ему предстоял «долгий век страданий, мрака дурной пищи и скорбных стонов». Что же касается душ, чьи добрые и злые дела и помыслы пребывали в равновесии, они отправлялись в «Место смешанных», где ни стонов, ни дурной пищи не было, но и деликатесов тоже не предлагали.

Существуют немногочисленные последователи Заратуштры, которым довелось при жизни посетить зороастрийские царства мертвых. Но, как правило, они совершали эти путешествия не телесно, а духовно. В книге «Дэнкард» рассказывается о том, как царь Виштасп, современник Заратуштры, способствовавший распространению новой религии, попросил благорасположенного к нему пророка показать ему место, которое он обретет после смерти. Царю дали выпить вина с беленой, после чего тот перенесся душою в рай и в подробностях осмотрел все, что его интересовало.

Таким же образом, с помощью вина, белены и конопли, побывал в раю и некто Вираз, путешествие которого описано в «Книге о праведном Виразе». Его, в отличие от царя Виштаспа, влекло в загробный мир не любопытство, а необходимость укрепить современников на пути праведности. Незадолго до этого «злонравный ромей Александр из Египта», как назван в книге Александр Македонский, посеял в народе смуту и сомнения, и теперь возникла необходимость послать вестника в мир иной и получить оттуда надлежащие указания и руководства. В связи с этим маги и наставники веры «держали долгий совет и порешили так: “Следует найти способ, чтобы один из нас отправился в иной мир и принес вести из духовной сферы”…» Для путешествия «в духовную сферу» были выдвинуты семь праведников, которые, в свою очередь, выбрали того, кто был «безгрешнее и знаменитее», – а именно некоего Вираза. Тот охотно согласился на предложенное путешествие. Правда, дело несколько осложнялось тем, что «у Вираза были семь сестер, и каждая из семи была Виразу женой» (у зороастрийцев, по крайней мере древних, кровнородственный брак был признаком высшей праведности). Многочисленные жены не желали отпускать мужа в «духовную сферу», справедливо опасаясь, что из такого путешествия, будь оно духовным или телесным, можно и не вернуться. Но Вираз был тверд, а жрецы успокоили женщин, пообещав, что муж будет отсутствовать лишь семь дней. Так оно и случилось.

Ровно семь суток проспал праведник: тело его, одурманенное вином и мангом (наркотиком из конопли и белены), пребывало в храме, а душа посетила все отделения зороастрийского загробного мира. Очнувшись, Вираз передал братьям и сестрам по вере личные приветы от «господина мудрости» Ормазда, праведного Заратуштры и других богов и праведников, а потом надиктовал писцу книгу, в которой засвидетельствовал истинность зороастрийских представлений о потустороннем мире, расцветив их красочными подробностями очевидца.

С самого начала путешествия Вираз был встречен божественным Срошем и богом Адуром, которые проводили его на знаменитый мост Чинвад. Здесь Вираз наблюдал души, которые, как и положено, проходили нечто вроде трехдневного карантина в преддверии рая. При этом «в течение тех трех ночей на душу нисходит столько добра и упокоения, сколько она их видела за все время пребывания в земной жизни. Такая душа подобна человеку, спокойнее, довольнее и счастливее которого при жизни никогда не было». На третьи сутки, с рассветом, праведные души отправляются бродить «среди благоухающих растений», здесь их встречают уже упомянутые нами прекрасные девушки, которые олицетворяют духовные подвиги каждого из умерших. Ширина моста увеличивается до девяти копий, и праведники торжественно всходят на него, чтобы предстать перед судом и пройти необходимое взвешивание. Затем они направляются в рай, который расположен южнее. Но Виразу, поскольку он путешествовал с познавательными целями, по дороге в рай дали познакомиться с чистилищем. Здесь он наблюдал души, равно приверженные добру и злу: «возмездие им определено сменой погоды – то холод, то тепло. Другого воздаяния им нет».

Затем Вираз посетил все четыре круга зороастрийского рая. Надо отметить, что доступ сюда достаточно свободный и в него впускают в том числе и людей, которые не обременяли себя религиозными подвигами. Так, на его первой, «звездной» ступени пребывают те, кто в земной жизни «не возносил молитв, не пел гимнов богам… не обременял себя ни царской властью, ни правлением, ни командованием» и даже не соблюдал столь необходимого для праведных зороастрийцев обычая кровнородственных браков. Зато эти люди «были праведниками в других добрых делах», что им и зачлось, хотя они и упорствовали в грехе, отказываясь вступать в законный брак со своими сестрами и прочими близкими родственницами. И их обитель полна света, сияния и благодати.

На второй, «лунной» ступени тоже пребывают те, «кто в земной жизни не молился, не пел гимнов, не заключал кровнородственных браков. Они поселились здесь за другие благие дела. Их сияние подобно свету луны».

На третьей, «солнечной» ступени обитают те, «кто в земной жизни вершил доброе царствование, благое правление и благое командование».

И наконец, на четвертой ступени начинается собственно рай, место, предназначенное для праведников самого высшего разряда и для богов. Здесь Вираз лицезрел «души щедрых, шествовавшие, излучая сияние», а также блаженные души тех, кто в земной жизни пел гимны и молился. Души добрых владык и правителей передвигались на золотых колесницах. Никаких сословных и имущественных преград в зороастрийском раю не сохранилось, и здесь можно было увидеть и царя, и жреца, и воина, и пастуха, и праведного ремесленника; особо Вираз отмечает учителей и экзаменаторов. Половые ограничения тоже давно были отменены: Вираз видел души благомыслящих, благоречивых и послушных женщин, которые почитали мужа как господина, – они носили вышитые золотом, серебром и драгоценными камнями одежды.

Но «самые великолепные из всех одежд», конечно же, принадлежали благочестивым гражданам, жившим в кровнородственных браках. «Потом в ореоле мощно сотворенного свечения, излучавшего… горний свет, я увидел души тех, кто жил в кровнородственных браках, – говорит Вираз. – Это показалось мне замечательным».

Блаженная жизнь праведников зороастрийского рая слегка нарушается существованием здесь гидрологической системы. В раю имеются озера, возникшие из воды, которая содержалась в сырых дровах. Каждый праведник получает озеро, набежавшее из дров, которые он подкладывал в священный огонь. Бог Адур, олицетворяющий Огонь Ормазда, с упреком показывает эти озера смущенным переселенцам и советует им употреблять в топку лишь однолетние сухие поленья. Кроме того, по границе рая протекает река, образовавшаяся из слез, которые живые проливают над умершими. Чем меньше слез пролито над покойным, тем легче он преодолевает эту реку. Боги особо просили Вираза передать живущим, чтобы они меньше плакали и не усложняли своим близким доступ к загробным наслаждениям.

После посещения рая Виразу позволили познакомиться с судьбой неправедных душ. Их мучения начинаются еще до пересечения границ ада, в период трехдневного карантина. Потом грешников обдувает холодный зловонный ветер, дующий с севера (именно там расположен ад), и из этого ветра выходит обнаженная распутница, олицетворяющая грешную зороастрийскую душу, – «опустившаяся, грязная, с кривыми коленями и голым задом». Она влечет грешника через такую стужу, туман, жару и смрад, о каких он и не слышал в земной жизни.

Сам ад являет собой глубокий колодец, уходящий вниз «в угрюмую теснину, во мрак настолько темный, что можно было потрогать его рукой». Здесь снова стоит страшная вонь, при этом грешники каким-то парадоксальным образом мучаются от полного одиночества и страшной скученности одновременно. А в это время гады величиной с гору «рвут, жуют и терзают души грешников, словно собаки – кость». Впрочем, гадами и теснотой адские мучения далеко не ограничиваются. Они, в отличие от райских наслаждений, весьма разнообразны и прихотливы.

Так, содомиты наказываются змеями, которые входят у них через задний проход и выходят через рот в то время, как другие змеи пожирают грешное тело. Души проституток подвешены за груди и тоже терзаются змеями. У человека, который в земной жизни «незаконно убил много коров, овец и других четвероногих», тело разламывают на кусочки. Вообще, людям, которые при жизни плохо обращались с животными, причитаются многочисленные и разнообразные кары: в аду им вспарывают животы, подвешивают их за одну ногу, кормят калом… Души, которые в земной жизни недостаточно чтили Творца, обречены поедать собственные испражнения. У женщин, пользовавшихся косметикой и носивших парики из чужих волос, из пальцев сочится кровь и грязь, а в глазах копошатся черви. Тяжелые наказания полагаются также тем, кто болтал во время еды, ходил в одной туфле, мочился стоя, расчесывал над огнем волосы, часто ходил в баню и совершал прочие столь же богомерзкие преступления против нравственности.

Впрочем, для некоторых грешников делаются определенные послабления. Вираз с удивлением увидел «душу человека, которую погрузили в медный котел и варили, и только ее правая нога торчала из котла». Сопровождавшие праведника боги объяснили, что грешник терзается за связи с замужними женщинами, нога же его освобождена от наказания, так как совершала благие дела, давя жаб, муравьев, скорпионов и прочих приспешников Ахримана.

Но как бы ни были тяжки терзания зороастрийского ада, у грешников есть надежда на спасение. Всем последователям Заратуштры, как праведным, так и грешным и «смешанным», предстоит последний пересмотр дела. Впереди их ждет всеобщее воскрешение во плоти и Последний Суд. Боги расплавят весь металл в горах, и он потечет на землю раскаленной рекой, через которую предстоит пройти воскресшим телам. Грешники после этого умрут вторично и исчезнут с лица земли. Праведникам эта жидкость покажется парным молоком, и они останутся невредимы. Потом всем выжившим дадут вкусить «белой хаомы» (напиток бессмертия), и они обретут бессмертие и вечную молодость. Наслаждение их будет тем более полным, что с лица земли к этому времени исчезнут не только грешники, но и все силы зла, побежденные в последней битве противостоящих войск Ормазда и Ахримана. Последние остатки зла будут выжжены последними остатками расплавленного металла, и на земле настанет вечный зороастрийский рай, которому уже никто и ничто не смогут угрожать.