Текст книги "Игра на своем поле"

– Прекрати блаженненького из себя строить!

– Слушай, Гера, когда меня забрали со «Свияги», ты о чем-нибудь с Милецким разговаривал?

– Ну да. Только он абсолютно ничего не мог сказать, так как проспал в тот день вообще до ужина.

– Ну, Вовка, кремень! Я на это и рассчитывал. А теперь, журналист, держись! Думаю, моя новость поразит тебя не меньше тектонического удара.

– Меня сегодня уже ничем не удивить.

– Ну-ну. Удивишься – еще одну бутылку поставишь. В ту ночь, когда мы монтаж сочленения закончили, я ведь умудрился уговорить Милю сплавать к «утопленничку». Уже удивился, да? Не перебивай! Нас всего трое было: я, он и механик, вполне надежный мужик. Гера, я не хвастаюсь, но если ты в курсе, что мы всемером год назад с американской субмариной сделали… – Талеев, не желая перебивать, часто-часто закивал головой, – то поверишь, что управиться с малышкой втроем было просто детской забавой. В отличие от нашего первого совместного погружения я на этот раз точно знал, где, что и как поискать, хотя никакой определенной цели у меня не было. А видел бы ты, как теперь работает «механическая рука»! Сказка! Освещение мы отличное наладили, я выкатившиеся ТВЭЛы разложил манипулятором поаккуратней, и тот, гнутый, так повернул, что надпись стало видно без всякой цифровой обработки. Засняли все. Я на крайнем стержне умудрился даже контрольные рисочки нацарапать, чтобы потом уж точно никто отпереться не смог. И тут, понимаешь, этот самый крайний стержень не в бронированную стенку уперся, а мимо нее прямо к лазу скользнул. До сих пор не пойму, как это получилось, но я его еле успел на выходе манипулятором ухватить.

Под пристальным взглядом журналиста Сергей неторопливо наполнил свою рюмку, с чувством выпил, даже картинно выдохнул в сторону и как бы между прочим закончил:

– Не обратно же его было запихивать.

– Что-о-о?!

Теперь Сергей озабоченно погладил себя по животу и поинтересовался:

– Еще, что ли, горяченького заказать? Мясо здесь готовят действительно отменно.

– Ну-ка, высказывайся до конца.

– Так ведь и не выкидывать же его было просто так в море. Пришлось с собой взять.

– Куда «с собой»?

– Так ведь домой, на «Свиягу».

Они оба откинулись на спинки стульев и уставились друг на друга. В молчании прошла минута. Потом Талеев громко крикнул, повернув голову к стойке бара:

– Пожалуйста, бутылочку «Абсолюта» принесите нам.

Дождавшись, когда отойдет официант, Гера сам налил водку в обе стопки и выпил свою, даже не подмигнув Редину.

– Если все это правда, то вы коллективно шизанулись, – уверенно объявил он.

– Вот уж нет. Выпили мы действительно прилично, хотя механику много не наливали, чтоб нас не утопил. А нам с Милей для принятия судьбоносного решения как раз столько и надо было. Зато без колебаний.

– Господи, да не томи же ты! Что с урановым стержнем сделали?

– А чего с ним делать, так и лежит себе целехонький под днищем «Свияги». Мы его скобами укрепили чуть сбоку и недалеко от винта.

– Он же радиоактивный!!!

– Гера, кто из нас специалист по ядерной безопасности? Не надо переоценивать угрозу. Вода – прекрасный поглотитель нейтронов. А со стороны корпуса в том месте пятидесятимиллиметровая сталь. И в тот район никто из людей никогда не заходит. Так что в этом плане все о’кей.

Они опять надолго замолчали, думая каждый о своем. Сергей блаженно улыбался.

– Ну, чему ты радуешься?

– А я, Гера, всегда так: решение принимаю долго и трудно, но зато потом – никаких колебаний.

– И что такое ты сейчас решил?

– Ввиду вновь открывшихся обстоятельств этот ТВЭЛ теперь наша единственная надежда что-то неоспоримо доказать. Значит, его не только требуется сохранить, но и доставить куда-то в абсолютно безопасное место.

– Значит, так, Михалыч, – журналист решительно встал из-за стола, – берем нашу бутылку «Абсолюта» и едем в гостиницу. Ты будешь молчать всю дорогу, а я усиленно думать. Идет?

– Кто бы возражал!

Сегодня генерал пришел домой необычно рано. Он пообещал жене, что все-таки пойдет вместе с ней в ресторан на банкет по поводу какого-то юбилея каких-то ее бесчисленных родственников. Обычно подобные мероприятия он игнорировал, и к этому все давно привыкли.

Поэтому, когда еще днем в ответ на свое вежливо-ритуальное телефонное приглашение жена услышала категоричное «да!», это повергло ее в такое изумление, что даже приглашенные на дом парикмахерша и маникюрша не один раз озабоченно поинтересовалась, все ли у нее в порядке.

Зато у него теперь все было в полном порядке. Так почему бы не поесть отменно, не выпить без оглядки и даже не станцевать что-нибудь разухабистое, выгнув колесом грудь и расправив плечи.

Вместе с провалившимся в тартарары перегрузочным спецсудном бесследно исчезла самая главная проблема. Разорвана последняя нить, связывавшая их Управление с компрометирующими событиями годичной давности.

«Но какой размах! Какой потрясающей силы и точности удар! Эти люди умеют решать проблемы». А умный человек, каким он безоговорочно считал себя, всегда найдет возможность использовать такую активную энергию для соблюдения собственных интересов. «При минимальной затрате личных сил и средств». Это его привлекало особенно.

Что теперь стоят какие-то расплывчатые фотографии, видеозаписи, устные свидетельства нескольких никому не известных очевидцев? В серьезном деле такие аргументы не учитываются. В лучшем случае это даст пищу тягомотным научно-техническим спорам, диспутам и конференциям, выводы которых не имеют никакой практической силы. Ломайте копья, господа ученые!

А мы отправляемся в кабак!

Друзья заселились в номер люкс главной архангельской гостиницы «Юбилейная». Обойдя апартаменты, Сергей присвистнул:

– Не слабо!

Журналист отмахнулся:

– А, редакция оплачивает.

– Так это «не слабо» я и говорю о твоей редакции. Мне-то казалось, что российская пресса пребывает в плачевном состоянии.

– Не вся, как видишь.

– Гера, а «жучки» ты здесь искать будешь?

– Серж, ты зря иронизируешь. Но в конкретном случае объясню тебе, что этот номер не является штатной точкой спецслужб и не стоит на постоянной прослушке. Да и мы сами вроде как теперь перестали их интересовать. Иначе вряд ли тебя вообще отпустили бы. Ну и третий факт: совсем недавно этот номер уже проверили специалисты.

Редин даже обиделся:

– С этого бы и начинал. А лекцию я от тебя ожидал совсем на другую тему.

– Да ладно, Сережа. Доставай рюмки из бара, устроимся вон в тех креслах у журнального столика.

– А может, в холодильнике и выпивка халявная отыщется, и закуска? Я в кино такое видел, в импортном.

– Со жратвой в стране напряженка. А халява не катит.

– Фи! Где вы подцепили этот ужасный жаргон?

– Давай серьезно. Думать и анализировать нам придется обоим.

– Под такую водочку мы завсегда-с, с нашим превеликим удовольствием-с.

Гера только рукой махнул и удобно устроился в кресле.

– Чем больше я думаю о нашем положении, тем все меньше приемлемых выходов из него мне видится. Первый: утопить этот урановый стержень, даже не вытаскивая его из-под днища. Это единственный путь, на котором мы будем избавлены от непредсказуемых пока неприятностей. Существует видеозапись, устные свидетельства, которыми и следует воспользоваться. Иногда косвенные улики могут сыграть важную роль.

– Ты сам в это не веришь.

– Второй путь – извлечь ТВЭЛ. И мгновенно такие проблемы, что…

– Гера, ты же знаешь, что я пойду этим вторым путем. С тобой или без тебя. Поэтому, вместо того чтобы разубеждать себя, надо обдумать конкретные действия: как, куда, каким способом…

Конечно, все, что не касается технических вопросов, кое-каких связей и знакомств здесь, на месте, – для меня темный лес, полный неведомых ловушек. Но, на мой взгляд, одно преимущество у нас несомненно есть: никто не подозревает о существовании ТВЭЛа этого. Значит, этим и следует воспользоваться.

– Хорошо, ты прав. Нечего препираться по пустякам. А как ты вообще собираешься обращаться с ТВЭЛом, если он должен постоянно находиться в специальном свинцовом контейнере в три обхвата и под четыре тонны весом? А для транспортировки – и вообще семитонный! Такие на помойке не валяются.

– Однако ты неплохо подкован.

– Пришлось столкнуться с этим год назад на Новой Земле, когда ожидали ваш перегрузчик.

– Все верно. В общем-то контейнеры – это лишь тара для перемещения на короткие и длинные расстояния. А для более-менее длительного размещения нужно береговое хранилище. А это только Ханта-губа в Западной Лице. Все другое в расчет не берем: я их мало знаю и «внутри» никаких связей не имею.

– А туда – волоком?

– Знаешь, Герка, это здорово, что у нас такой разный подход. Ты заметил, что в одной и той же ситуации мы пользуемся противоположными методиками? Ты со своим аналитическим умом мгновенно просчитываешь три-четыре варианта и заявляешь: «Нет выхода!» А я сразу заявляю: «Есть три-четыре варианта. Будем считать и пробовать».

– Ты это к чему-то конкретно?

– Конечно. Ты не видишь реального пути в Ханту и заключаешь: «Не попасть, не доставить». А я усматриваю пару фантастически кривых дорожек и буду действовать. Но на эту тему ничего не скажу, пока на «Свияге» не окажемся. Давай пока чуть дальше заглянем. Предположим, мы надежно спрятали ТВЭЛ. Но здесь нет тех людей, которых надо привлечь к изучению стержня и работе с ним. Компетентных, независимых, с нужной политической ориентацией. Значит, их надо разыскать в Москве или где-то еще и доставить сюда. Ты сможешь в этом помочь?

– Сергей, все не так быстро и просто. Пожалуйста, вспомни, с кем мы имеем дело.

– Да я этого до сих пор не знаю!

– Ну, хотя бы оцени их стиль работы.

– Впечатляющий, однозначно!

– Вот-вот. Я тебе еще об одном очень простом пути не рассказал вначале. Пусть сейчас на «Свияге» осталась лишь четверть от полного состава экспедиции. Но среди них есть очень авторитетные специалисты, которые всерьез могли бы заинтересоваться нашей находкой и уж всяко привлечь к ней внимание. И не надо ничего прятать, изощряться. Показали – и готово! Так почему, думаешь, я сразу отмел такую заманчивую возможность?

– Слушай, журналист, а ведь это очень хороший ход! Я же говорю, что две головы лучше. Мне как-то…

– Ага, – перебил Сергея Талеев, – головы хороши, когда они крепко сидят на плечах. Подумай, что после нашего скоропалительного обнародования для людей, которые так обошлись только что с многострадальным «утопленником», сама «Свияга» превращается в реальную угрозу их интересам. А как они в таких случаях поступают?

– Неужели ты предполагаешь, что они способны…

– Нет! Я не предполагаю, я уверен! Слишком многое поставлено на карту, и, уже начав, они не остановятся ни перед чем. А рисковать мы имеем право только нашими драгоценными «тыковками».

Сергей почесал свою «драгоценную тыковку» и промолчал. Заговорил снова Талеев:

– Наши противники быстро получат информацию. Оперативность у них потрясающая. Значит, надежда будет на то, насколько надежно запрятан ТВЭЛ.

– Придется постараться.

– Эх, Серж! Да ведь здесь тоже палка о двух концах. Не найдя стержня, они возьмутся за нас…

– Фу, как неинтересно с тобой разговаривать! На ходу подметки режешь. Давай-ка еще по рюмочке. Я в подпитии ужас какой смелый становлюсь.

После того как рюмки опустели, Сергей кратко подытожил:

– Итак, что делать сейчас, понятно – прятать. Место – Ханта-губа. А дальше – будем посмотреть, чьи головы крепче на плечах держатся.

И уже удобно устроившись на «люксовой» кровати, он спросил:

– Послушай, журналист, а какое у тебя звание в твоей редакции?

Ответом было лишь мерное посапывание крепко спящего человека. Редин усмехнулся, закрыл глаза и в последний момент поймал-таки ускользавшую от него весь вечер мысль: «Если гора не идет к Магомету…»

Плавбаза «Свияга» вовсе не напоминала теперь тот густонаселенный и полный кипучей деятельности муравейник, какой застали ее друзья в первое свое прибытие. Из всего состава исследователей остались лишь четыре-пять человек, в несколько раз сократился штат обслуживающего персонала. Нигде не было видно ни одного праздношатающегося моряка: судовая команда в режиме аврала занималась подготовкой к съемке с якорей и переходу в базу. Здесь больше нечего было делать.

Едва закинув в каюту вещи и переодевшись, Сергей отправился на поиски Милецкого. С Владимиром он столкнулся на нижней палубе и увлек друга на свежий воздух:

– Миля, как я рад видеть тебя! Только давай не будем сейчас говорить о моих делах. Поверь, это совсем неинтересно. Настоящие события разворачивались здесь, а ты, наверное, знаешь о них побольше многих.

– Ну, – забасил Милецкий, – если сравнивать со всеми остальными, которые вообще ничего не знали и не знают… Ведь по большому счету ничего и не было.

– Не замечал у тебя раньше пристрастия к парадоксам.

– Какие, к черту, парадоксы?! Собрал всех Феклистов после обеда в конференц-зале и проинформировал, что в результате тектонического разрыва, произошедшего несколько часов назад…

– Не утруждайся, – перебил его Сергей, – эту версию я дословно знаю. Так выходит, что ярко выраженного катаклизма не было? Даже вообще никаких ощутимых проявлений?

– Ну, кое-кто уже потом стал говорить, что ощущал толчок, палуба вздрагивала. Ерунда полная! Море было 4 балла, нас и так вполне прилично раскачивало. И выбросов на поверхность тоже не было никаких. Опять же, видимость-то от силы три-четыре кабельтова, что можно разглядеть? В общем, все равно что пукнуть под пуховой периной.

– А что это за сейсмоданные?

– Ну, на то у них и приборы. Самописцы отреагировали.

– Может, так же как на АПИСе, когда мы «непланово» погружались?

– Да нет, скорее всего. Береговики тоже уловили. И говорят, полярники дрейфующие, а еще норвежцы и даже кто-то на Шпицбергене.

– Ну, если кто-то на Шпицбергене… Не так уж и трудно все это организовать. Но ведь и подводный взрыв, например, такую же картину дает?

– Это ты лучше обсуди с нашими океанологами. Они единственные, кто на борту остался, наблюдают, изучают.

Сергей вытащил пачку сигарет, но Милецкий отрицательно покачал головой:

– Сейчас я тебе еще кое-что интересное расскажу. Вскоре после этого события, в тот же день, на АПИСе группа исследователей погрузилась к тому месту, где раньше находился затонувший перегрузчик.

– Во как!

Владимир кивнул.

– Причем абсолютно официально. Я лично получил на это прямое распоряжение адмирала. Народу набилось – в центральном посту не развернуться. Помнишь тот огромный камень на карнизе, который не пропустил корабль в пропасть?

– Конечно.

– Он остался на месте!

– Погоди-погоди! Что же, наша мастерская перепрыгнула через него? Или обогнула по дуге?

– В общем-то чего только не бывает. Можно и противолодочным зигзагом двигаться. Но только ВМЕСТЕ с этим обломком! Еще факт: никаких сколь-нибудь заметных трещин в грунте. А ведь в таких случаях сдвигаются многомиллионотонные пласты. Я, как все это увидел, стал тщательнее присматриваться и разглядел несколько шпуров в скале в разных местах. Точно такие обычно подрывники высверливают, когда завалы в горах рвут. Только здесь они были не такие глубокие и гораздо более широкие. Понятно, почему? Я хоть и не сапер, но сообразил, что в данном случае ведь не надо было скалу рвать, надо было столкнуть корабль. А для этого использовали отраженную от горного массива волну. Направленные взрывы! Несмотря на то что в воде! Они-то и заставили перегрузчик двигаться по дуге, огибая этот громадный обломок. Потому как, чтобы его убрать с пути, нужен, наверное, целый эшелон взрывчатки.

– Миля, ты прекрасно все объяснил. Даже вопросов наводящих от меня не потребовалось.

– Да лучше и гораздо короче один мужик из экспедиции сказал. Он – единственный специалист по взрывам был, потому что еще на первых этапах рассматривался вариант смещения или разлома перегрузчика. Он никого ни в чем не убеждал, решение свое не афишировал, вообще помалкивал больше. Так вот, он коротко изрек: «Даже я не смог бы сделать лучше, если бы решил спихнуть эту посудину в пропасть». Себе на уме мужичок. И явно имеет свое «неформальное» мнение.

– А где он?

– Вот тут начинается второй акт представления. Кто-то сразу же доложил о погружении наверх. Высоко-высоко. Ничего не подозревавшего Феклистова обвинили в том, что он необоснованно подверг смертельной опасности жизни людей, когда организовал спуск к свежему тектоническому разлому. Сняли с должности заместителя начальника экспедиции и отправили в Москву. Но это была уже показушная формальность, потому что экспедиция сама развалилась. Люди разъехались. И взрывник тоже. Сразу столько вертолетов нашлось! За считаные часы корабль опустел.

– Ладно, Володя. Все это сейчас отодвигается на второй план.

– Серега, мне больше всего жалко видеозаписей. Как я там старался все заснять! Многие следы были бы на кассете заметны. Но сразу по возвращении записи изъяли, аппаратуру опечатали.

– Эх, старый дурак, мог бы предвидеть. Сделал бы для себя копию.

– Может, старый, но не дурак. Я об этом сразу подумал. Ты моего Семена помнишь? Он мне прямо заявил, что является сотрудником ФСБ и не допустит с моей стороны никакой самодеятельности. О сотрудничестве-то мы все и раньше знали, но открыто он никогда не выступал. После возвращения на «Свиягу» он забрал всю документацию. Еще прихватил взятые на анализ обломки породы. При спектральном анализе по ним можно было бы точно установить, использовалась ли взрывчатка, даже ее марка! Теперь вот нет ничего.

– Врешь, Миля, есть! Есть ты, я, Талеев. А нет только сомнений в том, что вокруг «утопленника» ведется серьезнейшая игра, потому его и убрали. Принудительно.

– Ну, если это поможет…

– Прежде всего, помочь мне должен ты, Володя.

– Серега, АПИС «осушили», батарея разряжена, он окончательно раскреплен в отсеке для перехода со «Свиягой».

Редин громко рассмеялся:

– Миля, ты подумал, что я тебя опять на экскурсию подбиваю?

– Ну, для этого мы пока еще столько не выпили, хотя…

– Нет-нет, разговор о другом. Куда «Свияга» направляется и когда?

– В Североморск. Мы там рядышком на АПИСе выгрузимся. Насчет сроков думаю, что в течение суток: уже доложили о полной готовности к переходу.

– Вот видишь, как здорово: а мне в Ханту надо. Это по пути. Чтобы незаметно наш «карандашик» отгрузить.

– А, ну конечно, – Милецкий заговорил, подражая стилю и звучанию вокзальных объявлений: – «Фирменный скорый поезд «Свияга» в город Североморск следует со всеми остановками. Первая остановка – Ханта-губа!»

Сергей все-таки раскурил наконец сигарету, затянулся пару раз и неторопливо сказал:

– Насчет поезда это ты здорово придумал. Даже в экспрессах стоп-кран есть. Если кому-то позарез нужно, как мне.

– Ага. Ты и самолет стоп-краном решишь остановить?

– Миля! Главное – этот стоп-кран найти! В самолете, в ракете, на нашей «Свияге». Я вот что думаю…

Редин еще ближе наклонился к Милецкому, понизил и без того негромкий голос и несколько минут излагал ему свою идею. Тот слушал, не перебивая, затем слегка отстранился и окинул товарища оценивающим взглядом:

– У тебя с головой все в порядке?

– Миля, ты же в курсе, что я не больной. Я – натуральный покойник, мертвяк.

– И на этом основании думаешь, что тебе уже все можно? Меня решил приобщить к своему сонму небожителей?! – Милецкий грохотал. – Я уже говорил, что по флоту о тебе просто легенды гуляют. Весьма фантастические, надо сказать, как всякое изустное народное творчество. Так вот, они и на сотую долю не отражают, оказывается, больной изощренности твоего дьявольского ума.

– Миля, Миля! Я прост и прям, как правда.

– Господи! И в этом реальном воплощении правды в повседневную жизнь ты предлагаешь мне участвовать?!

– Мне будет очень трудно это осуществить без твоего опыта, знания местной техники и холодного рассудка.

– Вот только без комплиментов! Ну, Редин, ну сукин сын!! Ничего себе, отыскал стоп-кран. А если…

– Да, возможно. А еще могут в тюрьму посадить.

– Лучше уж сразу в тюрьму.

– Нет, Миля, они этого от нас не дождутся. Значит, по рукам? Да в общем-то у тебя и выбора нет: после того, что я предложил, мне придется убить тебя в случае отказа.

– А твой журналист в курсе?

– Он человек государственный, вдруг что не так поймет. Зачем его травмировать? Только ты и я.

– Значит, он нормальный, «государственный», а тут двое: один труп и один псих.

– Чудная компания!

– Знаешь, я тоже так думаю.

Глава 5

Переход в Североморск завершался. Вот уже совсем рядом береговая линия, изрезанная заливчиками, бухтами и фьордами. Среди которых находится вход в узкую Кольскую губу. Последний поворот… Именно в этот момент в ходовой рубке «Свияги» зазвонил телефон внутренней связи, и взволнованный голос затараторил:

– Это старший матрос Бердин. Я нахожусь в кормовой щитовой, обход делаю. Здесь какой-то запах и видно плохо.

– Какой запах? Говори нормально!

– Ну, это… вроде дыма. Как будто горит что-то.

– Пожар?!

– Да нет вроде… Я огня не вижу.

– Так найди, что там воняет! И доложи как положено!

– Слушаюсь!

Через несколько минут снова раздался звонок:

– Это старший матрос Бердин. Тут за щитами такой дым, что ничего разглядеть невозможно. А пахнет горелой резиной…

– Так что ж ты сразу… мать… Аварийная тревога!!! Пожар в кормовой щитовой выгородке!!!

Частая дробь звонковой сигнализации оповестила весь корабль об аварии. Дальнейшие события наиболее точно, последовательно и без эмоций, хотя и не всегда грамотно, были изложены в рапортах, докладных записках и итоговом приказе:

«…ввиду грубого нарушения личным составом противопожарной инструкции: рабочая одежда была развешена для сушки на кожухе главного трансформатора. Попадание влаги на обмотки вызвало межвитковое замыкание, что и привело к возгоранию сначала ветоши, а затем палубного покрытия.

Короткое замыкание вызвало автоматический перевод нагрузки на другие сети, что привело, в свою очередь, к воспламенению электрических цепей и отдельных элементов распределительных щитов по всему отсеку. Попадание огня в трюм спровоцировало появление там дополнительных очагов пожара из-за потеков мазута, промасленной ветоши и неубранного мусора. Это вызвало значительное задымление всего помещения и возрастание угрозы для жизни находящихся там людей.

На момент аварии в отсеке находились: капитан третьего ранга Казаков – представитель Инспекции по ядерной безопасности и вахтенные – матросы Бердин и Руктаев. Из смежного с аварийным кормового отсека прибыл капитан второго ранга Милецкий – командир АПИСа – и возглавил проведение первичных мероприятий по борьбе за живучесть.

Об аварии на борту плавбазы «Свияга» было немедленно доложено на ближайшую базу Северного флота. Оттуда высланы два пожарных судна и буксиры для возможной транспортировки плавбазы.

После изучения обстановки и конструктивных особенностей корабля командование базы приняло решение о транспортировке «Свияги» к стационарному причалу в губе Ханта».

…К моменту швартовки у стацпричала в Ханта-губе пожар в отсеке был полностью потушен.

– Красавец! – Талеев закончил пристально разглядывать Сергея, лежащего на койке в своей каюте с закрытыми глазами. Поверх одеяла покоилась забинтованная до локтя правая рука, несколько царапин и незначительных ожогов на лице Редина были обработаны йодом и какой-то мазью грязно-белого цвета, вдоль щеки наклеен пластырь, прикрывающий, похоже, более значительный порез. – Наверное, медаль дадут «За отвагу на пожаре».

– Не-а, – глаза Сергей так и не открывал, – не медаль, а орден, и не мне, а Мильке. Обидно, да?

– А уж мне-то как обидно! Не пригласили в шоу, – это он прошептал, наклонившись к уху Редина.

Большим пальцем левой руки журналист приподнял бровь Сергея, а перед открывшимся глазом медленно покачал увесистым кулаком.

– Спасибо за заботу.

– А на свежий воздух нашему герою не хочется прогуляться?

– Вообще-то доктор советовал отдохнуть, поспать. А если боли в руке начнут тревожить, сразу же микстуру принимать. Как же я без нее на свежем воздухе обойдусь?

Гера взял со стола медицинскую бутылку с делениями и резиновой пробкой. Прозрачная жидкость плескалась рядом с четырехсотмиллиметровой отметкой. Открыв склянку, он поднес ее к носу.

– Серж, а доктор ничего не перепутал?

– Да ну что ты! Чудодейственное средство! Как предписано, по 40 граммов за один прием. А вот количество приемов не уточнил. Ой, что-то опять рука заныла. – Сергей сел на койке. – Трудно быть больным! Тут недавно Милецкий приползал, совсем плохой был. А вот подлечились, и счастливый ускакал.

– Ты мне зубы не заговаривай! Собирайся!

Редин накинул на плечи ветровку и вместе с журналистом неторопливо прошествовал к уже облюбованному месту на палубе.

– Гера, не приставай с подробностями. Это наша маленькая победа. Какой расчет, а?! То, что Миля сделал по технической части, в учебники надо записывать.

– Пособие для юных пироманов!

– Ни один агрегат, ни один крупный механизм, влияющий на ход и живучесть корабля, не пострадал. И при этом пожар был на самом деле крупный. Подумаешь, повыгорали трансформаторы да десяток щитов. С них все главные потребители были заранее переключены на резерв. А ветошь, мазут, мусор – это же обычное состояние корабельных трюмов. Была, правда, пара моментов, когда события чуть из-под контроля не вышли, – Сергей показал на свою забинтованную руку, – это вот и смех и грех: рванул огнетушитель. Матросы в нем, оказывается, брагу настаивали. Висит себе аккуратно на штатном месте весь такой покрашенный и опломбированный, а внутри – сахар, дрожжи, крупа. Бродят себе в герметичной емкости. Таланты! Кулибины! Ну, всего не предвидишь. Настоящее мучение было с двумя вахтенными матросами. Ведь ни хрена не знают и не умеют! Даже в ИПы мы их сами с Володькой включали да с места на место перетаскивали, когда огонь всерьез разошелся. А чуть отвлеклись по делу – так этот чурка в трюм зачем-то полез, в угол забился и ИП стянул: «Дышать трудно!» Потом его еле в дыму отыскали. Наглотался, мерзавец, СО, сознание потерял и поджарился слегка с одного бока. Ну, точно чебурек! Он сейчас один и остался в лазарете, доктор его со всем старанием пользует. Оклемался полностью и лопочет все время по-своему.

– Да это просто… милость божия, что вы живы остались!

– Вот уж хрен! Ювелирный расчет был, подготовка соответствующая, вплоть до мокрой робы на трансформаторе, средств защиты, взрывающихся лампочек, мазута, промасленных проводов. Всю ночь провозились! Наконец, наше умение, опыт, героизм! А ты – «милость божия».

Талеев хмыкнул, а Сергей продолжал:

– Гораздо труднее было время точно рассчитать и место: чтобы ненароком в какую другую дыру «Свиягу» не отволокли. А все остальные действия начальства – они в инструкциях точно прописаны, а там, где не соблюдаются, тоже уже правилом стало. Например, «Свиягу» положено было на рейде тушить. Да где ж столько техники взять? Вот и не делается так никогда. Скорее в любой базе освободят причал. А тут и освобождать ничего не надо, и место пустынное, а сам причал всем необходимым оборудован: подвод воды, краны…

– Ну прямо знаток психологии! Фрейд доморощенный.

– Герочка, ты еще про Герострата вспомни…

– Пироман, твою мать, – в голосе Талеева было скорее восхищение, а не расстройство и гнев.

– Продолжайте-продолжайте, господин журналист. При вашей высочайшей образованности, интеллигентности и воспитанности подобные выражения просто целительным бальзамом проливаются на мое обгоревшее тело и лечат исстрадавшуюся душу.

– Как там командир АПИСа?

– В нору уполз, раны зализывать.

– Серьезное что-нибудь?

– Да не очень. Предположительно, ребро сломано или два, ушиб ноги, осколком чего-то взорвавшегося глаз поцарапали внутри. Он сейчас прямо как Кутузов после московского пожара: одноглазый и обожженный.

– Доигрались!

– Не игры уже это. Сам ведь лучше меня понимаешь. А Миля нам еще совсем скоро понадобится. Посторонних людей к перегрузке ТВЭЛ в хранилище нельзя привлекать. Так что мы вчетвером – еще механик с АПИСа – и будем основной и единственной рабсилой. Плохо, конечно, что ни у одного из вас ни малейшего опыта перегрузки нет. Ладно, разберемся.

Сергей оперся здоровой рукой на борт и стал смотреть, как с плавбазы выгружали на причал обгоревшие покореженные щиты, кожухи, скрутки проводов и кучи всякой почерневшей дребедени.

Со «Свияги» разъехались последние пассажиры. Если присутствие на ней Редина можно еще было объяснить травмами, полученными при аварии, то московский журналист явно вызывал если не подозрение, то удивление. А это никак не входило в планы друзей. Надо было торопиться. Но Сергей никак не мог придумать комбинацию, позволявшую бы с максимальной тайной погрузить их «карандашик» в береговое хранилище.

– Понимаешь, – поделился он с Талеевым, – с одним начальником смены здесь у меня вполне приятельские отношения, но уж больно он ненадежный товарищ: пить-гулять – это пожалуйста, а вот сохранить тайну…

– Значит, надо работать втемную и воспользоваться этим «пить-гулять».

– Логично рассуждаешь, только от него же и действия кое-какие потребуются. А вот тут я не уверен, что он не заложит потом. Ладно, черт с ним. Прогуляюсь-ка я к ним в гости, разведаю обстановку.

Спустившись по трапу, Сергей направился в сторону двухэтажного здания береговой базы, находящегося метрах в двухстах от причала.

Обратно он появился часа через два, был прилично навеселе, но не позволял себе расслабиться.

– Гера, мне сейчас некогда в подробности вдаваться. Предстоит еще один заход, и на этот раз со мной будет крупный начальник из состава комиссии, отвечающий за техническое обеспечение.

– Ты где такого отыщешь?

– Эх, нам бы Милю с его фактурой! Но… фактура снаружи подпорчена. Тебе прическа не позволяет военного изображать. Значит, остается механик с АПИСа. То, что он угрюм и немногословен, только добавит ему веса. Сейчас нарядим его в форму капитана второго ранга, дадим в руки папочку с документами, накладными, бланками разными, я его быстренько проинструктирую и вперед, «к стакану». Удачи можешь не желать, все равно по-моему будет. Я их дожму!

На этот заход, как выразился Сергей, потребовалось не больше часа. Все это время журналист продолжал почти непрерывно курить на верхней палубе, сосредоточенно поглядывая в сторону конца пирса, где скрылась пара представительных парламентариев.

– Талеев! – Голос возвратившегося Редина был торжествующим. – У тебя в артистических кругах столицы есть хорошие знакомства?

– Кое-кто есть…

– Вот! – Широкий жест в сторону еще поднимающегося по трапу механика. – Искра божия, король эпизода, гроссмейстер мизансцен, магистр жеста и позы! Он развалит к чертям привычные стереотипы «Кушать подано!».