Текст книги "Семь лет среди тэтанов. Моя личная история пребывания в загадочном и легендарном культе"

Москва, Си Орг, февраль 1995

Примерно в середине февраля 1995, как раз после последней зимней сессии и завершения циклов с университетом, я снова отправился в Москву вступать в Си Орг. Сделать это было довольно нелегко, то есть уехать, я имею в виду – не хотелось покидать насиженного места, друзей и менять жизнь. Но никакой перспективы в Питере я больше не видел, и, сжав волю в кулак, купил билет и двинулся навстречу неизвестности. Сходу таки не получилось, мне пришлось решать вопросы с пропиской, которая у меня оставалась всё еще литовская (в Питер я приехал учиться в университет из Вильнюса), и в Москве уже была непригодна. Родители мои тогда уже переехали в Россию, и я несколько раз мотался от них до Питера и обратно, пока этот вопрос не был улажен. Собственно, основная трудность была связана с военкоматом, в котором призыв по случаю войны в Чечне шел круглый год, и меня оттуда не желали выписывать, а без военной регистрации я дома не мог прописаться. В конце концов таки мне удалось перевезти документы домой и прописаться там, и наконец-таки вернуться снова в Москву. Помню, я тогда настолько замотался, что однажды даже перепутал Московский вокзал в Питере с Ленинградским в Москве. Залы в них одинаковые, только в Москве посреди зала по-прежнему стоит Ленин, а в Питере его поменяли на Петра Первого. И я как-то раз высадился в Москве в полной уверенности, что я в Питере, и, увидев на месте золотого Петра снова белого Ленина, вздрогнул – мне пришло в голову, что пока я тут туда и обратно ездил, власть снова сменилась…

В Москве, подписав тот самый пресловутый «контракт на миллиард лет» и заполнив какие-то тесты на пригодность и анкету для сотрудников, я был наконец принят в ряды и неожиданно получил в руки свое первое орудие труда, а именно – швабру. Так я узнал про EPF, нечто вроде школы молодого бойца и хозотряда в одном флаконе, о котором мне никто ничего не рассказывал до этого. Удивился я здорово, стать шнырем-то после университета, однако противиться этому не стал, так как после перевода материалов ПИН/ПЛ Хаббард был у меня в большом авторитете, раз надо, значит надо.

Атмосфера в организации царила еще более энтузиастическая, чем в питерском центре. Народ работал на максимальных оборотах, было видно, что тут всё серьезно и весомо, и что еще это прикольно и весело. Люди мне нравились.

На следующее утро я уже мыл пол перед занятиями в классах, и одна важная девочка, которая, как мне потом сказали, училась на «мастера при оружии» (сиорговское название для администратора по этике), презрительно посмотрев на мои упражнения со шваброй, заявила, что за такое «могут и на этику отправить». Вообще в плане «этики» тут постоянно что-то происходило. Если вы не знаете, «этика» – это такая страшилка для саентологов, они ей постоянно друг друга пугают и вообще используют как способ морального влияния. Постоянно ходят разговоры и толки об этичности, неэтичности, овертах (типа, грехах, или вредных поступках) и висхолдах (утаиваниях), в общем, такой отличный способ давить на совесть, превращенный в технологию. Для саентологов это просто любимое занятие – пообсуждать «этику» и «оверты» окружающих. Но всё это я узнал уже потом, а на тот момент мне всё это было внове… Я со страху побежал спрашивать у начальника, что со мной будут там делать, тот меня успокоил, объяснив просто и доходчиво, что у них так наказывают за плохую работу – «отправляют на этику». Я стал стараться работать хорошо.

Общая атмосфера в организации так и лучилась для меня новизной и энергичностью. Персонала тогда уже было довольно много, около шестидесяти человек, и каждый делал какое-то свое полезное дело, работа просто кипела. Студентов и прочей публики бывало по несколько сотен человек в день, и это тоже создавало общее ощущение мощных потоков и событий в этом месте. Этот общий фон кипучей деятельности я больше никогда и нигде в такой интенсивности не встречал, и это было действительно здорово. Одновременно работало несколько классов, постоянно там и сям открывались новые дианетические центры, народ у нас был со всего СНГ. Ново, весело, интересно.

EPF также кроме работы по хозяйству подразумевал прохождение пяти курсов для новичков, а именно Basic Study Manual, Welcome to Sea Org Course, Basic Sea Org Member Hat, большого Scientology Ethics Course, Grooming Course (уход за собой и прочее). Довольно интересный и основательный набор.

Названия написал по-английски, потому что я учился на английском с помощью невесть каким ветром оказавшегося там иностранного супервайзера, китаянки, которая именовала себя Мэри Сью и оказалась в конторе случайно, пролетая из Китая в США и утеряв документы где-то по пути. В общем, она как бы отрабатывала то, что организация ее приютила, делая всё, что могла. Поймала она меня в классе в состоянии засыпания над буклетом курса Welcome to Sea Org. «Основы обучения» я проходил в питерском центре, так что меня от него избавили.

Мэри Сью довольно быстро поняла, что я просто не владел элементарными приемами технологии обучения, и тут же вернула меня на курс Basic Study Manual, и стала придирчиво меня по нему муштровать. Я проходил его две недели, мне показалось – вечность. Потом еще две недели Welcome to Sea Org Course – по Методу 7 для малограмотных. Остальное я с такой артподготовкой прошел сам за оставшиеся две недели. Она со мной здорово поработала, находя мне напарников-китайцев из московской диаспоры и студенчества, которых она активно окучивала в это время. Во всяком случае, через полтора месяца я прошел все эти курсы немалого объема (включая, к примеру, полный текст большой книги по саентологической этике) и научился вполне сносно болтать на английском с местным начальством – до того мой английский был исключительно письменным. Параллельно из симпатии ко мне Мэри взяла на себя пост что-то вроде наставника EPF, и по утрам она строго гоняла нас за малейшее опоздание. «Строгость» в ее исполнении выглядела довольно забавно, но всё-таки это тоже дисциплинировало. Она бежала по утрам по коридору, и если видела отстающих EPFеров, то кричала им отчаянно: «Run, run!!!» – и личным примером показывала, как быстро надо бежать.

Начальник EPF

Тем временем за бойкость меня из шныря сначала сделали заведующим по поиску жилья для персонала, я довольно быстро выработал оптимальный способ поиска жилья для сотрудников, но только разошелся, как недели через две меня уже продвинули до начальника EPF, так что я стал значимой фигурой, если учесть, что контора занимала целый этаж, и мы должны были все это обслуживать – уборка, ремонт, весь физический труд типа «принеси-разгрузи», кухня и питание для всего персонала, включая закупку продуктов и так далее.

По завершении этих пяти курсов и хорошей характеристике, человека переводили в сотрудники, и он обретал так называемый «статус ноль, условный», то есть ему давали пост и смотрели, как он будет работать и учиться.

Я потратил на EPF полтора месяца, то есть шесть недель. Это было сравнительно немного, был у нас там один кадр, который проходил это всё восемь месяцев. Хотя, конечно, там многое также зависело и от начальника. Поскольку надо было обслуживать всю организацию, то работы было невпроворот, и временами учиться было просто некогда, а если не учишься, то и завершение EPF тоже особо не светит. Замкнутый круг выходил. Когда я стал начальником EPF, это было для меня большой проблемой, потому что многим не удавалось дойти до класса неделями, и они просто работали и работали, как рабы, в то время как по правилам организации они были должны учиться не менее 4,5 часов в день на курсах. Однако мне довольно быстро удалось «вычислить» причину такого состояния, она оказалась в том, что прежний начальник EPF принимал «заказы» круглосуточно, и никак не мог спланировать работу команды. Я ввел всего-навсего одно правило: заказы должны подаваться в письменном виде в мою коммуникационную корзину, и я вынимаю из нее все входящие послания один раз в сутки, в 9 вечера. Все полученное и планируется на следующий день, и до следующей выемки никаких заказов и приказов не принимается. В результате мне удалось не только всё хорошо спланировать и «закрыть» все основные функции, но даже оказалось, что я могу ежедневно освобождать от работы нескольких человек, позволяя им учиться полный день и наверстывать потерянное время. Сам я при этом сидел в кабинетике за столом и только руководил. Само собой, это немедленно вызвало на меня нападки, так как «лошади должны работать». Хоть меня это и смешило, поскольку реальных претензий по работе не было совершенно никаких, наоборот, всё делалось с гарантией и вовремя, при условии своевременности заказа, мне пришлось несколько раз выдержать драчки с начальником за наше право учиться. Наверное, это просто срабатывал неубиваемый в нас инстинкт дедовщины. Один раз он потребовал немедленно отрядить ему бойца, чтобы тот сбегал за тортиком для командного офицера, однако у меня все сидели на курсе или уже были заняты, и это вызвало жуткий скандал с врыванием в класс и требованиями немедленно выйти и выполнить «приказ». На мою сторону встали даже супервайзеры, которым не понравилось такое обращение со студентами, пусть даже и EPFерами, и от нас отстали.

Однако я скоро сменил место, начальником EPF сделали другого человека, тот мою инструкцию сохранить не смог, и очень скоро все пришло в первоначальное состояние. Впоследствии даже замначальника особого отдела вспоминал, «как хорошо было при Матвееве – отправил заказ и знаешь, что это сделают». На мой взгляд и ощущение, эти шесть недель были полным хаосом, но со стороны это выглядело иначе, как он меня потом убеждал.

Вообще, отдельного рассказа также заслуживает ситуация с рабочим временем. При Вальтере Котриче, который был командующим офицером русского Сиорга в начале 1995 года, контора работала часов с 10 утра и до 10 вечера, только EPFеры приходили чуть раньше, чтобы успеть сделать утреннюю приборку. После его отъезда нас стали заставлять оставаться до 11 вечера, так что до дома мы добирались к полуночи. Жили мы тогда на съемных квартирах, и на первой из них, куда я попал изначально, проживал переменный контингент новоприбывших, человек в пять или шесть. Хозяева об этом, само собой, не знали, и вообще это выглядело довольно странно. Через неделю примерно от непривычного графика работы – с утра до вечера и без выходных – меня прихватила какая-то странная болезнь, постоянно гудела голова и была высокая температура. Однако поболеть мне, конечно, не дали, как сказал мне один мой тогдашний сосед, Андрей, «надо заставить дела идти правильно». При этом он по-идиотски хихикал и силком волок меня на работу. Однако, через недельку всё это как-то сгладилось и прошло, но тогда заболел уже сам Андрей. Как-то утром он вышел на кухню, где я что-то готовил на завтрак, умыться, и вдруг, выходя, повалился с жутким грохотом в обморок прямо через стеклянную дверь. Когда я к нему подошел, он лежал, закрыв глаза, и стонал. На мое предложения встать и «заставить дела идти правильно» он зашептал страстным шепотом: «Заткнись, дурак, у меня же инграмма записывается!». На работу он, конечно, не пошел. Пришлось мне вызывать ему скорую, причем адреса этой квартиры Андрей назвать не смог, и мне пришлось сбегать на улицу и посмотреть на угол дома. Приехали врачи, посмотрели на больного, сообщили мне, что это «скарлатина», что в Москве эпидемия, и немедленно увезли его в больницу тут же, на Соколиной горе. Само собой, через пару дней оказалось, что это был просто обморок от усталости и лихорадка, но Андрей еще с удовольствием проторчал там несколько дней. Я ходил его навещать, при этом он подбегал к медсестре и просил у нее разрешения сделать ему ассист-прикосновение, показывая ей указательный палец и объясняя, что я буду делать. Сестра удивлялась и потом украдкой смотрела сквозь стеклянную дверь на двух идиотов, один из которых сидел с закрытыми глазами и блаженной улыбкой на лице, а второй тыкал его тело пальцем. Выглядело это в данном месте действительно довольно странно.

Этот Андрей меня и потом поражал своим странно-наивным отношением ко всему. Он свято верил в крутость СиОрга и считал себя великим вождем в отношении тех, кому не выпало такого счастья – служить в СиОрге. Работал он в ABLE33
  Ассоциация за лучшую жизнь и образование (ABLE – The Association for Better Living and Education) – это некоммерческая организация со штаб-квартирой в Лос-Анджелесе, Калифорния, США, основанная Церковью Саентологии. Она пропагандирует светское использование работ Л. Рона Хаббарда и включает образовательные программы, программы реабилитации заключенных, программу реабилитации наркоманов «Нарконон» и фонд «Дорога к счастью», который занимается распространением нерелигиозного морального кодекса Л. Рона Хаббарда.


[Закрыть], помню, как однажды его послали в Нарконон, когда там был начальником еще некто Иванов, бывший военный и вообще большой грубиян. Андрея туда отправили «проверить статистики», он туда гордо отправился и заявил тамошним, что он, дескать, «офицер СиОрга» и «приехал проверить их статистики». И был, конечно, послан на ***. В те времена еще никто не знал, что саентология – это секта, и сиорговцев на *** посылать не стоит. Андрей вернулся весь в слезах, оскорбленный в самых глубоких чувствах: «Я им говорю – я офицер, а он – иди ты на ****» – аааа…

Вторую квартиру мы снимали у бабки-алкоголички, там у меня украли магнитофон прямо из комнаты и почему-то тренировочные штаны от кимоно, которые сушились на дверце шкафа после тренировки – я так понял, чтобы завернуть. С третьей квартирой, в которой я прожил до самого конца работы в ГЦХ, тоже были связаны «веселые события». Мы жили там вдвоем с Мишей, с которым вместе же переводили в отделе переводов «Самоанализ» (см. ниже). Снимали мы ее у одинокой женщины, у которой был сын младшего школьного возраста, здоровенный доберман и куча проблем с соседями, которые она с помощью этого добермана решала. С ее сыном я иногда занимался уроками, доберман сразу и безоговорочно принял нас за местных, и вообще она нам очень доверилась и даже однажды, уехав к родственникам на пару месяцев, оставила квартиру на наше полное попечение. Собственно, с этим и были связано то, что мне сейчас вспомнилось. В то время ко мне в гости приехала моя сестра. Пока я был на работе, она оставалась дома одна, и однажды затопила нижних соседей. Там, оказывается, на кухне нельзя было пользоваться раковиной, потому что вода текла прямо на пол, и она говорила об этом Мише, но тот, поскольку мы, собственно, и кухней-то этой не пользовались никогда, мне об этом не сообщил. А внизу жил… «мафиози», то есть какой-то бандитоватого вида товарищ, который гордился тем, что ездил на иномарке. Жил он в двухкомнатной квартирке с женой, ребенкой и тещей. А соседи эти и так постоянно ругались с нашей хозяйкой, уж не знаю точно из-за чего. Поэтому, завидев воду сверху, жена его и теща, которые были дома, немедленно побежали и устроили скандал, покрыв матом сестру и чуть не выломав дверь в квартире. Она позвонила мне, я прибежал на помощь и выгнал этих двух совершенно остервеневших тёток из-под двери. На прощание они попытались ворваться вместе со мной в квартиру, подрались со мной, сломав мне очки, но по крайней мере я их выставил. Они с матом и проклятьями ушли, но обещали вернуться. Сестру я быстро успокоил с помощью ассиста, и долгое время об этом ничего не было слышно. Мне было жутко обидно за то, что ее так обругали какие-то уроды, а мне еще потом сломали очки. Однако, вроде пострадали обе стороны, так что я решил об этом забыть. Но однажды, когда я шел домой, на меня из темноты напал какой-то человек со словами: «Вот ты мне и попался!». Это был тот самый «бандит», который на месте учинил мне допрос, обвиняя меня в том, что я нарочно от него скрываюсь. Я пытался объяснить, что это я на работе так допоздна нахожусь, и что вовсе не собирался ни от кого скрываться. Он продемонстрировал мне вздутые обои на кухне и объявил, что я должен ему немедленно выплатить 200 долларов завтра к обеду. Я пообещал, что сделаю что смогу. Вернувшись домой, я рассказал об инциденте Мише, тот посетовал, что не рассказал мне заранее про раковину. На самом деле, конечно, обои эти столько не стоили, и я решил отдать то, что у меня было, а было у меня около 200 рублей, что, на мой взгляд, вполне покрывало ущерб, особенно если вспомнить поведение тёток. На следующий день я взял деньги и пошел к соседям. Дверь открыла мне его испуганная жена, которая, наверное, решила, что я пришел ее убивать в отсутствие мужа. Я рассказал ей про свое решение, она мне объяснила, что муж у нее просто зверюга, и что он непременно меня покалечит, если я не отдам столько, сколько он сказал. Потому что «недавно тут один ему машину поцарапал, так он его на штуку баксов опустил». Тем не менее, я решил его дождаться, и через некоторое время он уже поднимался по лестнице и смотрел на меня. Первым делом он сказал жене, которая попыталась чего-то ему говорить про то, что я тут не виноват и так далее: «А ну заткнись и иди отсюда», – а вторым… взял мои двести рублей. И заявил, что я завтра должен немедленно съехать с квартиры. Я смотрел ему в глаза и потом на те самые двести рублей и понимал, что никакой бандит не стал бы брать у меня какие-то жалкие двести рублей, и мне внутри стало смешно. Я отправился на работу. Там сидел Миша и ждал. Он уже собирался звать подмогу, думая, что меня там убивают. С квартиры я, конечно, никуда не съехал. Иногда этот «бандит» попадался мне навстречу в подъезде, и тогда он злобно шипел что-то на тему «ты еще здесь?!», однако страшно мне уже не было. Обе тётки меня жутко боялись и, наверное, думали, что я ищу случая им «отомстить».

Отдел переводов, апрель 1995

В апреле я «временно» (почему временно и в кавычках, объясню ниже) попал в Отдел Переводов ГЦХ, головную контору, которая заведовала в СНГ переводами. Первой моей работой был срочный перевод моей давно любимой книжки «Самоанализ», другие переводчики в то время так же срочно переводили другие книги. Связано это было с тем, что «сквиррелы» (то есть не подчиняющиеся власти церкви Саентологии люди, занимающиеся Саентологией) нелегально издали эти самые тексты и пустили их в оборот на рынок. Надо было «перекрыть» эти переводы нашими, «правильными». Я тогда не особо вникал в то, кто такие эти самые сквиррелы и почему они так себя ведут. Помню только, что одну из сотрудниц отдела переводов постоянно таскали в Особый отдел и уговаривали пошпионить за некоей Верой Подшиваловой, которая вроде бы и стояла за этими нелегально распространявшимися переводами. А продавались они везде, помнится, я до этого даже купил где-то в Ульяновске экземпляр «Дианетики 55!», удивляясь тому, как оперативно саентологи переводят книги. Оказалось, это не они. История Веры Подшиваловой мне немного позже открылась подробнее, благодаря некоторой неосмотрительности бывшего начальника переводов и еще кое-каким инцидентам, о которых я расскажу позже.

Активно переводили мы около двух месяцев по особой технологии перевода, которая состояла из множества шагов, включавших прояснение слов чтением вслух, собственно перевод, его множественную сверку с помощью второго переводчика, и так далее. Я потом подсчитал, что при этом Самоанализ я прочитал на обоих языках 52 раза. Параллельно освоил офисные программы Windows, о которых до этого я имел понятие весьма приблизительное.

В свободное время я учился, и за две недели мне удалось получить сначала «статус один, временный», и «статус два, постоянный» как сотруднику. Это тоже такие курсы с экзаменом в конце, после которого повышаются твои права, зарплата и прочие статусные моменты внутри организации. Придя после этого за своей повышенной зарплатой, которая тогда, если я верно помню, составляла что-то около 25 долларов в неделю, я с удивлением заметил, что из всей сотни сотрудников я нахожусь чуть ли не в первой десятке, а остальные ни курсов не проходили, ни статусов не получали. Это мне показалось довольно странным. Оправдание было в том, что якобы «приходится много работать», но мы в отделе переводов тоже работали часов по 10 в сутки, и при этом находили время учиться довольно быстро.

25 долларов в неделю – это было неплохо, если учесть, что организация нас кормила, платила за жилье в Москве (жили мы в квартирах, сдаваемых окрестными жителями, и, кстати, поиск и съем таких квартир и составлял обязанности моего второго поста на EPF после шныря), и что мы могли в свободное время проходить обучение бесплатно (позже, правда, выяснились некоторые нюансы в отношении оплаты, о которых никто заранее не предупреждал). По моим расчетам, выходило, что я получаю около 600 долларов, что было совсем неплохо для 1995 года, тем более что временами можно было «заказать на финплане» что-то необходимое сверх того, что выплачивалось зарплатой, и получить это на руки. Например, костюм, если ты устный переводчик, или что-то еще, что имело отношение к работе.

Жили мы тогда довольно весело и дружно, работать мне там очень нравилось, и самое главное – в свободное время у меня было немерено литературы для чтения, которая мне была очень интересна – лекции, книги, и так далее. Готовые переводы отправляли телексом (Интернет тогда саентологам был воспрещен как «подавляющая структура») в Лос-Анжелес для проверки и издания.

Конечно, при таком графике работы мне через некоторое время начало казаться странным, что в организации нет выходных. То есть, свободно у нас было только полдня в первой половине воскресенья, однако это был не то чтобы выходной, а скорее просто время на стирку, уборку дома и так далее. После обеда у нас снова было построение, и мы должны были торчать на рабочем месте, независимо от того, была работа или нет. Мне всё это показалось странным, и я стал спрашивать народ – мол, выходные-то у вас тут есть? Отвечают – нету, ты что, какие выходные. Я в это не поверил, и, согласно правилам саентологов, стал искать, «где это написано». Это такое расхожее высказывание Хаббарда, любимое саентологами – «То, что не написано – не есть правда». Нашел. Оказалось, что написано было, что выходной можно брать еженедельно, если у тебя всё хорошо со «статистиками» (то есть, если ты на текущей неделе неплохо работал). Я написал заявление и на той же неделе получил в свое распоряжение полностью всё воскресенье. Вернулся в отдел – говорю – вот и все дела. Народ удивлялся. А я удивлялся тогда тому, почему народ вообще так склонен принимать любое неудобство за закон и даже никто не пытается что-то прояснить или найти обоснование. Вскоре точно таким же образом я смог взять выходной одновременно со своей подружкой, и даже потом брал два дня подряд. И у меня это получалось. Многие неудобства «режима» на поверку оказывались добровольными самоограничениями, а не правилами организации.

Как-то раз я встретил в коридоре двух девушек, которые работали со мной еще на EPF, но так до сих пор его и не закончили. Они работали на кухне и жаловались на то, что у них совершенно нет времени учиться, потому что они постоянно торчат на кухне. Они писали заявление начальству с просьбой перевести их на другую работу. Я внимательно их выслушал, посочувствовал, а потом по пути в буфет вспомнил, что у нас в отделе переводов есть два человека, которые тоже работали на кухне, но при этом смогли завершить EPF за две недели, и я особого напряжения в них при этом не замечал. И надо добавить, что питание сотрудников в эти две недели было куда лучше, чем теперь.

Вообще, всяких вот таких ситуаций с жалобами на начальников и на положение и так далее было много. Например, с теми же статусами персонала – большинство персонала не училось, потому что «приходится много работать». Вечерами я видел, как за столами сидят сотрудники Нью Эры и, зевая, чего-то чертят на листках… им было тоже «некогда» учиться. Мы тогда работали вообще не покладая рук, и прошли курсы буквально на обеденных перерывах за пару недель.

Вообще, пронаблюдав множество таких ситуаций, до и после Си Орга, я отметил, что и жаловаться на Си Орг в основном склонны те, кто пребывал вот в эдаком странном состоянии «жертвы». Оно само по себе никак не связано с тем, где человек находится, это просто его собственное состояние. Куда его не отправь, везде ему будет плохо, и во всем будет виноват начальник или работа, и не будет ни времени для самосовершенствования, ни для продвижения. Самое странное тут было то, что в реальной жизни никто не может работать без выходных, и он всё равно эти выходные себе так или иначе устраивает, но уже каким-нибудь мошенническим образом. Самый простой – «заболеть». Особисты назначали себе придуманные «встречи» и уходили гулять по городу. Переводчики приходили в воскресенье на обед и потом снова исчезали куда-то. И так далее. Я со своей подругой обычно в воскресенье шел после обеда в Измайловский парк, мы там гуляли до ужина, потом возвращались… иногда переводчики хохотали, видя травинки в наших волосах. Как-то раз мы чуть не «попались» – выходя из трамвая, которые привез нас из парка, мы увидели, как из двери выходила венгерка Илка, наш тогдашний «этик-офицер». Я уже приготовился к обороне, как вдруг вслед за ней выпорхнул ее приятель, с которым она работала в одном кабинете, они взялись за ручки и направились прямиком в тот же самый парк… Мы выдохнули… Помню еще смешной случай, когда одним летним прекрасным днем как-то получилось так, что все сиорговцы пропали одновременно, и в организации не осталось вообще никого, кроме супервайзеров в классах, даже регистраторы куда-то умудрились исчезнуть. Это было смешно, потом нас всех строили и требовали отчета и всё такое. Но никто не догадался спросить про выходные или просто назначить их, для того чтобы этот вопрос просто закрыть. Как сказал сам же Хаббард, «закон невозможно ввести в действие, если он не соответствует обычаям того общества, в котором он вводится». Он был прав, я думаю.

Работа над письменными переводами, кто знаком с ней, вообще очень трудоемкая. У нас были старинные гудящие компьютеры, комнатка крохотная, за окном лето… в общем, обычно, отработав за экраном часов пять или шесть, я еще пару часиков читал, и потом собирался и уходил домой. Я мог уйти в шесть или в восемь, и крайне редко оставался на работе до конца, то есть до одиннадцати. Это многие знали, но поскольку к работе и к статистикам претензий не было, из попыток заставить меня торчать на работе до более позднего времени ничего не выходило. Хотя, конечно, кто-то про себя меня за это ненавидел. К этой категории, к примеру, относилась Илка…

Тогда уже дело шло к осени, и мои уходы стали очевидны, поскольку гардероба у нас не было, и я топал через весь коридор (отдел переводов находился в самом закутке) в наброшенной на плечи куртке. Она остановила меня и строго спросила:

– Куда ты идешь?

Я говорю:

– Домой.

– Но почему ты идешь домой, когда все работают?

– Потому что я сделал всю работу на сегодня.

– Тогда иди учись.

– Я уже прошел всё, что на сегодня запланировал.

…после минутного замешательства:

– А для чего тогда, по-твоему, существуют правила для персонала?

– Для чего? – спрашиваю. Она взбесилась:

– Иди и пусть тебе скажет начальник ОХС.

– ОК. – Я зашел в ОХС, дверь была напротив, и спокойно спросил начальника ОХС (который на самом деле уже не раз проигрывал в этом идиотском словесном айкидо):

– Можно спросить тебя, Виталик?

– Чего?

– Для чего существуют правила для персонала?

– Да иди ты на***!!!

– Спасибо.

Выхожу, там стоит торжественно Илка:

– И что он тебе сказал?

– «– Да иди ты на***!!!»…

У Илки отпадает челюсть – и я пошел себе дальше.

Я вообще тогда заметил, что большинство техник манипуляции рассчитано на то, что ты испугаешься в самом начале и станешь врать. А если просто применить это самое айкидо, не спорить и говорить правду, то вообще как-то подавить невозможно. Было много таких случаев, в основном как раз страдал от них начальник ОХС, который должен был «улаживать» таких как я. Например, ему донесли таки, что я вчера рано ушел с работы. Вызывает:

– Где ты был вчера после шести?

– Гулял.

– Где гулял?

Я ему описываю где. Дальше он теряется и не знает, что спросить. Мне смешно.

Иногда это задевало за живое и больное. Например, как-то раз, уже после увольнения из Си Орга моей подруги, я вечером отправился к ней в гости. Утром меня по доносу вызывают.

– Где ты был вчера после шести?

– У подружки.

– И что вы делали?

– ???? Гуляли… по улице.

– Но вчера ведь был дождь?

– Да, так и гуляли.

– Надо было в подъезд зайти…

– Спасибо за совет… я им воспользуюсь… еще есть вопросы?

– Да. Ты же нарушаешь распорядок для персонала.

– Слушай… Виталик… – говорю, – А можно спросить тебя?

– Спроси.

– Ты вообще с женой когда общаешься?

– В смысле?

– Ну как… работаем мы с утра и до ночи, времени только-только, чтобы выспаться, вы в разных отделениях. Остается только утром в воскресенье… Так?

– Ну…

– И что, это нормально?

– Ну… нет.

– О чем ты тогда меня спрашиваешь?

– Ладно, иди…

Один мой приятель потом уволился, и ему надо было перевезти вещи… однако, само собой, никто бы ему помогать не стал, ведь «бывший» – это, как нам постарались мягко объяснить – изгой. Он вечером мне звонит, просит помочь. Я понимаю, что даже если я попрошу отгул, никто мне его не одобрит, а съезжать приятелю надо завтра утром, потому что Си Орг нахлебников не терпит, независимо от их прежних заслуг. Я решаю передать записку через соседа по комнате и в первой половине дня заняться этим переездом. Тем более что никаких срочных дел в отделе нет, и там есть мой заместитель Гриша. Само собой после обеда меня снова ждут в ОХС. Дурацкая ситуация, но тогда я уже понял, что роботами можно управлять только по их же собственным инструкциям. Приходит Виталик:

– Зайди ко мне в кабинет.

– Я занят работой.

– Зайди ко мне в кабинет немедленно.

– То есть, ты хочешь сказать, что делать работу необязательно?

– Зайди ко мне в кабинет немедленно!!!

– ОК. Дай мне этот приказ в письменном виде, мне надо будет отчитаться, что я после обеда не работал, а был у тебя.

Приносит.

– ОК, – говорю. – Имею право по инструкции рассматривать его три дня.

– !!!!!! царапает на бумажке «СРОЧНО».

– ОК, иду.

Пришел. И снова старая шарманка. Я тут вообще-то должен типа врать чего-то.

– Где ты был в первой половине дня?

– Я тебе написал и передал через соседа.

– Да… но я же этого не одобрял.

– Я, – говорю, – уведомил просто, потому что надо было это с утра делать, а бумажка у тебя может сколько угодно валяться. Человеку надо было помочь, тем более что ему никто другой тут помочь не может.

– Он бывший член персонала, вы с ним не должны общаться.

– Слушай, – говорю, – а ты бы хотел, чтобы с тобой так поступили?

Он молчит.

– Ладно, иди.

В буфете-столовой нас кормили ежедневно обедом и ужином. Подразумевалось, что завтракать мы должны дома. Если учесть распорядок работы, то понятное дело, большинство сиорговцев нигде не завтракали, потому что дома еды не было, да и купить ее было некогда, а на работе большинство сразу бежали на рабочее место. Те, кто курил, устраивали себе почаще перекуры внизу в курилке, а начальство могло себе позволить «чай в кабинет», и иногда не только в кабинет. КО Особого отдела Дитхельм Алиш любил сбегать в буфет за чайком или кофе. Надо сказать, большинство иностранцев, ну уж он-то точно, по-русски вообще не понимали, и мы по этому поводу часто подтрунивали над ним между собой. Переводчики после построения дружно снимались с якорей и топали вниз, на первый этаж, попить чаю с бутербродами, тем более что работавшие на кухне EPFеры нас там радушно принимали и иногда даже еще что-то добавляли к нашей нехитрой трапезе. Само собой, как только это заприметили, на нас тут же напустили святую инквизицию. В организации вообще главной была не работа и не ее результат, а чтобы все ходили строем и в единой униформе. Короче, сидим мы, наслаждаемся своими 15 минутами чайного перерывчика, прибегает начальник ОХС и говорит: