Текст книги "Лики Срединного царства. Занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая"

Империя в лапах Тигра

 
Баснословная тварь маньянь
В этой области развелась.
Ягуаров, единорогов,
Носорогов и рысей власть.
 

Сыма Сянжу

(179 – 118 годы до н. э.)

Тогда в Китае царили Восемь Тигров. Именно они верховодили в Пурпурном Запретном городе. Так именовался дворцовый квартал Пекина, обнесенный крепостной стеной. В начале XVI столетия Тигров страшно боялись. Особенно одного – Главного. Именно он пять лет – с года Коровы до года Лошади (1505 – 1510) – правил огромной страной. Великой державой Востока. Процветающим государством Средневековья, простиравшимся от маньчжурских лесов до вьетнамских гор, от океана до Тибета. В империи Мин насчитывалось два миллиона солдат, до полутора тысяч городов и около 200 миллионов жителей. Со всех ее концов в столицу стекались богатства. И Тигры хватали все что можно: серебро, золото, самоцветы и антикварные ценности. Львиную долю «по праву» забирал себе Главный Тигр. За пять лет в его «лапах» скопились несметные сокровища. Когда он наконец попался в капкан, даже видавшие виды «охотники» остолбенели. В кладовых этого человека хранилось более двух тысяч тонн серебра и золота в слитках, не считая великого множества драгоценных камней и золотых изделий.

Кто же он такой? Император? Его брат? Князь из правящего рода Чжу? Нет. Он был всего лишь евнухом – одним из дворцовых скопцов. Его звали Лю Цзинь. Начинал он во дворце Хоучжао – наследника престола. Сделался его главным евнухом, любимцем и доверенным лицом. Вскоре господин взошел на трон под девизом правления Чжэндэ (1505–1521, посмертное имя У-цзун). Вот тогда‐то и начался стремительный взлет карьеры Лю Цзиня.

Новый император Хоучжао тяготился государственными делами, и «сердобольный» фаворит «освободил» своего господина от этих скучных забот. Сын Неба предавался развлечениям и удовольствиям, а за него все в стране вершил «верный раб». Причем временщик пользовался полным доверием властелина. Лю Цзинь стал как бы «теневым императором» – фактически хозяином Китая. А еще – крайне необходимым для государя человеком. Если он хотя бы день не появлялся пред очами Сына Неба, тот посылал за ним. И вскоре фаворит уже ежедневно с утра до ночи проводил время в покоях монарха. Все государственные дела проходили через руки Лю Цзиня. Более того, свое исключительное право на доступ к императору он превратил в источник баснословных доходов. За возможность быть представленным Сыну Неба он брал с чиновников, как правило, тысячу золотых ляновых слитков, с сановников – четыре-пять тысяч, а с крупных провинциальных бюрократов – даже 20 тысяч драгоценных слитков. Вокруг него сложилась мощная клика собратьев-евнухов – любителей власти и богатства. Ма Юнчэн, Гао Фэн и Гу Даюн – их да еще пятерых скопцов во главе с самим Лю Цзинем современники и окрестили Восемью Тиграми. Тигры и остальные приспешники Лю Цзиня, прежде всего его родственники, лихорадочно набивали карманы.

Главный Тигр был крайне резок, злопамятен, подозрителен и скор на расправу. С теми, кого считал своими скрытыми недоброжелателями, – очень жесток. Опасаясь мести Лю Цзиня, провинциальные чиновники предпочитали попросту откупаться от него. Практика вызова местной номенклатуры ко двору, по сути, стала механизмом перекачки части наворованных ею денег в подвалы главного императорского евнуха. «Не сосчитать взяток, полученных им отовсюду!» – сообщает источник. Между тем даже свою невероятную продажность Главный Тигр превратил в средство избавления от тех, в ком не был уверен, а заодно придания себе ореола неподкупного слуги государства. Подношения сомнительных лиц становились для них западней. С попавшимися в этот капкан Лю Цзинь был беспощаден – арестовывал, бросал в тюрьму, доводил до смерти, а ценности передавал в казначейство. Пусть все видят: Лю Цзинь бескорыстен и честен! За крупную мзду Главный Тигр присваивал аристократические титулы, отнимая их у «упрямцев», отказывавшихся приносить ему богатые дары. Никаких норм и правил для него не существовало. Лю Цзиня окружала беспардонная лесть. Жаждущие преуспеть или удержаться на своих постах должны были его всячески восхвалять. При дворе и по службе быстро продвигались лишь те, кто пресмыкался перед фаворитом. А потому процветали подхалимы, приспособленцы, лицемеры, беспринципные карьеристы, бездари и ловкие царедворцы.

Главного Тигра боялись. Стоило кому‐то его разгневать, и неосторожному – будь он даже крупным сановником – грозила опасность. Почуя ее, старались сразу же уйти в отставку и уехать на родину. Подальше от столицы! Можно было попасть в немилость из‐за собственного бескорыстия. Честность подозрительна! В период господства Восьми Тигров императорские указы нередко издавались без ведома самого Сына Неба. Лю Цзинь спокойно фабриковал подложные эдикты, частенько устраняя с их помощью своих врагов, строптивых и добросовестных чиновников. Этих последних, особенно провинциалов, Лю Цзинь терпеть не мог.

Обретя власть, которая росла с каждым месяцем, Главный Тигр стал выживать со службы порядочных людей. Делал им гадости. Запугивал. Посылал анонимные письма с требованием убираться подобру-поздорову. Столь «тонкий» намек чаще всего действовал безотказно, и предупрежденный отбывал восвояси. Если упрямец не понимал проявленной о нем «заботы», события принимали иной оборот. Страшна была расправа с тем, кто резко и открыто выступал против наглого выскочки. Кто обличал грязные дела Восьми Тигров и их окружения. Для начала на таких несгибаемых низвергали потоки клеветы. За обвинением следовали разбирательство, арест и допросы. Причем непокорных не просто отправляли в отставку, но при этом еще «исключали из списков», что означало изгнание из благородного сословия в простолюдины. Мало того, таким правдолюбцам надевали на шею позорную и тяжелую деревянную колодку – кангу и с таким «украшением» заставляли целыми днями стоять у ворот их ведомств. Затем «виновных» выдворяли со службы и навсегда лишали права занимать чиновные должности. Плохо приходилось и тем «гордецам» и «недоумкам», которые, получив посты, не преподнесли временщику «положенных подарков». Тяжела была участь тех, кто не желал участвовать в махинациях Лю Цзиня и его клики. Кто не брал взяток. Кто не плясал под дудку фаворита. Как правило, их по подложным императорским указам бросали за решетку, увольняли со службы, направляли на границу – в ссылку, лишали имущества.

Первыми, кто бросил вызов Лю Цзиню, были ученые. Члены императорской Академии Ханьлинь не захотели становиться на колени перед фаворитом. Тот отплатил лютой ненавистью. Временщик то обвинял их в том, что ученые не знают жизни, то обходил с положенным повышением в чине, а то и вовсе удалял из столицы и отправлял в Нанкин. Из-за того что члены Ханьлинь с самого начала пренебрежительно отнеслись к Лю Цзиню, он одно время даже намеревался перевести академию в провинцию, то есть изгнать академиков из Пекина, удалить от императора. Борьба ученых и евнухов за власть резко обострилась в 1507 – 1508 годах. Против господства кастратов в правительстве выступили многие видные сановники. Большинство жителей Пекина ненавидели зарвавшихся дворцовых прислужников и поддерживали их противников. Ханьлиньцы и оппозиционные сановники в письменных докладах императору и устно клеймили засилье Восьми Тигров. Лю Цзинь решил нанести упреждающий удар и только ждал повода. Вскоре он появился. Однажды, когда Сын Неба выезжал из дворца, ему подбросили жалобу на евнухов. Этот малозначительный инцидент был раздут до уровня бунта или заговора. Собрали придворных чиновников. Заставили их пасть на колени. Доверенные временщика и прочих Тигров ходили меж ними и отбирали наиболее откровенных противников клики. Таких оказалось триста человек. Их увели в дворцовую темницу. Начались допросы и пытки. От тяжелых тюремных условий и истязаний многие из арестованных умерли. Теперь Лю Цзинь видел перед собой только склоненные головы.

В борьбе против своих тайных и явных противников Лю Цзинь не останавливался даже перед массовыми расправами. Так, в декабре года Дракона (1508) были разжалованы в простолюдины и сосланы в войска 675 чиновников. Среди них находились и главы ряда ведомств. Всего за пять лет своего правления Главный Тигр арестовал 899 сановников и чиновников. На многих из них наложил крупные штрафы. Любимец императора стал объектом всеобщей ненависти, источником бед и страха, язвой на теле государства. В конце концов всемогущий фаворит решил, что для него ничего невозможного нет. Вот тогда‐то и вознамерился он стать наследником не имевшего сыновей императора, а после и совсем убрать его с дороги.

Наказание преступника деревянной колодкой

Однако самому превратиться в Сына Неба – значит основать новую династию, то есть отнять власть у старой династии Мин. А это гигантски разросшийся клан царствующего дома Чжу, где было тридцать удельных князей, до трех тысяч титулованных и около четырех тысяч нетитулованных особ. У подавляющего большинства из них имелись свои телохранители, стражи и слуги. Без боя эта орава престол узурпатору отдавать не хотела! Значит, исход дела должны были решить мечи! А потому надо вооружаться! И Лю Цзинь начал тайно готовиться к схватке, накапливая в своих кладовых оружие и доспехи.

Главный Тигр любил оружие. Не расставался с зимним круглым веером, украшенным мехом бобра. В этом опахале имелись два скрытых ножна, а в каждом – по тонкому кинжалу. С таким снаряжением Главный Тигр ежедневно приходил в личные покои императора. Зачем? Опасался покушения на себя? Намеревался убить Хоучжао?

В годы Змеи и Лошади (1509 – 1510) ситуация в стране обострилась. Режим, установленный Восемью Тиграми, действовал на пределе своих возможностей. И вот тут‐то и произошли три события, ослабившие и расшатавшие власть Главного Тигра. Во-первых, сорвалось устранение одного из главных евнухов – Чжан Юна, коего Лю Цзинь считал ненадежным. После этой неудачи Главный Тигр обрел в лице Чжан Юна сильного и ловкого врага. Во-вторых, в год Лошади вспыхнул вооруженный мятеж в Нинся, семена которого посеял сам фаворит.

В свое время Лю Цзинь наложил лапу на пограничные районы и расположенные там военные поселения. Приказал перемерить их земли и собрать недоимки по налогам. Желая выслужиться, его посланцы завысили данные о площади таких земель, а затем стали взимать налог с несуществующих полей. «Жить людям стало невозможно… Люди негодовали, и начались смуты», – свидетельствует источник. Творимый произвол ослабил оборону государства от «варваров». Во главе недовольных встали князь Аньхуа (Чжу Фан) и военачальник Хэ Дин. Подняв вооруженное восстание в войсках, находившихся в Нинся, князь выпустил воззвание и распространил его по всей стране. В этом манифесте он перечислял преступления Лю Цзиня и призывал всех выступить против беззаконного и продажного временщика.

На подавление волнений Главный Тигр двинул армию. Дабы удалить своего врага из пределов императорского дворца, Лю Цзинь добился назначения Чжан Юна на должность командующего войсками в Нинся. Расчет был прост. Если борьба с мятежниками затянется или будет неудачной, карьера соперника окажется под ударом. Тогда его ждет наказание. Если же новоиспеченному военачальнику улыбнется удача и он подавит бунт, то это пойдет только на пользу Главному Тигру. Чжан Юн обезвредит врагов Лю Цзиня и тем самым вызовет на себя гнев всех недовольных фаворитом, поссорится с оппозицией. По тем же соображениям вместе с Чжан Юном в Нинся послали недавно уволенного и только что восстановленного в должности столичного инспектора, талантливого и авторитетного чиновника Ян Ицина. Собратья по несчастью вдали от осведомителей евнуха быстро нашли общий язык и решили свергнуть врага любой ценой. Заговорщикам повезло. Мятеж в Нинся захлебнулся. Часть военачальников и сановников в тех местах не примкнула к восстанию и сумела оказать сопротивление. Через восемнадцать дней после начала выступления князь Аньхуа был разбит, схвачен и казнен. В плен попали многие из его родственников, сторонников и подчиненных.

Победитель Чжан Юн приближался к столице. Ему готовилась торжественная встреча. Триумфатор становился крайне опасным соперником. И вот тут‐то очень некстати умер старший брат временщика. Это был третий удар для Главного Тигра. Назначенные на пятнадцатый день восьмого месяца года Лошади похороны с их жестким, неукоснительно соблюдаемым ритуалом по рукам и ногам связали Лю Цзиня. Понимая, что в день погребения он будет предельно уязвим, фаворит просил императора отложить появление победителя в Пекине на два дня. К этому сроку он надеялся либо захватить власть в столице, либо успеть парализовать силы, находящиеся в распоряжении Чжан Юна. Траурная церемония проходила в крайне напряженной обстановке. Накануне Лю Цзинь выставил мощную охрану и стянул в Пекин все верные ему воинские части.

Однако, разгадав план противника, Чжан Юн вступил в город именно пятнадцатого числа и потому смог опередить своего врага. Император встретил процессию у ворот Дунхоумэнь и дал в честь триумфатора парадный обед, который продолжался допоздна. В эту ночь Лю Цзинь ушел к себе раньше обычного. Главный Тигр был спокоен и уверен в себе. Ему и в голову не приходило, что на него будет поставлен смертельный капкан. В полночь Чжан Юн достал обличительный доклад и стал говорить о том, что именно Лю Цзинь – виновник драматических событий в Нинся. Подвыпивший и не в меру развеселившийся Сын Неба поначалу пытался уйти от острой темы, но вскоре понял, в чем дело. Речь шла о его свержении или о превращении в марионетку фаворита. Посерьезнев и поразмыслив, повелитель согласился с Чжан Юном. Новые союзники решили действовать быстро.

Дворцовой страже было приказано арестовать Лю Цзиня. Водяные часы показывали третью стражу – наступил «час тигра», или время с трех до пяти часов ночи. Главный Тигр крепко спал. Солдаты, выломав двери, ворвались в резиденцию евнуха. Испуганный Лю Цзинь поспешно выбежал во двор, но был схвачен. Его отвели во дворцовую тюрьму. Словно об этом писал великий поэт Средневековья Ду Фу (712 – 770):

 
Свирепый тигр
Страшит не только слабых,
А все же попадается в тенета.
Уже зажаты в крепких путах лапы —
Напрасно
Угрожает и ревет он.
 

Перевод А. Гитовича

Вначале Сын Неба не намеревался казнить Лю Цзиня. Однако монарх переменил свое решение, как только узнал, что именно нашли в его подвалах. А нашли там несметные богатства! Одни только драгоценные камни едва умещались в емкостях, равных двадцати литрам! Сверх того было конфисковано пятьсот золотых сосудов для супа, два комплекта золотых лат, три тысячи золотых крючков-застежек для халатов, свыше четырех тысяч яшмовых поясов! Здесь же обнаружили вещи сугубо императорского достоинства. Четыре золотых дракона – эмблемы власти Сына Неба и восемь императорских парадных одеяний! Временщик основательно готовился к своему восшествию на престол! А тут еще оказалось, что кладовые набиты оружием и боевым снаряжением. Хранились здесь и пятьсот специальных пластинок – пропусков во дворец и особые дощечки для нанесения на них императорских указов. Такого рода запасы подтвердили самые худшие подозрения о замыслах их хозяина.

Император впал в ярость. В страшном гневе он завопил: «Лю Цзинь действительно изменник!» Хоучжао приказал бросить в темницу не только своего бывшего любимца, но и остальных семерых Тигров.

Лю Цзиня обвинили более чем в тридцати преступлениях. После допроса император повелел больше не докладывать о бывшем наперснике. В том же августе года Лошади Лю Цзинь взошел на плаху. Его четвертовали на городском рынке. «Тигриную» голову выставили на всеобщее обозрение – в клети на столбе. По окончании следствия обвинения выдвинули против шести евнухов. Их, а также пятнадцать родственников фаворита приговорили к отсечению головы. Семь крупных сановников «исключили из списков» и разжаловали в простолюдины. Остальные члены клики Лю Цзиня вышли сухими из воды.

Теплая и ясная осень оказалась богатой на расправы. Вслед за Лю Цзинем шесть Тигров один за другим понуро взошли на эшафот. Седьмой Тигр – правая рука временщика Чжан Цай умер в тюрьме и был четвертован посмертно. Двадцать три раза собирались пекинцы на рыночной площади. Тридцать один раз поднимал здоровенный палач тяжелый двуручный меч на потеху толпе… После казни Лю Цзиня любители поэзии декламировали стихи Ду Фу:

 
Он мертвой шкурой
Ляжет на кровати,
И не ожить
Зрачкам его стеклянным.
С людьми бывает
И похуже, кстати.
Да будет это
Ведомо тиранам!
 

Подвиги разбойной вольницы. Атаманы Лю Шестой и Лю Седьмой

 
Конь боевой мой
С седлом не расстанется! Нет!
В панцирь надежный
Я круглые сутки одет!
 

Цао Цао (155 – 220)

Бешеный топот копыт возник будто внезапно. Стремительно нарастая, он заложил уши. Шедшие в город люди в страхе бросились кто куда, роняя то, что несли из окрестных деревень на рынок. А по дороге, пригнувшись к гривам, молча нахлестывая лошадей плетьми, неслись к городским воротам всадники. У подножия надвратной башни уже заметалась в испуге стража, пытаясь опустить тяжелую деревянную решетку. Не успели! Быстрые стрелы пронзили четырех солдат в спину и двух в грудь – остальные бросились бежать. Взяв яростным рывком ворота и сбивая зазевавшихся горожан, грозный отряд вихрем ворвался на рыночную площадь и, опрокидывая лотки, корзины, навесы, ринулся к входу в ямэнь – уездную управу. Когда последний всадник исчез за ее стенами, с колен поднялся старый крестьянин и, позабыв о своих рассыпавшихся по земле овощах и зелени, поднял вверх руки. Лицо его, худое, загорелое, морщинистое, осветилось злорадством и безграничным торжеством, а из ощерившегося, почти беззубого рта вырвался истошный крик восторга: «Братья Лю! Братья Лю! Молодцы! Удальцы Лю! Храбрые ребята!» Да, те два вожака, что неслись впереди ватаги, оба крупные, с непокрытыми головами, в чешуйчатых железных нагрудниках и с луками в руках, были знаменитые братья Лю Шестой и Лю Седьмой. Кто же не слышал об этих страшных разбойниках?! Кто не дивился их лихим делам и дерзким набегам?! Кто же не знал: за головы атаманов обещана груда серебра, а за пособничество им – тюрьма и каторга?! Тогда о них судачили все. Да и как иначе, ведь братья действовали почти в окрестностях Пекина – столицы Минской империи! О братьях Лю говорили по‐разному. Одни – со злобой и ужасом, другие – с одобрением и даже восторгом, третьи качали в сомнении головой: чем все это кончится?

В ту пору в Китае властвовал тупой и жестокий император Хоучжао (1505 – 1521), а все дела в государстве вершил временщик – главный дворцовый евнух Лю Цзинь. Нарастал произвол чиновников. Сбор налогов превращался в открытый грабеж. У крестьян отбирали все «лишнее», так что «нигде не оставалось ни петуха, ни собаки». Деревню терзали и стихийные бедствия, особенно засухи. Население глухо волновалось. Крайне напряженным было положение в столичной провинции. Здесь, к югу от Пекина, император и его фаворит надумали превратить частные земли в казенные, обрекая тем самым свободных владельцев на полукрепостную зависимость.

Крестьянские земли отбирались под императорские поместья. Но раз здесь замешан сам Сын Неба, то жаловаться некому. Значит, надо браться за оружие! Как всегда в таких случаях, первой поднялась деревенская молодежь. А куда ей идти? Конечно, к «разбойникам»! Так власти именовали тех, кто сеял «смуту», – и шайки воров, и отряды повстанцев, и разбойную вольницу, и крестьянское войско с его вождями. Таких осенью года Змеи (1509) на юге столичной области появилось особенно много. Именно здесь, по свидетельству источника, «жители стали крайне дерзкими. Они любили скакать на конях и стрелять из лука, часто грабили на дорогах. Их называли конными разбойниками. К этому времени они собрали очень много сообщников».

Среди атаманов особенно выделялись братья Лю. Старшего, Шестого, звали Лю Чун, а младшего, Седьмого, Лю Чжэнь. Были они уроженцами уезда Вэньань близ Пекина. Отчаянные храбрецы, они к тому же превосходно стреляли из лука, виртуозно владели мечом и слыли отличными наездниками. Их удаль и слава притягивали в отряд все новых и новых повстанцев. К ним шли местные удальцы и беднота, даже многие солдаты правительственных войск переходили на их сторону. В год Змеи братья Лю объединились с известным атаманом Ци Яньмином и начали в окрестностях Пекина настоящую войну против чиновников и богачей. У них были самые крупные конные ватаги, прочие возглавляли Син по прозвищу Старый Тигр, Ян Тигр и Лю Третий. Особым авторитетом пользовался атаман Чжан Мао, к которому примкнули такие вожаки разбойной вольницы, как Ли Лун и Ян Ху.

Всесильный Лю Цзинь в гневе потребовал немедленно уничтожить «бандитов». Однако облеченные высочайшим доверием три инспектора отнеслись к поручению с прохладцей. Один взял с собой в поход семью. Другой на пару с начальником местного гарнизона ударился в разгул; в окружении певичек и танцовщиц оба «героя» под музыку и пение неутомимо вливали в себя вино. Злой завистник донес об этих невинных забавах в столицу. Временщик пришел в ярость. Веселого инспектора разжаловали, послав простым стрелком из лука в один из гарнизонов.

После кары, постигшей собрата, два уцелевших чиновника взялись за ум и стали спешно арестовывать «разбойников». Причем не столько самих удальцов, сколько их сторонников, сочувствующих, а то и вовсе ни в чем не повинных людей. Не было дня, чтобы не хватали таких «преступников» и под конвоем, в шейных колодках не приводили в управы. Солдаты, шедшие впереди, трубили в рог и били в барабаны. Трубный рев и бой барабанов не прекращались часами. За такое рвение оба инспектора получили повышение по службе.

Казалось, вольница поутихла. Многие атаманы со своими ватагами возвестили о своей покорности, однако с повинной не явились, а оружие и коней не сдали. Лю Цзинь и послушный ему император требовали от чиновников и военачальников искоренить «разбойников». А они тем временем нашли общий язык с теми из дворцовых евнухов, кто были уроженцами уезда Вэньань, откуда происходили, как уже упоминалось, братья Лю и некоторые другие лихие атаманы. Как издавна повелось в Китае, земляки очень дружили и старались помогать друг другу в трудную минуту. Вскоре между «разбойничьими» главарями и дворцовыми кастратами установились тесные связи. А добытое атаманами серебро, перетекавшее в карманы евнухов, надежно скрепило это «родство душ». Неким подобием штаба «смутьянов» служило жилище почитаемого ими Чжан Мао – большой двухэтажный дом с прочными двойными стенами и глубоким погребом. Здесь вожаки собирались, обсуждали дальнейшие планы и пировали. Чжан Мао приходился соседом семье одного из главных евнухов по прозвищу Северная Могила. Эти два достойных человека побратались. Затем Чжан Мао с помощью Северной Могилы сумел подкупить еще нескольких евнухов. Один из них – Гу Даюн – был близок с самим императором.

Такого рода взаимоотношения резко расширили возможности Чжан Мао. С помощью евнухов и их слуг этот удалец частенько проникал в императорский дворец в Пекине, куда простой смертный и не надеялся попасть. Однажды атаман даже вошел в зал Баофан и видел, как Сын Неба играет в мяч. После этого случая Чжан Мао стал еще более дерзким. Ватаги его собратьев тогда терпели поражения от солдат одного из военачальников, и Чжан Мао обратился за помощью к Северной Могиле. Тот устроил в своем доме пир, пригласил военачальника и Чжан Мао, посадил их друг против друга и, подняв чашу, ласково сказал отважному воеводе: «Он действительно мой брат, с ним нужно ладить, и не нужно его преследовать». После чего, наполнив чашу еще раз, Северная Могила повернулся к Чжан Мао и строго произнес: «Главнокомандующий (хозяин дома щедро повысил своего гостя сразу на два-три звания. – Авт.) с тобой в хороших отношениях, и ты отныне не приноси ему беспокойства!» Полководец боялся Северную Могилу и не осмелился возразить ему. Остальные военные, видя, как осторожен их сослуживец, также избегали активных действий. Так на время евнухи и атаманы парализовали усилия правительственных войск.

Инспектор Нин Гао узнал о причинах странного затишья и решил покончить с «разбойничьим гнездом». По его приказу один смельчак из чиновников полицейско-сыскного ведомства проник в дом Чжан Мао под видом музыканта, играющего на лютне. Ублажая слух пирующих, лазутчик подробно изучил расположение комнат, входы и выходы. Скоро «лютнист» стал вхож в «логово разбойников». Именно он и открыл дверь подобравшимся к дому солдатам. Ворвались они внезапно, но встретили яростное сопротивление. В завязавшейся стычке ударом боевой секиры солдаты сломали ногу Чжан Мао. Раненый был схвачен и доставлен в Пекин – на допрос, суд и расправу. Его друзья-атаманы решили любой ценой вызволить своего собрата. Тайно пробравшись в столицу, они связались с Северной Могилой, который вместе еще с одним евнухом якобы просил за Чжан Мао императора, что весьма сомнительно. Скорее всего, скопцы пали в ноги своему патрону – всемогущему Лю Цзиню. Тогда «сверху» последовал «милостивый» ответ: «Пусть поднесут в подарок двадцать тысяч лянов серебра, и тогда возможно помилование». А тайный посредник предполагаемой сделки – слуга временщика сверх того потребовал себе десять тысяч лянов.

Дабы раздобыть нужную сумму, Лю Шестой, Лю Седьмой и Ян Тигр решили ограбить, причем тайно и тихо, одно из областных казначейств. Однако то ли случайно, то ли вынужденно Ян Тигр поджег одно из казенных зданий. В ямэне подняли тревогу. Поняв, что дело сорвалось, Лю Шестой и Лю Седьмой благоразумно бежали. Чжан Мао был казнен, а братья оказались в тяжелом положении. Зная это, местные чиновники предложили им действовать сообща против других «разбойников». Делать нечего – лихая парочка перешла в лагерь недавних преследователей и весьма успешно противостояла своим вчерашним товарищам, получая за это разного рода награды. Вскоре в правительственном лагере сочли, что «разбойники» в столичной области стоят на краю гибели, а наиболее ретивые служаки даже советовали начальству уничтожить «корень зла», то есть Лю Шестого и Лю Седьмого. Прознав об этом, оба удальца скрылись. Тогда их объявили в розыск. Нарисовали и разослали портреты братьев, арестовали их жен и сыновей, заодно совершенно разорив их дома. Храбрецы не сдались и вступили в войну с властями, попутно грабя богачей и купцов.

В конце года Лошади (1510) был казнен всемогущий Лю Цзинь и императорским указом обещана амнистия «разбойникам», явившимся с повинной. Оба Лю решили рискнуть и вскоре вместе с 34 соратниками пришли в областной центр. Об их капитуляции доложили самому государю. Братьев помиловали, но приказали им схватить других «разбойников», дабы тем самым искупить свою вину. Лю искушать судьбу не захотели. Тайно уйдя из правительственного лагеря, они примкнули к лихому атаману Бай Юню, а вскоре стали действовать самостоятельно.

Новая ватага быстро росла и вскоре превратилась в мощный боевой отряд, который в январе года Овцы (1511) ринулся на уездный центр, где в темнице томился вожак Ци Яньмин. Налет удался – еще один атаман обрел свободу. В итоге под командованием воинственной троицы через десять дней собрались несколько тысяч человек. «Шалости» разудалой вольницы перерастали в народное восстание, участников которого власти именовали теперь не только разбойниками, но и мятежниками. Весной того же года к ним присоединился будущий знаменитый атаман Чжао Суй. Этот студент-книжник обладал необыкновенной силой и отвагой и часто заступался за обиженных. Когда отряд Лю Шестого и Лю Седьмого взял его родной город, он, защищаясь, вошел в воду вместе с женой и детьми. Разбойники схватили его жену и собирались обесчестить ее. Тогда Чжао Суй в гневе бросился на них и ранил двух человек. Однако братьям Лю удалось скрутить смельчака. Оценив его мощь и смелость, они стали уговаривать Чжао Суя примкнуть к их отряду. В конце концов тот согласился, был отпущен домой, а вслед за тем вместе с двумя своими братьями собрал отряд в пятьсот человек и присоединился к повстанцам. Их силы окрепли, а зона налетов значительно расширилась – вплоть до границ Шаньдуна. И вот тогда во дворце забили тревогу.

Против повстанцев, помимо местных частей, бросили тысячу отборных солдат из столицы. Поскольку у правительственных войск конница была слабой, император разрешил забирать лошадей у населения. Но это только подлило масла в огонь, и борьба разгорелась еще сильнее. В марте года Овцы мятежники, численность которых превысила сто тысяч человек, уже хозяйничали более чем в пяти округах и пяти уездах, захватив десять городов. Так возникло самое крупное вооруженное крестьянское восстание в средний период правления династии Мин. Храбрецы обычно нападали внезапно, врасплох, в тех местах, где правительственных войск было мало, а потому достойного сопротивления не встречали. Главнокомандующий неприятельскими частями Чжан Вэй был избалован, труслив и воевать не умел, а посему ему требовался умный, смелый и деятельный помощник. Таковым стал Ма Чжунси – штатский чиновник и ученый. После чего все эти воеводы «отправились походом на разбойников».

А между тем восстание разрасталось. Как только чиновники слышали о приближении «разбойников», они впадали в панику. Жители сами открывали ворота городов и впускали мятежников. По этой причине, сообщает современник, «между Севером и Югом прервалась всякая связь. Народ волновался и шумел». Из Пекина на места послали приказ – восстановить городские стены, очистить рвы и пополнить войска, причем надлежало набрать «смельчаков из народа», дабы «разбойникам» не удалось привлечь их к себе. В городах и деревнях спешно формировали отряды самообороны и возводили укрепления. Власти расположили войска вдоль Желтой реки – Хуанхэ, чтобы предупредить прорыв «бандитов» в горы Тайхан, где, как опасались, они могли создать свою опорную базу. Весной того же года усилились народные волнения на юге провинции Цзянси, а летом отряды Чжао Суя, Сина Старого Тигра, Лю Третьего и Яна Тигра ушли в Хэнань, а также действовали в Шаньси. Затем они вернулись в столичную провинцию и через Шаньдун отправились на юго– запад – вверх по реке Янцзы. Повстанческое войско, ведомое Лю Шестым, Лю Седьмым и Ци Яньмином, вторглось в Шаньдун и Хэнань, а затем, пройдя не одну тысячу километров, вступило в богатые рисом и пшеницей провинции Хубэй и Хунань.

Здесь с 1507 года бушевало крупное восстание крестьян, которым удалось занять обширную территорию и овладеть рядом городов. Испуганные власти собрали значительные силы на границах этих провинций, стараясь не пропустить мятежников в соседние области. Войско братьев Лю вплотную приблизилось к Учану, однако на штурм этого крупного города не решилось и двинулось вниз по реке Янцзы – в Цзян– си. После стремительного рейда на север отряды Лю Шестого, Лю Седьмого и Ци Яньмина достигли Чжэньцзяна. Казалось, они перережут Великий канал и прервут сообщение между Севером и Югом. Повстанцы угрожали Нанкину – Южной столице Минской империи. Всего за один год Овцы они победоносно прошли по семи провинциям, трижды подступая на севере к Пекину. Так начиналась обычная для средневекового Китая маневренная крестьянская война против прогнившей бюрократии.