Текст книги "Демон Эльдорадо"

– И когда они хотят устроить резню, безумцы? Не ведая, что с неба на них тотчас обрушится небесная кара! Неужели сегодня?

– Что ты, Алекос, не так все срочно, – лукаво ощерился сапана. – Но время идет, и близок день подношения девственниц богам. Как только это случится, мыслям зачинщиков смуты уже не будет обратного хода. Они слишком прикипели к своей власти, чтобы так просто разделить ее с народом. Они слишком любят пиры и любовные услады, чтобы пригласить к своим столам и ложам сотни новых правителей.

– А ты, значит, не таков?

– Я завоюю для вас мир! В него придут тысячи юных хозяев… А я всего лишь буду скромно помогать тебе и Энки руководить ими, не противореча высшей воле Творца, – скромно потупился Кумари. – Нужна ли вам забота о такой мелочи, как земля? Души богов на небе, сердца их со звездами…

Замысел юного сапаны, что и говорить, был прозрачен будто слюдяной лист.

– Наместник богов на земле, значит? – пробормотал Алекс.

– Старший среди равных, когда вы решите вернуться домой. Я готов поклясться на крови младенца, что буду беречь младших богов, если они останутся здесь.

– А в противном случае всем нам грозит гибель от ритуальных ножей Уакарана?

– Истинно так, мудрый Алекос. Об этом мечтают злодеи, не ведая об истинной мощи богов.

Они поднялись по темной лестнице к низко висящей полной Луне, что ненадолго выплыла из-за туч. На фоне черных скал показался дворец, густо окруженный факелами, послышалась перекличка вечерней стражи. В окрестных домах также стали заметны признаки жизни – народ тут жил более свободный, чем в армейском квартале.

– Хорошо, я ознакомлю великого Энки с твоим предложением.

– Будь осторожен, Алекос… Загнанный в угол ягуар так же опасен, как умелый охотник с копьем. Армия, кроме личной охраны Таури, на моей стороне, но сапана и его приспешники не должны догадаться, что их заговор раскрыт.

Какую-то часть ночи после этой беседы Алекс не мог уснуть, то и дело тревожа обеих девушек, выбранных им в жены неделю назад, – кроме доброй Чучильи, разумеется. Она спала на отдельном почетном ложе. В тихих шагах дворцовой стражи за пологом ему чудилась угроза, будто воины не старались соблюдать тишину, а подкрадывались к его покоям.

Все-таки разум взял верх, и Алекс уснул, убедив себя, что безумцу в любом случае ничего не грозит – убить его во сне просто невозможно.

А с самого утра он отправился не к плотине, а в квартал мастеров по металлу. Тот располагался поблизости от дворца – сначала мастерские, где имели дело с золотом и серебром, потом уже одна приземистая контора, занимавшаяся редким ремеслом – обработкой меди. Ей все еще не находилось широкого применения – крестьянам достаточно костяных мотыг, а солдатам каменных наконечников для копий.

Тем не менее Энки распорядился везти сюда медь с нового рудника, где она добывалась в самородном виде. Похоже, собирался в будущем опутать город проводами. Сейчас же мастер и его ученик занимались тем, что учились придавать металлу нужную форму.

Оставив охрану за воротами мастерской, Алекс вошел под низкий свод одноэтажного дома. Плешивую собаку, что облаяла его из-за угла, он проигнорировал. В доме было жарко, и густо висел вонючий дым от жженого навоза – вовсю пылала жаровня. В одном из углов аккуратной стопкой лежали медные бруски с проделанными в них сквозными отверстиями – видимо, чтобы переносить металл на стержнях или веревках.

Над жаровней склонился хилый нечесаный юноша с длинными щипцами, красный словно помидор. Обернувшись на звук шагов, он увидел бородатого подручного Энки, выронил клещи и сложился чуть ли не пополам.

– Ты мастер? – спросил Алекс.

– Нет, господин! – испугался парень. – Позвать его? Он на заднем дворе, там у нас склад. Мы собирались скоро ковать кинжал…

– Беги, – оборвал Алекс. Кажется, у подмастерья от ужаса случился приступ болтливости.

Буквально через минуту оба нужных человека уже стояли перед ним, склонив головы и приготовившись внимать «гласу небес». Мастер оказался довольно пожилым, однако вполне крепким на вид, словно прокопченным постоянной работой возле раскаленного металла. В общем, типичный кузнец.

– Есть что-нибудь острое и необожженная глиняная табличка?

Слегка удивленный мастер показал на верстак, где у него в ряд были разложены корявые наконечники, еще более неказистые фигурки черепах и птиц и грубо склепанные цепочки. Там же стопкой лежали таблички, на лицевой стороне которых Алекс увидел некоторые из предметов, что «во плоти» лежали на столе. Заказчики изображали на глине то, что им хотелось иметь, а мастер в меру сил воплощал их замыслы в металле. Увы, пока не слишком удачно.

Неудивительно, что медь не пользуется должным спросом у местной знати.

Алекс оглядел нехитрый инструментарий кузнеца. Похвастать тут было нечем. Гранитные «напильники», разного размера молотки, опять же каменные, и все в таком духе. Но не золотой же заказывать муляж, в самом деле?

Алекс взял медный наконечник, перевернул табличку и принялся выцарапывать на ней копию резака, как он его запомнил. Причем в натуральный размер, чтобы не мучиться с измерениями и облегчить работу исполнителям. Ничего сложного – короткая толстая рукоятка, очевидно с аккумулятором, и длинный конусовидный ствол с ленточной обмоткой, образующей спираль. Сверху круглая панель, похожая на крошечную спутниковую антенну, повернутую в сторону цели…

– Что это, господин Алекос? – в испуге спросил мастер, когда рисунок был закончен.

– Магический кинжал, ясно тебе? И если кто-то узнает, что вы изготовили его для меня… Ждите небесной кары, ребята. Вы и ваши родичи будете прокляты навеки и низвергнуты в царство демонов! – Мастер посерел, мгновенно вспотел и горячо закивал. – Сколько тебе нужно дней?

– Два… Три. Мы будем работать день и ночь, о помощник Творца.

– Отлично. Завтра вечером зайду.

И Алекс покинул медную кузницу довольным собой. Если берет три дня, значит, способен справиться за два, как и сказал вначале. Только бы не напутал с размерами и пропорциями, дикий человек…

Власть без реальных путей ее применения уже тяготила Алекса, и только ночной разговор с молодым вождем приоткрыл перед ним дверь к самореализации. Что толку считаться помощником «богов», когда занимаешь нишу свадебного генерала?

Сейчас Алекс еще не был, разумеется, готов к тому, чтобы активно включиться в политику – тем более и политики здесь как таковой не было, а только ее зародыш. Но подвижки среди местной знати начались, и оставаться пешкой в руках аннунаков или становиться жупелом для бунтовщиков он не собирался. Пора было определиться с собственным статусом, это Алекс понял четко.

Обход старинной линии обороны, проложенной предками по гребню южных холмов, протекал как обычно, то есть без происшествий. День выдался ясным, и многие горожане, свободные от трудовой повинности, воспользовались погожим днем, чтобы послужить своей семье. Только глухих старцев и грудных детей, пожалуй, в лесах было не встретить. Ходячие же старики и подростки стайками бродили по окрестным холмам, перекликаясь и внося в службу изрядную помеху.

Рубить деревья и выкорчевывать кустарник на северных склонах холмов было запрещено, а на южные идти было слишком трудно и долго, вот и пробавлялся народ тем, что упало.

«Что тут еще можно найти?» – сердито думал Кетук, завидев между соснами очередного старика. Но вопреки его мнению, ушлые горожане ухитрялись наскрести под стволами и оборвать с них порядочные вязанки сухой древесины. Навоза слишком мало, и он дорог, а вот сушняка в лесах, оказывается, хватает. Кто-то еще только начал сбор веток, а кто-то уже спешил в Тайпикала, согнувшись под тяжестью ноши. Все приветствовали молодого солдата радостными возгласами. Хотя некоторые несознательные дети, правда, позволяли себе обстрелять его из-за укрытия шишками.

Кетук спустился в распадок, ступая по грязным снежным пятнам. Под ногами не захрустел ни один сучок, и странного в этом ничего не было. Старинный земляной вал тянулся справа от него, как всегда, голый и похожий на след от гигантского дождевого червя, так и не соизволившего выбраться на поверхность из глубины.

Добравшись до «своего» участка, Кетук поднялся на земляной горб с выставленным вперед копьем и приставил ко лбу ладонь, прикрывая глаза от висящего в глубоко-синем небе Солнца.

Мир был прекрасен. И на западе, и на востоке высились недосягаемые белые хребты, покорные только гигантским орлам, на юг же и на север тянулись бесконечные холмы, иссеченные редкими ущельями и сглаженные снежными равнинами.

Только чуждая глазу деревня богов, с ее тряпичными хижинами и блестящими шпилями, отчего-то казалась порождением подземного мира мертвых. Кетук присмотрелся и разглядел снующие фигурки многоногов, как всегда, занятых неведомо чем.

Рука сама собой стиснула копье, будто могла размахнуться и поразить им безголового божка. Что толку? Боги могущественны и неуязвимы, у них невидимые молнии и непробиваемые одеяния. На их стороне сапана Таури и жрецы. Даже думать о том, чтобы поднять руку на богов, уже кощунственно… Но Кетук не в состоянии был унять в сердце ярость – он мечтал о том, чтобы взгляд его обрел силу оружия и уничтожил ненавистные халупы богов и всех, кто там окажется. Нет, перевернул сам холм вверх тормашками, чтобы Энки с его прислужниками очутились там, где им и полагается быть – глубоко в царстве мертвых.

Внезапный шелест снега позади заставил молодого воина обернуться и принять боевую стойку – выставив перед собой копье, на полусогнутых ногах. Отработанное на тренировках движение заняло у него не больше мгновения.

Разумеется, это был всего лишь крестьянин.

– Не убей, – хмыкнул он и с надрывом закашлялся. – Как служба, солдат?

– Унако! – присмотревшись, воскликнул Кетук.

Он не видел старого боевого товарища уже много месяцев, с того самого дня, как армия вернулась в Тайпикала. Пращника освободили от трудовой повинности, предоставив ему возможность посвятить все свое время семье. Калека не пал духом, когда сравнялся положением со стариками и детьми. Никто не сказал бы, что он потерял ступню, не зная об этом. Подумаешь, прихрамывает человек.

Бывшему пращнику еще повезло, что у него была своя семья и двое детей, когда он превратился в калеку. Иначе жениться на обычной, а не ущербной девушке ему бы попросту не позволили.

– Я думал, ты на плотине работаешь, – сказал Унако и уселся на плоский камень. Он отвязал от кожаного сапога тесемку, благодаря которой обувь не сваливалась с увечной ноги, и вынул красную культю. Ее нижняя поверхность загрубела и напоминала подошву. – Чешется, собака! Будто настоящая нога, а не этот обрубок.

– Через день там, – кивнул Кетук и уселся напротив старого солдата.

– Слышал, тебя скоро десятником назначат…

– Врут, – напрягся Кетук. – Откуда у тебя такое знание?

– Послужи с мое, сынок! Есть такое намерение у командиров, значит.

– Так вот возьмут и назначат?

По правде говоря, Кетук не считал себя самым достойным кандидатом на эту должность. Были в их десятке и более опытные воины, побывавшие не в одной стычке с врагами во время боевых походов. Вот только у одного характер был не очень, другого вряд ли станут слушаться без разговоров…

– Может быть. – Унако осмотрелся, словно это он был в дозоре, а не его собеседник. Но все было тихо, только со стороны плотины доносились привычные уже звуки строительства. То есть слаженные крики десятков рабочих, что с помощью толстых веревок опускали каменные блоки на дно реки. – Если ты оправдаешь надежды сапаны Таури.

– При чем здесь сын Солнца? – удивился Кетук. – Что ему до нас? Сказал бы про Кумари, я бы еще понял… Ты в своем ли уме, брат?

– Слушай меня, мальчик, внимательно. Это ведь твоя невеста завтра отправится на холм, чтобы зачать ребенка от бога?

– Она теперь невеста неба! – резко ответил Кетук, едва не потеряв контроль над собой. Ему захотелось вскочить и вонзить копье в ближайшее дерево, чтобы оно застонало от его удара. – Так решил семейный совет, и я подчинился ему. К тому же она совсем не одна такая, девушек выбрано много! Не говори мне об Арике, друг, иначе я прогоню тебя. Мне и так пора продолжать обход.

– Я не все сказал, – прищурился Унако. – Не торопись, малыш… Ты бы хотел, чтобы твоя женщина стала прежней и не понесла от богов?

– Это невозможно, – хрипло ответил Кетук. – Она избрана по благословению Таури. Пусть лучше у нее будет ребенок неба, чем ее убьют за избавление от плода.

– Сапана мудр, он никогда не пойдет открыто наперекор Энки.

– Еще бы.

Только сказав это, солдат сообразил, что именно пытается донести до него бывший пращник. Не поверив себе, он прислушался к шумам со стороны плотины, пытаясь различить среди них шелест чужих шагов. «Не может быть, чтобы Унако обманывал меня, – подумал он. – Только не Унако».

– О чем ты говоришь? – спросил Кетук, чтобы нарушить молчание.

– Мы поклоняемся ложным богам, – просто ответил увечный пращник. – Неужели ты этого не чувствуешь?

Эта простая мысль настолько поразила молодого солдата, что он лишь молча открыл рот, словно умер и приготовился вступить в царство мертвых. Чтобы переварить ее, потребовалось порядочное время. Унако не мешал ему, поигрывая сухой веткой.

– Мы не можем знать замыслы богов, – наконец проговорил Кетук. – Это они прилетели с неба, а не мы. Все видели летающие чертоги и Посох смерти. А резак Алекоса? Разве бывают ложные боги, Унако? – Он находился в искреннем недоумении. – Разве боги бывают чужими для людей?

– Вот! – почему-то обрадовался калека. – Я вспомнил! Да, ты правильно назвал их, друг. Они именно чужие ! Так Ило и сказал.

Хотя Кетуку нужно было продолжать обход, он и думать забыл о своих обязанностях. Ну и ладно, все равно ни один здравомыслящий враг не осмелится двинуть на аймара войско, пока они принимают на своей земле всемогущих богов.

То, о чем толковал старый пращник, было гораздо важнее. У Кетука возникла и стала крепнуть вопреки всему надежда, что его семейная жизнь с Арикой еще может начаться, не омрачившись рождением маленького божка.

– Значит, она сможет избавиться от плода, и ее не казнят?

– Именно, братец. Наконец-то ты понял.

– Я не понимаю другого – как смеет сапана Таури восстать против своих небесных родичей?

– Я же тебе объясняю, – стал сердиться Унако, – Таури – сын Солнца, а Энки? Кто он такой, даже если у него есть летающий дом и Посох смерти? К тому же никто толком и не видел, как его дом летает, а Посох разит. Так, слухи! Подумай, зачем бы истинным богам потребовалось плодить от земных женщин детей? Им достаточно было бы смешать воду с кровью, и дитя готово! Вот и получается, что они не боги вовсе! Ну ладно, не настоящие боги, тут я загнул… А ты представь только, что будет, когда в тысяче простых семей появится небесный младенец, да еще и с бородой?

Кетук ужаснулся – перед глазами возник образ Арики, из чрева которой вылезает маленькое бородатое существо с крошечным Посохом. Молодой солдат нервно рассмеялся. Последний довод Унако словно низвел богов до уровня ярмарочных шутов, изображающих какое-нибудь жалкое животное вроде головастика. Даже их божественные атрибуты власти и многоногие помощники перестали казаться чем-то непостижимым.

– Вот-вот, – ухмыляясь, продолжал Унако. – Что будет с головой женщины, у которой родится такой ребенок? «Я мать бога! Я мать бога!» – чуть не из каждого двора будут кричать. А сын Солнца тогда как, не бог вовсе? Смута, воровство, неуважение к святыням… Беда случится с аймара, братец. Со всех сторон на нас навалятся, не посмотрят, что боги в Тайпикала гостили.

– Я не знаю, зачем ты говоришь мне это! – вскричал в растерянности Кетук. Он вскочил и обвиняюще выставил в сторону старого солдата копье, словно желая, чтобы тот поскорее уносил ноги. – Ты сражался со мной за перевалом, я ничего не скажу десятнику. Уходи, друг, я всего лишь простой воин и не могу говорить о великих, потому что это не мое дело.

– Именно твое, – сурово отрезал Унако и тоже встал.

Как видно, несуществующая ступня отозвалась в нем болью, потому что он поморщился и схватился за тонкий ствол деревца.

– Я не хочу.

– Помоги нам, Кетук! Ты можешь вернуть себе Арику и стать десятником, так сказал сапана Таури.

– Почему я должен тебе верить?

– Ты этого хочешь!

Молодой воин прислушался к собственным мыслям и чувствам, но ничего, кроме растерянности и страха, не уловил. И еще была боль, но за последние дни он притерпелся к ней и почти не замечал.

– Зачинщика смуты ждет куда более суровое наказание, чем ее участника, – добавил Унако, уловив колебания Кетука. – А я не боюсь наказания, потому что его не последует. Ты и сам это видишь. Разве я когда-нибудь желал смерти на алтаре? Поверь мне, брат.

– Не знаю…

– Я хочу рассказать тебе еще одну вещь. Ты не поверишь, но это правда. Слышал о калеках, которых Энки приглашает к себе в город для исцеления и службы? Будто бы они потом проводят дни в радости и довольстве.

– А что? Конечно, слышал. Только не говори мне, что они томятся в темнице богов!

– Хуже, намного хуже. Один из воинов случайно подглядел, когда привел этих несчастных на холм, и узнал, что там с ними происходит. Должен узнать и ты. Так вот, безголовые божки окружают их и убивают лапами, потом разрезают на части и засовывают к себе в животы. И уносят под землю!

– Не может быть, – выдохнул Кетук.

– Это правда, брат.

Но почему, почему боги избегают принимать жертвы открыто, во время всеобщего праздника? Кетук был в полной растерянности. Он нимало не сомневался в праве богов на жертву – это человек может, хоть и с трудом, забрать у земли ее плоды и прокормиться. Богу же только и остается, что питаться кровью и плотью человеческой. Он не станет, не по чину ему пахать землю или охотиться с дротиком на горную козу. Недаром же Творец создал род людской! Дети его вправе взять свое и напитать тела соками жизни…

– Зачем? – пробормотал Кетук в растерянности. – Зачем им таиться в темноте, доверяя ритуал помощникам? Они могут прийти на площадь и потребовать столько жертв, сколько пожелают…

– И я о том же, – удовлетворенно кивнул Унако. – Теперь ты видишь, что это ложные боги?

– Да. – Словно омут с холодной водой распростер объятия, готовясь принять в себя заговорщика. – Как я могу помочь вам?

– Слушай меня внимательно. – Унако приблизился вплотную к молодому солдату и заговорил намного тише, почти шепотом: – Завтра наших девушек поведут на холм, в город богов. Но мы знаем, что обрюхатят их не сразу, только после «очищающего» ритуала. – Унако презрительно фыркнул, а Кетук стиснул кулаки от всколыхнувшейся в груди ненависти. – Он займет не один день. Пока этот ритуал не будет проведен над девушкой, ее не сделают матерью. Энки сказал, что раньше чем через неделю ждать их обратно не стоит…

– И что? Мы нападем на город богов?

– Точно. Но не сразу, брат, не сразу… У нас пока нет достаточных сил. Чтобы они появились, тебе надо будет в свой следующий обход, вечером… Подстеречь на тропе мелкого многонога и отнять у него резак .

– Что? Как это? Это же безголовый бог, он просто убьет меня!

– Не убьет, у него нет оружия, – заверил Кетука бывший пращник. – Подбей ему ногу камнем и останови! Он захромает… Мне ли объяснять, как ты должен захватить резак ? Ты солдат и владеешь всем нашим оружием, его хватит для того, чтобы справиться с многоногом.

– Мне придется убить его?

Сама тема разговора была безумной, так что солдат даже не задумался над тем, что его вопрос звучит не только кощунственно, но и бессмысленно. Впрочем, еще шестицу назад он бы и представить не смог, что будет планировать отъем оружия богов у их безголового помощника.

– Вряд ли это разумно… Боги сразу заметят пропажу многонога, а вот про резак могут и не вспомнить. Наверняка на холме их великое множество. Но мы возьмем их потом, в подходящий момент. А как возьмешь резак , спрячь его здесь, чтобы только никто случайно не нашел, и скажи об этом мне.

Унако осмотрелся, прищуриваясь на низкое Солнце. Запал спора слетел с него, а лицо устало осунулось – видно, разговор отнял у калеки много душевных сил. Затем он ободряюще похлопал Кетука по плечу и скрылся за деревьями, взвалив на спину худую вязанку хвороста.

Служанка плавно опустила перед Аталаем расписанный клыкастыми мордами кувшин и отступила. Из сосуда пахнуло терпким духом чичи с примесью чего-то острого, необычного. Верховный жрец пригубил свежий напиток и почувствовал на языке крошечные комочки, рассыпающиеся от самого слабого прикуса.

Они густо плавали на поверхности пива и толстым слоем покрывали дно сосуда.

– Безумные семена с побережья, – пояснил разморенный Таури, заметив интерес Аталая.

– Зачем? – спросил тот.

Но опять поднял кувшин и отпил напитка сумасшедших – так называли его во дворце за непредсказуемое влияние на разум человека. Сегодняшняя ночь обещала стать длинной, скрасить ее необычными видениями не помешает.

Весь первый этаж дворца освободили от скамей, статуй и всего остального, что мешало бы смотру городских дев. Трудно сказать, что побудило сапану позвать их во дворец, но все двести девушек одна за другой старались показать придворным, чем именно они могут пленить богов. Настоящих красавиц среди них было не так много, но юность и чистота с лихвой восполняли физическую непривлекательность.

Здоровое сердце Аталая просто таяло от такого обилия симпатичных девчонок.

Не отставали от дев и придворные поэты, музыканты и мимы. Они выступали по очереди, наверняка досадуя на то, что внимание высших лиц страны приковано не к ним, а к простым девушкам, даже не воспитанницам Храма.

Впрочем, скоро лица дев уже походили одно на другое, и Аталаю стало лень даже поднимать взгляд выше их открытых грудей. В голове, перекатываясь из уха в ухо, звучали народные гимны и храмовые песни, стихи и поучительные вирши. Одни поэты рассказывали простецкие баллады о любви и труде на благо сына Солнца, другие обращали талант к вещам непостижимым. Особенно популярной, естественно, стала в последнее время тема пришествия богов на землю аймара. Буквально на глазах эта история приобретала самые невероятные оттенки, грозя со временем перерасти в сказку. Энки, например, уже приобрел способность метать молнии и читать мысли людей, хотя на самом деле пока не был замечен в этом.

Аталай поймал себя на том, что расписанный красным по золотому зал подрагивает перед его взглядом, будто началось землетрясение. Он уже собирался всерьез обеспокоиться этим, как у одной из девушек на голове вырос пучок водорослей. Верховный жрец облегченно вздохнул и оглядел соседей. Многочисленные родичи Таури, рассевшиеся вдоль стен, расслабленно внимали музыке и балладам.

Факелы стали превращаться в светящихся оранжевым змей, спускаться со стен и оплетать ноги гостей. Аталай с любопытством следил за метаморфозами привычных предметов и людей, отхлебывая время от времени чичу с семенами безумия. Он знал, что в любой момент может оставить напиток и вернуть себе правильное зрение. А потому и не заметил момент, когда видения захватили его разум целиком, выдавив из него остатки здравого смысла.

Ужас парализовал верховного жреца, когда прямо из кувшина в его руке вынырнула плоская змеиная голова с торчащим раздвоенным языком. Соломенный коврик перед Аталаем раскрыл пасть и поглотил опрокинувшийся сосуд, только облизался. Аталай хотел отдвинуться от него, чтобы ненароком не попасть этому лесному существу на зуб, но позади его встретил острыми сучьями ствол векового дуба. По макушке застучали потревоженные желуди, на которые мигом налетела целая стая пекари. А их уже поглотил колоссальный удав, заодно закусив и плоской рыбой, что зажевала кувшин с пивом. Девы с хвостами пум и крыльями горных орлов принялись каркать на верховного жреца, чтобы он прогнал удава. Тот вдруг в упор уставился на Аталая, и морда его поплыла, будто отраженная ручьем, то и дело принимая форму человеческой головы.

«Уакаран!» – ужаснулся верховный жрец, когда лицо мастера церемоний мелькнуло перед ним. Старинный соперник вдруг покинул тело удава и переместился в кувшин, ставший размером с дом. Со стен капали остатки пива, их-то он и собирал в плошку, из которой при этом поднимался густой черный дым. Вдруг Уакаран повернулся к Аталаю, надвинулся на него словно гора и окатил ледяной черной влагой.

– Выпей воды, – услышал Аталай голос лесного чудища.

В горле жреца стало тесно – монстр протянул щупальца и стал душить его. Из твари выросли короткие присоски и впились в тело человека, явно готовясь высосать из него кровь до самой последней капли. «Демон ночи!» – в отчаянии подумал Аталай. К счастью, это была его последняя внятная мысль. После нее сознание жреца покинуло его, впустив на свое место мрак.

Очнулся он опять же в темноте. Точнее, факел неподалеку все-таки тлел, но свет от него был совсем слабым. Похоже, ночь приближалась к концу, хотя признаков рассвета за слюдяным окном еще не просматривалось.

– Кто-нибудь! – просипел Аталай. – Ты где? Воды!

Тут же рядом кто-то зашелестел одеялом, и над верховным жрецом склонилась одна из его жен. В отдалении зашевелились и другие, послышались ахи и вздохи.

– Выпей это, господин.

В его горло тонкой струйкой потекла холодная вода с горьким привкусом.

– Что со мной было?

– Ты выпил чичи и вдруг стал кричать и метаться, – испуганно ответила женщина. – Называл имя мастера церемоний…

– Это все видели?

– Только ближайшие гости. Певец громкую песню завел, музыканты играли… Сапана Таури приказал накрыть тебя пончо и поскорее унести из дворца в паланкине. А ты метался и хрипел, словно тебя ранили.

– Я дома?

Жена только кивнула, стоя перед ним на коленях и прижимая к груди ладони.

В Тайпикала было сейчас тихо, лишь лаяли порой собаки, да раздавались возгласы часовых. Аталай приподнялся на локте, жадно допил остатки воды из кувшина и оглядел притихших женщин, расположившихся вокруг него. Ни слова не говоря, он помочился в сосуд и откинулся на подушку.

– Спите, – сказал он. – Душно мне…

Он перебрался поближе к окну, из щелей в котором поддувало морозным воздухом, и стал думать – все равно уснуть сейчас он бы не смог. Все тело, почти каждую его часть терзала легкая, но ощутимая боль, будто Аталай упал плашмя на скалу, но отчего-то не умер мгновенно, а остался внешне цел. Что творилось у него внутри, он уверенно сказать не мог. Может, там все действительно отбито?

– Это проклятие, – услышал он шепот младшей супруги, веселой и непоседливой девчонки. Сейчас она показалась верховному жрецу самой встревоженной. – Колдун поразил тебя в твоих видениях, господин.

– Я сам колдун, – буркнул Аталай. – Болтаешь…

Но зароненная женщиной идея не оставила его, разрослась до убеждения. Жена была права! Лежа на мягкой подстилке из шерсти ламы, Аталай снова и снова вызывал в памяти отвратительные образы чудищ, явившихся ему после семян безумия. Кто их подмешал в чичу? В общем, ничего особенного в этом не было, и прежние опыты с семенами никогда не заканчивались так необычно и пугающе. Неужели Уакаран проник в закрома и наложил на приправу заклятие? И признаки налицо – змеи, боль в мышцах, удушье…

Значит, где-то в теле Аталая сидит невидимый отравленный шип и помаленьку высасывает из него жизненную силу? Скоро начнутся кровотечения из носа и ушей, ногти начнут темнеть и отваливаться, а язык распухнет. На коже от малейшей царапины возникнет гнойная язва, которая станет пожирать человека. И спустя недолгое время, несмотря на идеальное здоровье, верховный жрец отойдет в мир мертвых!

«Вызвать добрых духов, – спокойно решил Аталай. – Сейчас же».

Однако сил на проведение ритуала у него не было. Действие безумных семян еще не закончилось, и в голове жреца то и дело, прерывая ход его мыслей, взрывались черные пятна. Разум как будто каменел в ответ, чтобы не быть всосанным в эти воронки безвременья.

А может, духи не шли к нему, потому что он переметнулся к ложным богам и забыл истинных ?

«Я должен быть тверд, – убеждал себя Аталай. – Утром я заварю целебные травы, и душа матери-земли перетечет в меня, научив своим песням». Он хотел в это верить, но все-таки сомневался в действенности такого простого метода. Если заклятие наложил Уакаран, то простым воззванием к духам и травами, пожалуй, не обойтись. Необходимо найти невидимый отравленный шип и высосать его. Значит, надо обратиться к лекарю…

«Уймун? Заодно расспросить его о заговоре против богов». Аталай нашарил на поясе, валявшемся рядом с ложем, плоский мешочек со свежими листьями коки. Боль не желала отпускать тело, несмотря на все призывы к духам ночи и неба, земли и трав.

Ничто не могло бы сейчас помочь Аталаю, кроме старой доброй коки. Верховный жрец положил на язык сразу несколько листьев, добавил извести и стал тщательно пережевывать терпкую массу, сглатывая сок.

Скоро боль отступила.

Этот день был объявлен в стране праздничным. От любых общественных работ были освобождены все, не только жители Тайпикала, но и чиновники, крестьяне, охотники, рыболовы и ремесленники по всему государству – до самой последней глухой деревушки в десяти днях быстрого хода гонцов.

Поглядеть на то, как девственницы аймара идут красочной процессией в город богов, решило множество людей. Опять же, не только столичных жителей, но и всех способных и желающих добраться до Тайпикала.

Открывали шествие музыканты. Просверленные особым образом, их морские раковины производили мелодичный свист, каждая на свой лад. В итоге возникало интересное звучание, какого Алекс в бытность нормальным человеком, а не замкнутым на себя психом не слышал ни на одном концерте.

За музыкантами двигался стройный ряд певцов, монотонно гудевших что-то богоугодное. Некоторые из певцов при этом посвистывали. Следом за ними двигались младшие жрецы с мешками, полными известковых шариков и листьев коки, – загребая ладонями эти божественные дары, жрецы осыпали ими жителей города. Стычек при этом не возникало, потому что воины Солнца строго следили за порядком.

– Символично, – заметил под правым ухом Рунтан. – Мы идем на юг, то есть к богам.

– И что?

– Демоны живут на севере, а боги на юге. Так сказано в каждом предании. Значит, мы идем к истинным богам.

Алекс обернулся к говорливому помощнику и встретился с его почтительным взглядом, направленным снизу вверх. Макушкой Рунтан, пожалуй, уже мог дотянуться до кончика отросшей бороды Алекса.

– Истинным, говоришь? – спросил он.

Рунтан медленно кивнул, не разжимая твердых губ.

Городская знать, и «посланец богов» в том числе, расположились на помосте, наспех сколоченном по обе стороны от северной оконечности моста. Часть заняла крышу длинного прибрежного склада, где в обычные дни происходил обмен товарами между государственными служащими и заезжими купцами. Алексу с Рунтаном досталось место именно на крыше склада, так же как и высшим военачальникам во главе с Кумари. Сапана наблюдал за действом из окон верхнего этажа своей резиденции, Аталай же вообще, кажется, находился дома по причине недомогания.