Текст книги "Не будите спящую пантеру"

Одинокая душа

По натуре я человек очень весёлый, но иногда я люблю посидеть один где-нибудь в сторонке и просто поглядеть в тундру, на небо. Я тогда не обдумываю какие-нибудь заумные теории, не сочиняю стихи, а вспоминаю жену, которая, вероятно, так же смотрит на меня с верхних гор и думает о том, как мы с ней хорошо жили.

С женой мы родились в один день. Только в разных стойбищах и в разных семьях. Стойбища стояли недалеко, километров пять побережья разделяли нас. Когда мне было лет пять, я, воспользовавшись тем, что моя мать была занята обработкой шкур, игрался на берегу и бросал в воду круглые камешки. Я не заметил, как ушел далеко от своего дома и вдруг встретил на берегу девочку, которая шла навстречу мне. Она была одета в красивую кухлянку, капюшон был откинут и ее черные глаза играли бусинками на смуглом и красивом лице. Я показал, как я бросаю камни, и стал учить ее бросать камни, подбадривая, что у нее тоже хорошо получается. Я бегал вокруг неё и выискивал самые гладкие и красивые камешки, то прозрачные, то темные, но с белыми полосками. Каждый камешек я нес ей, как подарок, обдувая его от песчинок, а она брала камешек с протянутой руки, бросала его в воду и весело смеялась.

Я не знаю, сколько времени мы играли с ней, но вдруг пришли мои родители и наподдавали мне за то, что я один ушел так далеко от дома. И с другой стороны пришли ее родители и наказали ее за то же самое.

Наши отцы сели покурить трубки, а матери стали разговаривать о чем-то своем, о чем могут разговаривать женщины, встретившиеся в любой точке мира.

Я сидел на коленях матери и вытирал рукавом кухлянки слёзы, и она сидела заплаканная на коленях у своей матери. Потом мне надоело плакать, и я улыбнулся своей подружке. И она улыбнулась мне.

А потом мы стали встречаться часто. Наши родители подружились, мы ходили к ним в гости или они приходили к нам. Вероятно, духи вели нас навстречу друг другу. Когда подошло время, отец мне сказал, что он договорился с отцом Кати о нашей свадьбе. Хотя нас женили по старому обычаю, как бы не спрашивая жениха и невесту, но мы уже давно знали, что всегда будем вместе.

Жить мы остались в нашем стойбище. Моя яранга была самая крайняя, что избавляло нас от излишних гостей, которые заходят просто так, по пути. Мы не находились «по пути» у кого-то, если этот человек не шёл к нам, и поэтому могли уделить другу больше времени. Каждый день у нас был праздником. Мы старались обрадовать друг друга чем-то небольшим, будь это утренняя улыбка, или стакан горячего чая в постель. Когда я ездил сдавать шкуры, то я обязательно покупал Кате подарок, а она что-нибудь шила или что-то специально готовила только для меня.

Катя всегда встречала меня с охоты и провожала на охоту. Это очень приятно, когда жена прижмется к тебе всем телом и шепчет:

– Милый, я буду тебя шибко ждать.

А потом эти слова каждую ночь снятся в твоей заимке, и как только скапливается достаточное количество добычи и шкурок, то ты со всех сил стремишься домой к своей Кате.

Про нас в поселке болтали разное. Сколько людей, столько и мнений. Всех разубеждать не будешь. Говорили, что Катя шаманка и что она заговорила меня.

А у нее действительно были какие-то сверхъестественные способности. Приходил я домой уставший-уставший, а стоило Кате только приложить ко мне свои руки, погладить меня по лицу, по рукам и силы мои сразу возвращались ко мне, и я снова становился бодрым и энергичным.

Как-то зимой сообщили нам, что бабушка у Кати серьёзно заболела и хотела увидеть внучку и её мужа. Пожилых родственников нужно уважать и мы с женой поехали к моим новым родственникам. Точно где они живут, я не знал, но по указанному направлению и по рассказам стойбище найти легко. Всего два дня пути.

Собирались мы в дорогу основательно. Припасов взяли всяких и все, что нужно для неблизкого пути. Собаки у меня хорошие, нарта легкая, вместительная. Я впереди сижу, а сзади меня под обручем деревянным моя Катя. Если непогода будет, то на обруч этот, как дуга у русских повозок с лошадьми, мы полог накинем, будет защита от ветра и получится маленький домик.

Дорог в тундре очень много. Как в степи – поезжай, куда тебе нужно. Снег в том году был не очень большой, достаточный для хорошего скольжения нарт и для собак удобно было бежать, не проваливаясь по грудь.

По равнине ездить легко, за много километров дорогу видно. В предгорьях труднее. Вроде бы дорогу выбрал нормальную, а приезжаешь как бы в ловушку, которую устраивает тебе какой-нибудь овраг или обрыв. Сидишь и думаешь, то ли возвращаться, чтобы объехать это препятствие, или проще вместе с нартами перебраться через него. Тут, однако, самому думать надо. Иногда для того, чтобы перебраться через овраг, сил потребуется во много раз больше, чем просто объехать его. А иногда быстренько переберешься, а тот, кто в объезд поехал, тебя потом долго догоняет. Так что, как говорят русские, раз на раз не приходится.

Ехал я по незнакомой для меня местности в предгорье, не собирался перебираться с одной стороны оврагов на другую, сразу сказав себе, что Катю повезу осторожно, как-никак, а месяцев через пять-шесть она станет матерью, ну, а я, соответственно, отцом. Будущих матерей положено беречь сразу, как только об этом становится известно.

Так было и в тот день. Овраг появился неожиданно, как только мы выехали на небольшой пригорок. Язык оврага тоже не казался большим, мы объедем его минут за двадцать, продолжив путь по ровной местности, проезжая мимо чернеющих валунов.

Гряда валунов заставила нас проехать по самому краю оврага, оказавшегося очень глубоким. Не знаю, что случилось, но вдруг снег под нами стал проваливаться и мы с лавиной стали падать вниз.

Не знаю, сколько прошло времени, но когда я открыл глаза, то ничего не увидел. Была темнота и тишина. Ощупью я определили, что подо мной были нарты, а на меня сверху что-то давило. Начав ворочаться, я стал освобождать пространство вокруг себя, и вдруг моя спина почувствовала облегчение от отсутствия тяжести. Встав на ноги, я сбросил прикрывавший меня полог и увидел, что мы почти полностью засыпаны снегом. Все тело болело, но я руками начал разбрасывать снег, откапывая нарты и разыскивая свою жену. Получилось так, что Катя оказалась под нартами и почти не дышала. Открыв ее лицо, я дунул ей в ноздри, и она вздохнула. Сам-то я ветеринарный работник и этот способ применил машинально.

Пласт снега, который нас придавил, был небольшим, метра полтора толщиной. Но та масса снега, которая падала вместе с нами, достаточно сильно нас ударила, вдавив в лежащие на дне оврага камни. Ниже нас оказались собаки из упряжки, которые так и погибли связкой, покалеченные и задушенные снегом. Мои сильные ушибы можно было считать, что мне очень повезло. Только моей Кате не повезло. Каждое движение причиняло боль, она не могла шевелить руками и ногами, значит, у нее поврежден позвоночник. Видимых повреждений не было, но она периодически теряла сознание. Вероятно, какие-то внутренние повреждения давали о себе знать.

Помощи ждать неоткуда. Родственники не знали, что мы к ним едем. Соседи вряд ли будут нас искать, ведь мы уехали к родственникам. Может быть, кто-то и начнет нас искать через какое-то время, если станет известно, что мы к родственникам не приезжали. Понятия больших городов к тундре неприменимы. Нет у нас всеобщей телефонизации, а сети сотовой связи есть только в крупных городах, но не в стойбищах, хотя отдельные охотники и покупают сотовые телефоны, чтобы носить их на шнурке шее и показывать, что и мы тоже не из деревни приехали.

Очень плохо было то, что сломались нарты. Целым был один полоз, второй был сломан в трех местах. Полозья самое главное. Придется нарты разбирать, чтобы на одном полозе делать возок для Кати.

Возок у меня получился в виде православного креста. Может быть, русский Бог чем-то обиделся на наших духов или на меня и наказал нас, оставив дерева нарт ровно столько, чтобы получился крест, показывающий его власть на земле. Веришь ты в бога или не веришь, а получается, что ты своим существованием как бы обращаешься к нему ежедневно, даже когда смотришь на крестик оптического прицела винтовки.

Выбраться из оврага с Катей я не смогу, поэтому я и пошел с Катей по дну оврага к побережью. Все равно где-то и кого-то встречу. Этот путь мог быть единственным для нас, потому что пешком на такое расстояние никто не уходит от своих домов. Если уходит, то это очень сильный человек.

Я не буду рассказывать, как мы добирались до побережья. Я тащил за собой возок, ощущая на себе каждый удар полоза о камни, пропуская через себя ту боль, которую испытывает Катя.

Я разводил маленькие костерки из обломков нарт, исстругивая их в тоненькие щепочки, и поил Катю горячим чаем, поддерживая в ней жизнь. Катя ничего не говорила, только смотрела на меня своими блестящими глазами, которыми она мне говорила больше, чем тогда, если бы она могла говорить.

Когда подходило время спать, я ложился рядом и ловил ухом ее дыхание, будучи уверенным, что человек своим дыханием помогает жить другому человеку.

Пред тем как уснуть, я рассказывал Кате охотничьи истории и старые сказки и по ее глазам видел, что это ее поддерживает, а смешные истории заставляли ее глаза блестеть так, как будто я возвращался с охоты и бежал навстречу ей.

К концу третьего дня пути мы вышли к побережью. Где-то вдали шумело море, показывая, что тишина гор не властвует на побережье. В этих местах я не бывал, но что-то мне подсказывало, что до тех мест, где охотятся жители нашего района, осталось совсем недалеко. И точно, к вечеру мы встретили двух охотников из поселка, где жили родители Кати. Мои силы были на исходе, и если бы не эти охотники, то неизвестно, что бы с нами случилось.

Мой возок мы укрепили на нартах и поехали в наш поселок. Сразу в больницу к Васильеву. Ехать было не близко. Почти шесть часов ехали. Занесли возок в больницу, Васильев, врач наш стал смотреть, слушать стетофонендоскопом, потом повернулся ко мне и говорит:

– Умерла твоя Катя.

А я ему не верю, трясу её, по лицу глажу, разговариваю с ней, а она глаза свои не открывает, как будто спит крепко.

Потом мне сказали, что организм ее был сильно поврежден, но держалась она крепко, помогая мне тащить ее, а как до людей добрались, то организм расслабился и перестал сопротивляться.

Приезжали все родственники, чтобы проводить её к верхним людям. Катины родственники всегда ко мне относятся, как к своему, и я также отношусь и к ним.

А Катя постоянно со мной, и её место никто занять не может.

Чудеса своими руками

До Нового года оставалось не меньше месяца, но разве этого времени много для того, чтобы подготовить платье для новогоднего бала?

Я спросила своего друга Виктора, какое платье он хотел бы видеть на мне в Новый год. Немного замявшись, Виктор сказал, что он не сможет пойти на новогодний бал, так как он обещал быть у родителей.

Что-то не понравилось мне в этом ответе. Виктор не был большим почитателем своих родителей-пенсионеров и редко звонил им, не то, что посещал их.

Нет, здесь что-то не так, и я снова стала допытываться, почему Виктор не хочет пойти на бал.

Наверное, я ему быстро надоела, потому что мой друг вдруг сказал:

– Ты посмотри на себя. В постели не видно твоих прелестей, а в платье твои жирные бока выпирают, и мне стыдновато ходить с тобой в людные места.

Боже! Какой же он подлец! Мы с ним вместе уже год и вот награда за то, что он всегда сыт, опрятно выглядит, а в его квартире всегда идеальный порядок. Я, как служанка, на него мантулюсь, а он…

Заплакав, я собрала свои вещи и ушла. Он даже не пытался меня удерживать, а если бы и попытался, то я все равно не осталась бы с ним. Я не собачка, что меня только поманишь пальцем, и я уже у ног трусь.

Первый декабрьский день сверкал отражением солнца в витринах магазинов и в глазах прохожих. Женщины уже сменили осенние сапожки на зимние, кое-кто надел короткие шубки и дубленки. А вот какая красивая шубка из чернобурки! Мне бы такая пошла, ноги у меня не сильно полные, талией, конечно, придется заняться, но в этой шубке я бы выглядела восхитительно.

Кое-какие модели одежды на витринах были интересными, но это нисколько не улучшало моего настроения. Слезы то подсыхали на глазах, то снова начинали капать. И нужен он мне такой? Да стоит мне только свистнуть… Или лучше я пойду в тренажерный зал, и через месяц моя фигурка будет лучше, чем у самой Клаудии Шиффер. Оденусь во все модное и на мужиков внимания обращать не буду. Пусть побегают, пока удостоятся моего благосклонного взгляда.

Я не заметила пожилого мужичка явно деревенского вида, протягивающего ко мне руку. Мужиком его назвать было трудно. Ростом около метра пятидесяти. В народе говорят метр с кепкой. Старый, лет за шестьдесят, борода седая, не длинная, волосы с проседью. На голове шапка-ушанка черного цвета, как у зэка. Пальтишко демисезонное, черное, однобортное с большими черными пуговицами. Висело где-то в шкафу лет пятьдесят, пока его одели. Ну, просто мужичок-с-ноготок, почему-то подумалось мне. Стоит этот мужичок и что мне в руки сует, а руки у меня заняты.

– Нет, нет, – говорю ему, – ничего у тебя покупать не буду, и денег нет, и руки заняты.

А мужичок мне и говорит:

– Я тебе, Татьяна, ничего не продаю, это тебе нужнее, чем мне.

Чего-то он сунул мне под руку и пошел прочь. Сумку одну я поставила на тротуар, хотела отдать обратно это мужичку, да он как-то быстро среди прохожих исчез. Маленький, а люди у нас почти все за метр семьдесят. Посмотрела я, а он мне под руку сунул пластмассовую коробочку с диском лазерным. Чего там может быть? На картинке девушка красивая и слово «Счастье» написано. И все. А откуда он мое имя знает? Может, подослал его кто?

Лет пять назад такой диск многим в диковинку был, а сейчас у каждого четвертого свой компьютер есть. Сунула я диск в сумку и домой пошла.

Вообще-то я с родителями все время жила, только они один за другим недавно померли, вот и осталась я одна в двухкомнатной квартире. Тоскливо одной жить. Хоть волком или волчицей вой.

У каждого человека должна быть семья, иначе он вообще сирота. А девушке с высшим образованием замуж выйти трудно. Посмотришь на кого из парней, а он не только дважды два не знает, да еще ересь несет по всем вопросам, которые нормальный человек знать должен.

Хорошие и умные мужчины все разобраны, а с дураком жить – дураков только плодить. Видела я девок с нашего курса, что повыскакивали замуж абы как. Тоже не жизнь. Ей в театр хочется пойти, а ему пивной за глаза хватает. Там ему и театр, и консерватория, когда напьется выше меры. Виктор парень был ничего, но, как оказывается, все равно человек был с гнильцой.

В этих думах я и разбирала дома свои вещи. И тут мне в руки диск этот попался. Включила я компьютер, диск поставила и открывается мне программа, разработанная фирмой «Счастье». В этой программе все размеры человека выведены, и манекен рядом стоит. Вводим мы в программу объем талии, груди, длину рук, ног и манекен в соответствии с этими размерами то полнеет, то худеет. И написано, что если человека сфотографировать цифровым фотоаппаратом, то программа со снимка определит все проблемные места фигуры и подберет выкройку так, чтобы все это скрыть. Но и это еще не все: точные выкройки этого платья можно напечатать на принтере.

– Вот это здорово, – думаю я. – Мама моя шить умела и шила неплохо, мне и платья, и костюмы шила, машинка есть, все принадлежности есть. Я все время рядом была и тоже училась понемногу шить. Да неужели я сама не смогу сшить себе нарядное платье да блеснуть на новогоднем балу? Вот только фотоаппарат цифровой надо найти. Самой сразу купить цифровой фотоаппарат не под силу. Зарплата у учителей не такая уж большая, экономить приходится на всем, но у подруг фотоаппарат найтись должен.

Села я на телефон и стала подруг обзванивать. Часам к двенадцати ночи я, наконец, вызвонила Светку Образцову. Мы с ней в школе учились вместе, я в пединститут поступила, а она в политех. Сейчас где-то в фирме программистом работает. Она и согласилась мне помочь. Завтра как раз суббота, она и фотоаппарат достанет, и с программой поможет разобраться.

Кое-как я дождалась Светкиного прихода. Сфотографировались мы с ней по-разному, как в программе указано. Не знаю, как и что Светка делала, но мы с ней распечатали выкройки для меня и для нее.

Как мы шили, рассказывать не буду. Кто шить умеет, тот меня поймет, а кто не умеет, так тому эти подробности вообще не интересны. У Светки получилось красивое светло-розовое платье со стоячим воротником жабо, а у меня длинное серебристое платье из атласа с завышенной линией талии, скрывающее мои недостатки.

На новогодний бал мы решили пойти вместе в сопровождении Светкиного мужа.

Мы со Светкой вошли в большой зал и под восхищенные взгляды мужчин прошли к зарезервированному для нас столику. На нас были одинаковые маски «Летучей мыши» и мы с ней выглядели просто обворожительно, о чем нам сказал ее муж Толик. Приятно, черт возьми, когда мужчины обращают на тебя внимание.

Бал был веселым. Я постоянно участвовала в каких-то конкурсах, с кем-то танцевала, пила шампанское, видела и Виктора с какой-то драной кошкой. Роется человек, и дороется до самого плохого из того, что есть. Может, девчонка эта и не драная кошка, зря я на нее злюсь, но по сравнению со мной она не смотрится. Да!

Примерно к часу ночи я была уже немножко пьяна, и меня пригласил танцевать мужчина лет сорока, здоровый, в черном костюме с блестящими лацканами пиджака. Прижав меня к себе, он шептал о поездке на Багамские острова, что было бы неплохо нам вместе провести там время, если я соглашусь с ним поехать, то он предлагает прямо сейчас поехать к нему, машина с водителем стоит недалеко от клуба.

Я кое-как дождалась конца танца. Надо же, неужели я выгляжу как шлюха, которую можно с налета снять и затащить в постель? Так мне стала обидно, что я на следующем танце чуть не нахамила мужчине, который сказал, что его имя Николай и поинтересовался, как меня зовут. Его простой вопрос не содержал в себе ничего такого, чтобы сразу отшивать от себя человека.

– Татьяна, – ответила я.

– А вместе мы – Никита, Ник и Та, – улыбнулся Николай, и я улыбнулась вместе с ним.

От Николая веяло спокойствием, а его улыбающиеся глаза были добрыми. Во время танца меня несколько раз бросало то в жар, то в холод, а после танца, когда мы подошли к нашему столику, я, неизвестно почему, представила Николая Светке и Толику, и предложила посидеть с нами.

Под утро мы пешком пошли домой. Сначала проводили Светку и Толика, потом Николай проводил до дома и меня. Прощаясь, Николай спросил разрешения позвонить мне, и я согласно кивнула домой. А дома вдруг вспомнила, что не дала ему номера телефона. Ну, не дура ли? А вдруг он не позвонит?

А он позвонил в двенадцать часов дня и предложил поехать покататься на ледяных горках. Ну, он не мог не позвонить и не мог не узнать мой номер. Наверное, он у Светки мой номер телефона узнал. И ей спасибо тоже.

Кто же был тот мужичок, который сунул мне диск с выкройками, я не знаю. Может быть, это был Дед Мороз или волшебник, устраивающий жизнь одиноких людей и дающий им возможность сотворить чудеса своими руками.

Нашу свадьбу мы сыграли на Старый Новый год!

И вам, подружки, счастья в Новом году!

Дорога никак не кончалась

Дорога никак не кончалась. Вообще-то это не была дорога в прямом понимании этого слова. Просто на песке чисто интуитивно угадывались следы путника, прошедшего много часов (или веков?) назад. Странно, почему ветер не мог засыпать их? Достаточно его легкого дуновения, чтобы послушные ему песчинки, легко перекатываясь, заполнили углубления на песке. Они и заполнили, но не полностью, оставив крохотные ямочки, видимые только тогда, когда пригнешься ближе к песчаной поверхности.

След отклонялся от нужного мне направления на северо-восток, но сама мысль о том, что дорога не идет в никуда, придавала мне уверенность в правильности принятого решения идти по следам.

Я шел третьи сутки по рисованной от руки карте, от колодца к колодцу, на встречу с нашим товарищем, работающим на постройке секретного объекта в пустыне Сахара. Все, что нужно, на объект доставлялось только тщательно охраняемым транспортом или авиацией. Я уже давно должен быть на месте, но никак не мог увидеть условного знака – одинокого пенька пальмы у высохшего колодца. Под этой высохшей пальмой и находился тайник для вложения сообщений.

Два раза я уже видел миражи в виде полноводных озер. Было трудно преодолеваемое желание бежать к озерам, окунуться в чистую прохладную воду, досыта напиться и лечь у воды в негу идущего с воды ветерка. Но я знал, что в этом районе нет никаких водоемов, и реально осознавал, что мираж он и есть мираж.

Внезапно я почувствовал запах дыма и мяса, жареного на углях. Есть зрительный мираж, но есть и обонятельный мираж у человека голодного. Я попытался отогнать от себя мысли о близком жилье, но запахи не проходили.

С трудом взобравшись на бархан, я увидел палатку, трех привязанных верблюдов и дымящийся костер в стороне. Это просто невероятно. Зона, патрулируется с воздуха, появление нескольких верблюдов с поклажей будет замечено, а с хозяином будет проводиться долгая профилактическая работа по причине его появления в запретном районе.

Из последних сил я перевалил через бархан и, пошатываясь, пошел к палатке. На подходе к стоянке верблюдов что-то вспыхнуло в моих глазах, и я провалился в темноту.

Очнулся я от прохлады на лице. Я лежал на мягкой кошме, мое лицо закрывало влажное полотенце, рядом булькала вода. Сняв полотенце, я увидел девушку-арабку лет двадцати. Вообще-то, восточные женщины созревают рано, но чувствовалась, что прекрасное создание имело сильные руки, которые не дали мне подняться и подложили в мое изголовье подушки, чтобы я мог полусидеть или полулежать.

– Кто ты? – спросил я.

– Я Гульнар, а ты кто? – ответила девушка.

– Я – заблудившийся путник пустыни, – попытался пошутить я.

– Твое имя на арабском наречии звучит восхитительно, – улыбнулась Гульнар.

Я никак не мог понять, на каком языке мы разговаривали. Я могу поклясться, что никогда не знал этого языка, но разговаривал на нем так, как будто впитал его с молоком моей матери. И Гульнар совершенно не опасалась меня, хотя я был европейцем, правда сильно загоревшим и давно не бритым.

– Ты что здесь делаешь? – спросил я.

– Я здесь живу, – просто сказала Гульнар.

– Одна или со своей семьей?

– Одна.

– Но почему одна?

– Я жду свое счастье.

– Прямо здесь?

– Да, прямо здесь.

– Кто тебе сказал, что здесь ты встретишь свое счастье?

– Моя бабушка рассказывала мне, что в день одиннадцатой луны ко мне придет белый человек, знающий наш племенной язык. Это и будет твое счастье. Жди его. Каждый год в день одиннадцатой луны я приезжаю сюда и жду свое счастье. Вот ты и появился.

Гульнар улыбнулась и погладила меня по лицу.

– А ты знаешь, что такое счастье? – спросила девушка.

– Трудный вопрос ты задала, – затруднился я с ответом. – Никто на свете не знает, что такое счастье. Человек стремится к нему, но, достигнув, видит, что это не совсем то счастье, которое ему нужно, и он снова ищет его.

– А, по-моему, – сказала Гульнар, – счастье это когда кого-то сильно любишь. Вот как увидела, так сразу и полюбила, не раздумывая о том, что будет потом. А ты меня любишь?

Ее вопрос поставил меня в тупик. Но только на мгновение. Я же сплю. Мне все это снится. Во сне происходят совершенно невероятные вещи. Завтра я проснусь и, вероятно, к обеду уже забуду о том, что мне снилось.

– Я тебя люблю, – сказал я Гульнар.

– Я так и знала, что ты – мое счастье, – звонко засмеялась девушка.

Легко вскочив, она стала танцевать в палатке, позвякивая серебряными украшениями, то подходя ко мне, то отбегая в дальний угол палатки, показывая, как она меня ждала, и как я шел к ней.

– По нашим законам не надо проводить каких-то сложных обрядов, – сказала Гульнар, – достаточно выйти на улицу и три раза крикнуть, что ты берешь меня в законные жены и мы с тобой уже муж и жена. Давай, иди на улицу и кричи.

Взявшись за руки, мы выбежали из палатки, и я громко три раза крикнул:

– Я, Заблудившийся путник пустыни, беру Гульнар в законные жены!

И так же пустынное эхо три раза повторило мои слова. Моя жена стояла рядом со мной улыбающаяся и счастливая.

– Ее бабушка была удивительно умным и проницательным человеком, – подумал я.

Взяв меня за руку, Гульнар повела меня к костру.

– Пойдем, посмотрим, что я готовлю на наш свадебный ужин, – сказала она. – Сегодня у нас плов из баранины. В него мы добавим инжир, изюм и миндаль. Я знаю, что мой господин это любит. И для придания сил я приготовлю яхни. Ты сам попробуешь это острое блюдо из мяса. Только мои поцелуи будут способны потушить пожар в твоей крови.

Гульнар весело щебетала, помешивая что-то в небольших казанках, от которых исходил великолепный запах.

– Боже, какой реальный сон, – думал я, – и Гульнар. Достаточно ли она уверена в том, что я – ее счастье? Понравится ли ей в моем доме? Я же не смогу жить с ней в пустыне. Что я буду здесь делать? Я обязательно отдам Гульнар в университет, и она будет учительницей. Войдет в класс, а все дети встанут и будут гордиться тем, что у них такая красивая учительница

Мои думы прервала Гульнар. День клонился к закату.

– Пойдемте к столу, мой господин, – пригласила она, и мы, держась за руки, вошли в палатку.

Керосиновый фонарь на столбе освещал маленький ковер, на котором были разложены кушанья. Присев на коврик, Гульнар подала мне лаваш, который я привычными движениями разорвал на маленькие куски и предложил своей жене кушать.

Плов был великолепен. Такого я не ел никогда в жизни. Бараний жир пропитал каждое зернышко риса, золотое от шафрана, а миндаль и инжир придали ему аромат цветущего сада. Мухаммед повелел есть все руками, чтобы не портить вкус еды никакими посторонними предметами.

Вероятно, я бы не оторвался от плова, если бы Гульнар не внесла яхни. Жареное мясо с приправами было настолько вкусным, что просто таяло во рту. И только тогда, когда я стал насыщаться, я почувствовал, насколько были остры специи, с которыми жарилось мясо. Пиала зеленого чая освежила меня, я сложил в молитве руки, возблагодарил Всевышнего за блага, данные нам, и вышел на улицу.

Было уже совсем темно. Яркие звезды светили на небе. В костре еще тлели угольки, а из пустыни повеяло ночной прохладой. Подошедшая сзади Гульнар уткнулась лицом в мою спину и стояла тихо, как бы боясь вспугнуть эту тишину и прервать прекрасный сон.

– Пойдем, мой господин, – прошептала она, – я приготовила нашу постель.

Пока я гасил фонарь, Гульнар успела юркнуть в ложе, состоящее из одеял и круглых подушек, лежавших в дальнем углу палатки.

Только я лег, как гибкое и горячее тело прильнуло ко мне, и мы прыгнули в глубокую пропасть наслаждений. В Индии ее называют нирваной. Мы по много раз умирали от неистовой страсти и по стольку же раз рождались от нежности, снизошедшей на нас с небес. Сансара была в нас, она объединила нас, мы были друг в друге, в каждом предмете, окружавшем нас. Я знал, что моя частичка навеки соединилась с телом Гульнар, и что я всегда буду в ней.

Я проснулся с первыми лучами солнца. Гульнар лежала на моей руке, нежная улыбка украшала ее лицо. Тихо, чтобы не разбудить ее, я встал и вышел из палатки. День вставал в своей красоте. Поднявшись на пригорок, я увидел тот обрубок пальмы, к которому так стремился.

– За час я успею взять нужные мне материалы и вернуться сюда, пока Гульнар будет спать, – подумал я.

Быстро одевшись, я пошел к старому колодцу. Материалы я нашел быстро и повернул назад. Но сколько я ни ходил, я никак не мог найти то место, где стояла палатка Гульнар.

Такого не может быть! Я не мог заблудиться. Палатка стояла именно здесь. Я даже чувствую тепло от палатки. Я начал раскапывать песок, чтобы найти угли от костра, но ничего не находил.

Я переходил от бархана к бархану, чтобы отыскать хоть один след моей прекрасной Гульнар, но безмолвная пустыня не давала мне никаких подсказок.

Как я мог уйти, не разбудив мою жену и ничего не сказав ей о необходимости отлучиться всего лишь на час? Как я мог оставить это нежное создание, которое дано в награду Всевышним? Как я мог променять свое счастье на какие-то мирские дела, от которых будет выгода другим людям, а мне достанется лишь тоска по моей любимой жене?

Где ты, моя Гульнар? Отзовись!!!